Или хотят поскорее прикрыть свою задницу? — не сдержалась Лизавета. Саша от удивления даже вскочил с дивана — Зорина не любила открытую брань и всегда ставила на место любителей ненормативной лексики. А тут… Впрочем, понять можно: за годы работы на телевидении Лизавета так и не привыкла к тому, что подход к расследованию «глухих» дел — а именно таким было, с точки зрения отделения, исчезновение студийного гримера, — мягко говоря, отличался своеобразием. Ведь Лизавета не специализировалась на криминале, а занималась им параллельно с прочими темами. Саша воспринимал все спокойнее. Что поделаешь, жизнь — не сахар…

— Конечно, подозрительно, кто спорит! У тебя курят? — спросил Саша. Лизавета время от времени бросала курить и начинала безжалостно гонять курильщиков из комнаты. Сейчас был период «некурения», но для дорогих друзей она всегда делала исключение.

— Кури!

Саша вытянул из кармана операторского жилета пачку своих любимых «Лаки страйк», щелкнул бензиновой «Зиппо», глубоко затянулся и продолжал:

— История, кто спорит, не бей лежачего. Тело нашли три дня назад, жэковские рабочие пришли выкачивать воду из подвала, приспособили помпу и… побежали в милицию. Это совсем другое отделение, в центре, пятое или… не знаю. Те не сразу прошлись по ориентировкам на пропавших. А когда их достали, сразу наткнулись на Леночкину фотографию и приметы. Я говорю: дознаватель молодец, быстро сработал. Описание-то приметное. И все до мелочей, включая одежду, совпало. Потом экспертиза, хорошо, что ее быстро провели, патологоанатомы сейчас завалены горами трупов. Вывод однозначный — естественная смерть, инсульт. А раз есть тело и нет признаков насильственной смерти…

Лизавета оборвала коллегу:

— То есть твой приятный парень полагает, что дело обстояло следующим образом: замужняя женщина, не бродяжка, не шлюшка, уезжает в командировку, потом возвращается в город, идет в подвал, расположенный далеко от дома и залитый водой. Там ее неожиданно настигает инсульт, и она умирает в подвале и в одиночестве. А поскольку рядом вода, то падает в воду! Так, что ли? Это похлеще, чем инфаркт в буфете. Причем мы с тобой знаем, что она была не одна. С ней был этот Целуев. По крайней мере, у нас нет никаких оснований считать, что они простились при въезде в город. Зато есть все основания считать, что Целуев пытался втянуть Леночку в не очень понятную историю, где требуется портретный грим. А ты спокойненько соглашаешься, что дело можно закрыть! Хороший подход, удобный! Не хлопотный! — Лизавета тоже вскочила. Теперь они стояли друг против друга, глаза в глаза. Маневич явно чувствовал себя неуютно.

— Что ты меня за капитализм агитируешь! — Он поискал глазами пепельницу, не нашел и раздавил окурок в стоявшей на Лизаветином столе гильзе. Эту гильзу от боеприпаса к знаменитому ракетному комплексу «Тунгуска» он сам привез ей как сувенир с испытательных стрельб на полигоне «Ржевка». — И ребенок разобрался бы, что дело нечисто. Да только нет юридических оснований тянуть дело. Нет!

Лизавета, услышав это его «нет», махнула рукой и уткнулась в компьютер.

Саша и сам знал, что лукавит. Дело закрывали потому, что нашелся формальный повод избавиться от очевидного «глухаря», способного испортить статистику за месяц или даже за квартал. А нынешнее милицейское руководство за статистику взялось вполне серьезно. Маневич подошел поближе и сказал тихо, но твердо:

— Они не совсем правы, я понимаю… Что ты на меня-то взъелась?

— Я не взъелась, мне работать надо, — сухо ответила Лизавета. Ей не нравилось, когда ее держали за «болвана в старом польском преферансе», а Сашина манера всегда защищать милиционеров попросту раздражала. Их служба, конечно, и опасна и трудна, но уж слишком часто не видна. И на первый взгляд, и позже.

Саша сразу потускнел.

— Да попробую я, попробую что-нибудь сделать. Как из Москвы вернусь. Мне наш Борюсик подписал командировку. Я его уговорил.

Шеф-редактора они называли «наш Борюсик», в отличие от просто «Борюсика», так именовали куда более высокопоставленную персону — деда-президента.

