- Понимаете, он, собственно, сюда не придет... - А где его можно найти? - Как вам сказать... Я точно не знаю... Но если нужно, я сама могу ответить на ваши вопросы. - Ну, конечно! Если вы не против, мы будем записывать нашу беседу на пленку. Это получится естественно и непринужденно. Говоря это, один репортер установил магнитофон, а второй, поговорив в микрофон: "Раз-два-три, даю пробу", начал: - Мы находимся в городской конторе по составлению названий. В той самой конторе, где родился новый замечательный почин, о котором сегодня пишет газета и говорят во всех учреждениях Шумиловска. У нашего микрофона управляющая конторой Зинаида Васильевна Примерова. Расскажите, пожалуйста, Зинаида Васильевна, как в вашем коллективе родилась идея закрыть вашу контору. - Мысль упразднить наше учреждение родилась у нас не случайно. Мы много думали об этом, советовались, взвешивали...
      17 ...- даже самые приблизительные подсчеты показывают, что ликвидация ненужных контор и устаревших учреждений может дать государству огромную экономию средств, высвободит большое количество специалистов, занятых сейчас во всякого рода промежуточных бесполезных инстанциях... - Голос Примеровой звучал по радио, и Сычкин слушал ее выступление, нервно расхаживая по комнате. - ...Вот почему наш коллектив решил просить вышестоящие организации о закрытии Горназа. - Ну, Борис Петрович, поздравляй! - воскликнул, входя в кабинет, Рыбацкий. - С чем? - Как с чем? Во-первых, Горназ закрывают, а мы, значит, остаемся. А во-вторых, уговорил я знаменитого Фигуркина. Он согласен. - На что согласен? - Работать у нас. - Ты что, Рыбацкий, шутишь? Но упоенный успехом Рыбацкий не заметил, как побагровел его начальник. И вопрос его он растолковал так, что, мол, Сычкин просто не в силах поверить такой удаче. - Честное слово, уговорил! Ты еще, Борис Петрович, Рыбацкого не знаешь! - Да кому он нужен, твой Фигуркин? - закричал управляющий. - Да я его за миллион рублей не возьму. Сегодня по его почину Горназ закрыли, а завтра он у нас почин устроит? Да это же не работник... Это... Это бомба замедленного действия! - четко сформулировал Сычкин.
      18 Осенний дождь сбивал с деревьев последние осенние листья. Фигуркин отряхнул плащ и с небольшим чемоданом в руках вошел в подъезд музея. - Давненько вы у нас не показывались! - сказала билетерша у входа. - В отъезде были? - Вот именно. Он прошел по залам и, как обычно, присоединился к группе экскурсантов. Девушка рассказывала о картинах, и он снова слушал ее голос. - Ну вот и все, товарищи! - сказала она. Экскурсанты разошлись, и впервые за все время Костя и девушка, которую Фигуркин называл Леной, по-настоящему остались вдвоем. - Здравствуйте, - подошла к Фигуркину девушка. - Почему вы так долго не приходили? - А разве вы меня знаете? - удивился Костя. - Конечно. Вы тот самый Фигуркин. И вы были у нас в музее двадцать три раза. - Двадцать четыре, - уточнил Костя. - Значит, я вас не сразу заметила. Почему вы так долго не приходили? - Я работаю теперь в другом городе. Ну и вот... приехал повидать вас. - И очень хорошо сделали. Меня зовут Тоня. А далеко вы теперь работаете? - Меня зовут Костя. И работаю я недалеко. При желании часа за три можно добраться. - Поездом? - Самолетом...
      Они шли по улице. И дождь, отступая перед ними, переставал моросить... - А когда вы уезжаете? - Еще нескоро. Ночью. - Жаль. Я думала, вы к нам надолго приехали. - Так я еще приеду! Надолго приеду. Насовсем. Вот только кончу работу над одним интереснейшим прибором - и приеду. - А что это, если не секрет? - Я, Тоня, знаю, кажется, как сделать такой прибор, который будет абсолютно точно определять, годится ли человек для той должности, которую он занимает, или нет. Понимаете? - Понимаю, что у вас скоро начнутся новые неприятности. Костя рассмеялся. - А вот тот самый магазин уцененных товаров, где я купил тогда ВКУС. Зайдемте? Может, там еще что-нибудь интересное найдется. А в магазине было все по-прежнему. Те же картины, те же люстры и те же юные продавцы, без устали оттачивающие искусство игры в настольный теннис. - Пусть победит сильнейший! - сказал Фигуркин. - Спасибо! - дружно ответили продавцы, не прекращая игры, но стараясь быть взаимно вежливыми с покупателями. Костя огляделся. Вместо громоздкой мебели повсюду были расставлены разногабаритные уцененные телевизоры. И со всех экранов, больших и малых, неслась какая-то очень модная, но явно уцененная песня. - А сейчас, - сказал диктор, - прослушайте выступление начальника главного управления по ликвидации ненужных учреждений. И на всех экранах, больших и малых, появилась красивая, мило улыбающаяся Примерова. - Все шире и шире, - начала она, - развертывается движение за закрытие излишних инстанций и ненужных учреждений. Достаточно сказать, что только за последнее время у нас в Шумиловске закрыты контора по составлению названий, контора по составлению наименований и ряд других подобных контор. Огромную поддержку в этом важном и серьезном деле оказывают нам сами работники ненужных учреждений... Примерова, как всегда, была на уровне и говорила легко и гладко... - Теперь, Тоня, вы понимаете, над каким важным прибором я работаю? серьезно спросил Костя. - Понимаю, - так же серьезно ответила Тоня. - Это, наверное, один из самых нужных приборов... Только нельзя ли его сделать поскорей? - Я постараюсь, Тоня, я обязательно постараюсь...
