Братья удивленно начали переговариваться. И только Порсемус продолжал упрямиться, как всякий недалекий человек.

– Нельзя судить только по одному году, – сказал он.

– А я и не сужу. – Я подтолкнул к нему всю кипу книг, чтобы он занялся их изучением, если пожелает. – Я обнаружил и множество других примеров. Из года в год можно увидеть, что наши доходы увеличивались именно тогда, когда мы нанимали людей за деньги, а не заставляли трудиться рабов. А чтобы быть совершенно честным, я не рассматриваю здесь наши торговые перевозки на судах, хотя именно в этом пункте и находятся наши главные доходы. Как вам известно, в этой торговле мы редко пользуемся услугами рабов… Именно по причинам, которые я вам только что изложил. Потому что даже самый бестолковый купец понимает, что главный движущий мотив торговли – прибыль.

– А я продолжаю утверждать, что в тебя бес вселился, – сказал Порсемус. – Сам посуди, если каждый освободит рабов, то число граждан увеличится вдвое. И так уже большинство из них грубияны и бездельники. А тут к ним добавятся еще тридцать тысяч. Да у нас воцарится анархия. И тут уж конец Ориссе. – Он сердито оттолкнул книги обратно ко мне. – Разве не достаточно уже пострадала наша семья? Во-первых – Халаб, а теперь вот ты что затеял…

Я ожидал подобного нападения и потому готовился воспринять его спокойно и расчетливо. Стоило ли удивляться, что братья ревниво отнесутся к решению передать бразды правления семейством в руки такого, по их мнению, молокососа, каким являлся я. Но вот ссылка на Халаба застала меня врасплох, и потому я повел себя как дурак, вскочив из-за стола и опрокинув стул.

– Если бы ты не был одной со мной крови, – сказал я, – я бы убил тебя на месте.

Порсемус побелел как привидение. Остальные братья стали успокаивать меня. Но успокоили меня не их слова, а вид испуганного лица Порсемуса. Я оказался страшен во гневе, играя мускулами, которые здорово окрепли во время путешествия. Вот же судьба, подумал я в отчаянии. Но тут злость моя улетучилась. Ну и хорошо, подумал я. Ну ладно, висят они камнем на моей шее, ну и что? Они и на отце так же висели, и он доверил отвечать за них мне.

Я вздохнул, поднял стул и сел на свое место.

– Братья, простите меня за эту выходку, – сказал я. – Ну а теперь я хотел бы, чтобы вы все-таки приняли мой план. А чтобы облегчить вашу жизнь, я готов возместить стоимость ваших рабов из моего собственного кармана. Это вас удовлетворит?

Раздался шум одобрения. Порсемус вдруг стал удивительно дружелюбным, обнял меня и даже попросил прощения. И они ушли.

Вот так я, Амальрик Эмили Антеро, стал первым в Ориссе освободителем рабов. Гордиться пока было нечем, поскольку я воспользовался алчностью братьев, но все же дело было сделано. Итак, решение было принято, теперь оставалось ждать реакции. Первая оказалась неожиданной. Она исходила от Тегри.

– Что вы наделали? – бушевал он.

Вот я и дождался – рабы не смели разговаривать так с их господами. Но ведь он уже не был рабом. Правда, привыкнуть к такой ситуации было очень непросто, особенно общаясь с такой неприятной мне личностью, как Тегри, которого я и оставил-то лишь в память об отце.

– Успокойся, Тегри, – сказал я. – Объясни мне, в чем я не прав, и я постараюсь исправить ошибку.

– Вы… вы… освободили меня!

Видимо, я был похож на рыбу, выброшенную на берег, когда разинул рот.

– Что же в этом плохого? – выдохнул я. – Я освободил всех рабов.

Глаза Тегри излучали ненависть.

– Я всю жизнь потратил на то, чтобы занять нынешнее положение, – проскрежетал он. – А вы украли мое достижение.

– Как же я мог это сделать? У тебя осталась та же самая работа, да еще и жалованье за нее. Ты по-прежнему занимаешься теми же самыми делами.

– Да… да… плевать мне на это жалованье! Я раньше за день наворовывал столько, сколько вы мне сейчас платите за восемь дней. Но у меня была власть над остальными слугами. А теперь у меня нет настоящей власти. Вы глупец, коли их освободили. Когда я приказал им работать, они расхохотались мне в лицо. Тогда я схватил кнут, чтобы навести порядок, так один ублюдок имел наглость просто вырвать его из моих рук. А потом он… он просто ушел. И я уже никак не мог заставить его вернуться, ведь он уже не должен был подчиняться.

