— Куда мы направляемся? — поинтересовалась Николь.
— Недалеко, — ответил Орел. — Возможно, так вас будет легче всего убедить.
Странный сферический кораблик едва вмещал Орла и Николь. Вся передняя его полусфера оказалась прозрачной. Возле окна, там, где сидел птицечеловек, располагался небольшой пульт управления. Во время полета Орел иногда прикасался к нему, однако в основном суденышко, похоже, повиновалось собственной воле.
Через какие-то секунды после того, как они заняли свои места, сфера скользнула по длинному коридору и, миновав несколько двойных дверей, погрузилась в полную темноту. Николь охнула — ей показалось, что они плывут в пространстве.
— Каждый из трех сферических модулей Узла, — проговорил Орел, — имеет полую сердцевину. Сейчас мы вошли в проход, ведущий к центру жилого модуля.
Почти через минуту впереди замаячили огоньки. Вскоре после этого суденышко выскочило из черного прохода в просторную полость. Сфера качнулась, повернулась и, полностью дезориентировав Николь, направилась во тьму — прочь от огней, изнутри покрывавших жилой модуль.
— Мы наблюдаем за всеми нашими гостями, за всеми происходящими с ними переменами — и быстротечными, и длительными. Как вы понимаете, мы располагаем сотнями разного рода датчиков внутри вашего обиталища. Но и сами стены представляют собой односторонние зеркала. Отсюда из сердцевины мы можем наблюдать за вами с иной, более широкой, перспективой.
Николь успела привыкнуть к чудесам Узла, однако новое зрелище ошеломляло. Вокруг, во тьме перемещались дюжины, наверное, даже сотни крошечных мерцающих огоньков — словно рой светляков в летнюю ночь. Некоторые парили возле стен, другие неторопливо пересекали пустоту. Третьи были настолько удалены, что казались неподвижными.
— Здесь у нас расположен большой центр обслуживания, — проговорил Орел, указывая на плотное скопление огоньков вдалеке. — Отсюда из центра можно быстро добраться до любого участка модуля, если возникнут какие-нибудь технические проблемы.
— А там что делается? — спросила Николь, постучав по окну: в нескольких сотнях миль справа от нее целая группа кораблей теснилась возле большой освещенной части жилого модуля.
— В этом месте проводятся активные наблюдения, — ответил Орел, — с помощью наших самых совершенных дистанционных устройств. Восточные апартаменты вмещают необычный вид, подобных ему в данном секторе Галактики еще не обнаруживалось. Многие из доставленных личностей умирают, и мы не можем понять почему. Мы пытаемся сейчас спасти их.
— Значит, не всегда все у вас получается по задуманному?
— Так, — согласился Орел. Освещенное светом извне лицо его улыбалось. — Вот потому-то и нужны дублирующие планы во всем их разнообразии.
— А как вы поступили бы, если бы люди немедленно не отправились исследовать Раму? — вдруг поинтересовалась Николь.
— Своей цели мы добиваемся различными способами, — не вдаваясь в подробности, объяснил Орел.
Кораблик мчался вдоль хорды в полной темноте. Вскоре к нему слева приблизилась подобная сфера только чуть большей величины.
— Не хотите ли встретиться с представителем одного из видов, примерно равного вашему по уровню развития? — спросил Орел. Он прикоснулся к пульту управления и кабина осветилась изнутри неярким светом.
Прежде чем Николь могла отреагировать, второй кораблик оказался рядом: передняя полусфера также была прозрачной. В бесцветной жидкости, наполнявшей это суденышко, плавали два существа. Они были похожи на огромных плащеносных угрей, и тела их извивались в жидкости. По оценкам Николь, длина их достигала примерно трех метров, а толщина — двадцати сантиметров. Во время движений черные плащи крыльями — приблизительно на метр — расправлялись.
— Тот, что справа, без цветных пятен, — проговорил Орел, — является искусственной разумной системой и исполняет роль хозяина, аналогичную моей. Другое же создание — космоплаватель.
