11. БАЛЛАДА О МИСТЕ КОСТЛЯВОМ

Через полчаса Беатрис, Керанс и доктор Бодкин смогли выйти на улицы. Повсюду были еще большие лужи, вода вытекала из окон и дверей зданий, но все они были не глубже двух-трех футов. Видны были сухие полосы тротуара в согни ярдов длиной, а большинство маленьких улиц совершенно просохли. Рыбы и водоросли гибли посреди улиц, на тротуаре и в сточных канавах виднелись горы тины, но, к счастью, убегающая вода проделала в них широкие проходы.

Экипаж во главе со Стренгменом в белом костюме, пускающим разноцветные сигнальные ракеты в полутьму улиц, шел впереди орущей толпы. Некоторые тащили бочонки с ромом, другие размахивали целым ассортиментом бутылок, мачете и гитарами. Несколько насмешливых выкриков «Миста Костлявый» послышалось, когда Керанс помогал Беатрис спускаться с трапа, и вслед за тем трио, отделившись от остальных, углубилось в молчаливые улицы.

Неуверенно взглянув на джунгли, возвышавшиеся со всех сторон, как гигантский конус потухшего вулкана, Керанс направился по тротуару к ближайшему зданию. Они стояли в вестибюле одного из огромных кинотеатров, морские ежи и огурцы вяло ползали по влажному кафельному полу, в помещении кассы валялись долларовые бумажки песчаного цвета.

Беатрис одной рукой подобрала свою длинную юбку, и они медленно двинулись вниз по линии кинотеатров, кафе и дансингов, населенных теперь лишь ракушками и моллюсками. На первом же углу они свернули в сторону от звуков разгула, шедших с противоположной стороны и пошли на запад по влажному каплющему каньону. Над головой у них продолжали взрываться разноцветные сигнальные ракеты, и тонкие стеклообразные губки отражали голубые и розовые вспышки.

— Ковентри стрит, Хаймаркет… — Керанс читал заржавевшие названия улиц. Они быстро свернули в одну из дверей, так как Стренгмен и его банда двинулись обратно через площадь в вспышках света и шуме, мачете срезали проржавевшие витрины магазинов.

— Будем надеяться, что они найдут что-нибудь, что удовлетворит их, — пробормотал Бодкин. Он разглядывал потемневшую линию горизонта, как бы ища ушедшую воду, которая скрывала город.

Несколько часов они, как одинокие привидения, бродили по узким улицам, изредка встречая кого-нибудь из членов загулявшего экипажа, пьяно бредущего с остатками награбленного в одной руке и мачете в другой. На нескольких перекрестках разожгли маленькие костры, группки по два-три человека грелись вокруг горящего гнилого дерева. Избегая их, трио двигалось к южному краю бывшей лагуны, где в темноте возвышался дом Беатрис, его навес виден был на фоне звезд, — сказал Керанс Беатрис. Он указал на влажную гору ила, которая достигала окон пятого этажа и являлась частью огромного вала слежавшейся глины, о котором говорил Стренгмен. Этот вал окружал теперь лагуну, образуя на пути моря водонепроницаемую преграду. Вдали поперек улицы они видели ту же вязкую массу.

Тут и там дамба опиралась на поддержку большого здания — церкви или правительственной постройки, — включив его в свою огромную дугу, шедшую вдоль всей лагуны. Одно из таких зданий оказалось у них на пути, и Керанс ускорил шаги, когда они подходили к планетарию. Он с нетерпением ждал остальных, которые задержались у пустых витрин большого универмага или смотрели на черный поток тины, медленно стекающий по лестнице в медлительный бассейн посреди улицы.

Даже небольшие здания были закрыты, прежде чем их покинули, и поломанные и заржавевшие металлические щиты и решетки скрывали их внутренности. Все покрывал тонкий слой тины, и Керансу показалось, что город воскрес из канализации. Когда придет судный день, подумал он, легионы мертвых вынуждены будут выйти из него в грязных саванах.

