Что же до людей из тысяча восемьсот восемьдесят пятого года, то Редди, Джош, капитан Гроув и все остальные сначала только ахали и охали, глядя на компьютерные софтскрины и другие хитрые устройства: Кейси и Абдыкадыра успокаивала привычность, а Редди и всех прочих потрясала новизна. Затем, когда британцы более или менее привыкли к технике, их поразило чудо возможности смотреть на планету из космоса. И хотя «Союз» находился в нескольких сотнях километров от поверхности, вид скругленного горизонта, плотных масс облаков, плывущих на разной высоте, или знакомые очертания суши вроде треугольника Индии или изрезанных берегов Британии — все это повергало их в полный восторг.
— Я никогда даже представить себе не мог, что возможна такая божественная перспектива, — признался Редди. — О да, да, все знают, как велик наш мир — в большущих, круглых, жирных цифрах. — Он похлопал себя по животу. — Но я никогда этого не ощущал — вот здесь. Как ничтожны и рассеяны по свету творения человека, как жалки его притязания и страсти — и как мы схожи с муравьями!
И все же люди из девятнадцатого века вскоре освоились со всем этим и научились понимать увиденное. Даже такие закоренелые вояки, как Гроув, удивляли Бисезу гибкостью мышления. Через пару дней после первого приема изображений с «Союза» потрясенная и шумная толпа, собиравшаяся около Кейси, начала становиться все более сдержанной и серьезной. Какими бы чудесными ни казались эти картинки и та техника, с помощью которой они создавались, мир на этих картинках был способен отрезвить кого угодно.
Бисеза копировала снимки в единственное переносное электронное устройство — свой мобильный телефон. Она понимала, что эти данные драгоценны. Еще долгое время только эти изображения и подскажут им, что происходит по другую сторону от линии горизонта. Кроме того, она была согласна с космонавтом Николаем, что непременно следует записать все, что выпало на их долю. Иначе люди в конце концов забудут обо всем и не поверят, что все всегда было именно так.
Но у телефона имелась собственная программа.
— Покажи мне звезды, — заявил он негромким шепотом.
И вот, каждый вечер Бисеза ставила телефон на какой-нибудь подходящий камень, и он становился похожим на терпеливое, неподвижное металлическое насекомое, и его камера смотрела в небо. Чтобы сберечь телефон, Бисеза сделала маленький навес из кусочков водоотталкивающего брезента. Эти сеансы наблюдения могли продолжаться часами, пока телефон ждал, когда рассеются облака и станет виден определенный участок неба.
Как-то поздним вечером, когда Бисеза сидела рядом с телефоном, из форта вышли Абдыкадыр, Джош и Редди и подошли к ней. Абдыкадыр принес поднос с напитками — свежим лимонадом и сахарной водой.
Редди быстро уловил суть проекта с телефоном. Фотографируя небо и сравнивая положение звезд с астрономическими картами, хранящимися в базе данных, телефон мог определить дату.
— Совсем как придворные астрономы в Вавилоне, — заключил Редди.
Джош уселся рядом. Быстро темнело, его глаза стали огромными. Его нельзя было назвать красавцем. Маленькое лицо, торчащие уши, пухлые щеки, слабый, маленький подбородок, но при этом — полные и до странности чувственные губы.
«Он очень мил», — мысленно признавалась себе Бисеза, и хотя чувствовала себя немного виновато, будто каким-то образом предавала Майру, но совершенно очевидное влечение Джоша к ней начало для нее что-то означать.
Джош спросил:
— Вы, что же, думаете, что какие-то звезды с неба исчезли?
— Не знаю, Джош, — ответила Бисеза. — Может быть, над нами мое небо, а может быть, ваше, но может быть — ничье. Я хочу это выяснить.
Редди сказал:
— Уж конечно, в двадцать первом веке вы гораздо лучше понимаете природу космоса, времени и пространства, чем мы, бедняги.
