– Я знаю, – сказала я. Наступило молчание. Потом я тихо сказала: – Прошлой ночью я подумала, Гэмелен, как вам можно помочь…
Он резко обернулся и схватил меня за руки, уставясь мне в лицо незрячими глазами, как будто мог видеть.
– Как? Скажи как! Я больше не могу!
Я подождала, пока он успокоится, и продолжала:
– Я плохо разбираюсь в магии, несмотря на наши уроки. Я не знаю, как к людям приходит дар.
– Он просто приходит, – сказал Гэмелен. – Независимо от того, хочешь ты этого или нет. Как я жалею, что не остался простым рыбаком на берегах нашей реки.
– Вот что пришло мне в голову, – сказала я, не обращая внимания на горечь его слов. – Всегда лучше напасть на врага с тыла, обойти его, чем с победными криками атаковать в лоб.
– Именно этим я и занимался, пытаясь вернуть мои способности, – прошептал Гэмелен. – Так как же обойти врага, моя хитрая Рали?
– Вы были рыбаком. И тогда люди поняли, что вы будете воскресителем.
– Верно.
– Надо вернуться в то время, в тот образ. Вот здесь леска с крючками. Может, порыбачите? Пусть пальцы напомнят о мыслях, которые были в вашей голове много лет назад, когда вы возвращались с богатой добычей домой.
Гэмелен взволнованно кивнул, потом улыбнулся, и это была его первая улыбка за много недель.
– Да, да. Пальцы всегда помнят, как завязать узел, хоть ты даже не можешь себе представить, как извивается леска. Может быть… Может быть…
Он замолчал, в уголках его глаз сверкнули слезы, и он отвернулся.
Я жестом подозвала одну из его телохранительниц и приказала ей принести леску, наживку и все, что могло понадобиться для ловли. Я сказала Гэмелену, что мне надо идти по делам, он едва кивнул в ответ. Его губы шевелились, он был уже в прошлом.
Когда поздно вечером я спускалась в каюту, он и его охранницы все еще стояли на носу, их силуэты вырисовывались на фоне неба. Я вспомнила, как звали его любимую – Райана. Она отвергла его. Я где-то слышала, что магия, основанная на любви, может быть очень сильной. На мгновение я пожелала, чтоб хотя бы одна из его телохранительниц предпочитала мужчин, но потом тряхнула головой, отгоняя от себя эту мысль. Это было глупо. Я уже сделала все, что могла.
После вечерней молитвы я поднялась на палубу, чтобы помочь одной из моих лучниц делать стрелы. Я осторожно обрезала петушиные перья под нужным углом под руководством капрала, стоящей надо мной с горшком клея. Корайс работала рядом, обматывая тетиву шелковой нитью. Когда капрал решила, что мы наделали стрел достаточно, чтобы снабдить ими полк лучников, Корайс тоже закончила работу. Мы с ней подошли к борту, чтобы посмотреть на закат – это удовольствие морского путешествия мне никогда не надоедало.
Корайс все еще держала в руках тисовый лук, лениво натирая его маслом. Я вспомнила, что этот лук был у нее еще с тех пор, как мы были новобранцами. Интересно, откуда она его взяла? Я спросила, не был ли этот лук семейной реликвией. Она покачала головой, потом с удивлением посмотрела на меня, поняв, что я до сих пор не знаю ничего о луке.
– Я сделала его сама, – сказала она. – Делала пять лет, а начала над ним работать, когда мне было десять. Один мужчина из моей деревни очень заинтересовал меня.
– Мужчина заинтересовал тебя, – подхватила я. – А ты была слишком рано развившимся подростком. А потом ты изменила свои сексуальные предпочтения, так?
Она смешно наморщила нос.
– Я уже говорила тебе, что моя деревня – скучнейшее место. Кроме праздника середины лета, урожая и зимнего солнцестояния, самым веселым развлечением было смотреть, как растет репа. В деревне жили крестьяне, жрец, продувной лавочник и… этот человек. Его звали Соллертиана, и он был оружейным мастером, делал луки.