Раньше начальник «Петербургских новостей» подписывал командировки с легкостью необычайной, особенно своим фаворитам: в Ташкент — пожалуйста, в Омск-Томск-Красноярск — бога ради, в Хабаровск-Биробиджан-Владивосток — сколько угодно. Командировки очень скоро превратились в обыкновенный туризм, в поездки по местам былой журналистской славы или в семейные путешествия. Привезенные репортажи более всего походили на путевые заметки: вот завод, вот порт, вот город, основанный Ярославом Мудрым. Первой взбунтовалась бухгалтерия. И теперь даже для того, чтобы поехать в Москву, требовали жесткое обоснование командировки. Что-нибудь эпохальное.

— Что ты ему наплел?

— Я аккредитовался на подписание Союза с Белоруссией. Это оказалось проще, чем я думал. Перегоню репортаж и задержусь на пару дней. Дума ведь заседает, несмотря на демарш меньшинства. Мессир Зотов там, мессир Поливанов, думаю, тоже. Заодно попытаюсь выйти на врачей из этого парламентского центра.

— Они, наверное, из ЦКБ. — Лизавета не удержалась и принялась советовать. — Впрочем, не мне тебя учить. Сам сориентируешься. — Потом она опять вспомнила про закрывающееся дело о смерти Леночки и отвернулась.

— А этим я займусь, честное слово. Как вернусь — так сразу! — повторил обещание Саша.

— Не понимаю, зачем ждать? Ты когда уезжаешь? Сегодня?

— Нет, завтра вечером.

— А у меня завтра выходной, законный после выпуска. Можем утром сходить в этот подвал. Если ты, конечно, узнаешь адрес. Или это будет чересчур нелояльно по отношению к твоим «хорошим милицейским парням»?

— Уж если я чего решил… Ладно, узнаю адрес… Не переживай!

— Я не переживаю, просто коль скоро мы ввязались…

— И не учи ученого. Завтра пойдем, а теперь сосредоточься на выпуске.

…До искомого подвала они добрались с трудом, хотя адрес в милиции дали точный. Не аборигену было трудно отыскать неприметный подъезд в глубине третьего от улицы двора. Но попасть в этот самый подвал оказалось куда труднее — на дверях красовался новенький амбарный замок. Маневич потрогал пальцем дужку:

— Еще в смазке. Недавно повесили. Взламывать будем? — Распахнув куртку, он начал шарить по бесчисленным карманам операторского жилета в надежде отыскать что-нибудь подходящее для работы.

— Тебя погубят криминальные наклонности. — Лизавета внимательно оглядывалась. Подъезд производил угнетающее впечатление — облупившаяся темно-коричневая краска на стенах, потеки на давно забывшем о побелке потолке, стертые чуть не до дыр ступеньки и неистребимый запах пыли и кошек. Человек в здравом уме и твердой памяти не пойдет сюда даже по приговору суда. Как же Леночку-то занесло?

— Ты узнал, кто нашел тело?

— Спрашиваешь! — Маневич жестом фокусника извлек из кармана все того же жилета свой неизменный блокнот. — Вот, доблестные труженики РЭУ-16 Сидоркин, Иванов и Габридзе. Рабочие. Так будем открывать дверь или нет? Я почему спрашиваю — если ты не возражаешь, я, пожалуй, начну, а то мне надоело все время оправдываться.

— Повременим пока. Давай лучше отыщем РЭУ. Там адрес есть? — заявила Лизавета, и они вышли из подъезда.

Здание ремонтно-эксплуатационного участка № 16 располагалось не в таком медвежьем углу. Под «офис» РЭУ построили совершенно новое помещение, и трехэтажный дом красного кирпича смотрелся даже элегантно. Внутренняя отделка тоже была на уровне — свежеокрашенные кремовые стены, на полу отчетливо импортный линолеум. Не роскошь, но все же.

— Значит, они не дальтоники, — сказала Лизавета, остановившись в коридоре.

— Кто они? — слегка ошалел Саша.

— Эти, коммунальщики… — Лизавета с трудом выговорила слово, принятое для обозначения всех, кто трудится в бесчисленных РЭУ, ПРЕО и ГРЭППах. — Они выбирают такие странные цвета для покраски лестниц и парадных, что мне казалось, там высок процент дальтоников. А оказывается, при желании могут и повеселее что-нибудь выбрать.

По обе стороны длинного коридора были видны закрытые двери без всяких опознавательных знаков. Лизавета открыла ближайшую.

— Добрый день, не подскажете, как найти Иванова, Сидоркина или Габридзе?

