3
      - В прошлом году, моя дорогая Элен, на каждые десять тысяч присвоенных степеней за достижения в области науки приходилась одна-единственная жалкая степень в области искусства...
      - Что я могу поделать, мой дорогой Питер, если ни мужчины, ни женщины не умеют пользоваться своими возможностями?
      - Возможностями?
      Доктор Питер Хаулэнд держал палец на кнопке проигрывателя, чтобы, нажав на нее, услышать Баха и приятно расчувствоваться. В апартаментах Элен Чейз собрались завсегдатаи - музыканты, предсказатели, разные чудаки, появилось и несколько вызывающих искренний интерес новых лиц. За стенами дома фонари освещали покрытые снегом улицы, а здесь, в комнатах, было тепло, людно и много удовольствий, учащающих пульс: хорошее вино, вкусная еда, отличные сигары, присутствие прекрасных дам - все это приносит радость и оживляет любой дом, даже если он стар и не очень красив.
      - Да, Питер. Возможностями. Как там насчет Баха?
      Хаулэнд нажал кнопку и привычным движением уменьшил громкость. Он очень хорошо понимал, что люди искусства терпят его, ученого, в своей среде только потому, что смотрят на него, как на технаря, который умеет управлять электронным проигрывающим аппаратом. Им всем понравился проигрыватель, но они считали его - с тошнотворно-притворной неосведомленностью в технике - очень трудным для пользования механизмом. Это забавляло Питера Хаулэнда и было ему на руку. Он проработал уже в Льюистиде... как же долго - три месяца? А ему казалось - прошло три года. Профессора Чезлина Рэндолфа нельзя было назвать одним из приятнейших начальников.
      Питер сел на пол рядом с креслом Элен Чейз, в руках у него был бокал с вином.
      - Так ты хотела рассказать мне о каких-то возможностях.
      - Хорошо. Давай поговорим о тебе.
      Элен Чейз с улыбкой посмотрела на сидевшего внизу у ее ног Питера. Ей нравился его внешний вид - он был высок и строен, может, слишком уж худ, но это несравненно лучше тучности. Она не отводила от него свой изучающий, серьезный взгляд, в выражении же лица Питера были ребячество и смешливость. В глазах Хаулэнда вспыхнул огонек интереса, губы иронично искривились, ноздри нетерпеливо раздувались. У этих двух людей, познакомившихся только три месяца назад, - хотя почему-то казалось, будто они знают друг друга давным-давно, - было много общего, что они оба с удивлением обнаружили почти в самом начале знакомства. Они горячо и подолгу говорили на многие темы, но никогда о себе. Поэтому и был таким настороженно удивленным взгляд Хаулэнда сейчас.
      - А что говорить обо мне? Я в порядке.
      - Согласна. Ты доктор наук и занимаешься какой-то совершенно неизвестной, понятной только посвященным отраслью. Ты знаешь, как долго придется ждать, пока какое-нибудь заведение предложит тебе твою собственную кафедру.
      - Все правильно. И я не тревожусь.
      - Только потому, благодари Бога, что ты еще молод. Но взгляни на внутреннюю жизнь ученых. Возьми любое крупное промышленное предприятие. Ты увидишь здесь сотни первоклассных ученых, работающих в своих лабораториях. Но кого ты находишь в административной верхушке? Что из себя представляют высшие руководители? Я скажу тебе, Питер. Управляют вашими учеными мозгами люди с гуманитарными способностями.
      - Это не всегда так...
      - Конечно, не всегда. Кибернетики выполняют большую часть административной работы сами. Но в конечном счете, если бы ты имел возможность провести обследование, ты бы пришел к выводу, что девятеро из десяти - люди гуманитарного, художественного склада ума.
      - Тогда что-то неладно с нашим обществом!
      - Темный ты человек!
      - Ну, объясни мне, - сказал Хаулэнд, согнувшись так, что подпер коленом подбородок, - сам Бог послал тебя в подарок всем поклонникам и любителям Шоу и Уэллса. Ты все о них изучила. Так вот, я кое-что прочитал из Шоу и Уэллса, и они...
