Или еще лучше... Барахтаясь по-собачьи поблизости от вас, королева не то чтобы почти утонула (это было бы слишком большой удачей), но нахлебалась изрядно. На помощь не звала, но смотрела на вас выразительно. Как на последний шанс. И вы свой шанс не упустили.
      Как вы разыгрывали сданную вам карту в следующие пару часов пляжного общения, значения не имеет. Тут уж кто во что горазд. Сыпали анекдотами, грузили тяжеловесными философскими теориями собственного изготовления, хитро помалкивали, слушая ее анекдоты и теории... Не важно. Важно, как вы отреагируете на доверительное сообщение:
      — Должна была получить сегодня перевод — а почта не работает. Извещение пришло, а у них какой-то там переучет. Взгляните, тут на корешке все правильно? Конечно, пять тысяч деньги немалые, но... такая волокита. Как назло, мне сегодня надо оплатить квартиру. И хозяйка такая вредная. Ждать не хочет, грозится выгнать. Ну почему некрасивые женщины так ненавидят красивых? Разве мы виноваты...
      Вывод из примера жулик-рассказчик сделал следующий:
      — Найдется здесь хоть один мужчина, который на подобное откровение понравившейся ему женщины не отреагировал бы естественным образом: не предложил финансовую поддержку? Взялся спасать — спасай до конца. Если найдется, то он жлоб. Все остальные — потенциальные лохи. Вот такой небогатый выбор определения — кто ты есть. Либо — жлоб, либо — лох. Я бы предпочел оказаться лохом.
      Между прочим, персонаж этой «Темы», в прошлом шулер, смиренно примеривший на себя колпак лоха, был из Одессы. И если уж совсем точно, отбросив кокетство, то этим умничающим персонажем был ваш покорный слуга.
      Видели ли вы одесскихженщин? А молодыходесских женщин? А молодых одесских женщин летом?
      Те, кто видел, уже понимающе усмехнулись. Те несчастные, кому не так повезло в жизни, кому пока не довелось наблюдать одесситок воочию, тоже, возможно, усмехнулись. Но скептически. На это им хочется ответить переиначенной фразой Паниковского:
      — Поезжайте в Одессу, и — все... Поезжайте в Одессу и посмотрите. И ради бога, не берите с собой все сбережения. Пусть хоть что-то останется дома. Что, оно вам потом помешает?
      Об одесских женщинах написано много и по-разному. От обобщенного и пафосного толстовского: «...Не женщины — романсы» — до конкретного — и от этого особенно нервирующего, — сорвавшегося с пера и языка Жванецкого: «...Эти ноги, покрытые загаром и пылью...» И где-то между ними, как перевалочный пункт, знаменитые строчки песни Высоцкого:
 
Ну а женщины Одессы
Все скромны, все поэтессы,
Все умны, а в крайнем случае — красивы. 
 
      Кстати, о скромности. Многим, в том числе и одесситам, это наблюдение Высоцкого показалось сомнительным. Напрасно. Наблюдение верное Одесская женщина — скромница. Еще какая!.. Но, разумеется, только тогда, когда в этом есть смысл.
      И вот тут стоит сказать о главном свойстве одесситок. О роковом для мужчин свойстве, достающемся одесситкам с генами. Каждая настоящая одесская женщина — актриса. Графу в паспорте о месте рождения и прописке в Одессе можно смело приравнивать к диплому об окончании московского театрального вуза. С отличием, разумеется.
      Вот отсюда-то и все наши, мужчин-лохов, беды.
      Рассказ об одесситках-аферистках — это в первую очередь рассказ об их таланте как актрис. И начать его, конечно, положено с примы. С Софьи Блювштейн. С Соньки Золотой Ручки.
      Насколько умело Соня при жизни пудрила мозги состоятельным господам, настолько умело она запутала историков — исследователей своей биографии — после смерти.
      Те так и не пришли к единому выводу по основным ее пунктам. Нет даже единомыслия по поводу дат рождения и смерти, а также места, где знаменитость родилась и где захоронена.