— Роберт. — Бодкин взял его за руку, указывая вперед. В пятидесяти ярдах от них стоял угрюмый затененный купол планетария, его металлическое покрытие слабо блестело в случайных вспышках ракет. Керанс осмотрелся, узнавая окружающие здания, тротуар и фонарные столбы, затем неуверенно, но с любопытством пошел вперед, к этому пантеону своих ужасов и загадок.

Губки и бурые водоросли усеивали тротуар, по которому они осторожно приближались к входу, выбирая путь среди груд ила, загромождавших улицу. Стебли водорослей, которыми порос купол, теперь безжизненно свисали с портика, их длинные высохшие листья нависали над входом, как гниющий занавес. Керанс раздвинул листья и осторожно заглянул в темное фойе. Везде лежал толстый слой черной грязи, слегка шевелившийся, так как там погибли населявшие его морские животные, и их плавучие мешки разрывались, выпуская пузыри воздуха. Эта грязь была везде: на билетной кассе, на лестнице, ведущей на антресоли, на стенах и дверных панелях. Не было больше магического чрева, которое он помнил по своему погружению, теперь это была свалка гниющих органических останков. Непрозрачное покрывало таинственно исчезало, его заменил вход в канализацию.

Керанс медленно пошел по фойе, вспоминая магический полумрак аудитории и странные очертания созвездий на куполе. Он почувствовал тяжелый запах, шедший отовсюду.

Он быстро взял Беатрис за руку и пошел к выходу на улицу.

— Боюсь, что вся магия исчезла, — спокойно заметил он. Принужденно засмеялся. — Вероятно, Стренгмен сказал бы, что самоубийце никогда не следует приходить на место своего преступления.

Пытаясь найти кратчайший маршрут, они забрели в тупик и вынуждены были отступить, так как на них из небольшой мелкой лужи прыгнул крокодил. Отступая между заржавевшими корпусами автомобилей, они достигли улицы, преследуемые аллигатором. Он остановился у фонарного столба на краю тротуара, его хвост раскачивался, челюсти сжимались и разжимались. Керанс закрыл собой Беатрис. Они побежали и покрыли уже десять ярдов, когда Бодкин споткнулся и тяжело упал в кучу ила.

— Алан! Быстрее! — Керанс побежал обратно к Бодкину, над которым нависла голова крокодила, который, оставшись в осушенной лагуне, был раздражен, испуган и готов напасть на кого угодно.

Вдруг послышались звуки выстрелов и крики. Из-за угла вышла группа людей. Впереди видна была белолицая фигура Стренгмена, сопровождаемая Адмиралом и Великим Цезарем с винтовками через плечо.

Глаза Стренгмена сверкали во вспышках сигнальных ракет. Он слегка поклонился Беатрис и приветствовал Керанса взмахом руки. Аллигатор, с перерубленной спиной, бессильно забился в сточной канаве, а Великий Цезарь выхватил мачете и принялся отрубать ему голову.

Стренгмен со злобным удовольствием следил за этим.

— Отвратительный зверь, — заметил он, затем вытащил из кармана большое ожерелье из фальшивых бриллиантов, перевитых водорослями, и протянул его Беатрис.

— Для вас, дорогая. — Он ловко застегнул ожерелье у нее на шее и с удовольствием посмотрел на результат. Водоросли среди сверкающих камней на белой груди делали Беатрис похожей на глубоководную наяду. — Как и все остальные жемчуга этого мертвого моря.

С этим цветистым выражением он отправился дальше, разрывы ракет и крики постепенно исчезали во тьме. Трио осталось в тишине улицы среди белых жемчужин рядом с обезглавленным аллигатором.

