Год рождения второго сына Даниила Александровича неизвестен. Но уже на Соборе князей в Переяславле-Залесском, который упоминался в очерке о митрополите Петре, Иван Данилович предстает перед князьями и священнослужителями как опытный политик, способный отстаивать свои убеждения и интересы единомышленников.
      В 1322 году переяславский князь совершил поездку в Орду. Вернулся он от хана Узбека с ордынским войском, возглавляемым послом хана, Ахмылом, которому хан поставил задачу навести порядок в Великом княжестве Владимирском. Ахмыл разграбил Ярославль и с добычей вернулся к Узбеку.
      В августе 1325 года митрополит всея Руси Петр и брат великого князя – Иван Данилович – заложили в Москве первую каменную церковь Успения Богородицы (Успенский собор). По замыслу князя и митрополита, храм должен был стать главной святыней города. «Близ места, на котором должен был стоять жертвенник, Петр собственноручно устроил себе гроб. „Бог благословит тебя, – говорил он Ивану Даниловичу, – и поставит выше всех других князей, и распространит город этот паче всех других городов; и будет род твой обладать местом сим вовеки; и руки его взыдут на плещи врагов ваших; и будут жить в нем святители, и кости мои здесь положены будут“», – писал Н. М. Карамзин.
      В том же году в Орде от руки Дмитрия Грозные Очи погиб старший брат Ивана, великий князь Юрий Данилович. Похоронили его в Москве с подобающими почестями и невиданной роскошью.
      Узбек осудил поступок Дмитрия Грозные Очи, и 15 сентября 1326 года убийца Юрия Даниловича был казнен. Но ярлык на великое княжение хан выдал не Ивану Даниловичу, а брату казненного Александру. Этот шаг Узбека не способствовал примирению Москвы с Тверью. Впрочем, что хан ни сделай, даже выдай он великокняжеский ярлык Ивану Даниловичу, междуусобица на Руси не затихла бы – не время.
      Ордынским повелителям очень выгодно было поддерживать пожар междуусобицы, но они его не раздували до гибельной силы, чтобы не иссяк источник поступления дани. Но не ханы Сарая и Каракорума были первопричиной этого страшного зла, обессилившего Русь. Ордынцы лишь умело использовали в своих интересах по сути объективный, но очень длительный и мучительный процесс вызревания в недрах системы государственного правления, существовавшей со времен Рюрика, нового способа правления. От каждого московского князя зависело, как далеко в период его княжения продвинется Русь в создании централизованного государства. Завершится этот процесс на рубеже XV–XVI веков. Москва к тому времени усилится настолько, что даже недоброжелатели ее не смогут представить себе иного города в качестве столицы крепнувшей державы. Однако следует помнить, что Калита был только одним из удельных князей, а Великим князем Владимирским был давнишний недруг Москвы, в прошлом удельный князь Тверской Александр Михайлович.
      Первый год он правил спокойно и успешно, о чем свидетельствует договорная грамота новгородцев, написанная в начале 1327 года. В ней вольнолюбивые горожане признавали Александра законным правителем, делали ему целый ряд уступок. Такое отношение к сыну Михаила, с которым новгородцы, мягко говоря, не нашли общего языка, говорит прежде всего об авторитете и о немалых потенциальных возможностях Великого князя как руководителя государственного масштаба. Впрочем, ситуация на Руси оказалась такой сложной и напряженной, что и Александр в ней растерялся. Иначе не объяснить случившееся с ним.
      В 1327 году в Тверь с небольшим отрядом прибыл посол хана Шевкал, родственник Узбека, сын печально известного на Руси Дюденя. Целью всех подобных визитов была дань. Александр знал это, но до него дошли слухи, что ордынцы хотят его убить, а жителей Твери насильно обратить в мусульманскую веру, которую Сарай принял в 1312 году. Видимо руководствуясь поговоркой: «Дыма без огня не бывает», Александр стал собирать верных людей вокруг себя, рассказывал им, естественно сгущая краски, о планах коварного врага: «Ордынцы убили моего отца и брата, они хотят уничтожить весь наш род и обратить жителей в свою веру» – так, по-видимому, звучали его речи. И люди верили ему, верили на беду свою.