Николь глядела на инопланетянина. Запахнувшись в плащ, он застыл в жидкости почти не шевелясь. Существо расположилось подковой, обратив к Николь оба конца своего тела. Из одного поднялась вверх цепочка пузырей.
— Оно говорит: «Здравствуй, какое ты интересное», — произнес Орел.
— А откуда вы это знаете? — спросила Николь, не в силах отвести глаз от причудливого создания. Обе оконечности его тела, ярко-красная и серая, теперь переплетались друг с другом, прижимаясь к окну.
— Мой коллега на другом кораблике переводит его речь и передает мне… Хотите что-нибудь ответить?
В голове Николь царила пустота. «Что сказать?» — размышляла она, разглядывая морщины и выступы на теле инопланетянина. На каждом конце тела было около дюжины различных черт, в том числе и пара белых вертикальных щелей на красной «физиономии». Не было ничего, имевшего хотя бы отдаленную земную аналогию. Николь молча глядела, вспоминая долгие разговоры с Майклом и Ричардом о том, что нужно спросить, если удастся переговорить с разумным внеземным существом. «Но подобной ситуации мы не могли даже представить».
За окном вновь потекли струей пузырьки.
— Наша родная планета образовалась пять миллиардов лет назад, — переводил Орел. — Двойные звезды достигли стабильности еще через миллиард лет. В нашей планетной системе четырнадцать планет, на двух из которых возникла жизнь. На нашей океанской планете разумны три вида, но в космос вышли лишь мы одни. Космические исследования мы начали чуть более двух тысячелетий назад.
Собственное молчание уже смущало Николь.
— Здравствуйте… здравствуйте, — нерешительно проговорила она. — Рада встретиться с вами… Наш вид занимается космическими путешествиями третью сотню лет. Мы являемся единственными разумными существами на планете, две трети которой покрыто водой. Тепло и свет она получает от одиночной стационарной желтой звезды. Наша эволюция началась в воде — три-четыре миллиарда лет назад, — но теперь мы обитаем на суше…
Николь умолкла. Инопланетное создание, развернувшись, приникло к окну. Теперь детали строения его тела видны были более отчетливо. Николь поняла: она встала и, приблизившись к окну, медленно повернулась, вытянула руку, пошевелила пальцами. Вновь появились пузырьки.
— А у вас есть альтернативное проявление? — перевел Орел через несколько секунд.
— Не понимаю, — ответила Николь. Представитель Узла в соседней капсуле задвигал телом и пустил пузыри, передавая вопрос.
— У нас проявлений два, — пояснил инопланетянин. — У моих отпрысков будут конечности, отличные от ваших, и они будут обитать на дне океана, строить дома, заводы, космические корабли, а потом произведут следующее поколение: таких, как я.
— Нет-нет, — наконец произнесла Николь. — У нас только одно проявление и дети всегда подобны родителям.
Разговор продлился еще минут пять. Оба представителя космоплавающих видов беседовали в основном на биологические темы. Чужака особенно впечатлял диапазон температур, в котором функционирует человеческий организм. Он объяснил Николь, что представители их расы погибают, если температура среды выходит за весьма узкие рамки.
Николь не просто заворожило описание водной планеты, поверхность которой покрыта почти сплошным ковром фотосинтезирующих организмов. Плащеносные угри (или нечто похожее) жили на мелководье, как раз под этим слоем, и использовали сотни обитающих в нем организмов практически для всего: пищи, строительных материалов, даже для родовспоможения.
Наконец Орел сообщил Николь, что пора двигаться дальше. Она помахала чужаку, все еще припавшему к окну. Он отозвался целой струей пузырей и расцепил оба конца своего тела. И через какую-то секунду капсулы разделяла уже не одна сотня метров.