      - Он.
      Хаулэнд выразительно взглянул на нее и шутливо, как бы в ее честь, поднял бокал.
      - Ты говоришь - он. Я прочитал те материалы, которые ты мне дала, и готов поспорить, что их было двое, живших и творивших в те далекие времена.
      - Ты, видимо, не в состоянии понять, что человек может писать в определенной манере, в особом стиле, использовать долгое время один способ письма, а потом, совершенно умышленно, как бы поворачивает себя вокруг своей оси и выдает вещи, полностью не похожие на ранее написанные во всех отношениях.
      - Но у нас есть фотографии - смешные старые плоские черно-белые карточки...
      - Как ты наивен, Питер! Один мужчина отпускает бороду, а другой нет. Если бы я захотела что-то опубликовать под другим именем, я бы без труда нашла женскую фотографию...
      - Тебе трудно было бы найти такую, чтобы хоть наполовину была бы такой же красивой... - Хаулэнд замолчал, почувствовав, что сильно покраснел, и закрыл свое лицо бокалом, отпив немного вина.
      Элен тоже выглядела смущенной. Личные взаимоотношения - дело нелегкое. Ей нравился Питер Хаулэнд. Но на первом месте у нее была работа над своим научным трудом. Она редко думала о себе только как о женщине, как думали о себе некоторые представительницы слабого пола факультета; но ей хватало мудрости не впадать и в другую крайность - в подражание мужчинам коротко стричь волосы и носить широкие брюки. Она привыкла к мысли, что Питер Хаулэнд считал ее таким же сухим ученым, как он сам.
      Хаулэнд говорил быстро, резко, беспорядочно, тщательно скрывая свои чувства, чтобы ему не навязывали собственных мнений:
      - Моя работа продвигается очень успешно. Я уже все рассчитал. Когда мы попадем на планету Поучалин-9, мы сможем сразу же приступить к делу. Одна из самых важных проблем - не захватить с собой и не перенести на стерильную планету наших старых добрых приятелей с Земли - разных вирусов и бактерий. Этой работой я как бы поставил на карту все свое ближайшее будущее, ты же знаешь. Больше того, я не боюсь провала - хотя провал мог бы погубить меня, - потому что я уверен в успехе. Я точно знаю, что наши исследования идут в правильном направлении, а Рэндолф, можно сказать, маленький чародей. Максвелловский фонд намерен выдать одно из самых богатых пожертвований на этот раз, видишь ли...
      Элен смотрела на него с очень странным выражением лица. Он улыбнулся. Может быть, она сильно обиделась на его глупый комплимент насчет ее красоты - фу-ты, черт! Она очень привлекательна, и если бы у него было чуть больше свободного времени, он бы подумал о более серьезном отношении к ней. А пока - у нее не было времени для мужчин, он не находил времени заниматься женщинами.
      - Действительно все это так много значит для тебя, Питер?
      - Много значит! Представь себе, что ты вдруг получила возможность поговорить с Джорджем Бернардом или Гербертом Джорджем - как тебе угодно лицом к лицу. Принесет такая встреча тебе пользу? Вот так же и для меня моя работа - тогда уж я буду выбирать научную кафедру!
      - Но разве ты не слышал? Профессор Рэндолф не говорил тебе?..
      - Говорил мне о чем? Что за большой секрет?
      - Возможно, я сказала преждевременно. Возможно, это все еще секрет. Извини меня, Питер. Это не в моей компетенции. Спроси у профессора Рэндолфа, не спрашивай у меня.
      Хаулэнд пришел в полное замешательство, его молодое лицо выглядело немного комично.
      - Ладно, Элен. Раз ты так говоришь...
      - Элен всегда знает, что говорит, - сказал Теренс Мэллоу, направляясь прямо к ним от двери. - И в большинстве случаев она права.
      Его смазливое лицо раздражало Хаулэнда, но приходилось терпеть профессорского племянника.
