— Извини, извини, я понимаю, чтение для тебя нелегкая работа! — немедленно отреагировал русоволосый.

Айдаров решил вмешаться в дружескую перепалку.

— Ребята, раз нам работать вместе, давайте познакомимся. Сколько можно стоять и слушать, как тебя обсуждают и просят обменять на другого! Даже на другую!

— А красотку точно не пришлют? — не унимался русоволосый.

— Заткнись! Ты со своими гетеросексуальными пристрастиями уже всех достал! — Худой опер в углу даже не поднял головы.

— Женечка, что я слышу! Ты газет начитался или ориентацию сменил? Тогда ты должен быть доволен. Парень хоть куда. Широкоформатный!

Кирилл опешил от наглости весельчака. Такого себе не позволяют даже стажеры в третьеразрядных рекламно-бесплатных еженедельниках. Пришел человек, рекомендованный непосредственным начальством, а его в глаза «голубым» кроют.

— Усмири Сункова, или я за себя не отвечаю, — все так же, не отрывая глаз от какой-то статьи, бросил худой опер с газетами.

— Да, Митя, ты что-то переборщил, лучше поработал бы чуть-чуть, — мягко отчитал подчиненного старший группы. Он, видимо, почувствовал себя виноватым и вдруг заговорил с Кириллом так, словно и не было суровой отповеди в коридоре.

— У нас тут некоторый нервоз, напряженная работа… Вы не обижайтесь…

Кирилл Айдаров скоренько прикинул, что ему выгоднее со стратегической и тактической точек зрения: обидеться на грубость или спустить все, как безобидный треп. Он решил быть своим в доску и не обижаться. К тому же достойный ответ был уже готов:

— Я не очень в курсе вкусов и пристрастий гомосексуальной богемы. Вам, должно быть, виднее, но сдается мне, что в тех кругах предпочитают более пикантные внешние данные. Что-нибудь с веснушками и с чувством юмора.

— Ой, тридцать баллов. Почти Блэк Джек! — рассмеялся весельчак, и инцидент был исчерпан.

Они быстро перезнакомились. Попили кофе. Айдаров угостил новых друзей сигаретами. Рассказал, как ему звонил неизвестный террорист. Пленка, на которую перезаписали обрывок разговора, была на экспертизе, но результатов еще не получили.

— И ничегошеньки там не будет, в лучшем случае туманные рассуждения об особенностях голоса и речи. Можно подумать, что у нас есть голосовая картотека. У нас даже система «Дактиль» с отпечатками пальцев не во всех районах работает, а они про голоса, — усмехнулся старший группы.

Все выглядело не так страшно, как мерещилось поначалу, ребята попались нормальные. Игорь Горный, суровый гориллоподобный начальник, на поверку оказался добрым и чутким человеком. Митя Сунков, оказывается, привык рискованно шутить даже с начальником главка. Женя Кадмиев, длинный и худой любитель чтения, хоть и не отрывался от газетных строчек, тоже общался по мере сил. Они трое и были скелетом, на котором держалась работа сводной оперативно-следственной группы.

— Мы — соль земли, которую при необходимости сотрут в порошок, если, конечно, мы не преподнесем им завтра отравителя на блюдечке с золотой каемочкой! — уверенно заявил Сунков.

— А вы не преподнесете?

— Мы преподнесем кучу бумаг с отчетами. Дело пахнет тухлятиной, значит, надо строить бюрократические баррикады!

— А вы не боитесь, что я все это опубликую или передам начальству?

— А что нас тогда — на Колыму сошлют? Бойко не глупее меня или Горного. Он знает, что почем в нашей работе. Кончик с ядом мы не найдем!

— Что, так и писать?

— Пиши! — весело заблестел голубыми прозрачными глазами Митя Сунков. — Пиши, журналюга, что ребус с отравленными рогаликами нашему родному РУБОПу не по зубам! Мы что попроще можем. Ну, например, жена инсценировала собственное похищение. Уединилась с хахалем, а чтобы муж не беспокоился, брякнула по телефону, мол, твою ненаглядную похитили и вернут, если выложишь штуку баксов. Вот тогда мы могем и телефончик определить, и всем специальным кагалом в любовное гнездышко вломиться. А пончики с цианистым калием — это не для нас!

