В самом начале третьего часа ночи дверь в офис Ренарда, где они с Джорджем лихорадочно пытались хоть что-то придумать, распахнулась, и на пороге показались два очень серьезных крупных человека, удивительно похожих на тех типов, которых использует правительство США, когда желает произвести сильное впечатление. Как только эти двое внимательно осмотрели комнату, к ним присоединился третий, в котором Рик с Джорджем немедленно узнали своего пропавшего родственника дядю Сэма.
      – Приветствую вас, юноши, – сказал дядя Сэм, жестом приказывая своим людям выйти из комнаты. – Нет смысла ходить вокруг да около, поэтому сразу скажу, что мы перехватили вчерашний звонок Бобби Тибодо в этот офис.
      – Как я скучаю по тем временам, когда джентльмены не подслушивали телефонные разговоры друг друга, – сказал Джордж.
      Дядя Сэм вылил в чашку остатки кофе из кофейника, насыпал сверху сухих сливок, отхлебнул и немедленно сморщился.
      – Господи боже мой! Могли бы купить себе приличную кофеварку на те деньги, что мы вам перевели. Или двух миллионов недостаточно? Впрочем, позвольте сказать самое важное, прежде чем это пойло попадет мне в кровь и убьет меня… Начну с того, что Бобби Тибодо наплел вам чистейшую, абсолютную и полную чепуху. Похоже, он вбил себе в голову, что я отрядил группу киллеров из ЦРУ для устранения его самого и Флоренс. Понятия не имею – с чего он это взял. Хотя вообще-то догадываюсь.
      Джордж с Ренардом слушали его в угрюмом молчании.
      – Почему-то у меня складывается впечатление, что вы мне не верите. Или это не так? Вы уж извините, но, по-моему, мы находимся в Соединенных Штатах Америки, в стране, где придумали презумпцию невиновности. Ну хорошо, выслушайте меня, парни. Я несколько раз пытался – несколько раз,и вы об этом прекрасно знаете – вытащить эту парочку оттуда. Вам также известно, что Флоренс отказалась уезжать без жены эмира. Короче, я не знаю, что тамбыло у этих двух дам, и мне на это плевать. Мне было важно вытащить оттуда Флоренс до начала заварушки таких… таких… таких умопомрачительных масштабов. Но все сложилось иначе. Насколько я помню, цель миссии состояла в том, чтобы защитить права арабских женщин и добиться хоть какой-то стабильности на Ближнем Востоке. Одни говорили: «Вы что, с ума сошли?», другие отвечали: «Мы уже все перепробовали, давайте рискнем. Особого вреда не будет». Ха! И чем все это обернулось? Учитывая coup d'etat – здесь французское выражение весьма уместно – в единственной более-менее стабильной стране во всем регионе. Затея не только полностью провалилась, но и привела к дальнейшему порабощению двух с половиной миллионов арабских женщин, усадив к тому же на трон психически ненормального автогонщика. Я уж не говорю о бешеном росте цен на васабийскую нефть, что, возможно, напрямую скажется на результатах выборов следующего президента США. Я не забыл упомянуть о том, что Франция строит военно-морские базы в Заливе? Отличная работа, юноши. Берите сигары. Ваше правительство гордится вами… Тем временем ваш старый знакомый мистер Тибодо, которого я лично, между прочим, с самого начала не хотел видеть в составе участников группы, вдруг с чего-то решил, что я против него. Я понимаю, конечно, что в Матаре сейчас очень жарко и что эта жара может по-разному влиять на человека, но, господи боже мой, чтобы справиться с такойпаранойей, нужно вооружаться уже специальным ружьем, которое стреляет иглами со снотворным!
      – Не хотелось бы прерывать ваш замечательный монолог, – сказал Джордж, – но почему бы вам просто не рассказать нам о том, что случилось? Или пропустить вводную часть и сразу сообщить, где Флоренс. И жива ли она вообще.
