Виктор Иванович БАНЫКИН
      Рассказы о Чапаеве
      Этот сборник повествует об отдельных эпизодах из жизни прославленного героя гражданской войны В. И. Чапаева, о любви бойцов к своему храброму командиру, о большой дружбе Василия Ивановича с крестьянами, о его внимании к детям и заботе о них.
      ________________________________________________________________
      СОДЕРЖАНИЕ:
      ДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОР
      СОН
      МОСОЛИКОВЫ ЛУГА
      ДЁМИН
      ПОД ОСИНОВКОЙ
      ВЗЯТИЕ НИКОЛАЕВСКА
      "Я - ЧАПАЕВ"
      У КОСТРА
      В ДОРОГЕ
      СТЁПКА
      ДОРОГОЙ ГОСТЬ
      КВАРТИРАНТ
      ВСТРЕЧА
      САБЛЯ
      В РАЗВЕДКУ
      ПИАНИНО
      ТЁЗКА
      ПЕСНЯ
      СКАЗКА
      ________________________________________________________________
      По горам Уральским,
      По степным долинам
      Пролетают кони
      Шибче птичьих стай.
      Пролетает с песней,
      С саблей золочёной
      Впереди отрядов
      Боевой Чапай.
      И з н а р о д н о й п е с н и
      Поджарый белоголовый Васёк был самым смелым среди ребят. И самым выносливым. Он не боялся первым переплыть стремительную, в яминах речку, быстрее других проскакать на горячем коне, вступиться за товарища, если нападали более сильные, чем он сам.
      Но детство кончилось рано. Семья жила в нужде, и уже с восьми лет Васе пришлось работать. Летом он нанимался в подпаски, а зимой ездил с отцом в лес за дровами, носил матери воду из колодца, убирал двор.
      Когда Вася подрос, его отдали в магазин богатого купца в "мальчики".
      И потянулись длинные-длинные и безрадостные дни. Вася мыл в магазине полы, прислуживал приказчикам, отворял двери важным покупателям, приносил со склада товар.
      - Старайся, Васька, старайся! - говорил мальчику купец, щуря глаза, маленькие, хитрые. - Будешь хозяина уважать - за прилавок поставлю. Приказчиком сделаю. В люди выведу. Я всё могу!
      Купец сдержал своё слово и перевёл Василия в приказчики.
      - Торговая наука немудрёная, - сказал он, посмеиваясь. - Секрет в ней один: обманывай покупателя. А не обманешь - не продашь!
      Но Василий был честный юноша и не мог обманывать людей. Ему всё было ненавистно в магазине: и жадный хозяин, и плутоватые холопы-приказчики. И Василий твёрдо решил уйти от купца.
      Расставаясь с хозяином, юноша сказал, сжимая кулаки:
      - Зря бахвалился, что ты всё можешь. Не мог вот ты из меня жулика сделать! Не вышло!
      И, смерив взбешённого купчика презрительным взглядом, хлопнул дверью.
      Начались годы беспросветной нужды, скитаний. Василий ходил с отцом, плотником, по деревням и сёлам Саратовской губернии и строил дома. Работали помногу, а зарабатывали гроши.
      В 1914 году разразилась империалистическая война. На фронт потянулись нескончаемыми потоками солдатские эшелоны.
      Василия Чапаева тоже угнали на войну. Проходили месяцы, проходили годы, а конца войне не было видно.
      "Для чего это кровопролитие? - спрашивал себя Чапаев. - Ради чего столько гибнет людей?.. Чтобы по-прежнему сладко жилось фабрикантам и помещикам? Неужели всегда так и будет? Где же справедливость?"
      На фронте Чапаев познакомился с солдатом - питерским рабочим-большевиком. Он-то и открыл Василию глаза на жизнь.
      - За господ буржуев нам, парень, воевать несподручно, - сказал питерец Чапаеву, когда они сошлись ближе. - У рабочих и крестьян один выход - спихнуть царя и помещиков, а власть в свои руки забрать. Тогда и войне конец.
      Чапаев теперь уже знал, что большевики - это защитники простых, бедных людей. Они борются за народное счастье.
      После Великой Октябрьской социалистической революции, осенью 1917 года, Чапаев вернулся на родную Волгу.
