Глава 3

Наблюдая сквозь стекло за происходящим в комнате, Лютер внезапно подумал, что эти двое – очень привлекательная пара. Подобная мысль в таких обстоятельствах была довольно нелепой, но от этого нисколько не теряла своей справедливости. Мужчина лет сорока пяти был высок и красив. Женщине на вид было не больше двадцати пяти; у нее были пышные золотистые волосы, прелестное овальное лицо, огромные глубокие синие глаза, которые с обожанием смотрели в изящное лицо мужчины. Он прикоснулся к ее гладкой щеке, она спрятала губы в его ладони.

Мужчина держал два бокала, которые наполнил из бутылки, принесенной с собой. Один бокал он передал женщине. Бокалы зазвенели, и они пристально посмотрели друг на друга. Он одним глотком опорожнил свой бокал, в то время как она отпила лишь чуть-чуть. Поставив бокалы, они обнялись, стоя посередине комнаты. Его руки скользнули вниз по ее спине и снова вернулись на обнаженные плечи. Руки и плечи женщины были покрыты ровным загаром. Наклонившись, он поцеловал ее в шею.

Лютер отвел глаза, смущенный тем, что наблюдает за этой интимной сценой. Странное чувство для человека, находящегося в смертельной опасности. Но он был не настолько стар, чтобы его не тронули нежность и страсть, которые он видел перед собой.

Подняв глаза, он невольно улыбнулся. Теперь пара медленно танцевала. Очевидно, мужчина был гораздо опытнее в танцах, чем она, он мягко вел ее в простых па, пока они не замерли около кровати.

Мужчина отошел, чтобы наполнить бокал, и быстро осушил его. Бутылка опустела. Его руки вновь обвились вокруг ее талии, она подалась к нему, развязывая галстук. Руки мужчины потянулись к молнии на ее платье и медленно поползли вниз. Черное платье быстро соскользнуло вниз, и она медленно вышла из него, открыв взгляду черные трусики, телесного цвета чулки и спину без полоски, бюстгальтера.

Ее тело было совершенным. Каждая линия находилась именно там, где положено. Ее талию Лютер мог бы обхватить пальцами двух рук. Когда она повернулась, чтобы снять чулки, Лютер увидел ее большие полные груди. Ноги были поджарыми и крепкими, возможно, в результате ежедневных тренировок под пристальным наблюдением личного тренера.

Мужчина быстро разделся и сел на кровать, наблюдая, как женщина избавляется от последней детали своего туалета. Ее ягодицы были полными и крепкими, они белели на фоне безукоризненного загара. Увидев ее окончательно раздетой, мужчина расплылся в улыбке. Его зубы были прямыми и белыми. Несмотря на выпитый алкоголь, глаза казались ясными и прозрачными.

Польщенная его вниманием, она улыбнулась и медленно подалась к нему. Когда она приблизилась, он обхватил ее своими длинными руками и привлек к себе. Она нежно погладила его по груди.

И снова Лютер начал отводить глаза, больше всего желая, чтобы спектакль поскорее закончился и эти люди ушли. Ему потребуется всего лишь несколько минут, чтобы вернуться к машине, и эта ночь останется в его памяти как незабываемый, смертельно опасный эпизод.

В это мгновение он увидел, как мужчина схватил ягодицы женщины и ударил по ним ладонью, потом еще и еще. Лютер поморщился, как будто это ему сделали больно; белая кожа теперь горела огнем. Но либо женщина была слишком пьяна, чтобы почувствовать боль, либо ей нравилось подобное обращение, во всяком случае улыбка не исчезла с ее лица. Лютер снова стиснул зубы – пальцы мужчины опять впились в мягкую плоть.

Губы мужчины пробежали по ее груди, она провела пальцем по его густым волосам и прижалась к нему теснее, раздвинув его ноги. Она закрыла глаза, на губах появилась довольная улыбка, и голова запрокинулась. Затем она открыла глаза и впилась губами в его губы.