— Да! — взволнованно подхватил Джош. — Мы не знаем, почему это случилось с нами, но безусловно, Бисеза, вы, вооруженные передовой наукой, можете поразмышлять о том, как наш мир перевернулся вверх тормашками и...
Абдыкадыр прервал его.
— Возможно. Но будет немного трудновато рассказывать вам о пространстве-времени, поскольку вы еще пару десятков лет не услышите о специальной теории относительности.
Редди оторопел.
— О специальной... как вы сказали? Телефон сухо прошептал:
— Начните со слежения за лучом света. Если Эйнштейну этого хватило...
— Хорошо, — кивнула Бисеза. — Джош, постарайтесь подумать об этом. Когда я смотрю на вас, я вижу вас не таким, каков вы сейчас. Я вижу вас таким, каким вы были чуточку раньше, несколько долей секунды назад — именно такое время нужно свету звезд, чтобы отразиться от вашего лица и попасть в мой глаз. Джош кивнул.
— Пока понятно. Бисеза продолжала:
— Предположим, я стала бы удаляться от вас со скоростью, близкой к скорости света. Что бы я тогда увидела?
Джош нахмурил брови.
— Это было бы похоже на два скоростных поезда, и один из них догонял бы другой — они бы оба ехали быстро, но с точки зрения первого второй ехал бы медленно. — Он улыбнулся. — И когда бы я улыбался, чтобы вас поприветствовать, вы бы видели мои щеки и губы расползающимися, как тающий ледник.
— Верно, — сказала Бисеза. — Отлично, главную мысль вы уловили. Так вот, Эйнштейн... да, жил в начале двадцатого века и был физиком, выдающимся ученым — Эйнштейн установил, что это — не просто оптическое явление. Дело не в том, что я вижу, как черты твоего лица движутся более медленно, Джош. Свет — это самый фундаментальный способ измерения времени. То есть чем быстрее я перемещаюсь, тем медленнее для меня течет ваше время.
Редди потянул себя за кончики усов.
— Это почему же? — Абдыкадыр рассмеялся.
— Со времен Эйнштейна пять поколений школьных учителей не смогли найти вразумительного ответа на этот вопрос, Редди. Но именно так устроена Вселенная.
Джош широко улыбнулся.
— Как это чудесно! Свет всегда юн, он никогда не старится — так может быть, это правда, что ангелы сотворены из света?!
Редди покачал головой.
— Насчет ангелов не знаю, но все это чертовски заумно. И какое это имеет отношение к нашему нынешнему положению?
— Дело в том, — объяснила Бисеза, — что во Вселенной, где время само выстраивается вокруг тебя в зависимости от того, как быстро ты перемещаешься, понятие одновременности несколько зыбкое. То, что, скажем, одновременно для Джоша и Редди, может быть не одновременно для меня. Все зависит от того, как мы двигаемся, как перемещается между нами свет.
Джош кивнул, но не слишком уверенно.
— И дело не просто в согласованности...
— Не в согласованности, — прервала его Бисеза. — Дело в физике.
— Кажется, я понимаю, — проговорил Джош. — И если такое вероятно, то можно взять два события, которые не были одновременными — ну, скажем, какое-то мгновение из моей жизни в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году и мгновение из жизни Бисезы в две тысячи тридцать седьмом... и так приблизить эти мгновения одно к другому, так тесно приблизить, что мы могли бы даже...
— Поцеловаться? — подсказал Редди с притворной торжественностью.
Бедолага Джош побагровел от смущения. Редди сказал:
— Но все это описывается с точки зрения того или иного человека. С какой же могущественной точки зрения тогда посмотреть на наш новый мир? С точки зрения Бога или Ока его величества Времени?
— Не знаю, — призналась Бисеза.
— Нам нужно узнать больше, — решительно заявил Джош. — Если у нас когда-нибудь появится шанс все исправить...
— О да, да... — Редди гулко расхохотался. — Вот именно. Исправить!
