Глава 1

Автомобиль с выключенными фарами медленно остановился, и он выпустил руль из рук. В последний раз под шинами хрустнул гравий, и наступила тишина. Какое-то время он прислушивался к тому, что происходит вокруг, а потом надел старые, видавшие виды инфракрасные очки. Дом медленно приобрел резкие очертания. Он удовлетворенно откинулся на спинку сиденья и огляделся. Справа от него лежала небольшая сумка. Обивка салона машины была выцветшей, но чистой.

Машина была краденой. Причем из весьма необычного места. С зеркала заднего вида свисала пара миниатюрных пальм. Он мрачно ухмыльнулся, взглянув на них. Вполне возможно, он скоро попадет туда, где растут настоящие пальмы. Спокойная, прозрачная, голубая вода, оранжево-розовые закаты и поздние восходы. Нужно было выходить. Пора. На этот раз он был уверен в себе, как никогда.

Шестидесятишестилетний Лютер Уитни вполне подошел бы на роль сборщика налогов в Фонд социального обеспечения и выглядел полноправным членом Американской ассоциации пенсионеров. Обычно в этом возрасте большинство мужчин осваивают новую для них специальность: становятся дедушками, нянчат внуков, давая отдых износившемуся телу.

Лютер же до сих пор своей специальности не изменил ни разу. Его работа заключалась в том, чтобы тайно, обычно ночью, как теперь, вторгаться в чужие дома, забирая столько вещей, сколько он в состоянии был унести.

Постоянно находясь в конфликте с законом, Лютер, тем не менее, никогда не применял оружия, не считая того времени, когда участвовал в войне между Северной и Южной Кореями. Даже размахивать кулаками ему приходилось по большей части в барах, да и то в целях самообороны: выпивка делает людей гораздо развязнее, чем следовало бы.

У Лютера был один критерий выбора своих жертв: он крал лишь у тех, кто мог достаточно безболезненно это пережить. Он не считал, что чем-то выделяется из огромной массы взломщиков, обирающих состоятельных людей, вынуждая их покупать все новые и новые дорогие безделушки.

Изрядную часть своей долгой жизни он провел в исправительных заведениях обычного, а затем и усиленного режима, расположенных по Восточному побережью. На его счету были три срока в трех различных штатах. Годы, вычеркнутые из жизни. Важные, невозвратимые годы. Но с этим уже ничего нельзя было поделать.

Лютер настолько отточил свои навыки, что имел все основания считать: четвертого срока он не получит. Цена очередного прокола была непомерно высокой: его упрячут за решетку лет на двадцать. А в его возрасте такой срок все равно, что пожизненное заключение. Кроме того, он имел шанс быть поджаренным на электрическом стуле: именно так в штате Вирджиния было принято обращаться с закоренелыми преступниками. Многие жители этого богатого историческими традициями штата были богобоязненными людьми, и религиозный принцип “око за око” требовал максимальной меры возмездия. По количеству отправленных на тот свет преступников Вирджинии удалось превзойти все остальные штаты, кроме двух, и лидеры в этой области – Техас и Флорида – разделяли нравственные принципы своего северного единомышленника. Но не в отношении простой кражи со взломом – даже добропорядочные вирджинцы иногда проявляли снисхождение к нарушителям закона.

И даже под угрозой этого риска, он не мог отвести взгляд от дома, который правильнее было бы назвать дворцом. Он неотступно думал о нем на протяжении нескольких месяцев. Сегодня это наваждение кончится.

Миддлтон, штат Вирджиния. Сорок пять минут езды к западу от Вашингтона, округ Колумбия. Огромные поместья, непременные “ягуары” и лошади, стоящие столько, что на эти деньги можно было бы в течение года прокормить жильцов городской многоэтажки. Территории, которые занимали поместья, говорили о любви их владельцев к роскоши. Он не мог не отметить иронический смысл фамилии очередной жертвы – Копперз. Полицейские.

Каждая подобная вылазка сопровождалась у него выбросом в кровь огромного количества адреналина. Он ощущал себя бейсболистом, через все поле несущимся к мячу: стадион затаил дыхание, пятьдесят тысяч пар глаз устремлены на него, как будто весь смысл существования этих людей на какое-то время свелся к его игровому маневру.