Внутри движущейся сферы вновь стало темно. Орел молчал. Николь была возбуждена. В уме крутились мысли, она все еще пыталась придумать новые вопросы к чужаку, встреча с которым оказалась такой короткой. «Есть ли у вас семьи? А если есть, как уживаются столь различные создания? Можете ли вы общаться со своими детьми, обитателями глубин?»
В общий поток сознания скользнул новый вопрос, и Николь вдруг устыдилась. «Все наука, все клиника, — подумала она. — А нужно было спросить, каким они видят Бога… о жизни после смерти, об этике».
— Философская беседа в данном случае не могла состояться, — пояснил Орел, после того как Николь выразила неудовлетворенность собой. — Для подобных разговоров необходимо кое-что знать о собеседнике: едва ли можно обсуждать символы и тому подобные вещи.
«Но я должна была попробовать, — корила себя Николь. — Кто знает, быть может, этот подковообразный инопланетянин и сумел бы ответить на некоторые из интересующих меня вопросов». Размышления Николь нарушили человеческие голоса. Она вопросительно поглядела на Орла, а когда обернулась, оказалось, что сфера находится лишь в нескольких метрах от ее собственного жилья.
В спальне Майкла и Симоны зажегся свет.
— Это Бенджи? — Николь услышала, как дочь шепнула мужу что-то о еще нескольких днях.
— Я так тоже считаю, — согласился Майкл.
Николь видела, как дочь поднялась из постели, набросила халат и вышла в коридор. Включив свет в гостиной, Симона заметила умственно отсталого братца, свернувшегося в кресле клубком.
— Бенджи, что ты здесь делаешь? — ласково спросила Симона. — Тебе пора быть в постели. Уже очень, очень поздно.
— Я не могу уснуть, — с усилием ответил Бенджи. — Я вол-ну-юсь за ма-му.
— Она скоро вернется, — утешала его Симона, — скоро-скоро.
Ощутив комок в горле, Николь глотнула, и глаза ее увлажнились. Она поглядела на Орла, на освещенное помещение прямо перед собой, на кораблики, светляками маячившие над головой. Она глубоко вздохнула.
— Хорошо, — медленно произнесла Николь, — я готова, будем записывать послание.
— Я ревную, — сказал Ричард, — действительно ревную. Обе руки отдал бы за возможность переговорить с таким существом.
— Удивительно, — отозвалась Николь. — Я даже сейчас не верю, наяву ли все это произошло… Но еще более потрясает то, что Орел заранее знал, как я буду реагировать.
— Он предполагал, но, возможно, не надеялся уладить эту проблему с такой легкостью. Ты даже не заставила его объяснить, зачем нужна им эта репродуктивная пара…
— Нет,
не так, — ответила Николь, пытаясь защититься. — Он объяснил мне, что процесс развития человека на стадии эмбриона исключительно сложен, поэтому даже
онидо конца не понимают всего, что дает ребенку мать, не знают, как зреет и развивается эмбрион…
— Прости, дорогая, — поспешно вставил Ричард. — Я не хотел сказать, что у тебя был выбор…
— Я почувствовала, что они хотя бы
пытаютсяудовлетворить мои требования, — вздохнула Николь. — А может быть, я просто обманывала себя. В конце концов я сделала им эту запись — в том виде, в каком они требовали.
Ричард обнял Николь.
— Я же сказал, дорогая, у тебя не было выбора. Не кори себя.
Николь поцеловала Ричарда и села в постели.
— Но что, если все это им требуется, чтобы получше подготовиться к вторжению?
— Мы уже обо всем говорили, — ответил Ричард. — Их технологические возможности позволяют захватить Землю в любую минуту… если только она им понадобится. Орел и сам говорил, что, если бы они намеревались захватить нас и покорить, все можно было бы сделать куда более простым способом.
— А теперь кто у нас доверчивый?
— Я не то чтобы доверчив, я просто реалист. Не сомневаюсь, что благоденствие рода человеческого не числится среди важных тем, занимающих интеллект Узла. Но можешь не беспокоиться: своей передачей ты бед не наделаешь. Орел прав. Скорее всего ты облегчишь людям Земли «процесс выделения образчиков».
