Андрей Балабуха
      ПАРУСНЫЕ КОРАБЛИ
      Когда последние городские строения остались позади, Шорак замедлил полет и взял чуть влево, туда, где в темном предутреннем небе высветилась башня САС - станции аутспейс-связи. Издали башня больше всего напоминала цветок: изящный, устремленный ввысь, стебель, увенчанный кокетливой розеткой со слегка загнутыми вверх лепестками, из центра которой поднимались три тоненьких штриха-тычинки с рубиновыми капельками на концах. Впрочем, вблизи тычинки эти скорее походили на секвойи в несколько обхватов, - уж кто-кто, а Шорак назубок знал все параметры антенн дальней связи.
      Иногда говорят, что полет гравитром напоминает парение в прозрачной воде. Но нигде и никогда Шорак не видал такой прозрачной воды, даже в Цихидзири или в Контских озерах; к тому же оптические свойства среды никогда не дадут акванавту такой видимости, такой перспективы, такого ощущения простора и свободы, какие испытывает человек, летящий в нескольких сотнях метров над землей.
      Нет, полет нельзя сравнивать ни с плаванием, ни с парением в бассейнах невесомости! Шорак любил летать. И ему казалось, что несет его не поле гравитра, а сам воздух, пропитанный ароматами, поднимавшимися от лесов и лугов, ароматами, которых никогда не создать самым совершенным озогенераторам. Ему казалось, что птичья разноголосица, громкий шепот леса, звон бесчисленных насекомых, сливающиеся здесь, на высоте, в симфонию утренней тишины, - эти звуки, как и воздух, несут его, смывают с него все лишнее, наносное. И щемяще захотелось запеть, как та неумолчная пичуга внизу, - ведь и сам Шорак был сейчас птицей. Только, в отличие от птиц - да что греха таить - и от многих людей, он не умел петь...
      Шорак изогнул туловище, поджал ноги и круто взмыл вверх. Пусть он не может петь, но в легкости движений он не уступит ни одной из птиц! Говорили: человек не рыба, он не может обрести полной свободы в воде; но человек надел сперва акваланг, потом "жабры" Эйриса и присоединил к своему имени еще одно - Акватикус. Хомо Сапиенс Акватикус. Говорили: человек не птица, ему не овладеть воздухом до конца; но человек надел ракетный ранец, оседлал птеропед, наконец, застегнул на себе пояс гравитра...
      Чем выше поднимался Шорак, тем больше светлело небо на востоке. И вот уже из-за горизонта ударил первый солнечный луч. Особенно красиво это должно было выглядеть снизу, с земли. Шорак не раз наблюдал такую картину: в небе, по которому еще не разлилась утренняя заря, высоко над землей висит маленькая фигурка, освещенная невидимым солнцем...
      Светило быстро выкатывалось из-за горизонта, и так же быстро скользил вниз Шорак, все время удерживаясь в этом первом луче. Он купался в рассвете, как купаются в росе.
      Метрах в пятидесяти от земли он выровнял полет и взглянул на часы. Времени у него оставалось в избытке. Хотя, пожалуй, стоило еще позавтракать. Он свернул к башне.
      Мимо пролетела девчонка на птеропеде. Шорак проводил ее взглядом. Чуть слышно стрекотала передача, плавно взмахивали крылья, а лицо у девчонки было восторженно-самоуглубленное. Шорак не удержался от улыбки.
      Ступив на промежуточную площадку башни, он выключил гравитр и вошел в лифт. Когда пол стремительно рванулся вверх, ноги привычно спружинили, едва не подбросив тело, - Шорак совсем забыл, что в этих лифтах установлены гравистабилизаторы. "Хорошо еще, что никто не видел", - подумал он.
      На самом верху, в чаше огромного цветка, венчающего башню, разместилось кафе. К удивлению Шорака, несмотря на ранний час, здесь было полно народу. Однако свободный столик все же нашелся - на краю площадки, в округлом изгибе одного из лепестков. Шорак просмотрел меню и набрал заказ. Вообще-то он не любил всяких разносолов, но иногда, после месяцев комбипищи, было приятно зайти в такое вот кафе и, заказав фирменные блюда, подождать, гадая, чем же они окажутся.
      Впрочем, дело было вовсе не в фирменных блюдах: отсюда, с более чем трехкилометровой высоты, открывался вид, любимый Шораком с детства. Такого простора не увидишь ни с какой другой точки: ведь одно дело висеть в воздухе в кабине вертолета или на гравитре, и совсем другое - сидеть за столиком на вершине башни. Человек всегда стремился к покоренной высоте. И чтобы покорить ее по-настоящему, нужно было не только взлететь, повиснуть в воздухе, а воздвигнуть пирамиду, зиккурат, Вавилонскую башню, воздвигнуть, чтобы взойти в небо и утвердиться в нем.