      – Я как раз собирался об этом сказать. Она жива. Это, по крайней мере, нам известно. Я делаю все, что в моих силах – то есть все, на что еще хватает моих сил после этой неразберихи, – чтобы вытащить ее оттуда. Но, поверьте мне, это требует колоссальных дипломатических усилий. А если вы оба сейчас, как парочка бешеных слонов, обожравшихся стероидов, влезете в это дело по указке сильно заблуждающегося шпиона в отставке…
      – В отставке?
      – Полной и окончательной. ЦРУ давным-давно уволило его. Без выходного пособия. И вовсе не за тот ракетный удар по индонезийскому послу в Даре, который он спровоцировал. Хотите узнать, что было истинной причиной его увольнения? Он перепихнулся с женой американского посла в Иордании.
      – Да с ней кто только не спал, – сказал Джордж. – Она просто ненасытна. Эта женщина могла запросто заняться сексом с лифтером, если поднималась выше чем на три этажа.
      – Тем не менее, посол был не в восторге от этой истории. И так уж получилось, что именно он возглавлял кампанию по сбору средств для выборов нынешнего президента.
      – Хватит! – вмешался Рик. – Какая разница, кто кого трахал!
      – Занимался любовью, – поправил его Джордж.
      – Да как угодно. Что вы делаете для спасения Флоренс?
      – Послушайте, парни, чем меньше вы об этом знаете, тем лучше для вас.
      – Ну нет, – возразил Джордж. – Нет, нет, нет, нет, нет. Мы что, похожи на двух дурачков, которым можно завязать глаза и заткнуть уши?
      – Джордж, я забочусь о вашей же безопасности.
      – Но при этом почему-то говорите таким тоном, как будто одновременно надеваете презерватив. Перестаньте нам врать. Я хочу, чтобы вы прямо здесь и прямо сейчас рассказали, как вы собираетесь вытащить Флоренс, а иначе я обещаю вам устроить такой скандал в прессе, что вы не отмоетесь еще очень и очень долго. Поверьте мне, это будет настоящая буря в пустыне.
      – Ну ладно, – дядя Сэм вздохнул так тяжело, как будто собирался разгласить рецепт кока-колы. – Мы действуем через французов.
      – Через французов? – в один голос воскликнули Джордж и Рик.
      –  Французов? – повторил Рик еще раз.
      – Хотите – верьте, хотите – нет, но они ровно так же ошарашены этим новым режимом, как и мы.
      – Но они же сами помогали его устанавливать.
      – В Париже меньше всего хотят, чтобы их протеже отрубил голову американской героине всемирного феминизма. Продажи французских аэробусов и вонючего сыра в Штатах от этого явно не увеличатся. Короче, вы должны предоставить все это дело мне. Договорились?
      – И все-таки я не понимаю, – вздохнул Джордж. – Бобби сказал нам, что вы должны были вывезти их на подлодке, но вдруг появляются сотрудники ЦРУ и начинают стрелять. Посольские депеши из Амо-Амаса подтверждают стрельбу, погоню и арест. Так все-таки – что там случилось?
      – Я просто не имею права вдаваться в детали.
      – А вы попробуйте.
      Дядя Сэм снова тяжело вздохнул.
      – Мой звонок в квартиру Бобби и Флоренс был перехвачен. Мы узнали об этом позже.
      – Кем перехвачен?
      – Французами. Это они направили туда группу захвата, а вовсе не я.
      –  Французыпослали сотрудников ЦРУ убить двух американцев? Чепуха получается.
      – Человека, о котором говорил Бобби, зовут Анбар Тал. Он работает в матарских ВВС. А еще он работает на ЦРУ. Это правда. Бобби сам завербовал его. Но плюс к этому он работает еще и на 11-й отдел. Об этом Бобби не знал. Он двойной агент. Даже тройной, пожалуй.
      – Выходит, что вы пытаетесь заставить французов оказать содействие в освобождении Флоренс, и в то же время именно они приказали этому двуличному головорезу ее убить. Все равно чепуха.
      – Таков уж Ближний Восток, Рик, – пожал плечами дядя Сэм. – Я сам его не до конца понимаю.
      В этот момент заговорил Джордж:
      – Вы знаете, мы не собираемся сидеть сложа руки, пока вы потягиваете аперитивы с главой 11-го отдела. И если честно, то я думаю, что дерьма в вас больше, чем в страсбургском гусе.