Лютер долго осматривал местность своими все еще острыми глазами. Невдалеке от него мелькнул светлячок. Кроме светлячка и Лютера вокруг не было ни души. С минуту он прислушивался к хору цикад, а затем этот звук отошел на задний план: он был привычным для всякого, кто долгое время жил здесь.

Он подал машину немного вперед по асфальтированной дороге и свернул на грунтовую дорогу, ведущую в густой лес. Его седые волосы покрывала лыжная шапочка, на жесткой коже лица лежал слой камуфляжной краски, спокойные зеленые глаза вглядывались в темноту, массивная нижняя челюсть была похожа на глыбу каменного угля. Он был сухощав и подтянут как прежде и походил на разведчика-диверсанта, кем он когда-то и был. Лютер вышел из машины.

Встав за деревом, он изучал цель. Въезд в это поместье, как и во многие другие в округе, не являющиеся фермами или конезаводами, закрывала огромная решетка чугунных ворот, укрепленных на двух кирпичных колоннах, но без ограды. На территорию можно было проникнуть прямо с дороги или из леса. Лютер заходил со стороны леса.

В две минуты Лютер достиг края кукурузного поля, примыкающего к дому. Очевидно, владелец не нуждался в собственной сельскохозяйственной продукции, но ради забавы играл роль деревенского сквайра. Лютеру это не мешало: ведь посадки позволяли ему незаметно подойти почт к парадной двери.

Несколько мгновений он выжидал, а затем погрузился в заросли кукурузы.

Его ноги, обутые в спортивные туфли, ступали неслышно, что было важно, так как звуки здесь распространялись далеко. Он смотрел прямо перед собой и уверенно двигался вперед, приспосабливаясь к небольшим неровностям почвы. После изнуряюще душного летнего дня воздух уже остыл, но не настолько, чтобы выдавать дыхание облачками пара, которые издалека могут заметить чьи-то беспокойные или бессонные глаза.

За последний месяц он несколько раз продумывал всю операцию по минутам, и теперь замер на краю поля перед тем, как ступить на примыкающий к дому открытый участок. Каждая деталь была тщательно взвешена, пока все не превратилось в точный сценарий: переход, остановка, новый переход и так далее.

Перед открытым участком он низко присел и снова внимательно осмотрелся. Торопиться некуда. Он знал, что сторожевых собак здесь нет. Никакой человек, будь он даже чемпионом по бегу, не сможет убежать от собаки. Кроме того, у Лютера от одного их лая кровь стыла в жилах. Внешней системы сигнализации тоже не было, вероятно, из-за обилия снующих в округе оленей, белок и енотов. Впрочем, вскоре Лютеру предстояло разбираться с чертовски сложной системой защиты у самого дома, на отключение которой у него было всего тридцать три секунды, включая десять секунд на демонтаж панели управления.

Частный охранный патруль проехал здесь тридцать минут назад. Считалось, что охранники должны изменять маршруты своего движения, обследуя каждый сектор один раз в час.

Но после месяца наблюдения Лютер выявил закономерность их передвижения. У него есть как минимум три часа до прохождения очередного патруля. Ему же потребуется значительно меньше времени.

Густые кусты – укрытие для воров – примыкали к кирпичной площадке перед домом подобно выводку гусениц, облепившему ствол дерева. Он взглядом проверил каждое окно в доме: везде тишина и мрак. Два дня назад он наблюдал, как караван автомобилей с жильцами отбыл куда-то на юг, и осторожно навел справки о всех владельцах соседних имений и прислуге. Ближайшее поместье находилось более чем в трех милях отсюда.

Лютер глубоко вздохнул. Он все тщательно спланировал, но в таком деле невозможно предусмотреть абсолютно все.

Он ослабил затяжку лямок своего ранца и затем выскользнул из кукурузных зарослей, мягко передвигаясь по газону, и через десять секунд оказался перед массивной деревянной входной дверью, усиленной стальной рамой, которая соединялась с запирающей системой, считавшейся одной из самых прочных. Но эти ухищрения ничуть не волновали Лютера.

Из кармана куртки он достал дубликат ключа от входной двери и вставил его в замочную скважину, но не повернул.

Еще несколько секунд он прислушивался. Затем снял с плеча ранец и переобулся, чтобы не оставлять следов. Он приготовил электрическую отвертку, с помощью которой до электронного узла сигнализации можно добраться в десять раз быстрее, чем вручную.

Следующий предмет, который он достал из ранца, весил ровно шесть унций и был его самым дорогим капиталом. Прозванный Лютером Мудрецом, этот небольшой компьютер обеспечил полный успех его последних трех вылазок.