      Великий князь, чувствуя поддержку народа, совсем распалился, не потрудился думать, взвешивать все «за» и «против». Ну зачем, спрашивается, ордынцам, известным к тому же своей веротерпимостью, убивать Александра в его собственном городе Твери? Да тверитяне наверняка растерзали бы Шевкала и его воинов. Недооценил князь Узбека, не было у него мудрости и сдержанности Калиты, который «особенно умел ладить с ханом, часто ездил в Орду, приобрел особенное расположение и доверие Узбека и оградил свою московскую землю от вторжения татарских послов...» – писал Н. И. Костомаров. Александр говорил народу страстные гневные слова, люди, как трава в августовской степи, возгорались, требовали от князя решительных действий. «Дай нам оружие! – кричали они, зверея. – Мы накажем их!»
      15 августа вооруженная толпа подступила к дворцу Михаила, где находились ордынцы. Было раннее утро. Ордынцы, пробужденные диким криком, выбежали на улицу, и начался неравный бой. Александр уже не контролировал действия толпы, да и свои собственные тоже. Воины Шевкала продержались в открытом бою весь день, но когда дело пошло к вечеру, они, уставшие, отступили во дворец Михаила. Александр приказал поджечь его. Посол хана и его люди сгорели заживо. Толпа на этом не остановилась. На следующий день убили всех ордынцев, даже купцов, никогда в жизни не бравших в руки оружие.
      Узбек был человеком неглупым, решительным и суровым. Узнав о трагедии в Твери, он повел дело очень мудро: призвал к себе Ивана Даниловича, дал пятьдесят тысяч человек и, пообещав в случае успеха боевой операции выдать ему ярлык на великое княжение, отправил на Тверь. Пять опытных темников Узбека возглавляли войско, к которому вскоре присоединились суздальцы.
      Ордынское войско, подкрепленное суздальцами и москвичами, захватило Тверь, Кашин, Торжок. Кровь людей, огонь пожарищ, богатая добыча – темники на радостях чуть было не двинулись на Новгород. Но новгородцам удалось откупиться. Как объевшийся удав, ордынское войрко потянулось на юг, к теплу. Хан Узбек был доволен и выдал, как обещал, Ивану Даниловичу «самую милостивую грамоту на великое княжение», а кроме этого, еще и разрешение единолично собирать ханскую дань со всех русских княжеств. И распорядился невиданными доселе полномочиями, которыми князь Московский, а после 1328 года Великий князь Владимирский Иван Данилович пользовался по-хозяйски, мудро, как человек государственный.
      Всю свою жизнь Иван Данилович носил на поясе мешок для денег (калиту), как бы показывая всем суть своей политики, внутренней и внешней. Все деньги, которые добывал великий князь, собирая с Русской земли ордынскую дань, он пускал на развитие и укрепление Московского княжества.
      Всякий праздничный день – а было их по церковному календарю немало – Калита набивал монетами мешок для денег и отправлялся в город. Перед этим он молился. Очень набожным человеком был Иван, влюбленный в деньги, вынужденный покарать сородича за бунт против ненавистных ему ордынцев. Как всякий набожный человек, мечтал Калита о рае. А в раю, как хорошо известно, есть место только для добрых людей. Иван Калита совсем уж добрым не был, но в рай попасть хотел, и поэтому выходил он с большим мешком за поясом, быстро добрел лицом, а со всех концов Москвы устремлялись к нему люди, просили: «Дай на пропитание! Господь тебя не обидит!» – робко протягивая руки.
      Великий князь доставал из мешка монеты, щедро одаривал просящих. Однажды нищий, получив от Калиты подаяние, подошел к нему вновь. Иван Данилович подал ему еще монету, но нищий в третий раз попросил подаяние. Великий князь удивился, подал упрямому нищему еще одну монету и, как гласит предание XIV века, недовольно сказал: «На, возьми. Несытые зенки». Нищий спокойно ответил: «Сам ты несытые зенки. И здесь царствуешь, и на том свете царствовать хочешь!»
      А жизнь непрерывно ставила перед ним все более сложные задачи. Борьба с Тверью за главенство среди русских княжеств пока не закончилась. Это стало ясно уже в 1328 году, когда Иван Данилович с тверским князем Константином явились пред Узбеком. Хан принял Калиту хорошо. Но и Константина Михайловича не отверг, выдал ему ярлык на княжение Тверское. Кроме того, уже прощаясь с гостями, Узбек потребовал от обоих доставить в Орду князя Александра, прятавшегося в Пскове.
