У Ньянгу не складывалось какой бы то ни было теории.
— Великие боги на воротах! — воскликнул Дилл. — Да они просто немереные!
— Никто не понимает, насколько слоны велики, пока однажды не подойдет к ним близко, — заметил Гарвин. — Разве не так?
— Откуда нам знать? — откликнулся один из худощавых смуглых людей.
Второй кивнул:
— Мы рядом с нашими друзьями с рождения.
Первый мужчина представился как Сунья Танон, второй — как Фрафас Фанон. У них было шестнадцать слонов, каждого из которых звали по имени, да еще двоих детенышей, не более земного года от роду — Чертенка и Лоти.
— Хотите, мы покажем вам, что умеют наши друзья?
— В этом нет необходимости, — ответил Гарвин. — Я смотрел ролик, присланный вами. Вы — более чем желанные гости.
— Хорошо. — Сунья, как и Фрафас, говорил на всеобщем аккуратно и без акцента, словно был лучше знаком с другим языком. — Кормить наших друзей за счет нашего скромного бюджета сделалось затруднительно.
— Но мы должны предупредить вас, — заметил Фрафас. — Мы ищем одно место, и, если в течение нашего совместного путешествия узнаем, как туда добраться, мы вынуждены будем настаивать на разрешении немедленно оставить труппу.
— Полагаю, это можно устроить, — осторожно произнес Гарвин. — А что это за место?
— Вы когда-нибудь слышали о планете под названием Коанду? — спросил Сунья.
— Нет, — ответил Гарвин. — Хотя это ничего не значит, я ведь не астронавигатор.
Парочка выглядела разочарованной.
— Нам тоже неизвестно ее местоположение, — сказал Фрафас. — Но однажды мы услышали о ней и решили, что должны посвятить жизнь тому, чтобы попасть туда с нашими друзьями.
— Почему это так важно? — спросил Дилл.
— Легенда гласит, — начал Фрафас, — что люди нашей культуры покинули древнюю Землю… вместе со слонами, с которыми они всегда работали, чтобы обрести свой дом на планете, такой же жаркой и покрытой джунглями, как и местность, откуда они пришли. Но там никто не охотился бы на их друзей ради их шкур, бивней или… или просто ради чудовищного удовольствия убить кого-либо больше себя. Рассказывают, что они нашли такой мир и назвали его Коанду. Они осваивали его, стараясь сохранить его в первозданном виде, какой была их родина, пока ее не разорили, и затем отправили экспедиции обратно на Землю, чтобы привезти к ним диких слонов. Потому-то, гласит сказание, слоны столь редки, и встретить их можно разве что в цирках, которые соглашаются работать с нами, да еще кое-где в окрестностях Конфедерации. Таков мир, который мы ищем, как искали до нас наши родители, а до них — их родители.
Дилл собирался, было, ляпнуть очевидное, но вдруг осознал, что он не настолько скотина. Они с Гарвином переглянулись.
— Полагаю, — произнес Гарвин, — вы вели расспросы с момента прибытия на Гримальди?
— Расспрашивали и сверялись со звездными каталогами, — ответил Сунья. — Но безуспешно.
— Все нормально, — влез Дилл, удивив Гарвина и самого себя. — Коанду где-то там… И мы найдем ее или, по крайней мере, выясним, где она находится. Возможно, когда… если… мы доберемся до Центрума, то посмотрим, не сохранились ли исходные записи Конфедерации.
Сунья посмотрел на партнера:
— Видишь? Я знал, что нам повезло, еще когда мы только увидели, как этот корабль спускается с небес.
Янсма и Дилл передали зверей и их погонщиков Лир и направились обратно к кораблю.
— Тебе никто не говорил, что ты сентиментальный олух? — поинтересовался Гарвин.
— А ты, конечно, наоборот? — парировал Бен.
Гарвин и Монтагна наблюдали, как две длинноволосые женщины и длинноволосый мужчина с внушительными усами гарцевали верхом, перекатывались и кувыркались на лошадиных спинах, будто лошади стояли неподвижно, а не текли с плавной грацией, словно молоко, сквозь обручи и вокруг арены.