Лютер располагал пятью цифрами, составляющими защитный код дома, и уже заложил их в память своего мудреца, которому предстояло разрешить проблему последовательности цифр кода, чтобы избежать оглушительного рева четырех сирен, расположенных по углам крепости, в которую он вторгался.

Он взглянул на торчащий из двери ключ и привычным движением прикрепил компьютер к поясному ремню, так что тог теперь висел у него на боку. Ключ свободно повернулся в замке, и Лютер приготовился услышать знакомый звук – низкое гудение охранной системы, обещающее ему неминуемую кару, если в нее за короткое время не будет введен правильный код.

Он снял кожаные перчатки и вместо них надел тонкие резиновые, которые на концах пальцев и на ладони были двухслойными. Не в его правилах было оставлять улики. Лютер глубоко вздохнул и открыл дверь. Моментально раздался резкий сигнал охранной системы. Он вбежал в огромное фойе и через секунду оказался перед панелью сигнализации.

Автоматическая отвертка работала бесшумно; шесть металлических болтов упали ему на ладонь, а оттуда – в кармашек на поясе. Тонкие провода, тянувшиеся от компьютера, блеснули в лунном свете, проникавшем в фойе, и затем Лютер, подобно врачу, прослушивающему грудь пациента, нашел нужный участок, закрепил контакты проводов и включил питание своего устройства.

Фойе освещалось темно-красным светом. Инфракрасный датчик уже зафиксировал Лютера и ожидал заключения электронного мозга о том, кто пришел – друг или враг.

На цифровом индикаторе компьютера замелькали янтарные цифры; обратный отсчет отведенного на операцию времени велся на этом же индикаторе, в верхнем правом углу.

Прошло пять секунд, и затем на дисплее застыли цифры 5, 13, 9, 3 и 11.

Раздался еще один звуковой сигнал, и система охраны отключилась, красные огни погасли, сменившись дружелюбными зелеными. Лютер отсоединил провода, закрепил панель в прежнем положении и, собрав в ранец свое оборудование, осторожно запер входную дверь.

Спальня хозяев находилась на третьем этаже, куда можно было добраться на лифте, однако Лютер предпочел лестницу. Ему не хотелось зависеть от того, что он не мог полностью контролировать. Оказаться на несколько недель запертым в лифте не входило в его планы.

Он взглянул на датчик на потолке. Тот отключился, распознав в Лютере своего. Теперь можно было подняться наверх.

Дверь спальни была не заперта. Он включил неяркий фонарь и осмотрелся. В темноте светился зеленый индикатор на второй панели управления, прикрепленной около двери.

Дом был построен недавно; Лютер навел справки в управлении округа и даже достал в конторе уполномоченного по планированию копию чертежей постройки, которая, ввиду огромных размеров, требовала особого разрешения местных властей, хотя они, разумеется, вряд ли осмелились бы игнорировать волю хозяина-миллиардера.

Вообще-то Лютер уже однажды посещал этот дом, днем, при большом скоплении народа. Он был в этой комнате и видел то, что хотел увидеть. И именно поэтому сегодня вновь пришел сюда.

Шестидюймовая литая корона оказалась у него над головой, когда он опустился на колени возле гигантской кровати с балдахином. Рядом с кроватью была тумбочка, на которой стояли небольшие серебряные часы, лежали дамский роман и антикварный нож для вскрытия конвертов с украшенной серебряными накладками толстой кожаной рукояткой.

Все вокруг было солидным и дорогим. В комнате находились три шкафа, встроенных в стену, по размерам такие же, как комната, где жил Лютер. В двух были женские платья, туфли, сумочки, а также все нужные (и ненужные) вещи, на которые женщина может тратить деньги. Лютер покосился на фотографию в рамке, стоящую на столике, и криво усмехнулся, поскольку с нее смотрела очень молодая женщина, а рядом с ней находился муж, которому было явно за семьдесят.

На нескольких снимках была изображена та же леди, красующаяся на фоне дома; беглый осмотр ее гардероба подтвердил, что у нее отвратительная манера одеваться.

Он вгляделся в зеркало высотой в рост человека, изучая витиеватую резьбу обрамляющей его деревянной рамы. После этого он обследовал его края. Зеркало было массивным, но изящным, и казалось вмурованным в стену. Лютер знал, что в шести дюймах от верхней и нижней его кромок расположены тщательно замаскированные петли.

