Внезапно, не по сезону, похолодало, и труппа, покинув Деминг, направилась на юг, к теплу, оставив позади жгучие ветра и метели.
      Сафар по собственному опыту знал, что эти метели налетают с морей, расположенных за Каспаном. Налетают они регулярно, хотя, как правило, не так рано, как сейчас, — проносятся над северными землями, перелетают через Божественный Раздел и скатываются по южным склонам Невесты, чтобы промчаться по широким равнинам к горам за Джаспером.
      Воздушный корабль не боялся штормов и ураганов — он всегда находился впереди фронтальных ветров. Но сейчас он двигался гораздо быстрее, чем прежде, покрывая добрых двести миль за день.
      С каждой милей Сафар улетал все дальше от Кирании, и вскоре, как и образ Нерисы, мысли о доме унеслись в прошлое. Он был взволнованно увлечен удивительным чувством свободы. Они пролетали по океанам кристально чистого воздуха, над огромными плоскими облачными полями, мимо стай птиц с ярким опереньем и под звездными небесами, где луна находилась столь близко, что казалось, стоило повернуть штурвал — и можно лететь прямо к ночному светилу.
      Они двигались по странному графику, секрет которого хранился в голове Мефидии. Она внезапно отдавала команду, и они приземлялись у какого-нибудь городка или деревни, где всегда их ожидала толпа зрителей, с помощью которой набивались закрома корабля и кошельки актеров.
      После этого первого вечера в Деминге Мефидия явно пришла к какому-то решению и принялась обучать Сафара своей магии. Ее курс обучения сопровождался разнообразными насмешками над формами и методами обучения в Школе магии Умурхана. С точки зрения Мефидии, форма играла более значительную роль, нежели само заклинание.
      — Я всерьез верю, что магия — это наука, — однажды поведала она Сафару — Существуют законы, и ученые могут объяснить нам суть и основания этих законов.
      При этом Мефидия копалась в большом гардеробе, подбирая подходящий костюм для Сафара.
      — Хотя лично для меня, — сказала она, — все эти «почему» да «отчего» не представляют никакого интереса. Я артистка. И мне не важно, почему происходит так или эдак. В моем искусстве значение имеет лишь эффект.
      Мефидия выбрала темно-голубую рубашку со свободным воротником и широкими рукавами. Расшитая серебряными звездочками, она переливалась в тусклом освещении масляных ламп.
      — Вот это прекрасно подсядет, — пробормотала она. — Как раз под голубизну твоих глаз. — Мефидия отложила рубашку и продолжила поиски. — Я создала цирк, чтобы иметь возможность демонстрировать собственное искусство, — сказала она. — Хотя идея эта пришла ко мне лишь с появлением воздушного корабля, созданного моими любовниками. Я и тогда была актрисой. И мне платили за красоту и таинственность. А колдовство я держала под замком. В нем тогда не было необходимости, как и в косметике. И тем и другим я пользовалась лишь для того, чтобы прикрыть какой-нибудь прыщ, или досадить конкурентке, или вызвать взрыв эмоций у зрителей. Но, как только я увидела летающий корабль, меня тут же осенила идея — «Летающий Цирк Чудес Мефидии». Моя жизнь актрисы и тайной колдуньи вдруг показалась мне пресной. Бессмысленной.
      Мефидия замолчала, рассматривая пару бриджей, цветом подходящих к рубашке, затем сморщила нос.
      — Перебор, — пробормотала она, забрасывая бриджи назад, и продолжила поиски. — Так о чем это я? — спросила она. — Ах да. Я говорила о неудовлетворенности жизнью актрисы. — Лицо ее приняло серьезное выражение, в жестах появилась драматичность. — А я хотела большего, — сказала она. — И понятно, признаюсь, это «большее» предполагало больше аплодисментов. Я, конечно, самовлюбленная сучка, однако разве актер может быть другим? Цирк придал смысл моему мастерству. И я вложила в него всю душу. И теперь несу этот дар зрителям…
      Она выдержала драматическую паузу, затем продолжила:
      — Мне нравится радовать людей, снимать с них груз проблем, пугать их той опасностью, которая вот-вот произойдет не с ними, а с кем-то другим. Но всегда все заканчивается благополучно. Мне нравится напоминать им о том, как это чудесно — быть юным, любить. А если они молоды, то я показываю им — что может быть.
      Тронутый ее речью, Сафар вытер глаза. Внезапно торжественность Мефидии сменилась радостью. Она хлопнула в ладоши, отчего Сафар подпрыгнул.
