Перейдя на другую сторону, чтобы лучше видеть и слышать роботов, ошеломленная Элли узнала от Жанны и Алиеноры, что ее отец жив. Мгновение спустя, оправившись от потрясения, Элли начала задавать вопросы. Она быстро убедилась, что Жанна и Алиенора говорят правду; однако, не успев узнать, почему отец послал к ней роботов, Элли услышала приближавшиеся шаги мужа. Фигурки на крыше поспешили сообщить ей, что скоро вернутся. Роботы просили, чтобы Элли никому не сообщала о них, даже Роберту, по крайней мере в ближайшее время.
Узнав, что ее отец жив, Элли пришла в восторг. Ей было трудно, почти невозможно, держать эту новость в тайне; впрочем, она прекрасно знала о политическом значении такой информации. Когда примерно две недели спустя крошечные роботы вновь встретили ее в Авалоне, Элли засыпала их целым потоком вопросов. Однако введенная в роботов программа требовала, чтобы Жанна и Алиенора обсудили с ней другой вопрос — речь шла о попытке освобождения Николь из тюрьмы. Роботы сообщили Элли время следующей встречи, а также что Ричард понимает, насколько опасно подобное предприятие.
— Мы никогда бы не рискнули на это, — сказала робот Жанна, — но в том, что твою мать осудят на казнь, нельзя сомневаться. И если не подготовить побег заранее, в последний момент спасти ее не удастся.
— Чем я могу помочь? — поинтересовалась Элли.
Жанна и Алиенора вручили ей лист бумаги с перечнем разных предметов, включая воду, еду и одежду. Элли с трепетом узнала почерк своего отца.
— Ты оставишь эти вещи в указанном здесь месте, — робот Алиенора вручила Элли карту, — не позднее, чем через десять дней. — В этот момент вдалеке на дороге показался кто-то из колонистов, и оба робота исчезли.
В карту была вложена небольшая записка от отца, которая гласила:
«Дорогая моя Элли, прошу прощения за краткость. Я жив и здоров, но глубоко озабочен судьбой твоей матери. Прошу тебя собрать все эти вещи и отнести в то место, которое помечено точкой на карте Центральной равнины. Если ты сама не сможешь этого сделать, то, пожалуйста, ограничься одним помощником. И удостоверься, чтобы избранный тобой человек был столь же верен и предан Николь, как мы с тобой. Я люблю тебя.»
Элли быстро поняла, что ей потребуется помощь. Но кого же избрать в помощники? Муж ее, Роберт, не годился по двум причинам. Во-первых, он уже доказал, что пациенты и госпиталь Нового Эдема значат для него больше, чем любые политические симпатии. Во-вторых, всякий, решившийся помогать Николь, будет казнен в случае поимки. И если Элли вовлечет Роберта в это дело, их дочь Николь может остаться без обоих родителей.
А как насчет Наи Ватанабэ? В ее преданности можно было не сомневаться, но на плечах одинокой Наи лежала ответственность за двоих четырехлетних сыновей-близнецов. Не следовало даже просить ее идти на подобный риск. Оставалась единственная кандидатура — Эпонина. Хворая подруга быстро рассеяла все тревоги, которые испытывала Элли.
— Конечно, я помогу тебе, — сразу же ответила Эпонина. — Мне терять нечего. Как утверждает твой муж, ретровирус RV-41 в любом случае угробит меня через год-другой.
Эпонина и Элли тщательно подобрали все необходимое, целую неделю понемногу собирая вещи. Все собранное они аккуратно завернули в маленькую простыню и припрятали в углу вечно захламленной комнаты Эпонины. В назначенный день Элли отправилась из Нового Эдема в Авалон, якобы за тем, чтобы провести тщательное — в течение двенадцати часов — обследование состояния организма Эпонины по биометрическим данным. Впрочем, объяснить Роберту, почему она решила провести ночь у Эпонины, оказалось куда труднее, чем уговорить одинокого охранника и биота Гарсиа, вдвоем стороживших выход из поселения, выпустить ее из Нового Эдема.