— Я собираюсь научиться этому, — твердо заявила Монтагна. — Неважно, насколько это трудно.
— Ты справишься, — ляпнул Гарвин. Девушка улыбнулась ему, рефлекторно придвинувшись ближе. Они поймали себя на этом и шагнули в стороны.
Наездник, Руди Квиек, спрыгнув с лошадиной спины, дважды перекувырнулся в воздухе и приземлился перед парочкой.
— Разве мои верные не чудесны?
— Чудесны, — согласился Гарвин. — А в чем хитрость?
Квиек выглядел уязвленным.
— Никаких хитростей. Мои кони, мои верные, принадлежат к особенному, очень редкому семейству, которое выращивают всего несколько ромалэ на изолированных планетах и почти никогда не показывают на публике. И у меня лучшие представители породы. Аттракцион настолько необычный и такой отлаженный, что ваш цирк должен быть просто счастлив подписать с нами контракт. Ведь это удвоит, если не утроит сборы.
— Да, — бесстрастно произнес Гарвин.
— Надеюсь, — вступила Монтагна, — вы не станете возражать, если я попрошу одну из ваших лошадей поднять ногу?
— Ах, — воскликнул Квиек, — дама не только красива, но и умна!
— Да нет, — откликнулась Монтагна. — Мне просто показалось, что я заметила металлический блеск, когда ваш конь запрыгивал на ту стойку.
— И снова «ах», — вздохнул Квиек. — Я должен работать с животными. Вынужден признаться, я несколько облегчил задачу моим бедным лошадкам.
— Чем? — ухмыльнулся Гарвин. — Маленьким антигравом в каждой подкове?
Квиек поклонился.
— Вижу, у меня не будет секретов от вас, бригадир. Может, нам стоит переместиться в ваш кабинет, отпробовать ракии, которую мы привезли с собой, и обсудить, каким образом я с моими женами и вы будем вместе работать?
Гарвин кивнул:
— Извини, Дарод, но приглашение на ужин в городе, похоже, отменяется. Мне предстоит изрядно поторговаться сегодня ночью.
— Я не собираюсь садиться на эту зверюгу! — бушевала молодая женщина.
— Но почему, моя темпераментная малышка? — терпеливо поинтересовался крохотный и какой-то истощенный на вид человечек по имени Нокс, цирковой хореограф. — Нам обещали, что они не едят людей.
— Не буду, потому что… потому что у них повсюду волосяные шипы, а я не хочу, чтобы моя попка превратилась в подушечку для булавок!
Моника Лир, стоявшая рядом с Гарвином у выхода из корабля, пробурчала:
— Все они такие. Все эти чертовы три десятка этих чертовых статисток. Они не будут то, они не будут это. Им наплевать на то, что говорится в контракте, у них в комнате слишком жарко, у них в комнате слишком холодно, слишком близко к лошадям, слишком… арррргх! Шеф, умоляю: дайте мне их всех на недельку, и, обещаю, те, которые останутся, перестанут распускать нюни раз и навсегда.
— Ну-ну, — попытался успокоить ее Гарвин, пряча улыбку. — Мы должны делать скидку на артистический темперамент.
— До левой сиськи мне их темперамент! — рыкнула Моника. — Все, что от них требуется, это вертеть своими хорошенькими задницами, улыбаться так, как будто они знают, какое нынче число, и создавать гребаный контраст клоунам.
— О чем и речь.
— Итак, Адель, — Нокс все еще сохранял спокойствие, — мне действительно не хочется на вас давить… Но если вы не примете это назначение, нам придется придумать для вас что-нибудь другое.
— Все, что угодно! — бушевала блондинка. — Все, что угодно, кроме этого!