— Митя, заткни фонтан! — попробовал остановить языкастого подчиненного старший группы, а потом объяснил Кириллу: — Я же говорил, у нас нет никаких успехов, одни трудности, вот он и переживает. Нет у нас сенсаций!

Такой ответ Кирилла никоим образом не устраивал. Написать пламенную и гневную статью о том, что родная милиция не может уберечь сограждан, он сумел бы без отрыва от родного редакционного кресла. Ему нужны подробности, детали поиска преступников, пусть и безрезультатные.

— Я правильно понял, что вы вот здесь сидите, плачете о своей тяжелой участи и ни черта не делаете?

— Фу, сэр, как это «ни черта»?! Я же сказал — мы бумажки пишем. А слова не с потолка берем. В деле о пирожных с запахом горького миндаля брать данные с потолка чревато разжалованием. Ведь после тебя по следу может пройти какая-нибудь не растерявшая энтузиазма ищейка. И если выяснится, что пекарь Пупкин в день отравления был на больничном, а ты в протоколе написал, что он отстоял смену у плиты и ничего подозрительного не заметил, то тебя по комиссиям так затаскают — любимую девушку не узнаешь! Потому мы делаем все очень старательно, аккуратно встречаемся со всеми причастными и слова их записываем верно.

— И с кем же вы встречались?

— И с пекарями, и со слесарями. Вон у него полна коробочка бумажек. — Митя кивнул на старшего. — Если хорошенько попросишь, даст почитать. Но там все рутина, шестерки. А вот Женечка сегодня идет на встречу к козырной даме. С мадам Арциевой будет беседовать. Хочешь с собой возьмет?

— Опять глупости болтаешь. — Кадмиев скинул со стола подшивку «Курьера» и положил перед собой новую пачку газет. Тоже подшивку, только другой городской газеты — «Поколение».

— А что, хорошая мысль! — Кирилл немедленно вступил в борьбу за козырную мадам. — Это мне очень помогло бы, так сказать, оперативная работа изнутри.

Он уже видел будущий репортаж. Журналист в роли оперативника. Расследование «изнутри». Конфетка, а не репортаж! Мечты рассеял Игорь Горный:

— Это незаконно!

— Зато интересно! И вам может быть полезно. Вдруг я увижу что-нибудь такое, чего вы не заметите. Я эту Арциеву еще по открытию булочной помню. Держится, словно царствующая особа.

— Тем более не годится, раз она тебя в лицо знает!

— Да ни черта она не знает, — возразил Айдаров. — С момента открытия пекарни прошло уже три года. А два дня назад, когда все случилось, она вообще глаз не открывала. Цедила сквозь зубы что-то невразумительное. Она же никого в упор не видит!

Кирилл, если очень хотел чего-нибудь добиться, мог и мертвого уговорить вступить в фиктивный брак с наследницей Рокфеллеров. Уговорил и в этот раз. Едва ли не самым сильным аргументом в пользу участия Айдарова стало наличие у него автомобиля. Тогда машина, выделенная на группу, оставалась для других дел. Но рубоповцы не сказали этого Кириллу.

Через час они с Женей Кадмиевым уже ехали на Петроградскую — именно там, в фешенебельном доме на улице, носящей курьезное в данных обстоятельствах имя Ленина, жила Серафима Валентиновна Арциева, роскошная дама и владелица мини-пекарни «Тутти-Фрутти».

— Слушай, а у вашей бригады разве нет машины? Как же вы бандитов ловите? На их «Мерседесах»?

— Отчего же, есть одна, — улыбнулся худой и длинный, очень похожий на Дон Кихота оперативник. — Только ее Горный забрал. Ему надо прошвырнуться по местам боевой славы славных тружеников хлебопекарного дела. Что же до ловли бандитов, то на «Жигулях» «мерс» все одно не сделаешь. Так что мы по преимуществу мозгом работаем.

— И как же ты собираешься брать Арциеву мозгом? — немедленно подпустил шпильку Кирилл.

