Рихард оставил эту остроту без ответа. Коньяк действовал на него успокаивающе.

— В любом случае, наш с вами уговор остается в силе, я не собираюсь вмешиваться и чинить вам какие-либо препятствия. Вы можете сопровождать ее, но у меня лично сложилось такое впечатление, что она вас терпеть не может, — сказал он графу. — У Клода Сен-Мартена перед вами явное преимущество. В любом случае, закон позволяет мне развестись с Мари, и я сделаю это в ближайший благоприятный момент. И мой вам добрый совет, граф, выбросьте мою жену из головы! Возможно вам, как человеку привыкшему к женской доступности, все ее выходки кажутся привлекательными. Возможно, вы думаете, что все это от ее честности и порядочности, но я вас уверяю — вы ошибаетесь. Мари склонна к истерике, к публичному проявлению бурных эмоций, к надуманным переживаниям. Она запоем читает рыцарские романы, и я уверен, примеряет на себя роли всех героинь без исключения! Если бы Мари занялась хотя бы вышиванием, или помощью городским сиротам, поверьте, это пошло бы ей только на пользу. Вы думаете, что у вас есть хоть какие-то шансы, против Сен-Мартена, этого «Тристана»? Мари, никогда не предпочтет вас ему, хотя бы уж потому, что дорогой Клод позволяет ей воображать себя страждущей Изольдой, которую ее рыцарь вызволяет из плена ужасного дракона, то есть меня! Рихард зашелся сухим нервным смехом.

— И тут появляетесь еще и вы! Ко всем своим нервным потрясениям, Мари получает еще похотливого Черного рыцаря, который мечтает заполучить ее в свой гарем!

— Похоже, что это так, — грустно ответил Александр, он был готов придушить барона фон Штерна, но здравый смысл подсказывал графу, что не так уж тот далек от правды.

Несчастная женщина, которую лишили надежды на настоящую любовь, ищет спасения в чужих, придуманных страстях. Увы, таков удел многих женщин жестокого и циничного восемнадцатого столетия, когда деньги значат больше, чем душа. Ища спасения, пытаясь обрести утраченную веру в возможность земного счастья, Мари просто потерялась среди пожелтевших страниц и кожаных переплетов. Ланселот, Тристан, Ротгер — все эти образы были для нее всего лишь тенью того единственного, желанного мужчины, по которому тосковала ее измученная, такая одинокая душа. Возможно, такая иллюзия спасала ее от жестокой реальности, в которой есть Рихард, женившийся на виноградниках и думающий только о них, а еще о сыне, которого Мари никогда не сможет ему дать. Но есть и другая сторона. Заблудившись среди выдуманных героев, баронесса утратила возможность увидеть что-то настоящее, подлинное, что, возможно, находится совсем рядом… Граф Салтыков почувствовал, как болезненное чувство безысходности затопляет его сознание. Ведь он ничего не может сделать, чтобы спасти Мари от нее самой! Слишком много боли она пережила, слишком много разочарований, слишком много обманов. Все это заставило ее прижаться к Сен-Мартену, как частичке прошлого, в котором жили надежды, мечты и вера в любовь.

— Кстати, мне доложили, что баронесса покинула замок, — как ни в чем не бывало, сообщил Рихард своему гостю. — И Клод Сен-Мартен поехал с ней. Если вы еще рассчитываете занять место в ее сердце, то вам лучше поторопиться.

— Когда они уехали? — Александр вскочил, предчувствие неминуемой беды вдруг вспыхнуло в его сознании.

— Еще до обеда. Кажется, сразу после моего разговора с Мари, а это было в половине первого, — Рихард допивал третий фужер коньяка и, казалось, уже полностью забыл обо всех своих неприятностях.

— Черт возьми! — Салтыков вскочил. — Простите меня, барон! Я вынужден откланяться!

— Спокойной ночи! — крикнул Рихард вслед Александру.

Но тот его уже не слышал. Грохот его сапог стремительно удалялся.

— Скачи, скачи…. — пробормотал барон себе под нос.

Когда шаги графа затихли, барон отставил коньяк в сторону и позвонил. Полусонный лакей появился в дверях и привычно спросил, что желает его светлость.

— Прикажи закладывать экипаж. Четверкой. Как только появится префект — сразу проводи его ко мне.

