Дана еще раз ударила кулаком по подушке. Потом легла и уставилась в потолок. Доктор Янси Грейнджер был единственной причиной ее недовольства и бессонницы.
      Ну почему он не оказался старым и некрасивым? Тогда она была бы в полной безопасности: во-первых, по отношению к нему не возникло бы ничего личного, а во-вторых, она могла бы воспользоваться его медицинским опытом…
      «Какая ирония судьбы!» – подумала Дана. Она приехала в город, где практикуют самые лучшие специалисты, а у нее не хватает мужества выяснить о себе то, что ей надо. Вот бы собраться с духом и раз и навсегда разделаться со своими опасениями насчет собственного бесплодия. После того несчастного случая у нее полный беспорядок в душе и мыслях. Она не знала, сможет ли забеременеть еще раз.
      Внезапно Дану осенило. Да о чем, черт побери, она думает? Она получит ответ на вопрос, который тревожит и грызет ее столько лет, но не от Янси Грейнджера.
      С отвращением она посмотрела на часы. Семь. Надо встать и заставить себя поехать в центр, где среди бутиков и антикварных лавочек, набитых сокровищами разных времен и народов, есть крошечный ресторан, в котором прежде подавали восхитительное печенье и черный крепкий кофе. Но ее тело отказывалось подчиняться, и тогда она решила повернуться на другой бок и попытаться снова заснуть. Сегодня необходимо быть собранной, готовой приступить к работе, как никогда.
      Дана застонала, кровь прилила к лицу, а сердце сильно заколотилось. Черт возьми, почему объектом ее внимания должен был именно доктор Янси Грейнджер? Она все еще не могла поверить, что просто стояла возле машины и позволяла этому мужчине целовать ее.
      Почему она не влепила ему пощечину и не убежала? Ей это даже в голову не пришло.
      Значит, поцелуй не испугал ее. Более того, она ощутила жар и необыкновенное удовольствие во всем теле, когда его язык скользнул к ней в рот и она заметила его возбуждение. Даже теперь она сладостно вздрогнула, вспомнив об этом.
      Безусловно, он очень привлекательный. Но таких мужчин много. Она редко увлекалась кем-нибудь и была абсолютно уверена, что никому бы не позволила себя вот так поцеловать. За все эти годы Руни был единственным мужчиной, которого она подпустила к себе достаточно близко.
      Ну что такого в Янси Грейнджере, кроме его яркой аристократической внешности? Она не знала ответа, и это пугало ее. Дана мысленно представила его таким, каким увидела в ресторане.
      Когда он говорил с бывшей женой, он был другой. Ни этого невероятного голоса, ни обезоруживающей улыбки, способной выбить ее сердце из привычного ритма. Он казался мужчиной несколько старше своих лет и довольно мрачного вида.
      Но Дана не могла не заметить, как он изменился, оказавшись рядом с ней. Эти волосы, упавшие на лоб, а глаза – какие это были глаза! Мало того что они были необыкновенно яркого цвета, они, казалось, обладали способностью напрочь лишить ее сил обороняться.
      Она должна быть с ним осторожна еще и по другой причине. Ее реакция на него оказалась необычной. Он сразил и очаровал ее – сразил агрессивным обаянием, а очаровал неприкрытой высокомерной дерзостью. То и другое для нее смертельно.
      Нет, это невозможно, подобное не должно повториться. С тех пор как она допустила слабость, поле, на котором шла игра, стало небезопасным. Она нарушила свое главное правило: не иметь никаких личных отношений с героем материала. Как она посмела поставить под угрозу свою работу, даже не приступив к ней всерьез?!
      Дана предвидела, что у этого мужчины будет непросто взять интервью.
      Она снова ударила кулаком по подушке. Изо всех сил. «Перестань думать об этом типе!» Его мощная мужская сила способна совратить любую женщину, в том числе и ее. Она разозлилась.
      Она что же – сошла с ума? Да, так и было, на одно мгновение, вчера вечером, она действительно сошла с ума. Потеряла разум. Хуже всего то, что его влажный горячий поцелуй отозвался незнакомой болью между бедрами.
      Дана надавила рукой на живот и почувствовала, как ее замутило. Она надеялась на успех, на то, что сделает потрясающий материал. Ее послали сюда затем, чтобы выяснить, что за человек Янси Грейнджер и действительно ли он достоин Нобелевской премии и той славы и уважения, которые она обычно приносит.
