В 1779 году вышла небольшая книжечка «Басни и сказки в стихах». Ее автором был мало кому известный тридцатичетырехлетний армейский офицер Иван Иванович Хемницер (1745–1784). Книга, вышедшая с благословения Г. Р. Державина, имела шумный успех и была переиздана несколько раз.
      Хемницер высмеивал кичливых аристократов, взяточников-чиновников, бесплодных псевдоинтеллектуалов.
      В книге было немало блестящих поэтических строк, но парадокс заключался в том, что наиболее знаменитой фразой Хемницера стала не какая-либо его стихотворная строфа, а эпитафия, написанная им для собственной надгробной плиты: «Жив честным образом, он весь свой век трудился, но умер так же наг, как был, когда родился!»
      Умер Хемницер в городе Смирне, в Турции, где занимал должность русского генерального консула. Затем его тело было перевезено в Россию. Однако автоэпитафия почему-то не понравилась устроителям похорон, и ее переделал поэт Василий Васильевич Капнист (1758–1823). Эпитафия Хемницера была изменена весьма незначительно, но все же изменена: «Жил честно, целый век трудился и умер гол, как гол родился».

      В 1795 году Иван Иванович Дмитриев (1760–1837) опубликовал сатирическое стихотворение «Чужой толк», в котором высмеивалось преклонение перед печатным словом.
 
А наших многих цель – награда перстеньком,
Нередко сто рублей иль дружество с князьком,
Который отроду не читывал другова,
Кроме придворного подчас месяцеслова;
Иль похвала своих приятелей, а им
Печатный всякий лист быть кажется святым.
 
      Последняя строка этого стихотворения стала крылатым выражением, которое дало повод Пушкину сказать в заметке «Опыты отражения некоторых нелитературных обвинений»: «Я заметил, что самое неосновательное суждение, глупое ругательство получает вес от волшебного влияния типографии. Нам все еще печатный лист кажется святым. Мы все думаем: как может это быть глупо или несправедливо? Ведь это напечатано».

      Одной из отличительных черт русского национального характера является непреодолимая вера в светлый идеал. Ее-то и подметил наряду с другими Николай Михайлович Карамзин и поэтически выразил в богатырской сказке «Илья Муромец», написанной в 1795 году:
 
Ах! Не все нам горькой истиной
Мучить темные сердца свои!
Ах! Не все нам реки слезные
Лить о бедствиях существенных!
На минуту позабудемся
В чародействе красных вымыслов.
 

      В Москве дважды прошла пьеса французского драматурга Жана Батиста Николе (1710–1796) «Сорена». В пьесе этой был такой монолог:
 
Погибни навсегда сей пагубный устав,
Который заключен в одной тиранской воле!
Льзя ль ждать блаженство там,
Где гордость на престоле,
Где властию одной все скованы сердца?
В монархе не всегда находим мы отца.
 
      Московский главнокомандующий граф Яков Александрович Брюс (1742–1791) усмотрел в этих строках крамолу и, приостановив дальнейшую постановку пьесы, послал Екатерине II письмо с приложением этих стихов.
      Екатерина ответила Брюсу так: «Удивляюсь, граф Яков Александрович, что вы остановили представление трагедии, как видно, принятой с удовольствием всею публикою. Смысл таких стихов, которые вы заметили, никакого отношения не имеет к вашей государыне. Автор восстает против самовластия тиранов, а Екатерину вы называете матерью». Очевидно, что Екатерина обыграла здесь то, что в последней строке автор сетовал на то, что «в монархе не всегда находим мы отца», а императрица ну уж никак не могла называться «отцом», оставаясь «матушкой-государыней».

      Теперь же ознакомимся с фрагментами из жизни русского общества времен правления Павла I (1796–1801) и дадим всего лишь один анекдот из времени, предшествовавшего его царствованию.
      Павел Петрович, будучи наследником престола, приехал в один из монастырей и услышал жидкий звон небольшого треснутого колокола.
      – Что же вы не попросите государыню сменить колокол? Ведь она бывала у вас в обители, – сказал Павел настоятелю монастыря.
      – При посещении обители государыней колокол и сам не раз просил ее об этом, – ответил настоятель. – А ведь его голос все же громче моего.