Слушаюсь, — ответил слуга и удалился. — Ну и суматоха…. — пробормотал он себе под нос, спускаясь по лестнице. Сначала спешно уехали баронесса и этот Сен-Мартен, только что граф Салтыков крикнул, чтобы ему подавали оседланную лошадь, а теперь и сам барон куда-то собрался, на ночь глядя. — Эх, почему бы им было не уехать всем вместе? — лакей шел в конюшню, и всю дорогу ворчал о сумасбродности его господ.

Мари фон Штерн ехала в дом своих родителей, переживая полнейшее смятение собственных чувств.

Ее брак с Рихардом очевидно распался и уже вряд ли когда-нибудь удастся восстановить их отношения. Мари винила себя почти во всем. Что не была достаточно нежной и внимательной с ним, что отказывалась выезжать в свет, что не смогла произвести на свет ребенка. Но с другой стороны, ей беспрестанно грезился молодой Александр Салтыков. И она также отчаянно корила себя и за то, что отвергла его тогда, в этой аллее. Ведь кто знает? Может быть, он был искренен в своих чувствах? В любом случае, это теперь не имеет значения, когда рядом Клод. Мари больше не совершит ошибки. Нужно беречь любовь. Она не откажется от нее во второй раз. Тем более что судьба так великодушно даровала ей второй шанс.

Мари задумалась, как же ей жить дальше? Раньше рядом были родители, потом Рихард и Лизхен… Несчастная Лизхен! Можно ли поверить в то, что родная мать может так поступить со своим ребенком?! Обречь на душевные муки, вселив сомнения относительно своего происхождения, и тем самым привести к гибели. Мари искренне верила, что если бы не то роковое письмо от Гертруды Риппельштаин, то Лизхен была бы сейчас жива и, может быть, даже счастлива.

— Клод, я хочу спросить тебя, — баронесса обратилась к своему молчаливому спутнику, — о масонах. Расскажи, как ты стал магистром.

— Это скучно, Мари. Однажды я опубликовал небольшой трактат о провидении, о том, что нет ничего случайного в этом мире, что Бог играет нами словно кусочками мозаики, желая получить какую-то картину. Через некоторое время ко мне пришел человек и приказал следовать за ним. Не я выбрал орден — орден нашел меня.

— И это не случайно, — заметила Мари с улыбкой.

— Нет.

— И ты не случайно прибыл в наш замок?

— В понимании обычного человека, я действительно случайно проезжал мимо, но если подумать, то получится, что все это часть божественного замысла, — Клод засмеялся.

— Ив чем он, по-твоему, состоит? — Мари приподняла бровь.

— Подумай. Месяц назад, когда ты даже не подозревала, что в твоей жизни могут произойти такие события, верховный магистр отправил меня в Пруссию, с поручением. Я заблудился, перепутал дороги, и оказался неподалеку от замка фон Штерна именно в тот день, когда открылась связь твоего мужа с Лизхен Риппельштайн. Я спас тебя от Салтыкова, известного соблазнителя, и вот еду в дом твоих родителей, куда несколько лет назад меня отказались принять. Разве все это может быть простым совпадением? Разве ты не чувствуешь прикосновения судьбы? Все в чем ты была уверена, оказалось ложью. И вот мы с тобой снова вдвоем, как будто и не было этих лет, как будто все можно начать заново…

— Клод! Я не уверена, что готова к новым отношениям! Ты ждал столько лет, пожалуйста, дай мне немного времени. Нужно забыть о том, что сделал Рихард.

— Конечно. У тебя будет достаточно времени.

Разговор прервался. Сен-Мартен откинулся на спинку сидения экипажа, и его лица стало не видно. Мари некоторое время ощущала неловкость. Возможно, она обидела Клода, но затем баронесса подумала, что больше не будет скрывать своих чувств и желаний. Слишком дорого обходятся тайны. В любом случае, сейчас ее союз с Сен-Мартеном невозможен. Если он любит, то будет ждать.