      Такие люди встречались Дане в ее журналистской практике, но она старалась держаться с ними в деловых рамках. Они казались ей похожими на баллистическую ракету.
      Мало того что она должна работать с Янси Грейнджером, есть еще Руни Тримейн. Руни встретил ее в аэропорту, когда она вернулась после переговоров в журнале «Ишьюз».
      Он повел ее обедать во французский ресторан. Как только они сели за столик, он устремил на нее взгляд, полный нежности.
      Дана отвернулась, поскольку не могла ответить ему таким же взглядом, ей было очень жаль, что она не в состоянии это сделать. Он не так красив, как большинство знакомых ей мужчин, но это не важно. Все в общем-то при нем. Он истинный джентльмен, успешно практикующий адвокат, владелец собственной фирмы. У него полно денег, прекрасная родословная.
      Однако все это не имело для нее значения. Она просто не любила его. Она знала, как он переживает из-за того, что она не чувствует к нему ничего, кроме нежности, но он не давил на нее, и она была благодарна Руни. Правда, судя по его взгляду, едва ли она сможет удержать его от неизбежного.
      Ей не хотелось обижать Руни Тримейна: он так хорошо к ней относится. Но Дана чувствовала, что их отношения не могут больше оставаться прежними, потому что они достигли такой точки, когда неизбежно должны измениться.
      – Я скучал по тебе, ты знаешь, – сказал он тихо.
      Дана, поколебавшись, кивнула:
      – И я скучала по тебе.
      – Но что произошло? Что-то нехорошее… Я чувствую. – Он потянулся к ее руке, дотронулся. Дана вздрогнула. Губы Руни сжались и стали тонкими. – Черт возьми, я никогда не говорил тебе об этом, но, думаю, пришло время все поставить на свои места.
      – Ты о чем? – спросила она, широко раскрыв глаза.
      – Почему ты терпеть не можешь, когда я или любой другой мужчина прикасается к тебе?
      – Это неправда, – горячо заспорила Дана. – Ты прикасался…
      – Конечно, я прикасался к тебе, даже целовал, но ты никогда не отвечала, сама знаешь. – Он помолчал. – Речь не только обо мне. Я замечал, что ты точно так же реагируешь, когда вообще кто-либо из мужчин совершенно невинно дотрагивается до тебя, вот как я сейчас.
      – Слушай, Руни…
      – Кто обидел тебя?
      Дана открыла рот, потом закрыла и отвела глаза от Руни.
      – Это тебе кажется.
      – Мне?
      – Да, – ответила она стальным голосом.
      – Я так не думаю, но мы это переживем.
      – Я надеюсь. А нам… есть что отпраздновать, – решила переменить тему разговора Дана.
      – Тебе не удастся меня одурачить, – жестко сказал Руни.
      Дана вспыхнула, но сказала вкрадчивым голосом:
      – Руни, я очень хочу, чтобы ты и дальше оставался моим другом. Ну пожалуйста!
      – Не волнуйся, я всегда буду твоим другом.
      Дана заставила себя взять его руку и стиснуть ее.
      – Спасибо, – прошептала она. Откашлявшись, добавила: – «Ишьюз» хочет сделать меня главой своего вашингтонского бюро.
      – Ну, это здорово!
      – Но сначала я должна проявить себя, заработать продвижение, так сказать.
      Руни махнул рукой.
      – Не сомневаюсь, ты сможешь.
      – Я тоже думаю, что смогу.
      – Так куда ты едешь? Недалеко, надеюсь?
      – Шарлотсвилл. – Дана подумала, что он будет потрясен, услышав название. И она не ошиблась.
      – Отлично, будь я проклят! Я все время думал, как бы тебя заманить туда, чтобы ты наконец посетила мое семейство. Вот это да! Я и не мечтал о таком случае! Подарок судьбы или ее перст?
      Дана недоуменно смотрела на Руни Тримейна.
      – Ты забыла, да?
      – О чем забыла?
      – Да о том, что я из Шарлотсвилла. – Дана почувствовала упрек в его тоне.
      Смущение Даны переросло в тревогу. Ей придется провести в городке несколько недель, и каким образом ей удастся избежать встречи с его семейством? Одно дело – иметь с Руни какие-то отношения, ведь они живут в одном городе, но совершенно другое – оказаться у него дома, нанести визит в величественную цитадель Тримейнов.