Лютер вновь взглянул на зеркало. Полгода назад ему уже удалось увидеть тайник вблизи.

Запирающую систему, встроенную в раму зеркала, можно было бы вскрыть, используя лом и грубую силу, но на это уйдет много драгоценного времени. К тому же останутся очевидные следы взлома. И хотя дом, вероятно, будет необитаемым еще несколько недель, кто знает, что может случиться. Когда он покинет особняк, здесь не останется явных следов его пребывания.

Лютер быстро прошел к телевизору, расположенному у стены огромной комнаты. Здесь же стояли обитые ситцем стулья и большой кофейный стол. Он взглянул на три пульта дистанционного управления, лежащие на столе. Один для телевизора, другой для видеомагнитофона, а третий должен облегчить его ночную работу на девяносто процентов. На каждом из них стоял фирменный знак, и все три были похожи друг на друга, но он быстро установил, что два пульта подходят к соответствующим устройствам, а один – нет.

Лютер вернулся к зеркалу и, направив на него пульт, нажал красную кнопку в его нижней части. С помощью этой кнопки видеомагнитофон переводится в режим записи. Сегодня ночью, в этой комнате, ее нажатие означало, что банк гостеприимно распахивает двери перед удачливым клиентом.

Лютер наблюдал, как дверь легко, бесшумно отворилась на открывшихся взгляду петлях. Следуя давней привычке, он положил пульт точно на то место, где тот лежал раньше, вынул из ранца сумку и вошел в тайник.

Водя в темноте лучом фонаря, Лютер с удивлением увидел в середине комнаты мягкое кресло. На его подлокотнике лежал точно такой же пульт, очевидно, на случай, если вошедший в тайник случайно будет в нем заперт. Затем он увидел настенные полки.

Первыми в сумку легли аккуратно перевязанные пачки банкнот, затем – содержимое шкатулок, явно не дешевая бижутерия. Он нашел долговых обязательств и других ценных бумаг примерно на двести тысяч плюс еще две шкатулки, одна с коллекцией античных монет, а другая с печатями, в том числе с рисунком, вид которого заставил Лютера нервно вздохнуть. Он не прикоснулся к бесполезным для него чистым бланкам банковских чеков и документам. Быстро оценив общую стоимость добычи, он понял, что разжился не менее чем двумя миллионами долларов.

Лютер снова посветил фонариком по полкам, стараясь ничего не пропустить. Стены комнаты были толстыми, очевидно, несгораемыми. Тайник, видимо, сообщался с системой вентиляции, воздух в нем был свежим, не застоявшимся. Здесь можно было оставаться довольно долго.

Сопровождаемый микроавтобусом лимузин быстро двигался по дороге; каждый из водителей имел достаточный опыт, чтобы не пользоваться фарами.

На просторном заднем сиденье лимузина находились мужчина и две женщины, одна из которых была изрядно пьяна и делала попытки раздеть мужчину и раздеться самой прямо в машине, не обращая внимания на мягкое сопротивление своей жертвы.

Напротив них, сжав губы, сидела другая женщина, которая делала вид, что не обращает внимания на этот нелепый спектакль, сопровождающийся хихиканьем и пыхтеньем, но в действительности пристально наблюдавшая за каждым их движением. Внимание женщины было сосредоточено на большой книге, лежащей у нее на коленях, страницы которой были испещрены заметками и датами, и на мужчине, сидящем напротив. Он как раз воспользовался тем, что его подружка решила скинуть свои туфли на шпильках, и налил себе еще выпить. А пить он мог невероятно много. Поглоти он алкоголя в два раза больше, чем за эту ночь, даже тогда его поведение не изменилось бы заметно: не было бы ни бессвязной речи, ни нарушенной координации движений, что могло бы иметь фатальные последствия для человека в его положении.

Она была вынуждена обожать его, его странности, порой грубые манеры и одновременно его способность на публике производить впечатление человека безупречно честного, сильного, такого, как все, но в то же время великого. В него были влюблены все женщины Америки, их покорял его безукоризненный внешний вид, потрясающая уверенность в своих силах, а также то, кем он был для всех них. И он охотно отзывался на это восхищение ответными эмоциями, хотя и не всегда уместными, что ее порой изумляло.