За поворотом показался высокий, выстроенный в позднем готическом стиле, особняк, казавшийся теперь постаревшим юношей. Лепнина покрылась плесенью, местами осыпалась, статуи совсем потемнели, парадная лестница уже более не блистала великолепием, а ливрейные лакеи состарились вместе со своими ливреями. Мари даже удивилась тому, как быстро она отвыкла от этого места, хотя покинула свой дом чуть больше двух лет назад. Да! Оказалось очень легко и быстро привыкнуть к огромному, сверкающему замку фон Штерна, его парку, высаженному, словно по линейке, безупречным беседкам, фонтанчикам. С другой стороны, в запущенности родительского дома появился любимый германцами мрачный романтизм, связанный с духами, смертью, томящимися душами, кровавыми розами, мечами, торчащими из камня, заклятиями любви и полуразрушенными замками.

Навстречу Мари вышел дворецкий, Леопольд, у которого от старости уже дрожали колени.

— Госпожа! Мы так рады вас увидеть снова! Позвольте проводить вас в часовню, к телу вашей матушки…

— Не сейчас, Леопольд.

Мари самой казалось странным то, что она делает, но ее существо как будто стало чужим. Она шла по коридорам, прямо к кабинету своего отца.

— Это здесь, — сказала она Клоду. Баронессу удивило, что Сен-Мартену не кажется странным ее поведение, что он не задает ей никаких вопросов. Мари нажала потайной рычаг, спрятанный под рабочим столом в кабинете, отодвинула портрет Людовика, и легким движением руки, открыла потайную дверь. Клод зажег свечи, что пылились в подсвечнике с очень давних времен. Он спокойно вошел в дверь, и начал спускаться по лестнице; Мари последовала вслед за ним, чувствуя себя как сомнамбула.

Сен-Мартен спустился, и огляделся. Его внимание сразу привлек большой сундук, на котором красовался огромный замок. Клод огляделся в поисках ключа, но затем нетерпеливо вытащил пистолет и просто отстрелил замок. От выстрела Мари словно очнулась.

— Клод! Что ты делаешь? — воскликнула она, удивившись тому, что не захотела увидеть тело матери, а сразу стала показывать Сен-Мартену потайной кабинет.

— Это не твое дело, Мари, — последовал ответ. Клод вытаскивал из сундука папки, одну за одной, наскоро пробегал глазами их содержимое, а затем убирал папки обратно.

— Но… Я не понимаю…

— Позови слуг! — приказал Сен-Мартен. — Прикажи запрячь в экипаж свежих лошадей, четверку!

— Клод…

— Мари, — Сен-Мартен понизил голос, и отчетливо произнес, — делай все, как я говорю.

Баронесса в ужасе поняла, что не может сопротивляться приказаниям Клода! Словно чужим голосом она позвала Леопольда и отдала дворецкому те распоряжения, которых требовал Сен-Мартен.

На глазах у Мари слуги обвязали сундук цепью, а затем вынесли вон.

— Прощай, Мари, — Клод наклонился к ней и поцеловал в губы.

Она ничего не могла понять, но ее руки и ноги внезапно утратили подвижность, Мари не могла пошевелиться.

Сен-Мартен хотел было уйти, но остановился. Он задержал свой взгляд на баронессе, потом подошел ближе, и осторожно погладил ее по лицу. Мари смотрела на него словно загнанная лань, не в силах произнести ни слова, и только дрожь отличала ее в этот момент от холодной мраморной статуи. Клод провел рукой по груди баронессы. Затем прижался губами к ее рту. Внезапно острая головная боль пронзила магистра. Видение… Эти видения начались сразу после того, как Трисмегист напоил Клода человеческой кровью. Видения предупреждали об опасностях, о затаившихся врагах, о важных событиях, которые должны случиться скоро. Сейчас Сен-Мартен отчетливо увидел графа Салтыкова, скачущего по ночной дороге на лошади! Надо спешить!

— Жаль, Мари, ты была так доступна… — неожиданно магистр размахнулся, что было силы, и с размаха ударил баронессу по щеке. — Вот тебе! За два года страданий! За все письма без ответа! За лживые клятвы! Будь ты проклята! Ты отдашься первому, кого увидишь! Я приказываю! Ты не сможешь сопротивляться!

Клод некоторое время удерживал Мари, осыпая ее градом пощечин, плевков и ударов по голове и груди, а затем брезгливо отшвырнул:

— Я так любил тебя! Я считал тебя богиней! А ты всего лишь глупая, похотливая баба!