      Вскоре после вступления на престол Павел ввел в обычай награждать орденами священников. Ордена велел он носить на шее, а звезды – на рясах и мантиях. Первыми кавалерами стали новгородский митрополит Гавриил (Петров) (1730–1801), награжденный орденом Андрея Первозванного; орденом Александра Невского награжден был казанский архиепископ Амвросий (Подобедов) (1742–1818), а орденом Святой Анны – гатчинский протопоп Исидор. Из военных полковых священников орденом Святой Анны был награжден соборный протоиерей капеллан Преображенского полка Лукьян (Протопопов).

      1 декабря 1797 года Павел отдал военному губернатору Петербурга, которым был тогда Аракчеев, приказ, состоящий из многих пунктов, и среди прочего повелел:
      • чтоб более было учтивостей на улицах; воспрещается всем ношение фраков; запрещается всем носить всякого рода жилеты, а вместо оных – немецкие камзолы;
      • не носить башмаков с лентами, а иметь оные с пряжками, также сапог, ботинками именуемых, и коротких, стягиваемых впереди шнурками, и с отворотами;
      • не увертывать шею безмерно платками, галстуками или косынками, а повязывать оные приличным образом, без излишней толстоты;
      • всем служащим и отставным с мундирами офицерам запрещается в зимнее время носить шубы, а вместо их позволяется носить шинели, подбитые мехом;
      • запрещается танцевать вальс;
      • примечено здесь в городе, что не соблюдается между обитающими должная благопристойность, даже до того, что, повстречаясь младший со старшим, не снимает шляп. И для того объявить, дабы всяк без изъятия младший перед старшим, повстречаясь где бы то ни было, снимал шляпу, подтвердя строго сие наблюдать полицейским чинам, и в противном сему случае брать под караул;
      • чтоб никто не имел бакенбард;
      • подтверждается, чтоб кучера и форейторы ехавши не кричали;
      • чтоб в проезде государя-императора всякий мимо идущий и проезжающий останавливались;
      • чтоб публичные собрания не именовались клубами;
      • чтоб всякий выезжающий из города куда бы то ни было публиковался в газетах три раза сряду;
      • воспрещается ношение синих женских сюртуков с красными воротниками и белою юбкою;
      • прошу сказать всем, кто ордена имеет, чтоб на сюртуках, шубах и прочем носили звезды.

      Екатерина II в годы своего царствования собирала древнегреческие и древнеримские золотые монеты и медали и к концу жизни имела большую и чрезвычайно ценную коллекцию.
      Павел же, пренебрегая всем, что делала Екатерина, пренебрег и этой коллекцией. Когда на позолоту и отделку залов Михайловского замка понадобилось натуральное золото, то его любимец, обер-камергер Александр Львович Нарышкин, напомнил Павлу о коллекции матери.
      – Счастливая мысль! – обрадовался Павел, и все редчайшее собрание тотчас же было переплавлено.

      Вскоре после вступления на престол Павла I один купец, давший в долг генерал-губернатору Петербурга Архарову двенадцать тысяч рублей, попытался этот долг с него получить. Однако Архаров не только не вернул долг, но и побил купца. Тогда купец подал на обидчика жалобу Павлу, когда тот был на разводе караулов, и Архаров по должности находился с ним рядом.
      Павел, пробежав глазами несколько строк, сразу же понял, против кого она направлена.
      – Читай! – велел Павел Архарову, протянув генерал-губернатору жалобу.
      Путаясь и заикаясь, тот начал тихим голосом читать бумагу.
      – Читай громче! – приказал Павел.
      Архаров, сгорая от стыда, стал читать так, что все вокруг слышали о его позоре.
      – Значит, и то все правда, что вместо благодарности его за его же добро не только взашей гнали, но и били? – спросил Павел.
      Архаров во всем признался и поклялся тут же вернуть долг.
      Павел этим примером показал всем, что решительно будет бороться за то, чтобы законы строго соблюдались всеми его подданными, независимо от того, какое положение они занимают.