      Одни утверждают, что родилась Блювштейн в «небольшом украинском городке». Другие — что в самой Одессе.
      На Ваганьковском кладбище в Москве Софье установлен памятник работы миланского скульптора. Его подножие испещрено автографами: «Ереванские бандиты скорбят», «Солнцевская братва тебя не забудет», «Мать, дай счастья жигану», «Соня, научи жить». И другими подобными.
      Одесситы-старожилы говорили, что Софья под чужой фамилией и с фальшивым паспортом доживала свою жизнь на улице Прохоровской, где и скончалась.
      По одной версии, в 1886 году Софья Блювштейн была отправлена на каторгу на Сахалин, куда благополучно прибыла. После нескольких неудачных побегов знаменитость была закована в кандалы. Есть фотография под названием «Сцена заковывания Золотой Ручки», разошедшаяся по всему миру. Кандалы весом пять фунтов она носила почти три года.
      А. П. Чехов вспоминал: «Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина... На руках у нее кандалы; на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и теплой одеждой, и постелью. Она ходит по камере из угла в угол, и кажется, что все время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у нее мышиное».
      Но вот другая версия, между прочим, версия Музея истории органов внутренних дел Одесской области: по дороге на каторгу Сонька бежала.
      «Даже высокое сахалинское начальство не было уверено, что наказание на каторге отбывает настоящая Софья Блювштейн».
      Известный в то время русский журналист Влас Дорошевич писал: «По манере говорить — это простая мещаночка, мелкая лавочница. И право, для меня загадка, как ее жертвы могли принимать Золотую Ручку то за знаменитую актрису, то за вдовушку-аристократку».
      И Чехов, и Дорошевич обратили внимание на несоответствие возраста знаменитой Золотой Ручки и «лица, находящегося на каторге».
      В начале девяностых годов, в то время, когда Блювштейн пребывала на далеком Сахалине с кандалами на руках, «по Европе прокатился вал загадочных ограблений. Главной подозреваемой была женщина». Почерк преступлений соответствовал почерку одесской знаменитости.
      Но и бесспорных фактов из жизни легендарной мошенницы хватает. Вот некоторые из них.
      Родилась в многодетной еврейской семье. С ранних лет ей доставалось от мачехи, особенно после смерти отца. В 17—18 лет (легкое несоответствие все же имеется) с сыном грека, зажиточного булочника Амботело, убегают из дома, захватив большую сумму денег. Через некоторое время отпрыск, спохватившись, бросает возлюбленную и возвращается в семью. Сонька к своим не возвращается. Поблудив какое-то время, выходит замуж за известного одесского мошенника и карточного шулера — Блювштейна (девичья фамилия Сони — Штендель). В браке рожает двух дочерей, ставших впоследствии актрисами (!). С мужем не ужилась, хотя под его эгидой получила азы профессии аферистки. Потенциал ее оказался значительно выше возможностей и размаха благоверного. Соня берется вести свои дела сама.
      Можно с разной долей сомнения относиться к известному эпизоду ее карьеры, когда во время пребывания в Турции Соню вместе с подругой уголовники продали в гарем и она сбежала оттуда, а позже выкупила и подругу.
      Можно считать романтической уголовной выдумкой существование школы для малолетних русских воров, которую Софья открыла в Лондоне. Так же как и ее помощь еврейскому населению и регулярные благотворительные обеды для бедных.
      И есть и совсем уже бесспорные факты в ее биографии. Это постановки и аферы. Как им не быть бесспорными, когда они подтверждены материалами уголовных дел того времени.
      Из уголовного дела «Ограбление Карла фон Меля». Май 1883 г.