– Теперь я понимаю твой интерес.
– Не совсем, – возразила Корайс. – Конечно, у него в мастерской были приятно пахнущие доски, которые сохли и медленно превращались в певцов смерти, были целые кучи перьев серых гусей. Соллертиана привлек меня не своими рассказами и не покупателями из далеких городов, приезжавшими, чтобы заказать лук, который будет готов только через год. Только тогда я начала понимать, что я не такая, как другие девочки, что я не хочу играть в их игры, а потом в один день отдаться мужчине. Я знала, что Соллертиана был тоже не такой, как все. Когда мне исполнилось пятнадцать и мой лук был готов, я поняла, что права, – я видела, как он смотрит сквозь затянутое пузырем окно на проходящих мимо юношей. Я так же смотрела на некоторых деревенских девушек.
Но мне удалось два раза достичь своих желаний, правда, потом одна из них утверждала, что спала, а другая – что была пьяна. Соллертиана же не давал волю чувствам. Наш жрец приказал бы сжечь его вместе с домом, если бы что-нибудь заподозрил.
Корайс фыркнула.
– Естественно, жрец не усматривал ничего дурного, когда муж бил жену или когда хозяин дома приставал ко всем жильцам – от служанок до детей. Жрецы! – Корайс сплюнула за борт. – Раз в год Соллертиана ездил в город, чтобы купить перьев и шелка, надеюсь, там ему удавалось удовлетворить свою страсть. Мне всегда было непонятно, почему он совсем не переедет в город. Однажды я спросила его об этом. Он ответил, что не сможет жить, если не будет видеть, как солнце путешествует с востока на запад, и что городские здания душат его. – Корайс пожала плечами. – Я отклонилась от темы. Соллертиана не только был, как и я, не такой, как все, он показал мне путь, которым мне предстояло идти. Я знала, что не останусь в деревне, где мне суждено было стать старой девой или всю жизнь притворяться, что мне нравятся потные мужчины.
Этот лук сделан из старого красного тиса, который рос возле святой рощи, поэтому достиг такого возраста. В то же время его можно было срезать, потому что он рос все-таки не в самой роще. Когда я сказала Соллертиане, что мне нужен лук, он пристально посмотрел на меня. Я думала, он скажет: «Иди играй, малышка, мне надо работать», – как говорили все взрослые. Он же просто кивнул и занялся своим делом. Через неделю он отвел меня к той роще и показал на тис. Он срезал его ручной пилой, пилил целый час. Потом он аккуратно распилил ствол надвое и выбрал половину без сучков и трещин. Он отнес заготовку на гору, где бежал лесной ручей, и привязал ее так, чтобы она оказалась в воде.
Она находилась там три месяца, пока из нее не вытянуло весь сок. Потом он держал ее больше года подвешенной у потолка в сырой темной кладовке. Может быть, он думал, что я забыла о луке, но я все время помнила. Каждый день приходила в кладовую, мне казалось, что я вижу, как изменяется структура дерева. Постепенно Соллертиана переносил заготовку в более сухие места. Последний год перед обработкой она висела под крышей на открытом ветре.
Все время, пока она сохла, Соллертиана понемногу обтачивал ее, снимал кору. Он обрабатывал ее напильником, стеклом и порошком. Лук принимал форму, и мастер доверял мне все больше работы. Потом началась самая ответственная часть. Он расколол заготовку на две части, и я чуть не умерла, решив, что он погубил всю работу. Но он снова принялся обрабатывать две половинки, подгонял их друг к другу, потом склеил… и это был лук!
Он навощил и покрыл лаком дерево, прикрепил к концам крюки из рога оленя, которого я выследила и убила той зимой. Застрелила прямо в сердце из другого лука. Так он появился у меня. – Корайс погладила излучину. – Это была первая вещь, которая действительно принадлежала мне, если не считать пары кукол, которыми играла когда-то мать, а потом подарила мне.