— А это мы сейчас обсудим. Дамочка не простая, с секретом. Бухгалтерские документы этой самой «Тутти» у нас специалисты смотрят. Вроде все чисто. Доходное получается заведение. А я тут газетки полистал и выяснил, что мадам Арциева очень даже активно занималась благотворительной деятельностью. Едва намечается какой-нибудь круиз в пользу сирот из детских домов, как «Тутти-Фрутти» непременно в числе спонсоров-благодетелей. Она и за восстановление храмов Золотого кольца радела, и в марафоне «Чернобыль» блистала, и зоопарку помогала. Я даже нашел несколько ее фотографий. Мадам в круизе, на верхней палубе теплохода, печалится о том, что тускнеют фрески Ферапонтова монастыря. Мадам в платье от Версаче привезла детишкам коробку бананов. Мадам вместе с петербургским «Диором» дает обещание перевести трехдневную выручку своего заведения в пользу беспризорных собак и кошек.

— Это само по себе не криминал. — Кирилл воспользовался пробкой перед поворотом на Кировский мост и достал сигарету. Он заботился о своем здоровье, а потому курил только «Мальборо Лайтс». Женя, тоже курящий, от слабеньких сигарет отказался, предпочел свой «Союз-Аполлон».

— Да, но, когда маленький частный бизнес жертвует чуть не столько же, сколько банк или нефтяной концерн, возникают вопросы. Вот мы их и зададим. К тому же у нее есть весьма интересные знакомые, из числа питомцев нашего ведомства. И о них спросим… В общем, разговор будет содержательный.

— А ты уверен, что она дома?

— Должна быть, договаривались, — пожал плечами Кадмиев. — Давай лучше прикинем, под каким соусом мы ей тебя продадим. Вдруг она все-таки помнит твою физиономию?

— Да не может такого быть! — Кирилл забеспокоился, что оперативник Кадмиев использует его как транспортное средство и бросит у порога. — И вообще — мало ли похожих людей!

— Врать не хочется. Значит так, я представлюсь и покажу документы, ты пробурчи что-нибудь невнятное, а в беседу постарайся не вмешиваться. Сиди и на ус мотай…

Дом, в котором проживала Серафима Валентиновна Арциева, построили в начале века. В те годы российский капитализм мощно пошел вперед. Нобели разрабатывали нефтепромыслы, Дизели и Путиловы возводили машиностроительные заводы, страна покрылась сетью железных дорог. Хищному капиталу понадобились специалисты. И для того, чтобы без юридической дури образовывать всякие товарищества и акционерные компании, и для того, чтобы дорогие станки и машины пыхтели добросовестно, без сбоев. Специалистам платили хорошие деньги. И этими деньгами они оплачивали собственный комфорт и удобства. Для процветающей интеллигенции и был построен этот четырехэтажный дом. Там устроили всяческий комфорт вроде парового отопления и ванных комнат. Комфорт, немыслимый в доходных домах более ранней постройки. Потом дом захирел, но калориферы в стиле модерн и обширные ванные, долгое время служившие дровяными складами, выжили.

Новая капиталистическая волна вытащила дом из нищеты, вернула ему прежний блеск, который начинался с лестницы, точнее, с парадного подъезда, украшенного со всей тщательностью и заботой. Там были матовые полупрозрачные стекла, полированное красное дерево, фонари, явно современные, но под старину, сложное домофонное устройство и консьержка. Правда, на роль консьержки, которая во французском детективном романе стала бы бесценным источником знаний о житье-бытье обитателей дома, здесь пригласили дядьку в камуфляже и с тучами на лице.

Именно он открыл дверь, когда Женя попытался набрать код квартиры Арциевой на панели домофона.

— Вам кого? — пасмурно пробасил он.

— Девятая квартира. — Женя почему-то не представился.

Дядька невежливо захлопнул дверь прямо перед их носом, но через минуту все же пропустил визитеров.

— А чего ты документы не показал? — спросил журналист, пока они шлепали на высокий четвертый этаж. Лифт в фешенебельном доме почему-то не работал.

— Это еще зачем?

— Ну, рассказал бы он что-нибудь про нашу мадам. Ведь сутками здесь сидит. Наверняка знает, кто к ней ездит, и все такое прочее.

— Тогда его надо пытать, как Зою Космодемьянскую. Я таких множество перевидал. Их в богатых домах чуть ли не везде понасажали. В общей сложности полк, если не дивизия. Кто-то из гувэдэшной вневедомственной, кто-то из бывших вояк. Но они работу, а точнее, зарплату любят больше, чем братьев по погонам. Ничегошеньки он не скажет, даже если я его над растущим бамбуком подвешу.