Абдыкадыр заметил:
— В нашем веке мы привыкли к тому, что наши моря и реки загрязнены. А теперь время перестало быть ровным, безупречным потоком. Оно словно бы помутнело, наполнилось омутами и водоворотами. — Он пожал плечами. — Наверное, нам стоит к этому привыкнуть.
— Но быть может, правда намного проще, — довольно резко проговорил Редди. — Быть может, ваши стрекочущие и машущие крыльями машины поколебали соборную тишину вечности. Лязг и грохот жутких войн вашего века сотряс стены этого храма, и их уже нельзя воздвигнуть вновь.
Джош посмотрел на Абдыкадыра, перевел взгляд на Бисезу.
— Вы хотите сказать, что все это может быть неестественно — что, возможно, это даже не дело рук каких-то сверхъестественных существ... что мы в этом виноваты?
— Возможно, да — отозвалась Бисеза. — Но возможно, и нет. На самом деле мы просто-напросто ушли немного вперед вас в науке, так что точно мы ничего не знаем.
Редди все еще размышлял о теории относительности.
— А кто он был, этот парень... Эйнштейн, кажется? Фамилия вроде бы немецкая.
Абдыкадыр ответил:
— Он был немецким евреем. В ваше время он жил в Мюнхене и ему было... м-м-м... лет шесть.
Редди быстро забормотал:
— Пространство и время сами по себе могут быть искажены... уверенности нет нигде, даже в физике... постулаты Эйнштейна, по всей вероятности, подтолкнули мир к переменам и распаду... а теперь вы говорите, что он еврей и немец одновременно — и это так неизбежно, что можно помереть от хохота. Телефон негромко произнес:
— Бисеза, есть кое-что еще.
— Что?
— Тау Кита.
Джош сдвинул брови.
— А что это такое? А, вспомнил. Звезда.
— Звезда, похожая на наше солнце, до нее около двенадцати световых лет. Я видел ее в виде вспышки сверхновой. Она была неяркая, в то время, когда я ее заметил, свет уже тускнел, пик свечения миновал... это продолжалось всего несколько ночей, но...
Абдыкадыр, подергав бородку, обескураженно осведомился:
— А что в этом такого удивительного?
— Всего лишь то, что это невозможно, — ответил телефон.
— Как это?
— Только сверхновая бинарной системы — звезда-спутница — должна добавлять основной звезде инертную материю, которая в конце концов и взрывается.
— А Тау Кита — одинарная звезда, — продолжила мысль Бисеза. — Так как же она могла стать сверхновой?
— Можете просмотреть мои записи, — обиженно заметил телефон.
Бисеза неуверенно посмотрела на небо. Редди проворчал:
— В теперешних обстоятельствах лично мне это представляется туманной и абстрактной загадкой. Возможно, нам стоит думать о более насущных делах. Этот ваш телефон уже несколько дней кряду по-вавилонски определяет даты. Долго еще ждать, когда он соизволит поведать нам дивные результаты?
— Это зависит от телефона. Он у меня всегда был самостоятельным.
Редди рассмеялся:
— Сэр Безделушка! Поведай мне все, что знаешь — как можешь, и пусть пока ты знаешь не все. Повелеваю!
Телефон растерянно изрек:
— Бисеза...
Она установила специальную защитную программу, чтобы телефон не выболтал британцам лишнего. Но теперь она только пожала плечами.
— Можешь отвечать, телефон.
— Тринадцатый век, — прошептал телефон. Редди наклонился ближе.
— Когда?!
— Точнее сказать трудно. Изменения в положении звезд невелики... моя камера рассчитана на дневное освещение, и мне приходится делать снимки с большой экспозицией... очень мешают эти гадкие тучи... В этот период имело место несколько лунных затмений. Если я замечу хотя бы одно затмение, я смогу привязать его к определенному дню.
