Постройка флота принесла пользу: русский флот загородил дорогу турецкому в устьях Дона, и Азов остался без внешней помощи.
      На штурм, после двух неудачных попыток прошлого года, нельзя было решаться; начались осадные работы; но они подвигались медленно; город осыпали бомбами и ядрами, а стены по-прежнему стояли нетронутые, земляной вал по-прежнему оставался надежною охраною. Турки мешали работам. Инженеры и артиллеристы, выписанные из Австрии еще зимою, не являлись; Петр и его генералы были в нерешительности, не зная, что предпринять. Собрали большой военный совет и положили даже спросить мнение солдат и стрельцов: что делать? Тогда войско предложило построить огромный земляной вал, наравне с городским валом, и таким образом, засыпав ров, овладеть городом.
      23 июня приступили к гигантской работе; пятнадцать тысяч человек поочередно работали каждую ночь и каждое утро; вал, видимо, разрастался, становился выше; ров наполнялся грудами земли; вал подходил так близко к неприятельским укреплениям, что наши солдаты очень часто вступали в рукопашный бой с янычарами.
      Но такое предприятие стоило нам недешево; хотя работали ночью, но турки зорко следили за тем, что делается у нас, пользовались малейшею неосторожностью наших солдат и меткими выстрелами поражали солдат и офицеров. Когда гигантский вал доходил уже до крепостных земляных укреплений и за ним уже строили раскаты для 25 орудий, чтобы обстреливать каменные укрепления Азова, приехали наконец немецкие (цесарские) инженеры, минеры и артиллеристы. Приезжие с удивлением смотрели на наши огромные работы, но ожидали от них мало пользы, советовали ввести мины и показали, где удобнее и вернее поставить батареи. Под командою вновь прибывшего искусного артиллерийского полковника Граге дело пошло успешнее; бастион пошатнулся, и наши солдаты заняли его. Инженеры принялись вести подкопы; но войску не нравилась медленная война осадными работами. Два полка малороссийских и донских казаков сговорились и начали штурмовать крепость, под начальством своего отважного атамана Лизогуба; он быстро ринулся на земляной вал, сбил турок, вслед за ними спустился внутрь крепости и чуть вместе с ними не ворвался в каменные укрепления. Но солдаты и стрельцы оставались неподвижно в лагере и только издали смотрели на приступ. Казаки не могли удержаться в крепости, поэтому они отступили и засели на валу.
      Турки опомнились от неожиданного казачьего натиска и всеми своими силами ударили на дерзких казаков, засевших в бастионе. Главнокомандующий, чтобы испугать турок, вывел все свое войско, как бы для штурма, а генерал Гордон со своими гренадерами поспешил на помощь храбрым казакам. При помощи пехоты казаки, после шестичасовой битвы, отбили турок и снова прогнали их до каменных твердынь города, остались на валу, из бастиона вывезли четыре пушки и подарили их Петру. Царь благодарил казаков за храбрость и всему войску приказал готовиться к штурму. Но неприятель не дождался его; 18 июля из Азова вышел старый турок, махая шапкой, чтобы мы прекратили пальбу; начались переговоры о сдаче, и условия, еще за две недели перед тем предложенные, были приняты. Турки уступали Азов, со всеми орудиями и снарядами, ежели им предоставлена будет свобода выйти из города в полном вооружении, с женами и детьми, да захватить с собою столько пожитков, сколько можно унести на себе; русские обязались на своих судах перевезти их Доном, до устья Кагальника. Всех пленных и невольников обязывались освободить без выкупа.
      Наконец русские войска вступили в Азов; запорожцы бросились грабить оставленное неприятелем. Их буйства и зверской корысти нельзя было унять. Петр дал им волю, чтобы наградить их за их мужественный штурм; но грабить, кроме съестных и военных припасов, было нечего; город представлял печальную груду развалин; дома все были разрушены бомбами; жители и солдаты все время прятались в землянках под валом. Солдаты и запорожцы рылись в земле, отыскивая зарытые сокровища, но нигде ничего не находили.