Они недолго помолчали.
— Дорогой, — наконец спросила Николь. — Как по-твоему, почему мы не направляемся прямо к Земле?
— Я полагаю, что мы сперва должны сделать где-то остановку. Может быть, им нужно прихватить образчики другого вида, находящегося на той же стадии развития, что и мы сами.
— И они будут жить в том втором модуле внутри Рамы?
— Так я считаю, — ответил Ричард.
9
Расставание было назначено на 13 января 2215 года, если считать по календарю, который Ричард вместе с Николь старательно вели после того, как Рама уклонился от удара ядерной фаланги. Конечно, эта дата ничего не говорила никому, кроме них самих. Ее можно было считать чисто условной, поскольку долгое путешествие к Сириусу со скоростью, составлявшей чуть более половины световой, замедлило ход времени внутри корабля, по крайней мере по сравнению с Землей. По оценкам Ричарда, время их отбытия с Узла по земному календарю приходилось на более поздние годы — 2217 или 2218. Он не мог рассчитать точную дату, поскольку не знал, как именно менялась скорость движения Рамы за все проведенные ими внутри него годы. Таким образом, Ричарду оставалось только аппроксимировать релятивистские соотношения, преобразующие их личное время в земное.
— Но земная дата для нас совершенно несущественна, — объяснил Ричард Николь. Они только что проснулись, наступал последний день их пребывания в Узле. — К тому же, — продолжил он, — можно не сомневаться, что возвращаться домой мы будем на очень высоких скоростях, а значит, когда мы окажемся на орбите Марса, разность времени возрастет еще больше.
Прежде Николь как-то не понимала все эти временные парадоксы — они полностью не отвечали ее интуиции — и, безусловно, не собиралась тратить на них силы в день расставания с Симоной и Майклом. Она знала, что прощание будет тяжелым, и намеревалась сохранить для этого все оставшиеся силы.
— Орел сказал, что придет за нами в одиннадцать, — сообщила Николь Ричарду, пока они одевались. — Я надеялась, что после завтрака мы сможем посидеть в гостиной, чтобы у детей была возможность проститься.
Завтрак прошел легко, даже приятно, но, когда все собрались в гостиной, каждый наконец вспомнил, что осталось только два часа до того момента, когда Орел заберет всех с собой, кроме Симоны и Майкла… разговор сделался натянутым.
Новобрачные уселись рядышком на кушетке, лицом к Ричарду, Николь и остальным четверым детям. Кэти, как всегда, была в жутком возбуждении. Она непрерывно говорила, перескакивая с темы на тему и стараясь избегать разговоров о скором прощании. Кэти как раз находилась в самой середине долгого монолога о совершенно диком сне, который видела в предыдущую ночь, когда ее повествование перебили два голоса, доносившиеся от входа в мастерскую.
— Проклятие, сэр Джон, — говорил один из них голосом Ричарда, — это наш последний шанс. Я хочу попрощаться. Идешь ты со мной или нет!
— Эти прощания, мой принц, душу из меня тянут. Я еще не настолько набрался, чтобы забыть про боль. Ты же сам говорил, что девица эта — чистый ангел. Как можно…
— Ну что же, значит, я иду без тебя, — сказал принц Хэл. И все семейство обратило взоры к крошечному роботу, вступившему в гостиную из коридора. За ним ковылял Фальстаф, останавливавшийся через каждые четыре-пять шагов, чтобы приложиться к фляжке.
Хэл остановился перед Симоной.
— Драгоценнейшая леди, — произнес он, преклоняя одно колено. Не могу подыскать слов, чтобы сказать, как мне будет не хватать вашего улыбающегося лица. Во всем моем королевстве не найти дамы прекрасней вас…
— Слова, — перебил его Фальстаф, опускаясь на оба колена возле своего принца. — Наверное, сэр Джон ошибся. Зачем мне общество этого сброда, — и он указал в сторону Ричарда, Николь и остальных детей, уже во всю улыбавшихся, — когда можно оставаться возле красотки, тем более что рядом с ней только старик? Помню, Долл Тершит…
Пока пара 20-сантиметровых роботов развлекала семейство, Бенджи поднялся с места и подошел к Симоне и Майклу.
