– Я тоже хочу.
      Дана перевела взгляд с двухмесячного сына, сосавшего грудь, на мужа. Они были женаты уже почти год, но каждый день она щипала себя, чтобы удостовериться: это не сон. Никогда в жизни она не испытывала такого счастья и удовлетворения и знала, что Янси чувствует то же самое.
      – Так давай, – поддразнила она. – Вон, вторая свободна.
      Сверкнув глазами, Янси устроился рядом с ней на кровати, подперев голову рукой.
      – Ты меня соблазняешь, – прошептал он. – Но я не хочу перемазаться молоком.
      Она засмеялась:
      – Трусишка!
      – Что ты сказала? Трусишка? – Он наклонился и припал к свободной груди.
      – Я вся покрылась гусиной кожей.
      – А я возбудился… Я готов.
      Она щелкнула его по носу.
      – Придется подождать.
      – Ну сколько еще эта козявка собирается есть? – Янси провел пальцем по крошечной щечке.
      – Пока не наестся. Так ведь, Адам, любовь моя?
      Янси захохотал.
      – Черт, он похож на своего старика. Тоже любит титьки.
      – Ты извращенец, – сказала Дана, округлив глаза.
      – А ты любимая.
      Замерев, Дана посмотрела на мужа с нежностью. Она читала в его глазах ту же любовь, которую испытывала сама.
      – Я уже говорил, миссис Грейнджер, что люблю вас?
      – Сегодня – целых четыре раз, а сейчас только полдень.
      – Проклятие! Мне лучше заняться программой.
      Дана засмеялась.
      – Кстати, почему ты дома? Я думала, ты отправишься на строительную площадку и устроишь очередной разгон подрядчикам.
      – Я поеду туда, но прежде мне надо кое-что сказать тебе.
      – Что?
      – Вида Лу подала первую апелляцию. – Если и есть темная сторона в их жизни, то она связана с судебным процессом. Даже после того как Тайсон Питерс признался в лжесвидетельстве в пользу Виды Лу, она продолжала заявлять о своей невиновности. В конце концов районный прокурор довел дело до конца.
      – Как я подозреваю, первая апелляция – это начало долгого пути, – заметила Дана.
      – Да. Но она все равно получит по заслугам.
      – Я все еще с трудом верю, что она в камере смертников.
      – Она сама себя довела до этого. Не жалей ее.
      – Я не жалею.
      Малыш зашевелился, требуя внимания. Успокоив его, Дана улыбнулась Янси.
      – У меня тоже есть новости.
      – Да?
      – Сегодня снова звонил Вэйд Лэнгли.
      – Он хочет, чтобы ты вернулась на работу?
      – Да, и я собираюсь.
      – Кошмар! Ты же не можешь оставить Адама!
      – Я думала, ты скажешь, что понимаешь меня.
      – Ты ведь знаешь, я просто тебя дразню. Не важно, как ты поступишь, знай одно: я поддерживаю тебя на сто процентов.
      – Поверь, ни работа, ни что-то еще не оттеснят вас с Адамом на второй план.
      – Я знаю и сам пробую соответствовать такому принципу.
      – У тебя прекрасно получается. – Она помолчала. – Я все еще расстроена, что ты не получил Нобелевскую премию.
      – Да, не получил. Но пойми меня правильно – эта премия была бы чем-то вроде излишка соуса для мяса с картошкой, как ты однажды выразилась. Черт побери, я получил гораздо больше, чем заслуживает любой мужчина! – Он наклонил и поцеловал Дану в нос.
      – Я знаю, но…
      – Никаких «но», миссис Грейнджер. – Янси усмехнулся. – Я не получил премию, но моя работа продолжается. Например, конгрессмен и его жена забеременели.
      Дана улыбнулась тому, как он построил последнюю фразу.
      – Я рада. Чудеса все же случаются.
      – Это я сделал их счастливыми.
      Дана опустила глаза.
      – Эй, наш сын перестал сосать. Он спит. – Она отняла ребенка от груди и уложила в колыбель, а когда обернулась, Янси протянул к ней руки.
      – Теперь я на очереди, любовь моя.