С. С. Балашов

Алексеевы

Выражаем сердечную благодарность глубокоуважаемому Виктору Ивановичу Тырыжкину морально поддержавшему и материально обеспечившему издание этой книги, а также серии из 7 уникальных книг по возникновению и жизненному развитию Московского Художественного Театра под руководством Народного артиста СССР К. С. Алексеева-Станиславского, выходца из самобытного и талантливого старинного рода русских купцов Алексеевых.

Директор Музея МХАТ И. Л. Корчевникова

Племянник К. С. Станиславского, автор этой книги, С. С. Балашов

Хранитель музея предпринимателей, меценатов и благотворителей Е. И. Калмыкова

Директор музея предпринимателей, меценатов и благотворителей Л. Н. Краснопевцев

В последние годы появилось немало интересных и ценных работ, посвященных ключевой проблеме нашего прошлого и настоящего – Российскому предпринимательству. Есть серьезные современные работы о Морозовых, Рябушинских, Гучковых, Кузнецовых, Третьяковых, Сытиных, Щукиных, Мамонтовых и др., интереснейшие мемуары, дневники, письма Хлудовых, Найденовых, Чумаковых, Мекков, Сабашниковых, Ламанского, Четверикова, Бахрушина и др.

Напечатаны, благодаря усилиям современных меценатов, ценные работы о К. С. Алексееве (Станиславском), в основном, как о театральном деятеле. Но в целом об Алексеевых, семье, сумевшей преодолеть катастрофу 1917 года, остаться в России и продолжать занимать важнейшие позиции в ее культуре и обществе, практически ничего нет.

Алексевы трудны, труднее других для показа и анализа. И тем ценнее инициатива С. С. Балашова, соединяющего в одном лице мемуариста и исследователя. Об Алексеевых пишет свой родной человек, знающий много семейных преданий и оценок разного рода, и соединяющий внутреннюю семейную историю с обширной информацией, распыленной по многим рукописным и печатным источникам.

Алексеевы по праву входят в славную когорту крепостных хозяйственных мужиков, ставших во второй половине XVIII – начале XIX вв. «отцами-основателями» российского капитализма. Это они вывели Россию к началу XIX века в пятерку самых развитых в экономическом отношении стран мира. Начав с торговли горохом с лотка на Красной площади в Москве в середине XVIII века, Алексеевы за сто с лишним лет создали систему высококвалифицированных производств золотой и серебряной канители, электропроводов, кабелей, деталей электроламп, разрабатывали на Востоке месторождения меди, золота, серебра, платины, разводили высокопородных овец, лошадей, крупный рогатый скот в Сибири и на Дону вели скупку и очистку шерсти и хлопка на заводах Средней Азии и на Украине. Алексеевы вели крупные финансовые операции, и кроме двух своих акционерных обществ, являлись совладельцами шести крупных текстильных фирм. Капиталы Алексеевых составляли десятки миллионов рублей.

Начиная с 1812 года, Алексеевы – активные общественные деятели Москвы. двое из них, Александр Васильевич и Николай Александрович, избирались московскими Городскими Головами. Причем, деятельность Николая Александровича Алексеева определила поворот в развитии Москвы, в ее превращении из большой деревни с дворцами феодалов в центре в современный благоустроенный город. Большой опыт общественного служения в соединении с вековой практикой организации успешной совместной работы тысяч людей на производстве составил ценнейший человеческий капитал Алексеевых, блестяще использованный на пятой ступеньке рода Константином Сергеевичем Алексеевым-Станиславским, председателем Совета директоров одной алексеевской фирмы, директором другой и создателем Московского Художественного театра и системы Станиславского.

Алексеевы и культура. С. С. Балашов представляет целую цепочку этого соотношения. Начинается она с основательницы рода, крепостной крестьянки Шереметева Правковьи Григорьевны (урожденной Артемьевой), близкой по своему положению дочери кучера графа к миру его театральных увлечений. А кончается автором книги, квалифицированным инженером-оптиком, автором ряда серьезных технических работ и одновременно руководителем народных драматических коллективов. В середине этой цепочки К. С. Станиславский.

Культурная жизнь и деятельность «массы» Алексеевых, а не одного Константина Сергеевича – это многолетние творческие и личные связи и контакты с Ф. И. Шаляпиным, Л. В. Собиновым, П. С. Олениным, артистами Художественного и других театров Москвы.

И, наконец, третий аспект работы С. С. Балашова – Алексеевы после революции. Всем было тяжело в эти десятилетия, а «бывшим» – вдвое и втрое. Самого Станиславского выселяли в коммуналку, брата, племянника и племянниц расстреливали. Остальные оказывались классово-чуждыми, ненужными, «лишенцами» во всех отношениях. И никакой паники, истеричных воплей о конце света, столь частых в те времена и позже. ни одного случая морального падения. Очень достойное мужественное поведение, взаимная поддержка и помощь засчет своих скудных ресурсов. Высокие образцы человеческого повседневного физического и духовного героизма и стойкости. Буржуазный трудовой практицизм и выносливость бывших мужиков помогали им находить и делать любую работу, добывать хлеб и дрова для продолжения своей жизни.

У нас принято восторгаться «героизмом проклятий» эмигрантов. Но оставаться, как Алексеевы, и продолжать работать в культуре ради ее сохранения было и труднее, и важнее для страны. К тому же, подавая пример сохранения равновесия и устойчивости в трудных условиях. Все это изложено автором очень просто, скромно.

И последнее. Автор, Степан Степанович Балашов, сам – подлинный Алексеев. Всю жизнь провел по законам и принципам своего рода. С. С. Балашов – явление негромкое, но обойти его молчанием неправильно. Его книга, помимо его воли и желания, даст и ему оценку, оставит его вместе с его предками, современниками и будущими поколениями.

Хранитель Музея предпринимателей, меценатов и благотворителей Л. Н. Краснопевцев

Директор Музея предпринимателей, меценатов и благотворителей Е. И. Калмыкова

Алексеевы

На рубеже XIX-XX веков театральная семья купцов-фабрикантов Алексеевых занимала видное место среди московской интеллигенции. Конечно, прежде всего это было связано с именем Константина Сергеевича Алексеева-Станиславского, уже в то время известного актера и режиссера, одного из основателей Общества искусства и литературы, а также Московского Общедоступного Художественного театра.

Брачные узы многих Алексеевых связывали их родством и свойством (своячеством) с видными семьями московской интеллигенции – меценатами Мамонтовыми, Боткиными, Третьяковыми, Бостанжогло, художниками Васнецовыми и Поленовыми.

Для меня род Алексеевых начинался с дедушки Сережи (Сергея Владимировича) и его жены, нашей бабушки Лизы (Елизаветы Васильевны) – родителей моей мамы, дяди Кости Алексеева-Станиславского, их братьев и сестер, из которых, в моем детстве, мы знали ближе других дядю Володю, тетю Нюшу, тетю Любу и в меньшей степени – тетю Зину, с их семьями.

Бабушка Лиза была крестной матерью моей сестры Аллы.

Вопросом, кто были родители наших бабушек и дедушек, я никогда не интересовался, знал только, что мамой бабушки Лизы была француженка, артистка Мари Варлей, и что ее наследственностью объясняли массовый острый интерес членов семьи Алексеевых к театру.

Примечательно, что все братья и сестры, а также жены и мужья некоторых из них, принадлежавшие к поколению дяди Кости Алексеева-Станиславского, за исключением тети Любы^[1], соприкоснулись, в большей или меньшей степени, с профессиональным театром или с театром, близким к профессиональному, как это было в Обществе искусства и литературы. Не этим ли обстоятельством можно объяснить, что все поколение этих людей и их детей (то есть людей уже моего поколения) привыкли говорить на чистейшем русском литературном языке (московском говоре), а Владимир Сергеевич Алексеев (дядя Володя) впоследствии преподавал в Оперной студии К. С. Станиславского орфоэпию – то есть правила литературного произношения.

Итак, о своих предках далее бабушки Лизы и дедушки Сережи я, в юные годы, практически ничего не знал. И вот однажды мне довелось присутствовать в семейной обстановке при разговоре о родословной семьи Алексеевых и кто-то сказал, что нашим прапрапрадедом был ярославский огородник, торговавший вразнос горохом с лотка на улицах Москвы. Это стало для меня новостью, но я не принял ее всерьез и счел шуткой – не может быть, чтобы у такой рафинированной интеллигентной семьи, как Алексеевы, предок был огородником, да еще торговал вразнос с лотка!

Однако составленное (на основе семейных рассказов, документов, дневников и других материалов) моим двоюродным братом Георгием Андреевичем Штекером «Генеалогическое древо» рода Алексеевых подтверждает довольно близкую к этому картину.

С тех пор я стал интересоваться отдаленными, обширными и путаными родственными связями и семейной хроникой, а также связями семьи Алексеевых по линиям свойства (своячества), по своей разветвленности и значимости (если так можно сказать!) оказавшимися весьма интересными.

Теперь я ставлю перед собой задачу сжато рассказать об этих связях в начале данной книги, чтобы читателям стали ясны истоки семьи Алексеевых и той ее ветви, к которой принадлежит К. С. Станиславский, все его братья, сестры и мы, их дети.

Действительно, родоначальником будущей семьи Алексеевых был крепостной и, следовательно, бесфамильный крестьянин деревни Костиной, селения Высоцкого, Служня стана Ярославского уезда Алексей Петров сын, то есть Алексей Петрович (1724—1775). Принадлежал он помещице Наталии Никифоровне Ивановой, от которой получил вольную. Когда это произошло, неизвестно; дошли сведения, что после переезда в Москву он в 1746 году был причислен к московскому купечеству по указу Главного магистрата.

Алексей Петров сын является прямым прапрадедом Константина Сергеевича Станиславского и всех его братьев и сестер, в том числе моей мамы и, следовательно, я его прапраправнук.

Алексей Петрович был женат на вольноотпущенной крестьянке, дочери конюха графа П. Б. Шереметева, Прасковье Григорьевне Артемьевой, (1728—1769).

Независимо от Г. А. Штекера, мой единоутробный брат Герман Васильевич Севастьянов также интересовался происхождением семьи Алексеевых и по сведениям, собранным им из других источников, установил нижеследующее:

...

«… Наш Алексеевский предок был крепостным какой-то ярославской помещицы, но работал огородником (на оброке) у графа П. Б. Шереметева в Останкине. Там он влюбился в дочку кучера графа; не обошлось без интриги, очевидно, кучер разговорился с графом. Алексей Петров сын, то есть Алексей Петрович (фамилий, напомню, у крепостных не было), женился на дочке кучера Шереметева, а на Вербное воскресенье Алексея Петрова сына и его жену освободили от крепости: граф – жену, а его – ярославская помещица.

Вероятно, Алексей Петров сын и приобрел тогда фамилию Алексеева, как полагалось в то время – потому-то в России столько Петровых, Ивановых, Сидоровых, что крепостным, получавшим вольную, давали фамилию по имени. Он прежде всего занялся тем, что продавал на Красной площади зерна для кормления голубей.

В свое время Петр Великий провел реформу и учредил чины и сословия: дворянство, мещане, крестьяне и купечество первой, второй и третьей гильдий. Кроме того, как специальная честь старой столице, было учреждено сословие московских купцов, то есть именитое купечество.

Первыми принятыми в московское именитое купечество были Плавильщиковы – в 1725 году. Затем был долгий перерыв. За это время Алексей Петрович так расторговался зернами, что завел мастерскую с шестью рабочими, которые кустарно тянули из серебра и золота нити для мундиров военных и гражданских, а также для церковных риз. В 1746 году А. П. Алексеева записали в сословие московского купечества»^[2].

У Алексея Петровича и Прасковьи Григорьевны было трое детей:

дочь – Аксинья Алексеевна, рождения 1748 года, которая вышла замуж за крестьянина деревни Фениной Гжельской волости Родиона Федорова;

сын – Семен Алексеевич (1751—1823), ставший родоначальником двух ветвей Алексеевых «Рогожских»;

сын – Василий Алексеевич (1760—1807), положивший начало двум ветвям Алексеевых – Алексеевым «Строгановским» и Алексеевым «Покровским». Его два сына Александр и Иван Васильевичи Алексеевы были купцами – суконными фабрикантами.

Итак, родоначальник всех Алексеевых, Алексей Петров сын, видимо, был человеком исключительно инициативным, предприимчивым и энергичным, и эти качества передал своим детям и потомкам. Его сын Семен Алексеевич стал хорошим его помощником, благодаря чему семья начинает материально крепнуть, обогащаться и выдвигаться в купеческой среде. московский купец второй гильдии Семен Алексеев сын в 1785 году основывает в Москве фабрику по изготовлению золотой и серебряной канители (золотых и серебряных нитей), в дальнейшем, к концу XVIII века становится московским купцом первой гильдии, то есть обладает уже порядочным капиталом, занимает видное положение в среде именитого московского купечества, имеет звание коммерции советника. В его положении оставаться без фамилии было неудобно, поэтому, по роду производства его фабрики, ему присвоили фамилия Серебреников, однако она не прижилась и все продолжали называть его Семен Алексеев сын и просто Семен Алексеев. К концу жизни он сам и все его дети уже официально носили фамилию Алексеевых.

Люди поколения моей мамы, дяди Володи, дяди Кости Станиславского, тети Зины являются правнуками и правнучками Семена Алексеевича Алексеева.

Семен Алексеевич Алексеев (Серебреников) был женат дважды. Первый брак его оказался бездетным. Второй раз он женился в возрасте 35 лет (в 1786 году) на девице Вере Михайловне Вишняковой (1774—1849), 12 лет. У них родились шесть детей – четыре дочери и два сына: Петр Семенович Алексеев (1794—1850) и Владимир Семенович Алексеев (1795—1862), от которых пошли две ветви Алексеевых «Рогожских».

По семейным преданиям, очень богатые именитые московские купцы Семен Алексеевич и Вера Михайловна Алексеевы были люди степенные, скупые и от этого относительно скромные в личной жизни, то есть в своих привычках.

Далее я буду касаться только линии Алексеевых «Рогожских», ведущей свое начало от Владимира Семеновича Алексеева, женившегося в 1820 году на Елизавете Александровне, урожденной Москвиной (1803—1850). Она была дочерью московского купца, коммерции советника Александра Осиповича Москвина (1762—1831) и Евдокии Григорьевны Котовой-Кирьяковой.

Елизавета Александровна болела туберкулезом и умерла в возрасте 47 лет; видимо, от нее появился у потомков семьи Алексеевых наследственный туберкулез, особенно отразившийся на детях Анны Сергеевны Штекер, родной сестры моей мамы. В сильной форме болел туберкулезом Игорь Константинович Алексеев, сын К. С. Станиславского и М. П. Лилиной.

Прежде чем рассказывать о семье Владимира Семеновича и Елизаветы Александровны Алексеевых, являющихся моими прадедом и прабабушкой по линии мамы, пора пояснить, почему Алексеевых, ведущих начало от Семена Алексеевича Алексеева (Серебреникова), называют «Рогожскими».

В книге Н. К. Ламана, А. Н. Белоусовой, Ю. И. Кречетниковой «Заводу „Электропровод“ 200 лет» (Энергоатомиздат, Москва, 1985) на страницах 8-11 говорится о том, что свою историю завод ведет от фабрики волоченого и плащеного золота и серебра, созданной в 1785 году в Москве Семеном Алексеевым, купцом второй гильдии, торговавшим в Москве в Серебряном ряду, и что в то время его владения с фабрикой находились на Большой Якиманской улице.

