Внезапно без тени сомнения он понял, где следует искать Хардмана.

Он подождал, пока Дейли кончит:

— …я знаю лейтенанта Хардмана, сэр, пролетал с ним около пяти тысяч часов, у него случались припадки душевного смятения. Он хотел вернуться в Берд и не смог ждать даже двух дней. Он направился на север и сейчас отдыхает где-нибудь в открытом канале недалеко от города.

Риггс с сомнением кивнул, не убежденный, но готовый принять совет сержанта, за неимением другого.

— Может, вы и правы. Можно попытаться. А как вы считаете, Керанс?

Керанс покачал головой.

— Полковник, искать к северу от города — напрасная трата времени. Хардмана тут нет, здесь слишком открытое и изолированное место. Я не знаю, пошел ли он пешком или поплыл на плоту, но он определенно направился не на север: Берд — последнее место на Земле, где бы он хотел оказаться. Есть лишь одно направление, в котором следует искать Хардмана, — юг. — Керанс указал на соединение нескольких каналов, ведших из центральной лагуны. Там, в трех милях к югу, начинался за грудами ила большой водный поток. — Хардман где-то там. Вероятно, поиски главного канала заняли у него всю ночь, и я уверен, что сейчас он отдыхает в одном из небольших заливов, прежде чем двинуться дальше ночью.

Он замолчал, и Риггс уставился на карту, с сосредоточенным видом надвинув на глаза свою фуражку.

— Но почему юг? — протестовал Дейли. — Ведь за этим каналом нет ничего, кроме сплошных джунглей и открытого моря. Температура все время повышается — он просто поджарится.

Риггс посмотрел на Керанса:

— Сержант Дейли прав, доктор. Зачем Хардману направляться на юг?

Вновь глядя на воду, Керанс ровным голосом ответил:

— Полковник, любое другое направление исключено.

Полковник задумался, затем взглянул на Макреди, подошедшего к Керансу; высокая сутулая фигура сержанта, подобно, ворону, возвышалась над водой. Он незаметно кивнул Риггсу, отвечая на невысказанный вопрос. Даже Дейли сделал шаг к кабине вертолета, как бы признавая правоту Керанса, считая, что только Керанс может понять причины поступков Хардмана.

Через три минуты вертолет на полной скорости летел к южным лагунам.

Как и предсказал Керанс, они нашли Хардмана среди илистых отмелей на юге.

Опустившись до трехсот футов над водой, они принялись тщательно осматривать участок большого канала в пять миль длиной. Огромные груды ила поднимались над поверхностью, как спины гигантских кашалотов. Там, где гидродинамические очертания канала придавали илистым берегам устойчивость, джунгли спрыгивали с крыш и укоренялись в грязи, превращая подвижный ил в неподвижную почву. Из люка Керанс осматривал узкие берега под покровом папоротников, отыскивая признаки замаскированного плота или самодельной хижины.

Через двадцать минут, однако, Риггс с унылым видом отвернулся от люка.

— Возможно, вы правы, Роберт, но это безнадежное занятие. Хардман не дурак, если он захочет спрятаться, мы никогда не найдем его. Даже если он высунется из окна и станет махать нам, десять к одному, что мы его не заметим.

Керанс что-то пробормотал в ответ, глядя на поверхность внизу. Он смотрел на полукруглое здание, стоявшее на углу главного канала и небольшого протока, скрывавшегося в джунглях. Верхние восемь или девять этажей этого здания возвышались над водой, окруженные низкой насыпью грязно-коричневого ила. Поверхность ила покрывала множество мелких луж. Два часа назад отмель представляла собой широкую полосу влажной грязи, но в десять часов, когда над ней пролетел вертолет, грязь начала высыхать и затвердевать. Керансу, прикрывавшему глаза от яркого света, показалось, что на поверхности отмели тянутся на расстоянии в шесть футов друг от друга две полосы, направляясь к балкону полукруглого здания. Когда они подлетели ближе, он постарался заглянуть под бетонную плиту балкона, но она была закрыта мусором и гниющими стволами растений.

