Что ни шаг, каблук с хрустом проламывает иссушенную солнцем корку, нога дрожит, уходит на дюйм в красную пудру, ты вытаскиваешь ее — с новым треском. Пятьдесят человек шагают цепью по пустыне — словно кто-то мнет в руках большой пакет хрустящих овсяных хлопьев.
      В левой руке Джекоб держал лучемет, а пальцами правой растирал грязь. Затем он поменял руки и принялся растирать грязь пальцами левой. Если с тебя целый день ручьями льет пот, пластиковые рукоятки становятся очень скользкими, а ты ведь не хочешь, чтобы эта чертова штуковина вырвалась из рук, изрыгая огонь, когда ты бежишь вперед, и спотыкаешься, и катишься, и ползешь — лишь бы добраться до врага, и ты ведь не можешь перекинуть через плечо лямку — лямка это только для парадов; какой-то чертовой штабной хмырь с логарифмической линейкой в руках вычислил, где быть ремню, и получилось слишком высоко, так что сними эту хреновину, если, конечно, можешь. И эту чертову каску сними тоже, если можешь. Неважно, что в ней безопаснее. Им там, конечно, виднее. У них это дело поставлено строго, особенно когда речь идет о касках.
      — Веселее, Джекоб..
      Сержант Мелфорд перед боем всегда был сплошная улыбка. И во время боя тоже. Он улыбался при виде колючей проволоки, и прямо лучился, когда его парни пробирались через заграждение (если поспешишь — завязнешь, если промедлишь — тебя поджарят), и грустно улыбался, когда разлетался в клочья кто-либо из его людей, и визжал от радости при встрече с врагом, и ликовал, когда в клочья разлетался враг, и только и делал, что улыбался-улыбался-улыбался в течение всей заварухи.
      — Если бы он хоть раз не улыбнулся, — сказал Джекобу старослужащий Аддисон, это было давным-давно, — если бы он заплакал или хотя бы нахмурился, тут же рядом оказались бы пять-десять человек, готовые при первой возможности укокошить этого сукиного сына.
      Джекоб спросил почему, и тот ответил:
      — В следующий раз, когда ты пойдешь с этим психованным сукиным сыном в пекло, хорошенько загляни внутрь самого себя, а потом вернешься и расскажешь мне, что ты испытал по отношению к нему.
      Джекобу никогда нельзя было отказать в уме, ни тогда, ни сейчас, и он постоянно присматривался внутренним взором к тому, что творилось у него под каской. Главное, чем он был обязан сержанту Мелфорду, — это ощущением великой радости от того, что сам Джекоб еще не сошел с ума, и как бы плохо ни обстояли дела. он по крайней мере не испытывал по этому поводу ни малеишего восторга — не в пример сумасшедшему, вечно хохочущему, вечно улыбающемуся старику сержанту Мелфорду.
      Джекоб хотел высказать все это Аддисон у и для начала спросил, почему так бывает — вот, предположим, ты по-настоящему испугался, или тебе стало по-настоящему плохо, и ты поднимаешь голову и видишь Мелфорда, который стоит и хохочет так, что прямо задница отваливается, а стоит он над дымящимся поджаренным трупом, и ты тоже должен скалить зубы, — так вот, что это — ужасающие признаки безумия или?.. Аддисону, может статься, и было что сказать Джекобу, но Аддисон получил прямое попадание ниже пояса, и ему изуродовало обе ноги и искромсало пах, и прошло много времени, прежде чем он смог вернуться в строй, и уж тогда он больше не был старослужащим, а был просто старым. И не очень-то разговорчивым.
      Теперь, когда обе руки были в порядке, и хорошенько измазаны грязью, чтобы обеспечить верный захват пластиковых рукояток, Джекоб почувствовал себя в большей безопасности и даже улыбнулся в ответ сержанту Мелфорду.
      — Хорошая будет заварушка, сержант.
