Их можно было понять. Прямо над ними, с автоматами на изготовку, стояли крепкие люди в форме мышиного цвета. Лица их закрывали черные маски, виднелись одни глаза. Глаза эти обещали многое, но ничего хорошего. Между черными масками по-хозяйски расхаживал полковник Дробышев с мегафоном в одной руке и пистолетом – в другой. Полковник был в парадном мундире, при всех своих юбилейных медалях. Его сопровождал незнакомый нам милицейский подполковник неприметной внешности, в форме попроще и без медалей. Он тоже был без маски, но задрапированные в черное люди явно подчинялись ему, а не Дробышеву.
Моя секретарша, по совместительству офицер спецслужбы, направилась к нему решительным шагом. Черные маски повели стволами в ее сторону, но пропустили.
Аня представилась, продемонстрировав замаскированному маленькую красную книжечку. Подполковник внимательно ее изучил. Книжечку, я имею в виду.
– Твою мать, – вывел он наконец короткое резюме.
– Операция ФСБ, – значительно сказала Анечка.
– Неужели? – спросил подполковник. – Соседка, значит. И что же мы тут делаем?
– Государственная тайна, – значительно сказала Аня.
– Сильно государственная? – ехидно поинтересовался тот.
Впрочем, зря он ехидничал. Потому что именно в этот момент над нами, как облако, навис ровный могучий гул, и из-за макушек деревьев выплыли два больших вертолета пятнистой болотной окраски. Из вертолетов по сброшенным через люки канатам прямо на двор посыпались люди в касках и при полном вооружении. Одеты они были в такую же пятнистую форму, только не серого, а болотного цвета. Коснувшись земли, они пружинисто отпрыгивали в стороны и ловко рассыпались вдоль забора, сразу беря на прицел всех присутствующих.
– Это еще что такое? – выпучил глаза полковник Дробышев. Для выразительности он еще прибавил несколько слов. Но я не буду их цитировать.
– Чтоб я сдох! – сказал дядя Сидор. По-моему, искренне.
– Верно говоришь, Федорыч, – поддержал его прямолинейный Гоша. Тоже, похоже, от всей души.
Теперь количество вооруженных людей явно превысило все пределы, допустимые для приусадебного хозяйства. Во дворе стало тесно.
Повисев над двором и подняв работой лопастей в тучу весь мусор, вертолеты один за другим отошли в сторону и приземлились на поляне за оградой.
Потом в калитку неторопливо вошли трое в штатском, сохраняя, как положено, выправку. Костюмы, галстуки, белые рубашки, начищенные до блеска ботинки. Тот, что постарше, выглядел очень большим начальством. Второй смотрелся по меньшей мере подполковником. Третьим был майор Трошкин. Его парадные костюм и галстук рядом с элегантным руководством смотрелись все-таки провинциально.
Увидев своих командиров, наша Анечка радостно устремилась к ним.
– Ну, все, полный комплект, – негромко сказал я Алеше, – следующим можно ждать премьер-министра.
– Какой страны? – спросил меня просто душный Попов.
– Южной Норвегии, – мстительно ответил я.
Впрочем, на этот раз я ошибся. Премьер-министра мы не дождались. Не успело начальство в штатском принять рапорт и приступить непосредственно к руководству операцией на месте, калитка в очередной раз заскрипела. Во дворе лесника появилось новое действующее лицо. Вернее, фигура.
Увидев ее, я застонал, как от зубной боли. Говорил, предупреждал – все бесполезно.
Зрелище, конечно. Рост метра два с половиной, черная монашеская ряса до пят, лицо скрывает надвинутый на глаза капюшон. На широкой груди – грубое деревянное распятие на бечевке. В руках – дорожный посох, березовая дубина толщиной с руку с кованым наконечником. За плечами, на лямках, берестяная корзина с крышкой. Плетеные сандалии на голых ступнях. Лет семьсот-восемьсот назад в таком наряде можно было появиться в любом приличном обществе. Сейчас это выглядело странно. По меньшей мере.