После полуночи Элли с Эпониной взяли свой тяжелый груз и украдкой выбрались на улицы Авалона. Они были весьма осторожны и избегали биотов-патрулей, с помощью которых полиция Накамуры приглядывала по ночам за расположенным снаружи стены поселком. Женщины выбрались на окраину, потом на просторы Центральной равнины. Пройдя несколько километров, они оставили мешок в назначенном месте. На обратном пути как раз перед домом Эпонины, едва в поселок хлынул искусственный свет, они столкнулись с Тиассо, поинтересовавшейся, что это они делают снаружи в столь неподходящее время.
— Эта женщина больна RV-41, - торопливо проговорила Элли, ощутив панику, охватившую ее подругу. — Она лечится у моего мужа… У нее начались сильные боли, она не могла заснуть, и мы решили попробовать — не поможет ли ранняя прогулка… Прости нас за нарушение.
Тиассо пропустила их. Элли и Эпонина настолько перепугались, что промолчали целых десять минут.
Больше Элли не видела крохотных роботов, ей не было известно, на какое время назначен побег. Но время казни матери приближалось, и когда места в аудитории начали заполняться, Элли ощутила, как отчаянно заколотилось ее сердце. «Что, если они потерпели неудачу? — подумала она. — Что, если мать и в самом деле умрет через двадцать минут?»
Элли поглядела на сцену. Возле одинокого кресла стоял двухметровый шкаф с электронной аппаратурой, отливавший серым металлом. Кроме него на сцене располагались часы, на которых значилось текущее время: 07:42. Элли поглядела на кресло. К его спинке был прикреплен колпак, который опустится на голову жертвы. Элли поежилась и попыталась сдержать тошноту. «Какое варварство. Как могут существа, считающие себя разумными, устраивать столь мерзкое зрелище?»
Она едва сумела прогнать из головы сцены будущей казни, когда к ее плечу прикоснулись. Элли обернулась. Рослый хмурый полицейский наклонялся к ней из прохода.
— Вы Элеонора Уэйкфилд-Тернер? — спросил он.
Элли была настолько испугана, что едва сумела отреагировать.
— Прошу вас пройти со мной, — проговорил он. — Мне нужно задать вам пару вопросов.
На дрожащих ногах Элли протиснулась мимо троих людей, сидевших в ее ряду, и вышла в проход. «Значит, что-то не сложилось, — подумала она. — Побег сорвался. Они обнаружили мешок и поняли, что я была соучастницей».
Полицейский отвел ее в небольшой конференц-зал на противоположной стороне аудитории.
— Миссис Тернер, я — капитан Франц Бауэр, — сказал он. — Я обязан позаботиться о теле вашей матери после казни. Конечно, мы договорились о кремации. Однако, — тут капитан Бауэр умолк, тщательно подбирая слова, — учитывая былые заслуги вашей матери перед колонией, я подумал, что вы (или, быть может, другие члены вашей семьи) сами захотите позаботиться о ее последнем покое.
— Да, конечно, капитан Бауэр, — с облегчением ответила Элли. — Безусловно. Я очень благодарна вам, — быстро добавила она.
— Это все, — проговорил полицейский. — Вы можете вернуться в зал.
Элли встала и обнаружила, что ее ноги дрожат. Она оперлась ладонями о стул перед капитаном Бауэром.
— Сэр! — быстро произнесла она.
— Да? — отозвался он.
— А нельзя ли мне увидеть мать с глазу на глаз хотя бы на мгновение перед?…
Полицейский внимательно посмотрел на Элли.
— Едва ли, — усомнился он. — Но я попрошу за вас.
— Весьма благодарна…
Элли прервал телефонный звонок. Она постаралась задержаться и увидела потрясение на лице капитана Бауэра.
— А ты абсолютно уверен? — эти слова она услыхала выходя из комнаты.
Толпа начала беспокоиться. Большие часы на сцене показывали 08:36.