Он притронулся к руке Риггса и указал ему на полосы, так занятый их созерцанием, что не заметил между ними отчетливые следы, несомненно принадлежащие высокому сильному человеку, который тянул за собой тяжелый груз.

Когда гул вертолета замер на крыше над ними, Риггс и Макреди наклонились и начали осматривать грубый катамаран, спрятанный среди мусора под балконом. Он был изготовлен из двух пустых бочек, привязанных к углам рамы от кровати. Двойной корпус катамарана был покрыт влажным илом. Следы ног Хардмана вели от катамарана к балкону и скрывались в коридоре.

— Это, несомненно, он. Согласны, сержант? — сказал Риггс, выступая вперед, на солнечный свет, и рассматривая полукруглое здание. На самом деле это был целый комплекс зданий, связанных между собой переходами и лестницами. Большинство окон было разбито, облицовка от кафельных плит кремового цвета покрыта плесенью, и весь комплекс выглядел как кусок перезрелого камамбера.

Макреди наклонился над одной из бочек, расчистил от грязи и прочел кодовое обозначение:

— 22-Н-549 — это наш номер, сэр. Бочки опустошены вчера, мы нагромоздили их на палубе С. А раму он прихватил в лазарете после вечернего осмотра.

— Отлично. — Потирая руки с видом удовлетворения, Риггс подошел к Керансу, самодовольно улыбнулся. Его самоуверенность и хорошее настроение полностью восстановились. — Отлично, Роберт. Верх диагностического мастерства, вы, конечно, были совершенно правы. — Он проницательно взглянул на Керанса, как бы размышляя над источниками осведомленности доктора. — Не унывайте, Хардман поблагодарит вас, когда мы отыщем его.

Керанс стоял на краю балкона, под ним находился склон высыхающего ила. Он смотрел на молчащую дугу окон, размышляя, в какой из тысяч комнат нашел себе убежище Хардман.

— Надеюсь, вы правы. Но надо еще отыскать его.

— Не волнуйтесь, отыщем. — Риггс начал кричать двум солдатам, помогавшим Дейли привязывать на крыше вертолет: Уилсон, займитесь поисками в юго-западном углу; Колдуэлл, вы направитесь на север. Будьте внимательны, он может попробовать улизнуть.

Двое отсалютовали и двинулись, держа наготове карабины. Макреди взял в руки ружье Томпсона, а Риггс расстегнул кобуру своего пистолета. Керанс спокойно сказал:

— Полковник, мы ведь выслеживаем не дикую собаку.

Риггс отмахнулся.

— Спокойно, Роберт, просто я не хочу, чтобы мне откусил ногу крокодил. К тому же, если хотите знать, — тут он послал Керансу ослепительную улыбку, — Хардман прихватил с собой кольт-45.

Оставив Керанса переваривать это сообщение, он поднес к губам электрический мегафон.

— ХАРДМАН!! ЗДЕСЬ ПОЛКОВНИК РИГГС!! — он бросил имя Хардмана в молчащий зной и, взглянув на Керанса, добавил: — ДОКТОР КЕРАНС ХОЧЕТ ПОГОВОРИТЬ С ВАМИ, ЛЕЙТЕНАНТ!!

Сфокусированные полукругом зданий, его слова эхом полетели над болотами и протоками, отдаваясь вдали. Вокруг них все сверкало в невыносимом зное, и люди на крыше мучились под своими форменными фуражками. Тяжелое зловоние поднималось от полей ила, корона из миллионов насекомых пульсировала и голодно жужжала над ними, внезапный позыв тошноты ударил Керанса в пищевод, на мгновение вызвав у него головокружение. Сжав голову, он прислонился к столбу, слушая, как вокруг откликается эхо. В четырехстах ярдах из растительности выступали две башни с белыми циферблатами часов, и звуки его имени — Керанс… Керанс… Керанс… отразившиеся от башен, казались Керансу криками ужаса и отчаяния, бессмысленное расположение часовых стрелок заинтересовало его больше, чем все окружающее.