Мари лежала на полу не чувствуя его ударов, ей казалось, что она умерла. Должно быть, так чувствует себя расстрелянный, когда пули разрывают его тело, сердце, а щека касается земли. Боль, падение и… небытие…

Когда баронесса открыла глаза, она увидела, что лежит в постели.

— О, Боже! Наверное, меня перенесли слуги, — прошептала она сама себе, и собственный голос показался ей чужим и странным. Голова ужасно болела, словно внутри был алмазный стержень. Перед глазами начали медленно проплывать воспоминания вчерашнего вечера… Рихард, дорога, Клод, мама…

— Мама! — Мари попыталась подняться. Внезапно, события вчерашнего вечера ворвались в ее сознание, заставив окаменеть. Баронесса пыталась понять, было ли это правдой или просто кошмарным сном, видением…

— Мари! — вдруг раскатилось гулким эхом по коридору. — Мари, где ты?! Это я!

«Боже! Салтыков!» — Мари схватилась за грудь, изо всех сил пытаясь унять сердцебиение, чтобы румянец или излишняя порывистость дыхания не выдали ее взволнованности. Она сама не могла понять причины своей обостренной реакции. Словно она влюблена и с нетерпением ждала появления Салтыкова! Баронесса снова почувствовала себя будто бы в чужом теле.

— Я видел, что вы уже сделали попытку докопаться до истины, — насмешливо бросил Александр, входя в спальню. — Ваши слуги показали мне раскрытую настежь дверь в стене кабинета. Ну что ж, похоже, Клод получил то, что ему было нужно. Меня только интересует, были ли ему нужны вы… Или магистр настолько устал от вас в юности, что сбежал сразу, как только получил архив?

— Если вы явились только за тем, чтобы издеваться надо мной… — начала было Мари, но все тело ее горело. Такой страсти она не чувствовала уже давно! Баронесса попыталась молиться, но ничего не вышло, она смотрела на Салтыкова горящими глазами, и ничего не могла с собой поделать. Она его любит! Как это могло произойти?

Я пришел, чтобы вам помочь! Теперь вы убедились в том, что Клод Сен-Мартен имел вполне определенные, и не имеющие никакого отношения к любви, намерения?!

— Убирайтесь! — воскликнула Мари.

— Когда же вы, несносная девчонка, наконец, поймете, что весь ваш разум, тело и все существо ваше только и жаждет, что меня! Моей помощи, моей страсти! Я приехал за вами одной и только! В ту же секунду, как ваш муж сообщил мне, что вы уехали в дом своих родителей вместе с Сен-Мартеном, я понял, что архив для меня потерян. Тем более что в вашей спальне я нашел это! — Салтыков вытащил из кармана тот самый серебряный медальон, при помощи которого Клод заставил Мари подчиниться его воле.

— Уйдите немедленно! — Мари закричала, но граф зажал ей рот страстным, полным нежности поцелуем.

— Уходите… — она шептала это и таяла как восковая свеча в сильных мужских руках, что сжимали ее подобно гигантским змеям.

Мари казалось, что вся она растворилась в горячей волне наслаждения, она была словно легчайший эфир в потоке света. Каждая клеточка ее тела трепетала от властных, но бережных прикосновений. Салтыков любил ее так, словно умел угадать все-все ее тайные желания, даже те, в которых она сама себе стеснялась признаться. Его дыхание обжигало кожу, а тело оказалось таким тяжелым, что Мари невольно вздохнула. Когда она была уже более не в силах сдерживать себя и сжала его спину ногами, они мгновенно слились в единое целое, и словно одна, единая комета, помчались к блаженству. Мари почувствовала себя лежащей на вершине облаков…

— Я тебя люблю, — донесся до нее голос Александра. — Я полюбил тебя сразу, как только увидел. Мы уедем в Россию. Я возьму тебя в жены. Ты будешь моей прекрасной женой… — он долго рассказывал ей об удивительном чувстве, что открылось ему. Любовь…

Мари еще раз вздохнула. Реальность была так чудесна, что казалась не более чем наваждением сна, которое вот-вот растает. Она словно превратилась в свою собственную мечту. Солнце уже было в зените, а они все еще лежали в объятия друг друга, утопая в удивительном блаженстве, что даровал им Господь.