      Не было никакого проку говорить что-то еще, что-то вроде: мол, мы сделали изрядный марш-бросок, и почему бы нам не отдохнуть немного, сержант, прежде чем мы ударим; или, скажем, я очень боюсь, мне плохо, и если мне предстоит умереть, сержант, я хочу, чтобы смерть пришла как можно быстрее, нет-нет! Старый псих Мелфорд тут же присядет рядом на корточки и даст тебе пару дружеских тумаков, и подбодрит шуткой, и блеснет белозубой улыбкой, и вот тебе уже хочется вопить или бежать куда глаза глядят, но вместо этого ты подытоживаешь:
      — Да, сержант, хорошая будет заварушка.
      Большинство из нас давно вычислили, что сделало Мелфорда таким психованным — тот факт, что он был на этой сумасшедшей войне чересчур долго, настолько долго, что никто и упомнить не мог кого-либо, кто был в состоянии сказать, будто он помнит наверняка; и сержант Мелфорд ни разу не был ранен, в то время как взвод за взводом гибли на его глазах — солдаты падали поодиночке, попарно и целыми отделениями. Его ни разу даже не задело, и, может быть, это беспокоило сержанта, но не скажу, чтобы кто-либо из наших испытывал сострадание к сумасшедшему сукиному сыну.
      Уэсли попытался объяснить это так:
      — Сержант Мелфорд — область математической невероятности.
      Затем он попробовал объяснить, что такое область, и здесь Джекоб не очень-то врубился, а потом он попытался объяснить, что такое невероятность, и это оказалось совсем несложным, но Джекоб все равно понять не мог, какое отношение это имеет к математике. Впрочем, Уэсли был хороший говорун, и когда-нибудь ему удалось бы все объяснить как следует, но он попробовал прорваться сквозь заграждение — по чести, даже штатскому не пришло бы в голову сделать это — и упал ничком, и маленькие металлические жучки вгрызлись ему в лицо.
      Примерно двадцать или, может, двадцать пять боев спустя — кто считал? — Джекоб осознал, что старый сержант Мелфорд не только ни разу не был ранен, он и не убил ни разу ни единого врага. Он просто бежал впереди, выкрикивая приказания, и был счастлив, и время от времени палил из лучемета, но всегда брал прицел или слишком высоко, или слишком низко, или луч шел слишком широким пучком. Наблюдение поразило Джекоба, но к этому времени он уже больше боялся, пожалуй, сержанта Мелфорда, чем какого-то там врага, поэтому он держал рот на замке и ждал, когда то же самое скажет кто-нибудь другой.
      Наконец Кромуэлл, который появился во взводе всего лишь недели две спустя после Джекоба, заметил, что сержант Мелфорд вроде бы ни в кого не попадает, и он выдвинул теорию — мол, этот сумасшедший старый сукин сын, скорее всего, шпионит в пользу противника. Все с удовольствием обсудили эту тему, а затем Джекоб поведал ребятам старую теорию насчет "области невероятности", и один из новичков сказал — будьте уверены, здесь подлость наивероятная, и все от души посмеялись, действительно от души, потому что к веселью присоединился подошедший сержант Мелфорд, — присоединился после того, как Джекоб разъяснил ему, о чем смех, нет, ни слова про область невероятности, всего лишь старая хохма: что дадут с корабля дитяти? Ответ: удовольствие. Кромуэлл хохотал так, словно никакого завтра не существовало, словно оно не должно было наступить, а ведь для Кромуэлла не наступил даже вечер: он отправился по нужде за передний край круговой обороны и попал под перекрестный огонь.
      Во время следующего боя противник впервые применил дренажное поле, и, разумеется, лучеметы не сработали, и последнее, что поняли в своей жизни множество людей в этом бою, был тот факт, что легкие пластиковые приклады никуда не годятся против длинных ножей, а уж ножами противник был вооружен в изобилии. Джекоб выжил, потому что нанес удачный удар ногой: он метил в пах, но попал по коленной чашечке, и пока тот парень прыгал, стараясь удержаться на ногах, он выронил нож, а Джекоб тут же подобрал его и проделал в парне лишнее отверстие — восьми дюймов в ширину. как раз под пупком.