Его имя еще слабо отдавалось эхом в ушах Керанса, когда они начали осмотр здания. Он занял свою позицию в центре каждого коридора и лестницы, в то время как Риггс и Макреди осматривали прилегающие помещения; сохраняя бдительность и настороженность, по мере того как они двигались среди разбитых кафельных инкрустаций, осторожно перебираясь от одной анкерной балки к другой. Большая часть штукатурки отстала от стен и лежала серыми кучами вдоль плинтусов. Там, где проникало солнце, стенная дранка была покрыта вьющимися растениями или мхом, и истинная структура здания, казалось, поддерживалась изобилием растительности, рвущейся через каждый коридор и каждую комнату.

Через щели пола поднимался запах грязной воды, проникавшей через разбитые нижние окна. Потревоженные впервые за много лет, летучие мыши срывались с наклонившихся перил и в панике летели к окнам, с криками испуга и боли исчезая в бриллиантовом сиянии солнца. Ящерицы скользили сквозь щели в полу и ползали по сухим бассейнам и ваннам.

Обостренное жарой, нетерпение Риггса все возрастало по мере того, как они взбирались выше и ничего не обнаруживали. И вот они уже под крышей.

— Ну, где же он? — Риггс, прислонившись к перилам, жестом разрешил всем отдохнуть и вслушался в молчание здания, тяжело дыша сквозь зубы. — Отдых в течение пяти минут, сержант. Будьте внимательны. Он где-то поблизости.

Макреди повесил ружье Томпсона через плечо и взобрался на следующую лестничную площадку, где был слабый ветерок. Керанс прислонился к стене, пот стекал у него по спине и по шее, в висках глухо стучало от напряжения. Было одиннадцать тридцать, температура снаружи достигала 120 градусов. Керанс смотрел на сверкающее розовое лицо Риггса, восхищаясь самообладанием и выдержкой полковника.

— Не смотрите так снисходительно, Роберт. Я знаю, что потею как свинья, но я гораздо меньше вас отдыхал сегодня.

Они с вызовом глядели друг на друга, каждый опасаясь конфликта, и Керанс, стараясь смягчить напряженность, спокойно сказал:

— Теперь мы его обязательно найдем, полковник.

В поисках сидения он немного спустился по коридору и открыл первую попавшуюся дверь.

От его толчка дверь рухнула, превратившись в груду мусора и источенных червями бревен; перешагнув через эту груду, Керанс подошел к широкому французскому окну, выходившему на балкон. Из окна доносилось легкое дуновение, Керанс предоставил ветерку обдувать его лицо и грудь, пристально рассматривая в это время джунгли внизу. Мыс, на котором находился полукруг зданий, был невысоким холмом, и некоторое количество зданий, расположенных по ту сторону отмели ила, были совсем не затоплены водой. Керанс смотрел на две часовые башни, возвышавшиеся, как обелиски, над зарослями папоротника. Желтый воздух полудня, казалось, давил все, как полупрозрачное одеяло, растительность была неподвижна. Лишь изредка слегка поворачивался какой-нибудь сук, и тут же вспыхивали миллионы пятен света. Классический портик и фасад с колоннадой, различимые под часовыми башнями, свидетельствовали о том, что ранее тут находился муниципальный центр. На одном из циферблатов не было стрелок; другой, волею случая, показывал точное время — одиннадцать тридцать пять. Керанс призадумался, были ли эти часы на самом деле исправны; может, их обслуживал какой-то безумный отшельник, цеплявшийся за последние остатки здравого смысла; впрочем, если механизм действительно исправен, в роли этого отшельника вполне может выступить Риггс. Несколько раз, когда они покидали затонувшие города, он заводил заржавевший двухтонный механизм башенных часов, и они отплывали под звуки последнего перезвона колоколов. В следующие ночи во сне Керанс обычно видел Риггса, одетого в костюм Вильгельма Телля. Полковник шагал по местности, напоминающей картины Дали, и сажал в расплавленный песок растекающиеся, гнущиеся солнечные часы.

Керанс перегнулся через окно, глядя на часы и ожидая, когда сдвинется минутная стрелка. А может, стрелки были неподвижны (ведь и остановившиеся часы дважды в сутки показывают правильное время).