      — Вот то, что надо! — воскликнула она, выуживая пару белоснежных бриджей из сундука.
      Мефидия подняла их, осматривая критически со всех сторон.
      Она потянула за промежность бриджей.
      — Вот здесь мы сделаем потуже, — сказала она, усмехаясь. — Чтобы дамам лучше было видно твое хозяйство.
      Сафар вспыхнул и забормотал что-то о приличиях.
      — Ерунда, — отозвалась Мефидия. — Уж если мы с Арлен заставляем парней ерзать, то уж тебе совсем несложно очаровать девиц. Это тоже представление. Немного секса, немного комедии, немного насмешки. Для успеха все сгодится.
      Она положила бриджи рядом с рубашкой.
      — Теперь все, что нам нужно, — это широкий пояс да сапоги в обтяжку. И к тебе в руки посыплются рубины.
      Тут же Мефидия дала ему первый урок. К его удивлению, она попросила показать то заклинание, с помощью которого он отдал монетку девочке в Деминге.
      — Это легко, — сказал Сафар. — Я делал это еще в детстве — перемещал предметы ради собственного удовольствия.
      — Ну так покажи, милый мой, — сказала она, протягивая ему монетку.
      Сафар бросил монету в угол. Пока она еще катилась, он взмахнул рукой, заставив ее исчезнуть, вновь взмахнул — и она упала на раскрытую ладонь Мефидии.
      — И что это такое? — спросила Мефидия, но не изумленно, а пренебрежительно. — Это ты и называешь магией?
      Она подбросила монетку высоко в воздух. Тут же постучала пальцем по столу. Сафар следил. Послышался резкий треск разрыва. Вверх рванулся столбик зеленого дыма, увлекая за собой взгляд Сафара, и монета появилась, чтобы тут же исчезнуть в этом дыму. Мефидия склонилась так низко, что Сафар решил: она сейчас его поцелует. Губы ее подразнили его, затем она, усмехаясь, откинулась назад.
      Зажав его нос между указательным и большим пальцем, она слегка дернула раз, второй, третий. И с каждым разом на грудь ему падала монетка и скатывалась на пол. Она подхватила их, подбросила в воздух, последовал еще один взрыв, и три монетки превратились в одну, которую она и выхватила из воздуха.
      — Вот это магия! — сказала она, держа монетку в руке и перекатывая ее между пальцев единым плавным движением.
      — Но ты вообще не пользовалась магией! — запротестовал Сафар. — Я бы почувствовал.
      Мефидия рассмеялась:
      — Как же я это сделала?
      — Не знаю, — признался Сафар. — Какой-то фокус.
      — Так вот этот фокус вызывает гораздо больше аплодисментов, нежели твоя магия, — сказала Мефидия.
      Сафару показалось, что он все понял.
      — Все дело в дыме, — сказал он. — Я могу изобразить дым.
      Он указал рукой на стол. Тонкая струйка дыма поднялась над досками. Он медленно повел пальцем, и струйка превратилась в высокий столб. Затем он щелкнул пальцами, и столб исчез.
      — Вот так? — спросил он.
      — Нет, нет, — сказала Мефидия. — Получилось как у меня. Но я делала не так. Ты для создания дыма воспользовался магией. Я же…
      Она раскрыла ладонь, показывая маленькую зеленую гранулу. Согнув большой палец, чтобы образовалась складка, она спрятала гранулу в эту складку. Затем взмахнула рукой, произвела изящный жест указательным пальцем, и вновь, после сухого «крак», поднялся зеленый дым.
      — Я пользуюсь приспособлением, — сказала она. — И добиваюсь того же эффекта, что и с помощью магии. Ты пользуешься настоящей магией, но настолько неуклюже, что получается, будто с приспособлением. И зрители, пусть ошибочно, начинают думать, что ты скрываешь нечто в руке. Тем самым ты их разочаровываешь.
      — А как насчет работы с монетой? — спросил Сафар.
      — То же самое, — сказала Мефидия. — Ты бросил ее в угол. Люди тут же начинают думать, что ты специально так поступил, дабы отвлечь их внимание от настоящего фокуса. Я же подбрасываю ее в воздух, она все время на виду, они видят всю мою работу. Я же в это время пускаюсь на уловки.
      Он вспомнил о постукивании пальцем, а затем о готовности поцеловать, что так здорово отвлекло его внимание.