— Хе… хе… хе… все, что угодно? — неожиданно в поле зрения возник Ристори в длинном черном дождевике и шляпе. — У нас, хо-хо, у нас есть небольшая сценка… — Профессор выставил правую ногу в мешковатой штанине. Затем показалась еще одна правая нога, а первая оказалась муляжом. — Сценка, сценка, — продолжал он, — презабавнейшая. Может, несколько взрослая, несколько взрослая для нашей молодежи. Там мы с тобой женимся, женимся навеки, на вечное блаженство. Я выкатываю тебя на арену в брачной постели и затем, совершив омовение, омывшись, умывшись, с пением забираюсь к тебе в кровать, и мы обнимаемся. Затем ты нечаянно обнаруживаешь, что с нами в постели оказались двое, может, трое моих друзей… лилипутов… которых я пригласил…
— Стоп! — взвизгнула Адель. — Ни слова больше! Ладно, Нокс, я согласна оседлать вашего долбаного слона.
— Видишь, — сказал Гарвин Лир. — Существует несколько способов достать пробку из, гм, бутылки.
Трое мужчин бросали в Ки Фен Тан различные предметы — стулья, маленький столик, а она ловила их и ставила друг на друга. Руки ее при этом сливались в одно расплывчатое пятно. Первый мужчина, Джанг Юань Фонг, подсадил второго, и тот, кувыркаясь, перелетел по воздуху на верхушку пирамиды, легко сохраняя равновесие. Потом очень маленькая девочка, Джиа Йинь Фонг, проковыляла к мужчине и тоже кувырком отправилась на верхушку пирамиды. Тут, откуда ни возьмись, появилась дюжина палок, и она принялась ими жонглировать. Третий мужчина кивнул, и акробаты рассыпались.
— Безусловно, вы более чем подходите, — пробормотал Гарвин сквозь рассеивающийся туман ракийного похмелья.
— Хорошо, — сказал Фонг. — Ибо мы слышали, что вы собираетесь добраться до Центрума, а оттуда моей семье и кузенам будет легко продолжить наше путешествие.
— Куда? — спросил Гарвин. — У нас уже есть несколько попутчиков.
Фонг выглядел печальным.
— Да, я знаю, кого вы имеете в виду, и, боюсь, их планета не более чем мечта, хотя я надеюсь на обратное. Наш путь лежит в совершенно реальное место. Мы возвращаемся на Землю, на нашу родину, которая называется Китай, как вернутся, в конце концов, все китайцы. Мы десятки поколений шатались по галактике, а теперь пришло время вернуться в нашу деревню Тай Шенг и заново отстроить наши души.
Гарвин пожал мужчине руку, гадая, не приходится ли ему родственником оставшийся на Камбре Кен Фонг, а затем отправился обратно в кабинет, дабы потешить себя пивом и поразмыслить над множеством причин… или поводов… по которым его артисты присоединялись к нему.
Труппа была уже почти полностью укомплектована, и репетиции шли дважды в день. Гарвин установил дату отбытия. Страсти накалялись.
Большие кошки рычали на любого, кто приближался к их клеткам, включая своего хозяина, сэра Дугласа. Слоны капризничали, и их трубные вопли разносились по всему кораблю. Акробаты огрызались друг на друга, воздушные гимнасты кусали губы, а униформисты устраивали разборки в темных закоулках корабля.
Лишь некоторые опытные мастера довольно потирали руки. Ведь именно так всегда и происходит, когда программа готова к запуску… И если бы, наоборот, все были довольны и счастливы, они бы знали, что их ждет беда.
Гарвин поднял винтовку, тщательно прицелился и спустил курок. Старинное реактивное ружье крякнуло, а мишень осталась неподвижной.
— Пробуй снова, пробуй снова, не попытаешься еще раз — не выиграешь куколку для своей дамы, — пропел зазывала.
— Твоя проблема, Сопи, в том, — заметил Ньянгу, — что ты считаешь всех остальных слишком тупыми, чтобы произвести элементарный подсчет.
Толстый, жизнерадостного вида мужчина попытался сделать разгневанное лицо, у него не получилось, и он остановился на обиженном.
— Как вы могли так обо мне подумать?! — завопил он высоким писклявым голосом.
— Для начала, прицел этого ружья сбит так, что оно не может не стрелять мимо, — ответил Иоситаро.
