— Ты, должно быть, устала и проголодалась. Отдохни под балдахином. Мы тебя позовем, когда понадобится твоя помощь в гребле.

Лаи не стала спорить. Ее стройная фигурка в перепачканном светло-зеленом платье поникла. Когда Лаи уходила, чтобы присоединиться к своей сестре, Фезий услышал, как она что-то твердо и решительно говорит о необходимых ей зарядах. Мыс Мугу остался далеко позади. Теперь они плыли вдоль одного из длинных извивов реки, уводивших ее далеко от восточных гор и земель кочевников с их стадами ванок, через весь Венудайн и пустыню, прежде чем вернуться обратно, со множеством петель, поворотов и заводей. На протяжении всего своего пути к дельте и неведомому морю река меняла направление то туда, то сюда, носила множество названий, омывала гранитные подножия многих гордых городов и замков. По ней сновало огромное количество быстрых суденышек. В этом лабиринте проток они должны теперь были находиться в относительной безопасности от патрулей на грифах. Главная опасность исходила от береговой кавалерии на лошадях или ванках. Даже оставаясь в своих владениях, Ред Родро сможет управлять быстрым кавалерийским отрядом, снабжаемым с помощью грифов. Он наверняка отправит своих людей на поиски сбежавшей невесты. Фезий и Оффа с усталой решимостью пригнулись к веслам, подгоняемые неприятными мыслями о прославленной комнате пыток Родро.

Шим Гахнетт сидел, нахохлившись, и ничего не делал. Наконец Фезий велел Оффе отдохнуть и заставил Гахнетта взяться за весла. Греб этот человек неуклюже, как бы в дреме, но с достаточной силой, чтобы помочь течению довольно быстро нести барку вперед. Немного спустя Оффа проснулся и нелюбезно приказал Фезию пойти прилечь.

— Но... — начал было Фезий.

— Отдыхай, малявка! — прорычал Оффа. Фезий почувствовал в его голосе смущение, дружелюбие и твердую решимость заставить его отдохнуть — и подчинился. Оффа был самым лучшим товарищем, какого только можно пожелать. Стоило Фезию ощутить под собой подушку и одеяло, как мысли закрутились в его голове под тихий плеск весел... Погружаясь в черноту сна, он смутно сознавал, что гадает — откуда же, черт возьми, появился этот Гахнетт и кто такие сликоттеры, о которых упоминала Лаи, и что такое синий огонь...

Огромная рука Оффы грубо встряхнула его. Фезий сел, что-то бессвязно бормоча, его рука уже тянулась за мечом.

— Достопочтенный Принц Наконечник Копья! — голосил Оффа. К его круглому, как луна, лицу, прилила кровь. — Это же был лучший гриф во всем Венудайне! Я с этой ведьмы шкуру спущу! Наконечник Копья! Исчез!

— Э? — сделал Фезий крайне глубокомысленное замечание.

— Исчез!

— Грифы, так хорошо обученные, как Наконечник, не улетают сами по себе, — проворчал Фезий. Он вздрогнул, потом сглотнул и поднялся на ноги. Ночь вокруг призрачно мерцала, луна поднялась высоко и мчалась между рваными облаками.

— Знаю! Это ведьма его забрала!

— Лаи? — Фезий наконец полностью проснулся.

Принцесса Нофрет присоединилась к ним, кутаясь в плащ, лицо у нее осунулось, а взгляд был пустой.

— Лаи — твердолобая дура! — Нофрет кипела от благородного негодования. — Она всегда была такая. Ничуть не привыкла заглядывать вперед! Ей нужны новые заряды, так вот она и отправилась назад в Парнассон, чтобы их заполучить...

— Назад в Парнассон! О нет!

Ситуация превращалась из ночной тревоги в трагедию. Оффа снова принялся завывать о своем грифе, о тупоголовых ненормальных девках, воображающих себя принцессами, об элементарном чувстве благодарности. Фезий готов был изрубить его на части и в то же время от всего сердца соглашался с ним, склоняясь то в одну сторону, то в другую. Бесстрастные слова принцессы Нофрет утихомирили их обоих.

— Вы не понимаете, как устроен ум принцессы. Какие задержки, какие препятствия могут встать на пути таких, как мы? Если моя сестра решила лететь в Парнассон, это ее привилегия!

— Привилегия попасться и быть убитой!

— Тогда вы должны позаботиться, чтобы этого не случилось! Ваш долг — немедленно лететь следом за ней и защитить ее...

— Чего? — Фезий чувствовал себя сбитым с толку, обманутым, он был в гневе.

— Вы так мало понимаете в благородном кодексе чести...

Фезий взорвался.