Толстая женщина, склонившаяся над совершенно пустым и гладким канцелярским столом, подняла голову:

— Они на вызове… Ой, а телевидение к нам зачем? Это же вы, да? — Она широко распахнула глаза, разглядев Лизавету. — Ой, ну прямо как вчера на экране, только моложе! Так вы к нам? Я сейчас начальнику…

— Мы без камеры, — поспешил успокоить ее Саша Маневич. — Нам просто нужен кто-нибудь из этой троицы — поговорить.

Труженица коммунального труда посмотрела на него с хитроватыми прищуром:

— Это насчет той женщины? Кошмарная история. И ведь не бомжиха какая-нибудь. Приличное такое пальто…

— Так помогите нам, очень надо. — Саша умел разговаривать с народом. Проникновенно и убедительно.

— Даже и не знаю… Иванов и Сидоркин уехали материалы грузить. А Габридзе… В гараже, наверное. У него там приятель… — И толстуха подробно объяснила, как пройти к гаражу РЭУ.

— Спасибо большое, вы нам очень помогли. — Саша благодарно покивал. — А вот еще вопрос… Этот подвал, он открытый был? Когда замок-то повесили?

— Да он всегда висел! — возмутилась толстуха. — На том участке у нас дворник хороший. Она бы сообщила, если что не открыто. У нас с этим строго — подвалы, чердаки. Знаем инструкцию, держим закрытыми.

— А дворника как найти? — поинтересовался Саша. Ответ на этот вопрос тоже был получен немедленно.

Транспорт РЭУ содержался в отдельном здании, выстроенном посреди довольно просторного двора-колодца. Металлические ворота были закрыты, и Маневич решительно толкнул половинку двери, выкрашенной рыжей масляной краской. Дверь немелодично скрипнула. В гараже было темно, удалось разглядеть только контуры тракторов и грузовичка с нежным названием «Газель». Они сделали два шага, Лизавета немедленно споткнулась о какую-то запчасть и тихонько чертыхнулась.

— Эй, есть кто-нибудь?

Саша повторил вопрос дважды, прежде чем услышал ответ.

— А кто нужен?.. — крикнули из темноты. Саша сориентировался и пошел на голос. Лизавета осторожно двинулась следом. Потихоньку они дошли до двери, под которой виднелась полоска света. Стучать Маневич не стал.

— Габридзе здесь?

Дверь открылась почти сама по себе, как от ветра. В маленькой подсобке сидела теплая компания хорошо известного типа людей — любителей поутру пропустить бутылочку на троих в антисанитарных условиях. Уставленную стеллажами грязную комнатку никак нельзя было назвать подходящей для приема пищи и распития спиртного, однако дефицит стерильности вовсе не мешал работягам в пятнистых зеленоватых ватниках наслаждаться жизнью — они сидели на табуретках вокруг импровизированного стола из автопокрышек и прекрасно себя чувствовали. Незваные гости остановились на пороге.

— Так есть Габридзе? — снова задал вопрос Саша.

— Ну, я Габридзе… — пробасил сидящий в углу усатый парень. В принципе, из всех присутствующих он больше всего и был похож на носителя грузинской фамилии: черные, чуть вьющиеся волосы и нос с заметной горбинкой выдавали кавказское происхождение. Но говорил парень чисто, без акцента.

— Здравствуйте, мы журналисты, с телевидения. Хотели бы задать вам несколько вопросов… — осторожно начал Маневич.

— Точно, с телевидения, — обрадовался самый пожилой рабочий. — А я смотрю, у девушки лицо такое знакомое, все вспоминал, из какой она квартиры.

Лизавета улыбнулась и опустила глаза, а отвечать не стала, чтобы не отвлекаться на разговор о том, кто, где и когда видел ее на экране.

Габридзе отреагировал не столь весело:

— А что надо-то?

— Мы насчет тела, которое вы нашли в подвале! — сказал Саша.

— Вот, что я им говорил? Затаскают! Не надо было ничего трогать! — досадливо махнул рукой Габридзе и отвернулся. Его собутыльники тоже молчали. Пауза затягивалась.

— Простите, как ваше имя-отчество? — поинтересовалась Лизавета. Чтобы возобновить вдруг оборвавшийся разговор, самое лучшее — задать простой и ясный вопрос.

— Мое, что ли? Георгий Давидович. — Габридзе откликнулся не сразу.

— А кому вы говорили, что тело надо оставить там, где есть? — вступил в беседу Маневич.

— Да всем говорил, хлопот не оберешься с этой милицией и прочим…

— А что — не в первый раз тело находите? Опыт был?