      Ей было неприятно даже подумать об этом. Она гордилась собственными достижениями, успешной карьерой и все-таки чувствовала себя представительницей низшей касты по системе ценностей Старого Юга, столь распространенной в Виргинии. Но Дана Бивенс твердо знала, что она никогда не позволит семейству Тримейн судить себя.
      Руни, вероятно, неправильно истолковал ее реакцию.
      – Я не хотел поставить тебя в неудобное положение, но у тебя нет причин волноваться. Мы, виргинцы, нормально относимся к техасцам.
      – Но…
      – Разве ты виновата, что твои родители погибли в автокатастрофе? Дана, мои отец и мать не какие-нибудь злые и страшные тролли. Они полюбят тебя!
      Дана понимала, что этого просто не может быть, но продолжала улыбаться. Она знала отношение представителей высшего света Виргинии к своим детям и кого они выбирают в спутники жизни своим сыновьям и дочерям.
      – Ну хорошо, – засмеялся он, – давай не будем об этом. Сегодня нам есть что отпраздновать.
      – Руни…
      – Не спорь со мной, ладно?
      Дана кивнула, поднимая бокал с шампанским.
      Что она натворила? Она рассказала Руни о возможном назначении и тем самым раскрыла причину своей поездки в Шарлотсвилл, открыла смысл задания. В глубине души она понимала, что нарушила собственные правила. Надо срочно позвонить Вэйду Лэнгли. Дана выпила вина, словно желала погасить шампанским поднявшуюся внутри панику.
      Все казалось так прекрасно. Ее ничто не сдерживало, ей ничто не мешало, ничто не тяготило. Она могла делать все, что угодно. Нет. Прошлое не должно вторгаться в ее нынешнюю жизнь, связывать по рукам и ногам ее, Дану Бивенс.
      А может, она обманывает себя? Просто морочит себе голову?
      В животе у Даны что-то скрутилось в тугой узел. Внезапный телефонный звонок прервал ее мысли. Она быстро потянулась к трубке.
      – Дана!
      – Эйприл?
      – Да, это я. Я не слишком рано?
      – О Господи, конечно, нет! Я давно не сплю. Я думала, ты вообще уже исчезла с лица земли или вычеркнула меня из списка своих друзей!
      Эйприл засмеялась, ее искрящийся смех ничуть не изменился, он был прежний. Дана успокоилась: да, никто, кроме Эйприл, так смеяться не умел.
      – Это утро я оставила для нас с тобой. Я не потерплю отказа.
      Дана усмехнулась.
      – Ты не изменилась ни на йоту. Такая же властная, как всегда.
      – Так подчиняйся. Вытаскивай свою задницу из постели и приезжай.

      Дана внимательно изучила свою подругу и решила, что прежним остался не только смех, она мало изменилась. Она была такая же пухленькая, правда, на лице появились морщинки, но ямочки на щеках остались прежними.
      Единственное, что было по-настоящему новым, так это седые волоски в каштановой шевелюре Эйприл. Дана заметила их, когда подруга запустила пальцы в волосы, склонив голову набок и пристально посмотрев на нее.
      – Ты великолепно выглядишь. Ты совсем не изменилась с нашей последней встречи.
      Дана улыбнулась.
      – То же я могу сказать и о тебе.
      – Не обманывай. Я разжирела, как никогда. – Несмотря на критический тон, Эйприл улыбнулась, и Дана увидела знакомую щель между передними зубами…
      Дана вспомнила, как давным-давно Эйприл говорила, что никогда не заделает ее, потому что у ее любимой киноактрисы Лорен Хаттон есть точно такая же.
      Дана улыбнулась.
      – Что такое? – спросила Эйприл, подняв бровь…
      – Я подумала про Лорен Хаттон.
      Эйприл завращала глазами.
      – Господи, неужели ты можешь поверить, что я сравниваю себя с ней?
      – Да, могу, – поддразнила ее Дана.
      – Но сейчас я бы хотела иметь ее фигуру, а не зубы.
      – Зачем? У тебя чудесный муж, который любит тебя такой, какая ты есть, он делает хорошие деньги, и тебе не надо больше работать. У тебя двое восхитительных детей. Что тебе еще нужно?
      – Да, пожалуй, ты права. Но когда я смотрю на твое гибкое, но с хорошими формами тело, я зеленею от зависти.
      Теперь Дана завращала глазами.
      – О, пожалуйста!
      – Я уж не говорю о работе.
      – Это безумие.
      Они не спеша потягивали кофе и молчали. Когда Дана приехала в дом подруги, особняк желтого цвета, двухэтажный, отреставрированный, ее провели по всему дому. Хотя интерьер был прекрасен, но на открытом воздухе все равно было лучше.