      В Москве весть о покорении Азова встретили с восторгом. 31 июля все значительные сановники московские обедали у первого министра Льва Кирилловича Нарышкина; в это время получено было письмо о сдаче Азова; известие об этом радостном событии послали к патриарху; святитель заплакал от радости, тотчас приказал ударить в большой вестовой колокол, и народ со всех концов Москвы поспешил в Кремль на молебствие; Емельян Украинцов громко, во всеуслышание читал царскую грамоту о взятии Азова, присланную на имя патриарха.
      Взятие Азова одинаково принято было с радостью и приверженцами старины, и компаниею царскою; после долгого времени это было первое торжество над страшными турками. Но больше всех радовалась компания Петра; на деле теперь доказано было превосходство нового вооружения и нового военного строя; доказывалось, что постройка кораблей не прихоть, а дело необходимое: без помощи флота никогда нельзя было бы овладеть Азовом, недаром царь вызывал иностранцев, недаром учился у них и осыпал их милостями.
      На другой день после взятия Азова цесарскому инженеру Лавалю Петр дал повеление в мельчайших подробностях осмотреть крепость, всю местность и составить план для того, чтобы вновь укрепить город, по всем правилам новейшей фортификации. Лаваль тотчас принялся за дело, и через три дня план был готов и представлен царю. Петр осмотрел его, обсудил и нашел, что он вполне годится, и немедленно распорядился, чтобы все войско принялось за работы под руководством инженеров, сам же, следуя своим постоянным стремлениям, принялся отыскивать место, годное для гавани, где бы мог помещаться будущий флот.

      И вновь мы обратимся к книге А. С. Чистяковой, которая, затрагивая разнообразные сюжеты царствования Петра I, в частности, писала:
      «Прошло около месяца после торжественного въезда войск и покорения Азова. Петр обдумывал свои дальнейшие предприятия; те из его советников в Боярской думе, которые полагали, что после покорения Азова все издержки уменьшатся и царь успокоится, будет жить в Кремле, подобно предкам своим, жестоко ошиблись. В пылкой душе Петра кипели замыслы, один обширнее другого. Прежде всего ему надобно было нагнать страх на турецкого султана, а это возможно было только при помощи флота; следовательно, прежде всего надобно было устроить крепость и гавань на Азовском море и завести флот.
      Петр собрал Боярскую думу в село Преображенское и предложил несколько вопросов; первый состоял в том, чтобы определить, кем населить опустошенный и кое-как поправленный Азов. Положили переселить в него три тысячи семей из низовых городов, с четырьмястами всадниками из калмыков.
      За первым последовал второй вопрос. Когда Азов будет населен, то надобно позаботиться о том, чтобы удержать его за собою и жителям доставить возможность вести торговлю; но упрочить за Россией Азов и начать торговое плавание на Азовском море можно было только при содействии флота. Петр так ясно доказал необходимость флота, что после двух совещаний и после того, как собраны были все необходимые справки, положено было: корабли построить, оснастить и вооружить к 1698 году, на суммы всего русского народа, а именно: вотчинников и помещиков, как духовных, так и светских; посады, слободы и всякие другие собственники должны были участвовать в этой общей повинности; лица духовного звания, патриарх и монастыри с каждых восьми тысяч крестьянских дворов должны были построить по одному кораблю; с бояр и со всех служащих государству лиц, с каждых десяти тысяч крестьянских дворов по кораблю; со всех торговых людей, со всех слобод и городов, вместо одной десятой деньги, которую с них собирали в прошедшие годы, потребовано было выстроить двенадцать кораблей, со всеми припасами.
      Далее положено было из землевладельцев духовных и светских составить отдельные кумпанства для постройки кораблей; тогда духовные составили семнадцать, а светские восемнадцать компаний. Чтобы составить эти кумпанства, царским указом в Москву были вызваны все вотчинники, имеющие сто крестьянских дворов; мелкопоместные должны были внести по полтине с двора.
      Все дела по кораблестроению отданы были в особый приказ, которым управлял окольничий Протасьев; он по этому случаю получил звание адмиралтейца; его обязанность состояла в том, чтобы сделать правильную раскладку этой новой статьи сбора. Собравшиеся в Москву вотчинники соединились в кумпанства для постройки кораблей, духовные сошлись с духовными, светские со светскими; гости и других званий люди из среды своей выбрали надежных людей для сбора и для расходования денег, собранных на корабельную повинность. Из приказа по всем кумпанствам разосланы были списки предметов и материалов, нужных для постройки и для вооружения кораблей; к ним приложены были чертежи корабельных частей и их размеры.