      Всячески борясь с излишней роскошью, Павел назначил перемену блюд за столом строго в зависимости от чина. Майору было определено иметь за столом не более трех блюд. Служивший тогда в Сумском гусарском полку Яков Петрович Кульнев (1763–1812), человек бедный, задаром отпустивший на волю всех своих крестьян и послуживший Пушкину прообразом Дубровского, не мог роскошествовать и обходился одним блюдом.
      Император Павел, посетив полк, спросил Кульнева, сколько блюд подают ему за обедом.
      И Кульнев, зная предельный педантизм Павла, зная также, что он не прощает малейшей неправды, ответил:
      – Три, Ваше Императорское Величество, – курицу плашмя, курицу ребром и курицу боком.

      Император Павел спросил директора театров Александра Львовича Нарышкина, отчего это до него, в бытность директором театров князя Н. Б. Юсупова, ставились спектакли со множеством всадников, а теперь лошадей на сцене и не увидишь.
      Нарышкин отвечал:
      – Не выгодно, Ваше Императорское Величество. Юсупов был татарин, и когда лошади делались для сцены негодны, он их отправлял к себе на кухню.
      Бригадир по воле Божьей
      После одного из парадов, бывших в самые крещенские морозы, император Павел увидел молодого поручика, чья треуголка была осыпана снегом так сильно, что создавалось впечатление, будто она обшита белым плюмажем.
      – У вас белый плюмаж, сударь, – заметил император. А надо сказать, что белый плюмаж носили на треуголках только бригадиры, чей чин был выше полковничьего и ниже генерал-майорского. Чин же поручика по «Табели о рангах» был всего лишь третьим снизу.
      – По воле Божьей! – отвечал поручик.
      – Ну что же, – ответил Павел. – Я никогда против воли Божьей не иду. Поздравляю с бригадиром!

      После запрещения Павлом всем служащим чиновникам и офицерам ходить в штатской одежде, а не в форменных мундирах, многие из них нашли лазейку и велели своим слугам или солдатам-ординарцам носить за ними, одетыми в мундиры, шинели, шубы и шпаги.
      Однажды Павел встретил на улице такого щеголя, за которым солдат нес шубу и шпагу. Павел остановил и офицера, и солдата и сказал:
      – Раз ему трудно носить шпагу, надень ее на себя, а ему отдай свой штык с портупеей.
      Одним махом император сделал солдата прапорщиком, а прапорщика – солдатом.
      Слух об этом происшествии тут же распространился по Петербургу и нагнал изрядного страху на чиновников и офицеров, заставив их ревностно исполнять царский указ.

      Многие читали прекрасную повесть Юрия Николаевича Тынянова «Поручик Киже». Однако едва ли все знают, что в ее основе лежит подлинный факт, художественно переосмысленный талантливым писателем.
      Первым же, кто рассказал о поручике Киж (так на самом деле называлась сия вымышленная персона), был отец знаменитого русского лингвиста Владимира Ивановича Даля, поведавший о том своему сыну, автору знаменитого словаря «Живого великорусского языка». В. И. Даль, записывая то, что рассказывал ему отец, включил в «Рассказы о временах Павла I» и сюжет о некоем несуществующем офицере, появившемся на свет из-за ошибки одного из писарей. Отец рассказал В. И. Далю, что однажды некий писарь, сочиняя очередной приказ о производстве обер-офицеров из младших чинов в старшие, выводя слова: «Прапорщики ж такие-то в подпоручики», перенес на другую строку «Ки ж…», да еще и начал строку с большой, прописной, буквы. Император Павел, подписывая приказ, принял «Ки ж» за фамилию и написал: «Подпоручик Киж в поручики». Редкая фамилия запомнилась Павлу. На следующий день, подписывая другой приказ – о производстве поручиков в капитаны, – император произвел мифическую персону в капитаны, а на третий день – и в первый штаб-офицерский чин – штабс-капитаны.
      Через несколько дней Павел произвел Кижа в полковники и велел вызвать к себе.
      Высшее военное начальство переполошилось, предполагая, что император хочет произвести Кижа в генералы, но отыскать такого офицера нигде не смогли и наконец докопались до сути дела – канцелярской описки. Однако, опасаясь гнева императора, донесли Павлу, что полковник Киж умер. «Жаль, – сказал Павел, – был хороший офицер».
      На этот сюжет в 1928 году Ю. Н. Тынянов написал повесть «Поручик Киже». После ее выхода в свет выражение «Поручик Киже» стало крылатым, обозначая не существующего реально человека, но принимаемого за такового вследствие мистификации, ошибки или какого-либо недоразумения.
 