      В один из первых же дней по приезде домой Чапаев зашёл в Николаевский уездный комитет партии большевиков. Секретарю укома он сказал:
      - Хочу в большевики записаться.
      Помолчав, добавил:
      - О них, большевиках, ещё на фронте слышал. По душе мне большевистская партия, раз она горой за народ стоит. Я и сам из народа!
      Чапаева приняли в партию.
      Вскоре в городе Николаевске собрался уездный крестьянский съезд. На съезде решался важный вопрос: пора положить конец хозяйничанью в уезде буржуев и кулаков, пора разогнать их осиное гнездо - земское собрание.
      В это же время в одном из лучших зданий города заседало земское собрание. И крестьянский съезд постановил: разогнать буржуев и кулаков, поставить во главе уезда Совет народных комиссаров.
      Военным комиссаром был избран Василий Иванович Чапаев. Ему-то и поручил съезд исполнить волю народа.
      В холодный день с нависшими над городом угрюмыми тучами отряд под командованием Чапаева остановился у здания, где собрались купцы, фабриканты и кулаки.
      Когда председатель Совнаркома зашёл в зал и объявил от имени Советской власти земское собрание распущенным, разъярённые богатеи с воплем бросились на него.
      В тот же момент в зал влетел Чапаев. Вскочив на стол, он властно закричал:
      - Стой! Слушать меня!.. Президиум арестован. Остальным - немедленно разойтись.
      Но с врагами революции в стране ещё не было покончено. Молодую Советскую власть надо было охранять от врагов. Для этого создавались отряды Красной гвардии. Во главе одного из отрядов стал Чапаев. Вскоре его отряд был направлен на подавление кулацких восстаний в соседних сёлах.
      Ни метели, ни студёные ветры, ни кулацкие засады - ничто не страшило красногвардейский отряд. Бойцы полюбили своего бесстрашного командира Чапаева и не боялись отправляться с ним даже в самые опасные походы.
      Так начал свой боевой путь талантливый народный полководец.
      В разгроме врагов Советской Республики в годы гражданской войны Чапаев прославил себя незабываемыми по храбрости и мужеству подвигами. Василий Иванович был награждён орденом Боевого Красного Знамени.
      Дорог и близок нашему народу легендарный герой. Именем Чапаева названы города и сёла, колхозы и заводы. О Чапаеве сложены легенды и песни.
      В этой книге рассказывается о некоторых эпизодах из жизни легендарного полководца Василия Ивановича Чапаева.
      ДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОР
      В низкой, жарко натопленной мазанке было людно. У потолка клубился едучий махорочный дым. По выбеленным стенам расползались чёрные лохматые тени сидевших на лавках мужиков.
      Потрескивали в подтопке сучья. Хозяйка, пожилая женщина, мыла в блюде пшено.
      - А ты отодвинься малость, Николка, - шёпотом обратилась она к высокому, с хмурым лицом парню, державшему между колен костыли. - И локоть со стола убери - замочу... Беспокойство от вас одно... Покою человеку не даёте, умучился он с вами.
      - Не мешай, тётя Василиса, - повёл плечом Николка.
      - И то верно, заболталась, - спохватилась хозяйка, старательно мешая пшено в помутневшей воде.
      На простом, в добрых морщинах лице женщины проступила улыбка. По всему чувствовалось, что ворчала она просто так, для порядка, а на самом деле ей было приятно видеть у себя так много гостей, собравшихся послушать дорогого постояльца.
      Известный в Семёновке балагур Прокофий Ярочкин, по прозвищу Мосолик, только что рассказал историю, происшедшую с ним во время войны где-то на румынском фронте. С одним только штыком в руках, уверял Мосолик, он сражался однажды против трёх неприятельских солдат.
      Мосолику не поверили.
      - Эка чушь какую несёшь! - молвил старик Василенко. - Как это можно с голыми руками воевать против трёх неприятелей? Вот слушает тебя сейчас товарищ Чапаев и думает небось: "Врёт малый..."
      - А почему не верите ему? - спросил Василий Иванович. - Не такие случаи бывали. Ещё почище!
      Чапаев сидел за столом посреди избы. Он был по-домашнему: без пояса и сапог, в белых шерстяных носках.