      Чтобы выполнить приказ хана, Иван Данилович собрал большое войско, в которое вошли дружины многих русских князей, в том числе и братьев опального Александра, затем прибыл вместе с митрополитом в Новгород, а оттуда пошел медленно ко Пскову, надеясь, что жители этого города не решатся давать сражение огромной рати Калиты и выдадут ему без боя князя Александра. У псковичей, однако, дольше, чем у других, были в ходу прежние, незамутненные представления о чести, их не напугала сила противника, они не предали человека, обратившегося к ним за помощью.
      Новгородский владыка архиепископ Моисей долго уговаривал Александра добровольно уехать в Орду на суд хана, «не давать христиан на погибель поганым». Князь чуть было не согласился с новгородским владыкой, «но псковичи удержали его и говорили: „Не иди, господине, в Орду; что бы с тобой ни было, заодно умрем с тобою!“» – писал Н. И. Костомаров.
      Тогда Иван решил использовать новое для Руси средство воздействия и уговорил митрополита наложить проклятие на Александра и на всех жителей Пскова, если они не покорятся. Угроза отлучения от церкви подействовала на горожан, хотя решиться на предательство сами они так и не смогли. Помог им в трудном деле на этот раз сам князь Александр. Он поручил псковичам свою молодую жену и уехал, освободив горожан от данной ему клятвы, в Литву, где eгo по-дружески принял Великий князь Литовский Гедимин. Конфликт разрешился. Проклятие с Пскова было снято. Тверское княжество, разоренное ордынско-русским войском, быстро восстановило свою мощь, а проблема его взаимоотношений с Москвою так и не была разрешена.
      Через полтора года после этих событий Александр вернулся в Псков. Жители города признали его на вече своим князем, объявили Псковскую республику независимой от Новгорода, но власть Великого князя над собой псковичи все же признали.
      Иван Данилович и впредь старался избегать военных столкновений со своими соотечественниками, но политику централизации власти проводил жестко и не останавливался ни перед чем в достижении цели. Ему давно было известно, что новгородцы, торгуя с народами Зауралья, получают от них много серебра. Несколько раз он пытался повлиять на купцов Великого Новгорода, вынудить их платить в казну Великого князя долю с выгодной торговли. Купцы отказывались платить «серебряные деньги».
      В 1333 году терпению Калиты пришел конец. Он собрал дружины князей низовских и рязанских и вторгся в пределы Новгородской земли. Поход был чисто грабительский, показательный. Войско Ивана Даниловича взяло Бежецк и Торжок, принялось опустошать окрестности этих городов. Ущерб Новгородской земле причинен был немалый, но справиться с сильной армией Великого князя, поддерживаемого к тому же ханом Узбеком, новгородцам было трудно. Все попытки уладить дело миром – откупом, переговорами – успеха не имели. Калита отклонил предложения испугавшихся новгородцев, забрал все награбленное и демонстративно отвел войско домой. Затем он явился в Орду с очередной порцией дани и богатых даров хану, жене его, вельможам.
      Но многим соотечественникам не нравилась такая политика. После отъезда Ивана Даниловича новгородцы примирились с псковичами и князем Александром Михайловичем, что резко изменило соотношение сил. (Не надо забывать, что Александра поддерживал великий князь литовцев Гедимин – опытный и очень авторитетный политик.) Калита эти перемены учел и, вернувшись из Орды, примирился с новгородцами. Те, в свою очередь, тоже пошли на уступки, порвали отношения с Псковом, обещали Великому князю выделить войско для похода на отколовшуюся республику. Этот поход, однако, не состоялся, потому что Иван Данилович, обуреваемый желанием получить серебро Зауралья в казну, нарушил договор с новгородцами и отправил войско за Урал. Поход прошел неудачно. Изнуренные зимними дорогами, воины не смогли дать решительное сражение богатому сопернику и вернулись домой ни с чем. Случилось это в 1337 году.