      Башня вздымалась над лесистой равниной, даже отсюда, с вершины, казавшейся бескрайней. "Забавно, - подумал Шорак, - когда-то считали, что Земля будущего - это бесконечные распаханные поля, города и снова поля. А вышло, что планете вернули первозданность - леса и луга, простершиеся от города до города. И по внешнему виду ее теперь трудно отличить от любой из молодых планет. Та же нетронутость пространств, то же зеленое марево лесов..." На юге, километрах в двадцати от подножия башни, распластался город - пестрая мозаика в зеленом разнообразии равнины. А на востоке, почти у самого горизонта, лежал космодром.
      Космодром... Шорак прикрыл глаза и живо представил себе гигантское поле, залитое матовым габбропластом, окруженное строениями космопорта, освещенное днем солнцем, а вечером и ночью - ослепительным сиянием повисших в воздухе "сириусов". И люди, бесконечный, переливающийся людской поток; ибо космодром - сердце планеты, ставшей портом открытых морей. Массивные, пузатые каргоботы, медленно поднимающиеся на гравитрах; готические башни крейсеров Пионеров и Разведки, с грохотом взрывающие воздух при старте и посадке; шарообразные транссистемные лайнеры, влекомые к земле маленькими, почти незаметными рядом с ними "мирмеками"... Через космос планета примыкала ко всему далеко разошедшемуся Человечеству, и поэтому именно здесь ярче всего ощущалась ее кипучая жизнь. Со всех материков слетались сюда стремительные гравипланы и тяжеловозы-дирижабли, беззвучно скользили над землей приземистые слайдеры...
      Шорак открыл глаза. Заказ прибыл, и он стал с интересом разглядывать экзотические произведения кулинарного искусства на тарелочках, в горшочках и прочей посуде, о названиях которых не имел ни малейшего представления. "Любопытно, каково это окажется на вкус", - подумал он.
      - Разрешите присоединиться к вам?
      К столику, за которым сидел Шорак, подошел молодой человек с очень круглым лицом и слегка курчавящимися волосами. Он казался чуть ли не вдвое младше Шорака: ему нельзя было дать больше тридцати.
      Шорак молча кивнул. Человек сел напротив него и, не заглядывая в меню, набрал заказ. Потом представился.
      - Саркис Суркис.
      Фамилия эта показалась Шораку знакомой - кажется, он видел ее на титуле какой-то книги...
      - Поэт?
      - Нет, геогигиенист. Точнее, ландшафтолог. А почему вы, собственно, решили?
      - Так, показалось, - ответил Шорак, сознавая всю нелепость своих слов. И, чтобы исправить положение, тоже представился: - Шорак. Карел Шорак.
      Панель стола перед его собеседником опустилась и тут же снова поднялась, принеся заказ. Суркис азартно принялся за еду.
      Шорак тоже придвинул к себе тарелку с "жао-сы по венериански" и осторожно попробовал. Рот обволокло огнем, словно по языку и небу разлилась горящая нефть. Он судорожно глотнул воды. "Да, - подумал он, - вот что значит покупать кота в мешке"... Он аккуратно отодвинул тарелку с "жао-сы" и потрогал языком онемевшее небо.
      Внезапно панель стола перед ним сдвинулась, принеся чашку с какой-то светло-розовой студенистой массой. Этого Шорак не заказывал.
      - Попробуйте, - сказал Суркис, глядя на Шорака смеющимися глазами. Сразу станет легче. - И отвечая на немой вопрос Шорака, пояснил: - Это я заказал. Для вас.
      Шорак попробовал, и ощущение ожога сразу исчезло, сменившись приятной свежестью. Он благодарно взглянул на сотрапезника.
      - Спасибо, Суркис. Вечно я нарываюсь с этими фирменным блюдами. Никогда не знаешь, что там окажется. И кто только придумывает эти непроизносимые названия?
      Суркис улыбнулся:
      - Это пережиток. Реликт, если хотите. Сейчас таких кафе осталось совсем немного. А скоро - не будет и вовсе. Комбипища проще и вкуснее... Одно отмирает, на смену ему приходит другое - так было, есть и будет.
      Шорак задумчиво кивнул и посмотрел через плечо Суркиса. "Да, все со временем умирает, - подумал он, - умирает, сменяясь новым. Таков закон... Правильный закон. Очень печальный закон".
      Суркис проследил его взгляд.