На протяжении следующих нескольких дней события продолжали развиваться в возрастающей глупости и бесцельности. Потеряв всякую ориентировку, Керанс ночами один бродил по темным улицам (днем в лабиринте улиц было невыносимо жарко) неспособный отвлечься от воспоминаний о старой лагуне и в то же время крепко привязанный к пустым улицам и полуразрушенным зданиям.

После первого удивления при виде осушенной лагуны он быстро впал в состояние инертности и апатии, из которого беспомощно старался выбраться. Смутно он понимал, что лагуна означала для него комплекс невротических нужд, которые теперь следовало удовлетворить другим способом. Эта тупая летаргия углублялась, и все больше и больше он чувствовал себя человеком, заброшенным во временное море, окруженным массой предметов миллионолетней давности.

Огромное солнце, бившееся в его мозгу, полностью заглушало звуки грабежа и разгула, взрывов и ружейных выстрелов. Как слепой, блуждал он по площадям и улицам, его белый обеденный пиджак загрязнился, изорвался и вызывал насмешки встречных моряков, которые игриво постукивали его по плечам. В полночь он бродил среди пьяных певцов на площади или сидел рядом со Стренгменом среди его пиратов, скрываясь в тени парохода, глядя на танцующих и прислушиваясь к звукам барабанов и гитар, которые заглушало биение огромного черного солнца.

Он оставил всякие попытки вернуться в отель — канал был закрыт двумя насосными катерами, а соседние лагуны кишели аллигаторами — и днем либо спал в доме Беатрис на диване, либо в полудреме сидел на верхней палубе парохода. Большинство членов экипажа спало среди упаковочных корзин или спорило о своей добыче, с нетерпением ожидая сумерек. Они оставляли его в одиночестве. По искаженной логике было безопаснее оставаться рядом со Стренгменом, чем пытаться продолжать свою прежнюю одинокую жизнь. Бодкин пытался сделать это, вернувшись в состояние усиливающегося шока на испытательную станцию — теперь ему приходилось взбираться туда по крутой пожарной лестнице, — но во время одного из своих полуночных путешествий по университетскому кварталу за планетарием он был схвачен и сильно избит группой пьяных моряков. Включившись в свиту Стренгмена, Керанс окончательно признал его абсолютную власть над лагуной.

Однажды он заставил себя навестить Бодкина и нашел его на койке в испытательной станции. Работал самодельный кондиционер. Как и Керанс, Бодкин казался изолированным на маленьком островке в безбрежном море времени.

— Роберт, — пробормотал он своими разбитыми губами, — уходите отсюда. Берите ее, эту девушку… — тут он остановился, вспоминая имя, — …Беатрис, и ищите другую лагуну.

Керанс кивнул, стараясь поместиться в узкий конус прохладного воздуха от кондиционера.

— Я знаю. Алан, Стренгмен безумен и опасен, но по какой-то причине я еще не могу уйти. Не знаю почему, но что-то есть здесь, в этих нагих улицах. — Он помолчал задумчиво. — Что это? Какой-то злой дух владеет моим мозгом, вначале я должен разделаться с ним.

Бодкин пытался сесть.

— Керанс, послушайте. Берите ее и уходите. Сегодня же вечером. Время здесь больше не существует.

В лаборатории внизу бледно-коричневая пена покрывала полукруг таблиц и лабораторные столы. Керанс сделал неуверенную попытку подобрать упавшие на пол таблицы, но потом отказался и провел следующий час, стирая свой обеденный пиджак в луже воды.

Возможно, передразнивая его, несколько членов экипажа нарядились в черные смокинги и повязали галстуки. В одном из складов они обнаружили большой запас вечерних нарядов в водонепроницаемой пленке. Подстрекаемые Стренгменом, с полдюжины моряков нарядились и понеслись по улицам в стремительном веселье. Полы смокингов развивались, они были похожи на участников какого-то шутовского карнавала дервишей.