— Та же история с колесом фортуны, — вступил Гарвин. — Я вижу электромагниты, и как нога зазывалы ударяет по переключателям. А о твоей рулетке, которая едва крутится, и думать не хочется.
— Да, это и впрямь не дело, — согласился Сопи Мидт. — Надо опустить боковые занавески пониже.
— И шар для метания утяжелен, — продолжал Гарвин. — И шесты для колец расположены слишком тесно, чтобы хоть одно могло надеться куда надо.
— А что вы скажете о Джилл-шоу?
— Это вообще не пойдет, — сказал Гарвин. — Во-первых, у нас уже есть свои танцовщицы. Да, я знаю, секс — хорошая статья доходов, но… нам не нужны неприятности.
— У меня не бывает неприятностей, — возразил Мидт. — Мы всегда играем по заранее расписанному сценарию, предварительно убедившись, что копам дано на лапу, так что никаких арестов не будет. Играй по законам общества, может, метр туда-сюда, и никогда, или почти никогда, не попадешь в беду, — ханжески закончил он.
— У тебя действительно проблема, — согласился Гарвин с Ньянгу. — Ты слишком охоч до денег. Но у меня свои трудности. Мне нужен небольшой парк аттракционов перед входом в цирк, а у тебя двенадцать палаток, не считая шоу с девочками, и ты не пытаешься подсунуть мне уродцев, хотя я не возражал бы против одного-двух великанов.
— Знаю, где достать. Будут здесь завтра утром.
— Заткнись на минутку, — прервал его Гарвин. — Как тебе такое предложение: делим не шестьдесят к сорока, как ты предлагал, а семьдесят к тридцати?
— Почему вы хотите надрать сами себя? — Лицо Мидта приобрело подозрительное выражение.
— Потому что мое шоу должно быть чистым… по крайней мере, внешне. Поймешь это — сможешь работать на меня. Мое первое условие: ты зафиксируешь процент, на который будешь надирать публику, так, чтобы он не был совсем уж грабительским. Второе условие: всю дорогу ты имеешь дело только напрямую со мной. Или я брошу и твою жирную задницу, и твою труппу посередь любой заваренной тобой каши. На любой задрипанной планетке, где есть хоть что-нибудь, напоминающее полицию.
— Черт. — Мидт призадумался. — Будь хоть какое-то другое шоу… Не уверен, что я силен по части быть честным.
— Тогда тебе лучше начать учиться этому, — посоветовал Ньянгу. Происходящее его забавляло.
Мидт протянул свою широкую лапу:
— Ладно. Тяжелый торг. Но я принимаю сделку.
— Тогда тебе лучше приступить к работе. Пристрелять несколько ружей и размонтировать свои сложные конструкции, — холодно бросил Гарвин и направился обратно к кораблю.
— Вот теперь у нас полный комплект, — заметил Ньянгу. — Жульнические аттракционы, цыгане, чужаки, слоны и коты-убийцы.
— Я знаю, — счастливым голосом отозвался Гарвин. — Это действительно начинает походить на цирк. И, как ты сказал еще там, на Камбре, никому и в голову не придет, что этот размалеванный шутовской балаган на самом деле — группа героев-разведчиков, затеявших весьма опасную авантюру с неочевидным исходом.
Состоялась генеральная репетиция в костюмах.
Гарвин, несмотря на романтическую жажду дать первое представление в шапито, проявил благоразумие и организовал все в главном трюме «Большой Берты».
Место для представления устраивалось одинаково как внутри корабля, так и вне его: съемные трибуны для зрителей, установленные по периметру прямоугольной зоны, почти в полкилометра длиной. Их количество менялось в зависимости от наплыва публики, так чтобы цирк Янсма никогда не выглядел полупустым.
Дорожка для лошадей тянулась от актерского входа вокруг арен и уходила в проход на другой стороне.