— Заглохни, мелкая ноющая принцесска! Мой отец был гавиланом — я даже слишком хорошо понимаю, как ведут себя короли! Я бы всех королей обезглавил, да и королев тоже, и их отродье! Нечего рассказывать мне о чести! Нофрет подалась назад, ее лицо побледнело, с него сбежали все краски, грудь вздымалась и опускалась — она силилась справиться с гневом. Фезий почувствовал себя запачканным. Он повернулся и свистнул Восхода. Оффа схватил его за руку.

— Ты же не собираешься лететь?

Фезий стряхнул его руку.

— Я знаю, что такое рыцарское отношение — если не к принцессе, то хотя бы к женщине! Она заслужила, чтобы ее перекинули через колено и хорошенько вздули! Я найду ее! — бросил он Нофрет. — Я ее найду и приведу обратно — если только Родро ее не захватил и не отдал на забаву своим воинам!

Принцесса Нофрет вздрогнула.

— Простите, — прошептала она.

Фезий только отмахнулся.

— Оффа, вы укроетесь на берегу. Если я не вернусь вовремя, вам придется добираться до Театра Варахатары вниз по течению, как сможете. У этих двух женщин там должны быть друзья.

Нофрет после своей вспышки увяла и все пыталась говорить какие-то слова, которых Фезий не желал слушать — слова раскаяния, мольбы, попытки отдавать царственные приказы. Фезий понимал только, что жизнь его вновь резко повернула свое течение — и на сей раз из-за этой рыжей девчонки, принцессы-ведьмы. И все-таки, все-таки он не чувствовал против нее такого гнева, как мог бы ожидать. Его гнев был скорее направлен против слепых сил, загнавших его в эту нелегкую ситуацию.

Лаи.

Ну, он еще посмотрит...

Лаи с ее сестрой были интересны Фезию, как своеобразные экземпляры: эта их безапелляционная манера речи, будто едва оброненного приказания будет достаточно, чтобы оно тотчас же было с восторгом исполнено. Это выражение ленивого превосходства, эти хрустальные голоса, которые они могли применять с потрясающим эффектом — да, то были отменные образчики вырождающегося общества с точки зрения колоброда вроде Фезия Безземельного.

Оффа бурчал, точно оживающий вулкан под слоем застывшей лавы. Наконец он тряхнул огромной головой и прорычал глубочайшим голосом:

— Фезий! Ты же не настолько свихнулся, чтобы возвращаться! Что такое рыцарственность в наши дни?

— Да мне дела нет до рыцарственности. Меня заботит Лаи!

— А! — воскликнул Оффа. Но выглядел он по-прежнему недовольным и обиженным, потом заявил:

— Ты не отправишься туда в одиночку!

— Ну прошу тебя, Оффа. Для тебя эта девушка ничего не значит. Вот принцесса нуждается в защите...

— Она-то! К тому же, Фезий, эта девушка для меня кое-что значит, раз значит для тебя... Ну ладно, ладно. Но если ты приплетешься ко мне обратно с волочащимися кишками и отрубленной головой, не говори потом, будто я тебя не предупреждал!

Принцесса Нофрет содрогнулась.

Оффа кинулся к веслам, звучно шлепнулся на скамью. «...с распоротым брюхом...» Он схватил весло и всадил его в уключину. «...с дурацкой башкой, болтающейся на ниточке...» Он с силой опустил весло в воду. «...повешенный, колесованный и четвертованный — и будет ждать, что я поплюю на обрубки и склею их вместе...» Гахнетт налег на весло со своей стороны и барка устремилась вниз по течению. Все, что оставалось Фезию, это оседлать Достопочтенного Владыку Восхода и взлететь в темноту. Он чувствовал себя замерзшим, крошечным и дрожащим. Оффа обернулся к нему с ругательством и крикнул, рявкнул:

— Лучше возвращайся назад целым, Фезий, иначе помоги тебе Амра!

***

Заря вскоре разольется золотом и багрянцем над восточными пустынями. Восход величественно пробивался сквозь нисходящие потоки. Навязчивая идея, что он отыщет Лаи в замке Парнассон, гнала Фезия вперед. Возможно, то было лишь зыбкое предположение, но ее заряды должны были находиться там, где собираются воины. Ветер ворошил Фезию волосы, собирал в длинные складки кожаные одежды, облекавшие его бочкообразное туловище и короткие ноги и заострял мысли. Небо над головой Фезия отпылало красным сиянием и начало понемногу приобретать жемчужный оттенок по мере того, как восходящее солнце затеняло резкие цвета. Серо-стальные и коричневатые облака громоздились на горизонте, словно обрезанные понизу бритвой. Внизу раскинулись сытые, богатые и прославленные земли, пронизанные пыльными дорогами, все до одной ведущими к городу и замку Парнассон.