      - Я вам тоже вот расскажу... - Василий Иванович расстегнул ворот гимнастёрки ещё на одну пуговицу и не торопясь заговорил: - Одному воевать против многих - хорошо. Скажем, против семерых. А вот семерым против одного - трудов стоит... Да, да! - Он обернулся к недоверчиво усмехнувшемуся Николке: - Трудов стоит. У меня товарищ был, так он семерых уложил. Тоже в германскую... А как такое могло случиться? Семерым надо семь бугорков найти, а тебе - один. Один бугорок везде найдёшь, а вот семь - не скоро. Ты один-то лежи да постреливай. Одного убьёшь - шесть останется. Ну, и опять себе стреляй! А уж когда шестерых уложишь, Василий Иванович сощурился, уголки губ чуть дрогнули в усмешке, - один-то уж сам должен тебя напугаться. Заставь его поднять вверх руки и бери в плен. А взял в плен - в штаб веди!
      Крестьяне и бойцы слушали Чапаева сосредоточенно. Когда же он кончил, некоторое время молчали и, только заметив лукавую усмешку в его сузившихся глазах, весело засмеялись.
      Улыбаясь, старик Василенко расправил усы, длинные, густые, и, обведя окружающих пытливым взглядом, как бы намереваясь угадать, будут ли они согласны с тем, что он скажет, сказал:
      - Мы до тебя, Василь Иваныч, с просьбой. Как вы у нас последний раз вечеруете, то хотим послушать про Ленина, Владимира Ильича, как самого главного вождя рабочих и крестьян. Расскажите, Василь Иванович!
      - Про Ленина? - переспросил Василий Иванович. И, оживившись, сказал: - Ленина все знают. Случай недавно в деревне одной был...
      И стал рассказывать про беднячку, вдову, с подростком-сыном, которую постигла беда - околела лошадь.
      - Баба духом пала. Пошла в Совет, а там кулаки верховодят. Сжалился кто-то над бабой, шепнул: "В Москву поезжай, к Ленину, он поможет, он за правду народную стоит..." Собрала баба денег на дорогу и поехала. В Москве ей дом показали, где Ленин работает. Приходит. Так и так, рассказывает, к самому главному мне, к Ленину. Привели её к Ленину.
      Чапаев вытер платком потный лоб.
      - Кланяется баба до полу: "К твоей светлости приехала". А Владимир Ильич улыбается, встаёт из-за стола, руку протягивает. "Здравствуйте, говорит, товарищ женщина! Теперь светлостей нет. Рассказывайте ваше дело". Выслушал её внимательно, написал что-то на бумаге и говорит: "Езжайте домой, всё будет сделано". И распорядился, чтобы её на вокзал проводили. Едет баба, и сомнения её берут: как бы не забыл Ленин про её дело... А тем временем, пока она ехала, кулаков из Совета прогнали, настоящую бедняцкую власть установили и бабе лошадь кулацкую припасли - самую что ни есть лучшую. Приезжает она в деревню и глазам не верит. "Когда же, спрашивает, он всё сделать успел?" А ей отвечают: "У Ленина много разных государственных дел - и больших и малых, да он никогда о них не забывает. Потому что о народе всегда думает!"
      Василий Иванович встал. Его спросили:
      - Товарищ Чапаев, а ты сам Ленина видел? Должно, сурьёзные разговоры разговаривал с ним?
      Лицо Чапаева потускнело и как бы осунулось. Вздохнул он:
      - Нет, не приходилось... Случая не было.
      СОН
      Языки пламени взмывали к высокому синему небу, казавшемуся тёмным и мглистым. Падающие искры были похожи на яркие и большие звёзды.
      У костра на площади села тесным кольцом стояли люди. В кругу плясали два паренька, подпоясанные кушаками. Земля под их ногами освещалась дрожащим пламенем, и каждый отпечаток подошвы или глубоко вдавленного каблука на ней был хорошо заметен.
      К костру подъехал на коне Чапаев в сдвинутой набок папахе. Прищурившись, он внимательно следил за плясунами. По тонким, плотно сжатым губам его нет-нет да пробегала улыбка.
      Под дружные хлопки и весёлые возгласы пареньки усердно раскланялись и удалились.
      - А ну, братцы-товарищи, дай дорогу! - закричал кто-то.