      Сидя за столом, Дана смотрела на маленький ухоженный газон, на огромную плакучую иву, усеянную щебечущими птицами, вдыхала аромат цветов. И вдруг она ощутила мучительную зависть. У Эйприл есть все, что хотела бы иметь Дана, но не имеет.
      – О чем ты думаешь? – поинтересовалась Эйприл.
      Дана улыбнулась ей.
      – На самом деле я завидую тебе.
      – Черт, а я завидую тебе.
      – Ты действительно скучаешь по журналистике?
      Эйприл усмехнулась.
      – Я всегда думала о нас с тобой больше как о шпионках, чем о журналистках.
      – Ты права. Сегодня утром я как раз размышляла, нравятся ли мне баллистические ракеты, наверно, они нам с тобой нравятся одинаково.
      – Ну… почти.
      Подруги захохотали.
      Дана чувствовала спиной солнечное тепло, листая толстый альбом с самыми последними семейными фотографиями Эйприл. Эйприл – ее подруга на всю жизнь, они встретились и подружились подростками, когда вместе работали в школьной газете. Однако было кое-что в ее жизни, чем она не делилась ни с кем, даже с Эйприл, и никогда не станет.
      Дана знала, что Эйприл очень хотела разузнать о ее прошлом, она просто сгорала от любопытства, тем более что жизнь самой Эйприл всегда была вся на виду, как открытая книга. Но Дана не отвечала на ее вопросы, и Эйприл перестала их задавать, впрочем, это ничуть не повлияло на дружбу девушек.
      – Итак, что тебя заставило сюда вернуться? Какая-нибудь горяченькая история? Да?
      Дана провела пальцем по краю пустой чашки.
      – Да. Именно так.
      – В Шарлотсвилле? – засмеялась Эйприл. – Господи, я не могу себе представить, кто в этой дыре может тебя заинтересовать!
      – А как насчет доктора Янси Грейнджера?
      Эйприл задохнулась.
      – Ты что, притворяешься?
      – Прекрасно знаешь, что нет.
      Лицо Эйприл стало серьезным.
      – Конечно, ты слышала, что его кандидатура рассматривается на Нобелевскую премию по медицине? – спросила Дана.
      – Да, но я полагаю, причина не в этом.
      – Ну хорошо. Я приехала сюда, чтобы выяснить, является ли он достойным кандидатом.
      – И как? Является? – допытывалась Эйприл.
      – Эй, да я ведь только приехала. Ты забыла? Я думаю, что все узнаю в свое время, особенно если ты поможешь пролить свет на жизнь великого доктора.
      – Ах, так это не только социальный заказ?
      Дана засмеялась.
      – Ты знаешь свое дело.
      – Занимаешься поиском очередной баллистической ракеты?
      – Верно. И если я найду, то пересяду в другой журнал, а какой – это только между нами.
      – Значит, ты явилась шпионить?
      Дана вспыхнула.
      – В общем, в каком-то смысле да, хотя мне не очень это нравится, но…
      – Ну, давай, детка. Если не ты это сделаешь, то кто-нибудь другой этим займется. В любви и в журналистике разрешено все.
      – Ох, любовь может иногда оказаться настоящей сукой, – грубо заметила Дана.
      – Слушай, а что у вас с Руни? Продвигается?
      – С его стороны – да, но я… Я не знаю, Эйприл. Я ничего к нему не чувствую, ну, в общем, Руни – замечательный парень, но я не люблю его. Я имею в виду – не так.
      – Он достаточно симпатичный и…
      – И он хочет, чтобы я встретилась с его родителями, здесь, в Шарлотсвилле. Они – голубая кровь, Эйприл. Ты знаешь этот тип людей, и нет ничего хуже, чем виргинская элита. Что я, как ты думаешь, скажу им? «Не волнуйтесь: я не люблю вашего сына настолько сильно, чтобы выйти за него замуж»? Это доконает Руни.
      – Может, ты получишь новую работу и переедешь в Вашингтон. И все самой собой образуется.
      – Да, но сначала я должна получить работу.
      – Так чем я могу тебе помочь?
      – Я тебе уже сказала: расскажи все, что знаешь про Янси Грейнджера, – хорошее, плохое, ужасное. Все!
      Эйприл засмеялась.
      – Ладно, но сначала скажи, что ты уже знаешь.
