Миллион лет понадобился природе, чтобы устроить ловушку, в которую попала «Селена». А второй раз судно само себе вырыло яму.
      Конструкторам незачем было предельно облегчать пыле-ход, тем более, что путешествия длились всего несколько часов. Поэтому они не снабдили «Селену» хитроумным, хотя и не очень афишируемым устройством, которое позволяет космическим кораблям пускать в повторный обиход использованную воду. Здесь не было нужды беречь каждую каплю, и все, что попадало в канализацию, пылеход просто-напросто выбрасывал за борт.
      За последние пять суток в окружающую среду ушла не одна сотня килограммов влаги и испарений. Жадно поглощая воду, лунная пыль у выбросных отверстий намокла и стала жидкой грязью. Влага пронизала весь прилегающий участок Моря; медленно и неприметно пылеход размыл свое ложе. Слабый толчок опущенного сверху кессона довершил дело.
      Первым признаком, по которому на плоту догадались, что произошла катастрофа, был прерывистый свет красной лампочки на воздухоочистителе. Одновременно в шлемофонах спасателей на всех каналах завыла радиосирена. Вой смолк, едва дежурный техник нажал кнопку выключателя, но красная лампочка продолжала мигать.
      Лоуренс тотчас понял причину тревоги, едва взглянул на приборы. Соединение воздухопровода – обеих труб – с «Се-леной» нарушено, очиститель по одной трубе гонит кислород прямо в Море, а через вторую (вот незадача!) сосет пыль. «Что будет с фильтрами!» – спросил себя главный, но тут же оставил эту мысль и принялся вызывать пылеход.
      «Селена» молчала. Он перебрал все рабочие волны, но не мог уловить даже шороха несущей частоты. Море Жажды было непроницаемо как для звуков, так и для радиоволн.
      «Погибли, – мысленно заключил главный, – конец. Еще бы чуть, и спасли. Не вышло. Всего часа не дотянули!»
      Что же могло произойти? Может быть, корпус не выдержал веса пыли? Вряд ли. Внутреннее давление воздуха достаточно велико, чтобы противостоять нагрузке извне. Значит, новое оседание. Кажется, он даже ощутил легкий толчок. Главный инженер с самого начала опасался нового обвала, но не знал, как отвратить угрозу. Они пошли на риск – и «Селена» проиграла…
      Пат Харрис сразу, как только «Селена» сдвинулась, почувствовал, что это оседание совсем не похоже на первый обвал. Оно происходило намного медленнее, и снаружи что-то скрипело и сипело. Даже в такую отчаянную минуту Пат не мог не удивиться: как может пыль издавать такие звуки?… Трубы уходили вверх, уходили рывками, потому что корма погружалась быстрее и судно заметно накренилось. Затрещал фиберглас, и задняя труба вырвалась из отверстия в потолке по соседству с переходной камерой. Мгновенно струя пыли хлынула вниз, ударилась об пол и расплылась в воздухе легким облачком.
      Коммодор Ханстен стоял ближе всех к отверстию и первым подскочил к нему. Сорвав с себя рубашку, он мигом свернул ее комом и сунул затычку в дыру. Пыль не унималась, сочилась в щели, но и коммодор не сдавался. Он почти справился с ней, когда выскользнула труба в носовой части. Тотчас погас главный свет – снова порвался -кабель…
      – Я управлюсь здесь! – крикнул Пат. Он тоже остался без рубашки и вступил в поединок с лунной пылью.
      Пат Харрис десятки раз выходил в Море Жажды, но никогда еще ему не доводилось осязать его. Серая пудра проникла в нос, засыпала глаза, наполовину задушив и совершенно ослепив капитана. И хотя она была сухая, как прах из склепа фараона (даже суше, ведь Море в миллион раз старше любой пирамиды!), на ощупь лунная пыль оказалась скользкой, как мыло. Пат поймал себя на мысли, что быть похороненным заживо, наверное, хуже, чем утонуть… Но вот фонтан превратился в тонкую струйку, и он понял, что на этот раз страшная участь его миновала. Благодаря слабому лунному тяготению пятнадцатиметровый столб пыли давил не так уж сильно. Впрочем, будь отверстия в потолке намного шире, еще неизвестно, чем бы все это кончилось.