– Ты просто еще не привык к тому, что можно и в более спокойной манере управлять, – ответил я. – А если тебе не хватает жалованья, что ж, я увеличу его. Правда, не в восемь раз, это уж чересчур. Но я удвою жалованье, и будем считать, что прошлое быльем поросло…

– Не надо ничего! – закричал Тегри. – Если я свободен, то хочу сказать, что не собираюсь работать на такого человека, как вы. Я предупреждал вашего отца. Но он не прислушался. Что ж… Господин Антеро, я оставляю мою должность. Я покину вас через час, и вы еще пожалеете, что так оскорбили меня.

Он повернулся и вышел.

Хоть мы публично и не объявляли об этом событии, слухи разнеслись достаточно быстро. Много и горячо заговорили о «сумасшедшем Антеро», освободившем своих рабов. Но вскоре кое-кто стал одобрять меня, особенно молодые купцы и ремесленники, которых убедили доводы о прибыльности свободного труда. Некоторые из них тоже освободили своих рабов, и постепенно забота о прибыли возобладала над доводами морали и косными традициями.

– Повсюду говорят о том, что уж если такие варвары, как ликантиане, позволяют рабам выкупаться на свободу, – со смехом сообщал мне Янош, – то уж Орисса в состоянии поступать еще лучше.

– Лишь бы это не помешало нашему делу, – сказал я.

– Наоборот, дела пошли еще лучше, – сказал Янош. – Ведь среди тех, кто поддерживал меня, как раз большинство и составляют те люди, кто охотно освобождает рабов. Так что у нас по-прежнему полное единодушие.

Но не все и не везде проходило гладко. Тут и там ссоры по поводу освобождения перерастали в потасовки. Многие господа вынуждены были спасаться бегством от бывших рабов, пристававших к ним на улицах с бранью.

И вот в Большом амфитеатре созвали общественный митинг. Было объявлено, что вторая экспедиция к Далеким Королевствам одобрена и осталось только публично обсудить, кто возглавит ее. И вновь всплыло имя Кассини. Мы с Яношем поехали на митинг. Он оделся как воин, по-прежнему предпочитая простые легкие доспехи и обычную саблю на боку. Но когда он сел на коня, то даже в этом наряде, с отливающей блеском черной бородой и белозубой улыбкой, напоминал короля. При подъезде к амфитеатру мы попали в группу рассерженных молодых людей, среди которых был и Маларэн. Увидев нас, они радостно завопили.

– Спасибо за приветствие, – сказал Янош. – Но что происходит?

– Я расскажу, – взволнованно заговорил Маларэн. – Они планируют тайком протащить своего руководителя экспедиции.

– Кто это они? – вмешался я, потому что глаза Яноша стали наливаться кровью.

Рослый мужчина с крепкими мозолистыми руками ответил:

– Да эти бездельники из магистрата, вот кто! – Я разглядел клеймо у него на руке – это был недавний раб. – Да и воскресители туда же.

– Ну, не все из них, – сказал Маларэн. – Но там достаточно стариков и трусов, чтобы вручить бразды правления экспедицией Кассини.

Я посмотрел на Яноша. Глаза у того застыли, и он рукой нащупывал рукоять сабли, готовясь с ходу атаковать амфитеатр. Кто-то заорал:

– Мы с тобой, Серый Плащ!

Кто-то подхватил:

– Мы не позволим обмануть тебя!

Раздались другие крики, и я увидел, что тут многие за нас. Среди них были и господа вроде Маларэна, и простые люди, кузнецы и моряки, и что приятно – бывшие рабы. Я почувствовал, что запахло большой дракой.

Внезапно Янош успокоился. Он поднял руку, и наступила тишина.

– Не надо уподобляться толпе безумцев, – сказал он. – Если вы со мной, то давайте успокоимся. Я хочу, чтобы вы прошли туда и сели одной группой, и я надеюсь, что буду говорить от вашего имени как от своего.

Возбуждение снизилось – умение Яноша командовать дало свои результаты. Мы приготовились пройти внутрь. Кто-то потянул меня за одежду. Я оглянулся и увидел юную служанку из нашего дома. Глаза ее были широко раскрыты и испуганны.