Конечно, это был Добрыня. Он же агент отдела «Д» службы безопасности «К». Кому еще придет в голову так бездарно вырядиться?
Добрыня прошествовал по двору, хлопая сандалиями и разметая полами рясы пыль и песок. Именно прошествовал, другого слова не подобрать. Степенно и важно, как духовная особа после плотного ужина. Кованый наконечник посоха тяжело впечатывался в землю, оставляя после себя четкие полукруглые следы. Направлялся он к нам с Алешей:
– Развлекаетесь? В солдатиков играете?
Конечно, его появление произвело на всех впечатление.
– Это еще что за чучело? – Пожилой начальник в штатском вопросительно посмотрел на начальника в штатском помоложе. Тот ответил ему недоуменным взглядом и, в свою очередь, вопросительно воззрился на всех присутствующих. Присутствующие тоже были не в курсе.
– Арестовать его, товарищ генерал? – негромко спросил начальник в штатском помоложе.
Зря он это спросил. Думаю, Добрыня его услышал. И, конечно, обиделся. Уж я-то его знаю как облупленного. Он вообще обидчивый. Иначе с чего бы ему становиться в позу посреди двора, стучать об землю березовым посохом и возвещать, чтобы все пошли вон.
И они пошли. Бандиты во главе с дядей Сидором коротким перебежками рванули куда-то в сторону болот, ОМОН отбыл более упорядоченно, построившись предварительно в колонну, спецназ ФСБ во главе с начальством ловко загрузился в свои вертолеты и взмыл над лесом. Даже моя секретарша Анечка, теперь, видимо, уже бывшая, улетела с ними.
Как нашкодившие дети разбежались. Потому что с гипервнушителем не поспоришь. Маленький такой приборчик, а какой эффект. Раз сказано идти – значит, пойдут, а куда и зачем – разберутся по ходу.
* * *
– Ты чего прилетел? – спросил я Добрыню.
– Демон Асмагил где-то здесь.
– Веселые дела. А что хочет?
– Редуктор хочет, – сказал Добрыня.
– Редуктор мы уже нашли и отправили, – сказал Алеша.
Без вооруженных людей двор как-то сразу опустел и поблек. Даже на удивление. Казалось бы, только что кипела во дворе жизнь, щелкали затворы и раздавались отрывистые команды сквозь сжатые зубы. И вот снова тишь, благодать и негромкий мирный фон лесной глухомани.
Добрыню я представил Пал Палычу и Трофиму как своего давнего друга и коллегу. Одновременно – монаха-отшельника не от мира сего. Из отдаленного монастыря. Из очень отдаленного, если точнее. Надо же было как-то оправдать его дурацкий вид.
Трофим значительно посмотрел на меня и церемонно сказал: «Здрасьте вам!» Пал Палыч ничего не сказал, но тоже значительно посмотрел на меня.
– Молока хочешь? Молоко здесь хорошее, – спросил я.
Молока Добрыня не захотел. А зря, между прочим.
– Лично меня Демон уже утомил своими фокусами. Сколько можно за ним гоняться? – сказал он.
– Значит, будем брать, – сказал я.
– Точно, – поддержал Алеша, – как в старые добрые времена. Три богатыря – Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Нас, между прочим, здесь еще помнят.
– Вас забудешь, – подковырнул его я. – Ты особо-то не разгуливайся. А то получится как тогда. Цирк уехал, а клоуны остались.
– Местная поговорка? – спросил меня Алеша Попов. Так невинно-невинно.
– Ладно, богатыри, хорош порожняка гонять. Как любит выражаться авторитет дядя Сидор, – сказал я. – Надо наконец кончать с этими биолегендами раз и навсегда.
– Я же не спорю, – сказал Добрыня.
– Вот и не спорь.