      Буквально через несколько месяцев отправился в Орду Александр Михайлович, самый непримиримый враг Ивана Калиты. Несчастья собственные и скитания по чужим уделам накалили тверского князя. Перед этой опасной поездкой он провел, если так можно сказать, тщательную дипломатическую подготовку и получил благословение митрополита всея Руси Феогноста. По прибытии в Орду Александр был немедленно приглашен в шатер хана. Суровому Узбеку понравился прямой, открытый человек. Повелитель Орды, выслушав смелую, но уважительную и краткую речь гостя, сказал, что князь Александр смиренною мудростью освобождает себя от казни.
      И возвратился Александр в Тверь тверским князем.
      Противостояние не мешало Ивану Калите созидать Московское княжество. Более того, именно во время его правления началось переустройство Москвы, она превращалась в великокняжеский город. По совету митрополита Петра князь расширил и укрепил на Боровицком холме Кремль. В летописи 1331 года говорится о пожаре 3 марта: «Бысть пожар – погоре город Кремник на Москве». После второго, зафиксированного летописными источниками, пожара, 3 июня 1337 года, началось строительство нового города. Тогда же были сооружены стены Кремля из дуба.
      Около 1330 года в Кремле была построена каменная церковь Иоанна Лествичника, на том месте, где теперь стоит колокольня Ивана Великого. Тогда же на Боровицком холме построили каменную церковь Спаса-Преображения, ставшую усыпальницей московских княгинь, а через три года возвели неподалеку каменную же церковь Михаила Архангела, в которой хоронили московских князей.
      В 1337 году «у Лубянки бысть возведен каменный храм Иоанна Предтечи».
      В 1339 году Иван Калита, человек уже немолодой, вновь отправляется в Орду к Узбеку. Это был его последний шанс победить тверского князя. Великий князь взял с собою старших сыновей, Симеона и Ивана. Хан принял его милостиво. После этого Узбек велел вызвать к нему Михаила Александровича Тверского. Князь приехал в Орду и был там убит. На следующий год Иван Калита организовал поход на Смоленск, в который сам не пошел.
      Через некоторое время внезапная болезнь уложила Ивана Даниловича в постель, и 31 марта 1341 года он, приняв схиму, умер. Похоронили его на следующий день в построенной им церкви Архангела Михаила.
      По завещанию, оставленному Иваном Даниловичем, Московское княжество в целом делилось между членами княжеской семьи, каждый из которых получал в нем свой удел. Столица княжества рассматривалась как общее владение всех потомков Калиты. Это общее владение находило выражение в «сместном», то есть совместном, управлении Москвой членами Московского княжеского дома.
      Калита завещал Москву трем своим сыновьям – Симеону, Ивану и Андрею, которые договорились совместно владеть городом. Управляли же ею – тысяцкий, наместник Великого князя, и наместники от князей – совладельцев.
      «Третное» владение Москвой установилось с 1340 года и продолжалось почти до конца XV века.
      Иван Калита оставил свой трон старшему сыну Симеону, прозванному Гордый.
      О нем-то и пойдет речь в следующем очерке.

      Имя Симеон, записанное в Святцах, по официальному, церковно-славянскому, календарю в обиходе звучало как Семен, подобно тому как Иоанна звали Иваном, Матфея – Матвеем, Сергия – Сергеем и т. п. Так и мы станем в этом очерке называть нашего следующего героя – Семеном Ивановичем.
      Когда скончался его отец, Иван Данилович Калита, Семену было двадцать пять лет. Сразу после смерти Калиты в Орду поехали Константин, князь Тверской, и Константин, князь Суздальский. Поехал на поклон к хану и сын Калиты Семен. Хан Узбек принял его приветливо. Семен Иванович получил ярлык на великое княжение с еще большими полномочиями, чем были у его отца.
      Молодой князь с первых же дней повел решительную внутреннюю политику. Согласно преданиям, Великий князь, приняв в «руце своя всех князей», заставил удельных князей «целовать у отчего гроба крест на том, что они все будут заодно и будут чтить его во отца место, имея общих врагов и друзей».
      Добившись полного подчинения, Семен делает еще один смелый ход – пытается подчинить Новгород великокняжеской власти. Вместо того чтобы поехать в этот город и уладить разногласия, возникшие при очередном сборе дани, а также другие наболевшие проблемы, выказав своим появлением, как это делали все князья до Семена Ивановича, уважение к новгородским обычаям, Семен отправил туда наместников. Они захватили Торжок и, зная о прочном положении своего князя, стали, собирая дань, притеснять население, грабить жителей города и его окрестностей. Новгородцы написали великому князю: «Ты еще не сел у нас на княжение, а уже бояре твои насильничают!»