Его сильные пальцы переместились с ягодиц вверх и начали осторожно массировать ей спину. Затем они начали вонзаться ей в кожу, и в конце концов она поморщилась от боли и подалась назад. Она слегка улыбнулась, и он отпустил ее, почувствовав прикосновение ее пальцев. Его внимание переместилось на ее грудь, и он приник к ней губами. Ее глаза опять закрылись, а дыхание перешло в тихий стон. Губы мужчины целовали ее шею. Его глаза были широко раскрыты и смотрели прямо на Лютера, не видя его.

Лютер глядел на мужчину, в его глаза, и ему не нравилось то, что он видел. Он видел в них разверзшуюся пропасть и море мрака. У него мелькнула мысль, что обнаженная женщина попала в объятия совсем не такого ласкового и нежного, как ей, возможно, казалось.

Наконец, терпение ее иссякло, и она толкнула своего партнера на кровать. Она расставила ноги, и Лютеру открылось то, что обычно видит лишь гинеколог или близкий мужчина. Она уселась на него верхом, но неожиданно он грубо оттолкнул ее в сторону и, оказавшись наверху, схватил ее ноги и поднял их, поставив вертикально к кровати.

Следующее его движение заставило Лютера замереть в кресле. Он схватил ее за шею и приподнял, зажав голову между своими ногами. От неожиданности она судорожно вдохнула воздух; ее губы оказались в дюйме от его члена. Затем он рассмеялся и отпустил ее. На мгновение растерявшись, она, наконец, неуверенно улыбнулась и приподнялась на локтях, наблюдая за возвышающимся над ней партнером. Одной рукой он взял свой напряженный член, а другой широко развел ей ноги. Он бешено смотрел, как она лежит, готовая принять его.

Однако вместо того, чтобы войти в нее, он схватил ее груди и с силой сжал, очевидно, с чрезмерной силой, так как Лютер услышал крик боли, и женщина резко ударила мужчину по щеке. Он отпустил ее и дал ответную крепкую пощечину, Лютер заметил струйку крови в углу ее рта, залившую напомаженные губы.

– Вонючий ублюдок! – Она скатилась с кровати, села на полу и отерла рот, чувствуя вкус крови; ее затуманенный алкоголем разум на мгновение прояснился.

Первые слова, отчетливо услышанные Лютером в эту ночь, ударили его по голове подобно паровому молоту. Он встал и приник к стеклу.

Мужчина ухмыльнулся. Лютер похолодел при виде этой ухмылки: она была больше похожа на оскал хищника, готового растерзать свою жертву.

– Вонючий ублюдок! – повторила она немного тише заплетающимся языком.

Как только она встала на ноги, он схватил ее за руку, заломил ее, и женщина тяжело упала на пол. Мужчина сидел на кровати и торжествующе смотрел на нее сверху вниз.

Лютер стоял вплотную к стеклу, сжимая и разжимая кулаки, чувствуя, как учащается его дыхание, и наблюдал за происходящим, надеясь, что вот-вот вернутся другие люди. Он покосился на лежащий на подлокотнике кресла пульт, а потом его взгляд снова перенесся на сцену, разворачивающуюся в спальне.

Женщина приподнялась с пола, медленно приходя в себя. Ее романтические чувства исчезли без следа. Лютер понял это, наблюдая за ее осторожными, расчетливыми движениями. Ее партнер не заметил произошедшей с ней перемены и яростного блеска ее глаз, иначе он не встал бы и не подал ей руку, чтобы помочь подняться.

Улыбка тотчас исчезла с его лица, когда она резко ударила его коленом между ног, заставив скорчиться от боли и положив конец сексуальному возбуждению. Он рухнул на пол, не издав ни звука, и тяжело дышал, в то время как она схватила трусики и начала надевать их.

Он поймал ее за лодыжку и бросил на пол. Трусики были у нее на уровне коленей.

– Маленькая шлюшка, – задыхаясь, выговорил он, продолжая держать ее за лодыжку и подтягивая ближе к себе.

Она ударила его ногой, потом еще и еще. Ее нога глухо стучала в его грудную клетку, но он все же продолжал тащить ее.

– Вонючая маленькая шлюха, – сказал он. Услышав в этих словах угрозу, Лютер ближе подступил к стеклу, его рука уперлась в него, как будто желая проникнуть сквозь зеркальную поверхность, схватить мужчину, заставить его отпустить ее.