      - Привет, Терри, - сказала Элен и слишком уж пылко посмотрела на Мэллоу, что не понравилось Хаулэнду. Питер вдруг представил себе, как нелепо он выглядит сидящим здесь на полу, будто какой-то школьник. Он быстро поднялся, расплескав немного вина. Мэллоу посещал Элен слишком часто в последнее время - это тоже не нравилось Хаулэнду.
      - Питер, - приветливо обратился к нему Мэллоу. - Мой дядя хотел бы видеть тебя прямо сейчас. Он так и думал, что я встречу тебя здесь.
      Вынужденный уйти, Хаулэнд посмотрел сначала на одного, потом на другого. Бывший космический летчик - ушедший в отставку, раненный в сражении, - который усердно создавал вокруг своей персоны романтический ореол, и молодая женщина оставались наедине - это просто коробило Хаулэнда.
      - Хорошо, - сказал он, с трудом собрав всю свою любезность. - Я ухожу.
      Наблюдая за уходящим Питером, Теренс Мэллоу с его врожденной интуицией догадался, почему Рэндолф не поручил Хаулэнду следить за женственной Чейз.
      Терри Мэллоу и Элен Чейз быстро становились друзьями. Погода внезапно испортилась, и наступила ранняя осень, а вскоре не по сезону выпал снег. Терри и Элен проводили вместе много времени - катались на коньках, весело ездили на электронных санях, ходили на танцы, посещали публичные мероприятия, проходившие как внутри помещений, так и на открытом воздухе. Мэллоу провел большую часть своей жизни в космосе, поэтому мог часами рассказывать Элен о Галактике, планетах, космических кораблях - тогда как Хаулэнд понятия не имел обо всем этом.
      Мэллоу не терял времени и старался все больше и больше узнавать о ее работе. Как человек, она была сдержанна, застенчива и очень хороша в том смысле, что - довольно странно - даже не делала попыток флиртовать с бывшим летчиком-космонавтом. Ему нравилось это, во-первых, потому, что она была не в его вкусе, а, во-вторых, можно было свободно и спокойно беседовать с ней о ее теориях и планах, не притворяясь влюбленным.
      - Она чертовски решительно настроена, дядя, - Мэллоу каждое утро пунктуально докладывал о событиях предыдущего дня. Содержанием докладов обычно были повседневные текущие дела, рассказы об общественной деятельности.
      На следующий день после вечеринки у Элен Терри говорил:
      - Она держит себя довольно искренне. Я хочу сказать, что всю работу по исследованию стиля Шоу и Уэллса она ведет совершенно открыто. По-видимому, в университете к ней относятся с большим уважением.
      - Я знаю - что дальше? - сказал Рэндолф раздраженно.
      - А знаешь ли ты, что, если университет все-таки приобретет рукописи Шоу, которые она хочет купить с помощью фонда Максвелла, то только одно это возвысит Льюистид над любым другим учебным заведением на Земле, да даже и в космосе?
      - Да в чем же такое уж важное значение всей этой дохлятины? Льюистид обладает большим престижем и чрезвычайно высокой репутацией благодаря эффективной работе своих научных факультетов. А все остальные, разные там экстрасенсы и мечтатели - они только выставляют нас на посмешище...
      - Не согласен, дядя, - Мэллоу медленно покачал головой. - В Галактике есть много другого, не менее интересного, чем наука.
      Такое утверждение профессор Чезлин Рэндолф считал ересью. Тем более, что слышал он это мнение от своего собственного племянника - человека, избороздившего просторы космоса и лично убедившегося в том, какие чудеса творит научная работа! Худое тело Рэндолфа напряженно вытянулось, лягушачьи глаза еще больше выпятились от злости. Он так горячо выражал свои чувства, так разволновался, что пришлось племяннику, подойдя к бару с коктейлями, налить успокоительный напиток для старика. Рэндолф взял стакан и залпом проглотил содержимое, казалось, даже не прервав своей речи. Еще долго говорил Рэндолф, но Мэллоу, наконец, удалось пробиться в его монолог.