Мы трое поднялись на высокое крыльцо дома лесника. За забором, на лужайке, паслись три могучих коня. Освобожденные от привычной тяжести богатырской брони, они мирно пощипывали травку. Время от времени горячие кони всхрапывали, встряхивая гривами, и рыли землю широкими, как лопаты, копытами, косясь вокруг огненными глазами. Прямо у крыльца небрежной кучей была складирована остальная богатырская снасть: шлемы, щиты, доспехи, мечи, копья, луки и весь прочий металлолом, что необходим каждому уважающему себя дружиннику.
– Ну, ты даешь, Добрыня, – только и сказал я.
– А что такого?
– Ничего. Ничего такого, что меня удивило бы.
– Да, дела, – глубокомысленно сказал Алеша Попов. Явно у лесника научился.
– Да в чем дело-то, мужики? Я думал, пригодится вам. – Добрыня до сих пор совершенно искренне ничего не понимал.
– Железяки-то зачем приволок?
– Почему железяки? – обиделся Добрыня. – Никакие не железяки. Все по списку, все как положено, как в прошлый раз. Доспехи стеклопластиковые, непробиваемые, модифицированный вариант защитного костюма десантника. Копья антигравитационные, стрелы самонаводящиеся, мечи типа «кладенец Ж-4», энергоупорные, самозатачивающиеся, с ускорением удара до 25. Все по списку.
Тут уже я не выдержал. Ну сколько можно, на самом деле?
Для начала я выругался так, что могучие богатырские кони как один перестали пастись, вскинули головы и насторожили уши.
– Ты чего это? – спросил Добрыня.
– Так, – ответил я. – Просто так. Ради красного словца, чтобы выразить настроение. Ты бы хоть поинтересовался ради приличия, на какую планету и в какую эпоху направляешься.
– Планету я знаю, – сказал Добрыня, – Земля называется. Недоразвитая планета третьей ступени по шкале 2.
– Слаборазвитая, – поправил я. – А в целом отлично, просто восхитительно. Осталось всего ничего – поинтересоваться уровнем развития здешней цивилизации. Хотя бы одеждой и средствами передвижения.
– Некогда мне чепухой заниматься, – буркнул он. – Вечно ты, Паисий, все усложняешь, – глубокомысленно изрек он.
На эту реплику я не нашел, что ответить. Алеша Попов просто захрюкал, как здешний зверь свин. Я его вполне понимаю.
Пока мы так продуктивно общались, лесник Трофим хозяйственно ходил по двору, подбирая, подсовывая и расчищая. Пал Палыч возился с самоваром, значительно поглядывая на нас понимающими глазами. В наш инопланетный разговор они деликатно не вмешивались.
– Анечку жалко, – сказал я Алеше. – Оглоушил ее Добрыня гипервнушителем. У вас ведь с ней вроде как любовь намечалась?
Алеша поморщился.
– Вроде как, – сказал он. – Намечалась. А что дальше?
– Зеленых человечков рожать, – съехидничал я.
Зря, наверное. Бестактно получилось, ляпнул, не подумавши. Алеша насупился. Отвернулся.
– Ты же понимаешь, – сказал я. – Гипервнушитель – штука мощная, но не абсолютная. Про любовь свою она вроде как забудет, но всю жизнь теперь будет хотеть чего-то этакого, непонятного, что не может вспомнить и чего не может забыть. Впрочем, ты извини. Это, конечно, не мое дело.
– Да ладно, шеф, чего уж там, – миролюбиво сказал Алеша. – Ты сам говорил – глупо раскланиваться перед телеграфным столбом, если провода оборваны.
– Я много чего говорил. В смысле, всяких глупостей.
– Ничего, за девочку ты не переживай, – сказал Алеша через некоторое время. – Ничего страшного. Женщины всегда такие, всегда хотят чего-то этакого и непонятного. Даже без гипервнушителя.
Специалист.
И все-таки она его зацепила, это я тоже видел.
– Хорошо, закрыли тему. Давай работать, – сказал я.