— Ну же, ну же, — бормотал мужчина, сидевший позади Элли, — скорей бы покончили с этим.
«Итак, мать бежала, все понятно, — радостно проговорила про себя Элли. Она старалась казаться спокойной. — Так вот почему все здесь в таком смятении».
Без пяти минут девять капитан Бауэр проинформировал собравшихся, что мероприятие отложено на несколько минут, однако в последующие полчаса никаких дополнительных объявлений не поступило. По рядам уже ходил дикий слушок, утверждавший, что инопланетяне выкрали Николь прямо из камеры.
Некоторые уже собирались уходить, когда на сцене появился губернатор Макмиллан. Он был озабочен и расстроен, но обратился к толпе с официальной открытой улыбкой:
— Дамы и господа. Казнь Николь де Жарден-Уэйкфилд отложена. Правительство обнаружило некоторые ошибки в бумагах по ее делу. Безусловно, ничего существенного, тем не менее сперва следует все исправить, чтобы избежать возможных недоразумений. Казнь будет произведена в ближайшее время. Всех граждан Нового Эдема известят о подробностях.
Элли оставалась на своем, месте, пока аудитория почти опустела. Она ожидала, что полиция задержит ее при выходе, однако никто не подумал остановить ее. Но оказавшись снаружи, она едва сдерживала восторг. «Мама, мама, — думала Элли и слезы наполняли ее глаза. — Я так рада за тебя».
Элли заметила обращенные к себе взгляды. «Ах, неужели я выдаю себя? — С вежливой улыбкой она огляделась. — Ну а теперь, Элли, грядет величайшее испытание. Никто и ни при каких обстоятельствах не должен заметить, что тебя это не удивляет».
Как обычно, во время еженедельных обходов Роберт, Элли и кроха Николь остановились у Наи Ватанабэ и ее близнецов в Авалоне, где еще оставались в живых семьдесят семь больных RV-41. Дело было перед обедом. Галилей и Кеплер играли на пыльной улочке перед утлым домиком. Когда появились Тернеры, мальчики оживленно спорили.
— И она тоже! — с пылом говорил четырехлетний Галилей.
— Нет, — возражал Кеплер куда более спокойным тоном.
Элли склонилась к близнецам.
— Мальчики, мальчики, — проговорила она негромко. — О чем такой шум?
— Ой, привет, миссис Тернер, — ответил Кеплер со смущенной улыбкой. — Ничего особенного, просто мы с Галилеем…
— А я говорю, что губернатор Уэйкфилд уже умерла, — энергично прервал его Галилей. — Так сказал один из мальчиков в Центре, а он знает: его папа
— полицейский.
На миг Элли удивилась. А потом поняла, что близнецы не связывают ее с Николь.
— А ты помнишь, что губернатор Уэйкфилд — моя мать и бабушка маленькой Николь? — спросила Элли. — Вы с Кеплером несколько раз встречались с ней — до того как ее отправили в тюрьму.
Галилей наморщил лоб и покачал головой.
— Я помню ее… кажется, — торжественно произнес Кеплер. — Она
умерла, миссис Тернер? — подумав, добавил пытливый молодой человек.
— Я пока не знаю, но надеюсь, что нет, — ответила Элли. Она едва не проговорилась. Так легко сказать все этим детям… но хватит одной ошибки. Что, если где-то неподалеку ее подслушивает биот.
Элли обняла Кеплера и вспомнила свою случайную короткую встречу с Максом Паккеттом в электронном супермаркете три дня назад. Посреди разговора Макс вдруг заметил:
— Да, кстати, Жанна и Алиенора чувствуют себя хорошо, они просили передать тебе привет.
Элли взволновалась и что-то спросила. Но Макс полностью игнорировал вопрос. А через несколько секунд, когда Элли собиралась продолжить беседу, возле них вдруг оказалась Гарсиа, заведовавшая супермаркетом.