— Значит, тринадцатый век, — ахнул Редди и вгляделся в подернутое облаками небо. — Мы в шести веках от дома!
— А мы — в восьми, — мрачно добавила Бисеза. — Но что это означает? Пусть над нами небо тринадцатого века, но под ногами у нас определенно не земля тринадцатого века. Джамруда, к примеру, тогда не существовало.
Джош выразил свое мнение:
— А может быть, тринадцатый век — основа, фундамент. Что-то вроде канвы, на которую нашиты другие лоскутки времени, — вот и получилась громадная хронологическая оболочка планеты.
— Простите за малоприятные новости, — извинился телефон.
Бисеза пожала плечами.
— Новости скорее сложные, чем плохие.
Редди привалился спиной к валуну, забросил руки за голову. В его толстенных очках отражались тучи.
— Тринадцатый век... — протянул он задумчиво. — Какое получается удивительное путешествие. Я-то думал: попаду на северо-западную границу — вот это будет приключение! Но оказаться заброшенным в средние века!.. Но должен признаться, у меня в данный момент нет ощущения чуда. И даже страха я не чувствую из-за того, что мы потерялись.
Джош отхлебнул лимонада.
— А что же ты чувствуешь? Редди ответил:
— Когда мне было пять лет, меня отправили к родственникам в Саутси. Тогда это было обычным делом: родители-эмигранты хотели, чтобы их дети обосновались на родине. Но в пять лет я в этом ничегошеньки не смыслил. Я возненавидел это место, как только туда ступила моя нога — Лорн — лодж, дом-тюрьма! Меня там регулярно наказывали за одно и то же страшное преступление — за то, что я был самим собой! Мы с сестрой утешались игрой в Робинзона Крузо, но я никогда не мечтал о том, что стану Робинзоном Крузо во времени! Где-то теперь бедняжка Трикс... Но тогда более всего было обидно и больно из-за того, что мои родители меня бросили — как мне тогда казалось. Предали и бросили в этом унылом месте, средоточии несчастья и боли...
— И теперь здесь все точно так же? — осторожно спросил Джош.
— Тогда меня покинули родители, — с горечью выговорил Редди. — А теперь — сам Господь Бог.
Тут все притихли. Ночь под небом, усыпанным чужими звездами, казалась необъятной. Так одиноко Бисеза не чувствовала себя с момента Разрыва. Она вдруг страшно затосковала по Майре.
Абдыкадыр мягко проговорил:
— Редди, ваши родители желали вам добра, ведь правда? Просто они не понимали, каково вам.
Джош спросил:
— Предполагаете, что тот, кто отвечает за все, что случилось с миром — Господь Бог или кто-то еще, — в действительности желает нам добра?
Абдыкадыр пожал плечами.
— Мы с вами — люди, а мир изменен явно сверхчеловеческими силами. Как же нам понять мотивы, движущие этими силами?
Редди сказал:
— Ну хорошо. Но неужели хоть кто-то способен поверить, что всем этим помешательством руководит чья-то добрая воля?
Никто ему не ответил.
14
ПОСЛЕДНИЙ ВИТОК
И вот начался последний виток.
«Может быть, последний полет человека вокруг Земли», — с тоской думал Николай.
Но порядок необходимых пунктов подготовки не изменился, и как только потребовались профессиональные навыки, все трое заработали вместе так же слаженно, как трудились все время, с тех пор как началось это странное приключение. Николай на самом деле подозревал, что его напарников, как и его самого, очень успокаивали знакомые, привычные действия.
Первым делом нужно было убрать в жилой отсек накопившийся мусор, в том числе и большую часть содержимого комплекта, предназначенного для выживания после приземления. Продукты, так или иначе, были уже съедены. Сейбл перенесла в посадочный модуль свою допотопную радиоаппаратуру, поскольку ей вполне можно было воспользоваться после посадки.