Размышления Керанса приняли другое направление, когда он заметил за грудой развалин небольшое кладбище; верхушки надгробий торчали из воды, как группа купальщиков. Он вспомнил страшное кладбище, над которым они однажды проплывали. Богато украшенные надгробия треснули и раскололись; трупы в своих распустившихся саванах плавали, как зловещая репетиция судного дня.

Отведя глаза, он отвернулся от окна и внезапно заметил, что в противоположной двери неподвижно стоит высокий чернобородый человек. Керанс неуверенно глядел на этого человека, так внезапно прервавшего его размышления. Тот стоял, сутулясь, его тяжелые руки свободно свисали по сторонам. Кора засохшей грязи покрывала его грудь и лоб, башмаки и брюки тоже были в грязи; на мгновение Керанс вновь вспомнил воскресшие трупы. Заросший бородой подбородок мужчины свисал между широких плеч. Впечатление скованности и усталости усиливалось тем, что на нем была форменная голубая куртка медицинского служителя, сделанная из грубой бумажной ткани, на несколько номеров меньше, чем нужно; капральские нашивки на куртке морщились от движений дельтовидной мышцы мужчины. Он глядел на Керанса с угрюмой отчужденностью, глаза его сверкали.

Керанс подождал, пока глаза его свыкнуться с полутьмой комнаты, непроизвольно глядя на вход, через который бородатый человек проник в помещение. Он протянул к нему руку, опасаясь разрушить чары, державшие его в неподвижности, предупреждая того, чтобы он не двигался; своему лицу он постарался придать выражение понимающего сочувствия.

— Хардман! — прошептал Керанс.

Как от электрического удара, Хардман внезапно прыгнул к Керансу; огромным прыжком он преодолел половину разделявшего их расстояния, затем сделал ложный выпад: прежде чем Керанс вновь обрел равновесие, Хардман мимо него проскочил к окну, перебрался на балкон и перелез через перила.

— Хардман! — Это один из людей на крыше поднял тревогу. Керанс подошел к окну. Хардман, как акробат, спускался по водосточной трубе на нижний балкон. Риггс и Макреди вбежали в комнату. Придерживая фуражку, Риггс перегнулся через балкон, глядя как Хардман исчезает в помещениях нижнего этажа.

— Хорошо, Керанс, мы почти схватили его! — вдвоем они выбежали в коридор и направились вниз по лестнице, глядя, как четырьмя этажами ниже спускается Хардман, одним прыжком перелетая с одной лестничной площадки на другую.

Когда они достигли нижнего этажа, Хардман опережал их на тридцать секунд; с крыши доносились возбужденные возгласы. Но Риггс неподвижно застыл на балконе нижнего этажа.

— Боже, он пытается перетащить свой плот в воду!

В тридцати ярдах от них Хардман тащил свой катамаран по илистой отмели, перебросив через плечо буксирную веревку, дергая ее с демонической энергией.

Риггс застегнул свою кобуру и печально покачал головой. До воды оставалось около пятидесяти ярдов, когда Хардман упал на колени, погрузившись во влажный ил и забыв о людях, наблюдающих за ним с крыши. Он отбросил буксирную веревку и схватил обеими руками кроватную раму, пытаясь тащить ее дальше. От напряжения голубая куртка лопнула у него на спине.

Риггс жестом приказал Уилсону и Колдуэллу спуститься с крыши.

— Бедняга, он совсем спятил. Доктор, вы ближе всех к нему, попробуйте утихомирить его.

Осторожно они приблизились к Хардману. Пятеро человек — Риггс, Макреди, двое солдат с крыши и Керанс — медленно пробирались по корке ила, защищая глаза от яркого солнечного света. Как раненый бизон, Хардман продолжал бороться в тине в десяти ярдах от них. Керанс жестом приказал остальным остановиться и двинулся вперед вместе с Уилсоном, светловолосым юношей, который был ординарцем Хардмана. Размышляя, с чего бы начать разговор с Хардманом, Керанс откашлялся, прочищая горло.

Внезапно с крыши донесся рев запускаемого двигателя вертолета, нарушивший тишину живой картины. Шедший в нескольких шагах за Уилсоном Керанс остановился, глядя, как Риггс в гневе глядит на вертолет. Решив, что их миссия подходит к концу, Дейли включил мотор, и лопасти винта медленно начали вращаться в воздухе.