      «Немного, кроме того, что от его поцелуев я почти растаяла, – подумала Дана, – а потом никак не могла прийти в себя». Откашлявшись, она странно потупила взгляд.
      – Что с тобой?
      – Ничего.
      Эйприл потянулась к кофейнику, чтобы снова наполнить пустую чашку Даны.
      – Выпей. Мой кофе лечит все болезни.
      – Конечно, а то как бы чего не вышло.
      Они засмеялись, но сказала Дана совершенно серьезно:
      – На самом деле единственное, что я о нем знаю, так это то, что, кроме выдвижения его кандидатуры на Нобелевскую премию, он добивается любой ценой строительства новой женской больницы, которую собирается возглавить.
      – Все про это знают.
      – А все ли знают, что ему может быть предъявлен иск за злоупотребление служебным положением? – Глаза Эйприл расширились. – Так объясни, в чем дело. Это пустая болтовня или в ней есть доля правды? Ты, как бывший репортер, должна знать.
      – К сожалению, я ничего не знаю, – покачала головой Эйприл. – Но надеюсь, что это неправда. Самое плохое, что я слышала о Янси Грейнджере, – это то, что он большой любитель женщин.
      Дана поерзала на стуле и снова откашлялась.
      – Почему-то меня это не удивляет.
      – Надо ли искать в твоих словах сарказм?
      Дана смущенно улыбнулась.
      – Ладно, давай не отвлекаться.
      – И он честолюбив, как никто из известных мне людей.
      – А это значит, что он никогда не сделает ничего такого, что поставило бы под угрозу его карьеру? – заключила Дана.
      – Точно.
      – Думаю, что это касается и злоупотребления служебным положением. Как ты думаешь?
      – Полагаю, так, хотя я слышала, что у него была проблема с алкоголем.
      – О!
      Эйприл пожала плечами:
      – Я не знаю подробностей, но однажды я встретила его на вечеринке, и он пил. В руке у него был стакан, и не пустой.
      – А как насчет его семьи?
      – Грейнджеры известны всем. Они просто пропитаны голубой кровью. Но когда его родители умерли, он остался с огромными долгами. Было время, когда у них было много денег. Правда, это было давно. Но голубая кровь, богат ты или беден, голубой и остается. Вот так-то.
      – Разумеется. – В голосе Даны слышалась нескрываемая горечь. Они обе немного помолчали.
      – Но у меня есть подруга, которая хорошо его знает, – сказала Эйприл, она снова оживились. – Подруга думает, что лучше его может быть только кусок хлеба.
      Дана насмешливо скривила губы.
      – Что это значит?
      – Именно то, что сказала. Ну, что еще? Он вылечил ее от бесплодия, у нее двое детей. До Грейнджера она побывала у многих докторов, но все без результата. Фактически, – добавила Эйприл, – она стала такой сторонницей доктора, что теперь в первых рядах комитета по сбору средств для выкупа земли.
      – Как ее зовут?
      – Элис Креншоу.
      Дана отметила это про себя.
      – Расскажи, пожалуйста, о комитете. Есть там какие-нибудь трения?
      – Конечно. Там целых пять «эго», но самое большое самомнение у Виды Лу Динвидди.
      – Кто она такая?
      – Одна из тех, кто занимается этим делом.
      – А точнее?
      – Да она председатель, глава этого комитета, и еще я слышала, что у нее есть какие-то свои виды на все происходящее.
      – Что это значит?
      – Я ничего не знаю, кроме того, что у этой старухи денег больше, чем у кого-либо в этом городе. Когда старик Динвидди отошел в мир иной, ходили сплетни, что она хорошо на нем поездила.
      Губы Даны скривились.
      – Другими словами, она довела его до смерти.
      – О, у нее большой аппетит, говорят, что она сейчас имеет персонального «тренера» по траханью.
      – И ты говоришь, что нет ничего жареного в этой дыре?
      Они засмеялись, а Дана тут же решила, что с госпожой Динвидди она познакомится в первую очередь. Скорее всего она одна из тех, кто может рассказать не только о докторе, но и о проекте в целом, и о его шансе на успех.
      Дана посмотрела на часы.
      – Мне пора бежать. А тебе нужно ехать за детьми.
      – Ты могла бы поехать со мной.
      – Нет, спасибо, я не могу. Но прежде чем я уйду, скажи: а что ты думаешь насчет земли? Если деньги соберут, то Виргинский университет получит ее?