А что я еще мог сказать?
Глава 3
– Пошли все вон, – сказал высокий человек в монашеской рясе.
Они все пошли. Не спрашивая, куда и зачем. По-военному. На раз-два-три. Быстро, четко и весело.
Всю свою жизнь, сколько он себя помнил, полковник Дробышев выполнял приказы и отдавал приказы. Уж он-то знает, что такое приказ. Дробышев почти не запомнил, как они снова форсировали вонючее болото, как возвращались в город на его служебной машине, за которой натруженно ревел защитного цвета автобус с омоновцами. Приказ вот помнил отчетливо и двигался как положено, согласно отданному распоряжению, а все остальное виделось ему словно в тумане.
Полковник пришел в себя в собственном кабинете. Он обнаружил, что сидит в кресле и держит в руках початую бутылку армянского коньяка, которую хранил для гостей. На столе перед ним стояли два чайных стакана. Напротив него расположился подполковник, командир областного подразделения ОМОН, человек, которого он никогда не понимал и слегка побаивался. Подполковник имел боевые награды, рваный шрам поперек щеки и красный цвет лица регулярно пьющего человека.
Дробышев потер лоб, крякнул, но ничего не сказал. Разлил коньяк в чайные стаканы. Омоновский командир достал из кармана три бутерброда с сыром, завернутые в промасленный газетный лист. Развернул его на хирургически чистом столе. Полковник опять крякнул и опять ничего не сказал.
Они так же молча выпили. Зажевали по бутерброду.
– Слушай, полковник, у тебя дети есть? – неожиданно спросил омоновец.
– Есть, – ответил Дробышев, – и внуки тоже есть.
– А у меня нет, – сказал подполковник. – Или, может, где-то и есть. Только я об этом не знаю.
– Может, еще узнаешь? – предположил Дробышев.
Подполковник внимательно посмотрел на него и покачал головой.
Они опять замолчали. Омоновец на этот раз разлил сам. Опять выпили не чокаясь, ровно на поминках сидели.
– Такое ощущение, как будто мне на голову насрали, – сказал подполковник. (Довольно грубое определение действия гипервнушителя, но по-своему верное, ничего не могу возразить.)
– Что говоришь? – не понял Дробышев.
– Насрали, говорю, – пояснил подполковник.
– Куда насрали?
– На голову. На самую что ни на есть макушку. Тебе насрали, а ты стоишь обтекаешь.
– Мне? – удивился Дробышев.
– И мне тоже, – сказал подполковник. – Мне еще больше.
– Почему это тебе большее? – Дробышев вроде даже обиделся.
Командир областного ОМОНа смотрел на него с сожалением. На его лице было видно все, что он думает по поводу умственных способностей районного милицейского начальства.
– Так получилось, – философски ответил он, разливая по стаканам остатки коньяка.
Расстались они прохладно. Подполковник небрежно сунул Дробышеву жесткую, широкую, как совковая лопата, ладонь и укатил со своими орлами. А Дмитрий Данилович пошел домой и выпил еще коньяка. Прямо из горлышка. Жена смотрела на него с удивлением. В отличие от многих милицейских чинов, пил Дробышев мало и редко. Впрочем, наученная горьким опытом, она промолчала. Он тоже ничего не сказал. Просто лег на диван, заложил руки за голову и уставился в потолок.
На диване полковник пролежал две недели. Поэтому дальнейшие события в городе прошли мимо него. Может, это и к лучшему. Для него – определенно к лучшему.
Все так же, не вставая с дивана, полковник отправил в область заявление об отставке и вскоре узнал, что его уволили в запас. Областное руководство не простило ему обещанного, но не найденного клада.