      Каждая компания обязана была, кроме русских плотников, содержать на свой счет иностранного корабельного мастера, переводчика, кузнеца, резчика, столяра, живописца и лекаря с аптекою. Заготовлять материалы должны были в верховьях Дона и по Волге; преимущественно в лесах уездов Воронежского, Усманского, Белоколодского, Романовского, Сокольского и Козловского. Из Западной Европы, особенно из Венеции, Голландии, Дании, Швеции, положено было вызвать искусных и опытных корабельных мастеров и распределить их по кумпанствам. В те же заседания положено было, со временем, выкопать соединительный канал между Доном и Волгою, а именно между реками Иловлею и Камышинкою.
      Ближайший надзор за работами и заготовление материалов поручено было Францу Тиммерману... <...>
      Царь чувствовал, что для приведения в исполнение его великих замыслов ему нужны люди, на которых можно было положиться.
      Петр знал, что вызвать из-за границы иностранных мастеров можно; оттуда наедет много народу, но кто поручится, что приедут люди действительно знающие, которые честно будут строить; кто их будет проверять? Для того чтобы понимать во всяком деле, что хорошо и что дурно сделано, самому надобно быть знакомым с делом. Петру надобно было иметь побольше таких людей, которые могли бы наблюдать за работами, и он решился послать за границу молодых, способных людей, которые бы учились архитектуре, корабельному искусству, инженерным и другим наукам. Петр выбрал для этой цели пятьдесят комнатных стольников и спальников и отправил их за границу: двадцать восемь человек в Италию, преимущественно в Венецию, двадцать два человека в Англию и в Голландию.
      Но это еще не успокоило молодого и пылкого царя; у него родилось опасение: хорошо ли исполнят дворяне возложенное на них поручение, будут ли они ревностно учиться, поймут ли они то, чего от них требует польза России? К тому же Петр заметил, с какою неохотой предпринималось путешествие. Чтобы как можно больше хорошего вышло из отправления их за границу, надобно было самому Петру побывать везде заранее, все узнать самому, чтобы потом быть в состоянии оценить, с какою пользою молодые дворяне провели свое время в иностранных государствах. И Петр решился, со своими надежными бомбардирами Преображенского полка, отправиться в чужие земли, где более всего развилось мореходство, чтобы на деле изучить кораблестроение во всех видах до высших, основных, начал, и ежели представится случай, то узнать и управление кораблем».

      И на этот важный аспект подготовки Великого посольства обратила внимание С. А. Чистякова:
      «Зарождению и приведению в исполнение плана поездки за границу много содействовал Лефорт. Он указал Петру верный способ скорее и основательнее двинуть вперед еще дремлющие в России силы и пробудить ее к новой жизни.
      Чтобы не стесняться формами и церемониалом неизбежным, ежели бы он поехал за границу как русский царь, чтобы свободнее везде бывать и учиться, где и чему захочет, Петр придумал снарядить большое посольство в главнейшие государства Западной Европы и самому присоединиться к нему под скромным названием урядника Преображенского полка, Петра Михайлова.
      Великими, полномочными послами были назначены: адмирал, наместник новгородский – Лефорт, генерал и воинский комиссар, наместник сибирский – Головин и думный дьяк, наместник Белевский-Возницын; им даны были верющие полномочные грамоты, которые теперь мы называем верительными, для утверждения древней дружбы и любви между Россией и западными державами Европы, для того чтобы согласиться, каким способом ослабить врагов Креста Господня – турецкого султана, крымского хана и всех басурманских орд.
      Был среди членов посольства и бомбардир Преображенского полка Александр Данилович Меншиков, получивший такой чин четыре года назад и в этом чине сравнявшийся с бомбардиром того же полка Петром Михайловым.