      — Мне кажется, я понял, что ты имеешь в виду, — сказал он. — Но ведь ты же могла для достижения тех же целей воспользоваться и настоящей магией, а не трюками.
      — Нет, в течение двух представлений в день не смогла бы, — сказала Мефидия. — А еще есть дневное представление в День Богов. Ты вникни в существо нашей профессии. Ведь и в последнем действии представления ты обязан тратить столько же энергии, как и в первом. Именно это и отличает мастера от новичка.
      Но Сафар был юн и упрям.
      — А мне кажется, — сказал он, — что и настоящая магия, с помощью которой я подарил девочке монетку, справилась с делом весьма неплохо. Люди действительно были поражены. И в доказательство могу указать, что после этого они раскупили все билеты до единого.
      — Они решили, что эта девочка всего лишь подсадка, — сказала Мефидия. — Часть нашего представления. Я потом слышала, как они об этом говорили между собой. — И впечатление на них произвел сам замысел фокуса, — сказала она. — Представь себе — бедная маленькая мамочка и дочурка. — Она улыбнулась Сафару и похлопала его по колену. — Но тем не менее сама идея оказалась неплохой. Она явно понравилась толпе, и я думаю, мы возьмем этот фокус на вооружение.
      Сафар затрепетал, словно выслушал похвалу от великого мага, а не от какой-то колдуньи из цирка.
      — У тебя неплохие задатки, мой милый, — сказала она. — Если ты еще начнешь прислушиваться к тому, что говорит тетушка Мефидия, то станешь выдающимся шоуменом.
 
 
      Последующие дни стали самыми радостными в жизни Сафара. В сердце наступило такое же спокойствие, как и в тех небесах, под которыми они пролетали. Все тревоги остались далеко позади, словно штормовые облака на линии горизонта.
      Как и всякий горец, он провел не один час на вершинах скал, размышляя над тайнами небес. Разглядывая сверху птиц, он мечтал о том, чтобы улететь с ними. И вот в воздушном корабле Мефидии мечты обратились в реальность. Хотя обитатели корабля порой становились шумноватыми, особенно на репетициях, где не смолкали шутки и розыгрыши, но тишину они умели ценить, как и Сафар. И порой не один час проходил без единого звука на борту.
      У каждого члена экипажа и артиста была своя излюбленная точка, с которой он наблюдал за проносящимся внизу миром. Тишину нарушало лишь шипенье в горелках. Да и эти звуки уносились ветром, который нес воздушный корабль над полями, где обитали несчастные, рожденные на земле.
      Сафара увлекла новая жизнь. А вскоре он не мог себе представить другой жизни. Все свои силы он направил на то, чтобы постичь уроки, которые давала Мефидия и другие актеры. Он узнал о хитрых ящиках и люках, дымах и зеркалах, о проволоках столь тонких, что их невозможно было разглядеть на темном фоне, однако же столь прочных, что удерживали на весу груз в сотни фунтов над ареной. Мефидия помогла ему освоить технику чтения мыслей, и он теперь развлекал толпу, изумляя ее пересказами таких подробностей из жизни зрителей, которые они и сами-то никому не рассказывали. Сафар же просто пользовался услугами двух чернорабочих, обладавших острым глазом и тонким слухом и собиравших информацию до начала представления.
      Мефидия не только обучала его фокусам, но и пополняла багаж его познаний в области настоящей магии. Он узнал тончайшие заклинания, которые лишь добавляли блеска его номерам. Некоторые из этих заклинаний могли развеселить настроенную мрачно толпу. Другие же усиливали чувство изумления или добавляли чувствительности холодным сердцам. Мефидия научила его изготавливать магические талисманы и напитки, которые они и продавали после каждого представления, Сафар внес в эту работу свое искусство гончара, создавая замечательные маленькие флакончики для напитков и удивительной формы разноцветные талисманы.
      Он узнал, как читать будущее по ладони, вместо того чтобы бросать кости. Мефидия сказала, что такое предсказание является более личностным, а следовательно, и более точным, нежели «мертвые кости, которые своим стуком лишь пугают людей до полусмерти». Помимо хиромантии, он узнал, как составлять простенький гороскоп буквально за пять минут, а не за часы и даже дни, как уходило на это занятие у Умурхана и его жрецов.