Мари очнулась от сладкой дремы. Что это было? Сон? Очередное наваждение? Александра рядом не оказалось. Баронесса была совершенно обнаженной. В ужасе натянув на себя рубашку, она вскочила, набросила на плечи шаль. Первая мысль ее была, что он уехал. Бросил ее! Что же с ней происходит? Она как будто не принадлежит себе, как будто сходит с ума!

— Негодяй! — в сердцах крикнула она.

— На кого ты так сердишься, душа моя? — раздался в ответ веселый и бодрый голос.

— Ох… Прости, я думала… Я думала, ты сбежал.

— По правде говоря, у меня была такая мысль, — прищурившись, ответил ей Салтыков, появившийся в дверях с подносом.

Мари смотрела на него непонимающими глазами, и чувствовала себя до невозможности беспомощной.

— Ты ужасно храпишь, — и Александр поставил на столик завтрак. — Вот, здесь холодная телятина, немного клубники, гренки, сливки, сыр, а еще я прихватил отличную бутылочку вина. — Салтыков вытащил ее из кармана.

Мари вдруг стало не по себе. Она закуталась в шаль и отвернулась.

— Что-нибудь не так?

— Это неправильно!

— Что неправильно? Ты хочешь другое вино? — Александр пытался отшутиться, хоть отлично понимал, о чем идет речь.

— Мы не должны были… Я нарушила священный обет. Я изменила мужу! Меня ждет вечный огонь, — Мари уже сама не понимала, что говорит, но чем больше она думала об адовом пламени, что неминуемо пожрет теперь ее тело, тем больше она осознавала тяжесть совершенного ею греха.

— Мари! — Салтыков напрягся. — Я люблю тебя, ты любишь меня, что тут постыдного? И потом, если мы поедем в Россию, ты примешь православие, и твой протестантский брак вообще не будет считаться законным! Ты станешь моей женой…

— Боже мой! Я так боюсь! — Мари прижалась головой к груди Салтыкова.

— Скажи, что нужно сделать, любовь моя, — граф опустился перед ней на колени и осыпал поцелуями ее ладони. — Я все исполню, только бы ты была счастлива.

— Помоги мне узнать, чем мать Лизхен шантажировала моего отца, — Мари посмотрела Александру прямо в глаза. — До тех пор, пока эта тайна не будет раскрыта, я не смогу спокойно спать. Ей только один раз стоило ворваться в мою жизнь — и все разрушено. Я не хочу повторений. Не хочу потерять тебя, как потеряла Рихарда! Боже, я не понимаю, что говорю! Вчера Клод увез из потайного кабинета небольшой, обитый кожей, дорожный сундук…

— Твой муж не любил тебя, Мари, он — глупец, — и Салтыков поцеловал ее столь нежно, что она забыла обо всех горестях, что приключились в ее жизни за последний год. Власть любви оказалась столь велика, что баронесса фон Штерн забыла обо всем на свете. Она была готова последовать за Александром куда угодно, в Россию, в Китай, на край света! Они снова любили друг друга. Сливаясь словно два бурных потока, познав вершины восторга страсти, оба словно начали жить заново. Будто бы и не было ничего. Никакого Рихарда, России, архива… Будто вся жизнь началась с этой ночи.

— Обещай, что мы всегда будем вместе? — попросила Мари, лежа на широкой груди Александра.

— Клянусь, что до тех пор, пока бьется мое сердце, оно принадлежит тебе, — был ответ.

— Этого недостаточно.

— Недостаточно? — граф посмотрел на свою возлюбленную. — Ах ты, плутовка! Из тебя бы вышла отличная ростовщица. Чего же ты хочешь еще?

— Пообещай, что всегда будешь со мной, никогда не покинешь!

Салтыков убрал свои руки за голову.

— Этого я не могу обещать.

Мари как будто упала с облаков на острые колья.

— Что? — она вскочила с кровати.

— Пожалуйста, успокойся! Сядь! Дай мне объяснить!

— Господи! Как я могла оказаться такой дурой! Я же видела тебя с Лизхен, и меня предупреждал отец! Боже мой, как можно быть настолько глупой! Я никогда себе этого не прощу…

— Мари, да успокойся же ты! Я не могу быть постоянно с тобой, не могу по долгу своей службы. Я выполняю приказания, и подчас должен сорваться и, бросив все, следовать в другие страны… Я сейчас не могу тебе всего рассказать, но умоляю тебя — давай поедем в Россию. Ты примешь крещение, я поселю тебя у своих родителей, где ты будешь в безопасности! Послушай меня, Мари!