      Дядя Сэм ответил спокойным холодным тоном:
      – А разве у вас есть выбор? По-моему, нет.
      – Дядюшка нам угрожает?
      – У дядюшки, может, уже и нет тех возможностей, которые были до того, как его племянница и племяннички облажались по полной программе, но кое-что ему все еще по плечу, – сказал дядя Сэм, вставая с кресла. – У вас, я так понимаю, на счетах в банке по два миллиона долларов. А вы можете представить 1099 официальных бумаг, которые объяснят эти суммы соответствующим ведомствам? Боюсь, что нет. Вы, кстати, обратили внимание – откуда пришли деньги?
      – Из «Третьего банка Бангора».
      – Совершенно верно. А теперь спросите любого начинающего следователя из ФБР, и он вам ответит, что «Третий банк Бангора» служит прикрытием для «Банк Меркантиль де Гран Комор», находящегося в столице Коморских Островов городе Морони, прошу не путать с Моронием, одним из авторов «Книги Мормона». А кто у нас владеет банком «Меркантиль»? Все правильно – шейх Адман Ифкир. Тот самый, который приходится по материнской линии с йеменской стороны троюродным братом кому?.. Как вы думаете?
      – Осаме бен Ладену, – вздохнул Джордж.
      – Что? – растерянно произнес Рик.
      – Джордж зарабатывает в нашей викторине пять баллов, – беззвучно зааплодировал дядя Сэм. – Вот и выходит, что вы оба получили деньги из банка, контролируемого Аль-Каидой. Ну, разве не весело будет объясняться по этому поводу на судебном процессе по обвинению в государственной измене? Впрочем, здесь в Вашингтоне полным-полно адвокатов, которые будут счастливы представлять вас в суде, скажем, за шестьсот долларов в час. И что у нас получается? Два миллиона долларов разделить на шесть сотен… этого может хватить вам на первый год разбирательств. Хотя… что это я? Правительство ведь конфискуетэти деньги. Да, ничего себе ситуация.
      – Ну и сволочь же вы, дядя Сэм, – сказал Рик.
      – О, вы еще не видели людей, перед которыми я отчитываюсь, – парировал дядя Сэм уже на пороге комнаты. – Не забудьте про новую кофеварку.
 
      Снова оказавшись в камере, Флоренс провела несколько тревожных часов в ожидании того, что дверь вот-вот откроется и внутрь затащат останки ее любовника, а после этого наглухо заварят железную дверь автогеном. У нее было достаточно времени, чтобы вспомнить обычаи древнего Рима, где подобному наказанию подвергались девственницы-весталки, чье целомудрие ставилось под сомнение. Впрочем, она так и не смогла вспомнить ни одного случая, когда весталку замуровали живьем вместе с трупом ее возлюбленного.
      Однако время шло, и ничего не происходило. Флоренс начала надеяться, что это обыкновенный блеф. Ее мучители, скорее всего, просто хотели вывести ее из равновесия. Надо сказать, им это удалось. Через несколько часов ожидания руки ее стали заметно дрожать.
      Неожиданно свет в камере погас, и все вокруг погрузилось в непроницаемую темноту. Несколько минут Флоренс прислушивалась к своему дыханию, изо всех сил стараясь удержаться и не позвать охрану. Что это? Пробки перегорели? Или начинается операция по ее спасению? Раздумывая, возможно ли это, Флоренс услышала наконец металлический скрежет в замке. В следующую секунду она ощутила поток свежего воздуха из открывшейся двери, и тут же ее сбило с ног человеческое тело, которое кто-то забросил в камеру. Тело было тяжелым и неподвижным. От него сильно пахло горелым мясом.

      – Ваше Величество, вы оказываете мне большую честь этой аудиенцией. Эмир, вы похудели! Вы замечательно выглядите!
      Малик был не в настроении выслушивать все эти слащавые комплименты Делам-Нуара.
      – Очень много проблем. На гоночном треке жизнь была гораздо проще.