При оккупации Москвы наполеоновской армией семья Семена Алексеева эвакуировалась в Муром, а владения его сгорели. По возвращении в Москву С. Алексеев продает сгоревший участок земли на Якиманке Петру Михайловичу Вишнякову (брату жены) и покупает новый, с большим уцелевшим господским домом на Большой Алексеевской улице, близ Рогожской заставы, а на соседней Малой Алексеевской улице возрождает свою золотоканительную фабрику. С тех пор Алексеевых, поселившихся между Таганкой и Рогожской заставой, ближе к последней, стали называть Алексеевыми «Рогожскими».

Алексеевых «Рогожских», происходивших от Петра Семеновича Алексеева, брата моего прадедушки Владимира Семеновича Алексеева, мы совсем не знали и мало что слышали про них.

Вернемся к семье Владимира Семеновича и Елизаветы Александровны Алексеевых.

У них было восемь детей:

Александр Владимирович Алексеев (1821—1882);

Вера Владимировна Алексеева, в замужестве Сапожникова (1823—1877);

Надежда Владимировна Алексеева, в замужестве Беклемишева (1825—1865);

Семен Владимирович Алексеев (1827—1873);

Анна Владимировна Алексеева, в замужестве Кисловская (1831—1891);

Екатерина Владимировна Алексеева, в замужестве Якунчикова (1833—1858);

Сергей Владимирович Алексеев (1836—1893) и Татьяна Владимировна Алексеева, в замужестве Костомарова (1839—1892).

Похоже, все они родились в барском доме на Большой Алексеевской улице, купленном их дедом Семеном Алексеевичем Алексеевым. Здесь дочери, видно, жили до замужества, а сыновья Александр и Сергей продолжали жить и после женитьбы. Сын Семен, оставшийся холостяком, тоже, скорее всего, жил в этом доме. По семейным рассказам был он мужчиной внешне интересным и пользовался большим успехом у женщин. Говорили даже, что он состоял в тайных интимных отношениях с Елизаветой Михайловной Алексеевой, урожденной Бостанжогло (1830—1908), женой своего старшего брата Александра – дамой очень властной, игравшей в семье своего свекра Владимира Семеновича одну из главных ролей.

Бытовало мнение в семье, что Владимир Семенович был человек добрый, простой и обходительный, хороший муж и семьянин, набожный, очень честный и порядочный в деловых отношениях, умевший ладить с людьми. В повседневных привычках и обиходе был прост и невзыскателен, хотя, породнившись с семьей Москвиных (видимо, интеллектуально стоявшей выше семьи Семена Алексеевича Алексеева), жил как барин.

Унаследованная Владимиром Семеновичем от родителей Семена Алексеевича и Веры Михайловны скромность и целомудренность в привычках, в образе жизни, а также честность и порядочность Владимира Семеновича в делах передались его младшему сыну Сергею Владимировичу (моему дедушке Сереже) и его сыновьям – старшему сыну Владимиру Сергеевичу и второму сыну Константину Сергеевичу (Станиславскому), которые всю свою жизнь (не поддаваясь влиянию развращенного и распущенного конца XIX – начала XX веков) оставались скромны в своих привычках и обязательны в делах.

Мой дедушка Сергей Владимирович с 14 лет (видимо, после кончины матушки Елизаветы Александровны) работал на золотоканительной фабрике Алексеевых «Рогожских» и, пройдя постепенно все должностные ступени от мальчика на побегушках до руководителя фабрики, знал производство досконально, а к концу жизни вообще возглавил фирму.

Потомственный почетный гражданин, коммерции советник Сергей Владимирович Алексеев для занимаемого им положения в среде московских купцов-промышленников был человеком достаточно образованным, владел французским и немецким языками, имел прекрасный почерк, был начитан и обладал математическими и, видимо, экономическими знаниями, достаточными для ведения торговых дел.

После смерти матери старшая (на 13 лет) сестра Вера Владимировна Сапожникова в какой-то мере старалась восполнить подрастающему Сереже материнскую ласку и заботу; это явилось причиной их близких отношений до самого конца жизни Веры Владимировны. В 1869 году они совместно покупают подмосковную усадьбу Любимовку (в 30 верстах от Москвы по Ярославской железной дороге), которую через несколько лет как бы делят на две самостоятельные части: одна отходит к семье сестры, другая – к семье брата. Вероятно, это обстоятельство определило также для старших детей моего поколения большую близость с детьми Сапожниковых, чем других сестер и братьев дедушки Сергея Владимировича.

Веру Владимировну Алексееву в 16 лет выдали замуж за купца Григория Григорьевича Сапожникова (1810—1847), бывшего на 13 лет ее старше. У них родилось шестеро детей – четыре брата и две дочери, из которых трое детей умерли в малолетнем возрасте. Остались в живых Александр Григорьевич (1842—1877), Владимир Григорьевич (1843—1916) и Елизавета Григорьевна (1847—1908).

Александр Григорьевич любил покутить и был любимцем женщин, Владимир Григорьевич был его противоположностью – тих и скромен. Женился он на своей кузине Елизавете Васильевне, урожденной Якунчиковой (1856—1937), дочери Екатерины Владимировны Алексеевой-Якунчиковой, о семье которой речь впереди. Елизавета Васильевна Сапожникова, женщина добрая, сердечная, всегда готовая всем помочь, полюбилась Владимиру Григорьевичу чуть ли не с детских лет, и он пронес свое чувство к ней через всю жизнь. Насколько я помню, жила она до конца дней своих у Красных ворот, кажется, в бывшем своем доме на Каланчевском сквере и умерла в 1937 году.

Моя мама (жившая в Петрограде-Ленинграде с начала 1913 года) была двоюродной сестрой Елизаветы Васильевны и, приезжая в Москву, при возможности навещала ее и иногда брала меня с собой.

У Елизаветы Васильевны и Владимира Григорьевича Сапожниковых тоже было шестеро детей (моих троюродных братьев и сестер) – три сына и три дочери, из которых смутно я помню только Веру Владимировну (умерла в 1939 году). Все три дочери Сапожниковых красотой не отличались и замужем не были. Вера, видимо, перенесла детский паралич – одна ее рука всегда была прижата к телу.

Григории Владимирович (1888—1938), человек очень набожный, жил один в лесу около Любимовки, в избушке; потом он вдруг влюбился в Елизавету Ивановну Самарину (1891 года рождения), горничную его матери, и женился на ней. Елизавету Ивановну отправили в Англию, где она училась два года и, очевидно, будучи от природы способной и восприимчивой, вернулась человеком, умеющим прекрасно держаться в обществе, и даже более интеллигентным, чем сами Сапожниковы.

Слышал, что Сергей Владимирович Сапожников (1888—1942) с детства заикался и, чтобы скрыть это, старался говорить нараспев. Он прекрасно и очень эмоционально играл на рояле.

Двоюродная сестра моей мамы, дяди Кости (Станиславского) и их братьев и сестер Елизавета Григорьевна Сапожникова (1847—1908) вышла замуж за Савву Ивановича Мамонтова (1841—1918), богатого мецената, организатора известного в Москве театрального любительского кружка, в котором ставились драматические спектакли, и иногда в них участвовал молодой Костя Алексеев, у которого, в родительском доме, был свой любительский театральный кружок, называвшийся «Алексеевским».

Савва Иванович собрал вокруг себя плеяду знаменитых талантливых русских художников: В. Д. Поленова, братьев Виктора и Аполлинария Васнецовых, И. Е. Репина, И. И. Левитана, М. А. Врубеля, В. А. Серова, М. В. Нестерова и других. Все талантливое и прогрессивное в русском художественном искусстве (в частности, в театральном, декоративном) и в русском оперном искусстве поддерживалось и опекалось С. И. Мамонтовым. Он был инициатором и создателем частной Русской оперы на профессиональном уровне, в которой пели знаменитые впоследствии певцы, в том числе Ф. И. Шаляпин.

Мамонтов построил Ярославскую железную дорогу, соединившую далекий Архангельск с Москвой. Когда Сергей Владимирович Алексеев и Вера Владимировна Сапожникова приобрели усадьбу Любимовку, Савва Иванович выстроил на проходящей приблизительно в трех верстах от Любимовки железнодорожной линии платформу-станцию «Тарасовка» (ныне «Тарасовская»).

У Елизаветы Григорьевны и Саввы Ивановича Мамонтовых было пять детей – три сына и две дочери (мои троюродные братья и сестры): сыновья Сергей (1867—1915), Андрей (1869—1891), Всеволод (1870—1951); дочери Вера (1875—1907) и Александра (1878—1952).

Сергей Саввич был довольно известным поэтом.

Про Андрея Саввича, много болевшего и умершего молодым, говорили, что он проявлял очень большие способности к живописи и мог бы стать выдающимся художником.

Всеволод Саввич Мамонтов был хранителем Абрамцевского музея^[3].

Вера Саввишна вышла замуж за прокурора Святейшего Синода Александра Дмитриевича Самарина; жизнь ее не была счастливой и примечательной, но эта женщина осталась в русском искусстве и памяти потомков благодаря портрету, написанному с нее в 1887 году В. А. Серовым в подмосковном имении Мамонтовых Абрамцеве (это его знаменитая очаровательная «Девочка с персиками»), а также портрету кисти В. М. Васнецова (1896).

Упоминавшийся уже ранее старший сын Владимира Семеновича и Елизаветы Александровны, Александр Владимирович Алексеев, был тихий и незаметный человек, полностью подчинившийся своей энергичной и властной жене Елизавете Михайловне (урожденной Бостанжогло^[4]). У них были сын и три дочери.

Начну с дочерей. Две из них, а именно Мария (1855—1936) и Александра (1863—1912) вышли замуж за братьев Четвериковых (соответственно) Сергея Ивановича (1850—1929) и Дмитрия Ивановича (1858—1910), а третья дочь, Елизавета (1869—193?), стала супругой Эдгара Александровича Руперти.

Их детей, наших троюродных братьев и сестер, я никогда не знал, за исключением Китри – Екатерины Дмитриевны (1899—1972), которая, вторым браком, была замужем за нашим двоюродным братом Георгием Андреевичем Штекером – составителем «Генеалогического древа» рода Алексеевых и машинописной рукописи «Сведения о купеческом роде Алексеевых».

Сын, Николай Александрович Алексеев (1852—1893), был очень энергичный и деятельный человек; одно время, до 1885 года, он являлся одним из пяти директоров Московской консерватории, а в 1885 году был избран московским городским головой, много сделал для развития инженерных сооружений и хозяйства Москвы. В семье Алексеевых поговаривали, что Николай Александрович был сыном Семена Владимировича Алексеева, на которого походил похож и внешне, и своими деловыми качествами.

Уходя из Московской консерватории, Николай Александрович рекомендовал на свое место одного из директоров своего двоюродного брата, двадцатидвухлетнего Константина Сергеевича Алексеева, который и проработал несколько лет в этой должности.

Жил Николай Александрович с женой и тремя дочками в собственном доме в Леонтьевском переулке – ныне это дом № 9. Любопытно, что по желанию супруги все внутренние помещения были отделаны в голубой цвет.

Николай Александрович Алексеев был женат на Александре Владимировне Коншиной (1853—1903), дочери коммерции советника Владимира Дмитриевича Коншина и Елизаветы Михайловны, урожденной Третьяковой, сестры Павла Михайловича Третьякова (1832—1898) – основателя знаменитой картинной галереи. В. Д. Коншин был приказчиком у отца Третьяковых Михаила Захаровича Третьякова (1801—1850). Отсюда свойство между Алексеевыми и Третьяковыми.

Через Третьяковых же Алексеевы состояли в дальнем свойстве:

1. С Петром Ильичем Чайковским и его братьями, так как Анатолий Ильич Чайковский был женат на Прасковье Владимировне Коншиной, родной сестре Александры Владимировны – жены Николая Александровича Алексеева.

2. С известным архитектором Александром Степановичем Каминским (1829—1897), который был женат на Софье Михайловне Третьяковой (1839—1902), сестре Павла и Сергея Михайловичей, а также Елизаветы Михайловны Третьяковых. А. С. Каминский много строил для семьи Третьяковых.

3. С известным уже в то время пианистом Александром Ильичом Зилоти (1863—1945), женатым на старшей дочери Павла Михайловича и Веры Николаевны (1844—1899) Третьяковых^[5] Вере Павловне (1866—1939).

Известно, что А. И. Зилоти был двоюродным братом Сергея Васильевича Рахманинова.

4. С семьей Боткиных через замужество двух дочерей П. М. Третьякова – Александры Павловны (1867—1959) и Марии Павловны (1875-?) с братьями Сергеем Сергеевичем (1859—1910) и Александром Сергеевичем Боткиными^[6].

Отсюда вытекает, что связи представителей рода Алексеевых по линии свойства (своячества) с кругом московской интеллигенции были достаточно широки и многообразны. Известно, например, что в 1885—1888 годах К. С. Станиславский довольно часто встречался и тесно сотрудничал с П. И. Чайковским и С. И. Танеевым, так как все они одновременно входили в число пяти директоров, а сам он был еще и казначеем московского отделения Русского музыкального общества и консерватории.

Но вернемся к остальным детям Владимира Семеновича и Елизаветы Александровны Алексеевых. Три их дочери вышли замуж за военных.

Мужем Надежды Владимировны стал полковник в отставке, походный шталмейстер^[7] Генерального штаба Аркадий Илларионович Беклемишев (1791—1873); был он старше жены на 26 лет. Брак их оказался бездетным.

Мужем Анны Владимировны был полковник Генерального штаба Лев Дмитриевич Кисловский (1821—1861); у них родились три сына и две дочери, которые тоже имели по трое-пятеро детей. Эту овольно обширную семью Кисловских мы совсем не знали, только изредка слышали о них.

Мужем младшей дочери Татьяны Владимировны был капитан Лейб-гвардии Семеновского полка, главный библиотекарь Академии Генерального штаба Андрей Николаевич Костомаров (1823—1899); их единственная дочь, Екатерина Андреевна Костомарова, осталась бездетной. Умерла она в 1937 году, но я ее не знал.

Еще одна дочь, Екатерина Владимировна, вышла замуж за Василия Ивановича Якунчикова (1826—1907); у них было трое детей:

сын – Владимир Васильевич Якунчиков (1835—1916), который женился на Марии Федоровне Мамонтовой (1864-?);

дочь – Елизавета Васильевна (1856—1937), вышедшая замуж за своего двоюродного брата Владимира Григорьевича Сапожникова, о которых я уже ранее рассказывал;

дочь – Наталия Васильевна (1858—1931) была женой выдающегося живописца и театрального художника Василия Дмитриевича Поленова (1844—1927), впоследствии Народного художника РСФСР.

Через несколько дней после рождения дочери Наталии Екатерина Владимировна скончалась.

По прошествии какого-то времени Василий Иванович Якунчиков вторично женился, на Зинаиде Николаевне Мамонтовой (родной сестре Веры Николаевны, жены Павла Михайловича Третьякова), и у них было шестеро детей – сводных братьев и сестер.

У Наталии Васильевны и Василия Дмитриевича Поленовых также было шестеро детей – наших троюродных братьев и сестер, по дошедшим до меня сведениям, людей очень милых и радушных. К сожалению, я их не знал, так как большую часть своей жизни прожил в Ленинграде и не сумел выбрать времени для поездки в Поленово.