После начальных попыток грабеж был организован более серьезно. Стренгмен почему-то больше всего интересовался предметами искусства. После тщательной разведки был найден главный городской музей. Но, к разочарованию Стренгмена, здание было пусто, единственной находкой была большая мозаика, которую теперь его люди кусок за куском переносили из зала музея на верхнюю палубу парохода.

Это разочарование побудило Керанса предупредить Бодкина, что Стренгмен может распространить свою досаду на него. Но когда на следующий день в начале вечера Керанс взобрался в испытательную станцию, он обнаружил, что доктор Бодкин исчез. Кондиционер истратил вое горючее, и, прежде чем покинуть станцию, Бодкин открыл окна. Теперь помещение было проникнуто тяжелым запахом.

Любопытно, что исчезновение Бодкина мало обеспокоило Керанса. Погруженный в себя, он решил, что биолог последовал своему собственному совету и двинулся на юг в поисках другой лагуны.

Беатрис, однако, оставалась здесь. Как и Керанс, она была постоянно погружена в мечтательность. Днем Керанс редко видел ее: она обычно оставалась в постели. Но по вечерам, когда становилось прохладнее, она всегда спускалась из-под своего навеса среди звезд и присоединялась к Стренгмену и его пиратам. Она равнодушно сидела рядом с ним в своем синем вечернем платье, волосы ее были украшены тремя или четырьмя, тиарами, которые Стренгмен похитил в одном из ювелирных магазинов, грудь ее скрывалась среди массы сверкающих цепей и полумесяцев, как у безумной королевы в драме ужасов.

Стренгмен обращался с ней со странной почтительностью, не без оттенка враждебной вежливости, как будто она была племенным тотемом, ответственным за удачу и хороший ход дел, власть которого влечет и тяготит. Керанс старался находиться рядом с ней. В тот вечер, когда исчез Бодкин, он наклонился к ней через груду диванных подушек и сказал:

— Алан ушел. Старый Бодкин. Он виделся с вами перед уходом?

Но Беатрис, не глядя на него, смотря на пылавшие на площади костры, ответила:

— Прислушайтесь к барабанному бою, Роберт. Как вы думаете, сколько тут солнц?

Выглядящий более дико, чем когда-либо после пляски среди лагерных костров, Стренгмен растянулся на диване с лицом мелового цвета. Опираясь на локоть, он смотрел на Керанса, сидевшего рядом с ним на диванной подушке.

— Знаете, почему они боятся меня, Керанс? Адмирал. Великий Цезарь и остальные. Я вам раскрою свой секрет. — Потом шепотом: — Они считают меня мертвецом.

В припадке хохота он опрокинулся на диван.

— О боже, Керанс! Что мне делать с вами двумя? Выйдите из своего транса. — Он смотрел на приближающегося Великого Цезаря, который отбросил мертвую голову крокодила, использовавшуюся как капюшон. — Да! Песня для доктора Керанса? Великолепно. Слышали когда-нибудь, доктор? Тогда слушайте, это баллада о Мисте Костлявом.

Прочистив горло, размахивая руками и жестикулируя, огромный негр начал глубоким гортанным голосом:

С внезапным криком Стренгмен вскочил с дивана и побежал мимо Великого Цезаря к центру площади, указывая на вершину стены, составлявшей часть периметра лагуны. На фоне темнеющего неба была видна маленькая квадратная фигура доктора Бодкина, медленно пробирающегося среди нагромождений упавших стволов к устью потока, соединяющего лагуны. Не зная, что его видят снизу, он держал в руках маленький деревянный ящик, привязанный к ящику шнур горел.

В испуге Стренгмен закричал:

— Адмирал, Великий Цезарь, хватайте его, у него бомба!

В панике все, кроме Беатрис и Керанса, бросились бежать к углам площади. Справа и слева загремели выстрелы. Бодкин неуверенно остановился, огонь запального шнура искрился у его ног. Затем он повернулся и пошел по краю загромождения.