— Си-мона, — проговорил он, едва сдерживая слезы. — Мне бу-дет не хватать тебя. Я люблю тебя. — Бенджи на миг умолк, поглядел сперва на Симону, потом на отца. — Надеюсь, что ты и па-почка будете очень сча-стливы.
Встав, Симона обняла дрожащего младшего братца.
— Ах, Бенджи, спасибо. Мне тоже будет плохо без тебя. Но твой дух всегда будет рядом со мной.
Ее объятия совсем расстроили мальчика. Тело Бенджи сотрясалось от рыданий, и от его стенаний слезы немедленно набежали на глаза каждого. Патрик тотчас перебрался на колени к отцу, он спрятал распухшие глаза на его груди.
— Папочка… Папочка… — повторял мальчик снова и снова.
Даже хореограф не мог бы поставить столь прекрасного прощального танца: сияющая Симона, светясь сквозь слезы, вальсировала по комнате, прощаясь с каждым членом семьи. Майкл О'Тул сидел на кушетке с Патриком на коленях и Бенджи рядом с ним. Его глаза то и дело наполнялись слезами, когда очередной член семьи подходил к нему прощаться и обнимал в последний раз.
«Этот момент запомнится навсегда… Столько любви…» — сказала себе Николь, окинув комнату взглядом. Майкл держал на руках кроху Элли; Симона говорила Кэти, как будет ей не хватать их бесед. На миг даже Кэти не выдержала — она молча глядела в спину Симоне, возвращавшейся через комнату к мужу.
Майкл мягко снял Патрика с колен и взял протянутую руку Симоны. Они обернулись к остальным и опустились на колени, соединив руки в молитвенном жесте.
— Отец наш небесный, — строгим голосом начал Майкл и сделал паузу, пока все остальные, даже Ричард, опускались на колени возле них двоих.
— Мы возносим Тебе хвалу за то, что дал нам жить в любви и счастье единой семьей. Мы возносим Тебе хвалу за то, что явил нам чудеса творения Твоего во вселенной. И молим Тебя, если будет на то воля Твоя, хранить каждого из нас на дарованном Тобой отдельном пути. Мы не знаем, будет ли угодно Тебе возобновить ту дружбу и любовь, что возносила всех нас. Будь с нами повсюду, на любой тропе своего чудесного творения, и дай нам, Господи, соединиться вновь — в этом мире или в следующем. Аминь!
Зазвонил колокольчик. Пришел Орел.
Николь оставила дом, преднамеренно повторявший облик семейной виллы в Бовуа, оставшейся в невообразимо далекой Франции, и по узкой улочке направилась к станции. Она шла мимо домов, пустых и темных, и пыталась представить, как оживут они, наполнясь людьми. «Жизнь моя словно сон, — вздохнула она. — Кому еще из людей выпадала подобная участь?»
От домов с одной стороны от нее ложились тени — имитированное солнце ползло по дуге над головой. «Удивительный мир, — размышляла Николь, разглядывая дома поселка, расположенного в юго-восточном уголке Нового Эдема. — Орел был прав, когда говорил, что свой поселок люди не отличат от земного».
На короткий миг Николь представила голубой мир, океанскую планету, в девяти световых годах отсюда. Она вспомнила, как пятнадцать лет назад стояла возле Яноша Табори, когда «Ньютон» отрывался от «Низкоорбитальной станции-3». «Вон Будапешт», — проговорил Янош, указав пальцем на некую деталь земного рельефа, появившуюся в обсервационном окне.