Мужчина с трудом поднялся на ноги, и у Лютера кровь застыла в жилах.

Руки мужчины сомкнулись на горле женщины. Ее затуманенный алкоголем мозг вернулся к реальности. Глаза, полные ужаса, расширились, она смотрела то влево, то вправо, а давление на шею все усиливалось, и ее дыхание стало замедляться. Она вонзила ногти в его руки, оставив кровавые следы.

Лютер увидел кровь на коже мужчины, однако его хватка не ослабевала.

Она била его ногами и дергалась из стороны в сторону, но он был раза в два тяжелее ее и даже не пошевелился.

Лютер снова взглянул на пульт. Он может открыть дверь. Он может это прекратить. Но его ноги не двигались. Он беспомощно смотрел сквозь стекло, пот катился по его лбу, каждая клеточка его тела готова была взорваться, он отрывисто дышал. Обеими руками он уперся в стекло.

Лютер затаил дыхание: женщина бросила взгляд на стоящую у кровати тумбочку и затем, отчаянно дернувшись, схватила нож для вскрытия конвертов и резко ударила им по руке мужчины.

Он застонал от боли, отпустил ее и схватился за окровавленную руку. Мгновение он смотрел на свою руку, не веря, что ранен. Ранен этой женщиной.

Когда он снова взглянул на нее, Лютер похолодел от убийственного оскала, появившегося на его лице.

Затем мужчина ударил ее так сильно, как никогда не бьют женщину. Тяжелый кулак вошел в мягкую плоть, и из ее носа и рта хлынула кровь.

Из-за выпитого ею алкоголя или по какой-то другой причине удар, который мог искалечить человека, лишь еще больше разозлил ее. Женщина рывком поднялась с пола. Она повернулась к зеркалу, и Лютер заметил ужас на ее лице, когда она увидела, как пострадала ее красота. С расширившимися от удивления глазами она потрогала распухший нос и прикоснулась к расшатавшимся зубам. Главные достоинства ее лица были утрачены.

Она повернулась к мужчине, и Лютер увидел, как мускулы на ее спине напряглись столь сильно, что стали похожи на стальные. Молниеносно она еще раз ударила ногой в пах мужчине. Тот снова на мгновение стал беззащитным, почувствовав приступ тошноты. Он свалился на пол и со стоном перекатился на спину. Он лежал, согнув ноги, закрывая руками ушибленное место.

С окровавленным лицом, с глазами, выражение которых переменилось с безысходного ужаса на прищур убийцы, она упала на колени рядом с ним и высоко занесла нож.

Лютер схватил пульт и сделал шаг к двери, чуть не нажав на кнопку.

Мужчина, почувствовав приближение смерти и видя, что нож начал движение к его груди, закричал что было сил. И этот вопль был услышан.

Остолбенев, Лютер наблюдал, как в мгновение ока распахнулась дверь спальни.

Двое коротко стриженных мужчин в деловых костюмах, не скрывавших их внушительное телосложение, ворвались в комнату, держа в руках пистолеты. Прежде чем Лютер успел о чем-то подумать, они оценили ситуацию и приняли решение.

Выстрелы из двух пистолетов прозвучали почти одновременно.

Кейт Уитни, сидя в конторе, еще раз перечитывала дело. У парня уже было четыре срока, и еще шесть раз его арестовывали без предъявления обвинения, так как свидетели либо были слишком запуганы, чтобы давать показания, либо их находили мертвыми в мусорных баках. Парень был настоящей ходячей бомбой с часовым механизмом, готовой взорваться рядом с очередной жертвой.

На этот раз он обвинялся в убийстве жертвы после ее ограбления и изнасилования, что по законам штата Вирджиния предусматривало высшую меру наказания. И на этот раз она решила требовать смертной казни. Она никогда не выдвигала таких требований раньше, но этот парень заслуживал смерти как никто другой, и суд, безусловно, ее поддержит. Зачем оставлять его в живых, когда он жестоко и безжалостно оборвал жизнь девятнадцатилетней студентки колледжа, чья вина состояла лишь в том, что она зашла в супермаркет, чтобы купить колготки и туфли?

