«Вот и еще один восхитительный день, проведенный в Кирании, — подумал он. — Какое все-таки отличие от дымной, грязной и суетной Валарии». Калазарис, всю свою карьеру построивший на том, чтобы избегать неожиданностей, теперь не переставал изумляться тому, как изменилась его жизнь. Не удивлялся он лишь тому, что, когда начались эти великие пертурбации, он таки умудрился приземлиться на ноги. Калазарис всегда был искусным мастером держать равновесие. Это могли бы признать и враги его. Он усмехнулся. Особенно враги!
      Еще одна птица запела в роще. Хор приобрел полное совершенство звучания.
      Калазарис милостиво позволил себе направиться к озеру, дабы насладиться птичьим концертом с более близкого расстояния.
      Когда король Протарус оказался перед воротами Валарии, Калазарису показалось, что дела складываются… как-то уж очень… напряженно. Хотя удивляться было нечему. Сейчас Калазарис не смог бы описать те чувства, которые овладели им в те давно прошедшие дни, когда вокруг бушевала паника. Он оставался спокойным и, подавляя эмоции, сохранял самообладание. Размышлял. И действовал.
      Скорее всего, он был… встревожен? Нет, нет. Слишком сильно сказано. Возможно, разочарован? Да, скорее разочарован, когда его так искусно составленный план присоединиться к Протарусу потерпел крах. Его секретные послания и задокументированные свидетельства дружеского отношения к Сафару Тимуру не нашли в лице короля Протаруса достойного читателя. И поначалу Калазарис впал в раздражение. Не рассердился, а именно впал в раздражение. Калазарис и сам обожал подозрения. Король, не умеющий и не любящий подозревать, ничего не стоит как монарх. Но, по его мнению, подозрения Протаруса были безосновательны.
      Ну и что из того, что кое-что в посланиях Калазариса оказалось ложью? Он же честно намеревался выполнить свою часть договора. Разве не он позаботился, чтобы в нужный момент некие ворота остались без охраны? Разве не он, как и обещал, доставил Умурхана и короля Дидима? Разве не он поклялся в вечной и преданной службе новому королю?
      Калазариса глубоко уязвило то обстоятельство, что Протарус не разглядел в нем столь ценного союзника. Хороших шпионов найти не так просто. А Калазарис, не обремененный скромностью, считал себя самым лучшим из них.
      И лучшим доказательством тому служил тот факт, что у Калазариса при дворе Протаруса оказались свои шпионы. Они-то и предупредили его, что король собирается объявить его изменником, после чего Калазарис сбежал.
      Калазарис счел забавным, что вероломство короля обернулось благом для шпиона. Если бы не король, не оказался бы Калазарис здесь, в Кирании, на стороне победителей. Ну и что, что они демоны? По мнению Калазариса, они занимали достаточно просвещенную позицию по отношению к людским способностям. Лука мгновенно оценил потенциал Калазариса, как и лорд Фари. Правда, оба они скорей всего меньше стали бы доверять ему, хотя и больше восхищаться, если бы узнали, что он заключил сделки с каждым из них.
      Он остановился на опушке рощицы. Птицы прервали концерт и улетели в глубь леса. Там они устроились на старом орешнике, облепленном урожаем плодов, и вновь принялись распевать. Сладостная полилась мелодия, пленительная. «Надо бы разглядеть, что это за птичья порода», — подумал Калазарис. Внезапное видение овладело им — словно одна из птиц вдруг слетела к нему на палец. И в этом видении он унес с собой это маленькое существо и посадил в клетку, где оно пело для него всю ночь напролет.
      Видение раздразнило его, и он последовал за птицами дальше в лес.
      Калазарис не испытывал иллюзий относительно своей безопасности. Поэтому он решил пересечь горы и посмотреть, что за жизнь можно устроить в Каспане. Он отлично справился с задачей размещения шпионов в городе, что явилось для него гораздо лучшим началом деятельности, даже в сравнении с тем кошелем драгоценных камней, с которым он сбежал.
      То были волнующие дни, любовно вспоминал Калазарис те тревожные времена. Под видом купца он арендовал себе местечко в караване, идущем к Каспану. С этим караваном он пересек горы в районе Кирании, не без интереса отметив про себя богатства этой долины. Он даже купил целую коллекцию винных кубков у Каджи Тимура, втайне наслаждаясь радостью и улыбками старика и его жены, улыбающихся и болтающих в процессе упаковки хрупкого груза. Он чуть не расхохотался вслух, когда милая парочка стариков принялась хвастать своим сыном, Сафаром Тимуром, великим ученым и другом юности самого Ираджа Протаруса.