      – Ну разумеется. Однако вы должны кушать,о Великий. Так от вас совсем ничего не останется. Вспомните о своем прапрапрапрадедушке по материнской линии, прославленном шарифе Эхем аль-Гейке, который взимал ежегодную дань с племени вази-бикким жемчужинами Тарфа в количестве, равном его собственному весу.
      – Да, да, да. Итак, вы хотели видеть меня…
      – Я пришлю вам своего повара. Он долгие годы работал в парижском ресторане «Тайеван». Его омар в укропном соусе просто бесподобен. Не будет святотатством сказать, что, отведав его, вы постигнете вкус рая.
      – Мне нельзя иметь французского повара, Доминик.
      – Это почему еще?
      – Я, между прочим, имам.Если вы забыли. Ну как это будет выглядеть? В самом деле…
      – За свою жизнь я знавал много упитанных имамов.
      – У меня через пятнадцать минут встреча с муллами. Я только этим и занимаюсь. О чем вы хотели поговорить?
      – Подозреваю, что моему имаму известна тема нашего разговора.
      – Я уже говорил вам, Доминик, это не в моей власти. Теперь это уже религиозный вопрос.
      – Разумеется, но вы ведь имам.
      – Это также вопрос государственный.
      – Но вы ведь эмир.
      – Это к тому же еще и вопрос межплеменных отношений, – раздраженно сказал Малик.
      – Межплеменных? Это каким образом?
      – Один из убитых ею людей был из племени хази-агем.
      – Так. Ну и что?
      – Вы же у нас историк, – фыркнул Малик.
      – Склоняюсь перед вашим превосходством в этой области. Просветите меня.
      – Вот уже сто лет между моим домом Бени Хариш и домом Хази Агем тянется кровная вражда. Теперь вы понимаете?
      – Если честно, то нет.
      – Я оказался в непростом положении. Весьма непростом.
      Делам-Нуар моргнул, как охотничий сокол перед атакой, и враждебно поджал губы. Он был весьма утонченным человеком, и ему уже до чертиков надоело возиться с этим идиотом, у которого вместо мозгов в голове плескался кондитерский желатин и которого он сам в момент слабости (а быть может, гордыни) решил посадить на трон.
      – Alors, Малик, вы великий шариф Совета племен. Не хочу вас обидеть, но почему, скажите на милость, mon vieux, вы тратите мое время и несете всякую чушь?
      Малика уже довольно долгое время никто не называл «дружок» и не говорил, что он городит чушь. Увы, но все мы быстро привыкаем к раболепству тех, кто нас окружает. И тем не менее Малик подавил в себе желание садануть француза своей церемониальной тростью. Хотя ему очень хотелось это сделать. А подавил он это желание по той простой причине, что боялся Делам-Нуара, как черт ладана. Этот Делам-Нуар в свое время отдал столько приказов о ликвидации нежелательных лиц, что тут за ним не угнались бы «Хамас» и Ким Чен Ир вместе взятые. Его прошлое было темным, как бездонный колодец. Именно он руководил операцией, в результате которой было потоплено судно «Уэйлпис». Экологи, собравшиеся на этом корабле, протестовали против французских ядерных испытаний в Полинезии. Как оказалось, напрасно. Одному Аллаху было известно, какой длины щупальца раскинул по всему Матару этот самый черный из всех супершпионов.
      – Я все понял, mon vieux, – с ударением на французские слова сказал Малик. – Но если вам не хочется напрасно тратить мое илисвое время, то почему бы вам не поехать в Каффу и не объяснить все это принцу Баваду? Он ведь требует от меня голову этой женщины. Судя по всему, она чем-то сильно досадила ему еще в Вашингтоне. Это как-то связано с одной из его жен. Теперь вы понимаете сложность моего положения?
      – Послушайте, Малик, вы же не хотите, чтобы вас считали васабийской марионеткой?
      – Как и французской, мой друг.
      – Повелитель, – сказал Делам-Нуар, – чем я заслужил подобное оскорбление? Я забочусь о вас круглые сутки – начиная с первого крика муэдзина ранним утром и заканчивая призывом на вечернюю молитву.
      – Я знаю, что я перед вами в долгу, Доминик, однако передать вам эту женщину не в моей власти.Оглянитесь по сторонам – мое королевство кишмя кишит васабийцами.