Скоро после этого Соллертиана умер, а я уехала в Ориссу. Там мы с тобой встретились.
Корайс снова погладила лук.
– Иногда я мечтаю о будущем, – тихо сказала она. Мне пришлось изогнуть шею, чтобы ее услышать. – Может, это глупо для солдата, но я представляю себе мастерскую, как у Соллертианы. Буду делать луки и стрелы к ним. Вряд ли я стану таким же мастером, как он, но я буду стараться.
– А где ты будешь жить? – тихо спросила я, чтобы не спугнуть ее грез. – В городе?
– Нет. Я долго жила в городах между Ориссой и Ликантом. Все считают, что я создана для вечеринок и шумной жизни, но на самом деле я осталась босоногой деревенской девчонкой, с пятками, измазанными в навозе. Я перееду в деревню. Не в ту проклятую дыру, где я родилась, конечно. Желаю своим землякам пару раз быть ограбленными варварами. Но где-то же люди должны быть терпимы к другим и не задирать нос перед каждым встречным.
Она вздохнула.
– Может быть, та деревня, о которой ты рассказывала, где родилась твоя мать и была девушка с пантерой, подойдет мне. Я буду напоминать им то, чего они не должны забыть.
Когда-то давно я рассказывала ей, как появилось мое имя, а в тот момент я подумала, что иногда то, что кажется одному человеку незначительным, для другого имеет огромную важность.
– Иногда ты будешь навещать меня, – сказала Корайс, усмехаясь, – когда наши кости будут слишком стары для игры в войну. Величавая дама из рода Антеро приедет в глухое захолустье. Мы выпьем все запасы в местной таверне и начнем гоняться за каждой местной девственницей.
Слезы набежали мне на глаза, сама не знаю почему, море затуманилось.
– Мне нравится такой план, – сказала я после паузы. – Очень нравится.
– В общем, так появился мой лук, – голос Корайс внезапно сел, – и вот как я раньше мечтала.
Я посмотрела на нее.
– Мечтала?
Корайс ничего не сказала, только медленно покачала головой и медленно коснулась рукой куска ткани от плаща Сарзаны, повязанного на руку. На ее губах заиграла недобрая улыбка.
Я уже открыла рот, чтобы расспросить ее подробнее, но тут на баке поднялась какая-то суета, и я услышала крики:
– Поймал! Я тащу ее!
Кричал Гэмелен. Восторженная улыбка грозила разорвать ему рот до ушей. Когда я бежала к нему, клянусь, я увидела веселый огонек в его слепых глазах. Одна из его охранниц держала в руках огромную бьющуюся рыбу, треску, как мне показалось. Потом она с силой швырнула рыбу на палубу и убила ее.
– Я чувствовал, что она там, Рали, – возбужденно заговорил Гэмелен, и я удивилась, как он узнал, что я стою перед ним, – и я позвал ее. Она приплыла из глубин, чтобы покормиться, а я все говорил ей, что приманка, дергающаяся перед ее носом, – самая вкусная вещь на свете, и она схватила ее, и я потащил… – Его улыбка исчезла. – Рали… что, это возвращается?
– Да, – твердо ответила я, добавив в голос уверенности и пытаясь поверить в свои слова сама. – Конечно, это так и есть.
Той ночью я пришла в каюту Гэмелена и сказала ему, что опасно так близко подплывать к врагу, ничего про него не зная, вслепую. Как и он, я не очень-то доверяла конийским волшебникам. Нам нужна была информация. Он пощипал бороду, начал что-то бормотать насчет слишком большого риска, потом очнулся и извинился.