Кирилл промолчал. Его опыт отличался от опыта опера, он знал, как можно развязать язык самому угрюмому сторожу, если он, конечно, не реальный доберман-пинчер. Но рептильные фонды, если они в РУБОПе и были, видимо, расходовались без участия оперативника Кадмиева.

Лестница, по которой они поднимались, была украшена со всей постсоциалистической затейливостью. Разумеется, ковер только на площадке первого этажа, а цветы в горшочках на каждом подоконнике и голубые стены, выкрашенные почему-то в трогательный горошек. Наверное, дизайнер решил, что так будет модерновее. Деревянные перила начищены воском. Стилистический разнобой вносили двери квартир. Тут вкусы владельцев никто не ограничивал. Самое слабое место своей крепости хозяева укрепляли с заслуживающей уважения тщательностью. Попадались бронированные двери с круглым штурвалом вместо ручки, словно здесь находился филиал подвалов Центробанка, а также забитые рейками металлические щиты. Кто-то навесил на вход затейливую решетку с бутончиками.

Дверь квартиры номер девять была самой обыкновенной на вид — старой, деревянной и отреставрированной. Но по тому, как медленно и с каким усилием ее открыла изящная хозяйка, нетрудно было догадаться, что и эту дверь начинили для надежности парой-тройкой пуленепробиваемых пластин.

На пороге стояла Серафима Валентиновна собственной персоной.

— Вы ко мне? Из милиции? — довольно дружелюбно поинтересовалась она.

Кирилл видел госпожу Арциеву раза три-четыре. Женя был знаком с ней только по фотографиям. Они ждали чего угодно. Она могла выйти в сильном декольте и бриллиантах. Могла встретить их в волнующем неглиже цвета электрик или в банном махровом халате и с косметической маской на лице. В конце концов, ее могло просто не оказаться дома — подумаешь, договорилась о встрече с какой-то мелкой ищейкой, а потом вспомнила, что была записана к парикмахеру. Ко всем этим неприятностям и журналист, и милиционер были готовы. Но они никак не ожидали, что мадам Арциева будет облачена в простенькие джинсики и широкую рубаху, что на ней будет миленький фартук с оборочкой, а руки перепачканы в тесте. Ну просто добрая хозяюшка из кофейни «Три слона».

— Я тут пирожки затеяла печь. — Серафима Валентиновна локотком поправила выпавший из прически белокурый локон. — Так что вы подождите минутку.

Она грациозным кивком показала, как пройти в гостиную.

— Фу-ты, ну-ты, какие мы плюшевые и домашние! Оказывается, мы по пекарской работе истосковались, — шепнул Кириллу Женя, когда они уселись в мягкие вельветовые кресла благородного коричневого цвета.

Гостиная в доме Серафимы Валентиновны была обставлена со вкусом, редким в богатых домах нуворишей. Три цвета, бежевые стены, коричневая мягкая мебель. Помимо тяжелых кресел, изящный диван, козетка и три пуфика. Отделанный керамикой журнальный столик. Легкие, светлого дерева стеллажи. В углу настоящий камин, тоже отделанный керамической коричневой плиткой. На камине — фарфоровая вазочка с фиалками. Такие же фиалки, только целая корзина, на столе. Вместо тяжелой люстры — большой шар матового стекла. Изысканно, ничего не скажешь.

Минут через десять появилась Серафима Валентиновна — уже без фартука, но с подносом в руках.

— От кофе или чаю не откажетесь? Пироги в печке, но они, я думаю, не поспеют. — Очень милый способ дать гостям понять, что на долгий разговор они могут не рассчитывать. — Вот печенье, конфеты, могу сделать бутерброды.

— Нет, спасибо, мы не голодны, — отказался за них обоих Женя.

Серафима Валентиновна склонилась над чашками, а Кирилл ошалело вспоминал холодную королеву, которая не поднимала глаз на собеседника и бросала слова, словно милостыню. Метаморфозы получались покруче Овидиевых.

— Так чем я могу вам помочь? — организовав все для кофе и придвинув чашки поближе к гостям, Серафима Валентиновна уселась на козетку. Вернее, не уселась даже, а прилегла, закинув обтянутую джинсами ножку на полукруглый валик.