      Делам-Нуар понял, что больше ничего не добьется, и встал.
      – Хорошо, но все же пообещайте мне, что эта женщина не умрет. Вам точно не нужен мученик, известный на весь мир. Для американцев это станет прекрасным поводом, чтобы вмешаться.
      – Американцы мне ничего не сделают, – усмехнулся Малик. – У них выборы на носу. Если они выступят против меня, Таллула перекроет им нефтяной кран. И потом, сегодня утром их посол прислал мне приглашение на открытие выставки, посвященной Элвису Пресли. Так что они вряд ли планируют сбросить мне на голову десантную дивизию ради какой-то лесбиянки из ЦРУ, которой впору только размешивать верблюжье говно.
      – Согласен, и тем не менее эта самая лесбиянка из ЦРУ, которой впору только размешивать верблюжье говно, стала теперь всемирной знаменитостью. Ваше Министерство информации уже не может позволить себе ответы вроде: «Флоренс? В наших подвалах нет никакой вонючей Флоренс». Этому уже никто не поверит. Вы смотрите телевизор?
      – У меня нет времени на телевизор.
      – Надо найти, мой дорогой эмир. Потому что про вас там рассказывают очень неприятные вещи… Хорошо, я переговорю с Бавадом. Но обещайте мне, что эта женщина тем временем не умрет. Ради вашего собственного блага.
      – Да жива она, жива.
      –  Малик.
      – Я же сказал, что она жива.
      – И вы не посадили ее в какую-нибудь яму с дикими зверями или со змеями?
      – За кого вы меня принимаете?
      – Или со скорпионами?
      – А вот теперь вы меня оскорбляете.
      – Ну что ж, тогда примите мои глубочайшие извинения, о Святейший. Мне следовало помнить, что, будучи имамом всего Матара, вы руководствуетесь прежде всего постулатами Священного Корана, а также истинами, открытыми Аллахом, – он сделал паузу, – милосерднымпророку Мохаммеду, да будет благословенно имя его.
      Малик не удержался и треснул своей тростью по полу.
      – Как хотите, – буркнул он.
      Делам-Нуар направился к выходу.
      – И все же позвольте мне прислать вам своего повара. В знак братской любви и уважения.
      – Я не могу принять столь щедрый подарок, – сказал Малик. – Мне нечем отдариться в ответ. Плох тот араб, который не способен отблагодарить своего друга за подарки.
      Делам-Нуар улыбнулся:
      – Очень жаль.
      Как только он вышел, Малик вызвал Фетиша.
      – Если он пришлет хоть что-нибудь из еды, проверяй все на наличие яда. И передай Салиму бен Джудару, чтобы установил за ним слежку. Я хочу знать обо всем, что он делает. Я хочу знать даже, когда он испражняется.
      – Но, Великий Имам, разве француз не является нашим главным союзником?
      – Мы все сказали, Фетиш.
      – Воистину, о Величественный. Слова твои подобны жемчужинам Тарфа, сверкающим в прозрачной воде.
      – Что? Не понял. Ты что, нас подслушивал?
      – Нет, повелитель. Пусть Аллах поразит меня глухотой и вырвет мой грешный язык. Я просто хотел красиво выразиться…
      – Соедини меня с принцем Бавадом. И пришли массажистку. У меня голова раскалывается от боли.
      – Сию секунду, повелитель.
      Фетиш пятясь вышел из комнаты, чувствуя, как спина его покрывается холодным потом, и вспоминая древнюю матарскую пословицу: «В закрытый рот навозный жук не залезет». Несколько веков назад один английский путешественник украл ее и перефразировал гораздо менее изящно: «Вам никогда не придется просить прощения за те слова, которых вы не произносили».
 
      Флоренс, скорчившись, забилась в угол своей по-прежнему темной камеры, как можно дальше от мертвого тела. От сильного запаха ее мутило. Так она просидела довольно долго. Затем очень медленно подползла к мертвецу и осторожно к нему прикоснулась. То, до чего она дотронулась, заставило ее немедленно отдернуть руку. У трупа не было половины головы. Лицо тоже отсутствовало. Наконец Флоренс собралась с духом и снова протянула руку к мертвому телу, нащупав на этот раз свисавший из глазницы на тонкой ниточке глаз. Ее чуть не вырвало. И тем не менее она заставила себя продолжить это патологоанатомическое исследование. Попытавшись нащупать кисти рук, она обнаружила, что их тоже практически нет. К этому моменту Флоренс уже не могла сдерживать беззвучных рыданий.