      Взвод понес большие потери в живой силе и вынужден был отступить, причем отступали очень быстропотому что полоса заграждений в дренажном поле тоже не работала. Аддисона пришлось оставить — он сидел, привалившись спиной к снарядному ящику, и, зажав руки между коленями, скалился большой красной слюнявой улыбкой вовсе не на лице.
      Теперь, когда Аддисона больше не было, ни один рядовой не мог похвастаться таким боевым опытом, как у Джекоба. Когда взвод сосредоточился после боя в «ничейной» зоне, сержант Мелфорд отвел Джекоба в сторону и сказал ему уже без улыбки:
      — Знаешь, Джекоб, теперь, если со мной что-нибудь случится, ты примешь командование над взводом. Следи, чтобы люди наступали широким фронтом, и чтобы постоянно продвигались вперед, и чтобы все были веселы.
      — Сержант, — сказал Джекоб, — я могу приказать, чтобы все рассыпались, и, пожалуй, так они и сделают, и у всех хватит опыта, чтобы понять — надо постоянно продвигаться вперед, но как я могу сделать их веселыми, если мне самому никогда не бывает особенно весело — по крайней мере, когда поблизости нет тебя.
      Сержант расплылся в улыбке, а затем разразился хохотом. Старый психованный сукин сын, подумал Джекоб и, поскольку ничего не мог с собой поделать, тоже рассмеялся.
      — Об этом не беспокойся, — сказал сержант Мелфорд. — Это как-то само собой улаживается, когда приходит время.
      Взвод все больше упражнялся с ножами и дубинками, и учился пускать в ход руки и ноги, но все равно в атаку по-прежнему ходили с лучеметами, потому что противник, конечно же, в любой момент мог выключить дренажное поле. Джекоб заработал несколько царапин, ему отсекло кусочек носа, но санитар смазал рану каким-то составом, и нос возместил потерю. Противник начал применять луки и стрелы, так что взводу пришлось вооружиться щитами, это было не так уж и плoxo, особенно когда кто-то придумал такой щит, что его можно было укреплять над лучеметом, наклонив соответствующим образом. Одно отделение выучилось работать с луками и стрелами, и ход событий снова вернулся в нормальное русло, как тому и следовало быть.
      Джекоб никогда не знал в точности, сколько боев он прошел в звании рядового, а было этих боев — сорок один. И в сущности, в конце сорок первого Джекоб уже не был рядовым.
      С тех пор как в взводе появилось отделение лучников, сержант Мелфорд взял за правило держаться среди них сзади, и он смеялся, и отдавал приказы взводу, и время от времени выпускал стрелу, которая всегда ложилась на голую землю, так и не поразив противника. Но именно этот бой (для Джекоба — сорок первый) развивался очень плохо, передовая группа остановилась, а затем ее отбросили почти к самым лучникам, и вдруг свежие силы противника прорвались к лучникам с фланга.