      Калазарис вспомнил этот разговор, словно он происходил вчера.
      — Может быть, вам приходилось слышать о нем? — спросил Каджи.
      — О Сафаре Тимуре? — ответил Калазарис. — Нет, прошу прощения, не удостоился такой чести.
      — Нет, я имею в виду Ираджа Протаруса, — сказал Каджи.
      — А, ну конечно, кто же не слышал о великом короле Протарусе и его громких победах.
      Тут Мирна — так звали старуху — робко спросила:
      — Говорят, он жестокий человек. Это правда?
      — Вовсе нет, матушка, — сказал Калазарис. — Да что вы, он добрейший из королей. Ну разумеется, случаются смерти. Но как же без них на войне? Нет, он великий король, этот Протарус. Да и в делах знает толк.
      Видно было, что Мирна с облегчением восприняла эти слова.
      — Приятно слышать это, — сказала она. — Видите ли, он жил тут какое-то время. И был хорошим пареньком. Немного диковатым и упорным, разумеется. Но добрым. Его мать могла бы гордиться им, да упокоят боги ее отлетевшую душу.
      Калазарис хихикнул, вспоминая. Он поднял глаза и увидел, что птицы переместились, но всего лишь на веточку пониже. «Что же это за дерево такое? Уж не коричное ли?»
      Едва он успел расположиться в Каспане, подбодрив шпионов золотом, как демоны нанесли удар.
      И вновь Калазарис оказался в осажденном городе, среди паники. Он затаился, приказав шпионам сделать то же самое, а когда демоны взяли город, вынырнул на поверхность. Демоны устроили привычную резню. А решив, что урок дан, установили для управления городом собственную администрацию. Некоторые из чиновников сохранились от прежнего правительства. Все они принадлежали к бюрократам низшего звена, тем, кто делает свою работу и мало обращает внимание на то, кто сидит на троне. Среди них-то и процветали шпионы Калазариса.
      Когда ситуация прояснилась, Калазарис начал подбираться к Луке и Фари, по отдельности разумеется. Ему было что предложить им. И самым ценным предложением являлась Кирания. Ключ, с помощью которого открывались ворота в королевство Протаруса.
      Он остановился под деревом. Птицы теперь находились прямо над ним, но молчали.
      «И вот я оказался здесь, — подумал он, — и наслаждаюсь заслуженной наградой. Первой из череды многих и великих наград».
      Птицы запрыгали по веткам. Он обратил особое внимание на одну из птиц. В отличие от своих тускло-коричневых подружек, эта щеголяла ярко-зеленым опереньем и большим красным пятном на груди. Пухленький маленький самец. Прелестный.
      Калазарис вспомнил утверждение о том, что чем сладостней поет птица, тем вкуснее ее мясо.
      Он присмотрелся к дереву. Наверняка коричное. «Ах, — подумал он, — певчая птичка, питающаяся корицей. Какое блюдо можно приготовить!»
      Калазарис протянул палец.
      — Слетай вниз, слетай вниз, моя хорошенькая маленькая птичка, — позвал он. — Лети ко мне. У меня для тебя есть что-то вкусненькое.
      Он слегка удивился, когда птица спрыгнула с ветки и уселась на его вытянутый палец. «Забавно», — подумал он, вспомнив видение. Но вот на его глазах видение превращалось в обед.
      — Спой мне, маленькая птичка, — проворковал он. — Спой Калазарису. Спой сладко, моя прелесть. А потом я сверну твою маленькую шейку и приготовлю себе ужин.
      К его изумлению, птичка раскрыла клювик, словно собираясь запеть.
      — Заткнись, заткнись, за-аткнис-сь! — сказала она.
      Челюсть у Калазариса отвисла.
      — Что? Что ты сказала?
      — Я сказал, заткнись, Гундари, — продолжала птичка. — Я первый его увидел. Ну и наплевать, что запах от него как от демона. Он человек. На себя посмотри, болван!
      «Я сплю, — подумал Калазарис. — Я уснул в храме. Устал от работы. И во сне гуляю. А теперь мне снится, что со мной разговаривает птица».
      Он поднял руку, рассматривая красное пятно на ее грудке. «Как странно, — подумал он, — пятно в виде черепахи».
      Неожиданно птичка впилась острыми коготками в палец.
      Калазарис взвизгнул и попытался сбросить птицу.
      — Пошла прочь, пошла прочь! — завопил он.
      Но птица лишь глубже вонзала коготки, уже царапая по кости.
      Вопя, Калазарис закружился, пытаясь стряхнуть птицу с пораненного пальца.