Сказал он мне вот что:
– Есть тут одно заклинание, но не знаю, сработает ли оно. Отделить свой дух от тела и выслать его на разведку – это очень опасные чары. Не каждому воскресителю разрешают пробовать это делать. Но сейчас не те времена, чтобы решать, что разрешено, а что нет. Нам нужно существо, чью форму ты примешь. Ты, конечно, понимаешь, что на самом деле ты не превратишься в это существо, если только не верна одна из теорий Яноша Серого Плаща, что все мы – различные проявления одной и той же силы. С этой теорией я всегда боролся, но все-таки в ней есть что-то.
– А почему просто нельзя послать свой дух, отделив его от тела? Так делает архонт. Я бы предпочла быть невидимой, чем находиться в теле какой-то твари.
– Дело в том, душа моя, что, если не придать тебе форму – допустим, что заклинание подействует, – в бесплотном состоянии ты будешь очень уязвима. Нет уж, лучше держаться за реальность. Если ты останешься реальной, это поможет тебе не терять связи с нашим миром и придаст дополнительные силы. Впрочем, я не уверен, это только мои предположения. Но мне кажется, что лучше пусть тебя в обличье дельфина выследит остроглазый матрос и тебе придется уворачиваться от гарпуна, чем почует Сарзана или архонт. Если они настороже, они увидят твой бесплотный дух так же ясно, как полную луну. Мастер магии – а они оба великие волшебники – может в несколько секунд перерезать нить, связывающую твой дух с твоим телом. Тогда ты будешь обречена на вечные скитания и никогда не найдешь покоя.
Я вздрогнула, вспомнив, как мой бедный брат Халаб пытался пройти испытание, чтобы стать воскресителем, попал в ловушку, расставленную Равелином из Далеких Королевств, и погиб. Тела для похорон так и не нашли, а дух Халаба обрел покой только после того, как Амальрик убил Равелина в развалинах заколдованного замка.
Отбросив воспоминания, я спросила:
– А каким существом я стану, Гэмелен? Альбатросом?
– Никогда.
Я скрыла улыбку и сделала вид, что обиделась.
– А почему нет? Разве из меня не получится огромной величавой птицы? Я всегда любуюсь, как они парят над морями, спускаясь на воду только для сна и еды.
– Ты любуешься ими, то же делает каждый начинающий волшебник, – ответил он. – Может, лучше тогда к твоему хвосту мы привяжем плакат с надписью «Я Рали, разведчик»? Так мы сэкономим время на защитных заклинаниях.
Я бы и без этого поняла, что он хотел сказать. После небольшого совещания мы разработали план получше, а потом я взяла его телохранительниц и отправилась добывать необходимые предметы для колдовства. Я рассказала Ксиа, что собираюсь делать, она начала отговаривать меня, потом внезапно замолчала. Она смотрела на меня, пытаясь сдержать слезы, и вдруг с рыданиями выскочила из каюты. Я не пошла ее утешать. Иногда труднее любить воина, чем быть им.
Я не объяснила Корайс и Полилло, что собираюсь делать, но сказала, что теперь они командуют гвардией. Ничего больше говорить им не требовалось. Они были солдатами и знали, что это значит и что делать в таких случаях. Полилло нахмурилась и собралась что-то сказать, но потом замолчала, сжав губы. Я знала, что она хочет предупредить меня, чтобы я держалась подальше от магии – ее мой храбрый легат боялась больше, чем полка вражеских солдат.
Было уже за полночь, когда мы собрали все необходимые ингредиенты. Колдовство должно было перенести меня в то место, где, по предположениям, находился Сарзана.
Гэмелену поставили палатку на фордеке, охрана отгоняла от нее любопытных. Я подробнее опишу весь процесс наложения чар, потому что на этом примере хорошо видно, что магия иногда не менее тяжелая работа, чем ручной труд. Часть первая наших чар – мой дух, как Гэмелен это называл, хотя и говорил, что это слово не совсем точное, – это не душа в обычном значении, – так вот мой дух должен будет покрыть расстояние в неделю пути за несколько часов.