– Что такое? – спросил я, спешившись.

– Госпожа Антеро, – заплакала она. – Пойдемте быстрей. Она рожает.

Эти слова прошибли меня насквозь. Меня разрывало между происходящим здесь и страхом за Диосе. Янош подъехал ко мне.

– Поезжай, – сказал он, узнав, в чем дело.

– Но… митинг…

Он бесцеремонно подтолкнул меня:

– Я справлюсь. Ты мне понадобишься позже. А теперь поезжай!

Я махнул ему на прощанье, подхватил девчонку в седло и помчался к вилле. Позади, из амфитеатра, доносился громкий рев голосов.

Кровать представляла из себя ужасную картину крови и боли. Две акушерки хлопотали вокруг бедняжки Диосе, но ни их искусство, ни заклинания не могли облегчить ее страданий. Ребенок выходил, но выходил с большим трудом. Диосе так вцепилась в мою руку, что чуть не сломала мне пальцы.

– Я знала, что ты придешь, – всхлипнула она. – Говорят, там… митинг… экспедиция… Но… я все равно знала, что ты придешь.

Я пытался найти для нее какие-то слова, но по сравнению с ее болью и верой в меня все было таким пустым Все, что я мог сказать, что люблю ее и буду любить до тех пор, пока весь песок не смоется морями. Она издала ужасный вопль, и я подумал, что навсегда теряю мою Диосе. Она затихла… А затем послышался такой протяжный и надрывный крик, что даже сейчас, когда я пишу эти строки, я чувствую, как мне не хватает воздуха. И тут я увидел, как между окровавленными бедрами Диосе показалась головка нашей дочери. Жена захлебнулась еще одним криком, но уже все тельце оказалось на руках акушерок. Мгновение спустя закричала уже Эмили. Так родилась моя дочь.

– Она красивая? – слабо спросила Диосе.

Я посмотрел на крохотное окровавленное существо с крепко закрытыми глазками. Ребенок вопил, сердясь, что его извлекли из теплого и безопасного убежища.

– Да, любовь моя, – ответил я. – Она просто красавица.

И глядя, как акушерки обмывают дитя и заворачивают в мягкую ткань, чтобы впервые поднести к матери, я в самом деле поверил, что так оно и есть, она красавица.

Вторая экспедиция к Далеким Королевствам собрала самые крупные воинские силы в мирное время в истории Ориссы. Ведь готовились не к какому-то там открытию, которое совершал какой-нибудь молодой человек с компанией собутыльников, которых мог выдержать кошелек его отца. На карту была поставлена судьба города, и каждый горожанин стремился занять свое местечко за общим столом. В поход собирались две тысячи человек: воины, конюхи, офицеры и их денщики, купцы с помощниками, маркитантки с их товарами для услаждения мужчин, повара, пекари, оружейники, лекари, просто любопытные, имеющие достаточно влияния, чтобы их имена были занесены в списки экспедиции. Возглавлял экспедицию единодушно избранный Янош Серый Плащ.

– Схватка оказалась не такой уж и серьезной, – вечером рассказывал мне Янош. – Кассини даже не показался на сцене, хотя я и видел, как в кулуарах он расхаживает, раздувшийся от собственной важности. Так он и расхаживал взад и вперед, репетируя речь, выражающую его согласие принять место руководителя экспедиции. Если его вида такому туповатому солдафону, как я, еще было недостаточно, то уж тот факт, что на сцене находились только наши враги, ясно показал, что кое-кто подлил свинца в игральные кости, чтобы легче победить в этой партии. – Янош покачал головой, все еще не оправясь от потрясения. – Едва я занял свое место, как толпа начала орать, как и прежде: «Янош, Янош!» Ну и прочую чушь. – Он усмехнулся, и я понял, что сам он не считал это чушью. – Но на этот раз крики были гораздо громче и требовательней, и надо было быть полным идиотом, чтобы не увидеть в глазах толпы желания крови в случае иного решения. Некоторые ребята до того осмелели, что даже выскочили на сцену, но я попросил их не мешать достойным господам произносить свои речи.

Янош залпом осушил стакан вина и принялся хохотать.

– Ох, жаль, дружище, что тебя там не было, – сказал он. – Такого ты еще не видел.