Кейт потерла глаза и, взяв со стопки бумаг на стопе резиновое кольцо, собрала волосы в “хвост”. Она оглядела свою небольшую, скромную комнату; везде громоздились горы папок с делами, и в миллионный раз она спросила себя: когда же этому придет конец? Конечно же, никогда. Ситуация может лишь ухудшаться, и она должна сделать все возможное, чтобы остановить этот поток крови. Она начнет с Роджера Симмонса, младшего, двадцати двух лет от роду, одного из самых жестоких преступников, которые ей когда-либо встречались, а за свою короткую карьеру ей пришлось повидать целую армию таких типов. Она вспомнила, как он посмотрел на нее тогда, в суде. Выражение лица, где не найдется места ни состраданию, ни нежности, ни какому-либо другому доброму чувству. Это также было лицо человека, лишенного надежды, что подтверждалось его преступлениями, как будто совершенными монстром из фильма ужасов.

Она помотала головой и взглянула на часы: далеко за полночь. Кейт поднялась, чтобы выпить еще кофе: ей становилось трудно сосредоточиться. Последний сотрудник прокуратуры ушел часов пять назад, уборщицы – часа три назад. Она по коридору прошла на кухню. Если Чарли Мэнсон сейчас на свободе и принялся за свое, то по сравнению с негодяями, снующими сегодня по улицам, он просто дилетант.

С чашкой кофе в руке она пошла обратно в рабочую комнату и на мгновение задержалась, чтобы посмотреть на свое отражение в окне. Для людей ее профессии внешний вид неважен; черт, у нее уже больше года не было мужчины. Но она не могла отвести глаз. Она была высокой и худощавой, возможно, кое-где чересчур худой, и сохранила привычку пробегать каждый день по четыре мили, в то время как ее пища стала менее калорийной. Она питалась в основном низкосортным кофе и сухим печеньем, ограничиваясь двумя сигаретами в день и надеясь когда-нибудь бросить курить окончательно.

Кейт чувствовала, что вредит своему здоровью, сверхурочно разбирая одно чудовищное дело за другим, но что ей оставалось делать? Уволиться, потому что она не выглядела как женщина с обложки журнала “Космополитэн”? Она утешала себя мыслью, что ее работа по шестнадцать часов в сутки помогает этим женщинам хорошо выглядеть. Ее задача заключалась в том, чтобы люди, нарушившие закон и причинившие вред другим, были наказаны. В любом случае, считала она, ее работа приносит пользу.

Кейт поморщилась при виде своей прически. Нужно подстричь волосы, но где взять для этого время? Ноша с каждым днем становилась все тяжелее, но до сих пор не оставила заметных следов на ее лице. Даже в ее двадцать девять лет оно после четырехлетней изнурительной работы с делами и бесчисленных процессов оставалось свежим. Она вздохнула, осознав, что и это не продлится долго. В колледже редкий мужчина не поворачивал голову ей вслед, а у многих при разговоре с ней перехватывало дыхание и выступал холодный пот. Но на пороге тридцатилетия ее часто посещала мысль: то, что она долгие годы принимала как должное и над чем частенько даже посмеивалась, уходит от нее. И подобно многим вещам, которые считаешь данными свыше или пренебрегаешь как несущественными, способность поразить общество одним своим появлением, Кейт чувствовала, уходит от нее.

То, что она прекрасно выглядела после нескольких лет тяжелого труда, было удивительным, если учесть, что она делала для этого относительно мало. Хорошие гены, вот в чем, очевидно, все дело; ей просто повезло. Но затем она подумала об отце и решила, что по части генов ей повезло не очень сильно. Человек, обкрадывающий других, а потом делающий вид, что ведет нормальную жизнь. Человек, который обманывал всех, включая жену и дочь. Человек, которому нельзя доверять.

Она села за стол, отпила кофе, добавила еще сахару и, помешивая ложечкой свой ночной стимулятор, посмотрела на папку с делом Симмонса.