И наконец, я приступаю к рассказу о самой близкой мне ветви рода Алексеевых, происходящей от нашего дедушки по линии матери Сергея Владимировича, младшего сына Владимира Семеновича и Елизаветы Александровны Алексеевых «Рогожских». Свое повествование я выделяю в отдельный раздел под названием:

Семья и потомки

Сергея Владимировича и Елизаветы Васильевны Алексеевых

Наш дедушка Сергей Владимирович Алексеев (15.5.1836—17.1.1893), потомственный почетный гражданин, коммерции советник, в восьмидесятых годах XIX века руководил торгово-промышленным товариществом «Владимир Алексеев».

В 23 года Сергей Владимирович без памяти влюбился в приехавшую в Москву из Санкт-Петербурга восемнадцатилетнюю девицу Елизавету Васильевну Яковлеву (5.4.1841—12.10.1904), ответившую ему полной взаимностью.

По представлениям того времени о «весомости» семьи невесты, по величине капитала этой семьи и приданого, даваемого за невестой, Елизавета Васильевна была бесприданница, да еще и незаконно рожденная в гражданском браке, то есть – не ровня Сергею Владимировичу. Тем не менее 3 июля 1859 года сыграли свадьбу, и молодые поселились в родовом «рогожском» доме Алексеевых, где полной хозяйкой была энергичная, красивая и властная Елизавета Михайловна, жена мягкого и безвольного Александра Владимировича – старшего сына Владимира Семеновича Алексеева.

Свекор настороженно принял в дом не очень желанную Елизавету Васильевну, но ее красота, редкая доброта, талант (она великолепно играла на фортепиано) и открытость характера вскоре завоевали признание и любовь старика и всех домочадцев, и «молодая» органично вошла в семью Алексеевых.

Каково же происхождение Елизаветы Васильевны – нашей бабушки Лизы?

Отец ее, Василий Абрамович Яковлев (1806—1848), дед К. С. Станиславского и его братьев и сестер, был человеком энергичным, изобретательным, исполнительным и обязательным в делах. Был он крупным подрядчиком по поставке камня для строек в Санкт-Петербурге и работал с архитектором О. Монферраном – в частности, поставлял гранит для строительства Исаакиевского собора и сооружения на Дворцовой площади перед Зимним дворцом Александровской колонны, воздвигнутой из двух цельных, вырубленных из природного массива глыб.

Василий Абрамович, человек образованный, часто ездил за границу, знал иностранные языки, слыл большим театралом и был близок с театральными кругами Петербурга. В. А. Яковлев состоял в гражданском браке с француженкой Мари Варлей (Marie Varlet), актрисой, игравшей в Париже и в Петербурге, в Михайловском театре. В России ее звали Марией Ивановной. Когда она родилась, я толком не знаю, кажется в 1818 году, известно лишь, что умерла она 22 июля 1885 года, будучи достаточно пожилой. Сохранилась широко известная фотография Марии Ивановны Варлей в среднем возрасте. Изображений Василия Абрамовича Яковлева не осталось, и никто из его потомков не знает, какова была его внешность.

У них родились две дочери – Мари (старшая) и Адель. По неизвестным причинам этот гражданский брак довольно быстро распался; кажется, по характеру несколько истеричная и взбалмошная француженка вновь увлеклась и, после разрыва с В. А. Яковлевым, вышла замуж за некоего Лаптева. Василий Абрамович дочерей оставил у себя и, так как они были, как и их мать, католичками, приобщил их к православной вере: при крещении Мари стала Марией, а Адель – Елизаветой. Крестным отцом Елизаветы Васильевны был знаменитый актер петербургских императорских театров Иван Иванович Сосницкий.

После разрыва с Мари Варлей Василий Абрамович вскоре женился на Александре Михайловне Бостанжогло, родной сестре энергичной Елизаветы Михайловны. Александра Михайловна Яковлева была строгая, неласковая мачеха, и подрастающие дочки Василия Абрамовича ее недолюбливали. В 18 лет Мария Васильевна Яковлева (1838—1864) вышла замуж за брата своей мачехи Николая Михайловича Бостанжогло, который увез ее в Москву. Около трех лет спустя Елизавета Васильевна, в сопровождении гувернантки Елизаветы Ивановны Леонтьевой, убежала из дома мачехи к замужней старшей сестре, в Москву. На этот шаг их уговорил Николай Михайлович и даже помог им уехать. Здесь, в доме своей сестры, Елизавета Васильевна познакомилась с Сергеем Владимировичем Алексеевым.

По семейным рассказам дедушка Сережа и бабушка Лиза были влюблены друг в друга до глубокой старости. Детей у них было много, по нынешним понятиям бабушка Лиза была «мать-героиня» – она родила дедушке Сереже десять детей:

Володю (Вовосю) – Владимира Сергеевича Алексеева (1861—1939), который закончил жизнь Заслуженным артистом РСФСР;

Костю (Кокосю) – Константина Сергеевича Алексеева-Станиславского (1863—1938); он стал Народным артистом СССР, всемирно признанным теоретиком реалистического драматического и, в какой-то мере, оперного театрального искусства;

Зину – Зинаиду Сергеевну Алексееву, в замужестве Соколову (1865—1950); она стала Заслуженной артисткой РСФСР;

Нюшу – Анну Сергеевну Алексееву (1866—1936); она была замужем за Андреем Германовичем Штекером и, вторым браком, за Владимиром Николаевичем Красюком. Талантливая актриса, исполняла ведущие роли в спектаклях любительского «Алексеевского кружка» и «Общества искусства и литературы», была много лет партнершей брата К. С. Алексеева-Станиславского. В 1899—1903 годах выступала на сцене МХТ (Московского художественного театра, получившего в 1919 году звание академического и ставшего МХАТ) под псевдонимом А. С. Алеев.

Юру – Георгия Сергеевича Алексеева (1869—1920). Он был директором отделения фирмы «Владимир Алексеев» в Харькове. Там, в своем загородном имении, он организовал любительский кружок – «Товарищество исполнителей драматических произведений», дававший иногда спектакли в Харькове, в Народном доме Общества грамотности; так в этом городе появился первый народный общедоступный театр, спектакли которого обставлялись с большой тщательностью и художественностью. Сам Г. С. Алексеев выступал в качестве любителя под псевдонимом Юрьевский^[8].

Борю – Бориса Сергеевича Алексеева (1871—1906). Он играл в спектаклях «Алексеевского кружка» и, под псевдонимом Борин, – в «Обществе искусства и литературы». Один сезон 1900—1901 годов играл в МХТ под псевдонимом Б. С. Полянский.

Любу – Любовь Сергеевну Алексееву (1871—1941); она была замужем четыре раза – за Георгием Густавовичем Струве, за Василием Николаевичем Бостанжогло (своим двоюродным братом), за Иосифом Ивановичем Коргановым и за Алексеем Дмитриевичем Очкиным (знаменитым в Москве выдающимся врачом, главным хирургом и заведующим хирургического отделения больницы им. Боткина).

Паву – Павла Сергеевича Алексеева (1875—1888); умер в 13 лет от менингита на почве туберкулеза. Хорошо рисовал, сохранились его рисунки, в том числе альбом с зарисовками персонажей оперетты «Микадо» (музыка А. Салливена), поставленной «Алексеевским кружком», в котором участвовал и сам.

Маню (Манюшу) – Марию Сергеевну Алексееву (1878—1942); она была замужем трижды – за Петром Сергеевичем Олениным, оперным певцом (баритон) и режиссером-новатором, за Василием Сергеевичем Севастьяновым, оперным певцом (драматический тенор), и за моим отцом – Степаном Васильевичем Балашовым, оперным певцом (лирический тенор), впоследствии Заслуженным артистом РСФСР. Мария Сергеевна сама была оперной певицей (колоратурное сопрано), от природы обладала даром драматической актрисы, что особенно было заметно при исполнении ею партии Виолетты в «Травиате» Д. Верди, Маргариты в «Фаусте» Ш. Гуно и Марфы в «Царской невесте» Н.А. Римского-Корсакова; выступала она под псевдонимом Аллина, взятом в честь дочери Аллы.

Благодаря замужеству Марии Сергеевны с П. С. Олениным, Алексеевы были в свойстве с Марией Алексеевной Олениной-д'Альгейм (1869—1970), известной русской камерной певицей (меццо-сопрано), являвшейся выдающейся исполнительницей и пропагандистом вокальных произведений М. П. Мусоргского. М. А. Оленинойд'Альгейм и С. И. Мамонтову, прежде всего, обязана русская интеллигенция конца XIX века и, в том числе, семья Алексеевых глубоким интересом к вокальным камерным и оперным произведениям Мусоргского и Римского-Корсакова.

Патриархальность семьи Владимира Семеновича сказалась и на семье его сына Сергея Владимировича и Елизаветы Васильевны, которых их дети и все члены семьи называли «папаня» и «маманя». Любопытно, что первые актеры Художественного театра, знавшие Елизавету Васильевну, тоже в своих письмах и за глаза называли ее «маманя Елизавета Васильевна».

Владимир Сергеевич (дядя Володя) женился на Прасковье Алексеевне Захаровой (1862—1922) и у них было три сына: Шура, Кока и Мика, то есть Александр (1883—1932), Николай (1884—1927) и Михаил (1886—1931) Владимировичи, а также дочь, Вера Владимировна (1889—1952), Вева, у которой родилась единственная дочь Елизавета (1914—1979) – Леличка.

Два сына Александра Владимировича, Сема и Митя, то есть Семен Александрович (1912—1990) и Дмитрий Александрович (1913—1990) Алексеевы жили в Москве. Семен Александрович – доктор технических наук, профессор МВТУ им. Баумана; Дмитрий Александрович – инженер. Оба они мои двоюродные племянники.

Константин Сергеевич Алексеев-Станиславский (дядя Костя) женился на Марии Петровне Перевощиковой (тете Марусе), впоследствии – Народной артистке РСФСР Лилиной. У них было трое детей. Первая их дочь Ксения умерла в 1890 году трех или четырех месяцев от роду от воспаления легких. Дочь Кира Константиновна (1891—1977) вышла замуж за известного художника Р. Р. Фалька, от которого родила дочь Кириллу Романовну Фальк (1921—2006), в замужестве Барановскую; она была очень квалифицированная переводчица с французского языка на русский и наоборот. Кирилла Романовна член Союза писателей СССР, сотрудник журнала «Советская литература» на иностранных языках.

Сын, Игорь Константинович Алексеев (1894—1974), был женат на Александре Михайловне Толстой, внучке Л. Н. Толстого. Их дочь Ольга Игоревна (1933 года рождения), в замужестве Мардухаева, живет в Париже.

Зинаида Сергеевна (тетя Зина) вышла замуж за врача Константина Константиновича Соколова, погибшего в 1919 году во время борьбы с эпидемией сыпного тифа, которым он и заразился. У них были две дочери Зины (Зюли). Родная дочь, Зинаида Константиновна (1887-?), Зюля Большая, была замужем за Алексеем Викторовичем Васнецовым, сыном знаменитого художника В. М. Васнецова; Зюля Маленькая – Зинаида Иосифовна Сеппи – являлась их приемной дочерью.

У Анны Сергеевны (тети Нюши) от первого брака с А. Г. Штекером было 8 детей:

София – Соня (1886—1912), Андрей – Дрюля (1883—1940), Анатолий (умер младенцем в 1889 году), Всеволод – Водя (1892—1925), Сергей – Сережа (1893—1922), Георгий – Гоня (1895—1963), Людмила – Милуша (1898—1969) и Глеб (1901—1954). От второго брака у тети Нюши был сын Владимир Владимирович Красюк – Вова (1908—1937), актер МХАТа, он умер то ли в 28, то ли в 29 лет от туберкулеза легких.

На отпрысках тети Нюши особенно сильно сказался наследственный (как считают в семье, пришедший от бабушки, Е. А. Москвиной-Алексеевой) туберкулез; из девяти ее детей от этой болезни скончались шестеро. От поколения моих двоюродных братьев и сестер по линии тети Нюши родились только четыре девочки: Татьяна Всеволодовна Штекер (1923—1992), или Таньча, как ее звали в детстве; Людмила Флорентиевна Хлудова, или по-домашнему Люлька (1936—2003), дочь Милуши; и две сестры, дочери Глеба – Наталия и Любовь. Все они жили в Москве.

Георгий Сергеевич (1869—1920), дядя Юpа, был женат на Александре Густавовне Струве – сестре первого мужа тети Любы. У них были дети: Валентина, Павел, Тамара, Олег и Ростислав. Семья их жила то ли в Харькове, то ли под Харьковом, и я никого из них не знал. Лицо дяди Юры знакомо мне по фотографиям – он был очень красивый.

Бориса Сергеевича (дядю Борю) я тоже знаю по фотографиям; внешность его мне кажется самой обыкновенной, но женщинам он нравился. Женился Борис Сергеевич на актрисе Художественного театра Ольге Павловне Полянской (тете Оле), и у них был сын Сергей (1893-?), которого (в отличие от других братьев Сергеев) мы звали Сережа-кабановский, по названию принадлежавшего им имения Кабаново.

Через тетю Олю Полянскую-Алексееву Алексеевы были в свойстве с академиком Сергеем Ивановичем Вавиловым, мужем родной сестры тети Оли – Екатерины Павловны Полянской.

Любовь Сергеевна (тетя Люба) и Борис Сергеевич (дядя Боря) были двойняшки (родились в 1871 году); наверно, все особенно прекрасное во внешности тетя Люба «забрала» себе, так как была она очень красива и в пору расцвета ее звали Московской Венерой.

Тети Люба, видимо, от рождения страдала болезнью почек, и доктора запретили ей иметь детей, так как беременность грозила слепотой. Но тетя Люба очень любила детей. Другой ее муж, Иосиф Иванович Корганов, вполне разделял это чувство, и они усыновили двух крестьянских ребятишек – сестру Любовь (1902—1983) и брата Константина (погиб в Великую Отечественную войну).

Мария Сергеевна (1878—1942) имела семь детей: Женю, Сережу Марину Олениных, Аллу (Лялю), Котю и Тису Севастьяновых и Степу (Рыжика) Балашова.

Женя – Евгений Петрович (1897—1934); Сережа – Сергей Петрович (1898—1973); Марина – Марина Петровна (1901—1963), в замужестве Драгович; Ляля – Алла Васильевна (1903 года рождения) была замужем за Заслуженным артистом М. Н. Сидоркиным (1910—1980); Котя – Герман Васильевич (1905—1974); Тиса – Таисия Васильевна (1910—1979), была замужем первым браком за Евгением Севастьяновичем Артемовым, а вторым– за Николаем Александровичем Фасманом; Степа или Рыжик – Степан Степанович (рожд. 1912 г.).

Все мы были женаты и замужем, имели детей, большинство из которых умерли в младенческом или детском возрасте, а взрослого возраста достигли только два сына Таисии Васильевны: от первого брака – Владимир Евгеньевич Артемов (1931—1999), которого в детстве называли Бибкой или Бибой, и от второго брака – Валерий Николаевич Севастьянов (1948 года рождения), а также сын Сергея Петровича от второго брака с Верой Федоровной Топольской – Святослав Сергеевич Оленин (1950 года рождения), которого близкие люди называют Светиком или Славой.