Затем нужно было облачиться в скафандры. Для этого космонавты по очереди перебирались в жилой отсек. Сначала Николай натянул эластичное трико — довольно плотные штаны, предназначенные для того, чтобы обеспечить отток жидкости к голове. Это помогало избежать обморока после приземления — бесценный предмет одежды, хотя и жутко неудобный. Затем настала очередь скафандра. Первым делом пришлось засунуть ноги в штанины через отверстие в области живота. Внутренний слой скафандра был изготовлен из прочного прорезиненного воздухонепроницаемого материала, а наружный — из плотной, сотканной вручную ткани — имел множество карманов, «молний» и клапанов. В условиях нормального атмосферного давления облачиться в скафандр было бы невозможно без посторонней помощи. А здесь Коле пришлось какое-то время поплавать в воздухе вокруг скафандра, пока он не попал ногами в отверстие. Потом он засунул руки в рукава и сразу почувствовал, как плотно прижалась ткань к спине. Коля привык к этому скафандру, костюм даже пропитался его запахом. Случись несчастье — и скафандр мог спасти ему жизнь. Но после свободы невесомости Николаю казалось, что его заковали в тракторную гусеницу.
Закончив облачение, он вернулся в посадочный модуль. Все трое пристегнулись к противоперегрузочным креслам. Муса дал команду надеть шлемы и перчатки и проверить герметичность скафандров.
В последний раз «Союз» пролетал над Индией, и Джамруд попал в зону покрытия радиосигнала. Ожил маленький динамик радиоприемника Сейбл. Сквозь треск разрядов статики пробился голос:
— ... Отик вызывает «Союз». «Союз», ответьте Отику... Муса отозвался:
— «Союз» на связи, Кейси. Как у вас нынче дела, наш верный связист?
— Меня поливает дождь. Лучше скажите, как вы там?
Муса скосил глаза на членов экипажа.
— Мы уже пристегнулись и зажаты тут, как три жука в коробке. Все системы работают нормально, хотя мы и проболтались на орбите намного дольше положенного. Готовы к приземлению.
— Этот ваш «Союз» — крепкий старикан.
— Что да, то да. Жалко будет с ним прощаться.
— Муса, вы, конечно, понимаете, что мы не сможем вас вести. Мы не узнаем, где вы приземлитесь.
— Зато мы знаем, где вас искать, — ответил Муса. — И обязательно найдем, дружище.
— Да поможет вам Бог и Карл Маркс.
Николай вдруг почувствовал, как страстно он хочет, чтобы эта ниточка связи не порвалась. Космонавты знали, что Кейси и его друзья — всего лишь еще одна горстка отверженных, таких же потерянных и беспомощных, как они сами. Но по крайней мере Кейси был человеком из двадцать первого века, и его голос долетал до них с Земли. Слушая его, они словно бы возвращались домой.
— Я должен кое-что сказать. — Муса прижал руку к шлему. — Кейси, Бисеза, Абдыкадыр, Сейбл и Николай — все вы. Мы далеко от дома. Нам предстоит путь, о сути которого мы даже не догадываемся. И я так думаю, всем ясно, что эта планета, составленная из кусков, вырванных из пространства и времени, не наша. Она составлена из обрывков Земли, но это не Земля. Поэтому мне кажется, что нам не стоит называть эту новую планету, нашу планету, Землей. Нужно новое название.
— Какое, например? — спросил Кейси.
— Я подумал об этом, — признался Муса. — Мир. Нам надо назвать эту новую планету — Мир.
Сейбл вытаращила глаза.
— Хочешь назвать планету в честь древней русской орбитальной станции?
Но Николай сказал:
— Я понял. В нашем языке слово «мир» может значить «планета» и «покой». «Мир» в смысле «не война».
— Нам нравится ваше предложение, — сообщил Кейси.
— Значит, планета будет называться Мир.
Сейбл пожала плечами.
— Как угодно, — жестко выговорила она. — Ну ладно, Муса, ты дал планете имя. Но что толку от имени?
