– Пола… Мы пытались не давать этому хода. Проблема в том, что в Костасоль почти нет детей. Людям их так не хватает, поэтому к их сексуальным фантазиям примешивается какая-то тоска по детям. Нельзя же винить за это Бобби Кроуфорда.

– Я виню его за все. И тебя тоже, ты ответствен за все почти в той же мере, что и Кроуфорд. Он тебя окончательно испортил.

– Вздор. Я начал писать книгу, подумываю об уроках игры на гитаре и сценической карьере, снова играю в бридж…

– Все это – пустой звук.– Пола схватила мышь моего компьютера и крепко сжала рукой, словно хотела раздавить.– Когда ты сюда приехал, ты был homme moyen sensuel[58], помешанным на воспоминаниях о матери и слегка ощущающим вину перед несовершеннолетними шлюхами, которых ты трахал в Бангкоке. А теперь ты даже не помнишь, что такое нравственность. Ты стал правой рукой короля местной преступности и даже не осознаешь этого.

– Пола…– Я протянул руку, чтобы спасти мышь.– У меня больше сомнений насчет Кроуфорда, чем ты думаешь.

– Ты заблуждаешься. Поверь мне, ты поддерживаешь его абсолютно во всем.

– Конечно, поддерживаю. Посмотри, чего он достиг! Мне наплевать на то, что здесь так много художественных школ. Самое важное в том, что люди снова мыслят и пытаются понять, кто они. Они строят для себя новый, осмысленный мир, а не просто ставят дополнительные замки на входных дверях. Всюду куда ни глянь – в Англии, в Штатах, в Западной Европе, – люди прячутся в анклавах, где нет преступности. Это ошибка. Определенный уровень преступности – необходимая составляющая жизни, она как грубая пища, без которой не будет работать желудок. Полная безопасность – это болезнь, которую порождает изоляция.

– Может быть.– Пола встала и зашагала по кабинету, неодобрительно покачивая головой, когда с улицы долетали взрывы особенно бурного веселья.– Слава богу, он завтра уезжает. Что ты будешь делать, когда он уедет?

– Все будет по-прежнему.

– Ты уверен? Он тебе нужен. Ты просто не можешь обойтись без его энергии и детской невинности.

– Как-нибудь проживем и без него. Если карусель уже крутится, достаточно только иногда ее подталкивать.

– Это ты так думаешь.– Пола посмотрела на далекие пуэбло вдоль побережья, на их белые стены, освещенные солнцем.– Куда он уезжает?

– Дальше по побережью. В Калахонду, там ему работы хватит. Там тысяч десять англичан.

– Их ожидает сюрприз. Он поедет и дальше, неся отсталым жителям пуэбло кулинарные курсы и танго. Завербует еще одного неврастеника вроде тебя, неведомо как забредшего в этот мир, щелкнет несколько раз фотовспышкой, и этот несчастный узрит свет.– Она повернулась ко мне.– Ты будешь завтра на процессе Фрэнка?

– Конечно, буду. Ради этого я сюда и приехал.

– Ты уверен? – Ее голос прозвучал скептически.– Ему ведь тяжело без тебя. Ты даже ни разу не был в тюрьме в Малаге, хотя прошло уже четыре месяца.

– Пола, я знаю…– Я старался не смотреть ей в глаза.– Я должен был увидеться с ним. Он признал свою вину, и это как-то оттолкнуло меня. Я чувствовал, что он пытается вовлечь меня в что-то мрачное и тяжкое. Я хотел разгадать тайну убийства Холлингеров, и тут появился Бобби Кроуфорд. Груз сразу же свалился у меня с плеч.

Но Пола больше не слушала меня. Она подошла к окну, мимо которого как раз проезжала последняя платформа с макетом заходящего солнца из розовых роз и надписью «Конец». На платформе была в разгаре шумная вечеринка. С десяток молодых жителей Костасоль исполняли танцевальное попурри под аккомпанемент трио музыкантов. Сначала они дергали коленями и локтями под чарльстон, потом завертели руками в темпе джиттербага сороковых, потом стали вращать бедрами под твист.