— Привет, Элли. Привет, Роберт, — проговорила Наи, показавшись в дверях своего дома. Она протянула вперед руки и забрала Николь у отца. — Ну и как ты поживаешь, моя маленькая красавица. Я не видела тебя с прошлой недели — со дня рождения.
Взрослые вошли в дом. Убедившись, что поблизости нет никаких биотов-шпионов, Наи подошла к Роберту и Элли.
— Прошлой ночью меня снова допрашивала полиция, — шепнула она своим друзьям. — Похоже, что в слухах есть доля правды.
— В
какихслухах? — поинтересовалась Элли. — Их так много.
— У одной женщины с нашей фабрики брат служит в специальной полиции Накамуры. Однажды вечером под хмельком он сказал ей, что, когда в утро казни полиция пришла за Николь, в камере никого не оказалось. Ее выпустила Гарсиа. Говорят, это была та самая, которую уничтожил взрыв возле завода боеприпасов.
Элли улыбнулась, но ее глаза ничем не ответили на внимательный и вопросительный взгляд подруги. «Ей нельзя говорить ничего — и даже в большей степени, чем всем остальным».
— Полиция несколько раз допрашивала и меня, — деловым тоном сказала Элли. — Говорили, что хотят уладить некоторые «неясности», возникшие в деле матери. Следователи были даже у Кэти. Она вдруг забежала ко мне на прошлой неделе и сообщила, что казнь матери отложили. Дело темное.
— Брат моей подруги, — произнесла Наи после недолгого молчания, — утверждает, что Накамура опасается заговора.
— Смешно, — фыркнул Роберт. — В колонии нет никакой активной оппозиции правительству.
Наи подобралась к Элли поближе.
— Тогда что же, по-твоему, произошло на самом деле? — прошептала она. — Ты считаешь, что твоя мать действительно бежала? Или же Накамура изменил свои намерения и казнил Николь тайно, чтобы не делать из нее мученицу?
Элли поглядела сперва на мужа, потом на подругу.
«Скажи им, скажи», — настаивал внутренний голос. Но она воспротивилась.
— Не имею ни малейшего представления, Наи, — ответила Элли. — Я, конечно, обдумала все возможности, которые ты упомянула, и еще кое-какие варианты. Но мы ничего не знаем… И хотя я, безусловно, не принадлежу к числу религиозных людей, но молюсь каждый день о том, чтобы с матерью все закончилось хорошо.
3
Николь доела сушеные абрикосы и пересекла комнату, чтобы бросить упаковку в мусорную корзину. Она была почти полна. Николь попыталась утрамбовать отбросы ногой, но они уже не проминались.
«Время мое подходит к концу, — подумала она, механически оглядывая еду, остававшуюся на полке. — Быть может, я сумею протянуть еще дней пять. А потом придется запасаться заново».
Жанна и Алиенора отсутствовали уже сорок восемь часов. Последние две недели пребывания Николь в каморке, вырытой под сараем Макса Паккетта, один из двух роботов постоянно разделял ее компанию. Говорить с ними было все равно, что с самим Ричардом, — во всяком случае, поначалу, пока Николь еще не успела истощить запас тем, хранившихся в памяти этих маленьких роботов.
«Пожалуй, эти дамы — самые великие творения Ричарда, — сказала себе Николь, опускаясь в кресло. — Должно быть, он потратил не один месяц, чтобы изготовить их». Она вспомнила шекспировских роботов Ричарда, памятных ей по проведенным на «Ньютоне» дням. «Жанна и Алиенора были куда сложнее, чем принц Хэл и Фальстаф. Наверное, Ричард сумел получить в Новом Эдеме много сведений об устройстве человекоподобных биотов».
Жанна и Алиенора сообщали Николь обо всех основных событиях, происходивших в поселении. Это им было нетрудно сделать, поскольку заложенные в них программы предусматривали сбор информации. Во время коротких вылазок за пределы Нового Эдема роботы должны были отчитываться по радио, передавая Ричарду сведения. Ту же информацию они передавали и Николь. Например, она знала, что специальная полиция Накамуры обыскала в поселении каждое здание, стараясь выискать собиравших излишнее количество продуктов в последние две недели после ее бегства. Конечно, полиция посетила и ферму Паккетта, и Николь целых четыре часа провела в полной тьме и абсолютной неподвижности. Она слышала над головой разные шумы, но посланцы Накамуры не потратили много времени на обыск амбара.