      – Думаю, да, – сказала Эйприл. – Поскольку владеет ею еще один представитель голубой крови, то есть вероятность, что больницу назовут его именем.
      – И кто же этот человек?
      – Старик Тримейн.
      – Он имеет отношение к Руни Тримейну? – Задав вопрос, Дана была уверена, что в ответ услышит «нет».
      – Да. Это старик Руни, Шелби Тримейн.
      Дана недоверчиво посмотрела на подругу.
      –  Он хозяинэтой земли?
      – Да. Это имеет для тебя какое-то значение?
      Дана сжала губы.
      – Да нет. – Но на самом деле имело. Руни утаил от нее эту подробность…
      Почему?
 
      – Ты совершишь большую ошибку.
      Доктор Мисти Грейнджер смотрела на мужчину, с которым спала уже больше года, – это был строительный подрядчик с мешком денег. Хотя Тони Браун был не против тратить на нее эти деньги, и Тони, и денег ей было недостаточно. Он был не из тех мужчин, которые остаются стройными и привлекательными долгие годы, и, судя по бледной коже, сам он никогда не работал со своими подчиненными на стройке. Даже его деньги не могли удержать ее рядом с ним, она сама хорошо зарабатывала. Нет, Мисти хотела большего. Гораздо большего.
      Она хотела власти, которую давала бы ее работа. Больше всего она жаждала признания, чего-то такого, что в успешной карьере до сих пор ускользало от нее. Но черт возьми, у Янси было это – ей в пику, – и ее откровенно это злило.
      – Меня это не волнует, – наконец сказала Мисти в ответ на прямолинейное заявление Тони.
      – Ах, детка, ты знаешь это лучше меня! Тебя это волнует, и еще как. В тебе говорит обида.
      Они лежали в кровати в его шикарной квартире в Ричмонде, заря только занималась, и первые лучи солнца пробились сквозь серое небо. Мисти накануне вернулась с научной конференции, проходившей в Атланте, которую спонсировала Американская медицинская ассоциация, и они всю ночь занимались любовью. Она надеялась увидеть Янси, но он не приехал на конференцию, и от этого она еще сильнее расстроилась и разозлилась.
      – Да, я обижена, но это не важно. Уверяю тебя.
      Она заметила, что губы Тони скривились в легкой гримасе, но это не портило его красивого лица. У него были карие, светящиеся внутренним светом глаза, красивые зубы и привлекательная улыбка. Его единственный недостаток – расплывшаяся талия. Она результат чрезмерно трепетного отношения к алкоголю и полного равнодушия к физическим упражнениям. А эта мертвенная бледность кожи? Господи, неужели он никогда не слышал о загаре?
      Время от времени, особенно когда они лежали в постели обнаженные, Мисти невольно сравнивала тело Тони с телом Янси. Даже если бы ее бывший муж не занимался гимнастикой, у него все равно были бы солидные мускулы и минимум жира. Наследственность и активный образ жизни сделали бы свое дело.
      Но ей не хотелось сейчас думать о Янси, когда пальцы Тони кружили по завиткам между ее бедер.
      – Забудь о нем, – сдавленно и нежно прошептал он. – Тебе… нам не нужен этот высокомерный сукин сын. Ты оставишь свой собственный след в медицинской науке.
      – Но то, что Янси собирается стать…
      – Да пошел он, этот Янси! Ты умница в своем деле, ты блестящая… и, черт побери, ты красавица!
      Теперь уже не пальцы, а ладонь занялась ее кудряшками, и она застонала, впившись глазами в его глаза.
      – О, Тони! – шептала она.
      – Тебе нужно вот это, бэби. Я тебе нужен. Тони Браун, вот и все, больше ничего. – Он наклонился и провел языком вокруг маленького соска.
      Она громко застонала, когда его руки и рот довели ее до оргазма, но не о Тони в это время она думала, а о Янси. Не важно, что Тони заставлял испытывать ее тело, она должна свести счеты с бывшим мужем, особенно теперь, в свете последних событий.
      Мисти знала, что ей делать.

      «Позвони ему, – велела себе Дана. – Договорись о встрече». Сейчас самое время действовать. Будь на месте Янси Грейнджера любой другой, он бы давно плясал под ее дудку.
      Ведь она – Дана потянулась за своими туфлями на каблуках – известна в журналистских кругах как настырный и агрессивный репортер. Если бы коллеги увидели ее сейчас, то они бы не постеснялись ей сказать, что она потеряла самообладание, стала обыкновенной размазней, и были бы правы.