Гарвин, неизменный традиционалист, намеревался ввести три арены, каждая около двадцати пяти метров в диаметре. Они могли раздвигаться дальше или сдвигаться теснее в зависимости, опять же, от числа зрителей. Зрители входили через главный грузовой шлюз, внутренняя переборка которого убиралась. Сверху нависали джунгли из тросов и канатов для воздушных гимнастов, а высоко над ними располагалась задняя часть командной капсулы. Снаружи корабля раскинулась площадка для аттракционов, а у входа в шлюз зазывалы выкрикивали всякую чепуху, приглашая зрителей внутрь.
Гарвин позвал всех желающих. Трибуны наполнились до отказа, и перед главным входом пришлось установить дополнительные сиденья, называемые пастушьими.
Представление началось. Клоуны нападали на расфуфыренного инспектора манежа, и Гарвин прогонял их кнутом, как раз когда воздушные гимнасты, словно атласные облака, раскачиваемые странными чудищами, заполнили небеса.
Там были слоны, еще клоуны, акробаты, большие кошки, даже мелочно-придирчивый человек с настоящими земными кошками, которым клоуны постоянно не давали покоя.
Лошади появились и исчезли. И снова клоуны. И дети начали зевать. И затем был гвоздь программы — трибуны заполнили разносчики сладостей.
— Неплохо, — проворчал Гарвин.
— Совсем неплохо. — Ньянгу рассмеялся. — Полагаю, пора идти на войну.
— Сэр, — произнес Лискеард. — Все подразделения докладывают готовность к взлету. Корпус цел. Данные о проблемах отсутствуют.
— Тогда, мистер Лискеард, — откликнулся Гарвин, — мы открываем гастроль!
Лискеард ухмыльнулся, положил руки на пульт, и «Большая Берта», оторвавшись от Гримальди, заковыляла к звездам.
Глава 7
Нуль-пространство
Гарвин мог бы направиться прямо к Центруму, но у него была идея получше. Разыскания Ньянгу показали, что никакого тотального взрыва из центра, похоже, не случилось. Все произошло постепенно, словно нечто отхватывало от Конфедерации по кусочку.
Интуиция подсказывала отцу-командиру не соваться в глубь Империи, поскольку если он это сделает, то, скорее всего, ему не сносить головы. Гораздо мудрее казалось поболтаться по окраинам… тоже, кстати, практически в сердце Конфедерации… и пособирать разведданные, прежде чем идти на прорыв.
Целью Гарвина были многочисленные системы Тиборга. Изначально, на Камбре, их посещение в планы не входило, так же как никто не собирался проделывать весь путь до Гримальди для набора труппы. Тиборг являлся одной из дополнительных возможностей, поскольку атлас Конфедерации с его замечательной классификацией гласил: «Сектор интересен в плане подхода к дипломатии».
— Это означает, — прокомментировал Гарвин цитату из атласа, — что они у Конфедерации в печенках сидят… сидели, по крайней мере. Думаю, нам имеет смысл с ними пообщаться.
— Да, верно, — согласился Ньянгу. — Старая песня: «следует изучить врага моего друга». Если верить моему опыту, то, как правило, хороший враг приносит геморрой всем, кто входит с ним в контакт. Но ты у нас храбрый вождь и все такое.
«Большая Берта» прыгнула сквозь пять систем, четыре из которых были обитаемы, не приземляясь и не вступая в контакты с местными жителями.
Пенвит, Лир, Дилл и Фрауде прибыли к Иоситаро. Гарвин отказался принять их, используя преимущество старого военного закона, гласящего, что отсутствие ответа всегда означает «нет и пошел вон». Они требовали совершать посадки.
— Это даст планетам и людям нечто, — уверял Пенвит. — Банальное подтверждение того, что там, вовне, есть ребята, озабоченные судьбой Конфедерации:
— Трогательно. — Ньянгу почти не шутил. — Правда, трогательно. Особенно ты, Бен, закоренелый пожиратель пространства, в качестве одного из просителей. В Конфедерации насчитывается… насчитывалось… Сколько там было при последнем подсчете? Сотня тысяч? Миллион? Вам не приходит в голову, что мы скорее благополучно состаримся за время этой очаровательной миссии милосердия, чем выполним то, ради чего, собственно, и находимся здесь?