      — Да остановись ты, глупый человек! — закричала птица Калазарису. — Ты же сделаешь мне больно.
      Тут птица превратилась в оскалившегося маленького демона с длинными острыми зубами. Он прыгнул на лицо Калазарису и впился когтями в его щеки. А затем укусил за нос.
      Калазарис оцепенел. Он чувствовал боль, ощущал, как эта тварь вцепилась ему в лицо, как кровь течет ему прямо в рот, но не мог шевельнуться.
      Послышались шаги, и из-за дерева вышла какая-то фигура.
      И Калазарис, человек, не признававший ни удивления, ни тем более страха, познал оба эти чувства.
      — Отпустил бы ты его, — сказал Сафар. — А то все платье в крови перепачкаешь. А ты ведь терпеть этого не можешь.
      Гундара отцепился от Калазариса и соскочил на землю. Маленький Фаворит оглядел свой запятнанный кровью костюм.
      — Ну вот посмотри, что ты наделал, — укоризненно сказал он Калазарису — Если бы ты не дергался, как тебе советовали, то ощутил бы просто щипок. А уж крови наверняка бы не было.
      Калазарис, застывший от ужаса и под влиянием заклинания, мог издать лишь странный звук. Он увидел, как Сафар достал из кармана каменного идола в образе черепахи.
      — Ты бы сначала почистился, — сказал Сафар Гундара. — А потом уж получишь угощение.
      — Какой добрый господин, — сказал Гундара. — Какой славный хозяин. — Он вскочил на идола, сжавшись до нужных размеров. — Но я надеюсь, ты не забудешь? — сказал он Сафару — Я имею в виду, про угощение?
      — Не забуду, — заверил его Сафар.
      — Обещаешь?
      Сафар вздохнул.
      — Обещаю, — сказал он, теряя терпение.
      Гундара восхищенно взвизгнул, затем воскликнул:
      — Гундари, берегись! Я иду!
      И исчез в камне.
      Сафар спрятал идола, подошел к Калазарису и осмотрел того с головы до ног. Главный шпион ощутил еще одно потрясение, разглядев, насколько же глаза у Сафара голубые, как это небо, голубые, как озеро, которым он наслаждался несколько минут назад.
      — Ты, наверное, удивляешься, почему еще жив? — спросил Сафар пугающе спокойно.
      Калазарис еще не дошел до этой мысли, но, едва Сафар упомянул об этом, шпион аж подпрыгнул. Страх побежал по рукам и ногам.
      — Хорошо, — сказал Сафар. — Вижу все по твоим глазам. Ну а коли ты такой умный, то должен знать ответ. Правильно?
      Калазарис вновь издал давящийся звук.
      Сафар посмотрел на него с отвращением. Затем щелкнул пальцами, и Калазарис обрел способность говорить, хотя и остался недвижимым как статуя.
      — Слава богам, что ты появился, Сафар! — выпалил Калазарис. — Как раз вовремя, чтобы…
      Сафар вновь щелкнул пальцами, обрекая его на немоту.
      — Всю свою ложь можешь оставить при себе, — сказал Сафар. — Я уже поговорил с отцом. И знаю, что тут происходит. Знаю, что ответственность за все несешь ты.
      Он приблизил свое лицо к лицу Калазариса.
      — Надеюсь, я ясно тебе объяснил?
      Калазарис подавился застрявшим в горле ответом. Последовал очередной щелчок пальцев, и ответ вылетел:
      — Да! Очень ясно!
      — Я решу, как поступить с твоей жизнью после того, как ты нам поможешь одолеть демонов, — сказал Сафар. — И что с тобой станет, целиком зависит от тебя.
      Некая часть самообладания Калазариса вернулась к нему, а вместе с этим и мужество.
      Тем не менее для начала он все же запнулся:
      — Я могу сделать больше, чем просто избавить Киранию от демонов, прислу…
      Сафар удивился.
      — Ты ведь чуть не назвал меня прислужником, не так ли? — сказал он. — Странно, не правда ли, как меняется ситуация? Великий стал малым. — Он обвел рукой Калазариса. — Малый стал великим. — Он постучал себя по груди.
      Но Калазарис уже оправился после ошибки. Он улыбнулся тонкой улыбкой.
      — Да, действительно странно, лорд Тимур. Но вы же видите, как легко я справляюсь с изменениями. И ваш новый титул гладко скатывается с моих губ, сэр. Должен сказать, он вам очень идет.
      Сафар хмыкнул:
      — Да, Калазарис, ты не пропадешь. Вынужден признать.
      Главный шпион тут же рванулся расширять эту лазейку.