      - Если она получит деньги из фонда, то, по всей вероятности, сама отправится на планету, где находятся рукописи. Она не назовет мне это место - я так понял, что существует много других богатых охотников купить уникальную коллекцию. Только она узнала о рукописях каким-то таинственным образом, но эту тайну она мне тоже не откроет.
      - Надеюсь, все делается честно и открыто?
      - Совершенно. Честность и прямота Элен Чейз не вызывают ни малейших сомнений. Ее искренность просто неправдоподобна.
      - Гм! Ну, ладно, продолжай контролировать события. Пока что помощи от тебя никакой...
      - Но, дядя...
      - Я собираюсь на прием к президенту университета. Раз Харкурт не хочет или не может помочь, я буду действовать через его голову.
      - А что - президент занимает большое положение в политической шумихе?
      - Да. Он, Шелли Артур Мэхью, - секретарь по делам околосолнечного пространства.
      - Вот это да! Действительно, важная персона.
      - По крайней мере, он принадлежит к партии, стоящей сейчас у власти. И как член правительства он обязан увидеть преимущество моей ценной работы над жалкой коллекцией устаревшей ерунды.
      Рэндолф договорился о встрече с Мэхью и вылетел в столицу, на месте которой когда-то была пустыня Сахара. Мэхью принял его доброжелательно, обходительно, продемонстрировал свои изысканные манеры - но в помощи вежливо отказал. На обратном пути Рэндолф снова и снова повторял про себя последние слова Мэхью: "Я ничего не могу сделать, профессор. Фонд Максвелла находится под строгой юрисдикцией членов правления. Они считают, что наступило время и искусству заполучить кусок добычи."
      - Добычи, - с отвращением повторил Рэндолф, рассказывая Мэллоу о результате поездки. - Добычи.
      - Очень емкое слово, - оценивающе сказал Мэллоу.
      - Мэхью употребил это же слово, говоря о том, что сам постоянно занимается вопросами финансирования, вдобавок ко всем своим бесчисленным обязанностям и делам. Должен сказать тебе, - добавил как бы по секрету Рэндолф, - Мэхью просто задыхается от работы, страшно переутомляется.
      - Довольно странно, но то же самое сказала Элен о тебе...
      - Она говорит обо мне, да? За глаза? Какая высокомерная, наглая женщина!
      Мэллоу засмеялся. Он чувствовал, что надо сдерживать себя от перемусоливания ненужных подробностей, чтобы не попадать в неприятное положение в ежедневных беседах с профессором - Терри с огорчением заметил, что напряженность в отношениях с дядей надоедает и утомляет его больше, чем необходимость вежливых встреч с Чейз. Теренс посмотрел в окно, его взгляд пробежал по покрытой снегом лужайке травы, где работало несколько калориферов, и остановился на низком сером зубчатом крыле здания, где размещался факультет искусств и литературы. Она должна быть именно там сейчас, наверное, читает лекцию в своей необычной, серьезной манере группе разинувших от удивления рты студентов о внутреннем мире как положительных, так и отрицательных героев в произведениях Шоу. Смешная маленькая девочка. А эти красные волосы...
      - Теренс! Ты слушаешь, что я говорю?
      - Нет, дядя, - признался Мэллоу с обезоруживающей честностью. - Я обдумывал более эффективный способ убедить Элен Чейз...
      - Гм! Я только что говорил, что ты можешь забыть ее...
      - Забыть ее? - начав понимать, что он лишается легкой работы, Мэллоу расстроенным голосом попытался возразить дяде. - Но мы только начали чего-то добиваться.
      - Ничего мы не добились. Я принял решение и собираюсь подойти ко всей этой проблеме с противоположного конца. А теперь пойди и найди доктора Хаулэнда. Ты, он и я должны все серьезно обсудить - и действовать.