Посреди них отбивал такт Бобби Кроуфорд и, прихлопывая в ладоши, дирижировал труппой в ритмах хоуки-коуки и блэк-боттема. Его гавайская рубашка промокла от пота, взгляд блуждал по облакам конфетти и лепестков, словно он вот-вот взлетит в кокаиновой эйфории над танцевальной площадкой и уплывет в небеса вместе с воздушными шарами.

Однако не все танцоры выдерживали такой ритм. Рядом с Кроуфордом, едва шевеля ногами, пошатывалась несчастная, изможденная Лори Фокс. Отстав на несколько тактов, она натыкалась то на одного, то на другого танцора, а потом, с отвисшей нижней челюстью и блуждающими глазами, упала на грудь Кроуфорду. Волосы у нее отросли и падали на глаза спутанными космами, сквозь которые были еще видны шрамы, словно следы неудачной трепанации черепа. Кровь из разбитого носа запачкала ее несвежую блузку, подчеркивая маленькие холмики грудей.

На наших глазах она упала, и тут ее стало рвать на усыпанную лепестками платформу, однако она шарила руками по полу, пытаясь найти колечко, выпавшее из кровоточащего носа. Почти не сбившись с ритма, Кроуфорд поднял ее на ноги, подбодрив радостной улыбкой и шлепнув по попке.

– Бедняжка…– Пола прикрыла лицо одной рукой, а другой судорожно, словно в поисках опоры, схватилась за ручку медицинского саквояжа.– Она, наверное, несколько недель не ела, только хлестала текилу и глотала амфетамины. Ты что, не мог заставить Кроуфорда помочь ей?

– Он ей помог. Я правда так думаю, Пола. Она делает, что хочет, хотя это ужасно: медленно, но верно приближает собственную смерть…

– Что, черт побери, это значит? И что произойдет, когда он уедет? Он возьмет он ее с собой?

– Может быть. Но я сомневаюсь.

– Он использовал ее, пока она опускалась ниже и ниже на радость ему и всем остальным.

– Нынче не лучший ее день, для нее этот карнавал – слишком большое испытание. В портовом районе ее любят. Она поет в джаз-баре неподалеку от лодочной верфи. Даже Андерсон выполз из своей мрачной берлоги и стал забывать Биби Янсен. Ей там лучше, чем в отделении для коматозных наркоманов в клинике принцессы Маргарет. Как это ни грустно, ты не единственная, кто этого не понимает.

Я показал на платформу, объезжавшую по кругу площадь. Трио не жалело сил, наяривая туш. Лори Фокс отказалась от безуспешных попыток найти сережку и теперь, выпрямившись, сидела на полу в луже рвоты среди танцующих ног. Пробравшись сквозь толпу, рядом с платформой шел доктор Сэнджер, одной рукой пытаясь дотянуться до плеча Лори Фокс. С решимостью, удивительной в таком худом и робком человеке, он расталкивал туристов и операторов, попадавшихся ему на пути, не спуская заботливого взгляда с девушки, окликая ее по имени, как только видел, что ее плечи поникают и она вот-вот погрузится в транс. С момента ее исчезновения из бунгало он скитался по улицам и кафе Костасоль, радуясь, когда ему удавалось услышать ее крик, донесшийся с заднего сиденья кроуфордовского «порше», или визг, долетевший с борта его катера, когда она неслась по каналу в открытое море. Я часто видел, как доктор шагает вокруг своего бассейна или одержимо полощет в нем брошенную ночную дамскую сорочку. Когда платформа объезжала торговый пассаж, я ожидал, что Сэнджер запрыгнет на нее, но Кроуфорд не замечал психиатра: воздев голову к солнцу, он все танцевал и танцевал, омываемый дождем лепестков.

– Несчастный… Как я все это ненавижу.– Пола повернулась ко мне и обошла мой стол.– Я ухожу, ты завтра будешь в суде?

– Конечно. Но мы еще встретимся сегодня на вечеринке.

– На вечеринке? – Пола удивилась.– Где, у тебя на вилле?

– Начало в девять. Хеннесси должен был тебе позвонить. Это «отвальная» Бобби Кроуфорда. Мы устраиваем ему особые проводы. Там и увидимся.

– Даже не знаю. Вечеринка?… – Пола озадаченно возилась со своим саквояжем, словно не понимая, что значит это слово.– Кто там будет?