Пенвит и Дилл принялись, было, возражать, но Фрауде признал правоту Иоситаро. Они не могли терять время. Ньянгу попросил Монику задержаться.
— Сдаешь? — спросил он без тени сарказма в голосе.
Лир приняла это как должное.
— Нет, шеф. Не думаю, — ответила она после некоторой паузы.
— Хорошо. У нас и так достаточно нежные души. Подозреваю, эта операция станет весьма опасной, и я не знаю, когда нам снова удастся водрузить брюхо на стойку бара в Шелборне.
Тиборг
— «Бурсье-один», я Контроль Альфы Дельты Тиборга, — затрещало в наушниках у Бурсье. — Вам разрешена посадка на поле с использованием канала 3-4-3 для посадки по приборам или при визуальных условиях полета в атмосфере на усмотрение пилота. Прием.
— Я «Бурсье-один», — произнесла Жаклин Бурсье в микрофон; использовать собственное имя в качестве позывных придумал Дилл. — Понял ваши инструкции по каналу 3-4-3. К вашему сведению, я авангард транспорта «Большая Берта», который вскоре войдет в вашу систему.
Последовала пауза.
— «Бурсье-один», я Контроль. К вашему сведению, у нас в воздухе патрульные корабли… но название вашего транспорта, безусловно, обезоруживает.
Бурсье на грани утраты чувства юмора открыла микрофон.
— Понял ваше последнее высказывание. Мы не намерены причинять никакого вреда. Мы — цирковой корабль.
— Повторите последнее?
— Цирк, — произнесла Бурсье. — В качестве развлечения.
Долгая пауза.
— Я Контроль. Смотрел слово в словаре. Мое начальство велит продолжать, как раньше.
— Понял… Спасибо, Контроль. Отключаюсь. — Бурсье коснулась сенсора, вызывая «Большую Берту».
Через несколько минут один из патрульных катеров вышел в нормальное пространство. На борту находился Гарвин.
— «Бурсье-один», я Янсма. Есть проблемы?
— Не вижу.
— Тогда не будем задерживаться… Отправляйтесь вниз и посмотрите, что происходит, «Бурсье-один».
— Понял. Переключаю частоты. — Бурсье снова коснулась сенсора.
— Контроль Альфы Дельты Тиборга, говорит «Бурсье-один». Осуществляю посадку. За мной последуют два корабля.
Нана-бот нырнул на миг обратно в гиперпространство, а затем вместе с «Большой Бертой» в кильватере они приблизились к планете снизу.
— Интересно, — Гарвин не обращался ни к кому в отдельности. — Теоретически, в этих системах демократия, но у всех такие имена, будто их называл какой-то солдат. Альфа Дельты чего-то там в моей левой ноздре!
— Или люди только думают, что у них демократия, — пробормотал техник.
— Это тоже.
— Цель вашего визита? — бросил таможенный офицер.
— Развлечь ваших людей… и, может, заработать несколько кредитов, — ответил Гарвин.
Таможенник поднял глаза на нависающую над ним «Большую Берту» и улыбнулся.
— Знаете, вы — первый человек не из систем Тиборга, которого я пропускаю. Вам… и вашим людям… воистину, добро пожаловать.
— Дамы и господа, дети всех возрастов, граждане нашей Конфедерации, добро пожаловать в Цирк Янсма, — провозгласил Гарвин и резко щелкнул бичом.
Главный грузовой трюм «Большой Берты» заполнился людьми лишь наполовину. Гарвин решил, что для их первого представления и первого вечера в незнакомом мире спокойнее будет иметь все под рукой, а разбить шатер можно и позже.
— Со звезд, со старой Земли, из неведомых человеку миров мы привезли вам чудеса: странных чужаков, чудовищ, смертельно опасных зверей, презирающих смерть акробатов. И все это для того, чтобы вы холодели от восторга…
На этом месте Гарвина, как и планировалось, атаковали клоуны. Он взмахнул бичом и прогнал их. Клоуны спотыкались друг о друга с подчеркнутым идиотизмом. Затем один из них предостерегающе вскрикнул и указал на проход.