      Отделение Джекоба маневрировало между свежими силами противника и лучниками, и Джекоб сражался бок о бок с сержантом Мелфордом, он дрался не на шутку, а старина Мелфорд хохотал, задрав свою глупую башку к небесам, совсем сошел с ума. сукин сын. Джекоб испытал какое-то странное чувство, словно бы время на мгновение остановилось, он молниеносно пригнулся, над его головой просвистела увесистая дубинка, врезалась сбоку в каску сержанта Мелфорда и снесла верхушку каски с такой же легкостью и аккуратностью, с какой срезают верхушку яйца сваренного всмятку. Джекоб упал на колени и, провожая взглядом каску, которая, кувыркаясь со всем содержимым, улетела за спины лучников, поразился, откуда там — среди сероголубого месива, испещренного кровавыми прожилками, — взялись маленькие стеклянные шарики и кубики, а затем все внезапно провалилось
      Внутри кристаллической горы, спрятанной под скальным массивом, крохотный пьезоэлектрический переключатель — кубик из шестидесяти четырех молекул — перескочил в положение "ВЫКЛ.", отчего со скоростью, сравнимой со световой, произвелось следующее действие:
      ЭЛЕМЕНТ 10011001011МЕЛФОРД СЛУЧАЙНО ДЕЗАКТИВИРОВАН ПЕРЕКЛЮЧИТЬ ЭЛЕМЕНТ 1101011100-ДЖЕКОБ В ПОЛОЖЕНИЕ КАТАЛИЗАТОРА (ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ СОВЕРШЕНО) АКТИВИРОВАТЬ И ПРОИНСТРУКТИРОВАТЬ ЭЛЕМЕНТ 1101011100-ДЖЕКОБ
      и тут же вернулось. Джекоб поднялся на ноги и огляделся. Та же пропеченная солнцем равнина, но все, кроме него, кажется, мертвы. Он проверил и убедился, что те, кто не получил прямое попадание, еще еле-еле дышат. Поразмыслив над этим, Джекоб понял — почему. И захихикал.
      Джекоб переступил через лежавших вповалку лучников и подобрал окровавленную черепушку Мелфорда. Он просунул лезвие ножа между каской и волосами и закоротил индукционный контур, который удерживал каску на голове и одновременно служил для приема и передачи сигналов. Отбросив каску, он осторожно понес отвратительную чашу с залысиной снизу к вражескому нужнику. Джекоб в точности знал, где и что следует искать, поэтому он выудил из верхушки черепа все детальки и кристаллические осколки и швырнул их в смердящую дыру. Затем вернулся к каске и, вложив в нее мозг, освобожденный от излишеств, придал ему положение, в котором тот находился раньше. Только после этого Джекоб занял прежнюю позицию у тела Мелфорда.
      Израненные люди зашевелились, а некоторые, из числа особо стойких, начали шатаясь подниматься, опираясь на руки и колени.
      Запрокинув голову, Джекоб хохотал, хохотал, хохотал…

      
      Эдселю хотелось кого-нибудь убить. Вот уже три недели работал он с Парком и Факсоном в этой мертвой пустыне. Они раскапывали каждый курган, попадавшийся им на пути, ничего не находили и шли дальше. Короткое марсианское лето близилось к концу. С каждым днем становилось все холоднее, с каждым днем нервы у Эдселя, и в лучшие времена не очень-то крепкие, понемногу сдавали. Коротышка Факсон был весел — он мечтал о куче денег, которые они получат, когда найдут оружие, а Парк молча тащился за ними, словно железный, и не произносил ни слова, если к нему не обращались.
      Эдсель был на пределе. Они раскопали еще один курган и опять не нашли ничего похожего на затерянное оружие марсиан. Водянистое солнце таращилось на них, на невероятно голубом небе были видны крупные звезды. Сквозь утепленный скафандр Эдселя начал просачиваться вечерний холодок, леденя суставы и сковывая мышцы.
      Внезапно Эдселя охватило желание убить Парка. Этот молчаливый человек был ему не по душе еще с того времени, когда они организовали партнерство на Земле. Он ненавидел его больше, чем презирал Факсона.
      Эдсель остановился.
      — Ты знаешь, куда нам идти? — спросил он Парка зловеще нижим голосом.
      Парк только пожал плечами. На его бледном, худом лице ничего не отразилось.
      — Куда мы идем, тебя спрашивают? — повторил Эдсель.
      Парк опять молча пожал плечами.
      — Пулю ему в голову, — решил Эдсель и потянулся за пистолетом.
      — Подожди, Эдсель, — умоляющим тоном сказал Факсон, становясь между ними, — не выходи из себя. Ты только подумай о том, сколько мы загребем денег, если найдем оружие! — От этой мысли глаза маленького человечка загорелись. — Оно где-то здесь, Эдсель. Может быть, в соседнем кургане.