«Законы святы, но исполнители лихие супостаты»
 
      Выражение «Законы святы, но исполнители лихие супостаты», направленное против произвола чиновников и взяточников, впервые появилось в комедии «Ябеда», написанной в 1798 году поэтом и драматургом Василием Васильевичем Капнистом, и пришлось по душе Павлу, ибо он ставил закон превыше всего. Когда он узнавал или сам своим умом доходил до того, что принятое им решение незаконно, то внезапно для окружающих решительно отменял его. Вот один из примеров.
      Однажды, выслушивая очередной доклад, Павел неожиданно принял сумасбродное решение, обосновав это тем, что он хочет, чтобы было именно так.
      Докладывавший ему чиновник возразил:
      – Так нельзя, государь.
      – Мне нельзя? – изумился император.
      – Сперва перемените закон, а уж потом делайте, как угодно.
      Павел успокоился и сказал:
      – А ведь ты прав, братец.

      Сохранилось множество документов, позволяющих судить об уровне компетентности Павла, о его принципах и характере.
      Приведем здесь всего десять резолюций Павла, учиненных им по ознакомлении с прошениями, поступившими в «Собственную Его Императорского Величества канцелярию».
      Павел (нужно отдать ему справедливость и в этом) внимательно прочитывал многие прошения, поступавшие на его имя. Среди этих прошений оказывались и достаточно курьезные. Вот некоторые из них, а также «высочайшие повеления», сделанные в связи с прошениями и жалобами.
      А. «…Генерал-лейтенант князь Голицын-второй, позволивший себе, стоя на квартирах в Риге, привести барабанщиков своего полка на квартиру консула Тромповского, заставил бить в барабаны до тех пор, что младенец оного Тромповского от испугу умер, за каковую шалость отставлен от службы».
      Б. Одна знатная дама подала на имя Павла прошение, в котором писала, что, «так как она происходит из знатной фамилии, то по смерти не желает быть погребенною на общем кладбище, а просит государя, чтобы он особым указом отвел ей и всем ее родным отдельное место».
      На это Павел ответил такой резолюцией: «Так как люди по смерти, не взирая на породу и чины, бывают все равны, и более, когда она умрет, то тогда не будет уже знать, кто она такова и какого звания человек будет положен рядом с нею, почему прошение и возвратить обратно».
      В. «Шарлотте фон Гор, просившей позволения поехать в чужие края к теплым водам, объявляется, чтобы она пользовалась таковыми внутри империи находящимися».
      Г. Офицер драгунского полка был ошибочно исключен из службы, числясь убитым. А меж тем он был лишь без сознания, и, вернувшись после лазарета в полк, просил выдать ему свидетельство, что он жив, и принять обратно в службу. Командир полка, по приказу, утвержденному, что офицер убит, не посмел дать ему такого документа.
      Тогда жалобщик обратился с прошением на высочайшее имя и получил от Павла такую резолюцию: «Исключенному поручику за смертью из службы, просившему принять его опять в службу, потому что жив, а не умер, отказывается по той же самой причине».
      Д. «Графу Морсану, просившему о дозволении приехать ему в Россию, отказывается по неимении в нем надобности».
      Е. «Просившему о принятии в службу подпоручику Григорьеву, исключенному из оной за болезнию, от коей был лишен ума, находился три месяца в доме сумасшедших, отказывается по неблагонадежности его выздоровления».
      Ж. «Девице Полосиной, дочери умершего отставного бригадира, достигшей двадцатилетнего возраста и по бедности своей не могущей выйти замуж, объявляется, чтобы она тогда спрашивала на приданое, когда будут женихи, представив о них свидетельства».
      З. «Скульптору Эстейрейху о выплате ему шести тысяч рублей за поднесенные Его Величеству через обер-гофмаршала Нарышкина мраморные его работы, барельефы объявляется, что высочайшее дано повеление возвратить ему оные барельефы».
      И. «Профессору физики и химии Остену, приобретшему тайну делать золото и из оного извлекать универсальное лекарство и просившего для изготовления оного монаршего воспомоществования, объявляется, что он может просить о том тех, кои в истине его предложения убеждены».
      К. «Вдове флота капитана второго ранга Волоцкой, просящей на оплату долга из монаршей милости, отказывается, потому что всяк обязан долги свои сам оплачивать».
      И наконец, общая резолюция, так сказать, регламентирующая принятие жалоб, не относящаяся ни к кому конкретно, а воплощающая в себе один из принципов павловского делопроизводства.
      «По высочайшему Его Императорского Величества повелению всем вообще подтверждается, что всяк, дерзнувший по двукратной просьбе еще утруждать Его Императорское Величество, имеет быть посажен в тюрьму на месяц».