Николай пробормотал:
— Знаете, а я все думаю, где бы мы с вами теперь были, не окажись мы в тот самый момент в той самой точке...
Кейси сказал:
— Для меня это уж больно заумно, лучше не гадать. Я не могу даже... ох и льет же... шея...
Муса глянул на Колю.
— Связь ухудшается.
— Да... и вас тоже плохо...
— Да. До свидания, Кейси.
— ... Не могу сказать... добро пожаловать домой. Добро пожаловать на новую планету — добро пожаловать на Мир!
После этого сигнал пропал окончательно.
15
НОВЫЙ МИР
Только рассвело — и Бисеза с Абдыкадыром отправились к обломкам вертолета. Дождь, ливший всю ночь напролет, не утих и к утру. Глинистая почва на плацу вся покрылась маленькими ямками. Абдыкадыр откинул капюшон плаща, подставил лицо под дождь, поймал капли на язык.
— Соленый, — заключил он. — Над океаном очень сильные грозы.
Возле упавшего вертолета соорудили брезентовый навес. Кейси и несколько британцев, сгрудившихся под навесом, были настолько измазаны грязью, словно их из этой грязи вылепили. А Сесил де Морган красовался в своем всегдашнем светлом костюме, на котором лишь кое-где темнели грязные пятнышки. Бисезе этот человек совсем не нравился, и все же ее восхищало то упрямство, с каким он противостоял обстоятельствам.
Капитан Гроув попросил, чтобы Кейси вкратце просветил его обо всем, что удалось узнать на данный момент. И вот Кейси, опираясь на костыль, нарисовал на боку вертолета карту мира в проекции Меркатора. Рядом на раскладном стульчике, он разместил софтскрин.
— Итак, — начал Кейси. — Начнем с большой картинки.
С десяток офицеров и гражданских, стоявших под ненадежным брезентовым укрытием, подошли поближе. На дисплее мелькали изображения изменившейся планеты.
Очертания материков выглядели знакомо. Но очерченная береговыми линиями земля представляла собой смешение участков неправильной формы, цвета буреющей зелени или расплывчатой, тающей белизны. Эти цвета показывали, как вся планета разделена на особые, отличающиеся во времени фрагменты. Судя по всему, мало кому из людей удалось выжить во время Разрыва. Ночная сторона планеты была почти полностью темной, лишь в одном месте темноту нарушала горстка дерзких рукотворных огоньков. А еще — погода. Над океанами, полюсами, в самом центре континентов вскипали обширные циклонические системы, и грозы проносились над материками ветвистыми лилово-серыми фейерверками.
Кейси постучал кусочком мела по нарисованной им карте мира.
— Мы полагаем, что перед нами массы суши, участки которых избирательно заменены такими же по площади участками из более ранних эпох. Но насколько мы можем судить — со скидкой, в частности, на то, что оборудование на «Союзе» не самое совершенное, — в целом материковые массы сдвинулись с места весьма незначительно. Пока судить рано, но скорее всего, и этих незначительных сдвигов хватит для того, чтобы через некоторое время усилилась вулканическая активность.
Редди уже стоял с поднятой рукой.
— Материковые массы, конечно же, никуда не сдвинулись, как вы изволили выразиться. С чего бы им куда-то двигаться?
Кейси недовольно проворчал:
— Ну да, для вас ведь Альфред Вегенер*[13] — пятилетний мальчик. Тектонические плиты. Дрейф материков. Долго рассказывать. Поверьте мне на слово.
Бисеза спросила:
— Насколько глубоки сдвиги во времени, Кейси?
— Похоже, нет ни одного участка, которому больше двух миллионов лет.
Редди немного истерично рассмеялся.
— Всего-то пара миллионов лет — вот счастье, правда?