      Труп лежал на спине, и Флоренс просунула под него руку, стараясь нащупать левую лопатку. Несколько недель назад она обнаружила там широкий шрам длиной в два сантиметра, и Бобби объяснил ей, что это результат ножевого ранения, нанесенного ему когда-то «одним сирийским козлом». Шрам находился в верхней части лопатки, которая приняла на себя удар и, как сказал Бобби, спасла ему жизнь.
      Флоренс не могла ничего нащупать сквозь заскорузлую от крови рубаху, поэтому запустила руку под нее. Кожа на спине покойника осталась не затронутой ранами и ожогами. В результате трупного окоченения она была холодна, как бетонный пол. Пальцы Флоренс медленно и напряженно двигались вверх. Добравшись до нижнего выступа лопатки, она затаила дыхание и двинулась выше.
      Никакого шрама там не было.
 
      – Ты перестанешь меня преследовать? – возмутился Чарльз Даккетт. – Я рассказал тебе все, что мог.
      – Все, что вы мне рассказали, – ответил Джордж, неотступно продолжая идти за быстро шагавшим помощником заместителя госсекретаря по ближневосточным вопросам (ПЗГСБВВ), – я уже знал из репортажей Си-эн-эн.
      – Я не уполномочен продолжать обсуждение этого вопроса.
      – Чарльз, мы не на пресс-конференции в Госдепартаменте, и я не журналист.
      – Повторяю – мне больше нечего добавить по этому поводу.
      – Тогда ответьте, почему мне так резко понизили уровень допуска? Что происходит?
      – Это я тоже не уполномочен обсуждать. И вообще, я опаздываю на заседание комитета по снабжению. На целых три минуты.
      – Да мне плевать, Чарльз! Пусть хоть вся планета сойдет со своей оси – я не отстану, пока не получу ответа. Предпринимается ли хоть что-нибудь в связи с захватом, заключением в тюрьму и, возможно, пытками одного из наших сотрудников?
      Даккетта уже бросало в дрожь от мысли о том, что этот донельзя заведенный и явно вышедший из подчинения подчиненный действительно не отстанет и последует за ним на предстоящее ему самое скучное в мире заседание. Он воззрился на Джорджа поверх очков и со всей авторитарностью, на какую был способен, сказал:
      – Ты вне игры.
      В бюрократическом мире Даккетта не существовало ничего более страшного, чем оказаться вне игры.
      – Но вам-то лично хотя бы не наплевать?
      – Нет, мне не наплевать. Мне не наплевать на процесс. Мне не наплевать на достижение взаимопонимания, на взаимовыгодные партнерства и долгосрочные международные отношения, направленные на создание платформы для гармоничного развития…
      Именно в этот момент пружина, которая в течение последних шестнадцати лет медленно, но верно сжималась в голове Джорджа, неожиданно распрямилась. Он схватил Чарльза Даккетта и начал душить его тесемкой от пропуска в Госдепартамент, висевшего у него на шее.
      – Ты что, с ума сошшшш….
      Как только лицо Даккетта приобрело более-менее живой розоватый оттенок, Джордж склонился к нему и прошипел:
      – Если не скажете мне правду, я вас убью.И сделаю так, чтобы это выглядело как нападение террористов.
      – Э-кх-кх-кх…
       – Вам больше никогда не поднести сотовый телефон к уху без мысли о том, что он может вышибить вам мозги.
      Джордж слегка ослабил удавку. Лицо Даккетта приняло свой нормальный цвет застывшей манной каши.
      – Какого черта, Фиш?
      – Еще сам не знаю. Говорите: где она, и что делаетвесь ваш никчемный бюрократический аппарат по этому поводу?
      – Наверху… ре-решили придерживаться политики невмешательства.