– Ученики иногда не понимают некоторых вещей, – сказал Гэмелен. – Короткое заклинание и ты – рыба. И ты погибаешь, потому что находишься на суше. Или тебе удается свалиться в воду, но плыть надо две недели. Иногда, – его голос звучал обиженно, – меня бесит, что люди считают магию способной осуществить все, что угодно.
Первую часть пути ты пролетишь с ветром. В это время ты будешь почти так же уязвима, как если бы ты была чистым духом. Когда приблизишься к Сарзане, сработает наш хитрый план. То есть я надеюсь, что он хитрый.
Он приказал мне раздеться догола и намазаться мазью, которую я приготовила заранее под его руководством. От мази кожа начала гореть, но Гэмелен сказал, что так задумано – от этого духу становится неуютно в теле, и он хочет выйти. Мазь была сделана из различных трав, в нее входили вербена, имбирь, иссоп, кожа от давно опустевших мешков, где когда-то хранился порошок для вызывания ветра. Я влила также в смесь масло с различными добавками, предназначенными для обеспечения второй части моего путешествия.
В жаровне у Гэмелена горел небольшой огонек, от которого воняло хуже, чем от погребального костра. Гэмелен пояснил, что сжег кусок старого паруса, который поможет мне лететь по ветру. Потом он подбросил в жаровню высушенную мяту, мирру и коноплю.
Я прочитала заклинание. Гэмелен сидел рядом молча. Я бы хотела, чтобы он помог, но он боялся, что его все еще до конца не вернувшийся дар может разрушить чары. Сначала я громко воззвала к десяти местным богам и богиням, которые могли помочь в данной ситуации, – бог бурь, богиня морей, незначительные боги, танцующие с ветром, какая-то нимфа зефира – имя ее припомнила Ксиа – и так далее. Я думаю, я могу вспомнить все десять имен, но перечислять их нет нужды, потому что второстепенные боги не имеют власти вдали от тех мест, где им поклоняются, – так, по крайней мере, утверждают все маги. Если кто-нибудь захочет попробовать это заклинание, нужно использовать имена местных богов или вообще не упоминать никого – суть здесь в их специальности.
Потом я начала читать само заклинание:
Найди ветер,
Коснись ветра,
Отдели душу от тела.
Ветер – твой брат,
Ты будешь свободно парить
В поднебесье.
Произнеся эти слова, я кинула в жаровню маленькие кусочки бумаги, где было записано заклинание. Дым подхватил их, и тут я почувствовала, что у меня кружится голова, как при высокой лихорадке. Потом неведомая сила подняла меня надо мной, я смотрела сверху вниз на свое тело. Затем материальная Ради бессильно села на пол, качнулась и повалилась навзничь. Но меня уже не интересовало мое покинутое тело, потому что потолок палатки внезапно открылся и я услышала шелест веревки, за которую тянул Гэмелен, и надо мной было ночное небо и звезды. И я была свободна.
Я поднималась в небо все выше и выше. Краем глаза я успела заметить расположение созвездий и поняла, что лечу на юг. Ветер не нес меня, я стала ветром, и мое сердце пело от счастья. Тело мое осталось далеко внизу и позади, но я чувствовала, как холодный ночной воздух, который отбрасывал назад мои призрачные волосы, пощипывает мою кожу – словно после горячей бани броситься в снег. Чувство было такое, словно у меня не было тела, но… в то же время было. Мне не нужно было поворачивать головы, чтобы видеть наши галеры далеко внизу и позади, а еще дальше – огоньки конийских кораблей.
Тогда я поняла, что может дать магия. Я больше не считала ее темной силой или бормотанием непонятных слов, чтобы избежать физической работы. Какое-то мгновение я даже почувствовала симпатию к Яношу Серому Плащу, теперь я знала, что заставило его заниматься волшебством и что убило его.
