Сага о Темном Короле (№1) - Король-Провидец

Он уволил двух других инструкторов из отдела Военного Чародейства – одного за старческий маразм, другого за некомпетентность – и заменил их молодыми, ревностными Провидцами, не меньше его убежденными в том, что чародейство должно стать третьей боевой единицей, вместе с пехотой и кавалерией.

Сначала мы проводили время вдвоем, но через несколько недель к нашей компании прибавились другие офицеры – молодые капитаны и даже домициусы. Очевидно, к этому времени отсев неуспевающих слушателей закончился.

Офицеры проявляли большой интерес к лекциям Тенедоса, часто сопровождаемым демонстрациями на большом песчаном столе, который он установил в аудитории. Я обычно держался сзади и внимательно слушал. Я был зачарован. С первого взгляда казалось, будто Тенедос рассказывает только о былых сражениях, демонстрируя, каким образом опытный маг мог бы изменить их исход с помощью Заклятья Тьмы в одном месте, Погодных Чар в другом, и так далее.

Но в речах Тенедоса заключалось нечто большее, чем обычные примеры из истории, хотя мне понадобилось некоторое время, чтобы понять это. Думаю, если бы я не знал о его ненависти к Совету Десяти и его абсолютной убежденности в том, что Нумантия должна получить настоящего правителя или кануть в небытие, то я бы ничего не заметил. Тенедос мог вставить риторический оборот вроде «те, кто сейчас живет прошлым, будут задушены его мертвой рукой в будущем», или же, если сражение произошло во времена правления Совета Десяти, он называл истинным победителем боевого командира, а не «тех паникеров и болтунов, которые прячутся за чужими спинами».

Тенедос возводил свою философию в ранг настоящей научной дисциплины. Его популярность росла с каждым днем. Как он и предвидел, Совет Десяти совершил крупную ошибку, позволив ему стать преподавателем в Командном лицее.

Поскольку почти все его ученики были старше меня как по возрасту, так и по чину, мое присутствие начинало казаться мне неуместным. Но вскоре Тенедос объявил о новом графике занятий. Он будет читать дополнительные лекции лишь дважды в неделю; в остальные дни вечернее время понадобится ему для личных дел.

– Но минимум один вечер в неделю я обещаю проводить с тобой, Дамастес, если ты не устал от компании нудного, ворчливого чародея, – добавил он, когда мы остались наедине. – Я чувствую, как мои мозги начинают тухнуть на этой проклятой работе. Мне хочется выйти на улицы, быть среди людей.

Я был рад, что Тенедос твердо придерживался своего плана, ибо он стал любимцем больших аудиторий. У никейцев есть одна интересная черта: они предпочитают собираться в залах и слушать, как один человек излагает свои идеи, или как двое людей вступают в жаркую дискуссию, обмениваясь колкими выпадами, чем посещать художественные галереи или ходить на концерты.

Положение самого популярного философа сезона имело свои выгоды. Большое количество женщин жаждало личного общения с Тенедосом – по очаровательному выражению одной из них, это делалось для того, чтобы «убедиться, правильно ли я поняла ваши слова». Этой даме, по-видимому, понадобились особенно подробные объяснения, поскольку когда я встретился с Тенедосом на следующий день, он был выжат как губка и попросил отменить нашу запланированную прогулку, ссылаясь на необходимость как следует выспаться.

Но то был, пожалуй, единственный раз, когда я видел его уставшим. Он имел огромный запас энергии и всегда выглядел бодрым и оживленным.

Когда мы выходили в город по вечерам, то не договаривались заранее, куда мы отправимся и в какой компании окажемся. Иногда это было приглашение на вечеринку, полученное Тенедосом, но довольно часто приглашения были адресованы «Льву Сулемского Ущелья» – такой кличкой наградил меня один из местных писак, и Йонг напоминал мне об этом при каждом удобном случае. Мы могли отобедать в чертогах аристократа или в какой-нибудь портовой таверне, где подавались лучшие устрицы в Никее. Иногда мы забредали в притон, где четыре обнаженных танцовщика на сцене прыгали вокруг человека, игравшего на гитаре и поющего заунывным голосом, иногда посещали солидный ресторан, где купцы и корабелы с важным видом обсуждали свои дела.