      — Зачем же мне пропадать, лорд Тимур, если я могу представить огромную ценность для вашего короля. Я прекрасно знаю двор демонов. Я знаю короля Манасию, принца Луку и их великого визиря, лорда Фари. Я знаю их слабости, имя которым легион, и прочие важные вещи. Король Протарус может очень рассердиться на вас, если со мной что-нибудь случится, и он лишится такой прекрасной возможности.
      — О да, Протарус наверняка захотел бы все это узнать, — сказал Сафар. — Желательно из живых твоих губ, а не из сухого пересказа той информации, которую я пытками вышиб бы из тебя. Но пойми одну вещь, Калазарис: король и я — друзья. Близкие друзья. И если я убью тебя, то просто приду к нему и признаю свою ошибку. Извинюсь и скажу: «Ну я не смог сдержаться, Ирадж!»
      Он помолчал, замораживая Калазариса своей ухмылкой.
      — Видишь ли, наедине с ним я зову его Ирадж. А он зовет меня Сафар. Словно мы опять мальчишками играем вместе. И вот я скажу: «Ирадж, меня охватила внезапная ненависть к нему. Я возжаждал его крови за те преступления, что совершил он против меня и моей семьи». Затем я виновато повесил бы голову, а вслух вопросил бы: неужели вина моя столь глубока, что из-за нее мы проиграем войну? И знаешь, что он скажет? Он скажет, — Сафар заговорил басом, подражая Протарусу: — «Ну что поделаешь, Сафар. На твоем месте я поступил бы точно так же. Когда кровь взывает, надо отвечать. Ничего, друг мой. Давай-ка пошлем за женщинами и хорошей выпивкой. Поскорбим над твоими ошибками, как положено мужчинам. А потом будем пить и веселиться до рассвета!»
      В желудке Калазариса все обожгло, словно он наглотался раскаленной лавы.
      Сафар расхохотался, глядя на него.
      — Видишь, каково? — сказал он Калазарису — Теперь ты понял свое место?
      — Да, лорд Тимур, — ответил Калазарис, с трудом подавляя дрожь в голосе. — Я все прекрасно понимаю.
      Он услыхал шелест листьев и увидел, как позади Сафара появились несколько солдат. На них были мундиры армии Протаруса.
      И тут он отметил необычайную красоту идущего впереди солдата. Он был просто прекрасен! Это была женщина.
      Она подошла к Сафару.
      — Представление было впечатляющим, лорд Тимур, — сказала она.
      Но по тону ее голоса можно было судить, что в интимной обстановке она обращается к Сафару по имени или зовет его ласкательным прозвищем.
      Она с таким восхищением поглядела на Сафара, что Калазарис, несмотря на все свое потрясение, тут же нашел пищу для своего коварства.
      «Восторженные женщины, — подумал он, — могут быть очень опасными. Как для врагов, так и для мужчины, которым восхищаются».
 
 
      Калазарис поднял бокал, провозглашая тост.
      — Друзья мои, — сказал он. — Этот вечер является еще одним доказательством — пусть и небольшим — великого предвидения короля Манасии. Предвидения объединенного Эсмира.
      Он оглядел собравшихся на банкете под открытым небом. Грубые столы расставили на свежескошенном лугу. На столах грудами громоздилась пища, перемежаясь с кувшинами лучшего киранийского вина. Десятки демонов, сидя за столом, не сводили с Калазариса желтых глаз. Поднятые кубки ожидали конца тоста.
      — Даже здесь, в далекой Кирании, — продолжал он, — человек сидит рядом с демонами, вкушая и выпивая. Как равный среди равных. Смертный…
      — Ох, да заканчивай ты свой тост, Калазарис, — проворчал сидящий рядом с ним громадный демон. — Меня жажда замучила!
      — Да, э, хм, — запнулся Калазарис. — Э… За короля Манасию! Да продлится его правление.
      Демоны одобрительно закричали, осушили бокалы и обратили внимание к столам, вновь наполняя бокалы и набивая пасти дымящимся мясом.
      Калазарис нервно осушил бокал. Он ощутил, как спрятанный под одеждой каменный идол стал почти горячим. Однажды даже послышалось слабое взволнованное шипение Гундара, обращенное к близнецу: «Заткнись, заткнись». Калазариса предупредили, что при малейшем неверном движении маленький Фаворит будет обжигать его.
      Среди столов с низко опущенными головами и высоко поднятыми блюдами пробирались рабы-люди, предлагая демонам все новые угощения. Демоны ели жадно, словно дармовое угощение данного Калазарисом банкета сделало их еще более голодными.