      Отряхнув пыль с головы и плеч, Пат осторожно открыл глаза. Ничего, зрение в порядке. Хорошо, что аварийное освещение не подвело. Не очень-то яркий свет, но все-таки лучше, чем ничего. Коммодор уже законопатил щель и теперь спокойно брызгал водой из бумажного стакана, чтобы осадить пыль. Способ оказался очень действенным, и серые облака быстро превратились в лужицы грязи на полу. Подняв голову, Ханстен поймал взгляд Пата.
      – Ну, капитан, – заговорил он. – Ваше мнение?
      Олимпийское самообладание! Это самообладание может вывести человека из себя, подумал Пат. Хоть бы раз увидеть коммодора растерянным! Нет, вздор, это в нем зависть говорит, даже ревность, вполне понятная, но не достойная Пата. Он пристыдил себя.
      – Не представляю, что произошло, – ответил он. – Может быть, сверху нам скажут?
      Корабль наклонился под углом тридцать градусов, и к месту водителя надо было идти в гору. Садясь перед радиостанцией, Пат вдруг ощутил тупое отчаяние, какого не испытывал со времени рокового обвала. Такое чувство, словно все боги обратились против них и дальше сражаться нет смысла.
      Он окончательно уверился в этом, когда попытался включить радиостанцию и обнаружил, что она не работает. Нет тока, злополучная труба потрудилась на славу…
      Пат медленно повернулся в кресле. Двадцать один человек пытливо смотрели на капитана: что он скажет? Из них двадцать сейчас не существовали для-него. Пат видел только лицо Сью, ее глаза. Озабоченный, напряженный взгляд, но даже теперь без страха. И отчаяние прошло, его вытеснил приток сил и надежды.
      – Честное слово, не знаю, что случилось, – сказал он. – Но в одном я уверен: мы еще не пропали, до этого далеко, сто световых лет. Даже если погрузимся еще немного, ничего страшного нет, наши товарищи на плоту скоро опять нащупают нас. Небольшая отсрочка, и только. Тревожиться нечего.
      – Я не хочу показаться паникером, капитан, – заговорил Баррет, – но если плот тоже затонул? Что тогда?
      – Это мы проверим, как только я налажу радиоконтакт, – ответил Пат, сумрачно глядя на болтающиеся под потолком провода. – И пока я не распутаю эту вермишель, придется нам обходиться аварийным освещением.
      – Я не возражаю, – заметила миссис Шастер. – По-моему, так очень мило.
      «Спасибо тебе, добрая душа», – мысленно произнес Пат. Он быстро обвел взглядом остальных. При таком свете трудно разглядеть выражение лиц, но как будто все спокойны… Спокойствие длилось ровно минуту – больше не понадобилось, чтобы убедиться: ни радио, ни света не починить. Провода вырвало из защитной трубки, и нет нужного инструмента.
      – Это уже хуже, – заключил Пат. – Мы ничего не можем им сказать, пока сверху к нам не спустят микрофон.
      – А это значит, – подхватил Баррет, явно склонный подмечать самые мрачные стороны, – что они не могут сообщаться с нами. Будут недоумевать, почему мы не отвечаем. Еще решат, что мы погибли, и прекратят спасательную операцию!…
      Эта мысль уже приходила в голову Пату, но он тотчас изгнал ее.
      – Вы слышали главного инженера Лоуренса, – сказал он. – Главный – не такой человек, чтобы сдаться, пока есть хоть малейшая надежда. На этот счет можно не беспокоиться.