– Все. Самые важные персоны Костасоль. Бетти Шенд, полковник Линдсей, большинство членов совета, сестры Кесуик – все первые лица. Повеселимся на славу. Все обеспечит Бетти Шенд – закуски, шампанское, канапе…

– И достаточно доз кокаина, чтобы сжечь мне носовую перегородку?

– На всех хватит. Хеннесси говорит, будет особое барбекю. Надеюсь, что не спалим дом.

– И Кроуфорд тоже там будет?

– Вначале, но не до конца. Потом он уедет. Ему нужно забрать вещи, а потом ехать в Калахонду.

– Значит, это церемония передачи власти… Пола отрешенно кивнула, закусив нижнюю губу, лицо ее побледнело, словно в жилах у нее внезапно застыла кровь. Наконец она сказала:

– Он официально передаст тебе свирели Пана.

– Пожалуй. Перед началом вечеринки я последний раз сыграю с ним в теннис.

– Он тебе поддастся.

Она все открывала и закрывала саквояж, потом поправила подставку для чернил и ручек на моем столе и тут заметила связку автомобильных ключей, которые я нашел в лимонной рощице имения Холлингеров. Она взяла их и взвесила на ладони.

– Ключи от твоего королевства? – спросила она.– Они подходят ко всем тайникам Кроуфорда?

– Нет, это запасной набор автомобильных ключей. Я нашел их в… раздевалке клуба «Наутико». На чьих только машинах я их ни пробовал: они не подошли ни к одной. Надо будет отдать их Хеннесси.

– Не теряй надежду. Кто знает, когда они пригодятся.

Взяв саквояж, она направилась к двери, потом повернулась ко мне и посмотрела в глаза, прежде чем чмокнуть в щеку.

– Счастливо поиграть. Знаешь что, свяжи-ка руки за спиной. Иначе не проиграешь…

Я вышел на балкон и стал смотреть, как она уезжает, громко сигналя, чтобы туристы, запрудившие площадь, освободили ей дорогу, словно не признавая за ними права на праздничное веселье. Я уже воображал, как буду танцевать с ней сегодня вечером. Она сказала, что эта вечеринка станет церемонией передачи полномочий, хотя я уже во многом заменил Кроуфорда в Костасоль. Последние недели он все больше и больше времени проводил за пределами Костасоль в инспекторских поездках по Калахонде, прикидывая, быстро ли примут там его бодрящий, целительный режим. Управление своей подпольной империей он передал мне, уверенный, что теперь я целиком и полностью осознал важность его достижений.

От моих первоначальных сомнений не осталось и следа, вот разве что беспокоило его обращение с Лори Фокс. Она нравилась ему, он очаровывал ее, ни на минуту не оставляя ее во время вечерних блужданий по барам и клубам. Но он никак не пытался отучить ее от кокаина и амфетаминов, словно эта несчастная, угасающая молодая женщина была неким экзотическим зверьком, которого демонстрируют публике – дикого, неприручаемого, обреченного и гордящегося своей обреченностью.

Я знал, что он наказывал Сэнджера за грехи всех психиатров, которые когда-то, в детстве, не сумели помочь ему. Когда кинолюбители на вилле снимали, как Лори в моей постели занимается сексом с Юрием Мириковым, этим русским Адонисом Бетти Шенд, Кроуфорд время от времени отодвигал черные шторы на окнах, дразня Сэнджера, бунгало которого освещали наши прожекторы. Возможно, он пытался сказать, что Лори спала с Сэнджером, а может быть, и со своим отцом тоже, а теперь спит с любым мужчиной, которому он, Кроуфорд, подсовывал ее во время вечерних прогулок по барам.

Я не принимал участия в этом производстве порнофильмов, в которое переродился основанный мной клуб кинолюбителей, и старался держаться подальше от преступной сети, подпитывавшей Костасоль: от наркотиков, поставлявшихся Махудом и Сонни Гарднером розничным торговцам, от салонов массажа и эскорт-агентств, завербовавших множество изнывавших от скуки вдов и нескольких замужних любительниц приключений, от «творческих» кабаре, развлекавших весьма порочную публику, от громил, возглавляемых двумя бывшими управляющими авиакомпании «Бритиш Эрвейз», которые преспокойно грабили и разоряли виллы по всей Костасоль, уродуя автомобили и загаживая бассейны ради поддержания гражданской добродетели.