      Эдсель заколебался, пристально поглядел на Парка. В этот миг больше всею на свете ему хотелось убивать, убивать, убивать…
      Знай он там, на Земле, что все получится именно так! Тогда все казалось легким. У него был свиток, а в свитке… сведения о том, где спрятан склад легендарного оружия марсиан. Парк умел читать по-марсиански, а Факсон дал деньги для экспедиции. Эдсель думал, что им только нужно долететь до Марса и пройти несколько шагов до места, где хранится оружие.
      До этого Эдсель еще ни разу не покидал Земли. Он не рассчитывал, что ему придется пробыть на Марсе так долго, замерзать от леденящего ветра, голодать, питаясь безвкусными концентратами, всегда испытывать головокружение от разреженного скудного воздуха, проходящего через обогатитель. Он не думал тогда о натруженных мышцах, ноющих оттого, что все время надо продираться сквозь густые марсианские заросли.
      Он думал только о том, какую цену заплатит ему правительство, любое правительство, за это легендарное оружие.
      — Извините меня, — сказал Эдсель, внезапно сообразив что-то, — это место действует мне на нервы. Прости, Парк, что я сорвался. Веди дальше.
      Парк молча кивнул и пошел вперед. Факсон вздохнул с облегчением и двинулся за Парком.
      "В конце концов, — рассуждал про себя Эдсель, — убить их я могу в любое время".
      Они нашли курган к вечеру, как раз тогда, когда терпение Эдселя подходило к концу. Это было странное, массивное сооружение, выглядевшее точно так, как написано в свитке. На металлических стенках осел толстый слой пыли. Они нашли дверь.
      — Дайте-ка я ее высажу, — сказал Эдсель и начал вытаскивать пистолет.
      Парк оттеснил его и, повернув ручку, открыл дверь. Они вошли в огромную комнату, где грудами лежало сверкающее легендарное марсианское оружие, остатки марсианской цивилизации.
      Люди стояли и молча смотрели по сторонам. Перед ними лежало сокровище, от поисков которого все уже давно отказались. С того времени, когда человек высадился на Марсе, развалины великих городов были тщательно изучены. По всей равнине лежали сломанные машины, боевые колесницы, инструменты, приборы все говорило о цивилизации, на тысячи лет опередившей земную. Кропотливо расшифрованные письмена рассказали о жестоких войнах, бушевавших на этой планете. Однако в них не говорилось, что произошло с марсианами. Уже несколько тысячелетий на Марсе не было ни одного разумного существа, не осталось даже животных.
      Казалось, свое оружие марсиане забрали с собой.
      Эдсель знал, что это оружие ценилось на вес чистого радия. Равного не было во всем мире.
      Они сделали несколько шагов в глубь комнаты. Эдсель подияя первое, что ему попалось под руку. Похоже на пистолет 45-го калибра, только крупнее. Он подошел к раскрытой двери и направил оружие на росший неподалеку куст.
      — Не стреляй! — испуганно крикнул Факсон, когда Эдсель прицелися. — Оно может взорваться или еще что-нибудь. Пусть им занимаются специалисты, когда мы все это продадим.
      Эдсель нажал на спусковой рычаг. Куст, росший в семидесяти пяти футах от входа, исчез в ярко-красной вспышке.
      — Неплохо, — заметил Эдсель, ласково погладил пистолет и, положив его на место, взял следующий.
      — Ну хватит, Эдсель, — умоляюще сказал Факсон, — нет смысла испытывать здесь. Можно вызвать атомную реакцию или еще что-нибудь.
      — Заткнись, — бросил Эдсель, рассматривая спусковой механизм нового пистолета.
      — Не стреляй больше, — просил Факсон. Он умоляюще поглядел на Парка, ища его поддержки, но тот молча смотрел на Эдселя.