      Семен прочитал послание, собрал дружины целовавших ему на верность крест князей и пошел войной на Новгород. Огромное войско противника напугало новгородцев. На вече они решили просить мира у Семена с условием оставить все по-прежнему. Великий князь проявил взвешенность и спокойствие, уступил просьбе, но взял с новгородцев за мирное завершение конфликта контрибуцию, как с побежденных, – «черный бор» (поголовный сбор), который больно ударил горожан по карману. Но этого победителю показалось мало. Он потребовал, чтобы новгородская знать просила у него прощения, и босые, униженные, одетые в простые платья, нечесаные явились к нему новгородцы, встали на колени, потупили глаза, повлажневшие от стыда: за себя – слабых и за Семена – гордого.
      Семену Гордому понравились униженные новгородцы и изъявленная ими покорность. «Симеон, в бодрой юности достигнув великокняжеского сана, умел пользоваться властию, не уступал в благоразумии отцу и следовал его правилам: ласкать ханов до уничижения, но строго повелевал князьями российскими и заслужил имя Гордого», – писал Н. М. Карамзин.
      Его авторитет в стране и в Орде, куда он регулярно свозил дань, пугал многих. Воевать в Заокскую землю другие князья ходить не решались, хотя между собой частенько выясняли отношения с оружием в руках. Великий князь относился к мелким распрям между уделами на удивление спокойно: пусть дерутся, лишь бы дань платили. Мир в Заокской земле манил к себе людей из других княжеств.
      После похода на Новгород великий князь распустил войско, но, оказалось, рано успокоился Семен. Начался период войн Руси с Литвой: Ольгерд, сын Гедимина, подступил к Можайску, осадил город, выжег предместья. А потом неожиданно ушел назад в Литву.
      Литовцы к середине XIV столетия усилились настолько, что постоянно тревожили русских на западных границах. Они взяли Ржев, Брянск, добирались в своих походах до Тверского и Рязанского княжеств. Ольгерд был прекрасным полководцем, «не токмо силою, елико умением воеваши», с его похода на Можайск началась так называемая «литовщина». Продолжалась она лет сорок, причем победа доставалась то одному, то другому сопернику. Люди пользовались этим: было куда сбежать от преследования, от московских князей уходили в Литву, а провинившиеся в Литве шли на службу в Москву.
      В 1341 году случилось еще одно немаловажное для Москвы и ее князей событие: умер хан Узбек, и в Орде началась «замятия»: ханы, убивая друг друга, сменялись чуть ли не ежегодно. Угодить всем им было трудно. Но угождать ханам в те десятилетия русские князья еще были должны: очень уж сильны, воинственны и опасны для Руси были ханы, даже дерущиеся между собой. Насколько опасны, станет ясно чуть позже, после битвы на поле Куликовом, а пока великие князья терпели унижение, отвозили в Орду большие обозы с данью и укрепляли Москву.
      По своим размерам, экономической мощи, культурным и духовным ценностям Москва первой половины XIV века уступала лишь таким городам, как Владимир или Новгород. Об этом косвенно свидетельствует тот факт, что в 1334 году во время пожара, когда выгорела вся Москва, огонь уничтожил 28 церквей. В 1340 году пожар в Великом Новгороде сжег 74 церкви. Впрочем, нельзя забывать, что Москву в тот век окружали многочисленные густонаселенные села, которые составляли с городом единый экономический, культурный и духовный организм. Подмосковные села по мере расширения города входили в его состав, и процесс этот продолжается по сей день.
      В начале 1340-х годов в Москве возрождается угасшее было в последний период великого княжения Ивана Калиты каменное строительство. В 1344 году именно в Москве, а не во Владимире, Ростове или Суздале возобновляется искусство монументальной росписи церквей. Приглашенные митрополитом Феогностом греки расписали за одно лето Успенский собор в Кремле. Собор Архангела Михаила украшали писцы великого князя, руководили работами Захарий, Иосиф, Николай. На деньги первой жены Семена Гордого, литовской княжны Айгусты (Анастасии), в 1345 году мастером Гойтаном была расписана церковь Спаса на Бору. Затем в Москве украсили фресками церковь Иоанна Лествичника.