Николь же отыскала Бовуа — во всяком случае, место расположения городка, — проследив течение Луары от Атлантического океана. «А мой дом там, — показала она Яношу, — возможно, отец и дочь сейчас смотрят в нужную сторону».
«Женевьева, — подумала Николь, как только воспоминание изгладилось. — Моя Женевьева. Сейчас ты — молодая женщина. Тебе уже почти тридцать». Николь медленно шла по улице от своего нового дома в земном поселке, расположенном внутри Рамы. Имя старшей дочери заставило Николь вспомнить последний разговор с Орлом во время перерыва в видеозаписи.
— Сумею ли я пообщаться со своей дочерью Женевьевой, когда мы окажемся рядом с Землей? — спросила Николь.
— Мы не знаем, — ответил Орел после недолгих колебаний. — Все зависит от того, как ваши собратья-земляне отреагируют на послание. Сами вы остаетесь внутри Рамы при любом ходе событий, но ваша дочь может оказаться среди тех двух тысяч, которые прилетят с Земли, чтобы поселиться в Новом Эдеме. Подобное случалось прежде — с другими космоплавателями…
— А что будет с Симоной? — поинтересовалась Николь, когда Орел договорил. — Увижу ли я ее?
— На этот вопрос ответить сложнее, — проговорил Орел. — Тут задействовано слишком много факторов. — Птицечеловек поглядел на расстроенную женщину. — Прошу прощения, миссис Уэйкфилд.
«Одна дочь осталась на Земле, другую придется покинуть в чужом искусственном мире почти в сотне тысяч миллиардов километров от первой. А я сама буду еще где-то, вообще неизвестно где». Николь ощущала невероятное одиночество. Она остановилась и огляделась. Перед ней оказалась округлая площадка в парке: скалы окружали осыпь, песочницу, гигантские шаги, карусель — идеальная площадка для игр, отведенная земным детям. Под ногами плелась сетка ГОУ… когда еще ее сменит завезенная с Земли трава.
Николь пригнулась, чтобы поглядеть на крошечные газообменники. Каждый из них был невелик — всего два сантиметра в диаметре. Несколько тысяч колонн и рядов, собранных из подобных предметов, высились по всему парку. «Электронная растительность, — решила Николь, — преобразующая углекислый газ в кислород. Чтобы мы, животные, могли выжить».
Умственным взором Николь уже видела этот парк — с травой, деревьями и лилиями в небольшом пруду; таким он получился на голографическом изображении, которое им показывали в Узле. И хотя она знала, что Рама возвращается к Земле, чтобы заполнить этот технологический рай людьми, ей трудно было представить детей в таком парке. «Я не видела людей, кроме членов своей семьи, уже пятнадцать лет», — думала она.
Оставив парк, Николь направилась к станции. Тут жилые дома, выстроившиеся вдоль узких улочек, сменялись рядком строений, которые будут служить магазинчиками. Конечно, сейчас в них было пусто, как и в расположенном против станции прямоугольном сооружении повыше, предназначенном под супермаркет.
Она прошла в калитку и уселась в ожидавший вагончик, как раз за кабиной, в которой находился робот с внешностью Бениты Гарсиа.
— Уже почти стемнело, — громко сказала Николь.
— Осталось восемнадцать минут, — ответил робот.
— Сколько ехать до сомнариума? — поинтересовалась Николь.
— Поездка до Главного вокзала займет десять минут, — ответила Бенита, отправляя поезд с юго-восточной станции. — Потом придется пройти минуты две.
Ответ был заранее известен Николь. Она просто хотела услышать чей-нибудь голос и, поскольку уже второй день проводила в одиночестве, предпочитала разговаривать с роботом-Гарсиа, чем сама с собой.
Поезд вез ее по юго-восточной оконечности поселка в его географический центр. По левую руку Николь открылись берега озера Шекспир, по правую — склоны горы Олимп, там ГОУ было побольше. Экраны мониторов внутри поезда показывали информацию о местности, время дня и расстояние от станции.