Впереди себя я почувствовала землю, а потом и увидела ее. То была группа островов Аластарс, от десяти до двадцати островов, точно не знаю. Я видела их на выполненной от руки карте. Конийцы думали, что там скрывается Сарзана. Пролетая над первым островом, я почувствовала, что там ждут люди, высматривая наш флот. Я все еще восхищалась своей новой способностью видеть все вокруг себя, но тут же холодный голос воина во мне отметил, что Сарзану трудно будет застать врасплох, раз его часовые настороже. Впрочем, я и не рассчитывала, что будет легко.
По совету Гэмелена, я все время старалась «прочувствовать», что лежит впереди, чтобы не попасть в какую-нибудь магическую ловушку. Вроде бы все было чисто, но я не была до конца уверена – я, как молодой солдат, идущий по лесной тропе, все время опасалась засады, устроенной более опытными воинами.
Впереди вырисовывался главный остров. Настало время осуществить второе превращение, чтобы принять – как я надеялась – менее уязвимую форму.
В тот момент я была ветром, и ветер во мне не хотел превращаться. Я силой выдавливала из себя слова:
Ты должна измениться,
Принять форму,
Теперь ты друг ветра,
Ты – плоть,
Ты – форма,
Ты прилетела.
Я снова почувствовала головокружение, и в следующий момент у меня уже было тело и ветер обдувал его. «Меня» было несколько. Гэмелен предложил мне стать птицей, менее заметной, чем альбатрос, а я еще улучшила его идею. Почему я должна быть одной птицей? Одна птица скорее вызовет подозрение, особенно если будет вести себя не совсем обычно. А если целая стая? Гэмелен с удивлением посмотрел на меня, потом засмеялся и сказал – несколько ехидно, – что в магию приходят молодые умы. Мог бы и промолчать.
Я превратилась в стаю крачек, летящих к берегу. Наверное, правильнее будет говорить о себе «мы», но мой писец странно на меня поглядывает, поэтому лучше я буду стараться излагать попроще. Странно было чувствовать себя во многих телах одновременно. Птиц было десять или, может, пятнадцать. «Я» облетела утес с обеих сторон. Видела я так, словно у меня была одна пара глаз, но я могла видеть одновременно скалу, которую облетала, спереди, сзади и с боков. Ничего странного я не ощущала, никакой растерянности или дезориентации.
Главный остров был гористым, большой залив, глубоко вдававшийся в берег, почти делил его пополам. Я видела несколько городов на побережье. Главный город, расположенный на дальнем берегу залива, назывался Тицино. Даже в этот предрассветный час там светилось несколько огоньков. Я прикинула, что Тицино не уступает по размерам главным городам метрополии.
Флот Сарзаны стоял на рейде. Вдали от берега несколько судов несли патрульную службу. Я знала, что кораблей у него много, но не ожидала увидеть их столько. Я попыталась их сосчитать, но сбилась. Так, на глаз, их было примерно четыреста – столько же, сколько у нас, а может, и больше.
Я быстро приближалась к судам. Оказалось, что большинство составляют тяжелые конийские галеры. Я обрадовалась. Новая тактика, разработанная нами, должна быть эффективной. Были и другие типы судов, стоящие на якоре ближе к берегу. Я полетела к ним. Почему-то я не могла как следует их разглядеть. Зрение мне застилали какие-то точки, словно в глаза попала вода.
Что-то подсказало мне, что приближаться пока опасно. Как я ни пыталась вглядываться, зрение мне застилала дымка.
Внизу, на флоте, никаких признаков тревоги. Матросы на палубах сонно занимались различными утренними делами. Никто не смотрел вверх, а если бы кто и посмотрел, увидел бы лишь стаю серых птиц, без сомнения ищущих, где бы чего поклевать.
Я решила подлететь поближе к городу, откуда исходила опасность от магии Сарзаны и архонта. Но снова в глазах у меня замелькали точки, и я не могла как следует рассмотреть, что происходит внизу, хотя, когда смотрела на море, видела так же зорко, как и обыкновенные крачки. Я, например, легко разглядела стайку рыб, поднявшихся близко к поверхности. Снова я услышала шепот, предупреждающий об опасности, он становился все громче. Я подчинилась и повернула назад, к морю.