      В Москве при Семене Гордом стали развиваться ювелирное искусство, иконное дело, гончарное, другие виды искусств и ремесел.
      В 1345 году мастер Борис отлил три больших и два маленьких колокола, опережая в этом деле другие города. Согласно летописным сведениям, за несколько лет до этого новгородский архиепископ Василий приглашал к себе из стольного града мастера Бориса с его людьми для отливки колокола на Софийский собор.
      Во времена правления Семена в Москве появилась бумага тряпичная, заменившая пергамент. На ней написаны договор его с братьями и завещание великого князя.
      В те же годы еще малоизвестный монах Сергий, родом из Радонежа, основал под Москвой знаменитую Троицкую обитель.
      В 1345 году Ольгерд стал единственным владыкой Литвы, в эти же годы активизировались шведы – положение на западных и северо-западных границах Русской земли ухудшилось. Шведский король Магнус ворвался в Новгородское княжество, занял Псков.
      Новгородцы собрали всех воинов, способных постоять за себя и за свою землю, подошли к Пскову и 24 февраля 1349 года выбили оттуда врага с большими для него потерями. Добыча у победителей была немалая: 800 пленников они отправили в Москву, а захваченное у шведов серебро использовали для украшения церкви Бориса и Глеба.
      На этом новгородцы не остановились. Они ходили в Норвегию, разгромили шведов в сражении под Выборгом, заключили с Магнусом выгодный мир.
      А Семен Иванович в эти годы хранил мир в Московской земле, всегда готовый выступить с крупным войском против опытного Ольгерда, и зорко следил за настроением ханов. Когда до великого князя дошли слухи, что Ольгерд отправил брата Корияда в Орду с просьбой об оказании литовцам помощи для борьбы с немцами, Семен мгновенно отреагировал на это известие. Он явился к хану и в личной беседе «внушил Джанибеку, что сей коварный язычник есть враг России, подвластной татарам, следовательно, и самих татар...» – писал Н. М. Карамзин. Хан поддержал русского князя и даже отдал ему Корияда! И Ольгерд вынужден был выручать брата, прислал в Москву послов с богатыми дарами, женился на снохе Семена Гордого – Ульяне, женил брата Любарта на племяннице великого князя.
      Это была великолепная дипломатическая победа Семена Гордого. Однако вдруг подкралась неожиданная беда: на Русь пришла эпидемия «черной смерти» – чумы. На Руси чуму называли еще и «моровой язвой».
      Чума появилась в 30–40-е годы XIV века в Индии и Китае. Она прошла по Европе, унося десятки тысяч жизней. В одном только Париже ежедневно погибали от нее до восьмисот человек. На Русь чуму, как полагают, занесли и европейские купцы, и ордынцы.
      В 1351 году моровая язва пришла во Псков, а в начале 1353 года уже вовсю бушевала в Москве. Именно от чумы 11 марта скончался митрополит всея Руси Феогност. В том же месяце умерли сыновья Семена Гордого, Иван и Семен, и заболел чумой и сам великий князь. Ему недавно исполнилось всего тридцать шесть лет.
      В тот день, когда великий князь писал завещание, у него уже не осталось ни одного сына в живых. Но была одна надежда – беременная жена Мария Александровна, тверская княжна.
      Первой женой Семена Гордого была литовская княжна Айгуста, в крещении принявшая имя Анастасия. Она умерла рано. Ее два сына тоже пожили недолго. В 1345 году Семен женился во второй раз на дочери одного из князей смоленских Евпраксии. Но через год брак с ней был насильно расторгнут.
      Семен, мечтая о продолжении рода, женился в третий раз – на тверской княжне Марии Александровне. Она родила ему четверых сыновей, но и они умерли в раннем детстве.
      Передав по завещанию своей беременной жене Московскую вотчину, Семен надеялся, что власть перейдет в конце концов к его сыну. Его не смутило в данном вопросе даже то, что матерью его еще не родившегося сына будет тверская княжна, а это, естественно, обострило бы противоречия между Москвой и Тверью. Подобный шаг для гордого человека в общем логичен: все-таки сын от любимой жены будет князем.