Поза была расслабленной и спокойной. Все выглядело так, будто друзья собрались, чтобы испить кофейку и обменяться сплетнями.

— Вообще-то я уже все рассказала. В тот кошмарный день.

— Хотим уточнить кое-какие детали. — Женя сделал глоток и воспитанно заметил: — Хороший кофе.

— Да, мой кофе хвалят, — жизнерадостно ответила мадам Арциева. — У меня и в кафе варили превосходный, я специально за этим следила…

Сейчас коротенько, минут за пятнадцать, она расскажет, как заботилась о своем бизнесе и как поражена чудовищным преступлением, совершенно невозможным в столь образцовом заведении. Кирилл приготовился слушать бессмысленную болтовню. Он знал: пока не дашь человеку сказать то, что он хочет сказать, на твои вопросы толком отвечать не будут. Но милиционера медленный стиль общения не устраивал.

— То-то и странно, Серафима Валентиновна, — вмешался он.

— Можно просто Серафима, — поощрительно улыбнулась красавица. — А вас я буду называть Евгений и…

— Кирилл.

— Отличное имя, мужчины с таким именем всегда мужественны и оригинальны. Имя много значит в судьбе человека…

— Вернемся к делу. — Женя не поддержал разговор о мистической силе имен. — Контроль, если вам верить, был очень серьезный. Значит, яд мог пронести и всыпать в тесто только служащий. Или у вас другое мнение?

— Право, не знаю, все мои люди работают давно, почти с момента открытия. Я не могу им не доверять. Только один новенький — подсобник, не помню, как его зовут… Но ведь кто-то посторонний тоже мог воспользоваться моментом и…

— Нет, не мог. Замесы на хлеб, пирожные и выпечку идут в разное время и в разных местах. Яд же мы обнаружили везде…

— Да, ума не приложу… Случайный человек не мог знать нашу технологию. — Серафима Валентиновна тоже взяла чашечку и сделала чисто символический глоток.

— Попробуем зайти с другой стороны. Если в своих сотрудниках вы уверены, то, может быть, вам захотели насолить конкуренты?

— В каком смысле — насолить? — вдруг перепугалась мадам Арциева. Она даже ножку с валика сняла. — В каком смысле?

— Ну, ваш бизнес может кому-то мешать.

— Да нет… — Серафима Валентиновна моментально взяла себя в руки и снова стала вальяжной и безмятежной. — О конкуренции и речи быть не может. У каждого своя клиентура, свой сегмент рынка.

— Но ваше предприятие приносит куда больший доход, чем, скажем, пекарня «Дойч», это видно по документам.

— Они не так интенсивно работают, — спокойно ответила Серафима Валентиновна. — К тому же мои булочки вкуснее. И район у них не выигрышный.

— Соседняя улица! — не выдержал Кирилл Айдаров. Ухаживая за капризулей Машенькой, он хорошо выучил магазинную топографию в районе Таврического сада.

— Ну и что? — досадливо поморщилась Арциева. — Многое зависит от конкретных жильцов. На той улице дома не прошли капремонт, там в основном коммуналки. Жильцы не в состоянии платить за качество.

— Хорошо, предположим, публика там победнее, — не унимался Кадмиев, — но вы же не продаете хлеб по десятикратной цене! А судя по доходам, живете раз в десять лучше. Да и ваша благотворительная деятельность…

— Ах, всем она почему-то мешает. Хотя это капитализм с человеческим лицом. Я вообще не понимаю, почему благотворительность должна кого-то волновать. Я плачу налоги до копеечки, плачу своим работникам деньги, кстати весьма неплохие, помогаю культуре и нуждающимся… Почему это вызывает у вас…

— У меня это ничего не вызывает, — невозмутимо перебил ее Кадмиев. — Просто я вычисляю, кому ваше заведение могло показаться бельмом на глазу.

— Я же уже сказала, мои конкуренты тут ни при чем. — Серафима Валентиновна досадливо поморщилась

— Это понятно. Но проверить все равно нужно.

Кадмиев говорил мягко, однако за этой мягкостью чувствовались немалая воля и целеустремленность. Сбить его с курса было нелегко. Впрочем, красавица предприняла еще одну попытку — не интеллектуальную, а кулинарную. Она вдруг всплеснула руками:

— Ой, пироги! — и немедленно исчезла.