      «Ко мне, как владельцу ювелирного магазина, обратилась женщина, назвавшаяся женой известного доктора-психиатра Л., с просьбой подобрать для нее последнюю коллекцию бриллиантов. Мною было предложено колье, кольца и брошь парижских ювелиров. Общая стоимость покупки составила 30 тысяч рублей. Госпожа Софья Андреевна Л. оставила визитную карточку, взяла счет и попросила прибыть в дом мужа для расчетов в назначенное ею время. По прибытии к доктору Л. меня встретила уже мне знакомая супруга доктора. Она попросила разрешения примерить коллекцию бриллиантов к вечернему платью и проводила меня в кабинет мужа. Когда я понял, что доктор не собирается со мной рассчитываться, я потребовал вернуть бриллианты. Вместо этого я был сопровожден тремя санитарами в палату лечебницы. Через несколько часов состоялся разговор с господином Л., где я ему подробно все рассказал о покупке коллекции бриллиантов его супругой. А доктор рассказал мне о том, что эта дама представилась моей женой и записала меня на прием к нему, ссылаясь на мое психическое нездоровье. За мое лечение было оплачено ею вперед...»
      Это одна из Сонькиных постановок в Одессе. А вот несколько иная, организованная в Москве.
      Из уголовного дела «Ограбление ювелирного магазина Хлебникова на Петровке». Август 1885 г.
      «Софья Эдуардовна Буксгевден, баронесса, прибыла в Москву из Курляндии. В сопровождении отца Эдуарда Карловича, младенца женского полу и мамки посетила ювелирный магазин Хлебникова с целью покупки украшений из бриллиантов. Управляющий магазина Т. рекомендовал коллекцию, состоявшую из украшений на сумму 22 тысячи 300 рублей. Когда украшения были упакованы и дана сией даме бумага для расчету, то последняя, ссылаясь на забытые деньги на портале камина, взяв пакет с бриллиантами, удалилась за наличностью, оставив в качестве залога вышеприведенных лиц. Через два часа было заявлено в участок.
      Установлено, что ребенок взят в пользование у обитательницы Хитрова рынка, известной под воровским именованием Машка-прокатница. Мещанка Н. нанята в услужение в качестве мамки по объявлению в газете. Барон Буксгевден — отставной штаб-ротмистр Н-ского полка г-н Ч.».
      Когда после нескольких удачных афер в Смоленске Соньку задержали, не было газеты в России, которая не сообщила бы об этом. Полиция почивала на лаврах. Но недолго.
      Дело не дошло даже до суда. В тюрьме за несколько дней Сонька очаровала надзирателей. До такой степени, что один из них бежал вместе с ней. Правда, позже был арестован, но — один.
      Уже в преклонном возрасте, лишенная годами чар внешности, Софья не угомонилась. Иногда она приходила в ювелирный магазин с натренированной обезьянкой. Пока хозяйка приценивалась к бриллиантам, обезьянка незаметно захватывала камни или прятала их за щеку. Дома Сонька делала сообщнице очистительную клизму. Иногда проглатывала бриллианты и сама.
      О Соньке можно рассказывать до бесконечности. Материалов о ее проделках хватает. Почти все они с удачным концом, но несколько однообразны.
      Нынешние затейницы, конечно же, отличаются от своей легендарной прародительницы. Так же, как отличаются рафинированные изображения красавиц на фотографиях того времени от современных прелестниц. Что поделаешь: время. Меняются стили и вкусы. Меняются под стать им и женщины. Только мы, мужчины, остаемся все такими же лохами.
      Начиная рассказ о мошенницах-одесситках нашего времени, испытываю некоторую растерянность. Столько их — разных, талантливых, достойных внимания. Но надо признать, не дотягивающих до уровня бабушки Сони.
      Так уж не дотягивающих? А Рита? Она-то более или менее успешно приняла эстафету... В «Записках шулера» я почти целиком посвятил ей главу. Главу почти целиком и приведу. Как цитату.
      «...Есть у меня давняя мечта: создать женщину-шулера. Согласитесь — красиво. Тонкое, аристократичное создание, раскованное и неприступное — одновременно. Такая женщина — сама по себе приманка. Отпадает самая хлопотливая проблема профессии: поиск фраера. Если учесть врожденные черты женщины — противостояние мужчине, коварство в этом противостоянии... Заманчиво.
      Утопия.
      Первый эксперимент такого рода затеял, когда отсутствие клиентов сделало почти безработным. Одна из попыток застраховаться от неприятных случайностей. От главной случайности: будет клиент — не будет.