«Вы с Орлом хорошо потрудились над железной дорогой, — сказала себе Николь, подумав о своем муже Ричарде, теперь уже спавшем вместе со всеми остальными членами семьи. — Скоро и я присоединюсь к вам, приду в эту большую круглую комнату».
В сущности сомнариум представлял собой отделение госпиталя, расположенного в двухстах метрах от Главного вокзала. Сойдя с поезда и миновав библиотеку, Николь вошла в госпиталь и, пройдя по его длинному коридору, вступила в сомнариум. Каждому члену ее семьи отведено было спальное место, все покоились в продолговатых, похожих на гроб, устройствах, герметически изолирующих спящего от среды. Лишь лица виднелись под небольшими окошками. Как сказал ей Орел, Николь проверила данные о физическом состоянии мужа, двух дочерей и двух сыновей. Все было хорошо… никакого намека даже на малейшее отклонение.
Николь остановилась и с тоской поглядела на каждого из дорогих ей людей. Эта инспекция была последней. В соответствии с процедурой, раз все критические параметры укладывались в норму, теперь могла уснуть и она сама. Увидеться вновь им суждено через долгие годы.
«Бенджи, дорогой мой Бенджи, — Николь со вздохом поглядела на своего умственно отсталого сына. — Этот перерыв во времени будет тяжелее всего для тебя. Кэти, Патрик и Элли скоро догонят. У них острый и живой ум. Но ты — тебе будет не хватать этих лет, которые могли бы сделать тебя самостоятельным».
Ложа были прикреплены к округлой стене, словно бы кованной из железа. Расстояние от головы одной постели до ног другой составляло примерно полтора метра. Пустое еще ложе Николь располагалось посередине — у его головы был Ричард, за ним лежала Кэти; Патрик, Бенджи и Элли находились в ногах.
Возле Ричарда она несколько помедлила. Он последним отправился спать — всего два дня назад. В соответствии с просьбой на его груди в герметичном контейнере покоились принц Хэл и Фальстаф. «Любимый, три последних дня были просто великолепными, — сказала себе Николь, поглядев на бесстрастное лицо мужа за окошком. — На большее нельзя было и рассчитывать».
Они поплавали в озере Шекспир, даже покатались на водных лыжах, поднялись на гору Олимп и занимались любовью, едва только кто-нибудь из них обнаруживал желание. И потом всю ночь не могли расстаться друг с другом в большой постели своего нового дома. Раз в день они вдвоем проверяли состояние детей, но в основном обследовали полученные владения.
Это было волнующее, насыщенное впечатлениями время. Перед тем как Николь включила систему, погрузившую его в сон, муж на прощание сказал ей:
— Николь, ты — дивная женщина, и я тебя очень люблю.
Теперь пришел ее черед. Тянуть более было незачем. Она погрузилась в свое ложе, как делала это на тренировках во время первой недели, проведенной в Новом Эдеме, и нажала на все кнопки, кроме одной. Вокруг образовалась немыслимо уютная пена. На ложе сверху опустилась крышка. Нажатием последней кнопки оставалось подать усыпляющий газ.
Николь глубоко вздохнула. Ложась на спину, она вспомнила, как ей снилась Спящая Красавица… Это было в Узле, на одной из последних тренировок. Память ее обратилась к детским годам, к тем восхитительным воскресным дням, что проводили они с отцом на праздниках в честь Спящей Красавицы в Шато-д'Юссэ.
«Как хорошо так засыпать, — решила она, ощутив сонливость; усыпляющий газ уже сочился вовнутрь. — И думать, что тебя разбудит Прекрасный Принц».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РАНДЕВУ ОКОЛО МАРСА
1
— Миссис Уэйкфилд.
Голос казался далеким… таким далеким. Он вторгся в ее сознание, но не сумел полностью рассеять сон.
— Миссис Уэйкфилд.