Никея была прекрасным городом, но отнюдь не счастливым. Что-то было не так, чего-то не хватало. Богачи не выходили на улицу без вооруженной охраны, простолюдины открыто выкрикивали оскорбления в адрес стражников из городского гарнизона, а в беднейших кварталах, где стражи закона появлялись только группами, в спину им мог полететь камень, брошенный чьей-то невидимой рукой.

Уважения к армии не существовало. Солдаты были предметом насмешек, а если кто-нибудь из них неосторожно напивался в одиночку, его избивали, грабили и вышвыривали на улицу.

Однако справедливости ради хочу отметить, что неуважительное отношение проявлялось не только к армии. На каждом перекрестке можно было встретить громогласного оратора, либо рассказывавшего непристойные байки об интимной жизни членов Совета Десяти, либо выносившего приговор всей государственной системе. Эти крикуны были совершенно безвредны, хотя их количество производило угнетающее впечатление. Впрочем, стражники не стеснялись объявлять их врагами государства и призывать к молчанию с помощью увесистых дубинок. Кроме того, любой арестованный автоматически считался виновным в преступлении, а следовательно, заслуживающим безжалостного обращения по пути в тюрьму.

Никея была по-прежнему красива, но никто, похоже, больше не заботился о ней. Улицы не подметались, на тротуарах скапливались кучи разнообразного мусора. Очень многие здания, как частные, так и государственные, давно нуждались в капитальном ремонте.

Я вспоминал слова, сказанные Тенедосом, когда мы ехали через Сулемское ущелье в прошлом году: "Я чувствую смуту в Никее, в Даре. Люди остались без лидера, без направления, и они знают об этом".

Я тоже ощущал напряжение. Город напоминал огромное пшеничное поле, иссохшее от жары и ждущее лишь появления человека с факелом. И мне начало казаться, что раз в неделю я выезжаю на прогулку с этим самым человеком.

Но должен признаться, мои мысли редко принимали столь мрачный оборот. Лейш Тенедос был превосходным компаньоном. Когда мы выезжали в город, он часто переодевался в штатское платье, поскольку, по его словам, «одежды волшебника могут быть недостатком так же часто, как и преимуществом, и я могу лишь посоветовать тебе следовать моему примеру».

Вопреки уставу, я приобрел несколько комплектов штатской одежды и хранил их в апартаментах Тенедоса, хотя чаще все-таки носил свой мундир.

Мы оба, в сопровождении Карьяна и Йонга, порой попадали в очень странные места.

Я помню...

Заплатив лодочнику несколько медяков за экскурсию по системе канализационных каналов под городом, мы мчались по темным тоннелям, подхваченные потоками мутной воды. С изогнутой кирпичной кладки над головой срывались крупные капли, по темным углам шипели крысы. Йонг крепко напоил лодочника, и мы едва не заблудились, но, к счастью, нашли открытую решетку и вылезли наверх в совершенно незнакомом квартале.

Один из вечеров начался тихо и спокойно с визита в таверну на набережной, где был открыт для дегустации бочонок знаменитого сладкого вина из Варена. Но дегустация загадочным образом превратилась в попойку и закончилась дикими танцами на улице. Провидец Тенедос при всех регалиях во весь голос распевал непристойные куплеты, а я подтягивал, пьяный лишь от смеха и пения. Ошарашенные стражники топтались поблизости, явно не собираясь совершать такой глупости, как арест волшебника за пьянство и непристойное поведение.