      Несмотря на твердые интонации в голосе, Рэндолф смотрел на предстоящую беседу со своим новым ассистентом с неуверенностью, с которой обычно не любил начинать никакое дело. Со старым Гусманом все в порядке. Он сделает все, что ему скажешь. От него требуется точность, компетентность, умение кропотливо работать при проведении экспериментов иными словами, быть в роли повивальной бабки. Что же касается Питера Хаулэнда. Хм-м. Хаулэнд был новичком - полный внешнего лоска, чрезвычайно известный несмотря на свою молодость, но, к огорчению, с чересчур независимым характером.
      Питер Хаулэнд вошел вместе с потоком свежего воздуха, очищая свои плечи от припорошившей их белой пудры.
      - Целый воз снега свалился на меня, как только я подошел к двери, сказал он приветливо. - Вы хотели видеть меня, профессор?
      - Да, Питер, мой мальчик. Садись, садись. Ты тоже, Теренс. Сначала, Питер, я проинформирую тебя о положении дел, а затем мы сможем приступить к принятию решений.
      Мэллоу заметил, как вдруг изменился его дядя, и вообще Терри считал его человеком переменчивым. Лицевые мускулы маленького профессора напряглись, губы сильно сжались, во взгляде были твердость и решительность. Весь его вид не давал ни малейшего повода для улыбки. Он стоял здесь, посреди всей Галактики, подобно петуху с выпяченной грудью, приготовившемуся к схватке, - пяти футов ростом, с твердым, как скала, намерением. Почти воочию казалось, что на его маленьких ногах красуются шпоры.
      Но не двигавшийся с места Питер Хаулэнд безошибочно почувствовал, к своему удивлению, что Рэндолф не в себе. Такое состояние для знаменитого профессора было нехарактерным, но на сей раз он не мог скрыть своего беспокойства несмотря на бравый вид - и это все больше и больше удивляло Хаулэнда.
      - Тебе известно, на каком этапе находится наша работа перед отправлением на Поучалин-9? Все, что мы могли сделать на Земле, - уже сделано. Теперь нам нужна абсолютно стерильная планета, на которой совершенно нет жизни ни в какой форме, планета, где мы можем практически испытать наши теории. Я бы хотел сейчас услышать твое мнение о том, есть ли такие аспекты в наших исследованиях, которые требуют дальнейшей разработки здесь, на Земле.
      Хаулэнд слегка заерзал в удобном кресле, а потом, взвешивая каждое слово, сказал:
      - Я совсем недавно у вас, профессор, но ваша работа уже привела меня в восторг. Важность ее невозможно переоценить. Что касается места проведения дальнейших экспериментов, я уверен, что следующий шаг должен быть сделан уже не на Земле, а на Поучалин-9. Для этого нам нужны средства, чтобы купить оснащение и добраться до нашей планеты.
      - Да, действительно, ты у нас новенький, Питер! Я был исключительно доволен приобретением свежих мозгов для своей работы. Ты хоть и появился недавно, но успел уже внести неоценимый вклад - фактически благодаря тебе, непосредственно тебе мы так успешно продвинулись. Годами мы создавали только простейшие клеточные существа. Получение таких клеток мы и считали сотворением жизни, но настоящей жизнью, надо признать, живут лишь клетки, способные размножаться. Жизнь - это когда клеточные создания могут обзаводиться энергией, получаемой ими в наиболее приемлемой для них форме, и приспосабливать ее для себя, когда клетки способны изменять течение тепловой энергии в природе, способны к организации и наведению жизненного порядка в примитивном, неживом хаосе.
      Похвала, впервые высказанная Рэндолфом в такой искренней, прямой форме, вызвала у Хаулэнда какую-то смутную тревогу. Было похоже на то, что дальше последует обычное недовольство: "Все хорошо, я доволен тобой, но..."
      Сидевшего в кресле и молчаливо слушавшего Мэллоу уже чуть ли не трясло от этих ученых. Создавать жизнь! Жизнь, которая сама себя воспроизводит, растет, развивается... он представил себе чудовищ с очень скользкими телами и бесчисленными щупальцами...