В проходе, «ведомый» Беном Диллом в трико и с парой железных обручей на бицепсах, показался ворчащий и рычащий Аликхан. Послышались визги, особенно детские. Может, и было несколько взрослых, которые знали, что такое мусфии, но ни один из них не мог понять, враждебно или дружелюбно настроен чужак.
За Аликханом хлынул весь цирк — кувыркающиеся акробаты, воздушные гимнасты, выписывающие пируэты на трапециях, кошки в клетках, слоны, лошади, на одной из которых гордо, пусть и не совсем уверенно, стояла Дарод Монтагна, и представление началось.
Они играли дважды в день последующие четверо суток, оттачивая программу.
Ньянгу почти исчез. Он снова рыскал по библиотекам в поисках данных по Конфедерации, разыскивая возможные источники информации, но без особого успеха.
Тиборг уже больше десяти лет — дольше, чем Камбра, — в основном не поддерживал связь с Конфедерацией. Судя по холосъемкам того времени, разрыв, похоже, никого особенно не взволновал.
Ньянгу, гадая над этим «в основном», решил разбираться дальше. У него складывалось впечатление, что люди Тиборга совершенно счастливы тем, что их оставили в покое, охотно позволив Вселенной катиться мимо.
После нескольких попыток завязать знакомство с местными вояками обнаружилось, что здесь, как и в большинстве миров, любопытство не поощряется. Иоситаро все же выведал о наличии в столице Клуба Вооруженных Сил и наводил мосты на предмет чего-нибудь полезного.
Бегущий Медведь, аккуратно ступая по опилкам и напевая по-своему, продвигался вокруг всех трех арен.
Дек снова поймал себя на желании иметь предков, которые бы действительно помнили ритуалы. В расовую память индеец верил только наполовину, но под покрывавшей лицо и тело боевой раскраской отчаянно старался верить. Он пытался вообразить те времена, когда до появления бледнолицых пришельцев народ воинственных повелителей прерии правил равнинами далекого мира.
Дек пришел в себя, осознав, что на него завороженно смотрит маленькая девочка, выбравшаяся со своего места на трибунах.
— Ты настоящий? — спросила она.
— Не-а, — ответил Бегущий Медведь. — Я призрак. Призрачный танцор.
— Ой. А что ты танцуешь?
— Танец дождя моего народа, — нараспев произнес он, стараясь не рассмеяться.
— А-а, — кивнула маленькая девочка и направилась обратно к своему месту, потом обернулась.
— Это хороший танец. Когда мы сюда пришли, как раз начался дождь.
Бегущий Медведь заворчал, как и полагается порядочному индейцу, но внутри ощутил крохотный всплеск страха оттого, что влез на территорию богов.
— Похоже, — заметил Ристори доктору Фрауде, — мы прибыли сюда в интересные времена. Полагаю, вы заметили, что идет кампания по выборам премьера планеты?
— Видел что-то по холо, — ответил Фрауде. — К несчастью, я пытался разучить этот проклятый кувырок вперед, на который, по вашему мнению, способны мои старые кости.
— Стыдно, доктор. Волки всегда должны следить за делами овец. В противном случае они рискуют пропустить назначение нового и опасного пастуха. Или стаи овчарок.
— Со мной еще хуже, — признался математик. — Я даже не знаю, как эта чертова система работает.
— Очень просто, просто, просто. — Ристори сбился на привычный говорок. — Простите. У нас имеются теоретически свободно избранные премьер и вице-премьер плюс куча назначенных заместителей для обоих. Они, в свою очередь, помогают управлять всеми двадцатью хрен знает сколькими мирами Тиборга в четырех системах.
— Интересное устройство, — хмыкнул Фрауде. — Звучит весьма представительно.