Мы получили приглашение на официальный обед. Я сидел рядом с хорошенькой, хотя и сурового вида женщиной старше меня лет на десять, которую представили как маркизу Фенелон. За переменой блюд мы болтали о разных мелочах – я уже приобрел кое-какие познания в искусстве светской беседы. Затем она повернулась ко мне, и я впервые разглядел брошь, которую она носила на груди.

Это была золотая отливка в виде длинного шнура, свернутого в несколько витков.

Время застыло для меня, и я вспомнил пещеру Товиети, а потом настоящий желтый шелковый шнур, затянутый на моей шее, и смертоносную красавицу по имени Паликао.

– Простите, – произнес я, и боюсь, мой голос прозвучал так же резко, как если бы я выговаривал одному из своих подчиненных. – Что за брошь вы носите на груди?

Маркиза удивленно взглянула на украшение, а потом подняла голову и быстро отвела взгляд.

– А, это... – пробормотала она. – Это просто... я увидела ее в ювелирной лавке, и она мне приглянулась. Обычная безделушка.

Я понял, что она лжет.

Мы устроили несанкционированные городскими властями гонки карет в Хайдер-Парке и прочесали все близлежащие таверны в поисках пассажиров, жаждущих острых ощущений.

Двое сонных стражников завопили и разбежались, увидев надвигающуюся на них шеренгу карет, набитых пьяными вельможами и истерически хохочущими женщинами. К тому времени, когда стражники вызвали подкрепление, мы сделали два круга, завоевали первый приз (насколько я помню, огромную мягкую игрушку) и исчезли в ночи.

Было уже поздно, и я заблудился, пытаясь попасть на вечеринку. Я ездил взад-вперед по аллеям в богатых кварталах Никеи, где по обеим сторонам дороги высились чугунные ограды, за которыми виднелись элегантные особняки. Наконец я нашел нужно мне место, адрес которого был указан на пригласительной табличке из слоновой кости, и въехал в ворота.

С некоторым облегчением я понял, что не очень опоздал, поскольку аллея перед домом была забита экипажами, а около дюжины грумов держали под уздцы лошадей. Я спешился, передал поводья подбежавшему слуге и поднялся по ступеням парадного входа.

Я не знал, что за люди здесь живут, не знал даже их имени, но недавно полученная пригласительная карточка обещала «вечер, который я никогда не забуду». Поэтому я решил рискнуть.

Дворецкий с торжественно-серьезным лицом распахнул дверь, с поклоном пропустил меня внутрь и закрыл дверь за моей спиной. Мне показалось странным, что он сам остался снаружи, но, в конце концов, в каждом доме свои обычаи.

Я пожал плечами и поискал взглядом вешалку. Раздвинув занавешенный портьерами вход, я попал в огромную комнату, всю обстановку которой составляли шелковые подушки и ковер с самым толстым ворсом, который мне приходилось видеть. И не мудрено – все тела, извивавшиеся на этом ковре, были совершенно обнаженными.

Женщина-женщина, мужчина-мужчина, женщина-мужчина, мужчина-женщина-мужчина – похоже, здесь были представлены любые возможные комбинации.

Миниатюрная блондинка, голая, как и все остальные, встала и подошла ко мне с таким видом, словно ожидала, что пол вот-вот выскользнет у нее из-под ног. У нее была молочно-белая кожа, кудрявые волосы, лицо невинного ребенка и безупречное тело юной куртизанки.

– Добрый вечер, – поздоровалась она. – Хочешь кончить у меня между грудями?

Тогда (как, впрочем, и теперь) я не имел представления, как ответить на подобный вопрос.

– Добро пожаловать на мою вечеринку, – продолжала она. – Здесь масса веселья. А ты большой, молодой... Присоединяйся к нам. Всегда приятно видеть новое... лицо, – она хихикнула.

– Да, – сказал я. – Разумеется. Одну минутку. Позвольте, я сначала повешу свой плащ.