На этот раз голос был громче. Не открывая глаз, Николь попыталась понять, где находится. Она повернулась, и пена «поехала», чтобы создать максимальный комфорт. Ее память начала неторопливо рассылать сигналы в мозг. «Новый Эдем. Я внутри Рамы. Возвращаюсь в Солнечную систему, — вспомнила она. — Неужели все это — сон?»
Наконец Николь открыла глаза. Первые несколько секунд картинка оставалась размытой, затем склонившаяся над ней фигура сделалась четкой. Это была ее мать, облаченная в платье медсестры!
— Миссис Уэйкфилд, — проговорил голос. — Пора вставать и готовиться к встрече.
Николь испытала короткое потрясение. Где она? И что делает здесь ее мать? Тут только она вспомнила. «Роботы, — подумала Николь. — Один из пяти типов гуманоидных роботов имеет внешность моей матери. Роботы в облике Анави Тиассо следят за здоровьем и тренированностью».
Николь села, и робот поддержал ее пошатнувшееся тело. За долгое время сна интерьер комнаты не переменился.
— Где мы? — спросила Николь, готовясь выбраться из ложа.
— Главная программа торможения выполнена, мы уже вошли в вашу Солнечную систему, — ответила угольно-черная Анави Тиассо. — Орбиту Марса мы пересечем через шесть месяцев.
Мышцы вовсе не отказывались повиноваться. Перед отлетом из Узла Орел предупредил Николь, что каждое ложе снабжено специальными электронными компонентами, которые не только должны регулярно создавать нагрузку на мышцы и прочие биологические системы, чтобы предотвратить атрофию, но и следить за состоянием жизненно важных органов. Николь ступила на лестницу. Достигнув пола, она потянулась.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался робот. Это была Анави Тиассо номер 017. Цифры, нанесенные на правое плечо ее формы, были хорошо видны.
— Неплохо, — ответила Николь. — Неплохо, 017-я, — она внимательно поглядела на робота. Медсестра во всем походила на ее мать. Ей и Ричарду показали все прототипы перед отлетом с Узла, но, когда они ложились спать, уже две недели функционировала лишь Бенита Гарсиа. Остальных роботов Нового Эдема изготовляли и испытывали во время долгого полета. «А она действительно похожа на мать, — подумала Николь, восхищаясь мастерством неизвестных раманских кудесников. — Они внесли в прототипы все предлагавшиеся мной изменения».
Вдали послышался звук шагов. Николь обернулась. К ним приближалась вторая Анави Тиассо в белом одеянии медсестры.
— 009-я также назначена помогать вам в процедуре пробуждения ото сна, — сказала Тиассо, стоявшая возле Николь.
— Кем назначена? — Николь пыталась вспомнить свои беседы с Орлом о методике пробуждения.
— В соответствии с заданным заранее планом действий, — ответила 017-я.
— Когда все люди станут живыми и активными, мы будем принимать поручения только от них.
Ричард проснулся быстрее, однако по короткой лестнице спускался не так проворно. Обеим Тиассо пришлось поддерживать его, чтобы он не упал. Свою жену Ричард встретил с восторгом. Обняв и поцеловав Николь, он несколько секунд разглядывал ее.
— А шкурка ничуть не истерлась, — пошутил он. — Седины прибавилось, но кое-где еще попадаются черные клочки.
Николь улыбнулась. Как приятно слышать мужа.
— Кстати, — спросил он секундой позже, — сколько времени мы провели в этих дурацких гробах?
Николь пожала плечами.
— Не знаю. Пока не спрашивала: я успела разбудить только тебя.
Ричард повернулся к обеим Тиассо.
— А вы, добрые женщины, не подскажете, давно ли мы оставили Узел?
— Вы проспали девятнадцать лет по корабельному времени, — ответила Тиассо 009.
— А это что еще за такое время? — спросила Николь.
Ричард улыбнулся.
— Просто так говорят, дорогая. Время само по себе ничего не значит, если нет точки отсчета. Внутри Рамы прошло девятнадцать лет, но эти годы лишь…