К сожалению, эти эмоции никогда не были адресованы ей, несмотря на ее тонкие намеки: прикосновения, чуть более долгие, чем следовало бы; то, что она стремилась сразу же показаться ему на глаза утром, когда хорошо выглядела; сексуальный подтекст некоторых ее высказываний во время их деловых совещаний. Но пока еще время не пришло, – а оно придет, уверяла она себя, – ей приходилось быть терпеливой.

Она выглянула в окно. Все это слишком затянулось, и остальные дела, естественно, откладывались. Ее губы скривились, выражая недовольство.

Лютер услышал, как в главные ворота въехали машины. Он бросился к окну и проводил взглядом автомобили, скрывшиеся за особняком. Он сосчитал людей: из лимузина вышли четверо, из микроавтобуса – один. В его мозгу лихорадочно проносились возможные версии происходящего. Хозяева дома вернулись бы более широкой компанией. Патрульные же обычно ездят парами. Лица людей невозможно было различить. На мгновение Лютеру пришла в голову мысль: а что если это грабители? Нет, слишком невероятное совпадение. Кроме того, преступники не идут грабить в одежде, более пригодной для вечеринки в дорогом ресторане.

Он обдумывал свое положение, прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи, с противоположной стороны дома. Он сообразил, что путь к отступлению закрыт, и быстро спланировал дальнейшие действия.

Схватив сумку, он подбежал к панели управления у двери в спальню и включил систему охраны дома, поблагодарив свою память, которая сохранила цифры кода. Затем он проскользнул в тайник и тщательно закрыл за собой дверь. Он прошел в дальний угол маленькой комнаты. Теперь оставалось только ждать.

Он заставил себя дышать ровно и спокойно. Это как полет на самолете: чем больше ты летаешь, тем больше вероятность несчастья. Оставалось только надеяться, что приехавшие не пожелают сделать вклад в частный банк, где он теперь находился.

До него донеслись взрыв смеха и оживленная беседа вместе с громким сигналом охранной системы, прозвучавшим подобно реву взлетающего реактивного самолета. Вероятно, с кодом было не все в порядке. На лбу у Лютера выступили капли пота. Он представил себе, как завывает сигнал тревоги и прибывшая полиция приступает к осмотру дома, чисто случайно начиная с его убежища.

Он не курил почти тридцать лет, но теперь ему отчаянно захотелось затянуться. Он тихо поставил на пол сумку и медленно распрямил ноги, чтобы они не затекли.

Кто-то поднимался по дубовой лестнице. Кто бы они ни были, их нисколько не волновало то, что их могли услышать или увидеть. Лютер насчитал четверых, возможно, пятерых. Они свернули влево и направились в его сторону.

Он слышал как с легким скрипом отворилась дверь спальни. Лютер стал вспоминать. Все было оставлено там, где находилось раньше, а его вещи были при нем. Единственное, к чему он прикасался – это пульт, но и он был помещен вровень с тонкой полоской пыли на столе. Теперь Лютер различил три голоса – один мужской и два женских. Похоже, одна из них была пьяна, а другая разговаривала с деловыми интонациями в голосе. Затем Деловая исчезла, дверь закрылась, но не была заперта, а Пьяная осталась наедине с мужчиной. Где же остальные? Куда ушла Деловая? Опять послышалось хихиканье. Шаги приблизились к зеркалу. Лютер как можно плотнее вжался в угол, надеясь укрыться за креслом так, чтобы его не видели, хотя и знал, что это вряд ли возможно.

Затем в его глаза ударила вспышка света, и он чуть не вскрикнул – столь неожиданным был переход от полной тьмы к яркому свету. Он поморгал, чтобы быстрее привыкнуть к свету, и его зрачки сузились за несколько секунд.

Затем, когда прошла примерно минута, он выглянул из-за кресла, и снова испытал потрясение. Казалось, что дверь тайника исчезла, прямо у него перед глазами была эта чертова спальня. Он чуть не упал навзничь, но удержался. Тут Лютер понял, зачем нужно кресло.

Он узнал обоих людей, находившихся в комнате. Женщину он уже видел сегодня на фотографиях: молодая жена хозяина, одевающаяся, как шлюха.

Мужчину он видел при других обстоятельствах, и уж точно тот не был хозяином дома. Лютер изумленно покачал головой и выдохнул. Руки его дрожали, сердце бешено стучало. Он подавил позыв тошноты и стал пристально наблюдать за происходящим в спальне.