У всех троих уже свои взрослые дети, судьбы которых никак не могут повлиять на дальнейшее генеалогическое развитие рода Алексеевых. Повлиять на него могут ныне живущие потомки мужского пола Алексеевых, а именно: прямые потомки Владимира Сергеевича Алексеева (1861—1939) – его правнук Алексей Семенович Алексеев (родился 5 июня 1965 года), имеющий двух сыновей близнецов (праправнуков) Алексея и Ивана Алексеевых, родившихся 15.01.2001 в Будапеште от жены Моники Вашш (венгерки по национальности), а также дети правнука Александра Дмитриевича Алексеева (1953—1994) – праправнук Дмитрий Александрович Алексеев (родился 4.10.1982), проживавший с матерью, урожденной Седовой Мариной Витальевной, в Москве и праправнук Андрей Александрович Алексеев (родился 16.08.1987), проживавший с матерью, урожденной Емельяновой Татьяной Евгеньевной, в городе Ульяновске.

Алексеевым была свойственна активная общественная деятельность, о чем свидетельствует то обстоятельство, что имели они звания потомственных почетных граждан; известно, что это звание присваивалось родным городом за заслуги перед Отечеством, перед обществом, за патриотические пожертвования, за создание и строительство общеполезных заведений – больниц, богаделен, а также городских инженерных сооружений и т. д. Двое Алексеевых были московскими городскими головами.

Как правило, все семьи рода Алексеевых были многодетны, да еще часто заключались браки между двоюродными братьями и сестрами, поэтому досконально разобраться в родстве семей рода представляет немалый труд. Конечно, я знал только ближайших родственников, но примечательно, что всю жизнь, время от времени, мне встречаются люди, которые говорят о том, что они дальние родственники К. С. Станиславского, значит и Алексеевых, а следовательно, и мои.

К 125-летию Петра Сергеевича Оленина

16 февраля (1 марта по новому стилю) 1995 года исполнилось 125 лет со дня рождения выдающегося оперного режиссера и певца-актера П. С. Оленина, жизнь и деятельность которого близко соприкасалась с Л. В. Собиновым, Ф. И. Шаляпиным, С. И. Мамонтовым, с оперными певцами и певицами, дирижерами, художниками русских частных и казенных оперных, и актерами и режиссерами драматических театров, наконец, с К. С. Алексеевым-Станиславским и всей его талантливой Алексеевской семьей^[9].

О профессиональной деятельности П. С. Оленина, при его жизни, театральные критики писали много рецензий в газетах и журналах; часть из них послужила материалом В. Боровскому для его интересной книги «Московская Опера С. И. Зимина», в которой П. С. Оленин много лет был главным режиссером, по существу – художественным руководителем. П. С. Оленин был личностью незаурядной, но в наше время имя его почти забыто, что несправедливо…

Частная же жизнь П. С. Оленина, в переплетении с его карьерой певца-актера, вообще в литературе не освещена. Предлагаемый очерк стремится хоть частично закрыть этот пробел.

Петр Сергеевич Оленин и семья потомственного гражданина, коммерции советника Сергея Владимировича Алексеева

Спектакли труппы любителей московского Общества искусства и литературы, руководимого режиссером-любителем и актером Константином Сергеевичем Алексеевым-Станиславским, к своему седьмому сезону 1894/95 годов уже завоевали большие симпатии и известность у любителей театра. Комедия Островского «Последняя жертва», премьера которой состоялась в предшествующем сезоне 21 февраля 1894 года, имела успех у зрителей и хорошую прессу; так, «Московские ведомости» от 22 февраля в рецензии отметили: «Тем более славы и чести Обществу, что в эпоху упадка русского театра оно твердо и высоко держит знамя искусства, показывая этим пример таким учреждениям, как Малый театр».

В новом сезоне, с октября 1894 года начались репетиции трагедии Карла Гуцкова «Уриэль Акоста», постановка которой оказалась одной из наиболее интересных работ К. С. Станиславского. Премьера состоялась 9 января 1895 года на маленькой сцене Охотничьего клуба. Репетиции, вся подготовительная работа проходили или в этом клубе, или в доме Алексеевых у Красных ворот, в котором прошли детские и юношеские годы детей Сергея Владимировича Алексеева и его жены Елизаветы Васильевны Алексеевой (урожденной Яковлевой). Естественно, что для проведения репетиций, в том числе и массовых сцен «Уриэля Акосты», использовалась в доме Алексеевых сцена домашнего театра, которую монтировали в столовой на втором этаже флигеля, пристроенного в самом начале 1880-х годов к старому основному особняку^[10].

При постановке «Уриэля Акосты» Константин Сергеевич уделял большое внимание разработке жизненности толпы в массовых сценах, в которых участвовала в качестве статистов учащаяся молодежь, некоторые члены семьи Алексеевых и кое-кто из актеров труппы, например – Л. П. Лилина (игравшая первые роли), сестра К. С. Станиславского. А. С. Штекер (по сцене Алеева) и М. С. Алексеева (в то время еще шестнадцатилетняя Маня), ее гувернантка Л. Е. Гольст, студент А. А. Шенберг (впоследствии актер и режиссер А. А. Санин), студент-медик Московского университета П. С. Оленин – будущий оперный певец и режиссер.

Известный театральный деятель, драматург, режиссер, историк театра Николай Александрович Попов, который в период постановки «Уриэля Акосты» был ближайшим помощником К. С. Станиславского, написал в своих воспоминаниях: «Жизненность толпы подготовлялась еще задолго до генеральных репетиций особым приемом: каждому из статистов была написана роль, и в известный момент какой-нибудь сцены начинался диалог между ближайшими соседями, жестикуляция допускалась с разрешения режиссера. Такие диалоги составлялись из стихов самой пьесы или из фраз, ритмически соответствовавших ее тексту. За несколько мгновений этим приемом создавались говорящие группы, в нужный момент превращавшиеся в сценическую толпу, стихийно захваченную одним общим чувством».

Характерные по внешности фигуры поручалось изображать наиболее способным и инициативным из статистов, к которым, в частности, был причислен даровитый Петр Сергеевич Оленин за его природную артистичность.

Вероятнее всего, что любовь к театру юного Петра Сергеевича передалась ему от его матери Анны Михайловны Олениной-Алянчиковой, по профессии акушерки; она, как и многие интеллигентные москвичи того времени, любила театр и участвовала в любительских спектаклях, встречаясь на них с К. С. Станиславским еще до образования Общества искусства и литературы, в спектаклях которого она тоже участвовала, выступая под псевдонимом Лордина. Анна Михайловна была татарка и, как я слышал, ее родовые корни связаны с городом Касимовым.

В Обществе искусства и литературы Петр Сергеевич Оленин, под псевдонимом П. С. Ленин, еще 14 ноября 1891 года участвовал в одноактной пьеске «В камере судьи», она шла в один вечер со спектаклем «Фома» по повести Ф. М. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели», приспособленной для сцены г. Станиславским (как сообщалось в общей программе спектаклей на тот вечер); в этой пьеске из обыденной жизни Петр Сергеевич исполнял роль штукатура.

Видимо, в спектакле «Уриэль Акоста», среди исполнителей массовых сцен индивидуальность и даровитость П. С. Оленина были замечены, и в сезоне Общества 1895—1896 годов ему доверили исполнение роли Кассио, лейтенанта Отелло, в спектакле «Отелло, венецианский мавр», премьера которого состоялась 19 января 1896 года.

П. С. Оленин принадлежал к старинному русскому дворянскому роду (имевшему свой родовой герб), восходящему к Алексею Николаевичу Оленину (1763—1843), дочь которого, красавица Анна Алексеевна Оленина (1808—1888), была воспета А. С. Пушкиным.

Статный, красивый, энергичный и общительный, веселый и остроумный, несомненно обладавший сценическими способностями, к тому же музыкальный и одаренный неплохим баритоном двадцатичетырехлетний Петр Сергеевич Оленин пользовался вниманием и успехом у женщин, и ничего нет удивительного, что шестнадцатилетняя Маня Алексеева (самая младшая сестра К. С. Станиславского) влюбилась в него, и вскоре между ставшим бывать у Алексеевых Петром Сергеевичем и хорошенькой, чистой и наивной Манюшей начался платонический роман, вскоре замеченный ее сестрами, братьями и маманей Елизаветой Васильевной.

Вполне возможно, что кто-то из бывавшей у Алексеевых молодежи или любивших пошутить братьев и сестер Мани решили разыграть ее и специально так подстроили, что на ближайших святках, когда, как было принято, стали гадать «на суженого» – девушки бросали за ворота дома туфельку и, выходя на улицу, спрашивали у проходящих мужчин их имя, веря, что и их суженный будет его носить, – какой-то мужичок на вопрос Мани ответил: «Пё-оо-тра».

С течением времени, казалось бы, совсем еще детский роман Манюши становился серьезнее, девочка превращалась в горячо любящую девушку, между ней и Петром Сергеевичем возникла переписка и обоюдное желание вступить в брак.

30 марта 1895 года Маня подарила Петру Сергеевичу свою фотографию, на оборотной стороне паспарту которой со всей чистотой и открытостью любящей девичьей души написала:

...

«30

18-95 г.

III

Смотри на твою девочку, думай об ней, люби ее крепко страшно, как она тебя безумно любит. Когда будешь заниматься^[11], ставь ее перед собою, чтобы она подкрепляла тебя, не давала бы тебе падать духом и терять энергию.

Эта девочка дышит тобою, живет тобою, ты ея счастье, ея жизнь, ея радость, голубок мой любимый, дорогой.

«Люблю тебя всей страстью, всей силой души молодой», о, милый, дорогой на всю жизнь твоя».

Когда Петр Сергеевич сделал Мане Алексеевой официальное предложение, теперь определить трудно, можно только предполагать, что это было после 31 августа (по старому стилю) 1895 года, когда ей исполнилось 17 лет, но известно, что маманя Елизавета Васильевна отнеслась к нему отрицательно, видимо из тех соображений, что Маня еще совсем неопытная в жизни чистая девочка, а Петр Сергеевич Оленин старше ее на семь с половиной лет, опытный уже мужчина, хорошо знавший, что он нравится женщинам. Вопрос о Манином замужестве «повис в воздухе».

А Маня тем временем дарит полюбившемуся ей Пете вторую свою фотографию, на которой с девичьей влюбленной доверчивостью пишет:

...

«31 июля 1895 г. Что могу сказать тебе, мой родной? Да все то же, что ты уже много раз слышал и сам знаешь.

Все мое чувство, все, что на душе, не выскажешь, конечно, тут словами.

Стихов я не подобрала, которые бы хоть частичку высказали того, что хочу еще раз повторить тебе, мой любимый, и решила сама стихи сочинить:

Ведь я везде всегда на век твоя
Разлучить с тобой никто не в силах меня,
По зову первому пойду ведь всюду я
И вместе в жизнь мы двинемся любя».

У Мани обнаруживается недомогание, связанное с почками, что крайне волнует Петра Сергеевича и маманю, – она сама страдает почечным заболеванием и старшая сестра Мани Люба, вышедшая замуж четыре года назад, тоже болеет почками: доктора запретили ей иметь детей под угрозой потери зрения при беременности и родах!

Домашний постоянно наблюдающий и лечащий семью Алексеевых доктор (это мог быть гинеколог Владимир Акимович Якубовский или же терапевт Федор Александрович Гетье), будучи в курсе семейных дел своих подопечных, выписывая лекарства, а также устанавливая режим и диету для Мани, шутливо пишет: «Для больной ничего мясного и ничего мужского».

Посоветовавшись с двумя специалистами, знаниям, опыту и мнению которых он верил, Петр Сергеевич, как будущий муж, отвечающий за здоровье жены и их общих детей, передал Мане советы врачей – как ей следует питаться и какой режим дня нужно выдерживать для поправки, чем вызвал раздражение, даже обиду у Елизаветы Васильевны: ведь он это сделал, не переговорив о ней, а у нее свое мнение, как лечить Маню, чем вызвал разногласия между ней и дочерью! Петр Сергеевич вынужден был писать длинные письма Елизавете Васильевне с извинениями и объяснениями: он, мол, не мог предположить, что его обоснованные советы по лечению могут привести к каким-то разногласиям. (Два таких письма П. С. Оленина к Е. В. Алексеевой находятся в личном архиве автора и должны быть переданы музею МХАТ.)

Маня благополучно выздоровела, и пришло время окончательно решать вопрос о ее браке с Петром Сергеевичем Олениным, но маманя все еще не давала на него своего благословения. Тогда Маня обратилась к своему старшему брату, Владимиру Сергеевичу ставшему после кончины в 1893 году их папани Сергея Владимировича ее опекуном, с просьбой дать ей разрешение, благословить ее на брак и быть на свадьбе посаженым отцом; растерявшийся в этой сложной семейной ситуации Владимир Сергеевич, зная о несогласии мамани, отказал, нанеся сестре глубокую обиду. В Красноворотском доме возникла напряженная обстановка^[12]…

Через некоторое время Владимир Сергеевич, как опекун, все же дал свое разрешение на брак, но отказался быть посаженым отцом.

В фондах Музея МХАТ сохранился написанный карандашом черновик письма Мани к Владимиру Сергеевичу (см. КС № 21 599):

(Вероятно, октябрь 1895 г.)

...

«Милый Володя. Сердечно благодарю тебя за разрешение, ты этим возвратил спокойствие обеим сторонам, но меня крайне огорчило, когда я узнала, что ты отказываешься быть моим посаженым отцом. Если были неприятности между нами, то убедительно прошу тебя забыть о них и перед таким важным шагом в моей жизни не отказать мне в твоем благословении, как старшего брата и опекуна. Крепко целую тебя и Паничку^[13] в знак нашего примирения, в котором, надеюсь, Вы мне не откажете.

Любящая тебя Маня».

Свадьбу Мани Алексеевой с Петром Сергеевичем Олениным сыграли 22 октября 1895 года; по рассказу самой Марии Сергеевны, венчались они в домашней церкви генерал-губернаторского дома (тогда еще трехэтажного здания – ныне надстроенное пятиэтажное здание Моссовета) на Тверской улице.

В 1896 году, получив диплом медика, Петр Сергеевич не оставляет мысли и надежды стать оперным певцом, и молодые супруги отправляются в Италию – страну вокальных маэстро. У Петра Сергеевича приятный баритон, он берет уроки пения. У очень музыкальной от природы Марии Сергеевны обнаруживается небольшое, но приятное по тембру сопрано, и она, как и ее муж, мечтает петь в опере. Пока же она разучивает романсы и рискует участвовать в семейных домашних концертах на вечерах у родных и знакомых. Ее старшие братья Володя и Костя добродушно подсмеиваются над ней: «Ну какая же из тебя выйдет певица с твоим малюсеньким, слабеньким голоском?!.»

Из Италии Мария Сергеевна возвращается беременной, и 8 июня (по старому стилю) 1897 года в подмосковной усадьбе Алексеевых Любимовке у супругов Олениных родится мальчик, которого нарекли Евгением, по-домашнему – Женей. Крестными Жени были маманя Елизавета Васильевна Алексеева и Сергей Сергеевич Оленин (брат Петра Сергеевича).

Молодая мать кормила грудью своего первенца до восьми месяцев, затем отняла, так как снова уже была беременна; второй сын родился через полтора года после рождения Жени, а именно 30 сентября 1898 года. Новорожденного хотели назвать Святославом, но священник отказался давать это имя, ссылаясь на то, что в святцах это имя вычеркнуто, и тогда второго сына назвали Сергеем. Крестной матерью Сережи стала Любовь Сергеевна Бостанжогло (в то время), старшая сестра Марии Сергеевны. Не имея собственных детей, Любовь Сергеевна привязалась к своим племянникам Олениным. Маманя Елизавета Васильевна обожала внуков – сыновей Манюши, по возможности часто навещала их, баловала и разрешала им делать над собой, что им было угодно, вплоть до того, что маленькие сорванцы раскрашивали обожавшей их бабушке лицо. В дни рождений, на именины, в праздники, при появлении первого зуба бабушка Лиза щедро одаривала внуков; в фондах Музея МХАТ хранятся небольшие конвертики из-под денег и небольших по размеру драгоценных вещиц, с написанными на них нежными обращениями к внукам.