Впрочем, наследные сыроегинские клады его теперь не волновали. Его теперь ничего не волновало. Даже генеральские погоны уже не казались ему такими привлекательными. Ну, погоны, ну, лампасы на штанах, кабинет побольше и адъютант вместо секретарши. А по сути, те же самые тараканьи бега на выживание в пределах отдельно взятого управления. Где власть – это только возможность не пустить других на свое теплое место. И для чего ему это? Зачем ему подобные глупости? На шестом десятке прожитых лет, когда дети выросли, когда внуки – и те уже живут своей жизнью. Приезжая к деду, будто отбывают повинность.
Нет, нельзя сказать, что Дмитрий Данилович сильно задумался о том, что с ним случилось. Просто ему стало все безразлично. Он ел, спал, смотрел телевизор, пробовал читать книги, но все это без интереса. Бравый полковник очень быстро худел и старел лицом. Жена даже начала всерьез подозревать, что у него завелись глисты. Приводила на обследование врачей. Те качали головами, цокали языками, пытались гнать из Дробышева глисты, но так никого и не выгнали.
Даже эти садистские мероприятия бывший полковник переносил с долготерпением стоика, чем напугал жену еще больше.
Насколько я знаю, все переменилось следующей весной. Так же нехотя Дробышев поехал с женой на дачу и там остался. Неожиданно для себя и тем более для всех родных отставной полковник увлекся садом и огородом. Самостоятельно построил несколько теплиц, разработал хитрые системы полива и обогрева. Очень скоро его приусадебный участок в восемнадцать соток приобрел вид образцово-показательного хозяйства какого-нибудь американского фермера.
Он вставал с петухами и ложился спать на закате. Похудел, загорел, обветрился, а в глазах появился тот яркий блеск, который отличает фанатиков и подвижников. Впервые в жизни Дмитрий Данилович Дробышев, бывший полковник внутренних войск, чувствовал себя по-настоящему счастливым.
В свободное время, которого, впрочем, оставалось немного, Дмитрий Данилович любил ходить по соседним участкам и рассматривать, где, чего и как посажено. Всех соседей по дачным участкам он щедро и безвозмездно снабжал полезными советами и рекомендациями по части земледелия.
Скоро соседи начали считать его навязчивым идиотом.
* * *
До недавнего времени тайна МГА была одной из самых неразгаданных тайн планеты Земля. Аббревиатурой МГА в документах секретных служб разных стран обозначали Марьинскую геомагнитную аномалию. За отсутствием других, более подходящих названий.
Нет, конечно, никаких аномалий в Марьинске не водилось. Просто модное здешнее оружие, ракеты со всевозможными боеголовками, упорно не желали пролетать над Марьинским районом и обходили его стороной по всяким незапланированным кривым. Приборы пролетающих над районом самолетов тоже начинали слегка подвирать.
Почему это происходило, даже я не берусь объяснить. Хитрая штука этот редуктор причинно-следственных связей. Даже в неактивированном состоянии он способен влиять на окружающую среду с самыми непредсказуемыми результатами. Разрыв причины и следствия, никуда не денешься.
Местные армейцы тем более ничего понять не могли. Ну как тут не заинтересоваться спецслужбам? Количество шпионов в городе Марьинске давно уже превышало нормы, предельно допустимые для спокойного провинциального существования. Это было видно невооруженным глазом.
Насколько я знаю, первыми Марьинскую аномалию обнаружили летчики. Сначала гражданские. Со своими устоявшимися суевериями они восприняли все это как должное. Кому, как не летчикам, знать, сколько в окрестностях земли происходит всего необычного и необъяснимого?
Дальше в дело вступили военные. Сначала пилоты, а потом и ракетчики тоже обратили внимание на странное поведение приборов в здешних краях. Ракетное оружие тогда только-только начало появляться, всем мерещились вражьи происки, так что на сигналы с мест отреагировали молниеносно. Район засекретили, присвоили ему кодовое название «Территория-400» и приступили к исследованиям.