      Многие знают о двух знаменитых походах Суворова – Итальянском и Швейцарском. Однако мало кто знает, что одновременно с этим русский корпус был отправлен в Голландию, где должен был сражаться вместе с англичанами против французских войск.
      В союзном трактате между Россией и Англией, заключенном 29 декабря 1798 года, говорилось, что Россия выставит на театр военных действий войско численностью в сорок пять тысяч человек, а англичане будут платить на их содержание семьдесят пять тысяч фунтов стерлингов в месяц. Эти войска должны были освободить завоеванную французами Голландию. Однако русские выставили лишь семнадцать с половиной тысяч человек, англичане – тринадцать тысяч, а новый их союзник – Швеция – восемь тысяч.
      Французы с самого начала стали громить союзников и 8 сентября 1799 года в сражении при Брегене нанесли поражение русскому экспедиционному корпусу, взяв в плен его командира – генерал-лейтенанта Ивана Ивановича Германа (1744–1801). Узнав об этом, непредсказуемый Павел I тут же дал Герману чин генерала от инфантерии, а на его место послал генерала от инфантерии Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова. Однако Кутузов был еще в пути, когда главнокомандующий союзными силами герцог Фридрих Йорк (1763–1827) эвакуировал войска из Голландии, а Кутузов был отозван в Россию.

      К этому неудачному походу относится следующая достоверная история. Рядовой Белозерского мушкетерского полка Пимен Алексеев во время одного из боев в Голландии был ранен в ногу и взят в плен французами. Алексеев был содержателем солдатской артели и при нем оказалось пятьсот тридцать пять рублей солдатских денег червонцами. Алексеев два года голодал в плену вместе со всеми, но ни рубля не потратил, ожидая освобождения. И отдал эти деньги сразу после того, как был произведен обмен пленными и его вернули в Россию. Там, в Новгороде, он и сдал деньги генерал-майору Седморацкому. Об этом поступке стало известно всей русской армии, и на примере Пимена Алексеева воспитывалось то поколение солдат, которому предстояло сражаться и в наполеоновских войнах 1805–1807 годов, и в Отечественной войне 1812 года.

      На знамени пехотного бенкендорфова полка было вышито имя подпрапорщика Щегловитого, который спас это знамя в Голландской кампании 1799 года, погибнув сам. Такой приказ отдал император Павел I, сказав: «Этот воин был такой же человек, как и я. Он мой брат, столько же, как и ваш. Он пожертвовал жизнью для чести Отечества. Почтим же его память».

      Однажды во время маневров на Царицыном лугу в Петербурге Павел остался очень недоволен маневрами и прохождением одного из кавалерийских полков и закричал: «Направо! Кру-гом! В Сибирь, марш!» Этот эпизод широко известен и не раз обыгрывался потом и в литературе, и в кино. Правда же состояла в том, что, хотя полк и двинулся немедленно в Сибирь, Павел вскоре одумался и послал вслед фельдъегеря, который и возвратил полк обратно в Петербург, догнав его неподалеку от Новгорода.