Семья Олениных жила отдельно, на Воздвиженке, и когда дети подросли, няня водила их гулять в Александровский сад и даже в Кремль.

Женя рос очень подвижным и общительным; Сережа был меланхоличен, малоподвижен, толст и капризен, он без конца хныкал и орал, и успокоить его стоило больших трудов; бабушка Анна Михайловна Оленина-Алянчикова называла Сережу «тюфяк противный». Однажды Сережа так досадил своими капризами и ором отцу что тот не выдержал и, перекинув сына через руку, так ударил его по попке, что на ней отпечатался след отцовской ладони – мальчик буквально зашелся криком и слезами… и вдруг замолчал. Петр Сергеевич спросил: «Ну как, Сережа, помогло?» Малыш ответил: «Помогло» и с тех пор перестал капризничать!

В 1896—1897 годах К. С. Станиславский и вся семья Алексеевых знакомятся с молодыми, талантливыми Леонидом Витальевичем Собиновым и Федором Ивановичем Шаляпиным, которого С. И. Мамонтов (кстати говоря, женатый на двоюродной сестре Алексеевых Елизавете Григорьевне Сапожниковой) пригласил в свою Частную оперу. Сразу возникли общие театральные интересы, дружеские отношения, молодые певцы появляются в гостях у Алексеевых в Москве и в подмосковной усадьбе Любимовке. Они посещают представления Общества искусства и литературы; Алексеевы (в том числе К. С. Станиславский, Анна Сергеевна Штекер, Любовь Сергеевна Бостанжогло, Петр Сергеевич Оленин с женой Марией Сергеевной) стараются по возможности не пропустить ни одного спектакля и концерта обоих певцов. После часто ездят совместно ужинать.

Несомненно, что, готовясь к карьере оперного певца, Петр Сергеевич Оленин продумывал, как и у кого добиться ему дебюта, и в этом отношении Частная опера С. И. Мамонтова представлялась ему наиболее вероятной практически. Но, как всегда, были свои «за» и «против».

Прельщала возможность совместной работы с Ф. И. Шаляпиным. «Против», видимо, было то обстоятельство, что Савва Иванович любил, когда все исполняли только так, как он того желает, а Петр Сергеевич, по своей натуре художника, был инициативным искателем своего видения, своих решений в русле требований режиссера, причем решений логических – так, как его учили в Обществе искусства и литературы К. С. Станиславский и его единомышленники.

Такая моя точка зрения косвенно подтверждается разговором мамани Елизаветы Васильевны с дочерью Маней, приведенным в ее письме от 10 сентября 1896 года к сыну Косте, посланном из Милана, где она была совместно с Олениными:

...

«Про возрождение Мамонтовской оперы я Мане сказала, но она как-то сухо отозвалась на мою радость, говоря, что Савва Иванович любит, чтобы все исполняли, как он того желает, а Петя этого не делает».

30 ноября 1898 года П. С. Оленин успешно дебютирует в Частной опере С. И. Мамонтова в партии Валентина оперы «Фауст» Ш. Гуно; партию Мефистофеля пел Ф. И. Шаляпин.

П. С. Оленин быстро входит в репертуар театра и совместно с Ф. И Шаляпиным участвует в спектаклях «Борис Годунов» Мусоргского, «Князь Игорь» Бородина, соответственно исполняя партии Рангони и Пимена, князя Игоря Святославовича.

Ф. И. Шаляпин, поступив в Частную оперу С. И. Мамонтова с 22 сентября 1896 года и проработав в ней три полных сезона (по конец сезона 1898—1899 годов), подписал 12 декабря 1898 года трехгодичный контракт с управляющим Императорскими театрами В. А. Теляковским о переходе в Большой театр, начиная с 24 сентября 1899 года, Это обстоятельство ставило Частную оперу в тяжелое положение.

11 сентября 1899 г. неожиданно был арестован С. И. Мамонтов, в результате сложной интриги в правительственных кругах обвиненный в финансовых злоупотреблениях. При случившемся уход Ф. И. Шаляпина из труппы Частной оперы выглядел особенно некрасиво, как предательство Саввы Ивановича, столько сделавшего для обучения и воспитания в Шаляпине настоящего художника, обеспечившего ему блистательную карьеру.

До 22 сентября Ф. И. Шаляпин безуспешно ходатайствует перед Теляковским о расторжении контракта с Императорскими театрами.

21 сентября 1899 г. Федор Иванович спел последний спектакль с труппой Товарищества Частной оперы – «Бориса Годунова».

В связи со всеми этими событиями К. С. Станиславский в своем письме к сыну Саввы Ивановича, Сергею Саввичу Мамонтову, написал:

...

«Дело с Шаляпиным могло бы устроиться, если бы сами артисты действовали поэнергичнее, но как мне показалось, кроме Оленина, Шкафера и Мельникова, никто не желает его возвращения, и это очень затрудняет дело».

Под давлением общественности в феврале 1900 года С. И. Мамонтова выпустили на поруки, а 30 июня его оправдал суд присяжных.

Но он был надломлен и разорен. Над Частной оперой (антрепренером которой официально числилась Клавдия Спиридоновна Винтер (1860—1924)), без участия в ней Ф. И. Шаляпина, равно как над делами самого Саввы Ивановича, нависла реальная угроза постепенного угасания, работать в ней стало бесперспективно^[14].

П. С. Оленин это прекрасно понимает и решает попробовать заключить со следующего сезона 1900—1901 годов контракт с дирекцией Большого театра, где теперь будут работать два доброжелательно к нему настроенных, а главное, интересных в работе певцахудожника, у которых и ему самому (начинающему свою певческую карьеру) есть чему поучиться – это Леонид Витальевич и Федор Иванович Шаляпин.

После сезона Частной оперы 1639—1900 годов Петр Сергеевич и Мария Сергеевна Оленины уезжают в Италию, в Милан, куда вскоре приезжают Л. В. Собинов и его близкий друг и соученица по музыкально-драматическому училищу Московского филармонического общества, талантливая драматическая актриса Наталия Антоновна Будкевич. В жизни Л. В. Собинова это его первая поездка а Италию. Но предоставим слово самому Леониду Витальевичу который из Милана, в письме от 25 мая (7 июня) 1900 года пишет своему другу Алексею Васильевичу Плещееву (1672—1343):

...

«… Таким путем мы добрались до Милана, где нас встретили Оленины… Оленин так много занимается и пением и изучением партий, что я не вытерпел и также взялся за дело. Сначала я условился с Плотниковым^[15]. За 60 р. в месяц мы с ним будем заниматься каждый день по часу разучиванием партий. Теперь мы уже приготовили половину Ромео. Затем я присутствовал на уроках профессора пения Mazzoli, который занимается с Олениным и его женой. Мне очень понравился способ его занятий. Он, если можно так выразиться, следит за гимнастикой голоса, не выдумывая ничего сам и не изощряясь лукаво над звуком.

… От половины первого до половины второго я занимаюсь с Mazzoli внизу в квартире Олениных. А затем все вместе идем завтракать в risti-razeone…»

Из Милана в июле 1900 года супруги Оленины и Л. В. Собинов с Н. А. Будкевич поехали отдыхать в Германию на модном в то время курорте города Эмс. Здесь они случайно встретились с певицами (обе – колоратурные сопрано), сестрами-двойняшками Габриэлью и Эмилией Кристман, партнершами Л. В. Собинова в спектаклях Большого театра. Когда в августе Оленины возвратились в Москву Мария Сергеевна была третий раз беременна.

С 1 сентября 1900 года П. С. Оленин начал свой первый сезон в Императорском Большом театре.

2 апреля 1901 года Мария Сергеевна родила третьего ребенка, девочку, которую назвали Мариной. Родилась Марина в понедельник, на Пасху, в доме Страхового общества (где был ресторан «Петергоф») на Воздвиженке.

Крестными Марины были маманя Елизавета Васильевна и ее старший сын Владимир Сергеевич Алексеев.

Кроме трех своих детей от Марии Сергеевны, у Петра Сергеевича был еще приемный сын, усыновленный им мальчик из бедной еврейской семьи Лейзеровичей, получивший его отчество и фамилию – Михаил Петрович Оленин.

Михаил Петрович Оленин, или попросту Миша, худощавый, общительный, веселый, подвижный, находчивый, за свою приветливость и доброжелательность был принят семьей Алексеевых как сводный брат детей Олениных, а позднее и детей Севастьяновых, запросто бывал в семьях Марии Сергеевны Севастьяновой (после развода с П. С. Олениным) и ее сестры Любови Сергеевны Коргановой, где Мишу все любили, но за глаза иногда называли «Мишей-рыжим» за его темно-рыжеватый красивый цвет волос. Талантливый, усердный в овладевании знаниями юноша выучился на скульптора Михаила Петровича Оленина.

Итак, у супругов Олениных уже трое детей, но у Марии Сергеевны нет душевного покоя – похоже, не зря маманя противилась их браку: доходят сплетни, случаются мелкие факты и наблюдения, говорящие о том, что Петр Сергеевич не хранит супружеской верности своей молодой, наивной, любящей жене… С течением времени между супругами постепенно начался неизбежный в такой ситуации холодок.

Лето 1902 года семья Олениных проводит в Кисловодске.

2 июля там открылись оперные спектакли антрепризы Форкатти. В составе труппы: сопрано В. В. Зорина, Тольская, Кунцера; меццо-сопрано Сюннерберг и 3. И. Лаврова; контральто Добжанская; тенора В. С. Севастьянов и Д. Х. Южин; баритоны П. С. Оленин и Н. А. Шевелев; басы Д. И. Бухтояров и В. И. Касторский.

Находившийся в то же время в Кисловодске Л. В. Собинов шутливо сообщает Островским в письме от 1 июля:

...

«Приехал сюда Оленин и от тоски собирается утопиться в Нарзане, а может быть, и иначе кончить жизнь. Мы как-то были в Ессентуках на именинах у Фигурова, так Оленин всех номеров выпил по стакану, потом кумысу, кефиру, газированного молока и еще чего-то. Пока не лопнул. Мария Сергеевна гуляет по парку со своими ребятами, которые отличаются необыкновенной смелостью и задирают всех прохожих, т. ч. мамаша иногда не знает, куда деваться от стыда».

Около двух месяцев спустя, 29 августа (11 сентября) Л. В. Собинов пишет тем же Островским из Милана:

...

«… Из Москвы я получил совершенно невероятное известие, что у М. С. Олениной произошел в Кисловодске роман с Севастьяновым, и она теперь разводится с мужем, чему последний очень рад. Я как-то однажды в Кисловодске, подшучивая над Олениной и Севастьяновым, сказал ей: „трещит твердыня“, – так она на меня даже рассердилась. И вот финал!… Ничто не вечно под луной…»

Действительно, случилось так, что уже длительное время живя с равнодушным, скучающим около нее и изменяющим ей мужем, Мария Сергеевна, услышав и посмотрев в роли Германа («Пиковая дама») темпераментного, от природы прекрасного актера Василия Сергеевича Севастьянова, вдруг влюбилась в него! Марии Сергеевне было 24 года, ее женская красота, привлекательность расцветали, и естественно, что Василий Сергеевич, которому было 27 лет, ею увлекся.

Так закончилась супружеская жизнь Петра Сергеевича и Марии Сергеевны Олениных. Разведясь, они остались в добрых отношениях.

Мария Сергеевна вышла замуж за Василия Сергеевича Севастьянова, их свадьба состоялась 16 октября (3 ноября) 1904 г.

Через какое-то время Петр Сергеевич Оленин женился на балерине Большого театра, темпераментной Софье Васильевне Федоровой – второй первоклассной характерной танцовщице (пожалуй, лучшей в то время после Е. В. Гельцер), и прожил с ней до конца жизни.

После развода с Марией Сергеевной Петр Сергеевич сохранил хорошие отношения с семьей Алексеевых, со всеми братьями и сестрами своей первой жены – дружеские связи молодых лет и профессиональные интересы, связанные с миром театра, были выше личных и семейных обид.

Вероятно, Петр Сергеевич в глубине души сожалел о разрыве с Марией Сергеевной (тем более что их дети остались с матерью), так как много лет спустя он однажды сказал ей: «Эх, потерпели бы Вы, Мария Сергеевна, еще немного, дали бы мне „перебеситься“ – как бы мы хорошо с Вами жили…»

Прошедшие два сезона (1900/01 и 1901/02) работы в Большом театре видимо не принесли удовлетворения Петру Сергеевичу Оленину, стремившемуся к новаторству, к реформации оперной сцены. Может быть, в нем уже проявлялся будущий режиссер. Несомненно, что после режиссерских и актерских работ Общества искусства и литературы и первых лет Московского художественного театра, даже в какой-то мере Частной оперы С. И. Мамонтова, рутинные постановки в Большом театре, с ничего не выражающими статуарными массовыми сценами хора и миманса, актерской беспомощностью подавляющего числа солистов, оперы, напоминающие костюмированные концерты, разумеется, не могли соответствовать взыскательному вкусу, новаторским запросам и исканиям талантливого певца-актера Петра Сергеевича. Бесперспективность каких-либо изменений к лучшему на казенной сцене Большого театра была ему очевидна. Конечно, были блестящие певцы – Л. В. Собинов, А. В. Нежданова, непревзойденный Ф. И. Шаляпин, но не было ансамбля.

Теперь же, когда от Петра Сергеевича ушла жена, невольные встречи с В. С. Севастьяновым, тоже служившим в Большом театре, вероятно, ставили его в несколько ложное положение в коллективе.

Вполне вероятно, что все вместе взятое привело П. С. Оленина к решению уйти из Большого театра, и с 1 сентября 1903 года он оставил в нем службу.

В Москве 1 октября 1904 года в театре сада «Аквариум» состоялась премьера оперы Римского-Корсакова «Майская ночь» – этим спектаклем открылся первый сезон нового, только что возникшего театра Опера С. И. Зимина.

П. С. Оленин поступил в него вскоре после его создания. После премьеры «Майской ночи» известный критик С. Н. Кругликов в рецензии о спектакле особо отметил П. С. Оленина – «уморительного писаря, единственное действительно живое, комическое лицо спектакля».

В. Боровским написана книга «Московская Опера С. И. Зимина», изданная издательством «Советский композитор» в 1977 г. В предисловии Заслуженный деятель искусств РСФСР, профессор Д. А. Марков отметил, что автор собрал очень интересный материал о деятельности П. С. Оленина и Ф. Ф. Комиссаржевского. Д. А. Марков, среди прочего, подчеркивает: «Особенно следует выделить страницы, посвященные режиссерской работе П. С. Оленина, осуществлявшего художественное руководство театром, начиная с 1907 года. Оленин был не только прекрасным режиссером, но и большим актером, прекрасно понимающим особенности оперного исполнительства».

Анализируя деятельность П. С. Оленина, В. Боровский на странице 52 пишет: «Приняв на себя художественное руководство театром, он (П. С. Оленин. – СБ.) стремился не только поднять уровень спектакля, по и по-новому поставить организацию творческого процесса».