      Традиция объявляет Меншикова мальчишкой-пирожником, бойко торговавшим на улицах Москвы. Его случайно встретил Лефорт и, привлеченный бойкостью и сметливостью мальчика, позвал к себе в дом. Там Лефорт довольно долго беседовал со своим гостем и, найдя его ответы смышлеными, взял его к себе в услужение. Здесь же Меншиков встретился и с Петром, который был всего лишь на полтора года старше его.
      С 1693 года Меншиков сопровождал Петра повсюду, безотлучно находясь при нем, – и в поездках по России, и в азовских походах, становясь, по мнению многих, возможным соперником Лефорта. Однако умный и осторожный Меншиков предпочитал дружить с любезным Францем Яковлевичем и терпеливо ждал своего часа, всемерно подчеркивая свое второстепенное по сравнению со швейцарцем положение.
      Расходы на издержки посольские были увеличены против того, как бывали во времена предыдущих царствований. К посольской свите было прикомандировано двадцать дворян и тридцать пять волонтеров.
      Обязанность дворян состояла в том, чтобы безотлучно находиться при посольствах, исполнять все поручения, присутствовать при аудиенциях и т. д.
      Волонтеры отправлялись на этот раз с исключительною целью изучать морское дело; они составляли особый отряд, разделенный на три десятка, под начальством командора, князя Черкаского. Это были бомбардиры Преображенского полка; они участвовали во всех потехах и во всех походах Петра; они вместе с ним строили суда на Переяславском озере, были и работали в Архангельске, в Воронеже; они вынесли вместе с царем все битвы под Азовом и первые были в траншеях и на приступе. К трем десяткам испытанных бомбардиров, по воле царя, волонтерами приписаны были маленький сын князя Голицына, два сына Головина, Нарышкин и царевич имеретийский Аргилович. Десятником первого десятка был Гавриил Кобылин, второго десятка – Петр Михайлов (царь), в третьем – Федор Плещеев.
      Петр для памяти составил для посольства собственноручную записку, в которой, между прочим, говорилось о приискании за границей для русской службы искусных морских офицеров, боцманов, штурманов, матросов, о найме корабельных мастеров, о покупке оружия и разных принадлежностей для флота: полотен, блоков, больших и малых пил и других инструментов; бумаги для картушей, свинцу, медных листов, кожи для помп, гарусу, т. е. шерстяной флаговой материи на знамена и вымпелы – белого, синего и красного цвета и т. д.
      Политическая цель посольства состояла в том, чтобы с Австрией заключить оборонительный и наступательный союз против турок, с Бранденбургом, Голландией и Англией – торговый договор.
      Управление государством Петр поручил трем знатнейшим вельможам: боярину Льву Кирилловичу Нарышкину, князю Борису Алексеевичу Голицыну и князю Петру Ивановичу Прозоровскому; предоставил им право управлять государством от имени Петра, как будто он и не оставлял Москвы.
      Петр не упустил из внимания оборону южных границ России, где надобно было ожидать нападения турок. К Азову стянута была значительная армия, и командование ею было поручено боярину А. С. Шеину; ему же поручено было переделать и укрепить Азов по плану австрийского инженера Лаваля, построить за Таганрогом укрепленный форт, промерить рукава Дона и устроить корабельную гавань с крепостью на Таганроге. На низовье Днепра отправлен был особый отряд, и значительное войско приказано собрать и придвинуть к границам Польши.
      Польский король Ян III Собеский умер уже восемь месяцев тому назад; но сейм не мог решиться, кого избрать на его место; народ и дворянство спорили, непокорное войско шумело и грабило коронные земли, потому что жалованья ему не давали. Сейм, утомленный раздорами неприязненных партий, стал звать на престол французского принца, союзника Турции; Петр беспокоился, чтобы выбор этот не состоялся, и, чтобы воспрепятствовать ему, решился двинуть войска сначала к границам, а потом и далее, ежели понадобится.
      Позаботившись таким образом о внутреннем управлении государства и внешней его безопасности, Петр приказал посольству собираться в путь. Но накануне предстоящего отъезда произошло событие чрезвычайное».

      Этот эпизод нашел отражение в работах многих русских историков.
      Событие, о котором речь пойдет дальше, еще раз подтвердило, какую роль отводили царевне Софье враги ее брата-царя.