      Взял ученика. Ученицу. Не совсем идеальной фактуры, с личиком несколько простецким, провинциальным. Но познакомился с ней когда-то на пляже и знал: как пляжный вариант — лучше не придумаешь. Стройная, с отведенными назад плечами, задранным подбородком. Искусственно отведенными и искусственно задранным. Но ведь и то сказать, не тонких ценителей ловим. Тех, кто попроще да поконкретней; у таких обычно и деньги водятся. Грудь четвертого размера — это им понятно. А все эти тонкости: манерно — не манерно... Манерно — между прочим, им даже лучше. И купальник чтобы не слишком мешал. Эта вообще к верхней части относилась с неприязнью.
      Представляете: играть в карты в такой обстановке?.. Какие шансы у нашего брата?..
      Готовил специально для пляжной игры.
      Ловеласишки имеют манеру клеиться на пляже, предлагая сыграть в карты.
      Какой мужчина посмеет отказаться от предложения понравившейся женщины разыграть порцию мороженого?.. (Для затравки.) Какой мужчина посмеет принять проигрыш у понравившейся женщины или посмеет уклониться от проигрыша своего?.. (Конечно, втолковывал, что «карточный долг — долг чести», но не забывал напоминать, что у женщины «честь» понятие более тонкое, эфемерное.)
      Зима ушла на обучение.
      Усвоение материала давалось нелегко, пришлось ограничиться одним-двумя простейшими трюками. Причем основные силы уходили на усвоение самой игры, правил, раскладов, техники разыгрывания. (Изучали «деберц» и, факультативно, «дурака» — популярные игры пляжных ухажеров.)
      Пол-лета все шло по плану.
      Я загорал поодаль, систематически получая долю и своим присутствием вселяя в сообщницу уверенность.
      Потом случился пробой.
      Сначала на подмастерье наскочил гастролер из Грузии. Момент его попадания в силки я пропустил. Когда обнаружил добычу, поспешил раскрыть капкан. Хорошо, гастролер знакомым оказался. Выговор ученице пришлось сделать, чтобы не хапала кого ни попадя без спросу.
      И все же эксперимент провалился.
      Прибрал дамочку к рукам очередной клиент, бритозатылочный и пошлый. Сытыми, киношными манерами с толку сбил. Влюбилась, мерзавка, предала интересы корпорации.
      Лет через пять вернулся к идее, не давала она покоя.
      Целую группу набрал. Сами напросились, через знакомых. Все эффектные, не провинциальные. Возраст — от девятнадцати до двадцати восьми. Предупредил: с «шурами-мурами» не лезть, способствовать не будет. И еще — церемониться не буду. И не церемонился, жестко воспитывал.
      Ну и что?.. Понемногу скатились их занятия в обыкновенные бабские посиделки. Эдакий женский клуб образовался. Не совсем то, что я замышлял.
      Совсем недавно предпринял еще одну попытку. Без особой уже веры в успех. Две женщины-подруги. По всем параметрам подходящие: аристократичные, эффектные, раскованные и неприступные одновременно.
      Я, уже опытный, сообщил, что не только цацкаться не буду, но и требовать чего-либо не собираюсь. И предупредил, что не верю в успех. Докажут обратное — хорошо, не докажут — ни хорошо, ни плохо.
      Умнички, цепко взялись. И шли ровненько, не давали одна другой далеко вперед вырваться. Колодой уже орудовали вовсю. На пляже, где они всего лишь тренировались, загорая, у окружающих дух захватывало.
      Разрешил им играть помаленьку.
      Все умение как кошка слизала. Одно дело исполнять трюк в безмятежной обстановке... Другое — под взглядом противника, который, хоть и смотрит на твои руки в последнюю очередь, очень удивится, и скорее всего неприятно, если обнаружит, что его держат за... Не за того, за кого он хотел бы. Психологический барьер. И ведь все делают чисто, кое-что даже чище, чем некоторые знакомые мне жулики...