      — Эти научные гороскопы слишком сложны и уродливы из-за математики и нужны только богатому человеку, — сказала Мефидия. — Нанимая заумных звездочетов, он как раз и хочет показать, что у него много денег. Обычные же люди — нормальные люди — хотят знать, что произойдет вот-вот, а не через месяцы. Они хотят понятного, чтобы можно было повесить этот гороскоп себе на накидку и показать друзьям.
      В просвещении Сафара относительно циркового искусства принимали участие и другие члены труппы. Могучий карлик Бинер обучал его тончайшему мастерству создавать различные характеры путем нанесения грима и мимикой. Арлен и Каиро преподавали ему азы акробатики. Они доводили его до изнеможения тренировками и пичкали укрепляющими силу порошками, так что мышцы начинали вибрировать от накопленной энергии. Илги обучал его координированности действий. Сафар исполнял свои номера под плавные ритмы Рабика до тех пор, пока все его движения не приобретали полную естественность.
      К изумлению Мефидии — и своему собственному, — магическая мощь Сафара возрастала с каждым днем. Но усиливалась она не постепенно, подобно мускульной силе, а скачками, от одного успеха к другому. Впервые с детских лет он испытывал настоящее наслаждение от занятий магией. Восторженный рев зрителей избавлял его от того стыда, что некогда внушил ему отец. Изумление зрителей приводило его в восторг. Особенно — как и предупреждал Бинер — изумление детей.
      Становясь сильнее и искуснее, он даже начал обходиться без некоторых трюков Мефидии. Фокусы его почти полностью основывались на магии, хотя он и продолжал пользоваться яркими эффектами, чтобы «продавать трюки», как выражалась Мефидия. И действительно, представления отнимали у него все силы, как и предрекала Мефидия. И тем не менее он ни разу не отказался еще раз выйти на арену по просьбе зрителей.
      Какое-то время Мефидия продолжала удерживать его от себя на расстоянии. Она дразнила его и доводила до краски своими шутками. Но так уж она была устроена. В основном же она держалась с ним как добрый учитель, наставник, поправляя в случае необходимости или расхваливая, когда он того заслуживал. Сафара неодолимо тянуло к ней, но он и представить не мог, что она может испытывать те же чувства. Он не мог сдержать восхищения от ее чудесной фигуры, облаченной в цирковой наряд. А порой во сне он сбрасывал с нее эти наряды, чтобы насладиться тем, что таилось под покровами.
      Сафар сам смеялся над своим не в меру разошедшимся воображением. Она никогда не будет принадлежать ему. Да и по возрасту она годится ему в матери. Стыдно даже помышлять о таком непочтительном отношении к женщине.
      Одновременно Сафар начал замечать некое напряжение в отношениях между труппой и экипажем, словно ожидалось что-то давным-давно обещанное. Однажды, прогуливаясь с Мефидией по палубе и обсуждая с ней новый поворот в одном из трюков, он заметил, как на них поглядывают. Люди перешептывались, улыбались и покачивали головами.
      Однажды он подслушал разговор Чейза с одним из чернорабочих. Чейз размышлял на тему «уж не потеряла ли Мефидия свои красивые зубки». Сафар не понял, что это означает. И озадаченность удвоилась, когда эти двое разговаривавших, увидев его, внезапно стыдливо отвернулись.
      Через день они прибыли в Кишаат, место регулярной остановки во время гастролей цирка. За прошедшие столетия жители Кишаата превратили окружавшие город огромные равнины в плодородные поля. Ожидавшие прибыльной работы циркачи перепугались, увидев запустение на месте некогда цветущих полей. Складывалось впечатление, будто по полям прошелся гигантский прожорливый зверь и сглодал весь урожай, до самых корней.
      Голодные и несчастные взоры устремились к летящему в вышине кораблю. И веселая цирковая музыка показалась Сафару жутким звуком, а громогласный призыв Бинера «Спешите! Спешите!» звучал криком вопиющего в пустыне.
      — Я понятия не имею, что тут произошло, — пробормотал Бинер, обращаясь к Мефидии, — но мне кажется, лучше нам двигаться дальше.
      Мефидия сжала губы и покачала головой.
      — Мы с нетерпением ждали встречи с ними, когда рассчитывали заработать, — сказала она. — Но я не собираюсь отворачиваться от них только потому, что фортуна им изменила.
      Бинер кивнул и вернулся к своим обязанностям, но Сафар заметил, как он встревожен. На земле сотни людей следовали по пятам за тенью воздушного корабля, но в такой тишине, что слышны были всхлипывания маленьких детей, сидящих на руках у родителей.