Прекратив свои попытки дотащить катамаран до воды, Хардман поднял голову, осмотрел окруживших его людей и припал к земле. Уилсон продолжал осторожно продвигаться вперед, идя по краю илистой отмели, отрезая Хардмана от воды и держа карабин наготове перед собой. Вдруг он провалился по пояс, и прежде чем Керанс смог его поддержать, Хардман выхватил свой кольт-45 и выстрелил. Пламя из ствола вонзилось в раскаленный воздух, с коротким криком Уилсон, упал на свой карабин, затем повернулся, зажав свой окровавленный локоть, его фуражка, подхваченная взрывной волной, слетела с головы и покатилась по илу.

Остальные начали отступать по склону, а Хардман сунул револьвер за пояс, повернулся и побежал по краю отмели к зданиям, возвышавшимся среди джунглей в ста ярдах от них.

Преследуемые усиливающимся ревом вертолета, они последовали за Хардманом, Риггс и Керанс помогли раненому Уилсону и продолжали двигаться, спотыкаясь в рытвинах, оставленных шедшими впереди. На краю илистой отмели начинались джунгли. Как огромный зеленый утес, ярус за ярусом, возвышались папоротники и свитки мха. Без малейшего колебания Хардман нырнул в узкий проход между древними булыжниковыми стенами и исчез в этом проходе, Макреди и Колдуэлл следовали за ним в двадцати ярдах.

— Держитесь за ним, сержант! — закричал Риггс, когда Макреди заколебался, не решаясь углубляться в проход. — Мы сейчас его схватим, он начал уставать. — Обращаясь к Керансу, он добавил: Боже, что за бойня! — Он беспомощно указал на высокую фигуру Хардмана, с трудом продвигавшуюся вперед среди густой растительности. — Что нам с ним делать? Он совсем ничего не воспринимает.

Уилсон смог идти без посторонней помощи, Керанс оставил его и побежал.

— Все будет в порядке, полковник. Я постараюсь поговорить с Хардманом, может, мне удастся убедить его.

Проход кончился, и они оказались на небольшой площади, где группа уравновешенных муниципальных зданий XIX века смотрела на богато украшенный фонтан. Дикие орхидеи и магнолии обвивали серые ионические колонны старого здания суда, миниатюрного лже-Парфенона с тяжелым скульптурным портиком; хотя над площадью прошло много десятилетий, ее мостовая была почти не тронута. Рядом со зданием суда с фасадом, обращенным к часовым башням, находилось другое сооружение с колоннадой, библиотека или музей. Его белые колонны сверкали на солнце, как ряд побелевших костей.

Наступил полдень, солнце залило площадь резким горящим светом. Хардман остановился, и неопределенно посмотрел на следовавших за ним людей, затем по лестнице поднялся в здание суда. Сигнализируя Керансу и Колдуэллу, Макреди попятился среди статуй площади и занял позицию у фонтана.

— Доктор идти туда слишком опасно! Он может не узнать вас. Подождем, пока усилившаяся жара не лишит его возможности двигаться. Доктор…

Керанс не обратил внимания на его слова. Он медленно продвигался вперед по треснувшим плитам, ладонями прикрывая глаза, и неуверенно поставил ногу на первую ступень лестницы, ведущей в суд. Он слышал, как где-то впереди, в тени, хрипло дышит Хардман, проталкивая горячий воздух себе в легкие.

Наполнив площадь своим ревом, над ними медленно пролетел вертолет, и Риггс с Уилсоном торопливо ушли с центра площади, следя, как машина развернулась и начала спускаться по сужающейся спирали. Шум и жара вместе били Керанса по голове: впечатление было такое, будто его ударили сразу тысяча дубинок, облака пыли поднялись вокруг. Вертолет начал резко спускаться, машина взревела и повернулась. Увернувшись, Керанс укрылся вместе с Макреди у фонтана, а вертолет скользнул над их головами. Поворачиваясь, он задел хвостовым винтом портик здания суда, в тучах мраморные осколков и пыли он тяжело опустился на булыжники площади, поломанный хвостовой винт медленно вращался. Дейли наклонился над контрольным щитом, полуоглушенный ударом о землю. Он безуспешно пытался привести в порядок свой мундир.