Фезий пролетел над группой ванок, непрерывно поворачивающих и изгибающих свои длинные шеи над мерно цокающими шестерками больших подушкообразных лап. Их раздутые тела были нагружены товарами, хозяевам которых оставался последний переход, чтобы попасть в город. Фезий смотрел вниз. Он услышал хлопанье грифовых крыльев и поднял взгляд как раз вовремя, чтобы отчаянно дернуть за поводья, привязанные к клыкам Восхода, отворачивая от летящего на них дротика. На Фезия налетали три всадника, крылья их грифов мелькали — они маневрировали в воздухе, стремясь выбрать лучшую позицию для убийства. Воины были одеты в легкие кольчуги, как и большая часть наемной солдатни, служившей палану Родро — лишь его рыцари были достаточно богаты, чтобы позволить себе пластинчатые доспехи, — но тем не менее меч Фезия, истинный клинок-Миротворец, был против них до нелепого бесполезен. Для воздушных поединков требовалось длинное оружие. Еще один дротик просвистел мимо его головы. Другой воин спикировал, размахивая восьмифутовым клинком, неуклюжим в неумелых руках, однако смертоносным, когда его удару помогали разгон и ветер. Он легко мог поразить человека что в тело, что в голову, а то и заставить их распрощаться навеки. Фезий не стал вынимать меча из ножен. Он лишь покрепче стиснул коленями узкую переднюю часть клинообразного туловища Восхода — гриф тут же поджал когтистые лапы, а крылья его чаще замелькали мимо фезиевых пяток. Фезий извлек из вьючной корзины и развернул трехфутовые веревки, соединенные крестообразно, с прикрепленными на концах свинцовыми шарами. Фезий один раз крутнул над головой оружие и швырнул его с небрежной точностью. Свинцовые шары разлетелись в стороны. Веревки разошлись и врезались в атакующего грифа. Четыре свинцовых шара захлестнули грифу крылья. Огромный зверь начал падать, свистя и храпя от ужаса. Воин до самой земли оставался в седле, привязанный к нему сбруей, но свой восьмифутовый меч незадолго до удара уронил.

Второй воин, ничуть не обескураженный, разворачивал своего грифа, чтобы продолжить метание дротиков. Двигаясь яростно, но плавно, почти изящно, Фезий выхватил кинжал и метнул его, словно молнию. Воин завалился в седле на спину, кинжал по рукоять зарылся в его лицо. Дротик выпал из его руки.

Гриф третьего воина пронесся мимо в диком биении крыльев. Фезий коснулся Восхода. Огромный гриф отреагировал и поднялся выше. Фезий взмахнул рукой и его противник пригнулся, стараясь укрыться от Фезия за телом своего грифа. Фезий засмеялся и погнал Восхода вверх и в сторону. Драгоценные секунды были упущены. Последний воин направил своего зверя прочь и Фезий хрипло рассмеялся, представив себе, как его противник рассказывает командиру, что явился за подкреплением. Сражение и убийство сами по себе всегда представлялись Фезию идиотским времяпрепровождением. И все-таки, Восход отлично помог ему в схватке. Степень смышлености грифов различалась в зависимости от их породы и племени, а боевой гриф с высокопарной кличкой — все хорошие боевые грифы, имели клички, включающие слово «достопочтенный» или «величественный» — был, пожалуй, самым умным из известных человеку животных, за возможным исключением призового кофрея, и к тому же редким, как ведро снега в жаркий день. Фезию приходилось слышать поэтические истории о летающих скакунах, как правило, гигантских птицах, которые оставались в неволе свирепыми и лишь наполовину прирученными и при малейшем удобном случае клевали, терзали и убивали своих хозяев, так что лишь необыкновенная ловкость и мастерство в полете спасали их седоков от немедленной гибели. Такие истории лишь забавляли воинов и рыцарей, которым самим приходилось летать в бой на грифах. Если человек не доверяет абсолютно своему грифу, если нет между ними полнейшего согласия и взаимной симпатии — тогда крылатый зверь в бою бесполезен. Необходимые в воздушном поединке сложные эволюции, быстрые решения, беглые оценки — все это зависело от полноты сотрудничества между человеком и грифом. Если бы Восход не отреагировал, когда Фезий коснулся его, тогда он, Фезий, разбился бы о землю вместо того воина. Любые истории о полуприрученных, не говоря уж про полуобученных, чудовищах воздушные воители вознаграждали лишь взрывами смеха, когда бродячие сказители среди лагерных костров пытались снискать с их помощью интерес, а заодно злато-серебро. На подлете к городу Фезий осмотрелся окрест. Множество грифов вилось в воздухе на всех уровнях, но теперь он вполне мог сойти за одного из здешних всадников, полуприкрыв лицо одеждой.

Здания в Венудайне большей частью вовсе не строили с какой-либо особой заботой об уходе за грифами — предпочтение отдавалось стойлам для ванок. Грифы обыкновенно находили постой в замках и во дворцах, устраивая себе гнезда на боевых и привратных башнях. Их бесформенные гнездилища свешивались по бокам укреплений, словно раздутые чересседельные сумки.