Правда, сами жители Марьинского района не знали, что они засекречены. К счастью для них. Не знали они и того, что за последние сорок лет здесь побывало по меньшей мере полсотни авторитетных комиссий, ученых экспедиций и исследовательских групп. Выводы у всех были достаточно похожие: что-то есть, а что – непонятно. Конечно, за столько десятилетий интерес к проблеме Марьинской аномалии поугас. Комиссии приезжали и уезжали, ученые головы спивались от провинциальной скуки и безнадежной кромешности проблемы, для ракет и самолетов давно проложили другие маршруты. Но тем не менее разработка «Территории-400» продолжалась.
Вот, пожалуй, и вся история с географией. Редуктор мы с Алешей благополучно изъяли и изолировали. Только, как оказалось, ставить точку на Марьинской аномалии рано. Потому что теперь во всю эту кашу замешался еще и старый пират Асмагил. Со своей бандой инопланетного сброда. Ну, неймется ему, хочется ему устроить в Галактике шурум-бурум с летальным исходом. Чтобы, значит, от имени его вздрагивало все живое. Мания величия, так это называют врачи. Я же говорил, клинический случай. Как раз для тюремной больницы.
Хотел бы я знать, что он дальше предпримет…
* * *
Давно это было. По здешним меркам – так очень давно. Лет восемьсот назад.
Тогда в здешних местах шла война. Хотя я бы скорее назвал это репрессиями в духе первобытно-племенных сообществ. Термин «война» все-таки предполагает организованные военные действия с двух сторон. А что касается организованного сопротивления, так здесь его почти не было. Широколицые всадники на лохматых лошадях, воняющие прогорклым жиром, грабили по округе города и деревни, жгли дома и уводили жителей в плен длинными связками.
Страшно тогда было в этих местах. И тоскливо. Везде пахло дымом и горелым человеческим мясом. Откуда-то налетели на поля целые тучи ворон. Эти здоровые наглые птицы обкладывали своими стаями по полгоризонта, хлопали крыльями и гадили на лету от обжорства. Их постоянное карканье прелести здешним пейзажам тоже не добавляло.
Нужно признать, что организованное демоном Асмагилом Кощеево царство для многих местных стало спасением.
Кощей по прозвищу Бессмертный – он сам приказал себя так величать, ничего собой, конечно, не представлял. Обычный боярин из местных, недалекого ума и непомерных амбиций. Плут, вор, подхалим и меланхоличный до остекленения пьяница. Марионеточный правитель игрушечного государства, на старости лет окончательно рехнувшийся от кромешности бытия. А вот стоящий за ним демон Асмагил был серьезной силой на здешней политической арене. После того, как он с Упырем В и Ящертом взял в клещи и за десять минут выжег из двух плазменных огнеметов целый татаро-монгольский тумен, налеты на поселения прекратились. Потом Асмагил расставил по границам царства стилизованных под местный фольклор биороботов, и страшные эти места захватчики окончательно начали обходить стороной, за исключением самых отчаянных батыров. Чьи головы потом скалили зубы на кольях, расставленных вдоль проезжих дорог. Кощей любил украшать свое царство таким образом. Старик вообще был ярко выраженным садистом и отличался любовью к дешевой театральности и бьющим в глаза эффектам.
Да, местные жители пресловутое Кощеево царство надолго запомнили. Что явствует хотя бы из древних сказок, где все время кого-то едят или, на худой конец, рубят друг другу головы.
Кощей, как настоящий интернационалист, своих непокорных тоже не жаловал. Благополучно развешивал на кольях рядом с татарами. Остальное лояльное население он даже подкармливал. Население было нужно демону Асмагилу. Кощеевы подданные бегали по полям и ловили для него ворон. Вороны и черепа – так запомнил здешний люд Кощеево царство. Царство страха, как называл его сам Кощей.
Сразу скажу, из-за ворон демон и заварил всю эту кашу.
Насколько я знаю, космический пират Асмагил непосредственно пиратством промышлял только в начале своей извилистой карьеры. Потом нашел для
себя более прибыльное и безопасное занятие: разграбление слаборазвитых планет, объявленных по закону запретными для проникновения зонами.