— Какие мы добросовестные, — шепнул Кирилл.

— И законопослушные, — подхватил рубоповец. — Прямо-таки идеал. И у плиты, и с калькулятором, и с банковским счетом. Да еще глазу приятно. Героиня журнала «Космополитен»!

Мадам Арциева появилась через минуту — опять в кокетливом фартуке и с огромным блюдом в руках.

— Вот попробуйте. — Она радостно улыбалась. Так и должна улыбаться хлебосольная хозяйка, угощающая дорогих гостей.

Пирожки были отменные: с капустой, мясом, луком… Устоять оказалось невозможно.

— Теперь вы понимаете, почему моя продукция пользуется успехом? — поинтересовалась Серафима Валентиновна, указав на стремительно пустеющее блюдо. — Вы можете проверять меня и моих друзей до второго пришествия и все равно убедитесь, что работаем мы чисто. А яд… Что ж, безумцев много! — Она сделала приличествующие случаю грустные глаза. — Так ведь?

Никто не стал возражать. Женя Кадмиев задал еще несколько вопросов. В частности, спросил, почему депутат Законодательного собрания Петербурга Леча Абдуллаевич Дагаев решил кормить неимущих именно через «Тутти» и некоторое время назад специально перевел на банковский счет мини-пекарни целый миллион рублей из своего личного четырехмиллионного депутатского фонда. Мадам Арциеву вопрос не обескуражил.

— Вы же знаете, я активно занимаюсь благотворительностью. А почему Леча Абдуллаевич выбрал именно нас?… Наверное, ему нравится наша выпечка, так же как и вам…

Пустое блюдо было этому подтверждением.

— Вот тебе и нахлебались мутного кофию с пирогами, — в сердцах произнес Женя, едва за ними захлопнулась дверь. — Гребаный театр одного актера! Актриса она превосходная. Ей бы не в бизнес, а в драму пойти! Татьяна Доронина и Евгения Симонова в одном лице! В сериалах миллионы заработала бы! Не меньше, чем под этим Дагаевым!

— Она его подруга? — Кирилл даже вздрогнул. Какой материал ползет в руки! Дагаев — один из самых влиятельных политиков в городе, хотя и держится в тени. Только бы не спугнуть. Айдаров спускался по лестнице чуть впереди рубоповца. Он замедлил шаг и переспросил: — Арциева — любовница Дагаева?

— Была. В прошлом году. Если верить нашим оперативным разработкам.

— А в нынешнем?

— А в нынешнем они в поле зрения не попадали. Только это не для печати. Договорились?

— Конечно, конечно, слово чести. — Как это ни странно, журналист собирался сдержать слово. — А почему вы Дагаевым интересовались?

— Знакомые и друзья у него странные, образ жизни непонятный. — Женя пожал плечами. — Денежки на выборы он не получал разве что от ассоциации карманников. А в прошлом году его брата убили в лондонском ресторане.

— То есть как?

— Да просто пришли люди, постреляли и ушли. Нам через Интерпол запрос присылали. Вот мы и собрали что могли для британских коллег. Только им это не помогло. У них, как и у нас, брат за брата не отвечает. Ладно, закончим.

Они молча прошли мимо охранника и уселись в машину.

Ни Кирилл, ни оперативник Кадмиев не почувствовали пристальный женский взгляд с балкона. Арциева проводила глазами машину, вернулась в комнату, аккуратно заперла балконную дверь и подняла трубку сделанного под старину телефонного аппарата:

— Леля, они ушли. Но это какая-то провокация. Один из них вовсе не рубоповец, а журналист. Я его хорошо запомнила, он три дня назад задавал мне в булочной дурацкие вопросы. С ним еще была телевизионная дива. — Арциева помолчала, слушая невидимого собеседника. — Да, ты прав, волноваться не стоит. Но они и про тебя спрашивали… Имя? Он представился. Сейчас… — Серафима прикрыла глаза рукой. — Кирилл, фамилия начинается на "А". А второй некто Евгений Кадмиев. Удостоверение? Да, показал… Я не знаю, как выглядит фальшивое… Да, номер я запомнила…