Кейси продолжал:
— По всей вероятности, «вырезанные» из иных времен участки захватывают часть атмосферы и простираются на какое-то расстояние в глубь планеты — а может быть, до самого ее центра. Вероятно, каждый такой «кусок» представляет собой громадный клин из земной коры, мантии и неба.
Гроув спросил:
— И каждый такой кусок принес на себе свои растения, своих обитателей и свой воздух?
— Похоже на то. И погода так испортилась, на наш взгляд, именно из-за смешения разных по времени участков поверхности. — Кейси прикоснулся к софтскрину. На дисплее начали сменять друг друга снимки, где были видны массивные тропические циклоны — сливочно-белые завитки, плывущие от южной Атлантики и обрушивающиеся на восточное побережье Америки, а также фронты комковатых черных туч, кружевами обвивавших всю территорию Азии. — Некоторые участки — из зимы, некоторые — из лета. А климат Земли меняется в пределах более долгих циклов — эпохи оледенения наступают и проходят, и в этом плане все тоже смешалось. — Он показал несколько снимков поверхности, где был отчетливо виден окованный льдом почти квадратный участок поверхности в том месте, где во Франции находился Париж. — Горячий воздух поднимается выше холодного, это вызывает ветер; в горячем воздухе больше водных паров, чем в холодном, и над остывшей сушей эти пары конденсируются и выпадают в виде осадков — вот вам ваши ливни. И так далее. Все это бушует, и мы имеем жуткую погоду.
Абдыкадыр поинтересовался:
— А на какое расстояние эти «куски» простираются вверх?
— Этого мы не знаем, — ответил Кейси.
— Уж не до Луны, это точно, — робко вставил капрал Бэтсон. — А не то бы она исчезла вовсе или рассыпалась по своей... как это... орбите.
Кейси глубокомысленно вздернул брови.
— Хорошая мысль. Я об этом не подумал. Но мы точно знаем, что какое-то расстояние над поверхностью Земли захвачено изменениями.
— «Союз», — понимающе кивнула Бисеза.
— Верно. Бис, их часы идут точно так же, как наши, секунда в секунду. Видимо, он пролетали прямо над нашими головами — по чистой случайности, — когда произошел Разрыв, и оказались в одном «куске» вместе с нами. — Кейси потер кончик мясистого носа. — Мы попытались нанести эти участки поверхности на карту, и кое-где нам это удалось. Вот Сахара... — Он показал на клочки зелени посреди пустыни. Одни из них имели неправильную форму, а другие были очерчены геометрически четкими дугами и прямыми линиями. — «Лоскутки» очень похожи друг на друга даже при том, что они разделены полумиллионом лет. И все же есть возможность датировать некоторые участки — приблизительно, по геологическим изменениям.
Он повернулся к своей карте и нарисовал мелом большую звездочку в центре Африки.
— Судя по всему, вот здесь располагается самый древний участок. Об этом можно судить по ширине рифтовой структуры... И посмотрите сюда: Сахара не простирается так далеко на юг, здесь есть озера, местами — зелень. Но это — с высоты, а на поверхности все перемешано. — Замелькали новые снимки. — Мы полагаем, что Азия находится на участке из последних пары тысячелетий. Вот здесь, в степях, заметны признаки обитания человека, но о техническом развитии не может быть и речи — следы дыма от костров, электричества нет. Самая большая концентрация населения находится вот здесь. — Он указал на территорию в восточной Азии севернее Китая. — Кто это такие — мы не знаем.
Он продолжал свой рассказ, сопровождаемый показом снимков, словно бы как гид повел дальше группу не слишком радостных туристов на экскурсию по преобразившейся планете. Австралия выглядела очень странно. Большая часть центральных районов имела красновато-коричневый цвет, как и во времена Бисезы, но вдоль побережий и в долинах рек зелень была густой и роскошной. На нескольких снимках, сделанных с достаточно сильным увеличением, были видны животные. Бисеза разглядела кого-то наподобие гиппопотама, пасущегося на опушке леса. Снимки быстро сменяли друг друга, и возникло ощущение мультфильма. Из леса выскочила стая крупных животных, скачущих на задних лапах. Возможно, они спасались от хищника.