– Я буду ждать, – промурлыкала она и принялась массировать свои соски большими пальцами. Такая манера, должно быть, казалась ей обольстительной.

Я попятился и распахнул входную дверь.

– Уже уходите, сэр? – осведомился дворецкий бесстрастным тоном. Я кивнул и направился к своей лошади, но затем обернулся.

– Прошу прощения. Кому принадлежит этот дом?

– Это резиденция лорда Махала из Совета Десяти и его жены, сэр.

Я оседлал Лукана и уехал.

Когда Тенедос говорил о том, что жена лорда Махала с готовностью принимает «все новое и необычное», он и не догадывался, насколько верным было его замечание.

Потом все изменилось.

Провидец Тенедос попросил меня присутствовать на званом вечере вместо него, так как его неожиданно пригласили к лорду Скопасу по срочному делу. Он сказал, что общество может мне понравиться, так как подобные вечера устраиваются регулярно и пользуются популярностью среди радикальных мыслителей Никеи. Он уже послал свои извинения вместе с запиской, что я, скорее всего, займу его место, поэтому его «предложение» больше напоминало приказ. Впрочем, с этим мне уже приходилось сталкиваться.

– Мне приходить одетым, сэр?

Тенедос покраснел: недавно я рассказал ему об оргии в доме у лорда Махала.

– Ты, несомненно, встретишь там некоторых людей, гораздо более странных, чем все эти сатиры и нимфы, – ответил он. – Но они будут одеты... по крайней мере, большинство из них.

– Кто устраивает вечеринку?

– Одна молодая женщина, графиня Аграмонте-и-Лаведан. Аграмонте – очень старинный род, богатый и могущественный. Говорят, принадлежащие им земли по площади не уступают любой из провинций Нумантии.

Она вышла замуж немногим более года назад. У графа Лаведана почти столько же золота, как и у нее, но она настояла на сохранении своей девичьей фамилии, а Лаведаны не настолько глупы, чтобы спорить с Аграмонте.

С этими людьми стоит познакомиться, Дамастес. Пожалуйста, передай им мои извинения, хотя я сомневаюсь, что ты встретишься с графом Лаведаном. Он больше интересуется своим семейным делом – кораблестроением и мореплаванием, чем политикой или философией.

Желаю приятно провести время.

Дом стоял на набережной – огромный, прямоугольный, высотой в пять этажей, освещенный газовыми фонарями с обеих сторон парадных ворот в высокой ограде из кованого чугуна с изумительными украшениями. Я спешился и вошел внутрь.

Отдав привратнику свой плащ и шлем, я направился в ту сторону, откуда доносились звуки разговоров и приглушенный смех.

Я миновал огромный бальный зал с высоким потолком, темный и пустой, и присоединился к собравшимся. Вечеринка проводилась в круглой комнате, уютно и со вкусом обставленной. На буфете стояла огромная серебряная чаша с пуншем.

Здесь было около тридцати человек, и я сразу же понял, что имел в виду Тенедос. Их одежда представляла собой мешанину разнообразных стилей, включая по крайней мере два совершенно оригинальных, а приглашенные принадлежали ко всем классам общества – от богатейших до самых бедных. Все они радостно спорили, слушали один другого или обменивались глубокомысленными замечаниями.

– Ах, – послышался голос за моей спиной. – Должно быть, это Лев Сулемского Ущелья! О Лев, будете ли вы рычать сегодня вечером?

Я повернулся с заранее подготовленной улыбкой, собираясь ответить на шутку дежурной любезностью, но в следующее мгновение мир вокруг меня заблистал, как будто боги внезапно превратили его в золото.

Женщина была совсем молоденькой; позднее я узнал, что ей едва исполнилось восемнадцать лет. Ее рост не превышал пяти с половиной футов; длинные, согласно общепринятой моде, волосы были уложены так, что падали волной на одну сторону, заканчиваясь над ее маленькими, дерзко торчащими грудями. Она носила вызывающе полупрозрачное платье с открытым верхом и тонкими бретельками, которые перекрещивались на груди, выгодно подчеркивая сочные изгибы ее тела.