Янош рассказал, что Джениндер и его друзья лихорадочно совещались, стараясь не обращать внимания на буйные выкрики толпы. Как справедливо указывал Янош, такого в Ориссе еще не было, и наши враги пребывали в панике, вздрагивая от воплей, словно не слова летели в них, а камни. Кто-то увидел Кассини, поднялся свист, тот успел сбежать. На сцене приняли решение, но потом у них между собой завязался спор, кто возьмет на себя смелость выйти и сообщить это рассерженным гражданам. Толпа, веселясь над их нерешительностью, еще ближе придвинулась к сцене. И тут магистр решительно указал на Джениндера. Тот, спотыкаясь, вышел вперед, рост его увеличился заклинаниями, и стало видно, как он, стоя рядом с Яношем, просто трепещет.

– Я утихомирил наших друзей и как можно радушнее улыбнулся Джениндеру, – сказал Янош. – Я обнял его рукой за плечи и громко, чтобы все могли слышать, сказал: «Не важно, мой друг, кого вы там выбрали, ведь все знают, что эти достойные господа долго работали над принятием решения». – Янош засмеялся и еще раз смочил горло вином. – И тут бедняга Джениндер заговорил, – продолжал он. – Первые слова он пропищал как мышка, колени его дрожали, словно он стоял на высоком берегу и боялся прыгнуть в воду. И вот этим визгливым голосом он сказал: «Мы заявляем, что вторую экспедицию возглавит… капитан Серый Плащ». Ну а после этого заявления из-за поднявшегося шума ничего больше услыхать было нельзя. Сразу же после того, как добрый воскреситель сыграл свою роль, он и все остальные сбежали со сцены, как кролики при виде рычащего волка.

Я смеялся над его рассказом так, что слезы текли. Затем мы наполнили бокалы и выпили за Тедейта, разрушившего замыслы наших врагов.

Наконец Янош посерьезнел.

– Я хочу, чтобы ты знал, – сказал он, – независимо от того, что нас ждет в этой жизни, мне никогда не расплатиться с тобой за то, что я тебе должен.

Я что-то забормотал невнятное, но сердце мое преисполнилось радостью. Слышно было, как где-то в доме плачет Эмили, как запела ласково нянька, чтобы успокоить ее. И вообще, это был замечательный день.

Янош тоже услыхал этот плач и улыбнулся.

– Я понимаю, что на этот раз ты не можешь отправиться со мной, – сказал он. – Слишком много дел на твоих плечах. Но знай, я буду очень скучать без тебя.

– Рад слышать это, – сказал я. – Но ведь в нашем последнем путешествии я был настолько неопытен, что настоящей помощи от меня не было. А теперь у тебя огромный отряд, в котором много опытных людей, которые всегда смогут дать дельный совет.

Янош резко покачал головой.

– Основная твоя ошибка в том, – сказал Янош, – что ты просто недооцениваешь себя. Со временем из тебя получится отчаянный малый, ведь у тебя талант попадать в переделки. Но самое главное то, что у тебя отважное сердце и разумный взгляд на вещи. Не отрицай, я тебя все-таки знаю хорошо, может быть, в чем-то даже лучше, чем ты сам себя. И потом, Амальрик Антеро, мы ведь здорово похожи. Как двойняшки. Но, слава богам, ты не имеешь моих отрицательных черт.

Он уставился на меня, и по красноте в его глазах я понял, что он пьян.

– Клянусь тебе, Амальрик, – сказал он, – когда я окажусь в Далеких Королевствах, я принесу священную жертву в твою честь. И я расскажу правителям той страны, что привез им привет от моего доброго друга, брата…

Он смолк на полуслове, и я увидел, как поникла его голова. Я забрал у него из руки бокал с вином, пока он не расплескал его, и, тихонько выбираясь из комнаты, услыхал первый усталый и раскатистый храп.

Месяц спустя экспедиция выступила в поход. Каждый судовладелец считал за честь, чтобы его корабль участвовал в этом походе. Провожал их весь город. Я стоял на холме недалеко от берега, и, когда они проходили мимо, я, не стыдясь, сознавал, что сожалею о том, что не иду с ними. Но когда скрылся за горизонтом последний корабль и я, повернувшись, направился домой, то, вспомнив о Диосе и Эмили, вдруг ощутил необычайную легкость.