В последнее время Жанне и Алиеноре зачастую приходилось одновременно находиться вне убежища. Николь они говорили, что занимаются координированием следующего этапа ее побега. Когда та поинтересовалась у роботов, каким образом они умудряются настолько легко проходить контрольный пункт у входа в Новый Эдем, Жанна ответила:
— На самом деле все очень просто. Через ворота приходит не меньше дюжины грузовиков с грузами для войск или строителей во втором поселении. Иногда, случается, подвозят до Авалона: заметить нас в большом кузове практически невозможно.
Жанна и Алиенора также сообщили Николь обо всех важных событиях в истории колонии, произошедших со времени ее тюремного заключения. Николь узнала, что люди захватили поселение, где прежде обитали птицы и сети, и в основном истребили их. Ричард не стал загромождать память роботов подробностями собственного пребывания в захваченном поселении; однако Николь поняла, что Ричард прибыл в Нью-Йорк с двумя птичьими яйцами, четырьмя манно-дынями, содержащими зародыши порождаемых сетями странных созданий, и долькой, вырезанной из взрослой сети. Как оказалось, две птицы проклюнулись из яиц несколько месяцев назад, и Ричард был поглощен уходом за малышами.
Николь просто не могла представить своего мужа в роли матери и отца пары внеземлян, поскольку Ричард не обнаруживал заметного интереса к собственным детям в младенчестве и нередко бывал к ним крайне невнимателен. Конечно, он творил чудеса, обучая их фактам, особенно абстрактным концепциям из математики и всяких наук. И во время долгого путешествия на Раме II Николь и Майкл О'Тул несколько раз сходились на том, что Ричард никак не может снизойти до общения с детьми на их уровне.
«Его детство было таким болезненным, — подумала Николь, припоминая прошлые разговоры с Ричардом о грубости его отца. — Наверное, он вырос, не умея любить людей и доверять им… он дружил только со своими фантазиями или роботами — произведениями собственных рук…» Она на минутку остановила поток своих мыслей. «Но пока мы оставались в Новом Эдеме, он явно переменился… А я ни разу не нашла случай сказать ему, насколько горда им. Вот почему мне хотелось оставить ему прощальное письмо…»
Одинокая лампочка в каморке внезапно погасла, и Николь погрузилась в тьму. Она неподвижно замерла в своем кресле, внимательно прислушиваясь к звукам. Николь понимала, что полиция вновь оказалась на ферме, но ничего не могла слышать. И отдаваясь тревоге, она осознала, насколько нужны ей Жанна и Алиенора. Во время первого посещения спецполицией фермы Паккетта крошечные роботы сидели рядом и успокаивали ее одним своим присутствием.
Время тянулось очень медленно. Николь слышала, как бьется ее сердце. Когда миновала, казалось, целая вечность, она услышала шум над головой. В амбаре, похоже, толпилась куча народа. Николь глубоко вздохнула и попыталась успокоиться. И через секунду сердце ее буквально проваливалось в пятки, когда негромкий голос где-то возле нее начал читать стихотворение:
Явись же ныне, беззаконный друг,
И пусть меня, трусливую, поглотит мрак.
Напомни мне, напомни: ты — одна,
И на чело поставь свой вещий знак.
Так как же ты заполонишь меня,
Когда всем разумом я против сил твоих?
Иль ящер, что гнездится в памяти моей,
Откроет тебе путь — и в ум, и в стих?
Страх нелепый губит нас всех,
Какова б ни была наша цель.
Будь я как Галахад, что мне смерть или ад,
Да вот страх на пути — словно мель.
И молчишь ты, даже любя,
Ты боишься все потерять.