      Расчет на противостояние и коварство не оправдал себя. Так думаю, что у женщин не только «честь» — понятие другого свойства, но и коварство это самое — неуловимое, обтекаемое.
      А может, надо, чтобы не от прихоти, чтобы обстоятельства заставили, нужда?
      Не совсем к месту вспомнилась сейчас знаменитая одесская преферансистка — адмиральша Элла Александровна. Вспомнилась как иллюстрация тезиса о том, что в большинстве своем женщины еще более безудержные лохи, чем мужчины. Потому как более азартны.
      Элла Александровна — легенда одесского пляжа. Лидер его лоховской фракции.
      Профессионалы долгое время кормились ею. Мне не перепадало почти ничего. Кто-то слишком рано просветил ее на мой счет. Другие кормились. Не знаю, какая квартира была у нее прежде... Новая — в лучшем районе, огромная, с телефоном. (Доводилось в ней бывать, обыгрывать хозяйку.) Прежнюю Элле пришлось обменять на эту, взяв двадцать тысяч доплаты. Где та доплата?..
      Эллу я любил.
      Этакая бандерша в глубоко советском нижнем белье вместо купальника, с хриплым голосом и «беломориной» в ярких губах. На топчане рядом — неизменная закручивающаяся бутылка водки. Впрочем, не берусь утверждать, может быть, в бутылке была вода.
      За право играть с Эллой ссорились. Преданно дожидались ее. Нервничали, если задерживалась.
      Но, потешив самолюбие читателей-мужчин примером с адмиральшей, продолжу безрадостную тему главы. Тему всеобщей лоховитости мужчин.
      Времена нынче не сладкие. Особенно для женщин, особенно для молодых.
      Когда женщины-друзья обращаются за советом: как, на что жить? — вспоминаю одну давнюю знакомую, и так и подмывает каждый раз дать совет в виде ее истории. Сдерживаюсь. Хотя чего ради? История познавательная... Понимаю, что, поведав, наживу врагов среди тех, кто некоторым образом имел к ней, истории, отношение. (И среди тех, кто, возможно, будет иметь.)
      Началась история зимой.
      В то время картежники с Фонтана имели обыкновение ужинать в ресторане... Неважно, как он называется.
      Как-то прихожу вечером: в предбаннике толпится народ. Швейцар в зал не пускает — мест нет.
      Среди толпящихся — троица. Женщина с восточным типом лица, лет тридцати, и — парочка совсем юная.
      Швейцар увидел меня, заулыбался улыбкой: «Милости просим». (Прикармливали их рублями.) Нравилось творить маленькие чудеса: прошу швейцара троицу пропустить.
      — Пропущу, — говорит, — но облава ожидается. Эти же совсем дети. (Тогда постановление было: до двадцати двух лет в кабаки не пускать.)
      Парочка услышала предупреждение, сама передумала.
      Мы с «восточной» вошли. Сели за один столик.
      Официантка засуетилась. Все чистое, качественное подала. Я, конечно, — весь важный, снисходительный, дескать, иначе быть не может.
      Раскосая заулыбалась от удовольствия, а я гляжу на ее руки и быстро теряю к ней интерес. Ущербные такие, жлобские руки молотобойца. Совершенно не соответствующие глазам. Она что-то лепечет про то, что из Ленинграда, что снабженка; какими-то вагонами, сегодня отправленными, хвастает. Неохота мне уже с ней общаться. Но не бросишь же даму... Беру ей шампанского. Шибко обижается, что отказываюсь пить.
      За соседними столиками публика в основном своя, все лица родные. Картежники, проститутки, бандиты. Со своими двумя-тремя словами перебросился.
      Эта скуластая все на лету хватает. Уже в Ленинград к себе зовет: брат ее картами увлекается, очень рад будет дружбе.
      Когда уходить собрался, очень удивилась. Обиделась. Я не хам, сослался на то, что, ночью — игра ответственная. Напоследок Шахразада-молотобоец черкнула на бумажке, в какой она гостинице и в каком номере.
      Через пару дней вожжа попала, решил проведать. Телефон братца дружелюбного на всякий случай поиметь.