      – Как с воздухом? – озабоченно спросил профессор Джаяварден. – Ведь мы опять зависим от собственных ресурсов.
      – Очистители снова работают, так что теперь его хватит на много часов, – ответил Пат. – К тому же нам скоро опять подадут трубы. – Он надеялся, что голос его звучит достаточно уверенно. – Наберемся терпения и придумаем себе занятие. Три дня выдержали, как-нибудь выдержим еще час-другой.
      Он поглядел вдоль рядов, проверяя, есть ли несогласные. И увидел, что один из пассажиров медленно поднимается на ноги. Это был тихий щуплый мистер Редли, который с начала путешествия и десяти слов не сказал. Пат по– прежнему знал о нем лишь то, что он бухгалтер, родом из Новой Зеландии, единственной страны на Земле, которая из-за своего географического положения еще осталась в какой-то мере обособленной. Разумеется, попасть туда так же просто, как в любую иную точку земного шара, но Новая Зеландия -конечная станция, не промежуточная остановка на большой магистрали. И новозеландцы продолжали гордо оберегать свою индивидуальность. Не без основания они утверждали, что сумели спасти остатки английской культуры, после того как Атлантическое сообщество поглотило Британские острова.
      – Вы хотите что-то сказать, мистер Редли? – спросил Пат.
      Редли посмотрел вокруг взглядом учителя, который собирается обратиться к своему классу.
      – Да, капитан, – начал он, – я должен сделать признание. Боюсь, во всем, что произошло с нами, виноват я.
 
      Когда главный инженер Лоуренс прервал свой репортаж, понадобилось всего две секунды, чтобы Земля узнала о новой беде; до Марса и Венеры весть дошла через несколько минут. Но что именно случилось? По изображению на экране телевизора не понять… Сперва люди на плоту заметались, забегали, потом переполох как будто кончился, и фигуры в скафандрах сбились в кучу. Видимо, шло совещание. Но работала только внутренняя связь, и зрители не слышали ни слова. Ужасно было наблюдать этот немой разговор, не зная, о чем идет речь. Пока тянулись долгие томительные минуты неизвестности и студия пыталась выяснить, что происходит, Жюль Брак старался выбрать хороший кадр – вовсе не простое дело, когда сцена статична, а ты привязан к одной, пусть даже самой удачной, точке. Как и все операторы, Жюль терпеть не мог стоять на месте. Такая скованность действовала ему на нервы. Он даже спросил, нельзя ли перелететь на другое место, и услышал в ответ от капитана Ансона:
      – . Черта с два, стану я прыгать взад-вперед по этим горам. Это космический корабль, а не… не серна.
      Панорамы да наезды – вот и все приемы, которыми мог пользоваться Жюль, да и то в меру; ничто не раздражает зрителя так, как стремительные скачки взад-вперед в космосе или быстрый наплыв, когда изображение словно взрывается прямо в лицо. Трансфокатор позволял Жюлю «мчаться» по Луне со скоростью пятидесяти тысяч километров в час. От такой гонки хоть кого замутит…
      Наконец немая летучка закончилась; спасатели отключили свои телефоны. Может быть, теперь Лоуренс ответит на радиовызовы, которые сыпались на него последние пять минут?
      – Господи! – воскликнул Спенсер. – Вы видите? Это что же такое!
      – Вижу, – отозвался капитан Ансон. – Просто невероятно! Похоже, они уходят…
      Пылекаты с людьми устремились прочь от плота, словно шлюпки от тонущего корабля.

      Пожалуй, только хорошо, что связь с «Селеной» прервалась: вряд ли пассажиров ободрило бы известие о том, что пылекаты отступили. Впрочем, в этот миг на судне о спасателях вообще не думали – всех привлек неожиданный выход Редли на тускло освещенную сцену.
       –Как это понимать: вы во всем виноваты? – Пат нарушил напряженную тишину, пока что только напряженную, без тени враждебности, так как никто не принял всерьез слова новозеландца.