Ну а коль ждет успех на дороге, на грех
Страх мешает тот путь отыскать.
Наконец Николь сообразила, что голос принадлежал роботу Жанне, читавшей знаменитые стансы Бениты Гарсиа о страхе, написанные во времена, когда та прониклась интересом к политике, потеряв работу в отчаянную пору Великого хаоса. Знакомый голос робота и памятные строчки на время пригасили панику в сердце Николь. На какое-то время она успокоилась, хотя шум над головой становился сильнее. Но когда над входом в ее укрытие принялись двигать огромные мешки с цыплячьим кормом, страх вернулся. «Вот оно, — сказала себе Николь. — Сейчас меня вновь арестуют».
Николь подумала, не убьют ли ее полицейские сразу как только обнаружат. Услыхав громкий металлический стук у входа в ее подземелье, она не смогла усидеть на месте. Приподнявшись, Николь ощутила, как в груди два раза болезненно кольнуло, ей стало трудно дышать. Что это? — подумала она, услыхав голос Жанны.
— После первого обыска, — проговорил робот, — Макс решил, что недостаточно надежно замаскировал вход в твою комнату. И однажды ночью, пока ты спала, устроил над входом сток из курятника, а над тобой развел повсюду отводные трубы. Этот шум означает, что кто-то стучит по трубам.
Николь на мгновение задержала дыхание, когда над головой неясно загудели голоса. Через минуту она вновь услышала шорох мешков с кормом. «Старый, добрый Макс», — подумала Николь, несколько расслабившись. Боль в груди отступила. Спустя несколько минут шум над головой стих. Николь тяжело вздохнула и опустилась в кресло, однако смогла уснуть лишь тогда, когда в комнате вновь зажегся свет.
Робот Алиенора возвратилась в подземелье к тому времени, когда Николь пробудилась. Она объяснила Николь, что в ближайшие несколько часов Макс собирается разобрать сток и ей надлежит оставить убежище.
Выбравшись наружу, Николь с удивлением обнаружила возле Макса Эпонину.
Обе женщины обнялись.
— Са va bien? Je ne t'ai pas vue depuis si longtemps,
- сказала Эпонина Николь.
— Mais mon amie, pourquoi es-tu ici? J'ai pense que…
— Вот что, девушки, — перебил их Макс. — Вам еще хватит времени, чтобы возобновить знакомство. А сейчас нам следует поторопиться. Мы уже запаздываем относительно графика, потому что я слишком долго провозился с этим поганым желобом… Эп, отведи Николь в дом и переодень ее. Там и расскажешь ей все за делом… мне тоже нужно еще побриться и переодеться.
Женщины в темноте направились из амбара к дому Макса, и Эпонина рассказала Николь о том, каким образом будет устроен ее побег из поселения.
— За последние четыре дня Макс припрятал возле озера Шекспир подводное снаряжение. Второй полный комплект он припас на складе в Бовуа на случай, если кто-нибудь заметит твою маску или баллоны со сжатым воздухом. А пока мы с тобой будем на празднике. Макс проверит, все ли в порядке.
— На каком празднике? — в смятении спросила Николь.
Они уже вошли в дом, и Эпонина расхохоталась.
— Конечно, — сказала она. — Я забыла, что у тебя не было календаря. Сегодня — последний день карнавала перед постом. В Бовуа устроили большой бал, другой состоится в Позитано. Почти все сегодня вечером будут там. Правительство велело всем веселиться. Наверное, для того, чтобы люди отвлеклись от неурядиц.
Николь очень странно поглядела на свою приятельницу, и Эпонина вновь рассмеялась.
— Ты не понимаешь? Сложнее всего нам переправить тебя через всю колонию до озера Шекспир — так, чтобы нас не заметили. В Новом Эдеме тебя все знают в лицо. Ричард тоже согласился, что другой разумной возможности у нас не представится. Ты будешь в костюме и в маске…
— Итак, вы разговаривали с Ричардом? — спросила Николь, начиная осознавать контуры плана.