      При жизни своей она оставалась для многих россиян, недовольных политикой и преобразованиями Петра, последней надеждой на возвращение прежних порядков. Лишь только возникало в Москве какое-либо возмущение против существующего правительства, как тут же смутьяны вспоминали, что в Новодевичьем монастыре томится царевна Софья Алексеевна – законная государыня, заключенная в узилище собственным единокровным братом-антихристом, оставившим почему-то ненавистную сестру мирянкой и все еще не постриженную в монахини.
      А коли так, то, по их мнению, за нею все еще оставалось право на прародительский престол, и, стало быть, нужна была только сила, чтобы выдворить Софью из тюрьмы-обители и затем возвести на трон.
      День отъезда был уже назначен на 23 февраля 1697 года. Накануне отъезда Лефорт давал прощальный вечер в своем доме, с музыкой и танцами.
      Пир был в полном разгаре, когда Петру доложили, что просят его выйти в другую комнату, где его дожидаются два стрельца.
      Петр вышел к ним; они повалились перед ним на землю ниц и просили милости и пощады. Они донесли, что бывший стрелецкий полковник, а ныне думный дворянин Иван Циклер подговаривает стрельцов зажечь в ту же ночь дом Лефорта и на пожаре умертвить государя. Одним из них был Ларион Елизарьев, который в августе 1689 года предупредил Петра о заговоре Шакловитого.
      Петр хладнокровно выслушал донесение, расспросил, где собрались заговорщики, и пошел назад к пирующим. Там он очень спокойно объявил, что есть дело, которое требует его немедленного присутствия, но просил дождаться его и не прерывать веселья, выбрал нескольких сильных и приверженных к себе людей, вместе с ними вышел и, не говоря им, в чем дело, прямо поехал в дом Циклера; неожиданно вошел в комнату, наполненную заговорщиками, навел на них ужас своим грозным видом и тут же приказал схватить и связать Циклера и отвезти его в село Преображенское, где и допросил его.
      Циклер еще прежде принадлежал к приверженцам Софьи и, как человек честолюбивый, первый оставил ее, когда власть ее поколебалась; первый явился к Троице, надеясь такой покорностью заслужить любовь Петра и его милости, но Петр всегда чуждался его, и никогда нога его не переступала порога его дома, что очень оскорбляло Циклера. При отъезде за границу Петр назначил Циклера в Азов на воеводство, что, по тогдашним понятиям, равнялось вежливому изгнанию. Циклер хотел отомстить за это; он воспользовался постоянным неудовольствием стрельцов за то, что Петр им предпочитал солдат, и задумал у них искать себе сообщников. Сообщник, его Соковнин, как закоренелый раскольник, родной брат знаменитых раскольниц – боярыни Морозовой и княгини Урусовой, ненавидел все новизны и пристал к партии Циклера, а вслед за тем и родственник его Пушкин, раздосадованный тем, что его племянника насильно отправили учиться за границу.
      Все это обнаружилось мало-помалу после допросов и пытки. Раздраженный царь хотел страшным примером остановить дальнейшие заговоры и бунты. Он созвал Боярскую думу и приказал судить Циклера, Соковнина и Пушкина; их приговорили к четвертованию.
      Родственники их были разосланы в разные далекие от Москвы города.
      Должно быть, родственники царицы, Лопухины, принимали какое-нибудь косвенное участие в этом заговоре, потому что и они без суда и следствия были отправлены в ссылку.
      Накануне казни Циклер объявил, что в свое время Софья и покойный ныне боярин Иван Милославский подговаривали его убить Петра.
      Тогда Петр обставил казнь следующим образом: он велел выкопать гроб с прахом Милославского, привезти его на свиньях в Преображенское и поставить раскрытым под помост, где ждали казни приговоренные к смерти.
      Циклера и Соковнина четвертовали: сначала им рубили руки и ноги, а потом головы, и кровь их стекала в раскрытый гроб.
      Пушкиным отрубили головы, после чего все четыре отвезли на Красную площадь и воткнули на железные спицы, установленные на высоком столбе.
      За Софьей же после этого был усилен надзор и увеличены караулы, но и на сей раз в монахини ее не постригли и доступ к ней сестер сохранили.