Дверь тайника пропускала свет только со стороны спальни, и он как будто смотрел на огромный экран телевизора.

Затем он увидел то, от чего у него перехватило дыхание: бриллиантовое ожерелье на шее женщины. Двести тысяч, оценил он, взглянув на него опытным глазом. Может, больше. Одна из тех безделушек, которые, как правило, кладут в домашний тайник, прежде чем перейти к ночному отдыху. Он облегченно вздохнул, когда женщина сняла украшение и небрежно бросила его на пол.

После того как страх медленно отступил, Лютер поднялся, подошел к креслу и осторожно сел. Значит, старик здесь наблюдал, как его малышку ублажает нескончаемая вереница партнеров. Судя по ее поведению, кое-кто из этой вереницы был не очень состоятельным. Но джентльмен, с которым она проводила эту ночь, был совершенно иного разряда.

Лютер повернул голову из стороны в сторону, прислушиваясь, не доносятся ли звуки из других частей дома. Что он мог поделать? Занимаясь воровством более тридцати лет, он в первый раз оказался в подобном положении. Отделенный от краха лишь стеклом толщиной в дюйм, он поудобнее устроился в мягком кожаном кресле и стал ждать.

Глава 2

В трех кварталах от белой громады Капитолия Джек Грэм открыл входную дверь своей квартиры, сбросил плащ на пол и прошел прямо к холодильнику. С банкой пива в руке он плюхнулся на потертое кресло в гостиной, сделал глоток; его глаза блуждали по крошечной комнате. Совсем непохоже на то место, откуда он только что вернулся. Мышцы на его квадратной челюсти напряглись и расслабились. Сомнения медленно отошли в подсознание, чтобы потом вернуться. Они всегда возвращались.

Еще один ответственный званый ужин с Дженнифер, его будущей женой, ее семьей, знакомыми и партнерами по бизнесу. Совершенно очевидно – у людей их круга не бывает "просто друзей”. Каждый выполняет определенную функцию, причем целое важнее, чем составляющие его части. По крайней мере, так предполагалось, хотя у Джека было свое мнение на этот счет.

Там были представители промышленности и финансов, главные фигуры, о которых Джек читал в “Уолл-Стрит Джорнал”, прежде чем перейти к спортивным страницам. Среди них крутились политиканы, чтобы заполучить голоса на следующих выборах и доллары на текущие расходы. Иерархию гостей замыкали вездесущие юристы, одним из которых был Джек, и пара общественно значимых фигур, которые должны были символизировать близость власти к народу.

Он допил пиво и включил телевизор. Туфли отлетели в сторону, сорокадолларовые носки, подаренные его невестой, повисли на абажуре лампы. Со временем она купит ему подтяжки за двести баксов и подходящий по расцветке галстук ручной работы. Черт! Растирая пальцы на ногах, он подумал еще об одной банке пива. Телевизор не вызывал у него интереса. Он убрал со лба прядь густых темных волос и в тысячный раз задумался над тем, как со скоростью космического корабля проносится его жизнь.

Служебный лимузин, принадлежащий компании отца Дженнифер, отвозил их в ее особняк в северо-западной части Вашингтона, куда Джек, возможно, переедет после свадьбы. Она терпеть не могла его квартиру. До свадьбы оставалось месяцев шесть, по меркам невесты всего ничего, а он сидит здесь, мучаясь в догадках.

Дженнифер Райс Болдуин была так ослепительно красива, что вслед ей оборачивались не только мужчины, но и женщины. Она была также умна и хорошо воспитана, имела богатых родителей и собиралась выйти замуж за Джека. Ее отцу принадлежала одна из крупнейших и богатейших компаний в стране. Торговые центры, банки, радиостанции, крупные дочерние компании. Этот список можно было продолжать и дальше, и везде он внес свой вклад. Немного было людей так же полезных для этой компании, как он. Ее прапрадедушка был одним из первых промышленных магнатов Среднего Запада, а семейству матери когда-то принадлежал большой участок земли в деловой части Бостона. Боги были благосклонны к Дженнифер Болдуин. Все знакомые парни Джека безумно завидовали ему.