— Косвенно, — ответила Эпонина. — Макс связался с ним через маленьких роботов. Кстати, он-то и предложил устроить над тобой сток и тем сбил с толку полицию во время последнего обыска. Он все боялся, что тебя обнаружат…
«И еще раз спасибо тебе, Ричард, — подумала Николь, пока Эпонина продолжала говорить. — Теперь я обязана тебе собственной жизнью по крайней мере трижды».
Женщины вошли в спальню, где на кровати было разложено великолепное белое платье.
— На празднике ты будешь наряжена английской королевой. Я целую неделю шила это платье. В маске, в длинных белых перчатках и чулках ни волосы твои, ни кожа не будут заметны. Но мы не станем задерживаться на балу более часа, поэтому ты не успеешь ни с кем поговорить. Если будут интересоваться, кто ты, назовешься Элли. Она будет сидеть дома вместе с твоей внучкой.
— А Элли знает, что я бежала? — спросила Николь несколько секунд спустя. Ей так хотелось увидеть дочь и маленькую Николь, которую она еще ни разу не видела.
— Возможно, — проговорила Эпонина. — Во всяком случае, ей известно, что подобная попытка предпринималась… Мы с Элли помогали устраивать твой побег и отнесли на Центральную равнину все необходимое для тебя.
— Выходит, ты не видала ее с тех пор, как я оказалась за стенами тюрьмы?
— Нет же. Но мы не говорили о тебе: Элли должна сейчас вести себя чрезвычайно осторожно. Накамура следит за ней, словно коршун.
— А кто-нибудь еще занимался этим делом? — спросила Николь, приподнимая платье, чтобы посмотреть, подойдет ли оно.
— Нет, — ответила Эпонина. — Только Макс, Элли и я… и, конечно, Ричард с его маленькими роботами.
Николь несколько секунд простояла перед зеркалом. «Итак, я все-таки стала английской королевой, по крайней мере на час или два. — Она не сомневалась, что идею костюма предложил Ричард. — Никто, кроме него, не мог бы придумать чего-либо более подходящего». Николь поправила корону на голове. «Будь у меня белая кожа, — подумала она, — Генри, безусловно, сделал бы меня своей королевой».
Николь погрузилась в воспоминания… Когда Макс и Эпонина появились из спальни, она расхохоталась: Макс был облачен в зеленые сети, а в руках держал трезубец Нептуна, морского царя. Эпонина изображала соблазнительную русалку.
— Оба вы просто великолепны! — объявила королева Николь, подмигнув Эпонине. Через секунду-другую она добавила с легким ехидством:
— Вот это да, Макс. А я и не знала, что ты у нас такой мохнатый.
— Тебе смешно, — пробормотал Макс. — А я зарос шерстью повсюду: на груди, на спине… даже на ушах, даже на…
— Только вот здесь жидковато, — вставила Эпонина, снимая с него корону и поглаживая по темечку.
— Вот чертовка! Теперь ты понимаешь, почему я не стал брать к себе в дом женщину… ну что же, пошли. Кстати, сегодня вечер опять прохладный. Прихватите себе шаль или жакет, пока мы будем ехать в багги.
— Что за багги? — спросила Николь, поглядев на Эпонину.
Ее приятельница улыбнулась.
— Увидишь через несколько минут.
Когда правительство Нового Эдема реквизировало все поезда, чтобы использовать легкие внеземные сплавы для создания военных самолетов и прочего оружия, колония в Новом Эдеме осталась без средств передвижения. К счастью, основная масса ее граждан обзавелась велосипедами; за три года в колонии устроили велосипедные дорожки. Иначе людям пришлось бы передвигаться пешком. Ко времени бегства Николь ненужные железнодорожные колеи разобрали, а на их месте провели дороги. По новым путям ездили электрокары — привилегия пользоваться ими принадлежала правительственным лидерам и ключевому военному персоналу, — грузовики, использовавшие накопленную электроэнергию, и всякие транспортные устройства, созданные изобретательными гражданами Нового Эдема. Примером подобного транспорта был и Максов багги. Если поглядеть с боку, это был двухколесный велосипед. Впрочем, в задней части располагалась пара мягких сидений — целая лежанка на двух колесах и прочной оси: нечто вроде конного экипажа, которым три столетия назад пользовались на Земле.