      И все узнали в вышедшем к огню большеусом мужчине с лысиной во всю голову Василенко.
      - Смотрю вот на вас, молодых, и самому молодым охота быть, - сказал Василенко. - Нехай, думаю, смеются ребята, а я песню им спою. В другой раз когда, может, и гопака станцую, если разойдусь... Слушать будете?
      - Валяй, дедушка!.. Просим! - со всех сторон раздались голоса.
      - Я вам спою, что на Украине нашей спивают...
      Розпрягайте, хлопцi, конi
      Та лягайте спочивать...
      Чапаев закрыл глаза, и песня, плавная, немного грустная, захватила его, дошла до самого сердца.
      Вийшла, вийшла дiвчинонька
      В сад вишнёвий воду брать,
      А за нею козаченько
      Веде коня напувать...
      Василенко, недавно схоронивший зарубленного белоказаками сына и сам вместо него вступивший в отряд Чапаева, стоял у костра с потухшей трубкой в руке и, казалось, изливал в песне перед зачарованными слушателями свою печаль и затаённую грусть.
      С непокрытой опущенной головой вышел он из круга. Все ещё были под впечатлением песни, и минуты две на площади царила тишина.
      Василий Иванович вдруг спрыгнул с коня и, расталкивая людей, устремился в середину круга, к затухающему костру:
      - Камаринскую!
      Несколько разудалых гармонистов заиграли камаринскую, кто-то подбросил в костёр дров. Чапаев легко, молодо пошёл по кругу, широко разводя руками, почти не касаясь ногами земли.
      ...Весёлыми расходились с площади бойцы на ночлег.
      - А ты, Василий Иванович, здорово отплясывал, - смеялся ординарец Петька Исаев, когда они с Чапаевым возвращались на квартиру.
      - Моложе был - лучше умел... На фронте, бывало, выскочишь на бугор в трёхстах шагах окопы неприятеля - и вприсядку.
      Василий Иванович усмехнулся, дотронулся рукой до плеча спутника и продолжал:
      - Да-а, Петька... Когда началась война, я совсем тёмным человеком был. А на фронте к чтению пристрастился. Про Суворова читал, про Разина, Пугачёва... Потом объявился у нас в полку большевик. Невысокий такой, коренастый. Руки большие, в застарелых рубцах. Сразу видно - рабочего происхождения. Лицо простое, будто прокопчённое. А глаза ясные такие! От него и узнал всю правду. Сдружился я с ним. И до чего хороший человек был! Вернулся я осенью прошлого года в Николаевск - сразу в большевистскую партию вступил... Жизнь у меня была, скажу тебе... И в подпасках бегал, и "мальчиком" у купца служил. Если всё по порядку начать...
      Когда Чапаев кончил, ординарец сказал:
      - Хоть капельку быть на тебя похожим, Василий Иваныч... Вот чего бы мне хотелось!
      Чапаев как будто не слушал Петьку.
      Вдруг он задумчиво проговорил:
      - Мечту большую имею, Петька. Никогда я не видел Ленина. А как хочется повидаться с ним, послушать его!
      Носком сапога Исаев отшвырнул с дороги попавшийся под ноги камешек, обернулся к своему командиру и, поймав его за локоть, в волнении остановился:
      - Ей-богу, увидишь, Василий Иваныч! Быть того не может, чтоб Ленин про тебя не слыхал! А раз слыхал, то непременно приказание даст: "Вызвать ко мне Чапаева Василия Иваныча". Правду говорю.
      - А ну тебя! - отмахнулся Чапаев и торопливо пошёл дальше, придерживая рукой саблю.
      В избу он вошёл осторожно, огня не зажигал, боясь разбудить хозяйку. Спать лёг на расстеленную на полу кошму.
      Скоро со двора явился Исаев и, устроившись рядом с командиром, с присвистом захрапел. Чапаев долго ворочался с боку на бок, поправлял подушку, вздыхал...
      Во сне Василию Ивановичу приснился Ленин. Будто Владимир Ильич дружески разговаривал с ним. А когда Чапаев собрался уходить, Ленин крепко пожал ему руку.
      Проснулся Чапаев, посмотрел вокруг: на окно, бледно-синее в предутренней знобящей свежести, на опустившуюся до полу гирьку ходиков, а перед глазами всё стоял и стоял Ленин, и рука, казалось, была ещё согрета его пожатием.