Кейт взяла телефонную трубку и позвонила домой, чтобы прослушать оставленные сообщения. Их было пять: два от других юристов, одно от полицейского, который будет выступать на суде против Симмонса, и одно от следователя, который любил звонить ей в самое неподходящее время и занимать ее пустой болтовней. Надо бы сменить номер телефона. Последнее сообщение быстро прервалось. Но она сумела расслышать тяжелое дыхание на другом конце провода и почти разобрала пару слов. Голос показался ей знакомым, но она не смогла уверенно его опознать. Неужели нельзя было придумать ничего лучшего.

Кофе придал ей сил, ее внимание вновь сосредоточилось на обстоятельствах дела. Она взглянула вверх на небольшую книжную полку. На ней стояла старая фотография: ее покойная мать с десятилетней Кейт. С фотографии было вырезано изображение Лютера Уитни. Огромная дыра рядом с матерью и дочерью. Огромное ничто.

– Ах ты черт!

Президент Соединенных Штатов сидел на полу, одной рукой прикрывая ушибленные интимные части тела, а в другой держа нож для вскрытия конвертов, который секундой раньше мог стать орудием убийства. Теперь на нем была не только его кровь.

– Черт возьми, Билл, вы же ее пришили!

Один из его спасителей наклонился, чтобы помочь ему подняться, а другой осмотрел женщину: две пули крупного калибра пробили ей череп.

– Простите, сэр, у нас было мало времени. Простите, сэр.

Билл Бертон работал агентом секретной службы двенадцать лет, а до этого состоял в полиции штата Мэриленд, и его пуля почти разнесла вдребезги голову красивой молодой женщины. Несмотря на большой опыт, он дрожал как ребенок, проснувшийся от ночного кошмара.

На его счету уже было одно убийство при исполнении служебных обязанностей. Но тот парень, имевший четыре судимости, был известен откровенной враждой к полицейским и целился в Билла из полуавтоматического пистолета.

Он взглянул на маленькое, нагое тело и подумал, что сейчас его вырвет. Его напарник, Тим Коллин, увидел выражение его лица и взял его под локоть. Бертон с усилием вздохнул и кивнул ему. Ничего, он справится.

Они осторожно помогли встать на ноги Алану Ричмонду, президенту Соединенных Штатов, политическому герою и кумиру людей всех возрастов, а ныне просто-напросто голому и пьяному. Президент посмотрел на них, испытанный им ужас начал проходить под действием алкоголя.

– Она мертва? – Он говорил слегка заплетающимся языком, а глаза его блуждали из стороны в сторону.

– Да, сэр, – отчеканил Коллин. Пьян президент или нет, но его вопрос не должен оставаться без ответа.

Бертон снова взглянул на женщину и затем на президента. Это их работа, его работа. Защищать этого проклятого президента. Чего бы это ни стоило, его жизнь не должна закончиться таким образом. Чтобы какая-то пьяная сука зарезала его, как свинью.

Рот президента скривился в такой усмешке, какой ни Коллин, ни Бертон раньше не видели. Президент поднялся.

– Где моя одежда? – требовательным тоном спросил он.

– Вот она, сэр. – Бертон наклонился, чтобы поднять одежду, и, протянув ее президенту, вытянулся по стойке “смирно”. Она была, как, похоже, и все в комнате, в крови.

– Ну что ж, оденьте меня и приведите в порядок, черт побери. Я должен где-то произнести какую-то речь, ведь так? – Он резко засмеялся.

Бертон посмотрел на Коллина, а Коллин – на Бертона. Они оба наблюдали, как президент рухнул на кровать.

Когда прозвучали выстрелы, глава администрации президента Глория Рассел находилась в туалете на первом этаже, так далеко от той комнаты, как только могла уйти.

Она сопровождала президента во время многих подобных поездок, но вместо того чтобы привыкнуть к ним, каждый раз злилась все больше. То, что самый могущественный человек на планете мог ложиться в постель со всеми этими праздными шлюхами, было выше ее понимания, но все же она почти научилась не обращать на это внимания. Почти.

Она лихорадочно подтянула чулки, схватила сумочку, распахнула дверь, пробежала по коридору и взлетела по лестнице, даже на каблуках-шпильках перескакивая через ступеньку. У двери спальни ее остановил агент Бертон.

– Мэм, не советую вам на это смотреть, вид не из приятных.