Ее округлое лицо выглядело по-детски простодушным, но в глазах светился ум. Губы были маленькими, но чувственными. Она тоже улыбалась.

Наши глаза встретились, и ее улыбка исчезла.

– Я... я графиня Аграмонте-и-Лаведан, – пробормотала она, неожиданно смутившись. Ее голос упал почти до шепота.

Совладав с собой, я поднес ее руку к губам.

– Капитан Дамастес а'Симабу, графиня.

– Вы можете называть меня Маран, – сказала она.

Я отпустил ее руку, снова заглянул ей в глаза...

...и утонул в них на миллион лет.

Глава 16

Маран

Выражение ее лица внезапно изменилось, чем-то напомнив мне щенка, который совершил какую-то оплошность и теперь ожидает, что его накажут.

– Извините, графиня... то есть, Маран, – быстро сказал я. – Я понимаю, что неприлично глазеть на вас.

– Н-нет, – возразила она. Выражение ее лица вновь стало нормальным. – Вы не сделали ничего плохого. Просто я немного испугана, капитан. Я редко вижу солдат в своем салоне.

– Это можно понять, – заметил я со слабой потугой на шутку. – Большинство из нас не знают, где повесить саблю, когда оказываются в светском обществе.

Ее лицо озарилось улыбкой.

– Я слышала другое, – сказала она.

– Что вы имеете в виду? – с невинным видом отозвался я.

Маран не ответила, но подвела меня к чаше с пуншем и наполнила бокал.

– У вас есть выбор, – сказала она. – Вы можете присоединиться к моим гостям и послушать речь бывшего графа Комроффа, в которой он объясняет, почему мы все должны отказаться от своих титулов, переселиться в трущобы и жить на черством хлебе с простоквашей, если хотим, чтобы у мира осталась хоть какая-то надежда...

– Или? – поспешно перебил я.

– Или же вы можете совершить ознакомительную экскурсию, поскольку впервые пришли в мой дом.

– Ведите, – сказал я. – Я не имею титула и не люблю простоквашу, поэтом смело вверяю себя вашему попечению.

Я выразил свое восхищение картинами, скульптурами и изумительной резьбой по дереву на нижнем этаже. Когда мы дошли до кухни, Маран приоткрыла дверь, сообщила мне, что там находится, и пошла дальше. Мне хотелось осмотреть эту удивительную кухню, способную накормить обитателей и гостей такого огромного дома, но я был доволен уже тем, что нахожусь в обществе графини.

Когда мы поднимались по мраморным изгибам лестницы на второй этаж, я решил удовлетворить свое любопытство:

– Простите за прямоту, но поскольку этот дом стоит на набережной, то я решил, что он принадлежит вашему мужу. Однако вы сказали...

– Это был мой свадебный подарок ему. И мне тоже.

– У вас нет других резиденций в городе?

– Не знаю, как много вам известно о роде Аграмонте, – сказала она. – Но мы сельские лорды и счастливы лишь тогда, когда, открыв любое окно, можем вдохнуть ароматы сена и навоза. Однако боюсь, что меня можно считать паршивой овцой в семье, поскольку для меня созерцать зеленые лужайки и пасущийся скот примерно так же интересно, как наблюдать за песочными часами.

– Жаль, – заметил я. – Ибо я всего лишь сельский паренек и не знаю ничего лучшего.

– Возможно, я никогда не смотрела на вещи с другой точки зрения, – мягко сказала она. – Например, с вашей.

Ее рука прикоснулась к моему запястью и тут же отдернулась.

– Итак, на этом этаже... – затараторила она, пародируя дворцового экскурсовода, – ...у нас есть такие ужасно интересные помещения, как комната для шиться, куда я никогда не захожу, детская, которая в настоящий момент пустует, и библиотека, которую я обожаю.