      Рэндолф скрестил свои маленькие ноги на подставке и нервно жестикулировал крошечными руками:
      - Итак, ты полностью вошел в курс наших дел. Тебе известна ценность работы, которую мы делаем, и у меня нет необходимости повторяться. Все, в чем мы сейчас нуждаемся, - деньги, без денег мы не можем двигаться дальше. Все зависит от финансирования.
      - Совершенно точно, сэр, - сказал Хаулэнд, немного сбитый с толку тревожными оттенками в голосе Рэндолфа, которые Питер чувствовал, но не мог до конца понять. - Ничего теперь не стоит на нашем пути.
      - К сожалению, ты выдаешь желаемое за действительное, - Рэндолф выпрямил свой указательный палец и как бы пронзил им Хаулэнда. - Ничего не может стоять у нас на пути - а еще вернее, ничего не должно стоять! Я надеюсь, ты так же предан избранной тобой профессии, как я. Что бы ты сказал, Питер, если бы я сообщил тебе, что решено не давать фонд Максвелла моему отделу в этом году?
      Хаулэнд усмехнулся:
      - Моей первой реакцией, я думаю, было бы сожаление о том, что я вообще пришел в Льюистид.
      - Да? Как тебя понимать?
      - Как вы знаете, у меня был выбор - ограниченный, но все же выбор предложенных мест работы. Я выбрал вас и Льюистид, потому что занимался похожими проблемами и потому, что знал: вы получаете крупную сумму из фонда Максвелла и, следовательно, решается финансовая сторона для меня, для всех нас, в проведении экспериментов на Поучалин-9.
      Если даже признание Хаулэнда удивило Рэндолфа, профессор ничем не выдал своего удивления. Вместо этого он сказал:
      - В таком случае, ты очень расстроишься и будешь сильно раздосадован и рассержен, если все же мы скажем?..
      Хаулэнд опять улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Он все еще не придавал особого значения словам Рэндолфа.
      - Я бы просто сошел с ума, я бы, я бы...
      - Ты бы что?
      - Ну, ну, я точно не знаю. Я бы чувствовал себя обманутым. Преступно обманутым. Но так как вопрос еще не поднимался...
      - Видишь ли, мой дорогой Питер, вопрос уже поднимался и решился.
      Питер Хаулэнд начал медленно вставать, разгибая постепенно свою высокую, долговязую фигуру, пока, перейдя в вертикальное положение, не навис над крохотным Рэндолфом, которому показалось, что Хаулэнд вырос до самого потолка.
      - Вы хотите сказать - мы не получим фонд Максвелла? - шепотом спросил Хаулэнд.
      - Да, Питер. Мы не получим фонд Максвелла.
      - Такое впечатление, что вы воспринимаете это совершенно спокойно. Работа всей вашей жизни - так вы много раз утверждали - рухнула. Нас, как мне известно, нет в планах фонда на будущий год. Зато абсолютно все знали - мы должны получить средства из фонда в нынешнем году! О боже! Что же будет с работой - а я... Я выбрал это место из-за фонда Максвелла - и отказался от других хороших предложений, и вот теперь мы остались в дураках. Какая ужасная насмешка! Но, быть может, есть какой-нибудь...
      - Нет никаких оснований надеяться на изменение решения, - холодно сказал Рэндолф. - Ты же знаешь, что фонд был распределен на двадцать или больше лет вперед. Это был наш год - но нам не повезло. Нам сказали, что очередность получения денежных средств до сих пор официально не оформлена - и мы не имеем никаких прав на получение фонда.
      - Но что же нам делать? - Хаулэнд резко опустился в кресло и безнадежно посмотрел на Рэндолфа. Мэллоу продолжал сидеть и выжидательно молчать. - Что мы можем сделать? А между прочим, почему мы не получаем деньги? Чье это решение? Куда идет фонд?