— Возможно, — с сомнением произнес Ристори. — Однако я также заметил, что есть тридцать членов так называемого Директората. О них очень мало пленок, но, по-видимому, это бывшие планетарные политики, которые, цитирую, «советуют премьерам, предоставляя в их распоряжение свой многолетний опыт».
— М-м-м. Какова их реальная власть?
— Никто не говорит, но предположительно — велика.
— Следовательно, премьеры — марионетки.
— Можно и так сказать… Кроме того, мне кажется, что имена тех из них, кто проявит достаточно понимания и способности к сотрудничеству, будут занесены в списки потенциальных директоров.
— Ох, люди, — вздохнул Фрауде. — До чего мы только не додумаемся.
— Особенно эти выборы здесь на Дельте. Создается впечатление, что правительство, погрязшее в коррупции, удерживало власть около восьми лет. Играя в азартные игры, курируя проституцию… и все такое. Дельта кажется открытой — чего мы не видели, не побывав достаточно близко в пригородах, — для остальных жителей Тиборга, чтобы счесть ее восхитительным местом отдыха. Но теперь тут завелся молодой реформатор по имени Дорн Фили, который баллотируется в премьеры, клянется повыкинуть мошенников, привнести честность, правду и справедливость в правительство, править чистыми руками и все такое. И весьма хорош собой, судя по виденным мною записям.
— А?
— Интересный я раскопал момент, — продолжал Ристори. — Суть в том, что отца мистера Фили, бывшего премьером несколько лет назад, выбросили из офиса разъяренные реформаторы.
— Ox.
— Именно. Давайте оторвем старых жуликов от кормушки, чтобы новые мошенники могли прийти и жиреть.
— Знаешь, — довольно проговорил Гарвин, — я мог бы научиться делать деньги.
— Ты хочешь сказать, что мы действительно в плюсе? — удивился Ньянгу.
— Ну, если отбросить начальные затраты Язифи… и стоимость корабля… мы проворно делаем кредиты.
— Всегда легко показать прибыль, если отбросить накладные расходы, — заметил Ньянгу. — Именно поэтому мне так нравилось быть вором. Кстати, о деле. Я нашел подход к этому Клубу ВС. Большое здание неподалеку от центра столицы, комнаты для членов, бар, залы для встреч, нечто вроде музея, кормят… Полагаю, обычное для частного клуба меню из сырых овощей и вареного мяса. И еще они гордятся своей благотворительностью.
— Ах-ха.
— Именно, — кивнул Ньянгу. — Я собираюсь запустить туда Пенвита и сказать, что цирк будет счастлив дать несколько «энни окли» — это термин для халявных представлений, правильно? — для их ветеранов или что-нибудь в этом роде.
— Какой нам с этого прок?
— Это, возможно, даст нам временное членство для Эрика.
— Которое, в свою очередь, даст нам… помимо необходимости выслушивать пенвитовское нытье по поводу еды… что?
— Солдаты любят других солдат, — терпеливо объяснял Ньянгу. — Они просто подлизываются к большим воякам.
— Не знаю, — протянул Гарвин. — Никогда не сталкивался с большим… Но тебе, наверное, виднее, учитывая твою привязанность к Лариксанскому коллеге.
— Иди ты в задницу, — огрызнулся Ньянгу. — Итак, предположив, что до разрыва связей десять лет назад имел место некий контакт, мы, возможно, соберем какие-то интересные данные о конфедератах и о том, что случилось. Может быть.
— Маловероятно, мой маленький смуглый брат. В самом деле, очень маловероятно. Но я согласен. Нам надо…
Раздался стук в дверь каюты.
— Открыто, — крикнул Гарвин.
Дверь скользнула в сторону. За ней стоял один из дежурных в сопровождении статного мужчины лет тридцати с небольшим и его крепко сбитого спутника на излете среднего возраста, лицо которого лучилось довольством. Оба посетителя были в деловых костюмах, которые Ньянгу, даже не зная ничего о местной моде, сразу определил как дорогие.
От того, что помоложе, веяло эдакой суровой красотой, а открытое лицо источало искренность и доверие. Ньянгу понял, что ненавидит его.