Первым спектаклем, поставленным П. С. Олениным в Опере Зимина, была «Орлеанская дева» Чайковского, показанная 15 сентября 1907 года и признанная критикой крупным достижением театра. В качестве главной удачи отмечалась постановка массовых сцен; Ю. Сахновский в рецензии отметил: «Движение хоровых масс достигнуто такое, какого в Москве еще не было, и я не могу, начиная писать о постановке и исполнении, не начать с приветствия г-ну П. С. Оленину, считая, что достигнутое им может сделать честь любому правительственному театру Европы, а не только частной антрепризе».

Следующей постановкой П. С. Оленина стала «Кармен» Бизе в приближении к первой авторской редакции композитора. О спектакле было много споров, но он оставался длительное время в репертуаре театра; и опять критикой особо отмечались массовые сцены, поставленные даже интереснее, чем в «Орлеанской деве».

Впоследствии отмечались удачные постановки Олениным опер «Нюрнбергские мастера пения» Вагнера в содружестве с дирижером Э. Д. Купером, «Золотой петушок» Римского-Корсакова и ряд других постановок; В. Боровский в своей книге «Московская Опера С. И. Зимина» рассказывает о них.

Повествуя о сезоне 1910/11 годов, автор книги на странице 136 кратко упоминает, что «последней премьерой года была опера Пуччини „Чио-Чио-Сан“, прошедшая с большим успехом», ничего не поведав читателю об истории создания этого спектакля. Кратко история его такова.

Эту оперу Джакомо Пуччини на сюжет из японской жизни предложил к постановке в театр С. И. Зимина Владимир Сергеевич Алексеев (старший брат К. С Станиславского). В ней соединились два его серьезных пристрастия: любовь к культуре талантливого японского народа, глубокое и обширное, копившееся с годами знание быта и культуры Японии, знатоком которой, по справедливости, он считался, и искренняя увлеченность музыкой Д. Пуччини – с ним он был знаком и любовно хранил его фотографию с теплым автографом в свой адрес. Когда до Владимира Сергеевича дошла весть, что маэстро написал оперу «Мадам Баттерфляй», он поехал к Пуччини и получил от композитора клавир его новой оперы. Музыка оперы, до той поры не известной в России, увлекла Владимира Сергеевича, и он перевел тексты клавира на русский язык.

Никогда еще не шедшая в России опера Пуччини «Мадам Баттерфляй», ставшая у нас более известной под названием «Чио-ЧиоСан», была совместно поставлена В. С. Алексеевым и П. С. Олениным в конце сезона 1910—1911 годов, имела громкий успех и быстро завоевала сцены большинства русских оперных театров. Можно сказать, что эта постановка открыла оперу «Чио-Чио-Сан» для русских меломанов.

Есть еще одна страница в творчестве Петра Сергеевича Оленина, остававшаяся до сих пор в тени. О том, что он, острохарактерный с комическим талантом певец-актер, принимал участие в опереточных спектаклях, нигде не написано, только изредка попадаются чудом сохранившиеся фотографии, в том числе групповые, открытки, на которых запечатлены П. С. Оленин и баритон Н. Д. Веков – хороший оперный певец-актер, в опереттах «Боккаччо» Зуппе, «Прекрасная Елена» Оффенбаха, в которой (как мне помнится) Н. Д. Веков снят с роли Менелая, а П. С. Оленин – Калхаса.

Художественным руководителем частной Оперы Зимина П. С. Оленин был включая короткий сезон 1914/15 годов, в конце которого стало известно, что со следующего сезона он переходит работать режиссером-постановщиком на казенную сцену Большого театра.

Совершенно несомненно, что П. С. Оленин, много лет работая в театре С. И. Зимина главным режиссером и художественным руководителем, предъявлял свои реалистические новаторские требования по ходу постановки спектаклей не только к хору и мимансу относительно их осмысленного поведения на сцене, но, ненавязчиво, и к певцам-солистам – предоставляя им свободу игры, но вызывая их на логические драматические действия, что ему в какой-то мере удавалось, тем более, что сам Петр Сергеевич был хорошим характерным актером и этим уже вызывал у своих партнеров-певцов логическую драматургическую отдачу.

Перейдя работать режиссером-постановщиком в Большой театр, Петр Сергеевич Оленин несомненно ощутил актерскую несостоятельность многих певцов-солистов уже в период своей первой постановки – оперы «Гугеноты» Мейербера. Конечно, это очень затрудняло его режиссерскую работу. Поэтому логично предположить, что Оленин, всегда в какой-то мере ориентировавшейся на методы работы МХАТ, задумался о том, нельзя ли разбудить в певцах Большого театра, кроме потребности и необходимости хорошо владеть своим голосом, еще и желание научиться осмысленно фразировать и логически действовать на сцене, для чего с ними нужно провести курс занятий по актерскому мастерству. Это мог бы сделать К. С. Алексеев-Станиславский…

И П. С. Оленин посоветовал директору Императорских театров Владимиру Аркадьевичу Теляковскому обратиться за помощью к Константину Сергеевичу. Вот отрывок из ответного письма К. С. Станиславского В. А. Теляковскому:

...

«Глубокоуважаемый Владимир Аркадьевич! Прежде всего я хочу поблагодарить Вас за доверие и доброе отношение ко мне. Кроме того, мне хочется извиниться за задержку этого письма; она произошла потому, что я ждал первых бесед с Вашими оперными артистами, для того чтобы выяснить себе: что я могу сделать и как я могу воспользоваться Вашим разрешением, чтоб оправдать хоть часть надежд, которые Вы на меня возлагаете. Не ждете ли Вы от меня более того, что я могу дать?! Не ожидаете ли вы результатов скорее, чем они могут придти?! Чтоб избежать недоразумений и разочарований, позвольте прежде всего установить, как было дело.

Я задумал устроить целый ряд благотворительных концертов в пользу жертв войны, чтоб хоть как-нибудь откликнуться на события. Концерты обычного типа – надоели; надо обновить программу, без чего не будет сборов. Делались опыты и в вокальной части программы. Ими заинтересовался П. С. Оленин и просил пустить его на репетиции. Потом ему пришла мысль – распространить занятия на молодые силы Вашего театра. Боясь недоразумений, я предварительно просил достать от Вас разрешение. Оно любезно дано Вами, и я познакомился с молодыми певцами оперы. Была назначена первая беседа, на которую, неожиданно для меня, пришли многие свободные премьеры и премьерши. На второй беседе к ним присоединились еще некоторые. Должен признаться, что я был умилен вниманием, интересом и простотой, с которыми все отнеслись к делу. Но из этого нельзя еще делать многообещающих выводов^[16].

Еще раз, благодаря Вас за доверие, я прошу Вас поверить моему искреннему уважению и сердечной преданности.

Готовый к услугам,

К. Станиславский (Алексеев)1915-16-XII – Москва».

После «Гугенотов» П. С. Оленин в 1916 г. поставил в Большом театре оперу Ипполитова-Иванова «Оле из Норланда» и «Царскую невесту» Римского-Корсакова. Какие-то оперы были им поставлены и в последующие два года, включая сезон 1917—1918 годов, но, как отмечает театровед профессор Павел Александрович Марков: «Перейдя… в Большой театр, он (П. С. Оленин. – С. Б.) в тогдашних условиях Большого театра уже не смог по настоящему возглавить творческое руководство театром, уступив его В. А. Лосскому, который лучше чувствовал стиль Большого театра».

Годы, проведенные на посту художественного руководителя, главного режиссера частной Оперы С. И. Зимина, были самыми результативными, самыми новаторскими в творческой деятельности П. С. Оленина.

Кажется, с сезона 1918—1919 годов П. С. Оленин со своей женой, балериной Софьей Васильевной Федоровой-второй переехал в Петроград, где получил должность заведующего труппой Мариинского театра, художественное руководство которым фактически возглавил Ф. И. Шаляпин.

Супруги Оленины поселились на Театральной площади, совсем близко от Мариинского театра.

В это время семья Марии Сергеевны Севастьяновой (первой жены П. С. Оленина) жила па Петроградской стороне, относительно близко от Театральной площади, в восьми-девяти трамвайных остановках, и изредка они все общались, главным образом по бытовым делам. 1918 и 1919 годы были жестоко трудными, люди гибли от голода и холода, временами отключали электрическое освещение и надолго, вечерами сидели при свечах, а когда их не стало, то керосиновых или масляных коптилках.

Похоже, на почве голода у Софьи Васильевны сделалось что-то вроде тихого помешательства: как-то она приехала на квартиру к Марии Сергеевне и, беспрерывно ходя по комнатам, говорила всем: «Дайте мне одну морковку, я вам прекрасный суп сварю!» На нее было душевно больно смотреть.

Для управления Мариинским театром в марте 1919 г. была утверждена директория в составе: Ф. И. Шаляпин, Э. Д. Купер, художник А. Я. Бенуа, режиссер П. С. Оленин, Б. Б. Асафьев. В заседаниях директории принимали участие завотделом гостеатров И. В. Экскузович и композитор А. К. Глазунов.

Директория просуществовала до конца 1919 г., когда была заменена на одноначалие в лице И. В. Экскузовича.

В филиале Мариинского театра – Михайловском театре (переименованных к тому времени, соответственно, в ГАТОБ – Государственный Академический театр оперы и балета, и ГАТКО – Государственный Академический театр комической оперы) П. С. Оленин в сезоне 1920—1921 годов осуществил постановку оперы Рахманинова «Алеко», заглавную партию в которой исполнял Ф. И. Шаляпин (спектакли с его участием прошли 10 и 12 апреля, 12, 13 и 14 мая 1921 года).

Весной 1921 года Мария Сергеевна выдавала замуж свою очаровательную семнадцатилетнюю дочь Аллу Севастьянову за драматического актера – молодого, талантливого, красивого Владимира Михайловича Мичурина (Азанчеева по сцене). Отец Аллы В. С. Севастьянов был за границей, и Петр Сергеевич Оленин согласился быть на свадьбе посаженым отцом. Молодые венчались в соборе Святого Князя Владимира (на Петроградской стороне), в 7 часов яркого солнечного вечера 30 мая 1921 г. В собор свадебная процессия шла пешком и, как полагалось в старину, впереди свадебной процессии нес икону мальчик, которому было 8 лет и 3 месяцев – это был автор данных строк.

В тот свадебный вечер Петр Сергеевич был, как всегда, общительный и веселый, участвовал в общих играх гостей, и никому в голову не приходило (ни Марии Сергеевне, ни Марине – родной дочери Петра Сергеевича, ни другим, хорошо знавшим Петра Сергеевича), что через несколько месяцев его не станет.

В томе IV Театральной энциклопедии (издательство «Советская энциклопедия», Москва, 1965) на странице 156 приведены краткие данные о Петре Сергеевиче Оленине, в которых я обнаружил две ошибки – родился П. С. Оленин не в 1874 году, а 16 февраля 1871 года, и в 1921 году он за границу не уехал; П. С. Оленин скончался от нефрита 15(28) января 1922 года, в возрасте 51 года, в Институте скорой помощи Петрограда (если память не изменила – на Большом проспекте, дом 100 Петроградской стороны).

Его тело было перевезено в Москву и похоронено на Ваганьковском кладбище недалеко от церкви. Проводить Петра Сергеевича в последний путь ездили из Петрограда в Москву его сын Сергей Петрович Оленин со своей матерью Марией Сергеевной.

Тогда же Мария Сергеевна записала в своей адресной записной книжке:

...

«Петина могила на Ваганьковском кладбище, Москва: против церкви налево по дорожке идти, где черный мраморный памятник Тоон, потом дойти до памятника Юры Сумарокова и свернуть налево; на левой стороне будет черный мраморный памятник Иванова, пройдя 6 шагов, свернуть по тропинке направо и отсчитать 18 шагов».

Листок с этой записью у меня сохранился.

Со времени кончины П. С. Оленина прошло более 70 лет. Мало вероятия, что его могилу кто-либо часто посещал и следил за ней, разве только, что изредка могилу могли посещать московские родственники – Александр Алексеевич Оленин и Петр Алексеевич Оленин.

Скорее всего, могилы П. С. Оленина ныне не существует, но место, где она была, вероятно, можно ориентировочно определить по приведенной выше записи.

Людей, знавших лично П. С. Оленина, наверное, остались единицы. Из большой когда-то семьи и потомков Сергея Владимировича и Елизаветы Васильевны Алексеевых теперь, пожалуй, остался только я один, кто его знал лично и вспоминает доброй памятью.

Не подлежит сомнению, что в истории русского оперного театра начала XX века актерская и в особенности режиссерская деятельность П. С. Оленина оставила заметный след и способствовала утверждению реалистического искусства на русской оперной сцене.

Оперная певица

Мария Сергеевна Аллина (Севастьянова)^[17]

Девичья фамилия Марии Сергеевны Аллиной – Алексеева; она младшая сестра Народного артиста СССР Константина Сергеевича Алексеева-Станиславского, последний ребенок их родителей, появившийся на свет 31 августа 1878 года в так называемом Красноворотском доме (№ 8) на Садово-Черногрязской улице близ Красных ворот, уничтоженных при Советской власти. Она росла в среде самого пристального интереса к театру; девочкой в возрасте пяти лет и пяти месяцев Маня Алексеева впервые вышла на сцену «Алексеевского кружка» в бессловесной роли дочки немецкого семейства в комедии «Шалость», сыгранной 28 января 1884 г.^[18]

В возрасте восьми лет и восьми месяцев Маня участвует уже хористкой в последней постановке семейного «Алексеевского кружка» – оперетте «Микадо» английского композитора Салливена, задавая хору тон – хор вступал за ней. Окончив свое выступление в спектакле, одетая в японское кимоно девочка, кокетливо обмахиваясь веером, пробегала среди публики по проходу зрительного зала сохранившегося до нашего времени театрального флигеля, пристроенного Сергеем Владимировичем Алексеевым к родовому Красноворотскому дому^[19].

Взрослея, Маня Алексеева вместе с некоторыми членами семьи участвует в репетициях массовых сцен спектаклей Общества искусства и литературы, в частности, при постановке трагедии К. Гуцкова «Уриель Акоста» в 1894 году, в которой деятельное участие принимал молодой интересный Петр Сергеевич Оленин.

В 1895 году, 17-ти лет, Маня Алексеева по большой любви, но против желания Мамани (как все дети называли свою мать Елизавету Васильевну) вышла замуж за будущего медика, оканчивающего Московский университет, Петра Сергеевича Оленина, активного члена Общества искусства и литературы, одним из организаторов, руководителем, актером и режиссером которого был ее брат К. С. Алексеев-Станиславский.

П. С. Оленин, обладая незаурядным драматическим дарованием и неплохим баритоном, вскоре отказывается от карьеры медика и становится профессиональным певцом, участником частной Русской оперы Саввы Ивановича Мамонтова, а в последующие годы переходит в частную Оперу С. И. Зимина, где занимает ведущее положение как певец и талантливый режиссер-новатор – в какой-то мере последователь школы К. С. Станиславского.

У Мани Алексеевой-Олениной великолепный слух и небольшой певческий голос, и она мечтает стать оперной певицей, как и ее муж; братья и сестры подсмеиваются над ней, говоря Мане, что с её «слабеньким голоском» это вряд ли достижимо. Тем не менее Мария Сергеевна начинает заниматься всерьёз у известкой певицы Аллы Михайловны Томской и принимает участие в концертах, устраиваемых московской интеллигенцией с благотворительными и просветительными целями. Голос ее, колоратурное сопрано, с годами постепенно крепнет, развиваясь в диапазоне и силе звучания. Мечтая по-прежнему об оперной карьере, Мария Сергеевна, от природы обладавшая большой музыкальностью, начинает разучивать партии в различных операх и опереттах, шедших в театрах того времени, нарабатывая себе репертуар.