      - Из всех твоих вопросов, мой дорогой Питер, только самый первый заслуживает внимания. На все остальные можно ответить коротко: мы не получаем фонд, так как члены правления решили, что необходимо финансировать исследования профессора Чейз. А теперь...
      - Элен! - Хаулэнд вспомнил, как она оборвала себя на полуслове во время последнего разговора. - Как, эти дешевые...
      - Спорить на данную тему, обвиняя друг друга, - значит напрасно растрачивать драгоценную энергию. Но я почти уверен, что ты испытываешь чувство возмущения таким несправедливым, оскорбительным отношением к науке, не так ли?
      Хаулэнд тяжело вздохнул. Ему казалось, что Рэндолфа совершенно не волнует случившееся, тогда как его самого, Питера Хаулэнда, трясло от охватившей его ужасной ярости - и Питер догадался, что Рэндолф просто уже прошел через это. Профессор был в состоянии экзальтации; весь его вид говорил об обретенной им уверенности и готовности бороться. Хаулэнд решил попытаться укротить свой гнев, но не смог удержаться от еще одного возмущенного высказывания:
      - Я так взбешен, что мог бы запросто скрутить шеи членам правления, одному за другим. А что касается Элен - тут...
      - Но ты тоже считаешь нашу работу ценнейшей для Галактики? Хорошо. В таком случае мы не будем обсуждать твое отношение к нашей чудовищной современной системе социальной несправедливости. Мне кажется, здесь я разделяю мнение Теренса. Я намерен доказать, что могу синтезировать живую клетку и заставить ее расти и приобретать способность размножаться в считанные минуты. Я полон решимости показать всей Галактике, что могу создавать жизнь! Для этой работы мне нужны деньги. Меня обманули. Я терпеливо сидел десять лет и ждал, пока несколько замшелых, не видящих ничего дальше своего носа бюрократов расщедрятся и сочтут целесообразным вручить мне фонд Максвелла.
      Рэндолф снова разволновался, на его лице скрестились два выражения: одно - самобичевание и разочарованность, другое - растущее осознание новых возможностей и сладостной удовлетворенности. Второе было похоже на выражение лица ребенка, которого в первый раз угостили конфетами.
      - Только подумать - я твердо верил и ждал, как беспозвоночная простофиля, когда эти дураки дадут мне деньги. Деньги, которые везде вокруг нас, здесь в нашей богатой Галактике. Множество денег, но они используются не так, как должны. Я уже не говорю о преступном разбазаривании средств, которое позволяют себе профессор Чейз и члены правления фонда Максвелла. Речь идет о миллиардах, тратящихся попусту каждый год на рекламу никуда не годных продуктов, которые ни один человек, если он в здравом уме, не хочет иметь в своем доме. Деньги проматываются со скоростью один миллион в секунду...
      - Я согласен с этим, дядя, - с тревогой сказал Мэллоу.
      Хаулэнд теперь сидел молча и внимательно слушал.
      - А кто больше всего выбрасывает деньги на ветер в наше время? Я вам скажу, - Рэндолф пронзил острым взглядом своего племянника, - ты!
      И Мэллоу, и Хаулэнд подпрыгнули от удивления.
      - Но, дядя! - панические мысли промелькнули в голове Мэллоу, не отличавшегося богатым воображением.
      Рэндолф нацелил свой тощий палец на перепуганного Терри. Профессор оседлал своего любимого конька - на сей раз это был его новый конек, приводивший седока в неописуемый восторг.
      - Я не имею в виду тебя лично, Теренс. Война! Вот что. О, я не говорю о твоих жалких, немногочисленных бунтовщиках, где бы они ни встречались.
      - Они ведут преступную войну, - сказал Мэллоу, все еще способный почувствовать обиду за неуважение к своей службе. Но неожиданно до него дошел весь идиотизм такой гордости - гордиться службой, которая ничего ему не принесла, кроме нищеты? Это больше не его служба.