Царь Нептун навалился на педали, и костюмированное трио направилось по дороге, ведущей в Сентрал-Сити.
— Ну я-то дурак, — проговорил Макс, старательно нажимая на педали, — и чего я полез в эту авантюру?
Расположившиеся на заднем сидении Николь и Эпонина расхохотались.
— Потому что ты — просто золото, — объявила Эпонина, — и хочешь, чтобы нам было удобно… К тому же, неужели можно позволить королеве ехать на велосипеде почти десять километров?
Действительно стало прохладнее. Эпонина несколько минут объясняла Николь, что погода становится все более и более неустойчивой.
— По телевидению недавно сообщили, — сказала она, — что правительство намеревается переселить многих колонистов во второе поселение. Там-то нет здешних загрязнений… Никто не знает, сумеем ли мы справиться с проблемами, так усложняющими жизнь в Новом Эдеме.
Возле Сентрал-Сити Николь встревожило, что Макс может замерзнуть в столь легкой одежде. Она набросила ему на плечи шаль, полученную от Эпонины. Фермер не стал противиться.
— Надо бы тебе выбрать костюм потеплее, — заметила Николь.
— Макс у нас стал морским царем по воле Ричарда, — ответила Эпонина: — Так он будет выглядеть совершенно натурально с твоим аквалангом в руках.
Николь на удивление разволновалась, когда багги, очутившись среди многих повозок и замедлив ход, направился по главной улице Сентрал-Сити. Она вспомнила ту давнишнюю ночь, когда только одна бодрствовала в Новом Эдеме. Тогда, бросив последний взгляд на свою семью, Николь опустилась в свое ложе, чтобы, уснув на много лет, вернуться в Солнечную систему.
Облик Орла, странного существа, порожденного инопланетным разумом, их загадочного проводника по Узлу, возник перед ее умственным взором. «Мог ли ты предвидеть все это? — гадала Николь, поспешно припоминая историю колонии от первой встречи с жителями Земли, прибывшими на борту „Пинты“. — Что ты теперь думаешь о нас?» — Николь мрачно покачала головой, испытывая стыд за людей.
— А они так и не починили его, — произнесла Эпонина, сидевшая возле Николь. Они въехали на главную площадь.
— Извини, — сказала Николь, — боюсь, что я отвлеклась.
— Я говорила о том удивительным монументе, который придумал твой муж; он показывал местоположение Рамы в Галактике… Помнишь, его разбили в ту ночь, когда толпа хотела линчевать Мартинеса… но так и не починили.
Николь вновь углубилась в воспоминания. «Наверное, такова старость, — подумала она. — Слишком много воспоминаний. Они всегда мешают воспринимать настоящее». Она вспомнила взбунтовавшуюся толпу и рыжеволосого парня, отчаянно вопившего: «Бей черномазую шлюху…»
— А что случилось с Мартинесом? — тихо спросила Николь, заранее опасаясь услышать ответ.
— Его казнили на электрическом стуле вскоре после того, как Накамура и Макмиллан взяли власть в свои руки. Этот суд несколько дней был главной сенсацией в новостях.
Они миновали Сентрал-Сити и направились на юг в сторону Бовуа, к поселку, где Николь и Ричард жили со своей семьей до
переворотаНакамуры. «Все могло сложиться совершенно иначе, — думала Николь, глядя на гору Олимп, возвышавшуюся слева от нее. — Мы могли создать здесь рай. Если бы только захотели…»
К этой мысли Николь возвращалась, пожалуй, не одну сотню раз, после той ужасной ночи, когда Ричард поспешно бежал из Нового Эдема. И всегда она пробуждала в сердце глубокую печаль, наполняла глаза жгучими слезами.