Он поерзал в кресле и попытался достать зачесавшееся место на спине под плечом. За неделю он не уставал на работе. Шестифутовое тело Джека, даже в его тридцать два года, было таким же крепким, как в годы учебы в школе, где он опережал всех в любом виде спорта, и в колледже, где конкуренция была намного жестче, но где ему удалось стать лучшим борцом в тяжелом весе. Джек поступил на юридический факультет Вирджинского университета, где выпускал “Юридическое обозрение”, окончил университет среди лучших студентов и вскоре занял место общественного защитника в системе уголовного судопроизводства округа Колумбия.

Все его сокурсники после университета поступили на работу в крупные фирмы. Периодически звоня ему, они давали телефонные номера психиатров, которые помогли бы ему избавиться от своего безумия. Он улыбнулся и пошел за второй банкой пива. После этого холодильник опустел.

Первый год работы Джека в качестве общественного защитника был тяжелым: он постигал азы и проигрывал больше дел, чем выигрывал. Со временем он перешел к более серьезным делам. И вкладывая в каждое из них свою юношескую энергию, природный талант и здравый смысл, понял, что счастье, наконец, повернулось к нему лицом.

А потом он взялся за самые серьезные дела. И кое-кому от него крепко досталось.

Он обнаружил, что играет свою роль очень естественно и может проводить перекрестные допросы с теми же непринужденностью и мастерством, с какими когда-то швырял на борцовский мат соперников, весивших значительно больше него. Как адвоката Джека уважали и любили.

Затем он встретил Дженнифер. Она была вице-президентом по развитию и маркетингу в “Болдуин энтерпрайзиз”. Очень общительная, она к тому же обладала искусством вызвать у любого собеседника чувство своей значительности. Его мнение хотя и необязательно учитывалось, но всегда внимательно выслушивалось.

Когда миновала пора взглядов украдкой, пришло нечто другое. По крайней мере, так казалось. Джек не был бы человеком из плоти и крови, если бы не почувствовал влечения к Дженнифер. И она с самого начала дала понять, что симпатия взаимна. Восхищаясь для вида успехами Джека в качестве общественного защитника, Дженнифер мало-помалу убедила его, что он уже выполнил свою миссию помощи бедным, затравленным и несчастным, что, возможно, пора подумать и о себе и своем будущем и что, может быть, она станет частью этого будущего. Когда он, наконец, ушел из общественных защитников, сослуживцы устроили в его честь пышную прощальную вечеринку, радуясь, что избавились от серьезного конкурента. Это должно было бы подсказать ему, что в мире есть еще много бедных, затравленных и несчастных, нуждающихся в его помощи. Он не ожидал, что в дальнейшем будет испытывать такие же трепет и волнение, как на прежней работе; по его мнению, такое время бывает лишь раз в жизни, и для него оно позади. Пришла пора двигаться вперед; даже маленьким мальчикам вроде Джека Грэма когда-то приходится взрослеть. Возможно, для него настал как раз такой момент.

Он выключил телевизор, взял пакет попкорна и отправился в спальню, перешагнув через кучу грязного белья, набросанную перед дверью. Джек не обижался на Дженнифер за то, что она не любила его жилище; в быту он был порядочным лентяем. Но его действительно волновало то, что, даже будь эта квартира безукоризненно опрятной, Дженнифер никогда не согласилась бы жить здесь. Во-первых, не тот район. Конечно, это Капитолийский холм, но не самая престижная его часть.

Во-вторых, размер. Площадь ее городского особняка равнялась примерно пяти тысячам квадратных футов, не считая помещений для прислуги и гаража для двух машин, где размещались ее “ягуар” и только что купленный “рэйндж ровер” – как будто кому-нибудь, кто живет в округе Колумбия, с его забитыми транспортом дорогами, действительно необходим автомобиль, способный заехать на гору высотой двадцать две тысячи футов. У него же было четыре комнаты, не считая ванной.

Он вошел в спальню, снял одежду и лег в постель. Напротив висела карточка, которая одно время была у него в конторе, пока смертельно ему не надоела. На ней было извещение о его приеме на работу в “Паттон, Шоу и Лорд”, крупнейшую юридическую фирму в Вашингтоне, осуществляющую обслуживание самых солидных и надежных компаний, в том числе и компании его будущего тестя. Своей деятельностью Джек должен был обеспечить поступление многомиллионной суммы на счет фирмы. Такое поступление гарантировало бы ему, что в будущем он станет компаньоном. Компаньоны в “ПШЛ” получали по меньшей мере полмиллиона долларов в год. Конечно, для Болдуинов это не более чем чаевые, но он не был Болдуином. Во всяком случае, пока.