      Повеселевшим и бодрым поднялся в это утро Василий Иванович. Он умылся студёной колодезной водой и, усердно вытирая раскрасневшееся лицо жёстким холщовым полотенцем, задорно крикнул Исаеву:
      - Петька, вставай!
      Весь день Василий Иванович оставался жизнерадостным. На душе было празднично, хорошо, точно случилось наконец то, чего он так давно желал и к чему так неуклонно стремился. Хотелось с кем-то поделиться, рассказать о чудесном сне, но боялся, как бы над ним не посмеялись. К вечеру Чапаев всё-таки не утерпел:
      - Я с Лениным нынче разговор имел...
      - По телефону, Василий Иваныч?
      Чапаев помедлил с ответом, затем утвердительно кивнул головой:
      - По прямому. - И с жаром принялся рассказывать о встрече с Лениным во сне: - Буржуев всяких и беляков приказал громить до победы коммунизма. Напоследок и о тебе словечком обмолвился. "Как, говорит, Исаев Пётр свои обязанности исполняет?" - "Отлично, говорю, Владимир Ильич, жаловаться не могу".
      - Обо мне спросил! - ахнул Исаев и выронил из рук тяжёлый, в нескольких местах залатанный сапог. - Это как он про меня-то знает?
      - Ну, вот ещё! - хитро усмехнулся Василий Иванович и с гордостью добавил, разглаживая пышные усы: - Ленин - да не знает!
      МОСОЛИКОВЫ ЛУГА
      Шпанин устало посмотрел на невысокого вертлявого мужика по прозвищу Мосолик и спросил:
      - Пишешься ты как, Прокофий?
      - Ярочкин моя фамилия. Нас на яру девять дворов.
      Записав Мосолика в список, Шпанин поднялся с треногого стула и положил в оттопыренный карман гимнастёрки исписанную бумажку. Обращаясь к толпившимся у стола мужикам, он решительно сказал:
      - Поехали.
      Перед сельсоветом у коновязи стояло несколько подвод. Лошади ожесточённо махали хвостами, отгоняя мух.
      Расселись по телегам и тронулись в путь. На передней подводе ехал Мосолик, с ним рядом сидели сухощавый старик и веснушчатый парень.
      - Травы нынче хорошие, - заметил старик и вздохнул: - Одна вот беда: с войной никак не покончим.
      - Весь и корень в том, - серьёзно сказал Мосолик.
      Веснушчатый парень улыбнулся. Мосолику не шла серьёзность. Его все знали как занятного балагура и шутника.
      - Ты, Прошка, побасёнку какую-нибудь подбросил бы, - обратился к Мосолику парень. - Да чтобы позабористее!
      Мосолик сощурился, готовясь начать рассказ, а парень, глупо улыбаясь, ещё ближе придвинулся к нему, приготовившись слушать. Старик неодобрительно покачал головой и снова вздохнул. Шустрые лошадёнки бежали весело.
      На другой подводе, где сидел Шпанин, говорили о Чапаеве.
      - Василия Ивановича я тоже знаю, - рассказывал один из мужиков. Когда он зимой был в нашей деревне, я рядышком с ним сидел... И человек же он куда какой храбрый - жизнью своей и то не дорожит!
      - Он такой! - подтвердил Шпанин.
      Дорога вела к весёлому березнячку, за которым начинались луга, и разговор пошёл о покосах, урожаях и ценах на хлеб.
      Навстречу подводам из лесу галопом выскочили два всадника.
      - Здорово, мужики! - издали закричал первый всадник, обгоняя своего товарища.
      И все узнали Чапаева.
      Мосолик остановил лошадь. Слез с телеги.
      - Из Семёновки? Куда едете? - Василий Иванович поводьями сдержал разгорячённого коня.
      - Траву собрались делить, товарищ Чапаев, - проговорил степенно Мосолик. - Уполномоченные мы от общества.
      Мужики окружили Чапаева.
      - Кто старший? - спросил Василий Иванович.
      - Я. - Шпанин вышел вперёд. - Член сельсовета от земельного отдела.