      В 1800 году в Красном Селе проводились маневры. Одной группой войск командовал граф фон дер Пален, другой – Кутузов. Император находился в группе Палена в качестве командира эскадрона.
      Наблюдая за «противником», Павел увидел, что «вражеский» командующий стоит далеко в стороне от своих войск с адъютантами и очень небольшим конвоем.
      – Разрешите мне взять в плен вражеского главнокомандующего! – спросил Павел у Палена, и когда тот разрешил, кинулся с эскадроном гусар вперед, соблюдая, впрочем, все правила предосторожности, чтобы не быть обнаруженным.
      На самом краю леса, почти рядом с Кутузовым, Павел остановил эскадрон и стал следить за «неприятелем», удивляясь беспечности старого генерала.
      К этому времени Кутузов отослал почти всех адъютантов и почти весь конвой и стоял чуть ли не один.
      Павел крикнул: «За мной!» – и выскочил из леса. И тут из лощин и из-за пригорка высыпали «неприятельские» егеря и пленили императора.
      Павел похвалил Кутузова, но остался очень опечален исходом маневров.
      И все же в Павловске, разбирая прошедшие маневры, Павел при всех обнял Кутузова и сказал: «Обнимаю одного из величайших полководцев нашего времени!»

      Петр Хрисанфович Обольянинов, в бытность его генерал-провиантмейстером, ведавшим снабжением армии, стал жертвой оговора, в котором дело было представлено так, что солдат кормят плохо, а генерал-провиантмейстер имеет за то немалую мзду от бесчестных поставщиков. Не зная этого, Обольянинов был вдруг вызван во дворец и, войдя, увидел возле двери в кабинет Павла длинный стол, а на нем множество горшков со щами, кашей, квасом, а также немалое число ковриг ржаного хлеба.
      Оказалось, что Павел, получив донос, велел привезти к нему из полковых кухонь всех полков Петербургского гарнизона солдатскую пищу, сам попробовал все и остался доволен проверкой.
      О «чистоте эксперимента», как говорят сейчас, можно только догадываться.

      В самом конце XVIII века в Российской империи проживали около сорока миллионов человек, из них в Сибири – от Урала до Тихого океана – не более одного миллиона.
      Только один процент, примерно четыреста тысяч, относились к состоятельному купечеству, помещикам, служащим дворянам, чей доход был не менее трехсот рублей в месяц. Из них чиновников было около пятнадцати тысяч, в том числе с 1-го по 4-й класс «Табели о рангах» – около четырех тысяч, офицеров также около пятнадцати тысяч, а генералов примерно пятьсот. Соответственно и статских генералов было почти столько же – четыреста человек.
      И если средний помещик имел сто—сто пятьдесят душ крепостных, то генералы, как военные, так и статские, каждый в десять раз больше – в среднем полторы тысячи душ.
      Из ста жителей шестьдесят два были крепостными и лишь тридцать восемь – вольными. Это были дворяне, купцы, мещане, вольные хлебопашцы, казаки, кочевые инородцы, духовенство и некоторые другие.
      Со временем эти пропорции менялись, но все-таки в среднем оставались приблизительно такими вплоть до отмены крепостного права.

      Известный польский историк и беллетрист Казимир Валишевский, прекрасный знаток истории России, дал императору Павлу I такую характеристику: «Он считал все возможным, а именно все сделать сразу и все исправить силой того абсолютного идеала, который он носил в себе, противопоставляя его решительно всему существующему.
      Не довольствуясь устранением неудобств и опасностей положения, в котором он нашел государство, он хотел при помощи полного разрушения, производимого день за днем, изменить самые основания политического и социального устройства, продукта многовековой органической работы.
      …Огромное количество законов и указов, прежние, уже устаревшие, проекты или поспешные импровизации и внушения последней минуты, точно содержимое ящика Пандоры, вихрем пронеслись над бедной Россией, внезапно, без всякой заботы о необходимой постепенности и о неизбежных трудностях их проведения в жизнь… Систематически все ломая и постепенно переходя от недостаточно оправданного разрушения к еще менее обдуманному созиданию, он из затруднительного положения, в котором находилась страна, привел ее на край бездны.
      …Павел находил, что во всем государстве имеет значение только его собственное всемогущество. Его постоянной заботой было уничтожить вокруг себя всякое сознание, как и всякий признак не только силы, но какого-либо значения, политического или социального. И в этом отношении он опасался главным образом коллективности. По смыслу русской поговорки: «Громада – великий человек», он видит в каждой группировке людей опасность для своего величия.
      …Конечно, времени было слишком скупо отпущено этому государю, но… остановка этой работы была благодеянием для России».

От аристократов – к военным

Возвращение в строй сапог

Появление и трансформация пелерины

Появление бурки

Валенки, катанки, чесанки

Доломан