Георгий Балл
      Смерть - Рождение
      И был он в тепле любви, в чреве матери. Простор. Не чувствовал тяжести своего тела.
      Котенков после рождения получил имя Веня. Веня был лишен нормальных человеческих размеров: голова вытянута дыней, туловище маленькое, руки огромные. Казалось, он весь ушел в руки и огромные пальцы. Руки-лопаты. Руки, похожие на клешни краба. А вот ноги тонкие, маленькие.
      Он жил пустынником среди людей. И постепенно, очень медленно полюбил сначала металл, а уж потом дерево. На людей не обижался. Даже просто не мог. Он будто оставался в чреве матери, будто ждал, будто не пришло его время родиться. И он ждал, накапливая в душе выход к счастью.
      Веня был классный шофер. Он и после работы оставался на автобазе. Его любимым занятием было копаться на свалке машин. Там он и нашел деревянный автобус. От него остались только кузов и старый мотор.
      Все вечера Веня возился с автобусом, перебирал мотор, смазывал. Нашел новые скаты. Но самой большой удачей, которая расцветила его вымысел, было найденное здесь, на куче, старинное кресло. Бархатное. Может быть, оно стояло в театре, может, в консерватории? Веня укрепил кресло на шоферском месте. Сел. Удобно. Веня погладил подлокотники. Ласка теплого дерева. Дивный знак. Может, тысячи лет, может, и миллионы миллионов лет земля и небо грели дерево. Вот тогда автобус и получил свое законное имя - Мартын.
      - Мартынушка, - тайно ласкал автобус Веня, - ты мой единственный друг и в жаркий день, и всяко.
      Единственными пассажирами Котенкова были Нина Васильевна и Шура. Они часто катались с ним в автобусе.
      Веня покрасил автобус в голубой небесный цвет и пошел взглянуть на мотор. Открыл на капоте крылья. Взмах крыла Веня уже не почувствовал...
      Кутью разносят. Блины на тарелках. Холодная водка из холодильника. Хорошая. Со слезой. И откуда за столом столько народа собралось?
      Веня Котенков все видел. Он сидел на своем законном месте в автобусе, держась за баранку.
      Когда говорили о нем радужные слова, Веня смущенно бормотал: "Ну, будет, будет, давайте помянем. Только по-людски. Не чокаться".
      Никто его слов не слышал. Только Нина Васильевна и Шура, верные попутчицы Котенкова, все отлично поняли. Они сидели в конце поминального стола на приставных табуретках.
      И любовь Вени к людям распахнулась, как никогда прежде: "Ну что ж вы сидите, понурые, скоро мы с вами встретимся. До дна пейте До самого голубого небесного дна".
      "Мартынушка, может, рьяно возьмем?! Дадим себе волю, - рассуждал он про себя не без радости. - Зачем нам ждать девять, сорок дней, а? Рванем одним разом к небу!"
      Мартын встряхнулся. Встал на дыбки. Норовисто закружились в воздухе передние колеса, слитно с загустевшей душой Вени. Нина Васильевна и Шура едва успели вскочить в автобус. Заработал мотор.
      "Сколько дыр в этих облаках, - подумал Котенков. - Легче по болотистым кочкам шимонить, чем тут, в облаках крутиться".
      Автобус трясло. Бросало из стороны в сторону, как на высохшем болоте, где только что вырубили лес. Все затянуло серым и сырым. Веня крепко своими лапищами-клещами ухватился за деревянные подлокотники кресла.
      "Мамочка! - мысленно вскричал Веня. - Сохрани мою душу".
      И Веня увидел себя зародышем. Огромная голова прижата к слабенькому тельцу, согнутые ручки и ножки не различишь. Он слышал ровный стук, однозвучный и сладостный. Он не мог знать, что с ним происходит, как это называется.
      Смертный автобус Вени мчался дальше сквозь пространство и время.