Двойные двери вели в просторное помещение со стеллажами из темного дерева, застеленное дорогим толстым ковром. Здесь были карты нашего мира и даже глобус – одно из новейших изобретений картографов.

В сокровенных мечтах я осмеливался предполагать, что доживу до конца своей военной карьеры и даже наживу достаточное состояние, чтобы построить большой особняк где-нибудь в сельской местности. Хотя я не страстный поклонник чтения, но все же не варвар, поэтому в доме, разумеется, будет библиотека. Там я смогу принимать друзей, вести беседы о старых военных кампаниях и давно погибших товарищах. В большом камине будут потрескивать дрова, а завывания метели за окнами напомнят нам о прошедших днях...

Книги не сильно привлекают меня, чего нельзя сказать о картах. Я часами могу сидеть над картой и думать о стране или местности, изображенной на ней. Если не считать музыки, это единственный из видов отдыха, который я предпочитаю, когда не испытываю желания провести свободное время на свежем воздухе.

Я подумал о том, каково быть обладателем подобной библиотеки, и снова позавидовал графу Лаведану.

Следующая комната восхитила меня еще больше – огромный зал, увешанный занавесями, с подиумом у одной стены.

– Это музыкальная комната, – объяснила Маран. – Примерно раз в месяц мы приглашаем квартет, а иногда даже небольшой оркестр. Хотя в последнее время мы этого не делали, поскольку мой дорогой муж считает музыку смертельно скучным занятием.

В конце коридора находилась немного приоткрытая двойная арочная дверь.

– Это кабинет моего мужа. Сейчас его нет, поэтому мы вряд ли...

– Маран? Это ты?

– Я думала , что он сейчас в другом месте, – она возвысила голос. – Да, Эрнад. Я просто показываю дом одному из наших гостей.

Дверь отворилась, и на пороге появился граф Лаведан. Он был на пять-шесть лет старше меня – крупный мужчина с заметной склонностью к полноте. По иронии судьбы он до последней черточки напоминал сельского лорда-увальня, однако происходил из рода кораблестроителей, в то время как его деревенская жена выглядела городской аристократкой.

– Я вернулся из порта час назад и не хотел беспокоить тебя, дорогая. Добрый вечер, сэр, – дружелюбно обратился он ко мне. – Воистину редко можно увидеть настоящего офицера на вечеринке у Маран. Полагаю, вы изобрели какую-нибудь новую и жизненно необходимую схему реорганизации нашей армии?

– Нет, – ответила Маран. – Это капитан а'Симабу, тот самый, который спас нумантийцев в Спорных Землях. Ты помнишь?

– Честно говоря, нет. Я не уделяю особенного внимания тому, что не относится к моим делам. Однако примите мои поздравления, капитан, – он улыбнулся. – Так вы симабуанец, а? Полагаю, вы уже устали от шуток о своей провинции.

– Отнюдь нет, – ответил я. – Сейчас нам редко приходится сражаться с настоящим врагом, поэтому я довольствуюсь шутниками.

Улыбка исчезла, и он внимательнее посмотрел на меня.

– Прошу прощения, капитан. Не стоит быть таким обидчивым.

– Прошу простить меня , граф Лаведан, но я нахожу такие шутки более чем утомительными.

– Надо полагать, – с безразличным видом отозвался он. – Но если бы я был родом из вашей провинции, то, думаю, я бы просто научился игнорировать их. Слова – это пустое сотрясение воздуха.

Я знал одного Провидца, который не согласился бы с этим утверждением, но промолчал. Я не имел представления, с какой стати мы пикируемся в такой манере – разумеется, мое влечение к его жене не могло быть замечено за такое короткое время, и я не имел никакого права испытывать неприязнь к нему.