      Гостиница рядом с рестораном.
      Вхожу в лифт. Дверь уже закрываться начала — впорхнуло в кабину... миниатюрное, излучающее энергию, светящееся создание. С бигуди и полотенцем на голове.
      Пока лифт шел до восьмого этажа, узнал, как ее зовут (Рита), зачем она спускалась на первый этаж (гладить юбку), зачем приехала (сдавать сессию), в каком номере живет. Для того чтобы нажить эту кучу информации, не приложил ни чуточки усилий. Все — сама.
      На восьмом этаже выпорхнула. Обалдевший, я продолжил подъем.
      На четырнадцатом, у нужного мне номера, подходит горничная, очень изучающе разглядывает с близкого расстояния, кажется, узнает (мы время от времени снимали для игры номера), интересуется:
      — К Кристине? Неужто и вас кинула?
      Шахразада оказалась аферисткой. Обросла знакомыми, собрала деньги на дефицитные товары и — кинула.
      Простенько так.
      — Паспорт же сдавала? — удивляюсь.
      — Фальшивый.
      Это уже был показатель уровня поприличней.
      Довольный собой, проницательностью своей, спускаюсь. Решил проведать свежевыглаженную, искрометную знакомую. С восьмого этажа.
      Она оказалась в ванной — впустила меня соседка по номеру, румяная застенчивая пышечка. Пригласила почему-то войти, усадила и кротко осела на своем лежаке.
      Удивленный тем, что мне не удивились, сижу тоже кротко, чего-то жду. Впархивает (ну, не могу подобрать другого, более верного, слова) из ванной соседка...
      Надо бы описать ее поподробней.
      Лет двадцать, не больше. Блондинка, кажется, не натуральная, но и не вызывающая. Прическа — свисающие мелкие кругляшки, химия, наверное. Глазенки широченные, светящиеся. Хорошенькая!..
      И поведение... Для начала — она у меня на коленях, затем, спохватившись, у двери (закрывает на защелку), затем просит отвернуться, ей нужно надеть чулки... И щебечет, щебечет не переставая. Она так рада! В любой момент может заявиться ухажер! Тоже из заочников! На днях должен приехать жених из родного города! Она очень хотела бы со мной встретиться, например — завтра, в семь вечера, у ресторана! Ой, как здорово! А вчера их — и ее, и ухажера — обворовали! И их друзей — тоже! Знакомая с четырнадцатого этажа! Они несколько дней кутили в одной компании, причем друзья-ребята радовались, что раскрутили ее на столик в ресторане! Придурки! Воровка всем рассказывала, что снабженка, пообещала кофе, сигарет дефицитных, собрала деньги, много денег и — тютю!.. И ее, студентку, обобрала: попросила для солидности цепочку золотую, и цепочка тоже — тю-тю!..
      Произвела щебетунья впечатление, легко с ней было, можно было не напрягаться, довериться. Сама бы привела ко всему самому заманчивому. И очень хотелось к этому прийти.
      Пожалел я, что адрес братца у той аферистки сразу не взял. Был бы и у меня чудный шанс произвести впечатление. Хотя эта студентка вела себя так, как будто давно его произвел. Как сам не заметил: чем? и когда?
      На следующий день к ресторану шел весь в ожидании того самого, заманчивого.
      Не пришла она. Ну не верилось, что после той, неподдельной, радости от нашего знакомства могла передумать. Наверное, случилось непредвиденное.
      Поднимаюсь на восьмой. В номере она уже не живет, сегодня утром выписалась. Как обухом.
      Понуро бреду в ресторан один, что еще остается?..
      И надо же! Часов в одиннадцать, перед самым закрытием, вбегает в зал... Кто бы вы думали?! Правильно, аферистка Кристина. И сразу ко мне, обрадованно.
      Я тоже приветлив. И сдержан. Слышу знакомые тексты о вагонах отправленных, вежливо слушаю. Выслушиваю и радостные замечания по поводу того, что она меня не потеряла, записываю адресок родственника. Чинно, под ручку, выходим на улицу. Ручку цепко прижимаю к себе локтем и спокойно сообщаю:
      — Бабки этих лохов можешь оставить себе. Они тебя крутили, так что все правильно. А цепочку вернешь.