Керанс вскочил на ноги и побежал за остальными. Когда он достиг стены периметра, сигнальные разрывы горели в воздухе. Стренгмен и Адмирал взбирались по пожарной лестнице, над их головами гремело ружье Великого Цезаря. Бодкин оставил бомбу в центре дамбы и уходил по крышам.

Ухватившись за последнюю ступеньку, Стренгмен взлетел на дамбу, в несколько прыжков добежал до бомбы и швырнул ее в наружный залив. Когда замер всплеск, снизу раздались крики одобрения. Переведя дыхание, Стренгмен расстегнул куртку и извлек из кобуры короткоствольный пистолет калибра 0,38. Зловещая улыбка застыла на его лице. Подстегиваемый криками своих последователей, он двинулся за Бодкиным, который в этот момент подходил к испытательной станции.

Керанс оцепенело слышал крики. Он вспомнил предупреждение Бодкина и подумал, что Стренгмен может насильно увлечь его за своим отрядом. Он медленно побрел обратно на площадь, где на груде диванных подушек все еще сидела Беатрис, а рядом с нею на земле валялась голова аллигатора. Когда он подошел к ней, то услышал за собой чьи-то угрожающие шаги. Странная тишина охватила банду грабителей.

Он оглянулся и увидел приближающегося Стренгмена. Губы его по-прежнему были искажены зловещей улыбкой. Великий Цезарь и Адмирал шли за ним, уже сменив ружья на мачете. Остальные члены экипажа развертывались веером, захватывая Керанса в полукруг.

— Со стороны Бодкина это было очень глупо, не правда ли, доктор? И слишком опасно. Этот проклятый старик чуть не потопил нас. — Стренгмен остановился в нескольких шагах от Керанса, угрюмо глядя на него. — Вы хорошо знали Бодкина, я удивлен, что вы не предвидели этого. Не знаю, следует ли мне предоставлять шансы сумасшедшим биологам.

Он жестом дал знак Великому Цезарю, но в этот момент Беатрис вскочила на ноги и подбежала к нему.

— Стренгмен! Ради бога, хватит! Остановитесь, мы не повредим вам! Ведь здесь все ваше!

Сильно дернув, она разорвала свои ожерелья, сорвала с волос тиары и бросила их на землю перед Стренгменом. Оскалившись в гневе, Стренгмен швырнул их в канаву, а Великий Цезарь, став за Беатрис, поднял свой мачете.

— Стренгмен! — Беатрис ухватила его за лацканы и чуть не повалила на землю. — Вы белый дьявол, оставьте нас одних!

Стренгмен вырвался, дыхание его со свистом вырывалось сквозь зубы. Он дико смотрел на растрепанную женщину, стоявшую на коленях среди разбросанных жемчужин, и хотел махнуть Великому Цезарю, но внезапная судорога исказила его правую щеку.

Он схватился за щеку рукой, стараясь поймать ее, как муху, затем, неспособный справиться со спазмом, застыл с искаженным лицом. На мгновение лицо его застыло в гротескном зеве, как у человека, страдающего столбняком. Неуверенный в приказании своего хозяина. Великий Цезарь колебался, и Керанс отступил в тень парохода.

— Отлично! Боже, что за …! — Стренгмен что-то пробормотал про себя и поправил одежду. Тик прекратился. Он медленно кивнул Беатрис, как бы предупреждая ее, что всякое дальнейшее заступничество невозможно, затем рявкнул что-то Великому Цезарю. Мачете полетели в сторону, но прежде чем Беатрис могла сказать слово, вся банда обрушилась на Керанса с кулаками под крики и вопли.