В конце 1890-х годов семья Алексеевых и, в частности, супруги Оленины находятся в дружеских отношениях и часто общаются с молодыми Леонидом Витальевичем Собиновым и Федором Ивановичем Шаляпиным, который тогда также пел в частной Русской опере С. И. Мамонтова. Конечно, по возможности ни один спектакль и концерт Ф. И. Шаляпина и Л. В. Собинова не пропускается.

Общение с миром оперных певцов, посещения их спектаклей и спектаклей Общества искусства и литературы, Большого театра обогащают молодую, восприимчивую Марию Сергеевну, готовящуюся к оперной сцене.

26 декабря 1905 года в усадьбе Алексеевых Любимовке был открыт Коттедж (Cottage), маленький дом в 3 комнаты, предназначенный для зимнего отдыха родственников и друзей. Каждый приезжающий должен был оставить в специальном журнале Коттеджа запись о своем посещении, желательно в стихотворной форме.

Ниже приводится ксерокопия записи в этом журнале, сделанной Марией Сергеевной при посещении Коттеджа 29 апреля 1906 г.:

Но личная жизнь её с П. С. Олениным не сложилась счастливо, и, несмотря на то, что у супругов было трое детей (сыновья Евгений и Сергей, а также дочь Марина Оленины), они через 7-8 лет разошлись. Мария Сергеевна вторично вышла замуж за солиста Императорского Большого театра, очень темпераментного на сцене драматического тенора Василия Сергеевича Севастьянова, непревзойденного в свое время исполнителя роли Германа в «Пиковой даме» Чайковского и Туридду в «Сельской чести» Масканьи. Одной из партнерш В. С. Севастьянова была не менее, чем он, темпераментная певица Елена Иосифовна Терьян-Карганова, под руководством которой Мария Сергеевна продолжала совершенствовать и развивать свое вокальное искусство.

В течение 1903—1905 годов у супругов Севастьяновых родятся дочь Алла (названная этим именем в честь первой учительницы пения Марии Сергеевны – Аллы Михайловны Томской) и сын Герман (названный так по имени героя самой удачной партии его отца).

Первая партия, спетая Марией Сергеевной на профессиональной сцене Петербургской консерватории оказалась Микаэлла в опере Бизе «Кармен». В то время не было принято выступать не под своей фамилией, и Мария Сергеевна выбирает себе псевдоним – Аллина, по имени своей любимой дочери Аллы Севастьяновой. Под этим псевдонимом она выступает в Москве в отдельных спектаклях совместно со своим мужем В. С. Севастьяновым; в числе исполняемых партий – Серполетта в «Корневильских колоколах» Планкетта и Арсена в «Цыганском бароне» Штрауса.

Через несколько лет Севастьянов уходит из Большого театра и организовывает оперную антрепризу в провинции, в городах Казань и Самара. В этих театральных сезонах М. С. Аллина – одна из основных солисток; она исполняет следующие партии колоратурного сопрано: Антонины в опере «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»), Людмилы в «Руслане и Людмиле» Глинки, Марфы в «Царской невесте» Римского-Корсакова, Прилепы в «Пиковой даме», Агнесы Сорель в «Орлеанской деве» Чайковского, Микаэллы в «Кармен» Бизе, Джильды в «Риголетто» и Виолетты в «Травиате» Верди, Маргариты в «Фаусте» Гуно, королевы и пажа в «Гугенотах» и Инесс в «Африканке» Мейербера, Арсены в «Цыганском бароне» Штрауса, Серполетты в «Корневильских колоколах» Планкетта и др. Сезоны эти относятся, вероятно, к 1908—1910 годам.

М. С. Аллина обладала незаурядным драматическим талантом, лучшими ее партиями были Марфа в «Царской невесте», Виолетта в «Травиате» и Маргарита в «Фаусте». Смотревшие ее на сцене старшие братья Владимир Сергеевич Алексеев (оперный переводчик и режиссер, впоследствии Заслуженный артист РСФСР) и Константин Сергеевич Алексеев-Станиславский спрашивали Марию Сергеевну: «Откуда, Маня, у тебя взялись сильные верха и органичные, широкие сценические жесты?»

В 1910 году, в возрасте тридцати двух лет, Мария Сергеевна производит на свет шестого ребенка – дочь Таисию.

В театральный сезон 1911/12 годов М. С. Аллина служит в московском Театре миниатюр, директрисой которого была Мария Александровна Арцыбушева. Театр помещался в Мамоновском переулке около Тверской улицы (ныне переулок Садовских).

В Театре миниатюр ставятся одноактные оперы и оперетты: «Бастьен и Бастьенна» Моцарта, «Два скопидома» Гретри, «Тандольфо» Лекока, «Райское яблочко» Оффенбаха, «Куклы Виолетты» Адама, «Шесть девиц на выданье» Делиба и другие, и специально для солистки М. С. Аллиной – отдельные акты из «Травиаты» Верди, в которых она исполняет одну из своих коронных и любимых партий, партию Виолетты.

Её новым партнёром становится недавно принятый в труппу молодой лирический тенор с мужественным, но ласкающим слух тембром и пределом верхних нот на ре диез верхней октавы Степан Васильевич Балашов; от природы всегда веселый и остроумный, а внешне интересный, он пользовался большим успехом у женщин, и в него в театре многие были влюблены.

Степан Васильевич впоследствии рассказывал, что ещё лет за пять до того, как судьба свела его с Марией Сергеевной в Театре миниатюр, он несколько раз встречал эту необыкновенно привлекательную, красивую женщину на улицах и (как он говорил) «обалдевал, цепенел и откидывался спиной к какой-нибудь уличной стене, уступая ей дорогу».

Естественно, что теперь Степан Васильевич начал за ней ухаживать и всячески старался сблизиться. В конце концов он добился своего: М. С. Аллина-Севастьянова тоже увлеклась своим талантливым, веселым и интересным партнером, а так как к этому времени начавшееся уже несколько лет назад между нею и В. С. Севастьяновым отчуждение принимает законченную форму, она вступает в гражданский брак со Степаном Васильевичем Балашовым.

Осенью 1912 года у них родится сын Степан (автор этих строк).

Балашову с его великолепным голосом тесно в Театре миниатюр, он старается пробиться на большую оперную сцену и с сезона 1912/13 гг. его принимают в частную оперу С. И. Зимина, где Степан Васильевич исполняет партии Индийского гостя в «Садко», Знаменосца в опере «Орёл» Нугеса и Ленского в «Евгении Онегине». Но в театре Зимина большой вес и влияние имеет П. С. Оленин, первый муж Марии Сергеевны и положение неопытного Степана Васильевича, делающего ещё только «первые шаги» на сцене становится достаточно стесненным и неудобным. Тогда Мария Сергеевна в середине сезона везет мужа в Петербург, чтобы попытаться начать переговоры с Николаем Николаевичем Фигнером, державшим оперную антрепризу в Народном доме.

Степан Васильевич Балашов, начинающий, никому еще не известный тенор, не был в то время знаком с бывшим солистом императорских театров Николаем Николаевичем Фигнером. Поэтому для переговоров с ним сначала пошла сама Мария Сергеевна, уже длительно знакомая с четой Фигнеров.

Николай Николаевич встретил ее любезно, но сказал, что все теноровые вакансии у него в труппе заполнены. Тогда Мария Сергеевна попросила его просто прослушать начинающего оперного певца Балашова и высказать свое суждение, на что Фигнер неохотно согласился.

Вскоре в Народном доме состоялась их встреча. Фигнер не очень любезно спросил молодого певца, что тот может спеть. Степан Васильевич ответил вопросом: «А что Вы хотите услышать?» «Ну, арию Ленского», – сказал Фигнер.

Степан Васильевич исполнил заказанную арию, после чего тон Николая Николаевича стал приветливее, и он спросил: «А что Вы еще можете спеть?». Степан Васильевич исполнил еще какую-то арию, после чего Фигнер снова спросил: «А Фауста Вы можете?» Балашов ответил: «Пожалуйста!»

После исполнения каватины Фауста Николай Николаевич сразу перешел на «ты», и молодой лирический тенор Балашов был тут же принят в антрепризу Фигнера с сезона 1913/14 годов.

Возвратившись после переговоров в Москву, Степан Васильевич вскоре получил от Фигнера телеграмму: «Если хотите петь с Шаляпиным Фауста, немедленно приезжайте». Хотел ли Степан Васильевич петь с Шаляпиным?! С тем самым Шаляпиным, который еще много лет назад поразил воображение реалиста Степы!

Конечно, он выехал в Петербург и пел с Шаляпиным, приглашенным на гастрольные спектакли в Народный дом.

В память о первом спетом с Шаляпиным «Фаусте» сохранилась фотография Федора Ивановича с дарственной надписью: «Степану Васильевичу Балашову на добрую память о Фаусте в Нар. Доме. СПб 3 марта 1913 г. Ф. Шаляпин».

И так с сезона 1913-14 годов Степан Васильевич переходит в оперную труппу, руководимую Николаем Николаевичем Фигнером, игравшую на сцене Народного дома в Петербурге.

Мария Сергеевна, Степан Васильевич, все дети (кроме дочери Марины Олениной, учившейся в балетной школе при Большом театре), няньки и кормилица переезжают на постоянное жительство в Петербург.

Там Мария Сергеевна регулярно нигде не служила, только имела отдельные выступления в концертах и спектаклях.

Однажды, вероятно это было уже где-то в 1922/23 годах, я единственный раз видел и слышал маму в «Русалке» Даргомыжского, она пела партию Ольги, пела очень хорошо и была прелестна, изящна и молода в свои сорок с лишним лет. В этом спектакле партию Княгини тогда пела Горелеченко, хорошо мне знакомая по Народному дому.

Помню случай, когда на выездной спектакль «Евгений Онегин», который, кажется, был в курзале Павловска и в котором партию Ленского пел Степан Васильевич Балашов, не приехала исполнительница партии Няньки. Устроитель спектакля страшно разволновался еще на вокзале, а Степан Васильевич его успокаивал: «Не волнуйся! Здесь Мария Сергеевна – едет слушать спектакль, она, если понадобится, сходу споет кого хочешь – Няньку, Татьяну, хоть Гремина!»

И действительно, Мария Сергеевна, никогда в жизни не исполнявшая партию Няньки в «Евгении Онегине» успешно в ней выступила, выручив спектакль.

Одно время она довольно часто выступала на концертных вечерах в Обществе ленинградских художников. Артистическая деятельность Марии Сергеевны совсем оборвалась где-то в середине двадцатых годов.

Мы, мамины дети, больше помним, какой был у неё голос и как она пела, по ее домашним занятиям и «концертам» для приходивших к нам в гости знакомым; обычно аккомпанировал маме наш брат Сергей Оленин. В первые годы Мария Сергеевна и Степан Васильевич пели дуэтом, под аккомпанемент того же Сережи или под мамин. Когда Степан Васильевич дома репетировал перед спектаклями или впевался в новые партии, мама исполняла партию фортепиано и подпевала ему, где требовалось. Нам было смешно слушать рассказы мамы о том, как её братья и сестры подсмеивались над её небольшим голосом, когда она выражала желание стать оперной певицей; в наше время у Марии Сергеевны уже был развитый большой голос, с очень сильными, а для звучания в комнате даже несколько резкими верхами; владела она голосом и на форте, и на пьяно, и во всех регистрах очень хорошо, профессионально, ровно, так же, как хорошо владела колоратурой – легко и никогда не «кудахтала» при ее исполнении, как это встречается в наше время.

Привычка петь, тяга к пению сохранились у Марии Сергеевны почти до последних лет ее жизни, и она часто пела дома, просто для себя, занимаясь повседневными делами.

Скончалась Мария Сергеевна 14 марта 1942 года в городе Омске, находясь в эвакуации, где и была похоронена на кладбище возле поселка ОМСХИ (Омского сельскохозяйственного института), ставшего последним приютом для многих ленинградцев.

Репертуар, исполнявшийся М. С. Аллиной и разученный ею для исполнения

С петые оперы

«Кармен» Ж. Бизе – Микаэлла

«Фауст» Ш. Гуно – Маргарита

«Риголетто» Д. Верди – Джильда

«Травиата» Д. Верди – Виолетта

«Жизнь за царя» («Иван Сусанин») М. И. Глинки – Антонина

«Руслан и Людмила» М. И. Глинки – Людмила

«Царская невеста» Н. А. Римского-Корсакова – Марфа

«Русалка» А. С. Даргомыжского – Ольга

«Пиковая дама» П. И. Чайковского – Прилепа

«Орлеанская дева» П. И. Чайковского – Агнесса

«Гугеноты» Д. Мейербера – Королева и паж

«Африканка» Д. Мейербера – Инесса

«Жидовка» Ж. Ф. Галеви – Евдокия

«Евгений Онегин» П. И. Чайковского – Няня

Разученные, но не спетые оперные партии

«Садко» Н. А. Римского-Корсакова – Волхова

«Снегурочка» Н. А. Римского-Корсакова – Снегурочка

«Евгений Онегин» П. И. Чайковского – Татьяна

«Борис Годунов» М. П. Мусоргского – Ксения

«Паяцы» Р. Леонкавалло – Недда

«Гибель Фауста» Г. Берлиоза – Маргарита

«Фенелла» («Немая из Портики») Д. Фобера – Фенелла

«Горе от ума» – … (?)

«Тангейзер» Р. Вагнера – в опере три партии для сопрано: Елизавета, Венера и Молодой пастух; все ли три партии изучила М. С. Аллина или какую-нибудь одну – не известно.

Спетые оперетты

«Корневильские колокола» Р. Планкетта – Серполетта

«Цыганский барон» И. Штрауса (сына) – Арсена

«Гандольфо» Ш. Лекока – Анжела

«Куклы Виолетты» Адама – Виолетта

«Шесть девиц на выданье» Л. Делиба – Сидония

Разученные, но не спетые опереточные партии

«Боккаччо» Ф. Зуппе – Фьяметта

«Мадемуазель Нитуш» Ф. Эрве – Дениза

«Гейша» С. Джонса – Мимоза

«Прекрасная Елена» Ж. Оффеанбаха – Елена

«Три мушкетёра» – … (?)

Примечания

В марте 1907 года четверо детей Марии Сергеевны (Евгений, Сергей, Марина и Герман) заболели скарлатиной и лежали дома на попечении гувернантки и няни. Чтобы не заболеть, Мария Сергеевна с дочерью Аллой и мужем Василием Сергеевичем Севастьяновым переехали жить в гостиницу «Метрополь», где заняли 505-й номер и прожили в нём довольно длительное время, пока не выздоровели дети и не кончился карантин.

Видимо, в этот период времени в Москве проходили спектакли с участием Марии Сергеевны и Василия Сергеевича. Переписывавшийся со своей сестрой Маней Владимир Сергеевич Алексеев сочинил и в мае 1907 года прислал ей юмористические куплеты, которые он назвал «Раз! Два! Три!». Подлинное письмо Владимира Сергеевича, с которым были присланы куплеты, сохранилось и находится в Музее МХАТ, в альбоме «Оперная певица М. С. Аллина».

Вот они:

Раз! Два! Три!

(На мотив из оперетты «Весёлая вдова»)

Пятьсот пятый в «Метрополе»
Уж никем не занят боле,
Опустел теперь без вас!
Раз!