«Это, наверное, гигантские кенгуру», — подумала Бисеза.
Австралия, похоже, вернулась к своему девственному состоянию, в котором пребывала до прибытия людей. Южная Америка, между тем, полностью покрылась темной зеленью: тропические влажные леса, к двадцать первому веку почти уничтоженные, умирающие, здесь восстановили свое древнее великолепие.
В Северной Америке вдоль северных и восточных районов простирались ледяные пустоши — вверх до самого полюса, а вниз — до широты Великих озер. Кейси сказал:
— Лед на этой территории — из разных веков. Это видно по расселинам и изрезанным краям.
Он продемонстрировал сделанные с большим увеличением снимки южного края ледяного щита. Лед здесь был похож на грубо изодранную бумагу. Бисеза видела, как глыбы подтаявшего льда скользят вниз, как образуются огромные озера из талой воды, как формируются обширные грозовые фронты и льются на землю проливные дожди — судя по всему, это происходило в тех местах, где холодные ветры, дующие от полярной шапки, пролетали над более теплой землей. К югу от ледяного массива лежала ровная зелено-коричневая суша — тундра, скованная вечной мерзлотой и истязаемая ледяными ветрами. Сначала Бисеза не разглядела здесь никаких признаков пребывания человека, но вспомнила, что люди добавились к американской фауне сравнительно недавно.
Абдыкадыр полюбопытствовал:
— А что с Аляской? Как-то это район незнакомо выглядит.
Кейси ответил:
— Она тянется к Берингии — ну, ты знаешь, когда-то существовал сухопутный «мост», соединявший Азию с Америкой. Именно по нему первые люди пришли в Северную Америку. Потом море поглотило этот участок суши, образовался Берингов пролив...
Экскурсия продолжалась. Люди с нелегким сердцем смотрели на мелькающие снимки.
— А Европа? — напряженным голосом спросил Редди. — Англия?
Кейси показал всем Европу. Большая территория этой части света была покрыта густыми зелеными лесами. На более открытых южных участках Франции, Испании и Италии находились какие-то поселения типа деревень, но их было очень мало.
«Очень может быть, что эти поселения построены не современными людьми», — подумала Бисеза, вспомнив о том, что на юге Европы когда-то обитали неандертальцы.
А уж в Англии людей искать и вовсе не имело смысла. Здесь, южнее той линии, вдоль которой некогда был воздвигнут Адрианов вал, простирались густые лесные чащобы. К северу по сосновым лесам пролегал широкий белый шрам, он тянулся поперек шотландских нагорий — кусок ледяной шапки, захваченной из эпохи оледенения.
— Она исчезла, — оторопело выговорил Редди.
Бисеза с изумлением увидела, что его глаза под толстыми стеклами очков наполнились слезами. — Может быть, мне так горько именно из-за того, что я родился за границей. Но Родины больше нет, совсем не осталось, со всей ее историей, вплоть до древних римлян и еще дальше в глубь веков. Все испарилось, как роса.
Капитан положил на плечо Редди исполосованную шрамами руку.
— Выше голову, парень. Мы вырубим эти треклятые леса и, если придется, создадим себе историю, вот увидишь!
Редди кивнул. Похоже, он просто не мог больше говорить.
Кейси наблюдал за этой маленькой мелодрамой, вытаращив глаза. Он даже резинку жевать перестал. Наконец он объявил:
— Я постараюсь покороче. Ребята с «Союза» обнаружили всего три места на всей этой гадской планете, где имеются признаки хоть сколько-нибудь развитой в техническом отношении цивилизации. Одно из них находится здесь. Второе... — Он постучал кусочком мела по изображенной им на боку вертолета карте мира в районе южного берега водоема, который трудно было не узнать. — Озеро Мичиган.