Керанс старался увернуться, решив, что это грубое развлечение вызвано необходимостью снять напряжение после убийства Бодкина. Он перескочил через диван Стренгмена, когда банда приблизилась к нему, но обнаружил, что путь к отступлению отрезан Адмиралом, который переступал с ноги на ногу в своих белых теннисных брюках, как танцор. Внезапно он прыгнул вперед и сбил Керанса с ног. Керанс тяжело опустился на диван, дюжина коричневых рук схватила его за шею и плечи и опрокинула на покрытую булыжником мостовую. Он безуспешно пытался освободиться, увидев в просвете между телами нападавших Беатрис и Стренгмена. Крепко схватив Беатрис за руку, Стренгмен тащил ее вверх по трапу.

Большая шелковая подушка закрыла лицо Керанса и тяжелые кулаки начали выбивать барабанную дробь на его спине и шее.

12. ПРАЗДНИК ЧЕРЕПОВ

— Праздник черепов!

Подняв кубок в мерцающем свете и пролив его янтарное содержимое на одежду, Стренгмен испустил крик и спрыгнул с фонтана, когда телега свернула в сторону по булыжной площади. Толкаемая шестью потными гологрудыми матросами, впрягшимися в нее между оглоблями, она грохотала и тряслась по горячей золе и угольям костров, дюжина рук помогала ей в пути, наконец с заключительным ускорением она стукнулась о край помоста и вывалила свой груз к ногам Керанса. Немедленно вокруг него образовался поющий круг, руки отбивали возбуждающий ритм, белые зубы сверкали в воздухе, как дьявольские игральные кости, бедра вертелись и пятки отстукивали. Адмирал прыгнул вперед, расчищая путь среди вертящихся торсов, а Великий Цезарь со стальным трезубцем, к которому была привязана груда водорослей, наклонился над помостом и с, торжественным поклоном швырнул эту груду в воздух над троном.

Керанс беспомощно качнулся вперед, когда остро пахнущие водоросли охватили его голову и плечи; огни костров отражались в позолоченных ручках его трона. Гул барабанов вокруг него совпал с внутренним барабанным ритмом древнего солнца, он позволил себе повиснуть всем весом на окровавленных ремнях, связывавших его запястья, равнодушный к боли, так как все время терял сознание. У его ног, у основания трона, сверкала белизной груда костей: тонкие берцовые кости и бедра, лопатки, похожие на мастерки, мешанина ребер и грудных клеток и даже два оскаленных черепа. Свет отражался на их голых макушках и мерцал в пустых глазницах, идя из резервуаров с керосином, которые держали статуи, расставленные на площади вокруг трона. Танцоры образовали длинную волнистую линию, и во главе со Стренгменом начали извиваться вокруг мраморных нимф, а барабанщики наклонялись со своих мест, чтобы следить за их продвижением.

Получив короткую передышку, пока танцоры двигались по площади, Керанс откинулся на обитую бархатом спинку трона, автоматически попытавшись высвободить свои связанные запястья. Водоросли окутывали его шею и плечи, нависали на глаза с оловянной короны, которую Стренгмен натянул ему на брови. Уже высохшие, водоросли издавали тяжелый запах и закрывали его руки, так что видно было только несколько клочков обеденного пиджака. На краю помоста, возле кучи костей и пустых бутылок из-под рома, виднелась груда раковин, разорванных на куски морских звезд и другого мусора, которым его забрасывали до того, как отыскать мавзолей с костями.

В двадцати футах за ним возвышался темный корпус парохода, на его палубах все еще горело несколько огней. Две ночи продолжалась оргия, темп ее все нарастал с каждым часом, очевидно, Стренгмен решил истощить свой экипаж. Керанс пребывал в состоянии беспомощной полубессознательной задумчивости, его боль смягчалась ромом, насильно вливаемым ему в глотку (очевидно, окончательное унижение, которому подвергался Нептун — владыка враждебного и пугающего моря), затуманенное сознание покрывало сцену перед ним мягким покровом кровавого цвета. Смутно он ощущал свои связанные запястья и измученное тело, но сидел терпеливо, исполняя роль Нептуна, на которую был обречен, принимая мусор и оскорбления, громоздившимся перед ним экипажем, выражавшим тем самым свой страх и ненависть к морю. Какими бы ни были причины этого, Стренгмен все еще не хотел убивать его, и экипаж отражал эту нерешительность своего главаря, облекая оскорбления и пытки в форму гротескной и шумно веселой шутки, делая вид, что когда они укутывали его водорослями и забрасывали мусором, они поклонялись идолу.