      - Да, - сказал он, - и это тоже. Вы правы. Оба они смотрели в одну сторону - на космодром. Космодром умирал. Воздух над ним был пустынен, а на стартовом поле одиноко возвышался единственный корабль-крейсер Разведки. Ни людей, ни машин, - запустение, до боли контрастировавшее с тем, что совсем недавно предстало перед мысленным взором Шорака. Он ведь хорошо помнил те времена, когда космодром был именно таким, каким вспоминался ему теперь...
      - Да, реликты... - проговорил Суркис. - Если мы можем синтезировать дешевую и удовлетворяющую всем требованиям медицины комбипищу и гешмакированием придать ей любой вкус, зачем в угоду традиции питаться всякими "жао-сы"? Так и с флотом. Флот был необходим как средство достижения иных миров. Но теперь, когда появилась ТТП... - Суркис кивнул в сторону космодрома. - Это вполне естественно.
      "Да, вполне естественно, - подумал Шорак. - ТТП - телетранспортировка приходит на смену флоту. А потом ее сменит еще что-нибудь".
      - Все верно, Саркис, - сказал он. Он взглянул на часы. Суркис тоже.
      - Не торопитесь, у нас еще полтора часа. Шорак удивился, но не подал виду. Странно, что он ни разу не встречал Суркиса в управлении. Впрочем, мало ли что может быть. Вот и познакомились.
      - Час двадцать восемь, - поправил он, - если быть точным.
      - Пусть так. А часа через два мы с вами уже будем на Заре. Вот вам наглядные преимущества ТТП. Сколько времени раньше длилось освоение новой планеты? Годы. Месяцами - даже в аутспейсе - шли корабли, небольшими отрядами доставляя в новые миры колонистов. Караванами тянулись каргоботы. При всем энергобогатстве Человечества каждая новая планета обходилась ему недешево. А теперь, узнав о решении Совета Миров, вы подаете заявку; через некоторое время получаете повестку, - Суркис вынул из нагрудного кармана маленький листок бумаги и помахал им в воздухе, - в указанный срок являетесь на станцию ТТП, входите в кабину передатчика - и мгновенно оказываетесь на Заре. Вы только вдумайтесь в это. Карел: позавтракав на Земле, мы все будем обедать уже на Заре, за сотни парсеков отсюда. Это же грандиозно, хотя и стало привычным!
      Теперь Шорак понял все. В этом кафе собрались будущие жители Зари, заселение которой было объявлено полгода назад.
      Он снова взглянул на часы. Теперь уже оставалось всего час пять минут. А ему еще нужно долететь...
      - Мне, пожалуй, пора, Саркис, - сказал Шорак и поднялся. - Нужно успеть еще кое-что сделать. До свидания.
      На промежуточной площадке он включил гравитр и, описав широкую кривую, направился к космодрому.
      "Устаревший инструмент для овладения космосом, - подумал он. - Реликт... Все верно. Но что делать тем, для кого Звездный флот не только профессия, но и любовь, призвание, попросту - единственно возможная форма жизни? Уходить на покой и доживать свой век на берегу, как в свое время моряки парусных кораблей? Ведь парусники в какой-то момент тоже оказались "устаревшим инструментом для овладения морем"... Эти, которые будут обедать на Заре, перешагнут через космос, не получив о нем ни малейшего представления. Для того чтобы понять пространство, надо взглянуть ему в глаза. А это дано только людям Звездного флота. И среди них ему, инженеру связи Карелу Шораку.
      Он опустился метрах в трехстах от корабля, и эти последние метры прошел пешком, с удовольствием ощущая под подошвами уже успевший нагреться габбро-пласт.
      У самых дверей кабины подъемника он задержался и взглянул вокруг. Пустынное поле, только у здания диспетчерской стоят несколько человек, а над ними полощется на мачте флаг "Внимание". Космодром умирает. И даже завтракать Шораку пришлось на башне, потому что кафе космодрома закрыто уже много лет....
      И все же... Конечно, ТТП произвела переворот в овладении космосом. Но только нужно еще сначала найти и исследовать эти новые миры, доставить туда приемные станции ТТП, смонтировать и отладить их там. И делать это приходится им, людям кораблей.
      Шорак положил руку на прохладный поручень и шагнул в кабину подъемника. Когда пол рванулся вверх, ноги привычно спружинили, сопротивляясь кратковременной перегрузке: гравистабилизаторы здесь отсутствовали.
      Шорак старался вспомнить, когда же это было. И только подходя к дверям сектора связи, вспомнил: пять лет назад. Пять лет назад он монтировал приемную станцию ТТП на Заре.
      - Ничего, - тихо сказал он. - Ничего, мы еще поработаем, мы еще нужны, парусные корабли...
      Но все-таки ему было как-то неуютно и противно сосало внутри - так бывает при неожиданном наступлении невесомости.