      - Шпанин? Знаю! Траву, значит, едете делить? Та-ак... - Василий Иванович потеребил ус и решительно заговорил: - Вот какое дело, мужики. В Грачёвке отряд белоказаков болтается. Выбить надо. К вечеру к ним пополнение может прийти, тогда дело плохо... Со мной народу тут маловато, так я уж к вам за поддержкой. Беляков выбьем, и траву делить будете. Согласны?
      Стало тихо. Мужики переминались с ноги на ногу. Не глядели друг на друга.
      - Поехали, что ли? - спросил Шпанин. - А то накосим травы, а тут эти кровопийцы нагрянут...
      - Чего разговаривать, поехали! - Веснушчатый парень сплюнул и с презрительной усмешкой глянул на мужиков.
      Кто-то вздохнул, кто-то почесал затылок, но к телегам пошли все.
      - Давно уж в руках ружья не держал, - улыбнулся сдержанно старик, - с японской... - и крякнул.
      - Лети к своим, - приказал Чапаев ординарцу. - Силантьеву передай, чтоб винтовки и патроны приготовил.
      Через полчаса отряд чапаевцев и крестьяне, вооружённые винтовками, ведя в поводу коней, лощиной незаметно приблизились к Грачёвке.
      - План такой, - обратился Василий Иванович к крестьянам. - Вы все под начальством командира Силантьева подойдёте к дороге в посёлок. Из-за прикрытий начнёте стрельбу. Отвлечёте внимание противника, а мы в это время зайдём в тыл и... - Чапаев взмахнул рукой, - начнём рубить белоказаков!
      Пригибаясь к земле, перебегая от стога соломы к риге, чапаевец Силантьев повёл отряд к дороге. Близ околицы, в тени полуразрушенной риги, цепочкой залегли в разросшемся коноплянике, высоком и пахучем.
      - У всех заряжено? - тихо спросил Силантьев.
      - У всех, - ответил Мосолик и тряхнул головой. - Берегись, казачня!
      После первых же выстрелов белоказаки в посёлке забили тревогу. Видно было, как они перебегали от избы к избе, плашмя падали в траву, прятались за кучи навоза.
      Первое время перестрелка шла вяло, неприятель не проявлял особой активности. Но вот из-за тополя, стоявшего вблизи крайней избы, дробно застучал пулемёт, и тут же к нему присоединился второй.
      Пули пролетали над головами мужиков и, ударяясь в ригу, поднимали облака пыли.
      - Гляди-ко, как пуляют! - обратился Мосолик к Силантьеву. - И патронов не жалеют.
      - Огонь пулемётный усилили, - нехотя ответил тот, вглядываясь вперёд и думая: "Что же наших так долго нет?"
      В это время показались белые. Они бежали из села размеренным шагом, с винтовками наперевес.
      - Пропа-али! - завопил дурным голосом веснушчатый парень. Вскочив, он бросился назад, в сторону лощины.
      За ним побежали ещё двое.
      - Мужики! Мужики! - закричал вдруг Мосолик и, порывисто поднявшись с земли, кинулся навстречу белоказакам. - Вперёд, ребятушки!..
      Пробежав несколько шагов, он вдруг остановился. И, широко взмахнув руками, повалился на землю.
      Но тут случилось неожиданное. Белоказаки стали падать, будто скошенные искусным косцом. Пулемёты смолкли. От посёлка скакали чапаевцы и кричали "ура"...
      - Очень благодарю за подмогу, ребята, - говорил Чапаев после боя, пожимая крестьянам руки.
      Подъехала телега с Мосоликом. Обнажив головы, все молча столпились вокруг подводы.
      Теперь Мосолик казался моложе и даже как будто длиннее. Плотно сжатые губы его застыли, а широко открытые, по-детски ясные глаза выражали удивление.
      Василий Иванович откашлялся в кулак и тихо сказал:
      - Человек он был... настоящий.
      Веснушчатый парень упорно глядел себе под ноги, на запылённые лапти, и мял в руках фуражку.
      ...Домой мужики возвращались молча. Лошади шли шагом. Когда проезжали мимо лугов, Шпанин приказал остановиться. Взяв из телеги косу, он зашагал по траве. За ним пошло несколько человек.
      В телегу набросали сочной, душистой травы и на неё, как на перину, положили Мосолика.