Цепь танцоров вновь приблизилась и образовала вокруг него поющий круг. Стренгмен держался в центре круга — он, очевидно, не хотел слишком близко подходить к Керансу, боясь, что окровавленные запястья и разбитое лицо заставят его осознать всю жестокость шутки, — вперед вышел Великий Цезарь, его шишковатое лицо напоминало морду гиппопотама. Неуклюже подпрыгивая в ритме барабанного боя, он выбрал череп и бедро из кучи костей у трона, и начал выбивать дробь, используя различную толщину височной и затылочной долей чтобы извлечь грубую черепную октаву. Несколько моряков присоединилось к нему, и под треск берцовых, лучевых и локтевых костей начался безумный танец. Ослабев, еле различая угрюмые искаженные лица, извивавшиеся в футе или двух от него, Керанс ждал, пока танец прекратится, потом откинулся на спину и постарался защитить глаза от разрывов сигнальных ракет, на мгновение озарявших корабль и фасады окружающих зданий. Это означало конец пиршества и начало новой работы. С криком Стренгмен и Адмирал выбежали из танцующей банды. Телегу оттащили, гремя металлическими ободьями ее колес о булыжники, керосиновые светильники погасили. Через минуту площадь стала темной и пустой, несколько костров, шипя, догорали среди диванных подушек и брошенных барабанов, их угасающий блеск время от времени отражался в позолоченных ручках трона и белых костях, окружавших трон.

Всю ночь, с небольшими промежутками, маленькие группы грабителей появлялись на площади, таща добычу: бронзовую статую, часть портика, — погружали ее в корабль и исчезали вновь, не обращая внимания на неподвижную фигуру, скорчившуюся в тени на троне. Почти все время Керанс спал, невзирая на усталость и боль, проснулся он от прохлады за несколько минут до рассвета и позвал Беатрис. Он не видел ее с момента пленения своего после смерти Бодкина и был уверен, что Стренгмен закрыл ее в пароходе.

Наконец, после взрывающейся ночи, с ее барабанным боем, с разрывами сигнальных ракет над затененной площадью поднялся рассвет, а вслед за ним разостлался огромный золотой ковер солнца. Через час площадь и осушенные улицы замерли в молчании, только отдаленный шум кондиционеров на пароходе напоминал Керансу, что он не один. Каким-то чудом он вынес предыдущий день, выжил, сидя на солнцепеке, в невыносимой жаре, защищенный только плащом из водорослей, спадающих с короны. Как выброшенный на берег Нептун, он смотрел из своего водорослевого шатра на ковер бриллиантового света, покрывший кости и гниющие отбросы. Однажды он услышал, что на палубе корабля открыли люк, и почувствовал, что Стренгмен вышел из своей каюты, чтобы осмотреть его, — через несколько минут на него опрокинули ведро ледяной воды. Он лихорадочно хватал холодные капли, падавшие с водорослей в рот, как замерзшие жемчужины. Медленно вслед за этим он впал в глубокое оцепенение, очнувшись только в сумерки, когда начиналось очередное гулянье.

В своем белом отглаженном костюме подошел Стренгмен и критически осмотрел его, со странным выражением жалости пробормотал:

— Керанс, вы еще живы, как это вам удалось?