      – Это долгая история, капитан. – Редли говорил совсем бесстрастно, но были в его голосе какие-то странные нотки, которых Пат не мог определить. Казалось, они слышат речь робота; у Пата поползли мурашки по спине.
      – Я не хочу сказать, что намеренновызвал беду, – продолжал Редли. – Но боюсь, она не случайна, и я очень жалею, что втянул в это вас. Понимаете, онипреследуют меня.
      «Только этого нам не хватало, – подумал Пат. – Все, все обращается против нас! В нашей маленькой компании есть истеричная старая дева, есть наркоман, теперь вот сумасшедший объявился. Что еще на нас свалится, прежде чем наступит конец?»
      Но он тут же сказал себе, что несправедлив. По правде говоря, ему очень повезло. С одной стороны – Редли, мисс Морли и Ханс Бальдур (кстати, Бальдур после того единственного происшествия, о котором никто не поминал, вел себя безукоризненно), зато с другой стороны – коммодор, доктор Мекензи, Шастеры, маленький профессор Джаяварден, Девид Баррет. Да и все остальные пока без ропота выполняли распоряжения капитана. Пат вдруг ощутил прилив доброго чувства, даже нежности к этим людям за их деятельную или бездеятельную поддержку.
      Особенно к Сью, которая и на этот раз нашлась раньше него. В своем отсеке на корме она с самым непринужденным видом, как бы между делом, незаметно – во всяком случае, для Редли – достала из аптечки ампулу со снотворным. Если он что-нибудь затеет, она примет меры.
      Но пока что в поведении Редли не было ничего угрожающего. Он вполне владел собой, говорил внятно и рассудительно – ни безумного блеска в глазах, ни каких-либо иных внешних признаков ненормальности. Обыкновенный пожилой бухгалтер из Новой Зеландии, проводящий отпуск на Луне.
      – Это очень интересно, мистер Редли, – сказал коммодор Ханстен ровным голосом, – но вы уж простите нам наше невежество. Кто это – «они», и почему они вас преследуют?
      – Вы, конечно, слышали, коммодор, о летающих блюдцах?
      «Летающих… что?»– удивился Пат. Ханстен явно был лучше осведомлен.
      – Да, слышал, – ответил он, сразу поскучнев. – Читал в старых книгах о космонавтике. Кажется, лет восемьдесят тому назад с ними был связан настоящий массовый психоз? (Эх, некстати он употребил слово «психоз»… Слава богу, Редли не обиделся).
      – О, – возразил бухгалтер, – они появились гораздо раньше. Но только в прошлом столетии люди обратили на них внимание. Есть старинная рукопись, еще в тысяча двести девяностом году один английский аббат подробно описал летающее блюдце. Да их и раньше наблюдали. До двадцатого века отмечено больше десяти тысяч случаев.
      – Минутку, – вмешался Пат. – Что это значит– «летающее блюдце»? Я ничего не понимаю.
      – Боюсь, капитан, ваше образование страдает пробелами-сочувственно произнес Редли. – Термин «летающее блюдце» широко распространился с тысяча девятьсот сорок седьмого года. Так называли странные, чаще всего овальной формы аппараты, которые уже много столетий изучают нашу планету. Кое-кто предпочитает говорить «неопознанные летающие предметы».
      Что– то зашевелилось в памяти Пата. В самом деле, он слышал этот термин в связи с гипотезами об инопланетниках. Но нет никаких доказательств того, что нашу солнечную систему посещали космические корабли из других миров.
      – Вы и впрямь верите, – скептически спросил кто-то из пассажиров, – что вокруг Земли слоняются гости из космоса?
      – Больше того, – ответил Редли. – Они часто приземлялись и вступали в контакт с людьми. До появления человека на Луне у них была база на Фарсайде, но они ее уничтожили, как только первые топографические ракеты начали крупномасштабную съемку.