      — Не желает ли господин еще вина? — пробормотал чей-то голос у его локтя. Сафар, одетый рабом, держал в руках кувшин. Да и все прислуживающие здесь рабы были переодетыми солдатами, ожидавшими сигнала к нападению.
      — Да, с удовольствием, — сказал Калазарис, поднося свой кубок.
      Налив вина, Сафар низко поклонился и шагнул назад.
      — Чего это ты с ним так вежливо обращаешься? — спросил демон по имени Кван. — Ты что, пьян?
      — Да нет, не пьян, — сказал Калазарис.
      — Ну ладно, это твое дело, — сказал Кван. — Значит, мало выпил. Вот почему балуешь рабов, которым в ответ всегда надо давать зуботычину за то, что спрашивают. Ведь твой кубок был пуст, и он просто обязан был наполнить его, не спрашивая позволения!
      Кван обратился к Сафару:
      — Только посмей так обойтись со мной, маленький червь, и я откушу тебе голову.
      — Да, о благородный, — сказал Сафар, кивая. — Спасибо, о благородный.
      Кван повернулся к Калазарису:
      — Видишь? Вот так надо с ними обращаться!
      — Я запомню, Кван, — сказал Калазарис. — Хороший совет.
      Прекрасная девушка-рабыня — переодетая Лейрия — двинулась вдоль стола, неся поднос с поджаренными кебабами. От них шел такой соблазнительный запах, что Калазарис почти забыл об опасности. Когда девушка подошла ближе, демонстрируя шипящие и брызжущие жиром кебабы, рот его наполнился слюной.
      Он протянул руку, но тут перед ним оказался Сафар с кувшином, с поклоном собираясь наполнить его бокал вином.
      — Не ешь кебабы, — прошептал он и отошел в сторону.
      Калазарис, лишь несколько секунд назад пускавший слюни, обнаружил, что во рту мгновенно пересохло.
      Рядом Кван с наслаждением смаковал новое блюдо.
      — Восхитительно, Калазарис, — сказал он. — Ты только попробуй!
      Он помахал шампуром перед носом Калазариса. Восхитительный запах, усиленный магически, был настолько неодолимым, что Калазарис чуть не забылся, но вовремя отдернул руку.
      — Да я бы хотел, — сказал он со скорбным лицом. — Пахнет действительно чудесно. Но в этом месяце мне запрещено есть ягнятину. Религия, сами понимаете.
      Все собравшиеся за столом демоны увлеченно поедали кебабы, смакуя, облизывая губы, вытирая подбородки и призывая рабов нести еще.
      — С этой религией всегда хлопоты, — не без сочувствия заметил Кван. — Всегда что-то запрещено. Уж столько этих запретов, что порой и не знаешь, что можно.
      Сняв мясо с шампура, он отправил куски в пасть. Пожевав, проглотил, с выражением истинного блаженства на морде.
      — Знаешь, что бы я сделал прежде всего, если бы был королем? — сказал он.
      — Что? — спросил Калазарис.
      — Я бы запретил религию. Просто вышвырнул бы ее. И прежде всего занялся бы этими запретами. Все запрещенное я приказал бы сделать наоборот, принудительно разрешенным. И сам бы, как король, принялся тщательно изучать все запрещенное, а теперь обязательно разрешенное.
      Он дружески хлопнул Калазариса лапой по спине.
      — Держу пари, я стал бы пользоваться популярностью, — сказал он. — Самый популярный король в…
      Кван смолк, вытаращил глаза и качнулся вперед.
      Калазарис всплеснул руками, а Кван уронил голову на стол.
      Вокруг послышались похожие удары голов демонов о столы. И наступила тишина.
      Калазарис оглянулся и увидел, как охрана демонов, сообразив, что происходит что-то неладное, бросилась к столам.
      Лейрия издала боевой клич и сорвала с себя халат, под которым оказалась кольчуга. Выхватив саблю, она бросилась на охрану. Послышались крики, и в схватку вступили солдаты Сафара.
      Это была быстрая и кровавая рубка. Не успел Калазарис понять, что к чему, а в живых остались лишь трое демонов. И Лейрия с полудюжиной солдат устраняла эту помеху с пути.
      Сафар столкнул тело Квана со стула и сел на его место. Обтерев его бокал рукавом, он налил вина.
      — Я не буду просить тебя сказать тост, — проговорил он, обращаясь к Калазарису. — Твой друг был прав. — Он указал на мертвого демона, распластавшегося на земле. — Ты слишком долго разглагольствуешь.
      И Сафар осушил кубок.

23. Прелюдия к битве