      Вежливо так сказал, с уважением к профессии. Да и ситуация грела: ощущаешь себя сильным и справедливым.
      Что тут началось! Фонтан негодования...
      — Как ты мог подумать?! Я этой стервочке помогала, она за мой счет в гостинице жила! И когда за экзамены ей нечем было взятки платить, опять же у меня одалживала! Цепочку в залог дала! Как ты мог поверить, а я так хотела тебя видеть!.. — и слезы на лице.
      Чего-то растерялся я. Если бы руки ее не помнил, махнул бы на все.
      — Сейчас пойдем в гостиницу, — говорю спокойно, вполне твердо, — выясним, что там у тебя с паспортом.
      — Идем! — радостно соглашается. И уже сама локтем прижимает мою руку и увлекает к гостинице.
      Фонтан при этом продолжает бить:
      — Ну, стерва! И я же ее сегодня на квартиру устроила! «Жених приехал, Кристина, помоги!..» Помогла, тфу!.. То-то она меня предупреждала: «Толика увидишь (меня, значит), не говори ему ничего. И прости — я ему наговорила на тебя!..» И вся эта грязь — из-за цепки вонючей? На, отдашь ей, пусть совесть замучает... — Извлекла откуда-то из-за пазухи цепочку, протянула мне. Все это — по дороге в гостиницу.
      — Сама отдашь. Дрогнул я. Сходилось все: похоже, говорила правду. Откуда могла знать про жениха? А главное, откуда знает, что сегодня из гостиницы съехала? И все остальное — убедительно, эмоционально. И главное: похоже, в гостиницу войдет.
      Виду, конечно, не подал, что поверил, но до гостиницы не дошел.
      — Делаем так: везешь на квартиру, где ты ее устроила. На жениха глянем.
      — Едем! — радостно соглашается.
      — Ну да!.. Ты меня завезешь... Возьму кого-то из своих с «волыной». И предупреждаю: заедем не туда — будет горе.
      — Что ты?! — удивляется. — Какое горе?!
      Заехали на «малину», на хату к Рыжему.
      Состав почти весь был в сборе: сам Рыжий, Морда, Пигмей, Ведьма. Музыкант на кухне мак варил, Наташка Бородавка, зазноба Рыжего, под грязным рваным одеялом по-хозяйски дремала.
      Шахразаду обстановочка придавила. Хотя на нее не сильно обратили внимание.
      Ведьма, как всегда, что-то недовольно буркнул — хронически опасался, что его обопьют. Морда с Пигмеем продолжили хриплую беседу. Рыжий устранился из их разговора.
      — А, шпилевой! — это мне. И тут же — Кристине: — Девушка, считайте, что здесь — все свои.
      Не похоже, чтобы девушка так считала. Взгляд ее сделался испуганным, затравленным.
      — Кристина, — представил я. И бесцеремонно добавил: — Рыжий, что ты можешь сказать о ней? И обрати внимание на руки.
      Кристина рефлекторно потянула руки за спину. Ей было очень неуютно.
      Бородавка с настороженным любопытством вынырнула из-под одеяла, успокоившись, вернулась на место. Воинственно ревновала Рыжего.
      Несколько секунд Рыжий изучал гостью. Как экспонат. Заключение облек в следующую форму:
      — Девушка, да не стреляйте вы так глазами. Кинуть вам никого не удастся. Вас — обмануть могут. Но в одном вас не обманут: х... у этого молодого человека — настоящий.
      Это был тот текст, который я от него ждал. За исключением лирики.
      Следующий этап: зашли за моим другом и партнером по игре Шуриком. В этом же дворе. Когда вышли на улицу, спутница перевела дыхание.
      — Тебе это надо? — спросил флегматичный Шурик.
      — Надо.
      Поехали на квартиру.