      - Благодать травка! - сказал старик и поднёс к увлажнившимся глазам несколько травинок.
      - Трава - загляденье, - подтвердил Шпанин и оглянулся на отрадно зелёное, упруго плещущее море лугов. - Мосоликовы луга.
      ...Было это давно, летом тысяча девятьсот восемнадцатого года, во время подавления белоказачьего мятежа в Поволжье, но луга эти с тех пор так и называются Мосоликовыми.
      ДЁМИН
      За окном размашисто хлестал дождь.
      Чапаев поднял руку и потёр лоб, словно пытался разгладить глубокие морщины, протянувшиеся от одного виска к другому. Остановился у стола и сердито прокричал:
      - Петька!
      Неслышно приоткрылась дверь, и он увидел беловолосую голову ординарца.
      - К Дёмину послал?
      - Послал.
      - Ещё пошли. Чтоб живо!
      Дверь захлопнулась. Чапаев снова принялся вышагивать по комнате.
      С подоконника на пол часто закапала вода и змейкой поползла под стул. Василий Иванович распахнул окно, и его обдало крупными холодными брызгами.
      Дождь шуршал по вишеннику, обивая свежие, будто только что развернувшиеся листья. Пузырясь, по земле бежали вперегонки ручьи, натыкались на почерневшие стволы деревьев и, свернув в сторону, пропадали в высокой траве.
      По ветке шиповника, разросшегося под окном, полз чёрный, с зелёным отливом жук. Когда шиповник трепал ветер, жук замирал, плотнее прижимаясь к мокрой ветке. Но вот ветер стихал, и он торопливо бежал вверх.
      - Жить хочется! - усмехнулся Василий Иванович. Высунувшись в окно, бережно снял жука с ветки и пересадил его на подоконник.
      Растворилась дверь, створки захлопнулись, звякнуло и упало на завалинку расколовшееся стекло.
      Задевая за косяк, в комнату вошёл чёрный, как цыган, Дёмин.
      - П-пришёл! - запинаясь, сказал он мрачно.
      Кумачовое лицо с лиловыми подтёками под опухшими, слезящимися глазами. Руки тряслись, не находя себе места.
      Медленно, чеканя шаг, Василий Иванович двинулся на командира эскадрона. Подошёл вплотную. В лицо Чапаева пахнуло винным перегаром.
      - Ты... ты это с чего? Да как ты смел? - Чапаев птицей полетел по комнате. - Ему поручение ответственное, а он... Застрелю!
      Схватил Дёмина за влажную, намокшую гимнастёрку и дёрнул к себе. Грузно пошатнувшись, Дёмин упал. Помогая ему подняться, Чапаев позвал Исаева:
      - Арестовать! Таких командиров мне не надо!
      Дёмина увели. На полу валялась помятая бумага. Чапаев перешагнул через неё и, сорвав с гвоздя папаху, метнулся в растворенную дверь.
      На соседний хутор, разбросанный по склону оврага, он прискакал под вечер. Командир полка Соболев сидел верхом на лавке и ел арбуз.
      - Садись, Василий Иванович, - сказал Соболев. - Отведай арбузика.
      Василий Иванович сел. Сказал сухо, не глядя на Соболева:
      - Зайцева вызови ко мне. В разведку под Осиновку съездить требуется.
      На хуторе Чапаев пробыл до темноты. Побеседовал с бойцами, осмотрел коней, орудия. Но был хмур, говорил скупо.
      - Смотрю вот на тебя, Василий Иванович, и на душе неспокойно делается, - вздохнул Соболев. - Какой-то ты сегодня такой... не как всегда. Будто в тумане ты. Аль случилось что?
      - Ну да, случилось, - ворчливо, но беззлобно молвил Чапаев. - В разведку Дёмина хотел послать, а он пьян. Каково? Командир!
      - За это строго требуется взыскивать, - задумчиво протянул Соболев. Дёмин будто славный парень. Как это угораздило его?
      - Плохого, наверно, не стало бы жалко. А то... - Василий Иванович поднялся. - Явится Зайцев с ребятами, пусть ко мне без промедления скачет.
      Когда Чапаев вернулся в штаб, Исаев сидел за столом и, шевеля губами, читал букварь.