Ничего тревожного я не видела, но чувствовала себя так, словно мне грозит настоящая опасность. Я описала три больших круга, поднимаясь выше. Из-за горизонта сверкнуло солнце. На первый раз я высмотрела достаточно.
Флот Сарзаны находился там, где ожидалось, и он, как и флот конийцев, был готов к битве. Но что это были за пятна перед глазами?
Я так и не смогла ответить на этот вопрос, но знала, что в них таится угроза. Впрочем, не важно. На сегодня хватит.
Пора возвращаться.
Позже, уже в собственном теле, я занялась другим, более приятным делом – лежала в постели с Ксиа. Я помню, как возвращалась из далекой страны, куда увели меня ее губы; тело еще помнило пережитую бурю. Я пришла в себя и обнаружила, что ее голова покоится у меня на животе. Я застонала, говорить я не могла. Ксиа хихикнула.
– Ты совсем отключилась.
– М-м-м.
– Я могу снова сделать это с тобой.
Ее пальцы зашевелились. Я отбросила ее руку от своей груди.
– Нет, не можешь. Я – масса сырого шелка. Я струна.
– Ты и есть шелк, – сказала она.
Ее рука осталась лежать на месте. Наступила тишина. Я стала засыпать, и тут она спросила:
– Рали, что будет дальше?
– Дальше я собираюсь уснуть, ты, сексуальная маньячка.
– Нет. Что будет, когда мы расправимся с Сарзаной?
– Люблю оптимистов. Шкуру медведя делят после охоты, знаешь?
– Мы убьем его. Я знаю, – сказала Ксиа, – поэтому отвечай на вопрос.
Я села в постели. Сон пропал.
– Я должна вернуться в Ориссу.
– А как же я? Как же мы? Я не могу отправиться с тобой, по крайней мере надолго. Ведь я последняя из рода Канара.
– Разумеется, я не хочу тащить тебя с собой.
– Так, может, останешься здесь? Будем вместе. Думаю, власти не будут возражать, после всего, что ты для них сделала.
– Нет, не будут, – согласилась я.
Я снова легла, раздумывая. Что будет дальше? Она была Канара, я – Антеро, командир маранонской гвардии. Фамилия Антеро не так уж важна – Амальрик и мои идиоты братья сумеют управлять поместьями. Но гвардия? Ведь я солдат. Готова ли я оставить гвардию и свое ремесло? Готова ли я оставить Ориссу?
– Что я буду делать, если останусь здесь? – спросила я.
– Я тебе покажу, – пообещала принцесса, дотрагиваясь до моего соска, который немедленно затвердел. – Так часто, как мы только сможем.
– Нет, я спрашиваю… – Но слова, которые я хотела сказать, исчезли, растворились. Как странно – восемнадцатилетняя девчонка определяет мою судьбу. Нравится ли мне это? Вот что значит королевская кровь. По крайней мере, она потрудилась спросить мое мнение, – мрачно подумала я. Конечно, Ксиа найдет мне какую-нибудь должность в армии, но я все равно останусь игрушечным котенком. Хотя… аристократам всегда нужна верная рука, способная защитить их власть… И все же…
Я решила поступить, как старый солдат – не думать о завтрашнем дне, пока он не настанет.
Впрочем, даже если бы я захотела думать сейчас, ничего бы не вышло – Ксиа, держа в руке шелковый шарф, лила мне на живот благоухающее масло.
На следующий день я вышла на палубу на рассвете, лениво борясь со сном. Исмет в нескольких футах от меня делала разминку. Потом она подошла ко мне. Начинающийся день был прекрасен, небо – голубым, солнце – ласковым. Легкий бриз сдувал пену с волн, подгоняя наш корабль. За нами шли другие наши галеры, а далеко у горизонта виднелось множество точек – основной флот.
– Странно, – принялась размышлять я вслух. – День чудесный, хочется радоваться жизни, а мы плывем убивать.