      — Ведь что-то из того, что здесь лежит, возможно, уничтожило всю марсианскую расу. Ты снова хочешь заварить кашу, — продолжал Факсон.
      Эдсель опять выстрелил и с удовольствием смотрел, как вдали плавился кусок пустыни.
      — Хороша штучка! — Он поднял еще что-то, по форме напоминающее длинный жезл. Холода он больше не чувствовал. Эдсель забавлялся этими блестящими штучками и был в прекрасном настроении.
      — Пора собираться, — сказал Факсон, направляясь к двери.
      — Собираться? Куда? — медленно спросил его Эдсель.
      Он поднял сверкающий инструмент с изогнутой рукояткой, удобно умещающейся в ладони.
      — Назад, в космопорт, — ответил Факсон, — домой, продавать всю эту амуницию, как мы и собирались. Уверен, что мы можем запросить любую цену. За такое оружие любое правительство отвалит миллионы.
      — А я передумал, — задумчиво протянул Эдсель.
      Краем глаза он наблюдал за Парком.
      Тот ходил между грудами оружия, но ни к чему не прикасался.
      — Послушай-ка, парень, — злобно сказал Факсон, глядя Эдселю в глаза, — в конце концов я финансировал экспедицию. Мы же собирались продать это барахло. Я ведь тоже имею право… То есть нет, я не то хотел сказать… — Еще не испробованный пистолет был нацелен ему прямо в живот. — Ты что задумал? — пробормотал он, стараясь не смотреть на странный блестящий предмет.
      — Ни черта я не собираюсь продавать, — заявил Эдсель. Он стоял, прислонившись к стенке так, чтобы видеть обоих. — Я ведь и сам могу использовать эти штуки.
      Он широко ухмыльнулся, не переставая наблюдать за обоими партнерами.
      — Дома я раздам оружие своим ребятам. С ним мы запросто скинем какое-нибудь правительство в Южной Америке и продержимся, сколько захотим.
      — Ну хорошо, — упавшим голосом сказал Факсон. не спуская глаз с направленного на него пистолета. — Только я не желаю участвовать в этом деле. На меня не рассчитывай.
      — Пожалуйста, — ответил Эдсель.
      — Ты только ничего не думай, я не собираюсь об этом болтать, — быстро проговорил Факсон. — Я не буду. Просто не хочется стрелять и убивать. Так что я лучше пойду.
      — Конечно, — сказал Эдсель.
      Парк стоял в стороне, внимательно рассматривая свои ногти.
      — Если ты устроишь себе королевство, я к тебе приеду в гости, — сказал Факсон, делая слабую попытку улыбнуться. — Может быть, сделаешь меня герцогом или еще кем-нибудь.
      — Может быть.
      — Ну и отлично. Желаю тебе удачи. — Факсон помахал ему рукой и пошел к двери.
      Эдсель дал ему пройти шагов двадцать, затем поднял оружие и нажал на кнопку. Звука не последовало, вспышки тоже, но у Факсона правая рука была отсечена начисто. Эдсель быстро нажал кнопку еще раз. Маленького человечка рассекло надвое. Справа и слева от него на почве остались глубокие борозды.
      Эдсель вдруг сообразил, что все это время он стоял спиной к Парку, и круто повернулся. Парк мог бы схватить ближайший пистолет и разнести его на куски. Но Парк спокойно стоял на месте, скрестив руки на груди.
      — Этот луч пройдет сквозь что угодно, — спокойно заметил он. — Полезная игрушка.
      Полчаса Эдсель с удовольствием таскал к двери то одно, то другое оружие. Парк к нему даже не притрагивался, с интересом наблюдая за Эдселем. Древнее оружие марсиан было как новенькое; на нем не сказались тысячи лет бездействия. В комнате было много оружия разного типа, разной конструкции и мощности. Изумительно компактные тепловые и радиационные автоматы, оружие, мгновенно замораживающее, и оружие сжигающее, оружие, умеющее рушить, резать, коагулировать, парализовать и другими способами убивать все живое.