      Зачем мне, в самом деле, все это было нужно? Ни от одной, ни от другой женщины толку уже не ожидалось. Нужно было. Хотелось знать: кто дурит?
      На Пушкинской у входа в темный подъезд Кристина попросила нас подождать. Я поднялся доверху, убедился, что другого выхода нет.
      — Я сама поговорю, подготовлю. Чтобы Ритка не так комплексовала.
      Снизу в парадной слышали, как она с кем-то разговаривала через закрытую дверь, уговаривала открыть. Не открыли.
      Спустилась к нам, пояснила:
      — Боится. Слышала, как уговаривала хозяйку сказать, что ее нет дома. Понимает, что мы все про нее знаем.
      Что оставалось делать? Ломиться в эту дверь?
      — Ну, ничего, — предложила находчивая Кристина, — мы ее завтра в университете выловим.
      Шурик усмехнулся. А мне все было мало.
      — Будешь ночевать у меня, — сообщил женщине. — Завтра продолжим.
      Шурик снова усмехнулся.
      В квартире указал Кристине на раскладное кресло:
      — Спишь здесь.
      Шахразада очаровательно и покорно улыбнулась. Сняла блузку, под которой не оказалось нижнего белья, стала застилать кресло.
      Меня осенило: неизвестно, до чего завтра докопаюсь и, главное, ради чего, но пока что эта штучка успешно решает проблему с ночевкой.
      И выставил эту восточную женщину, эту сказочную наложницу, в ночь. Как хотите, так и думайте. Могу еще добавить, что, если бы не руки, может быть, до утра бы и перетерпел.
      Когда в полдень следующего дня проходил мимо университета, меня окликнули. Да — она. Искрометная обманщица. Впрочем, фонтан начал бить в другую сторону:
      — Как ты мог подумать?! Да, приехал жених, но мы переселились в другую гостиницу! Я эту аферистку с тех пор не видела! Так рада тебя видеть!
      Идиотизм!..
      Кристину поймали в аэропорту. Дожидаясь объявления на регистрацию ленинградского рейса, мерзла в куцем скверике. Взяли ее в очереди на регистрацию.
      Она не смутилась. Улыбаясь, отдала крестик, цепочку. Пригласила в гости в Ленинград. Все как ни в чем не бывало.
      Маргарита была возмущена, требовала деньги друзей.
      — Успокой ее, — доверительно попросила Кристина и чмокнула меня на прощание.
      Это было лишним, особенно в присутствии Риты.
      Вернувшись в город, поужинали в ресторане.
      Рита переживала, что жених будет нервничать. Переживания не мешали ей быть прежней, светящейся и манящей. Она читала собственные стихи, даже пела их, аккомпанируя себе на рояле-скатерти. Ей-богу, я не зря суетился последние сутки.
      Думаете, это все?.. Думаете, я собираюсь советовать женщинам выдуривать цепочки?..
      Прошло чуть больше трех месяцев. Только вышел на «подписку». Обалдевший от свободы, весны.
      Пешком идем с Шуриком по Французскому бульвару в сторону Аркадии. Вдруг останавливается иномарка... Маргарита!..
      Бросается на шею, зацеловывает.
      — Ой как я рада! Ты мне так нужен. Сейчас спешу, как тебя увидеть?!
      — Записывай, — диктую адрес.
      — Я бы поболтала, но вот последний рубль. Не могу машину отпустить.
      Что-то меня удержало. Достаю пресс сторублевок, похлопываю им о ладонь.
      — До игры деньги брать нельзя, — говорю. — Примета плохая. Проиграем.
      — Да что ты, — одергивает она. — Я бы и не взяла.
      И, расцеловав на прощание, исчезает в машине.
      Тогда зимой ничего у нас не было. После ужина в ресторане она заспешила к жениху. У меня никак не получалось смириться с этим.
      Потом было нечто мутное: я ей звонил, она разговаривала со мной, лежа с женихом в постели, я знал это и был себе противен. Но никак не мог угомониться. На следующий день вновь домогался — суетливо, глупо, и был себе еще более противен. Она отговаривалась какими-то мелкими стыдными болячками.