– Не знаю насчет радости жизни, – заметила Исмет, – но я не могу расслабиться, видя дымку на горизонте, если не знаю, что за ней скрывается.
– А если бы ты не была воином?
– Если бы я не была воином, я бы здесь не находилась. А теперь, если капитан позволит, пойду вытряхну своих лентяек из гамаков. Им невредно поупражняться. – И она ушла.
Исмет всегда удивляла меня. По моим рассказам кто-нибудь может подумать, что она склонна к тупому солдафонству, но это не так. Однажды я видела, как она состязалась с поэтами в чтении героических баллад – кто больше строф вспомнит. Правда, она знать не хотела стихов и песен о любви или о гигантах и феях, живших до появления людей.
Даже сейчас, например, хотела бы я сказать, что понимаю ее. Ее никто до конца не понимал. Самое достоверное объяснение: Исмет была одним из воплощений Маранонии, как я уже говорила.
На следующее утро Гэмелен послал за мной. Я нашла его на баке, где он ловил рыбу. Глаза его блестели от волнения.
– Смотри! – сказал он, как только я подошла. Он сидел на корточках над сетью, разложенной на палубе, и, если бы не одежды воскресителя, можно было подумать, что он – просто обыкновенный рыбак, распутывающий узлы.
Гэмелен вытянул руку ладонью вниз и коснулся сети, потом поднял руку на три дюйма, описывая ею круги. Его пальцы шевелились, как щупальца. Я посмотрела на сеть, она двигалась словно живая, хотя ничто ее не касалось. Вот она замерла и больше не шевелилась. Но теперь она лежала аккуратно сложенная и была полностью распутана.
Стоящие вокруг матросы и стражницы одобрительно зашумели, но Гэмелен и так понял, что все получилось.
Улыбаясь, он сказал:
– Я делал это, когда был ребенком. Мой дар возвращается!
Несколько дней спустя я снова вылетела на разведку. Зная, что мне понадобится защита, я создала себе новое тело – если мне придется спасаться, я буду не стайкой птичек, а более быстрым и хитрым существом. Для колдовства я использовала два талисмана. Первый – кусок ткани от платья Сарзаны, вроде того, что Корайс носила на руке, а второй – ужасное сердце убитого архонта. Гэмелен пытался возражать, но я не поддалась.
Я вылетела за час до рассвета. Когда я приближалась к Тицино, все было тихо. Три раза я пролетела над крепостью Сарзаны, но мне не удалось увидеть практически ничего. На этот раз я, правда, поняла, что туман и точки, мешающие видеть, – волшебные. Мне не удалось разглядеть корабли, стоявшие у берега, но я рассмотрела сам город. В нем было не много улиц, а все больше каналы, соединяющие дома, виллы и площади. В центре города была большая сторожевая башня, вернее, замок, окруженный стеной с бойницами и зубцами. Площадь вокруг замка была пуста – ни одного дома, лишь несколько статуй. Войти внутрь можно было, только перебравшись через стены по специальным мосткам. Такую крепость нелегко взять. Оставалось надеяться, что нам удастся захватить Сарзану и архонта, в какой бы форме он ни был, в море, и покончить с этой долгой войной.
Мне надо было увидеть больше, а для этого нужно усилить энергию чар, при этом опасность быть обнаруженной возрастает. Приходилось идти на риск. Сосредоточившись, я вызвала в памяти образ Сарзаны, каким я его видела в последний раз – он стоял, весь в шелках, на носу нашей галеры и был чем-то раздражен. Очень осторожно я начала колдовать. И тут же Сарзана исчез, и я подумала о более опасном враге и почувствовала его.
Я потеряла контроль над собой, и образ архонта, бушующее море, вулканы затопили мой разум. На губах архонта пузырилась кровь, окрашивая красным его бороду. И тут все вокруг меня завертелось. Я была подхвачена вихрем, который потащил меня прямиком к замку.