Габридзе возмущенно замотал головой:

— Еще чего, первый раз такое, слава Богу! Правда, был случай, под лестницей бомжа нашли, в семнадцатом доме, да ведь бомж — он и есть бомж, умер и умер, тогда никто не интересовался, а тут уже два раза в отделение вызывали! Теперь вы еще пришли… Я знал, что затаскают! Приличная такая дамочка…

— А раньше в этом районе вы ее не встречали?

— Да разве всех упомнишь?!

— А в подвал почему пошли? — спросила Лизавета. Они с Сашей так и стояли на пороге. Войти их никто не пригласил, уступить табурет даме тоже никто не торопился. Впрочем, Лизавета не обиделась — не в Версаль приехала…

— Как почему? Подвал под офис сдают, а там воды по колено…

— А кому под офис? — оживился Саша.

— Меня это не касается, нам поручили воду выкачать, мы и пришли. И тут такая незадача! Теперь вот отчитывайся перед вами!

— Дверь-то заперта была? В подвал? — продолжал давить Маневич.

— Нет, замок висел на одной скобе, взяли у дворника ключ, а он не пригодился. — Габридзе хлопнул себя по обтянутой камуфляжными штанами коленке. — Да открыл, наверное, кто-то, когда входил в подвал. Не сквозь же дверь эта дамочка туда пришла! Такой замок сломать — тьфу, если умеючи!

— А воду-то откачали?

Вместо ответа Габридзе тяжело вздохнул и посмотрел на полупустую бутылку водки. Он явно устал от вопросов, да и трубы опять горели. «Сколько можно отвечать на вопросы, если продукт тухнет?» — этот незамысловатый упрек явственно читался на лицах сидевших в подсобке мужчин.

— Так откачали воду? — упорствовал Маневич.

— Нет, пойдем еще, завтра или когда там… — угрюмо буркнул Габридзе и начал наполнять стаканы.

— Может, и телевидение с нами, а? — гостеприимно предложил пожилой рабочий. — Стаканы сейчас организуем!

— Нет, спасибо, мы пойдем. — Лизавета даже вздрогнула. Эта идея явно ее шокировала. — До свидания.

— Да, до свидания. — Саша вышел следом.

Когда они очутились на относительно свежем воздухе, Маневич тут же принялся ругать Лизавету:

— Лучше бы один пошел, а то толку от вас, журналистки уважаемые, чуть больше, чем от лисицы в курятнике! Выпил бы с ними водки, они, глядишь, еще чего-нибудь рассказали бы…

— Прекрати говорить красиво, — немедленно отрезала Лизавета. — Ничего бы ты не узнал. Они просто украсили бы матюжками те же ответы, и у тебя появилось бы ощущение, что ты получил полную и всестороннюю информацию. Пошли к дворнику!

Дворника, вернее, дворничиху они нашли по указанному адресу без особых проблем. Правда, напуганная желтой прессой женщина долго не хотела открывать дверь своей квартиры. Саша уж и так и сяк ее уламывал, и хозяйка сдалась только тогда, когда он предложил забросить ей в окно собственное редакционное удостоверение.

— Тоже мне, кабальеро, — прокомментировала нестандартную идею Лизавета, но на дворничиху Сашина самоотверженность произвела впечатление, она щелкнула хлипким замком и осмотрела пришельцев в образовавшуюся щель. Потом решилась и отрыла дверь пошире.

— Добрый день, мы хотим вам задать всего два вопроcа, — обаятельно улыбнулся Саша.

Дворничиха ответила нелюбезно:

— Задавайте, только побыстрее, у меня там белье кипятится!

— Пользуйтесь «Асом»! Можно без кипячения! — Ответ напрашивался сам собой. Однако дворничиха шутку не приняла и попыталась захлопнуть дверь.

— Ходют тут всякие, учат! — Видимо, бессмертная реклама на нее не действовала, или же в этой квартире жили без телевизора. Впрочем, уйти от вопросов женщине не удалось. Маневич, рискуя остаться без пальцев, просунул руку в щель, и дворничиха, поразмыслив, не стала его калечить.

— Скажите, вот подвал, где эту женщину нашли, он всегда заперт был?

— Всегда. Положено так — все подвалы и чердаки на запоре держать, чтобы бомжи пожара не устроили, — пробурчала дворничиха. Она была рыжая, с проседью, волосы забраны в тугой пучок на затылке, что делало ее похожей на школьную учительницу. Если, конечно, учительницы носят дома старые сине-фиолетовые спортивные штаны и застиранные свитера.