Фезий проигнорировал гнездилища на башнях замка и направился к пыльному пятачку за раздутым трактиром в переулочке, знакомом ему по прошлым посещениям. Горожане не всегда так уж хорошо ладили с обитателями замка. Фезий частенько способствовал этим неладам, ухмыляясь при этом своей дьявольской ухмылкой.

Он слыхал о темницах Парнассона. Глубоко в самых глубочайших тоннелях, за узкими спиральными лестницами, ниже уровня воды в близлежащей речке, так что влага сочилась и стекала грязными каплями по крошащимся камням, протачивая ложбинки в просевших плитах пола, на предпоследнем подземном этаже замка находилась, как и подобает ей быть в настоящем замке, комната пыток.

Любого человека с душой, чувствительной к самой идее пыток, от этой мысли могло бы затошнить. Для такого же человека, как Фезий, многим обязанного собственной любви к оружию и доспехам, но в то же время понимающего, что насилие само по себе более, чем бессмысленно — для такого человека мысль о пытках оказывалась сдобрена горькой иронией. Мучения, пережитые во имя великой цели, ради исполнения клятвы — это уже достаточно плохо. Но мучения, которым ты подвергаешься в мрачной комнате пыток собственного сознания — это дело рук дьявола.

Фезий знал о существовании комнаты пыток палана Родро и о его маленьких экспериментах, в ней проводимых. Фезий питал горячее желание никогда не оказаться в этой комнате лично.

Он опустился на пятачке и его маленькое тело сотрясла дрожь от удара. Какой же он доверчивый лопух! Непрерывно бормоча Достопочтенному Владыке Восхода успокоительные слова, Фезий забросил поводья на луку седла и привязал, не натягивая. Затем оплел крылья золочеными цепочками.

— Вот так, старина, — прошептал он, близко наклоняясь к уху Восхода. — Вот так. Если я приду за тобой, радуйся и поднимай меня поскорее вверх. Если же за тобой придут другие — бей их когтями и клыками!

Длинная, узкая клыкастая пасть и круглые блестящие умные глаза, по-видимому, выразили согласие со словами Фезия. Он вошел в трактир вразвалочку, с таким видом, словно это место принадлежало ему. В этой покосившейся развалюхе, где из-под отвалившейся штукатурки виднелась гнилая дранка, Фезий прополоскал горло пинтой золотого эля. Он находился в самом грязном районе Парнассона. Восход останется в безопасности, лишь покуда сможет использовать когти и клыки. То, что здесь плохо лежало, исчезало навеки. Фезий, стараясь не привлекать внимания, направился к внешней стороне рва, окружавшего замок. Переплыть его не было никакой надежды.

На период намечавшихся веселых свадебных пиршеств к задней двери замка возле кухни был подвешен легкий плетеный мост, весь качавшийся и бренчащий цепями, когда по нему пробегали слуги. Вообще-то эта невысокая дверь под арочным сводом предназначалась, чтобы делать военные вылазки. Фезий подождал, пока группа слуг пронесет по мостику хлюпающие бурдюки с вином, и затем, подхватив из дожидавшегося переноски штабеля мешок с мукой, прошел вслед за ними, как следует приотстав от последнего. На пятки ему уже наступал следующий, несущий олений окорок. Все они столпились в узких дверях, ведущих в замок, как если бы имели право там находиться. Фезий ловко просочился в царство главного кондитера.

Здесь, в прохладной полутьме, пронизанной лучами солнца, падающими сквозь зарешеченные оконца и выхватывающими из сумрака клубившуюся в воздухе муку, он сбросил свой мешок на пол и, выпрямившись, услыхал разговор толстого кондитера со служанкой. Кондитер говорил заплетающимся от возбуждения языком:

— Подумать только, какая отвага! Как будто ее здесь ждали с распростертыми объятиями!

— Гарн! — предостерегла его служанка, поглядывая на Фезия. Тот склонился над мешками с мукой. Кондитер, похоже, мог еще долго распространяться на эту тему, не приходя ни к какому определенному заключению, ибо тема была из тех, которые обсуждают подолгу и с удовольствием.

— Дас. Страсть, что за ведьма — потому-то вчера пироги и не подошли, попомни мои слова!

— Гарн!

— Однако она получила по заслугам, такие всегда плохо кончают. С такими-то рыжими волосами и зеленым платьем. Фезий слушал, как зачарованный, притаившись за мешками с мукой. Он был полон ужаса.

Кулинар торопливо продолжал, смакуя каждое слово:

— Я рад, что она попалась! Бедняжка принцесса, такой позор, но палан о ней позаботится. Эта колдунья заплатит за все. Ее сожгут! Попомни мои слова... Эту ведьму сожгут!