– Не желаете ли осмотреть мой кабинет, капитан? – спросил граф Лаведан. Я согласился.

Это было внушительных размеров помещение, наполненное моделями кораблей, морскими картами, коносаментами [5] и разнообразными книгами по кораблестроению и судоходству. Главный сюрприз граф преподнес напоследок – небольшой стеклянный ящик, в котором находилась модель корабля, похожего на тот, который я видел стоявшим на якоре в одном из никейских доков. Заметив, что судно как бы плывет в воде, я вгляделся пристальнее. Это было чудо! Корабль жил: каждый парус, каждый канат двигался, словно под напором невидимого ветра. На палубе я заметил крошечных матросов, занятых своими делами. Вода, в которой плыл корабль, тоже двигались: пенистые гребни волн накатывали на нос, а в кильватере тянулась длинная струя.

– Эта игрушка обошлась в изрядную сумму, – сообщил граф Лаведан. – Жена купила ее для меня на вторую годовщину нашей свадьбы. Понадобилось пять Провидцев, чтобы зарядить ее магической энергией. Это модель последнего судна, построенного на моих верфях, и сейчас она совершает настоящее плавание из Никеи в Западные Земли, – он ласково улыбнулся Маран. – Моя малышка знает, как доставить удовольствие.

И снова на лице Маран появилось выражение щенка, ожидающего наказания.

– Ты собираешься спуститься вниз, Эрнад?

– Разумеется, нет, – ответил он. – Я занят, и, кроме того, меня не интересует, что болтает твой очередной шарлатан. Видите ли, капитан, – обратился он ко мне, – дело в том, что хотя у моей Маран достаточно здравый рассудок для женщины ее лет, она явно не имеет представления, какими тупицами кажутся все эти клоуны настоящему деловому человеку.

Маран покраснела, но промолчала.

– Прошу меня извинить, – сказал граф. – Я должен составить несколько деловых писем.

– Мне постучать, когда я поднимусь в спальню? – спросила Маран.

– Не беспокойся. Скорее всего, я буду бодрствовать бо льшую часть ночи, – он рассеянно поцеловал ее в лоб. – Приятно было познакомиться с вами, капитан.

Он вернулся в свой кабинет и закрыл дверь.

Маран внимательно смотрела на меня, словно ожидая услышать какое-то мнение. Я лишь пожал плечами.

– Итак, со вторым этажом покончено, – бодрым тоном произнес я, указывая на лестницу. – А наверху...

– Третий этаж. Там находятся моя спальня и спальня Эрнада. Ничего интересного.

– Как человек, которому часто приходится убеждать себя в том, что голый камень может послужить подушкой, я не могу согласиться с этим утверждением. Лишь две спальни на целый этаж? Может быть, там есть еще небольшое поле для игры в ролл или плавательный бассейн?

Маран хихикнула.

– Нет. Там ванные, уборные, помещения для горничных, – ее улыбка исчезла, и она добавила, словно обращаясь к самой себе: – Впрочем, кроме сна мы там ничем не занимаемся.

Она отвернулась.

– Выше расположены комнаты слуг, затем солярий, оранжереи и тому подобное. В общем, все излишества, необходимые для времяпрепровождения богатых и глупых людей, – ее лицо просветлело. Она отступила на шаг и сделала реверанс. – Итак, сэр, осмотр закончен. Резиденция графа и графини Аграмонте-и-Лаведан. Каково ваше мнение?

Я отпустил несколько комплиментов, и мы начали спускаться на первый этаж. Очень странно, думал я. Люди состоят в браке всего лишь два года, и каждый спит в отдельной спальне. Но, может быть, именно так принято у богачей? Насмешку графа Лаведана над увлечениями его жены едва ли можно было назвать учтивой.