Естественно, никого не интересуют минералы или руды, которых хватает и на безатмосферных планетах. Самым дорогим в космосе была и остается органика. Мало ее в масштабах Вселенной, очень мало. И стоит она соответственно. Бизнес опасный и уголовно наказуемый, но исключительно прибыльный.
Аборигены часто сами не знают, какими богатствами располагают.
Другие критерии. Вот, например, здешняя птица ворона. Вроде дрянь птица, ни мяса, ни перьев, одно нахальство на голом месте. А стоит бешеных денег. Потому что в организме дрянь-птицы, как оказалось, содержится редкое вещество тагорин, незаменимое в парфюмерии. До сих пор его находили только у птицы тагор. Из-за него их почти истребили. У земных ворон тагорин обнаружили совершенно случайно. Лишнее доказательство того, что жизнь во Вселенной происходит из одного корня.
Но я сейчас не об этом. Наша парфюмерная промышленность настойчиво требовала жертв. Закон о запретных зонах двусмысленных толкований не допускал. Тогда за добычу тагорина взялись пираты. Всякую мелочь мы отогнали быстро. А вот Асмагил считался фигурой серьезной. Он имел несколько звездолетов, современную технику и большую команду. Прочно обосновался в промысловых местах. Очертил границы, провел административное деление, для успокоения масс поставил номинального главу. А главное, хорошо замаскировался под прикрытием местных преданий. Действовал уже не своими руками, просто помогал здешнему правителю по его настоятельной просьбе.
Я помню, вступив в союз с Асмагилом, новоиспеченный князь Кощей рехнулся быстро и окончательно. Каждый день с утра пораньше накачивался недобродившим пивом, а потом, под парами, выдавал такие государственные указы, что его подданные только крякали в предчувствии очередной всеобщей порки с «отрубанием голов дерзостных и членов ненадобных». Царя Кощея тоже можно понять. Постоянно видеть перед собой жуткие рожи бандитов Асмагила – тут и более трезвый муж бы не выдержал. Один Ящерт чего стоит. Холодная логика этих разумных земноводных рептилий вообще малопонятна для людей, а откровенно выраженные плотоядные наклонности обаяния ему не добавляют. Пограничные биороботы – Леший, Кикимора, Водяной, Соловей-разбойник, Змей Горыныч и старик Морок, настоящая нечистая сила, сконструированная на подпольном биозаводе по заказу Асмагила за большие деньги, тоже не добавляли оптимизма в его нетрезвую жизнь. Кощей и сам их боялся как огня.
В общем, князь Кощей был твердо уверен, что, связавшись с залетным демоном, загубил свою душу бесповоротно, поэтому одно-другое лишнее свирепство уже ничего не изменит. Гореть ему в аду синем пламенем, так хоть погуляет напоследок перед геенной огненной.
Потом мы с Алешей все это коммерческо-криминальное безобразие пресекли, конечно. Асмагила отправили куда положено, команду его частью выловили, частью разогнали, а Кощея разжаловали из князей обратно в бояре. Что с ним стало, я не в курсе. Думаю, его подданные, до оскомины наловившиеся ворон, сами о нем позаботились. Наверняка нашелся на него какой-нибудь добрый молодец. А добрые молодцы, как известно, народ лютый и, по младости лет, безжалостный.
* * *
Говорить в вертолете было невозможно. Слишком шумно и тряско. Аня сунулась было с докладом, но высокое начальство только вяло махнуло рукой. Мол, сиди уж, чего уж там.
Ее непосредственный начальник, майор Трошкин, рукой не махал, но его тяжелый взгляд обещал многое. Но ничего хорошего. А в чем она виновата? И что вообще происходит?
Нет, она ничего не понимала. Словно в тумане все. Смутно вспоминалось болото, деревянный дом лесника, какие-то вооруженные люди. Выходит, она тоже была на этом болоте, но зачем? Незачем ей там быть.