— А тот самый подвал был заперт или нет? Вот рабочие говорят… — не унимался Маневич.

— Они вам наговорят, особенно когда с утра зенки зальют, алкаши проклятые. Еще что интересует? — совсем посуровела их и без того каменноликая собеседница. Лизавета поняла, что пора вмешиваться, и быстро проговорила:

— Вы не пугайтесь, пожалуйста, мы не в смысле злоупотреблений и нарушений, дело в том, что в милиции дело хотят закрыть, говорят, простой несчастный случай, а нам кажется, что эта женщина… — Лизавета секунду помешкала. — Ну, не сама туда пришла. Понимаете? Она у нас на студии работала. Муж у нее больной, сын остался, в армии. Нечего было ей в этом подвале делать. Поэтому очень важно узнать, закрыта была дверь или нет. Или у вас кто-то ключ просил? Мы просто должны проверить, это до милиции не дойдет, точно вам говорю…

Дворничиха с минуту пристально глядела на Лизавету и, вероятно, решила, что она заслуживает доверия.

— От этого подвала несколько ключей было. Я тут одним разрешила иногда товар оставлять. А потом, когда начальник нашел арендаторов, сказала, чтобы выметались.

— А кто оставлял товар?

— Да парни какие-то, бизнесмены, — важно выговорила дворничиха.

— Может, вы и название фирмы скажете?

— Вот уж не знаю, мне эта фирма без надобности, парни и парни, один высокий, блондин, красивый такой, обходительный, а второй маленький, шатенистый, крепкий.

Саша немедленно разыграл удивление:

— Что ж, вы и документов их не видели, а ключ дали?

— Так ведь не в квартиру пускала. В подвале, кроме воды да комаров, они там круглый год по стенам сидят, ничего нет. Что эти парни там держали — их дело, главное, что не мешки со взрывчаткой, а товар. Я сразу предупредила — за сохранность не отвечаю.

— Откуда вы знаете, что это была не взрывчатка?

— Так ведь не чеченцы, поди. Наши, русские ребята. Говорю же — один блондин, второй шатенистый.

Аргумент, конечно, был тот еще, но чувствовалось, что дискуссия на тему «Национальное лицо терроризма» с дворничихой не получится.

— Как же вы тогда их предупредили, чтобы они увезли товар? — Маневич нашел еще одно слабое место в ответах дворничихи.

— А встретила их. Совершенно случайно, буквально третьего дня! Ну и сказала, чтобы убрали все.

— И что же они там хранили, если в подвале воды по пояс? — продолжал допрос Маневич.

— Я не следила. Видела один раз какую-то большую коробку с надписями по-иностранному, так разве прочтешь? — Дворничиха оглянулась, услышав какой-то шум в глубине квартиры. — Ну что, все у вас? Там у меня белье…

— Последний вопрос — вы их узнаете, если увидите?

— Чего ж не узнать? Приметные ребята! — ответила дворничиха и скрылась за дверью.

— Это Целуев, я тебе говорю! Обходительный блондин — это он! — Саша горячился и размахивал руками, он даже на дорогу не смотрел и чуть не угодил под машину, неосторожно ступив на мостовую.

— Послушай, под эти приметы только в нашей редакции подходит не меньше трех человек, — попробовала остудить его прагматичная Лизавета. Но тщетно, Саша продолжал гнуть свою линию:

— Обходительный блондин, лучше не придумаешь, это он, к тому же и офис его неподалеку, на Восстания.

— И что? Здесь тысячи офисов, в которых работают блондины. К тому же, какой товар может хранить в подвале профессиональный имиджмейкер? Или ты полагаешь, что он хотел использовать подвал как гробницу? Судя по твоему рассказу, человек он, конечно, неприятный, но не производит впечатления клинического идиота. И не стал бы светится личиком, если собирался спрятать в подвале труп.

— Да нет, — досадливо поморщился Саша. — Они там что-то хранили, а потом надо было срочно спрятать тело, и они бросили его в воду. Они же не знали, что появятся эти работяги с помпой.

Лизавета задумчиво смотрела на светофор, мигающий предупреждающим желтым глазом.

— Может, ты и прав, но все это надо еще доказать… А то у нас чувства, подозрения и ощущения…

— Я и докажу, вот вернусь из Москвы и докажу. Есть идея.

Они распрощались на углу Невского и Восстания. Маневич пошел за билетом, а Лизавета отправилась в магазин: у продуктов есть крайне неприятное свойство — сколько бы ты ни накупил, они кончаются, и запасы надо пополнять.