Когда мы спустились на первый этаж, меня посетила внезапная мысль: если бы я был женат на этой Маран, то, конечно, нашел бы лучший способ проводить ночи, чем заниматься деловой перепиской. Мысль была недостойной, и я постарался выбросить ее из головы, добавив имя графа Лаведана к списку высокородных ослов, с которыми мне приходилось встречаться.

По-видимому, никто не заметил нашего ухода из круглой комнаты. Аудитория разделилась на несколько яростно споривших групп, отстаивавших различные мнения. Маран снова наполнила мой бокал пуншем.

– Хотя я очень рада познакомиться с вами, капитан, но, честно говоря, я надеялась увидеть здесь вашего друга, Провидца Тенедоса, – она жестом обвела людей, окружавших нас. – Эрнад может выражаться слишком... жестко, но в его словах есть доля истины. Иногда люди, которых я сюда приглашаю, очень сильны в разных теориях, но не имеют никакого практического опыта.

Ее лицо стало серьезным.

– Вряд ли мне стоит говорить об этом. Все, что я сама совершила, – это родилась и выросла в богатой семье.

Странная женщина, подумал я. Необычайно переменчивая в своих настроениях. Зато с ней определенно не было скучно.

Я снова обнаружил, что смотрю ей в глаза и тону в их зеленых глубинах, и с усилием заставил себя отвести взгляд.

– Вероятно, вы сумеете убедить своего друга прийти на один из моих званых вечеров, – сказала она. – И конечно же, я хочу, чтобы вы тоже пришли.

– У меня есть лучшее предложение, – возразил я, лихорадочно размышляя. Это было неправильно, но мне очень хотелось снова встретиться с ней. – Не знаю, уместно ли делать такое предложение замужней женщине, но послезавтра вечером Провидец будет держать речь в Моратианском Холле. Я буду рад сопровождать вас туда и обеспечу ваше безопасное возвращение домой.

– «Сопровождать», мой добрый Дамастес, если вы не возражаете против такого обращения? Это слово неуместно, если только вы не употребляете его в армейском смысле.

– А в каком другом смысле я мог его употребить?

Она улыбнулась.

– Поскольку вы делаете предложение со столь чистыми намерениями, мне остается лишь согласиться. Следует ли мне послать за вами свою карету?

Я поклонился в знак согласия, а затем один из слуг подошел к ней с какой-то просьбой. Повернувшись, я начал пробираться к выходу через толпу, не обращая внимания на вопросы, сыпавшиеся с разных сторон.

Короче говоря, я впал в такое же идиотски-мечтательное состояние, как и любой деревенский парень, узнавший о том, что девушка приняла его приглашение на праздник Летнего Урожая.

Следующие два дня прошли в туманной дымке. Я почти забыл о своих обязанностях, и даже тупость моих «Оловянных Кентавров», как я называл их про себя, не могла пробудить во мне раздражения.

За полчаса до назначенного срока я облачился в парадный мундир и вышел за ворота наших казарм. Частично это объяснялось моим энтузиазмом, но, кроме того, мне не хотелось, чтобы какой-нибудь из лощеных болтунов увидел нас, хотя в этом не было ничего предосудительного.

Вскоре прибыл роскошный экипаж из красного дерева, отделанный эмалью и увитый декоративным золотым плющом. Он был запряжен четверкой гнедых; кучер и лакей сидели на высоких козлах, а сзади имелась приступка, где могли стоять еще два лакея.

Маран распахнула дверцу и поздоровалась со мной. Она была одета в мешковатые панталоны, которые, как я узнал позже, были последней новинкой сезона, красно-черную шелковую блузку с высоким воротом и меховую куртку с капюшоном от холода. Ее лицо немного раскраснелось, хотя окошко кареты было закрыто.

Я поклонился, поцеловал ее руку и залез в карету, которая покатилась по улице, мягко покачиваясь на рессорах. Изнутри салон был обит каким-то мягким материалом, обтянутым бордовой шелковой тканью.

– Рад приветствовать вас, графиня, – формально произнес я.