В «Метрополе» плач и стоны
Слезы льют о вас гарсоны
С ними плачет вся Москва.
Два!


Мальчик в лифте и швейцары
Тщетно ждут знакомой пары
и ревут, держу пари.
Три!


Сам Смирнов^[20], красавец модный,
Видя столик ваш свободный,
Осушить не может глаз!
Раз!


Я не знаю, вы поймёте ль,
Как раскис ваш «метродОтель» –
Ноги двигает едва.
Два!


И без Аллиной, наверно,
Ресторан торгует скверно,
Рожи все, хоть не смотри
Три!


Вина, устрицы, омары,
Хлеб, закуски, визг Тамары^[21]
В «Метрополь» не манят нас.
Раз!


Вальсы Кончака, чардаши
Не пленяют уши наши
Все теперь нам трын трава!
Два!


Жаждем Аллиной певицы,
Соловья и райской птицы,
Примадонны dernier cri^[22].
Три!


Так полна красы, таланта,
Что, как с ценного бриллианта,
Мы свести не можем глаз!
Раз!


Мы раскупим все билеты,
Если в роли Серполетты
Выступает la div?,^[23]
Два!


Ведь пикантность исполненья!…
Извините за сравненье,
Точно ешь рокфор иль бри!
Три!


Севастьянов всем известный
Тенор дивный и чудесный,
Но пред Аллиной он пас!
Ррраз!


И, представьте, всё семейство
Обожает лицедейство!
Это факт, а не слова!
Дввва!!


Вот заварят дома кашу,
Если все пойдут в мамашу!
C'est affreux pour le mari!^[24]
Тррри!!!

Москва 12 Мая 1907 г.

Предпоследний куплет оказался пророческим! Действительно, жизни всех детей Марии Сергеевны Севастьяновой-Аллиной, в той или иной степени, в том или ином виде оказались связанными с театральной деятельностью:

Евгений Петрович Оленин был драматическим артистом, шансонье – исполнителем интимных песенок, автором песен – сочинял музыку и тексты; когда было нужно – играл на фортепиано, был танцором.

Сергей Петрович Оленин был пианистом, художественным руководителем многих самодеятельных коллективов, получавших на смотрах дипломы, преподавал музыку и, в какой-то степени, исполнительство певцам и хорам, был композитором – писал романсы, фокстроты, танго и т. д.

Марина Петровна Оленина окончила Московское хореографическое училище при Большом театре. Много лет была характерной прима-балериной в городском театре Белграда, в Югославии.

Алла Васильевна Севастьянова закончила Школу-училище имени Е. Б. Вахтангова при одноименном театре в Москве, много лет была актрисой этого театра, перешла в Театр имени Моссовета, в котором тоже работала много лет; снималась в кино.

Герман Васильевич Севастьянов (Джерри Северн) был директором Русского балета в Америке, написал книгу по балету – руководство для занятий (постановка ног, корпуса, рук, экзерсисы, тренинг). С целью пропаганды русских опер и мировых классиков занимался выпуском высококачественных граммофонных дисков. Способствовал выходу советских картин на международные кинофестивали, в том числе фильмов «Летят журавли» и «Баллада о солдате».

Таисия Васильевна Севастьянова работала помощником режиссёра в театре имени Е. Б. Вахтангова.

Балашов Степан Степанович, автор этих строк, много лет был участником, актером, а в дальнейшем руководителем коллективов самодеятельности разных жанров (драматического, вокального, эстрадного, киносъемочного). Эстрадный и киносъёмочный коллективы, им руководимые, в 1966—1975 годах работали на собственном, сочиняемом творческой группой коллектива драматургическом материале.

Один из кинофильмов, представленный на Седьмой ленинградский смотр любительских фильмов, из более чем двухсот картин был единственный отмечен дипломом, как фильм остросатирический.

* * *

Василий Сергеевич Севастьянов (1875—1929), драматический тенор, обладал выдающимся сценическим темпераментом, прославился драматическим исполнением партии Германа в «Пиковой даме» П. И. Чайковского. К лучшим его партиям следует отнести также Хозе в опере «Кармен» Ж. Бизе и Туриду в опере «Сельская честь» Масканьи. Большая его фотография в партии Хозе выставлена в музее Большого театра – в той части, которая располагается в фойе.

Рано потеряв голос, В. С. Севастьянов занимался антрепренёрской деятельностью, которая преследовала цель поднять драматическую часть оперных спектаклей; в частности, совместно с И. М. Лапицким занимался организацией Театра музыкальной драмы в Петрограде.

От брака с М. С. Севастьяновой (урожденной Алексеевой) имел сына Германа и двух дочерей – Аллу и Таисию. Вторым браком был женат на певице Аде Владимировне Поляковой.

Предполагая в сезоне 1918/19 годов держать антрепризу Оперного театра в Одессе, выехал с А. В. Поляковой в Италию для приглашения итальянских солистов в планируемый оперный сезон. Свершившаяся в России Великая Октябрьская революция застала его в Италии, а начавшееся массовое бегство белоэмигрантов через юг России лишило возможности вернуться на Родину.

В. С. Севастьянов уезжает в Югославию, где в Загребе и других городах в течение ряда лет пропагандирует русскую оперу; в последующие годы переносит постановку русских опер во Францию. Умер 21 октября 1929 года и похоронен в Париже.

Степан Васильевич Балашов (1883—1966), лирический тенор с пределом верхов на нотах ре диез-ми третьей октавы. Заслуженный артист РСФСР, награжден орденом Трудового Красного Знамени. Закончил вольнослушателем Московское филармоническое училище, брал уроки вокала (маэстро Мазетти и Григорьева, был Морозовским стипендиатом).

Первые самостоятельные выступления С. В. Балашова состоялись в 1910 году в Москве, в Кружке исторической музыки. В сезоне 1911/12 годов он работает в Московском театре миниатюр, помещавшемся в Мамоновском переулке.

В 1912 году С. В. Балашов переходит в частную оперу С. И. Зимина, в Москве, где работает в сезоне 1912/13 годов.

3 марта 1913 года дебютирует в Петербурге, в частной антрепризе Н. Н. Фигнера, в помещении Народного дома, исполнив партию Фауста в одноименной опере Ш. Гуно. В этом спектакле С. В. Балашов впервые стал партнером Ф. И. Шаляпина, исполнившего партию Мефистофеля^[25]. В последующие годы, вплоть до сезона 1921/22 годов (после которого Ф. И. Шаляпин уехал из Советской России), они встречались как партнеры в операх «Фауст», «Севильский цирюльник», «Русалка», «Евгений Онегин», «Борис Годунов», «Паяцы», «Алеко».

Разразившаяся Первая мировая война оторвала С. В. Балашова от театра до 1917 года.

В сезоне 1917/18 годов С. В. Балашов возвращается в Оперный театр Народного дома, где антрепризу уже держал Аксарин. С сезона 1918/19 годов оперная труппа Народного дома преобразовывается в Петроградскую коммунальную оперу.

В 1919 году С. В. Балашов дебютирует на сцене Мариинского театра в партии Звездочета в опере «Золотой петушок» Н. А. Римского-Корсакова. С этого времени в течение 30 лет жизнь С. В. Балашова неразрывно связана с ленинградскими академическими оперными театрами – Мариинским и Михайловским (ныне Малый театр оперы и балета).

В конце XIX – начале XX вв. довольно широко практиковалось устраивать концертные вечера и спектакли с участием лучших артистических сил. Часть таких вечеров устраивалась с благотворительными целями, тогда обычно театральные билеты продавались по повышенным ценам, а денежный сбор поступал, например, в помощь малоимущим, нуждающимся студентам, или на поддержание богаделен, устройство больниц и т. п.

Так, в первое десятилетие XX в. в Москве довольно часто устраивались различные гала-представления, в том числе оперетт, вошедших тогда в моду; ставили «Цыганского барона» И. Штрауса, «Корневильские колокола» Р. Планкетта, «Прекрасную Елену» Ж. Оффенбаха, несколько позднее – «Гейшу» Джонса. Они часто проходили в помещении Театра Солодовникова на Большой Дмитровке, где постоянно играла оперная труппа С. И. Зимина (ныне это помещение Театра оперетты на улице Пушкина).

П. С. Оленин, служивший в Оперном театре С. И. Зимина певцом-солистом и ведущим режиссером, В. С. Севастьянов и М. С. Аллина участвовали в таких гала-спектаклях – например, в оперетте «Корневильские колокола» В. С. Севастьянов исполнял роль Гренише, а М. С. Аллина – Серполетты. В оперетте «Цыганский барон» они же исполняли роли Баринкая и Арсены, а Оленин играл «Свинского князя» (кажется, по либретто его называли Зуппаном и появлялся впервые на сцене с двумя поросятами под мышками и в сопровождении ещё нескольких небольших поросят (которых Петр Сергеевич специально для этого держал и дрессировал дома); поросята разбегались по сцене в разные стороны, а «Свинский князь» их ловил под восторг и овации всей публики. (Как доказательство справедливости написанного смотрите статью и фотографию П. С. Оленина в газете «Вечерняя Москва» за 29 августа 1997 года.)

Рецензии из различных газет на выступления оперных певцов М. С. Аллиной-Севастьяновой и В. С. Севастьянова

...

Газета «Вечерняя почта» № 181,21 сентября 1909 года, Казань.

ТЕАТР И МУЗЫКА

Беглые заметки

«Шаляпиниада». Наша опера. «Десять лет и десять спектаклей». Повторные спектакли: «Аида», «Жизнь за Царя» и Аллина в «Антониде», и «Евгений Онегин», где Савранская в Ольге, «Кармен». Возобновление «Гугенот» и «Тангейзер».

Имя Ф. И. Шаляпина продолжает произноситься на все лады и в публике, и в прессе. Говорят и о нём самом, и о его концерте, печатают и воспоминания о нём, и пересказывают его интимные беседы, каким бы не место в прессе. Так один из «перескащиков» напечатал его, будто бы, резкий отзыв об одном оперном артисте-товарище.

Зная Фёдора Ивановича давно, зная его незлобивость и мягкость, мы не можем допустить такого отзыва, а если он и сказал чтолибо подобное, то, думается, нетактично было напечатать полную фамилию его товарища, заслуженнаго артиста.

Да – вокруг имени «артиста-гения» сложилась целая «Шаляпиниада», но переходим к нашей опере; после девяти спектаклей, в которых шли все новые оперы, с десятого спектакля, 19 сентября, начались повторения уже шедших ранее опер; так 19 сентября повторили «Аиду», 20-го утром «Жизнь за Царя», а вечером «Евгений Онегин», а сегодня 21-го повторяется «Кармен». И все эти повторные спектакли представляли большой интерес.

«Аидой» скромно отметили артисты-товарищи, публика, местная пресса десятилетие служения искусству талантливого артиста Василия Сергеевича Севастьянова, стоящаго теперь во главе нашей оперы, впервые выступившего самостоятельно на поприще антрепризы и решившагося познакомить Казань с вагнеровскими операми, ещё не шедшими на нашей сцене, как, напр., «Тристан и Изольда». Ровно десять лет тому назад В. С. Севастьянов впервые выступил на оперную сцену, в Одессе, в труппе кн. Церетелли, в роли-партии Радамеса, в «Аиде», и сразу завоевал себе имя артиста-художника.

В спектакле 19-го сентября, кроме него, выступил и г. Савранский в партии Амонасро. Опера прошла на этот раз более чем хорошо, т. ч., вероятно, сделается репертуарной оперой. Сам юбиляр был, как говорится, «в голосе» и «в ударе»: он и пел, и играл превосходно. От публики и от «артистов-товарищей» ему поданы были лавровые венки. Мимоходом отметим роскошный костюм Радамеса. Кстати упомянем, что на концерте Ф. И. Шаляпина лавровый венок ему был поднесён от В. С. Севастьянова, что, кажется не было отмечено в местной прессе.

Прекрасно исполнил свою партию и г. Савранский, партия от партии завоёвывающий симпатии публики. Говорить об исполнении партии Аиды – г-ю Марковой и Амнерис – г-ю Рыбчинской мы много не будем, скажем только, что «обе» были «лучше». Превосходно дала тип дикарки-эфиопки первая и много величавости и блеска внесла в исполнение гордой царевны вторая; обставлена опера была старательно, оркестр исполнял своё дело превосходно. Хоры звучали недурно. Одно маленькое замечание. При пении хора: «Приди, чело украсим мы», не мешало бы именно «украшать» чело Амнерис цветами и жемчугами, что прежде и делалось, но почему-то теперь – нет.

В «Жизни за Царя» выступили два новых исполнителя: Аллина – в партии Антониды и Жуков – Сусанина.

Г-жа Аллина, с первого выхода завладела вниманием публики – во 1-х, своею внешностью, а во 2-х, более чем прекрасным, музыкальным пением. Сценическая, стройная высокая фигура; оживлённое красивое лицо с необыкновенно ласковой улыбкой – вообще полное красоты и какой-то ясности – прямо очаровали публику.

Голос г-жи Аллиной – небольшой, но симпатичный, ласково-мелодичный, если можно так выразить. Играла она прекрасно – это именно была «красавица девушка» русской песни и жизни.

Приветствуем молодую артистку, только что начинающую свою карьеру.

До выступления в Антониде, она сыграла только десять раз в опере, так что теперь можем отметить, что вступает во второй десяток своих партий. – Г-н Жуков недурно пропел партию Сусанина. Его густой бас совершенно подходит к этой именно партии, но голос его малоподвижен, игра ещё не вполне выработана, но нам думается, что молодой артист выработается в хорошую силу. Жаль, что поздно начавшись – в час, а не в половине двенадцатого часа утра, как обыкновенно начинались у нас утренники, спектакль затянулся до 5-го часа и потому из оперы, и без того идущей с купюрами, выбросили предпоследнюю сцену.

В «Кармен» выступает новый баритон г. Анчаров.

Во вторник, 22-го сентября возобновляются «Гугеноты». Говорят, партия Валентины лучшая в богатом репертуаре г-жи Марковой; роль пажа Урбана поручена г-же Аллиной, а затем возобновляется «Тангейзер», давно не шедший на нашей сцене.

Н. Ф. Юшков

...

«Гугеноты»

Возобновление оперы Мейербера 22-го сентября состоялось при «полной новой обстановке». Декорации и костюмы в большинстве были совершенно новые и нередко отличались изяществом и вкусом.

В области костюмов я не особенно компетентен, но думаю, что и здесь нашлось бы на что обратить внимание. Очень изящными показались мне, например, костюмы г-жи Аллиной-пажа. Даже хористы не резали глаз, а Колиньи были и совсем недурны.

Из солистов, в смысле исполнения отдельных ролей, не совсем на месте была г-жа Лукьянова. В её средствах совершенно нет блеска, столь необходимого для партии Королевы. ‹…›

Очень музыкально, легко, не без изящества исполнила г-жа Аллина партию пажа. Её голос отнюдь нельзя назвать большим, но он довольно концентрирован и отчётливо-звучен. Впечатление портят иногда некоторые ноты, отличающиеся ясным носовым оттенком. Г-н Севастьянов на славу пропел партию Рауля, уверенно, с хорошим подъёмом. Тяжеловато вышел лишь знаменитый рассказ в 1-й картине, да по местам страдала интонация, но в общем певец был, видимо, в голосе и оставил прекрасное впечатление. С большей похвальбой следует, далее, отозваться об исполнении г-жи Марковой – Валентины и г-на Мозжухина – Сен-Бри.

Остальные исполнители были, в лучшем случае, удовлетворительны, не более.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.