      Профессор Рэндолф продолжал, не обращая внимания на реплики Теренса:
      - В нашей Галактике живут человеческие существа, рожденные ли на Земле или среди зависимых от нее территорий - не имеет значения. Они представляют собой протоплазменную форму жизни, у нас с ними мало сходства и еще меньше контактов. А есть - или могут быть - другие формы жизни, о которых мы в настоящее время не имеем ни малейшего понятия. Так с кем мы собираемся воевать? Против кого будет направлено то колоссальное количество оружия, которое мы производим?
      - Я был военным космонавтом и ничего плохого о них сказать не могу. Но космический флот считает, что он должен нести службу, патрулируя звездные дороги, следя за тем, чтобы наши торговые корабли свободно передвигались между планетами...
      - Свободно... Ну, скажи мне, кто, кроме разве что тех зачуханных бандитов, собирается преграждать им путь?
      - Я не знаю. Мы как-то мало об этом думали. Но где-то во всей звездной Галактике может, бесспорно, существовать раса, враждебная нам, хоть мы и не встречались с ней.
      - Вздор! Вооруженные силы существуют для выкачивания налогов. Они из кожи лезут, чтобы доказать необходимость бешеных расходов на военную промышленность и тренировочные полигоны для обучения молодых людей вроде тебя. Правительство содержит армию как свое орудие в вечном стремлении сбалансировать производство и спрос.
      - Это если смотреть на проблему с одной стороны.
      - Только одна сторона и есть!
      Чем больше распалялся в разговоре Рэндолф, тем сильнее поражались и Хаулэнд, и Мэллоу перемене в их маленьком собеседнике. Он говорил, как одержимый.
      - Только подумайте, тысячи молодых людей обучаются убивать и, вооруженные самым смертоносным оружием, легко порхают от планеты к планете - в целом это можно назвать страшным фарсом.
      - Ну мы же ничего не можем изменить.
      - Я и не пытаюсь это сделать. Мне в конце концов наплевать, что делают политики с ватными мозгами. Я сейчас озабочен тем, что сказал мне Мэхью.
      - Президент университета! - удивлению Хаулэнда не было конца.
      - Да, он секретарь по делам околосолнечного пространства, - решился подать голос Мэллоу, которому Рэндолф так хорошо намылил шею. - Гм! Что же он сказал? Неужели - надеюсь, я ошибаюсь, - произошла все-таки, как давно ожидалось, страшная встреча с чуждыми нам, враждебно настроенными гуманоидами? А если это действительно случилось, вот тебе доказательство необходимости военно-космического флота. Никто, абсолютно никто не знает, что там за самыми дальними звездами.
      - Очень поэтично, - Рэндолф совсем не оценил умозаключений Мэллоу. По природе я человек несдержанный. Но мне кажется, я успешно борюсь с этим недостатком. Я прослыл ужасным упрямцем как раз из-за своего вспыльчивого характера, который - как вы правильно можете заметить - надо усмирять с помощью самоконтроля. Мое собственное "я" не приемлет никакого давления и выплескивается наружу механически - как у хорошо сделанного робота.
      - Но чем же Мэхью так встревожил и озадачил тебя?
      - Повторяю, что я от рождения несдержанный человек. Но при сложившихся обстоятельствах я заставляю себя быть сдержанным и терпеливым. Я, если хотите, заранее прошу прощения за явную, по сути, наглость моего плана.
      Мэллоу уже начал терять надежду, что дядя когда-нибудь дойдет до сути.
      - Разбросанные вокруг на всех планетах космические военные базы... Кроме того, конечно, войсковые части, служба гражданской обороны, посольский штат и другие организации по всему космосу - все они содержатся за наш счет. Я о них уже не говорю - хотя они тоже порядком пожирают денег из карманов налогоплательщиков. Нет, я решил заняться только этим нелепым космическим военным флотом.
      - Правильно, - покорно сказал Мэллоу. Он, опершись на подлокотник кресла, с нетерпением ожидая услышать, что задумал Рэндолф, закуривал очередную сигарету. Хаулэнд сидел все так же тихо и сосредоточенно внимал разговору.