Вторая попытка поймать Хардмана оказалась сорванной. Они собрались в тени у портика музея, ожидая, пока спадет жара. Освещенные ярким светом, здания напомнили Керансу меловые колоннады египетских некрополей. По мере того, как солнце поднималось в зенит, камни мостовой начали сверкать отраженным светом. Время от времени поднимаясь, чтобы дать Уилсону несколько гран морфия, Керанс видел остальных, лежавших в ожидании Хардмана и медленно обмахивавшихся своими фуражками.

Через десять минут, вскоре после полудня, он взглянул на площадь. Здания на противоположной стороне площади, за фонтаном, колебались в нагретом воздухе, временами совсем пропадая из виду. В центре площади на краю фонтана, стояла высокая фигура человека, потоки горячего воздуха искажали ее размеры, превращая в великана. Обожженное солнцем лицо и черная борода Хардмана казались белыми, обрывки его одежды сверкали на солнце, как куски золота.

Керанс привстал, ожидая, что Макреди последует за ним, но сержант, а рядом с ним и Риггс беспорядочной кучей съежились у портика, глаза их неподвижно были устремлены вниз, казалось, они ослепли или находились в трансе.

Отойдя от фонтана, Хардман медленно двинулся через площадь, временами исчезая в потоках света. Он прошел в двадцати футах от Керанса, который стоял на коленях за колонной, одной рукой придерживая за плечи Уилсона и успокаивая его стоны. Обойдя вертолет, Хардман дошел до конца здания суда и покинул площадь, направляясь к илистой отмели, находящейся в ста ярдах.

Вслед за его исчезновением резко уменьшилась яркость солнечного света.

— Полковник Риггс!

Макреди спускался по ступеням, прикрывая глаза рукой и указывая Томпсоновым ружьем на отмель. Риггс, без шапки, с опущенными плечами, усталый и раздраженный, следовал за ним.

Он удерживал Макреди за локоть.

— Пусть идет, сержант. Мы не можем схватить его. В этом нет никакого смысла.

В двухстах ярдах от них, в полной безопасности, Хардман продолжал идти, жара будто не трогала его.

Вот Хардман достиг первого перекрестка, временами исчезая в полосах пара, поднимавшихся от ила, как в густом тумане. Перед ним начинались берега бесконечного внутреннего моря, сливаясь на горизонте с небом, так что Керансу показалось, что Хардман идет по раскаленному пеплу к солнцу.

Следующие два часа он спокойно сидел у музея, ожидая прибытия катера, слушая раздраженное ворчание Риггса и неуверенные оправдания Дейли. Измученный жарой, он пытался уснуть, но неожиданный звук спускаемого курка карабина подействовал на него, как удар сапогом. Привлеченные шумом вертолета, приближались игуаны; теперь они скрывались по углам площади, время от времени лая на людей на ступенях музея. Их резкие голоса наполнили Керанса смутным страхом, который не оставил его даже после прибытия катера и во время их возвращения на базу. Сидя в сравнительной прохладе под широким навесом и следя за убегающими назад зелеными берегами, Керанс все еще слышал их хриплые голоса.

На базе он отвел Уилсона в лазарет, затем отправился к доктору Бодкину и описал ему утренние события, все еще прислушиваясь про себя к голосам игуан. Бодкин, к его удивлению, только кивнул и заметил:

— Будьте осторожны, Роберт, вы их снова услышите.

Он никак не прокомментировал бегство Хардмана.

Катамаран Керанса все еще находился на другом берегу лагуны, поэтому он решил переночевать в своей каюте на испытательной станции. Здесь он спокойно провел остаток дня, пытаясь овладеть своим нервным возбуждением, размышляя о странной южной одиссее Хардмана и об илистых отмелях, сверкающих под полуденным солнцем, как расплавленное золото, одновременно отталкивающих и манящих, как утраченные и недосягаемые берега древнего рая.