Это замечание поддерживало его весь следующий день, когда полог полудня лежал на площади полосами нестерпимо яркого света, как пласты параллельных вселенных, кристаллизовавшиеся в едином континууме под действием невыносимой жары. Воздух обжигал его кожу, как огнем. Он равнодушно смотрел на мраморные статуи и думал о Хардмане, двигавшемся сквозь столбы света на своем пути к солнцу и исчезнувшем в люках сверкающего пепла. Та же сила, которая спасла Хардмана, проявляла себя теперь в Керансе, каким-то непостижимым путем преобразовав его метаболизм так, что он мог выдержать эту жару. За ним по-прежнему наблюдали с палубы. Однажды большая, трех футов длины, саламандра выползла из костей перед ним, ее огромные зубы, похожие на кусок обсидиана, щелкнули, когда она почуяла запах Керанса; с палубы прогремел выстрел, и ящерица превратилась в окровавленную массу у его ног.

Как рептилии, неподвижно сидящие в солнечном свете, он терпеливо ждал конца дня.

И вновь Стренгмен, обнаружив его истощенным и оцепенелым, но, несомненно, живым, казался пораженным. Нервная гримаса исказила его рот, он раздраженно взглянул на Великого Цезаря и экипаж, окруживший трон при свете факелов и не менее пораженный, чем он сам.

Когда Стренгмен закричал, приказывая принести барабаны, ответ на этот раз был значительно менее быстрым.

Решив окончательно покончить с влиянием Керанса, Стренгмен приказах доставить с корабля еще две бочки рома. Он хотел усыпить бессознательный страх своих людей перед Керансом и морем, которое он символизировал и которое ему покровительствовало. Вскоре площадь была полна шумными фигурами, они подносили к губам бутылки и фляжки с ромом, неуклюже плясали под звуки барабанов. В сопровождении Адмирала Стренгмен передвигался от одной группы к другой, побуждая их на еще большие беспутства. Великий Цезарь надел голову аллигатора и кружился посреди площади в сопровождении пляшущих моряков.

Устало Керанс ждал кульминации. По приказу Стренгмена трон был снят с помоста и установлен на телеге. Керанс, расслабившись, лежал на спинке трона, глядя на темные фасады зданий, пока Великий Цезарь нагромождал у его ног кости и сухие водоросли. Во главе со Стренгменом приблизилась пьяная процессия. Десяток моряков ухватились за телегу и потащили ее вдоль площади, роняя на пути статуи. Сопровождаемые криками и приказами Стренгмена и Адмирала, которые бежали за телегой, безуспешно пытаясь выровнять ее ход, они, все ускоряя свой бег, свернули в улицу, телега накренилась и сбила ржавый фонарный столб. Колотя своими огромными кулаками по головам. Великий Цезарь пробился к оглоблям и замедлил ее бег.

Керанс сидел в качающемся троне высоко над их головами, прохладный воздух медленно оживлял его. Он с бессознательной отчужденностью следил за церемонией под ним, чувствуя, как его везут по осушенным улицам бывшей лагуны, как если бы он действительно был похищенным Нептуном, которого против его воли заставляли освящать эти районы затонувшего города, оторванные у морской стихии Стренгменом.

Постепенно, по мере того как усталость отрезвляла головы и заставляла перейти на шаг, люди между оглоблями начали петь что-то, звучавшее как старый гаитянский религиозный гимн: глубокая напевная мелодия подчеркивала их истинное отношение к Керансу. В попытках добиться своей цели Стренгмен начал кричать что-то и стрелять из пистолета, заставляя все время менять направление; когда они проходили мимо планетария, Великий Цезарь взобрался на телегу, вцепившись в трон, как огромная обезьяна, сорвал с себя голову аллигатора и надвинул ее на Керанса по самые плечи.

Ослепленный и почти задохнувшийся от отвратительного запаха, Керанс беспомощно качался из стороны в сторону на вновь увеличившей скорость телеге. Люди у оглобель, не понимая, куда двигаться, метались из стороны в сторону под крики Стренгмена и Адмирала, а Великий Цезарь подгонял их ударами кулаков.