Она протиснулась мимо него и остановилась. Первым ее порывом было убежать обратно, вниз по лестнице, в лимузин, вон отсюда, вон из этой скверной страны. Она не жалела Кристи Салливан, которая хотела, чтобы ее трахнул президент. Она добивалась этого два последних года. Ну что ж, иногда получаешь не то, что хотел, а иногда – гораздо больше.

Она заставила себя успокоиться и пристально посмотрела в лицо агента Коллина.

– Что, черт возьми, произошло?

Тим Коллин был молод, силен и предан человеку, которого ему приказали защищать. Его учили, что ради спасения президента нужно пожертвовать даже жизнью, и он не сомневался, что при необходимости именно так и поступит. Прошло несколько лет с тех пор, как он обезвредил человека, покушавшегося на жизнь кандидата в президенты Алана Ричмонда, который выступал с речью на автомобильной стоянке торгового центра. Коллин уложил потенциального убийцу на асфальт и не дал ему вытащить пистолет из кармана, прежде чем другие охранники успели среагировать. Для Коллина единственным назначением в жизни было защищать президента.

Агенту Коллину потребовалась одна минута, чтобы четко доложить Глории Рассел о происшедшем. Бертон мрачно подтвердил его отчет.

– Либо она его, либо мы ее, мисс Рассел. У нас не было выбора. Иначе остановить ее было невозможно. – Бертон инстинктивно посмотрел на президента, который по-прежнему лежал на кровати, безразличный ко всему вокруг.

Они прикрыли наиболее важную часть его тела простыней.

– Вы хотите сказать, что ничего не слышали? Никаких угрожающих звуков до... до этого момента? – Она обвела рукой комнату.

Агенты переглянулись. Им доводилось слышать много звуков из спален, где бывал их шеф. Некоторые могли быть истолкованы как звуки агрессии, некоторые – нет. Но до сих пор все заканчивалось благополучно.

– Ничего необычного, – ответил Бертон. – Потом мы услышали крик президента и вошли. Нож был дюймах в трех от его груди. Остановить его могла только пуля.

Он стоял, вытянувшись, и смотрел прямо ей в глаза. Они с Коллином выполнили свою работу, и этой женщине не удастся повернуть дело иначе. Их никто не посмеет обвинить.

– В этой комнате был нож? – недоверчиво спросила она Бертона.

– Будь моя воля, президент не ездил бы на эти... маленькие экскурсии. В половине случаев он не позволяет нам проверять все заранее. У нас не было возможности осмотреть комнату. – Он взглянул на нее.

– Он президент, мэм, – добавил Бертон, как будто это положение все оправдывало.

А для Рассел так оно и было, и Бертон прекрасно это понимал.

Рассел внимательно оглядела комнату. Когда Алан Ричмонд предложил ей участвовать в предвыборной кампании, она была профессором политологам в Стэнфорде и известна в масштабах страны. Ричмонд казался таким неукротимым, что каждый хотел присоединиться к его команде.

Она стала главой администрации президента и имела все шансы стать государственным секретарем в случае переизбрания Ричмонда, чего, как все полагали, он без труда добьется. Как знать, может быть, именно теперь формируется пара Ричмонд – Рассел? Они были великолепными деловыми партнерами: она – стратег, он – мастер политических кампаний. Их шансы росли с каждым днем. Но теперь?.. Теперь, когда перед ней труп и пьяный президент в доме, который должен быть пустым.

Рассел почувствовала, что скорый поезд резко затормозил. Затем она отогнала от себя эти мысли. Неужели им помешает этот кусок мертвой человеческой плота? Нет, ни за что!

Бертон сдвинулся с места.

– Может быть, вызвать полицию, мэм?

Рассел посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Бертон, позвольте мне напомнить вам, что наша работа – защищать интересы президента в любой ситуации, и ничто – повторяю, ничто – не является более важным. Вам понятно?

– Мэм, леди мертва. Я полагаю, мы...

– Правильно. Вы с Коллином застрелили женщину, и она мертва. – Сорвавшись с губ Рассел, слова повисли в воздухе.

Коллин потер палец о палец, рука его инстинктивно потянулась к кобуре. Он уставился на то, что недавно было миссис Салливан, как будто мог вернуть ее к жизни.