Когда Трошкин приказал ей следить за приезжим экстрасенсом, она восприняла это задание как легкое. Мало ли перевидала она подобных чудаков, специалистов по запудриванию мозгов. В том числе и себе. Себе – в первую очередь.
Ну следила. Ну и что?
Ничего. Настолько ничего, что даже страшно. Неуютно как-то. Словно провал. Словно взяли и стерли кусок памяти. Ерунда, конечно, разве такое возможно? Никак не возможно, уж кому знать, как не ей.
Сидя на жесткой откидной скамейке в салоне вертолета, Аня пыталась взять себя в руки и сосредоточиться. Это у нее не получалось. Перед глазами лишь отчетливо возникали огромная фигура и красивое, мужественное лицо с детскими голубыми глазами. Она сосредоточенно пыталась вспомнить, где она видела этого человека. Вспомнить не удавалось. Только было стойкое ощущение, словно она потеряла что-то важное и очень хорошее.
Отвернувшись от руководства, старший лейтенант смотрела через иллюминатор на землю. С высоты все казалось игрушечным. Блестела на солнце извилистая лента речки Марьи, домики села Оладушкино смотрелись сверху как спичечные коробки. Церковь на окраине села, поля, лес. Вон сразу за деревней полетел над лесом Змей Горыныч, лениво махая крыльями, как голубь, обожравшийся на помойке…
Стоп! Какой Змей Горыныч? Аня вздрогнула и на миг закрыла глаза. Потом осторожно открыла.
Ерунда, конечно. Померещилось. Нервы. В отпуск ей пора, вот что. На Черное море, на белый песок, под горячее солнце юга. Две недели назад, на рынке, она и купальник видела подходящий. Дорогой, правда, но стильный, как будто фирменный. Продавец еще скидку обещал. Лично ей.
Через полчаса они прилетели. Вертолеты приземлились на тайном военном аэродроме, о существовании которого в области мало кто знал, но все догадывались.
Спецназовцы быстро выгрузились и удалились, громко топая тяжелыми ботинками по бетонным плитам.
На взлетной полосе остались только высокое начальство и Трошкин с Аней.
Генерал-майор Кабзюк, человек в органах известный, легендарный диверсант-разведчик времен «холодной войны», топтался на бетоне и оглядывался вокруг с видом маленького ребенка, уснувшего дома, а проснувшегося в дремучем лесу. Странный взгляд для сурового генерал-майора государственной безопасности. Нехарактерный. На лице у него было написано искреннее непонимание того, что он тут делает и что тут вообще происходит.
Подполковник Черный, его референт, тоже не понимал. Но по его лицу было видно, что он поймет и сделает выводы. Со всеми вытекающими последствиями. Для многих. А для здесь присутствующих – в первую очередь. Где, значит, вакантная должность начальника районного отделения? В Нарьян-Маре? Хороший климат, бодрящий, холодильник можно с собой не везти…
Ушлют куда-нибудь, как пить дать ушлют к черту на кулички охранять от врагов внешних и внутренних берега Северного Ледовитого океана, обреченно думал Трошкин. Что, собственно, случилось и почему его должны услать куда подальше, Трошкин тоже не понимал. Но от этого было не легче. Еще хуже. Как туман в голове.
Это неудивительно. От себя могу добавить, что любой гипервнушитель побочным действием все-таки обладает. Что бы ни говорили о гуманности этого вида оружия, чувствуешь себя после него как пыльным мешком по голове получил.
Когда Добрыня приказал им всем убираться и все забыть, забыли они не все. Только главное. Какие-то обрывки все равно остаются в памяти. Это как заноза в пальце: найти не можешь, но постоянно ею обо что-то цепляешься. По себе знаю.
Генерал Кабзюк сделал три шага вперед и три назад. Опять задумчиво остановился, сосредоточенно разглядывая пыльные бетонные плиты аэродрома. Подполковник тоже внимательно изучил бетонный рисунок.