— Ты не любишь меня, — Мари закрылась руками и заплакала.

Конечно же, люблю, — Салтыков отнял ее руки от лица, и старался губами осушить ее слезы. — Просто ты совершенно не представляешь себе, в каком водовороте оказалась, и насколько все может печально для тебя закончиться!

— Мне грозит опасность? — Мари встревожилась. — Даже здесь?

— Здесь в особенности; я приехал, чтобы увезти тебя как можно дальше от этого проклятого места.

— Но в чем дело? Что за опасность?

— Мари, пойми, чем меньше ты будешь знать, тем лучше для тебя.

— Ты говоришь сейчас в точности, как мой отец! Но я уже взрослая женщина и желаю знать всю правду.

— Черт побери! Это тебе только так кажется, что ты уже взрослая! Ведешь ты себя как сущее дитя! Сен-Мартену понадобился всего лишь серебряный медальон, чтобы заставить тебя сделать все, что ему было нужно!

— Что? Я не понимаю…

Салтыков протянул руку и взял со столика медальон Клода.

— Видишь? Глаз, пирамида, восходящее солнце. Символы масонов. При помощи вот такого нехитрого приема, — граф покачал перед глазами Мари блестящим предметом из стороны в сторону, отчего баронесса испытала легкую тошноту, — они умудряются, подчас, даже королей заставить им повиноваться. Конечно, для этого нужны специальные знания. Как говорить, в каком порядке произносить слова. Это похоже на магию, но чертовщины в этом приеме, я уверен, не больше, чем в моем мизинце. Они используют свое знание для того, чтобы манипулировать людьми. Клод ввел тебя в состояние транса, и внушил мысль, что ты должна показать ему потайной кабинет отца. Вот и все. А ты не могла сопротивляться, потому что он подавил твою волю.

— Я с места не сдвинусь, пока вы не поведаете мне всего, что знаете об этой истории! — Мари села на постели, и в этот момент что-то свистнуло рядом с ее ухом.

Салтыков мгновенно схватил баронессу за руку и увлек на пол.

— Что вы делаете?! — она хотела оттолкнуть его.

— Тихо, вас только что попытались убить, а вы мне все не верите!

— По-моему здесь только вы и пытаетесь меня убить!

Салтыков зарычал как медведь, Мари довела его до белого каления.

— Что за женщина! — воскликнул он, и поднял с пола небольшой свинцовый шарик.

— Что это? — Мари в ужасе уставилась на него.

— Мушкетная пуля.

— О, Боже, нам нельзя тут оставаться!

— А я вам о чем уже битый час толкую, черт побери!

— Но я думала, что вы как все мужчины — просто хотите избежать ответственности…

— О, женщины! — Салтыков вцепился в свои волосы, покраснев от ярости. Мари фон Штерн оказалась настоящим вулканом, от которого никогда не знаешь чего ожидать. За это граф Салтыков и полюбил ее. Сам обладал столь же порывистым и безрассудным характером, и терпеть не мог покорных, домашних женщин, который беспрестанно сватали ему родственники. Если он и женится, то только на этой строптивой, несговорчивой, непредсказуемой немке. С ней Александру нужно было постоянно быть наготове, на пике, на пределе. Чуть он ослабит свою хватку, и драгоценная птица ускользнет от него. — Вот. — Салтыков вложил в руку Мари небольшой пистолет. — Если понадобится, стреляйте. Отсюда есть еще выходы?

— По коридору до конца, а там, через галерею в сад… — прошептала Мари.

— Черт возьми! Мы в ловушке! Мари не успела ничего сказать, за дверью послышались быстро приближающиеся шаги большой группы людей. Салтыков забрал у Мари пистолет и прижав к губам палец, сделал ей знак спрятаться за кроватью. Сам он осторожно подкрался к дверям, и тут те с грохотом распахнулись… и в спальню ворвался Рихард с префектом и дюжиной солдат.

— Я прошу засвидетельствовать факт обнаружения супружеской неверности с поличным! — громко объявил Рихард.

Мари не услышала, что произошло дальше. Она потеряла сознание.