      Далее в своем завещании Семен Иванович пишет: «А по отца нашего благословлению и то нам приказал: жити за один; тако же и аз приказываю своей братии, жити за один; а лихих бы людей не слушали, слушали бы отца нашего владыку Алексея, такоже старых бояр, кто хотел отцу нашему добра и нам, а пишу вам се слово того деля; чтобы не перестала бы память родителей наших и наша, и свеча бы над гробом не погасла...» Эти строки важного документа говорят о том, что в Москве к середине XIV века оформилась связь между великим князем, боярами и митрополитом, и Семен Гордый понимал, как важно сохранить это динамичное единство светской власти, духовной власти и политической силы, которую представляли собой бояре.
      После смерти Семена Гордого великим князем Владимирским, получившим из рук хана Джанибека ярлык на сбор дани со всей Руси, стал брат покойного Иван Иванович Красный.

      Ивана Ивановича, сына Ивана Калиты, по русскому монархическому счету, числили Иваном II, так как отец его значился по тому же счету – Иваном I.
      Иван I носил кличку Калита, о чем нам уже известно. Известно и то, почему его так прозвали.
      А его сына чаще всего звали Красным, что означало «Красивый». Было у Ивана II Красного и еще одно прозвище – Кроткий. Современники утверждали, что и то, и другое прозвища были совершенно справедливы, честно отражая внутренние и внешние его качества.
      После смерти Ивана Калиты Руси, и особенно Московскому княжеству, нужны были хотя бы несколько относительно мирных десятилетий. Между прочим, это понимал даже Семен Гордый, а может быть, отец хорошо вдолбил эту мысль сыну. При нем на территории Московского княжества не произошло ни одного крупного сражения. А значит, сюда, на территорию, ограниченную примерно современной Московской областью, продолжали стекаться отовсюду мирные, деятельные, умелые люди. Правление Ивана II Кроткого тем-то и знаменательно, тем и положительно для Москвы, что этот процесс продолжался, хотел того хан Джанибек или нет.
      Но как ни парадоксально, а первым важным государственным делом нового великого князя стала навязанная Олегом, князем Рязанским, война. Юный Олег воспользовался отсутствием Ивана Ивановича, ворвался на территорию Московского княжества, захватил местность в долине реки Лопасни и присоединил ее к Рязанской земле. Действовал Олег напористо и зло: жег, грабил, взял в плен наместника Лопасни.
      Великий князь вернулся из Орды, узнал, что натворил на Русской земле русский же князь, и... не стал с ним воевать. Он уклонился от удара и, кроме того, разорителю за освобождение своего наместника отдал богатый выкуп.
      Два года великий князь спокойно переносил вольные выходки новгородцев, не желавших признавать его великим князем, не исполнявших его повелений. Но когда умер князь Суздальский Константин Васильевич, новгородцы на вече без всякого давления приняли у себя наместников из Москвы...
      Сложные взаимоотношения складывались между великим князем и литовским князем Ольгердом. Это, как уже известно, был воинственный политик. С одной стороны, он налаживал родственные связи с русскими князьями, а с другой – упрямо продвигался на восток и юг, захватывая и подчиняя своей власти русские земли. В 1356 году Ольгерд присвоил Брянск, но этого ему показалось мало, и он взял Ржев, вплотную приблизившись к Тверскому и Московскому княжествам. Жителям Твери и Можайска не понравилась политика западного соседа, они сами собрали войско и выбили литовцев из Ржева. Иван II Красный в этом деле участия не принимал.
      Не сказал он великокняжеского слова, когда потребовалось погасить мятеж в Новгороде, – это сделал архиепископ Моисей. Не смог Иван Иванович погасить ссору между Василием Михайловичем Тверским и его племянником – Всеволодом Александровичем, князем Холмским.
      Историки заслуг за Кротким князем почти не числят. «Даже церковь российская в Иоанново время представляла зрелище неустройства и соблазна для верных христиан», – пишет Н. М. Карамзин. Видимо, поэтому Джанибек в 1353 году дал ему вместе с ярлыком на великое княжение и судебную власть над всеми северными князьями. Но, судя по летописным источникам, Кроткий князь не воспользовался ими для усиления своего влияния на севере, 13 ноября 1359 года Иван II умер, успев перед смертью принять схиму. Было ему всего тридцать три года.