      - Разве так можно, Василий Иванович! - раздосадованно заговорил, вставая из-за стола, Петька. - Взметнулся и ускакал один! - Он вынул из книжки лист помятой бумаги и положил перед Чапаевым. - На полу валялся. Видно, у Дёмина из кармана выпал.
      Щурясь, Василий Иванович принялся читать крупные косые каракули:
      "Дорогой мой сынок Фёдор Прокофьевич!
      Пишет вам от меня Захар Лексеич Лыскин, что живёт по соседству. Поди, не забыл, как он тебе дудки в малолетстве вырезал. И случилось, ненаглядный ты мой Федюшка, великое горе. Незадаром у меня глазоньки чесались и покоя я себе целую неделю не знала. Понаехали во двор белые и долго глумились, опосля чего зарубили шашками твою жену Прасковью Матвеевну с её дитяткой - твоим сынком. А завыла когда я, то молчать приказали: "Тебя тоже, старая ведьма, прикончим!.."
      - Фонарь! - отрывисто выкрикнул Чапаев. Рука с письмом дрожала, и глаза, кроме белого мутного четырёхугольника, ничего не видели...
      Исаев шёл первым, с фонарём.
      Когда толкнули низкую дверь амбара, в углу на соломе кто-то завозился. Чапаев шагнул туда, угадывая в рыхлой, расплывчатой фигуре Дёмина.
      - Не спишь, голова?
      С полу тяжело встал Дёмин.
      - Ждал всё, - сипловато сказал он и медленно стал обирать с одежды соломинки.
      Чапаев не знал, как начать разговор, виновато покашливал и смотрел себе под ноги. Дёмин вздохнул.
      - Об одном прошу, Василь Иваныч, матери пропиши: сын, мол, твой Фёдор в бою с белой сволочью погиб.
      Сказал и решительно шагнул к выходу. Чапаев поймал его за плечо и потянул к себе.
      - Перестань дурить!.. А меня, что накричал я, ты того... Ну уж, право, извини. Сам знаешь - горяч бываю... Выпил, а зачем? Горю этим не поможешь. Сам знаешь, не терплю такое.
      Дёмин поднял на Чапаева глаза.
      - Если по-прежнему веришь мне, - не сразу заговорил он, - куда хочешь посылай... хоть к чёрту в пекло. Жизни своей не пожалею... Любое задание выполню!
      Взгляды их встретились.
      - Ну, ну, - кивнул Василий Иванович. - За этим дело не станет, - и крепко обнял Дёмина.
      ПОД ОСИНОВКОЙ
      На широкой площади села шумно, тесно, как на ярмарке.
      Всюду телеги с поднятыми к знойному небу оглоблями, мерно жующие траву лошади, пешие и конные красноармейцы.
      Около коновязи молодящаяся женщина в цветастом платье угощает весёлых, бравых кавалеристов молоком из большого глиняного кувшина с запотевшими боками.
      У составленных в козлы винтовок сидят на земле кружком бойцы и с увлечением играют в домино. Они громко стучат костями по крышке от снарядного ящика, положенной на чурбаки, а самый старший из них, краснощёкий пулемётчик, после каждого хода азартно кричит:
      - Эх, где мои семнадцать лет!
      Невдалеке от игроков на разгорячённом коне, нервно кусающем удила, красуется статный безусый паренёк с узкой талией, перехваченной офицерским поясом.
      Всадник разговаривает с девушкой, такой же юной, как и он, застенчиво прикрывающей лицо шёлковым полушалком.
      У ног девушки осмелевший воробей клюёт уроненную ею шляпку подсолнечника с белыми, не созревшими ещё семенами.
      На высоком возу, прикрытом пыльным пологом, восседает, дымя трубкой, пожилой боец с усами Тараса Бульбы. Прищуренными глазами он спокойно и невозмутимо взирает на этот крикливо-бесшабашный мир.
      На площади в сопровождении ординарца появляется Чапаев. Исаев, вытирая потное лицо батистовым платком, вышитым незабудками, мечтательно говорит:
      - На Волге, болтают, в Жигулёвских горах, кладов золотых много зарыто. Разорял Степан Разин купцов, а бедноту золотом оделял. А что оставалось - в горах прятал... Лихой был атаман, волю для народа хотел добыть.