      – Откуда вы все это знаете? – удивился один из пассажиров.
      Но недоверие аудитории нисколько не смутило Редли; он, видимо, давно привык к этому. Новозеландец излучал убежденность, которая – как ни мало обоснована она была – невольно передавалась другим. Он преотлично чувствовал себя в странном воображаемом мире, куда его занесло помешательство.
      – Мы… установили с ними контакт, – произнес он торжественно. – Несколько человек сумели вступить в телепатическую связь с экипажами летающих блюдец. И нам уже довольно много известно о них.
      – А другие люди? – заговорил еще один маловер. – Если и впрямь около Земли летают блюдца, почему их не видели ни наши астрономы, ни космонавты?
      – В том-то и дело, что видели, – ответил Редли, снисходительно улыбаясь. – Видели, да никому не говорят. Ученые объединились в заговоре молчания, им не хочется признавать, что в космосе есть создания куда умнее нас. И когда летчик докладывает, что встретил блюдце, его поднимают на смех. Понятно, что космонавты предпочитают помалкивать о своих встречах.
      – А вам, коммодор, они попадались? – спросила миссис Шастер, явно склонная верить новозеландцу. – Или вы тоже участвуете в этом – как его назвал мистер Редли? – заговоре молчания?
      – К сожалению, должен вас огорчить, – сказал Ханстен. – Вы можете мне не поверить, но все космические корабли, которые я когда-либо встречал, числятся в Регистре Ллойда.
      Он поймал взгляд Пата и чуть кивнул, словно говоря: «Пойдем, посовещаемся в камере перепада». Теперь, когда стало ясно, что Редли безобиден, Ханстен был даже рад происшествию, которое так быстро отвлекло пассажиров от нового осложнения. Если бредовый вымысел маленького бухгалтера их занимает, пусть себе чудит.
      – Ну, Пат, – сказал коммодор, едва дверь отсекла их от оживленно спорящих пассажиров, – что вы думаете о нем?
      – Неужели он верит в этот вздор?
      – В том-то и дело, что верит. Я уже встречал таких людей.
      Ханстен достаточно хорошо знал странный психоз, во власти которого был Редли; недаром он увлекся космоведением еще в двадцатом веке. В молодости коммодор прочел даже некоторые оригинальные писания на эту тему; это был такой бесстыдный обман или детское простодушие, что он даже поколебался в своем взгляде на человека как на разумное существо. Становилось не по себе при одной мысли о том, что подобная литература могла пользоваться бешеным успехом. Правда, большинство книг этого рода вышло в «Безумные Пятидесятые» годы, которые были порой психозов.
      – Положение нелепейшее, – пожаловался Пат. – В такойчас все пассажиры заняты спором о летающих блюдцах!
      – А по-моему, это превосходно, – ответил коммодор. – Чем еще вы предложите им заняться? Скажем прямо, ведь нам остается только сидеть и ждать, пока Лоуренс снова постучится в крышу.
      – Если он еще там. Баррет прав, плот мог затонуть.
      – Вряд ли… Толчок был очень слабый. Как по-вашему, на сколько мы опустились?
      Вопрос Ханстена заставил Пата призадуматься. Теперь ему казалось, что они падали долго. Полутьма, сражение с пылью – все это нарушило чувство времени, и он мог только гадать.
      – Ну, метров на десять…
      – Чепуха! Это длилось всего несколько секунд. Два-три метра, не больше.
      «Хоть бы коммодор оказался прав», – подумал Пат. Он знал, насколько трудно судить о малых ускорениях, особенно когда внимание притупилось. Из всех находившихся на борту «Селены» у одного Ханстена есть нужный опыт. Надо думать, его оценка точна. И уж во всяком случае она обнадеживает.
      – На поверхности, наверное, ничего и не почувствовали, – продолжал Ханстен. – И теперь удивляются, почему не могут нас нащупать. Вы уверены, что нам не под силу наладить радиостанцию?