Сидя за письменным столом, я слушал мелодии из «Иоланты» и думал о Поле Гамильтон. Как только Кроуфорд уедет из Костасоль, желание действовать и созидать, которое он разжигал, начнет ослабевать. Я снова стану чаще с ней встречаться, играть с ней в теннис и, возможно, уговорю вместе арендовать небольшую яхту. Я представил себе, как мы с ней плывем под парусами вдоль побережья, в полной безопасности, в мире, принадлежащем только нам двоим. Поскрипывает такелаж, в морской воде охлаждаются бутылки белого бургундского…

По навесу бара у бассейна застучали брызги воды. На террасе внезапно поднялся шум, послышался грохот переворачивавшейся мебели и сердитые голоса, а потом истерические выкрики женщины, которая то ли смеялась, то ли плакала от боли. Привлеченные шумом туристы торопливо пересекали автомобильную стоянку, на ходу бросая в бассейн последние оставшиеся у них ленты серпантина. Радостно подзуживая друг друга, они перелезали через невысокую, всего по пояс, ограду клуба и прямо по газонам устремлялись к открытому бару.

Я вышел из кабинета и быстро спустился на усыпанную лепестками террасу. Члены клуба вскакивали с шезлонгов, собирая полотенца и журналы. Некоторые смущенно посмеивались, но большинство явно испугались и прикрывали лица от брызг. Элизабет Шенд удалилась за стойку бара и отчитывала официантов, требуя, чтобы они лезли в воду. Потом она крикнула Бобби Кроуфорду, который стоял на трамплине и спокойно наблюдал за спектаклем, разыгрывавшимся в бассейне:

– Бобби, ради всего святого, это уж слишком! Наведите порядок! Чарльз, где вы? Скажите ему!

Я пробрался сквозь толпу туристов, сгрудившихся возле столиков. В бассейне купалась Лори Фокс, совершенно голая. Она била руками по воде, поднимая волны, из носа у нее, обагряя воду, хлестала кровь. Она обхватила ногами Мирикова, пытаясь заняться с ним сексом в воде. Запрокинув голову, она вопила и прижимала свои окровавленные груди к его губам, потом обернулась и что-то крикнула зевакам. Одной рукой она стала ощупывать промежность русского, а другой по-прежнему колотила по воде, так что брызги окровавленной воды обдавали потрясенных зрителей.

Мимо меня к бассейну протиснулся седовласый человек. Капли брызг поблескивали на его плотно сомкнутых губах. Не обращая внимания на Кроуфорда, который в непринужденной позе стоял на трамплине, Сэнджер проталкивался сквозь улюлюкавших туристов, отбрасывая столики. Не снимая ботинок, он прыгнул в бассейн на мелководном конце и решительно двинулся вперед, погрузившись в воду по пояс. Он опрокинул ошеломленного Мирикова на спину с такой силой, что русоволосый плейбой с головой ушел под воду. Лори Фокс вопила как сумасшедшая, время от времени сплевывая кровь изо рта, когда Сэнджер обхватил ее за талию. Он потерял равновесие, зайдя слишком глубоко, и они вдвоем закачались на карминовых волнах. Сэнджер, с измазанными кровью седыми волосами, прижал Лори к груди и понес ее к мелководному концу бассейна.

Все двинулись прочь, а я опустился на колени и принял ее у психиатра. Мы вдвоем положили ее на край бассейна среди мокрых лепестков и конфетти. Я взял полотенце с ближайшего шезлонга, накинул ей на плечи и попытался остановить кровотечение из носа. Сэнджер сел рядом. Он слишком устал, чтобы хотя бы взять ее за руку. Вода ручьями стекала по его шелковому пиджаку. Он казался бледным и съежившимся, словно его только что вытащили из формалиновой ванны, но не сводил сурового взгляда с Бобби Кроуфорда на другом конце бассейна.

Когда Сэнджер немного пришел в себя, я помог ему подняться на ноги. Оцепенев, он смотрел на почти потерявшую сознание девушку, а потом резким движением отогнал толпу притихших туристов.

– Отнесем ее ко мне в машину, – сказал я ему.– Я отвезу вас домой. Будет лучше, если теперь она останется у вас…