      – Уверен. Всю распределительную коробку сорвало вместе с частью кабеля. Из кабины не добраться.
      – Н-да, ничего не поделаешь. Ладно, пошли, пусть Редли попытается обратить нас в свою веру, если сумеет.
      Жюль около ста метров провожал объективом пылекаты, прежде чем обнаружил, что они увозят меньше людей, чем привезли. Семь человек, а было восемь.
      Он тотчас дал задний ход и благодаря то ли счастливому случаю, то ли прозорливости, отличающей блестящего оператора от рядового, поймал плот как раз в тот миг, когда Лоуренс нарушил свое радиомолчание.
      – Говорит главный инженер Эртсайда. – У него был усталый и расстроенный голос человека, тщательно разработанные планы которого вдруг рухнули. – Прошу извинить за перебой, но, как вы, очевидно, догадались, у нас произошла авария. Должно быть, снова оседание. На сколько метров – неизвестно. Мы потеряли «Селену», и она не отвечает на наши вызовы. Я велел своим людям отойти на несколько сот метров в сторону. Вряд ли нам грозит опасность, но лучше не рисковать. Пока что я тут и один справлюсь. Слушайте мой вызов через несколько минут.
      Миллионы зрителей увидели, как Лоуренс, присев на краю плота, собирает щуп, которым в первый раз обнаружил пылеход. Двадцать метров. Если корабль погрузился глубже, придется изобретать что-нибудь еще. Вот щуп уходит в пыль. Чем ближе к той глубине, где прежде лежала «Селена», тем медленнее. Скрылась метка 15– пятнадцать метров. Щуп был словно копье, вонзающееся в тело Луны. «Сколько еще?» – шептал про себя Лоуренс в тишине скафандра.
      Ответ ошеломил его. Прямо хоть смейся, не будь положение столь серьезным: после метки щуп прошел всего полтора метра. Но вот что гораздо хуже, «Селена» осела неравномерно. Проверка показала, что корма лежит глубже носа, перекос – тридцать градусов. Одного этого было достаточно, чтобы поломать планы Лоуренса: ведь он рассчитывал, что кессон плотно, без зазоров ляжет на горизонтальную крышу.
      Впрочем, сейчас Лоуренса в первую очередь заботило другое. Радио пылехода молчит (хорошо, если только из-за неисправности питания) – как проверить, живы ли люди? Они-то услышат стук щупа, но сами не могут ничего передать наверх…
      Как так не могут?! Есть способ, самый легкий и примитивный, какой только можно себе представить! Настолько примитивный, что после полутораста лет электроники немудрено и запамятовать.
      Лоуренс выпрямился и вызвал пылекаты.
      – Можете возвращаться, – сказал он. – Никакой опасности нет. Пылеход осел всего на метр-другой.
      Главный уже забыл про следящие за ним миллионы глаз. Еще предстояло разработать новый план действий, но первый шаг был ему ясен.

      Когда Пат и коммодор вернулись в кабину, там еще вовсю спорили. Немногословный до сих пор Редли быстро наверстывал упущенное. Точно кто-то нажал потайную пружину – или бухгалтера вдруг освободили от обета молчания. Да так оно, пожалуй, и было: решив, что его миссия все равно стала явной, Редли был только рад о ней рассказать.
      Коммодор Ханстен встречал много таких суеверов; собственно, ради самозащиты он и одолел обильную литературу о летающих блюдцах. Начиналось всегда одинаково, с вопроса: «Коммодор, вы, наверно, повидали немало необычного за годы, проведенные в космосе?» Ответ, естественно, не удовлетворял собеседника, и следовал завуалированный, а то и не очень завуалированный намек – дескать, Ханстен боится или избегает говорить правду. Опровергать это обвинение было пустой тратой сил; правоверный просто-напросто заключал, что коммодор участвует в сговоре.