      ПОСЛЕДНЯЯ ГИПОТЕЗА
      Это произошло со мной не то в Париже, не то в Чикаго. Во всяком случае, это было на Западе, где и случаются разные неприятные истории. Я не знаю почему, но меня всегда раздражал один из самых известных антропологов, доктор со странной двойной фамилией Гааль-Пеерин. То ли он был чересчур придирчив и педантичен, то ли слишком демонстративно показывал, что считает дураками всех своих коллег, а это было явно несправедливо, если учесть, что я в то время тоже занимался антропологией. Так или иначе, минуты, проведенные в обществе доктора, не были лучшими минутами моей жизни. - Я хочу поделиться с вами одной мыслишкой, - сказал мне в тот день Гааль-Пеерин. - Вам не кажется, что во фразе "Человек произошел от обезьяны" есть неточность? - Неточность? - переспросил я. - Но ведь каждый школьник знает, что мы произошли от антропоидов и обезьяны наши ближайшие родственники. - Родственники - это тоже неточно! - ворчливо возразил Гааль-Пеерин. Мы сидели в ресторане, и послушные роботы бесшумно обслуживали нас. К ним не нужно было обращаться с просьбами, они сами угадывали или, вернее, предугадывали все, что вы могли захотеть. Любое, даже подсознательное желание, едва появившись в мозгу человека, радиоволнами передавалось роботу, и тот немедля приступал к его исполнению. И нередко еще за минуту до того, как вы начинали ясно сознавать, что именно вам хочется, ваше желание оказывалось уже исполненным. - Пусть это не оскорбит ваших родственных чувств, - продолжал доктор, - но я начинаю подозревать, что мы произошли не от обезьян, а только благодаря им. - Не понимаю, - сказал я, пожав плечами. - Это естественно, - криво улыбнулся Гааль-Пеерин. - Но я постараюсь говорить понятным для вас языком. Надеюсь, вы допускаете, что на этой планете до нас уже существовали другие, дочеловеческие цивилизации, бесследно исчезнувшие в результате неизвестных нам катастроф и потрясений? - Конечно! - согласился я. - Это делает вам честь, - сказал доктор и засмеялся своим скрипучим отвратительным смехом. - Так вот, я обнаружил многочисленные остатки одной из таких цивилизаций и установил причины, по которым она погибла. Представьте себе, что в относительно давние времена, порядка двухсот двухсот пятидесяти тысяч лет назад, обезьяны были совсем не такими, какими мы их видим теперь. Они находились на гораздо более высоком уровне развития, чем сегодняшнее человечество. Естественно, они передвигались только на задних конечностях, способны были проделывать руками какую угодно работу и, отличаясь атлетическим телосложением, увлекались наукой и спортом. Их возможности были так велики, что они смогли создать для себя более совершенных роботов, чем до сих пор удалось нам. Вполне закономерно, что этих роботов они сконструировали по своему образу и подобию. Другими словами, те, кого мы называем человекообразными обезьянами, создали обезьяноподобных роботов. Эти выведенные искусственным путем в лабораториях киберы так мало отличались от живых существ, что были способны даже к самовоспроизводству. Итак, наступил золотой обезьяний век. Роботы проделывали за них всю работу, как физическую, так и умственную, а обезьяны, не зная никаких забот, круглосуточно наслаждались жизнью. И постепенно изнеженное, позабывшее труд общество обезьян стало превращаться в общество тунеядцев. Представьте себе планету, по которой бродят полчища тунеядцев, думающих только о том, как бы развлечься! Обезьяны, согласно их последней моде, бросили бриться и стали отращивать дурацкие хвосты. Не занимаясь больше умственным трудом, они начали тупеть, глупеть и, чтобы хоть чем-то занять отвыкшие от работы руки, приучились ходить на четвереньках. Так погибла одна из величайших на нашей планете цивилизаций. И, увидев, что цивилизация погибла, обезьяны плюнули и ушли в джунгли. - А роботы? Что стало с их роботами? - Вы еще более недогадливы, чем я думал. Роботы сначала тоже опустились и так одичали, что стали жить в пещерах и питаться сырым мясом. Ну, а потом они все-таки взялись за свой искусственный ум, начали усиленно прогрессировать и допрогрессировались до того, что назвали себя человеками и изобрели собственных роботов. - Не хотите ли вы сказать, что мы кончим так же, как обезьяны?! воскликнул я. - А почему бы и нет? По секрету скажу вам, я уже замечаю эти ростки будущего у некоторых моих знакомых! При этом доктор Гааль-Пеерин опять скрипуче засмеялся и посмотрел на меня так, что мне мучительно захотелось швырнуть в него чем-нибудь тяжелым. И в то же мгновенье массивная пепельница с треском опустилась на лысину Гааль-Пеерина. Послушный робот, как всегда, быстро и точно исполнил желание человека.
      ПОРОШОК ПРОФЕССОРА ГУТЕНМОРГЕНА
      Не позволяйте детям играть со спичками. Народная мудрость
      Профессор Гутенморген слыл мрачным, неразговорчивым человеком. Целыми днями он сидел в лаборатории, оборудованной в его небольшом особняке, прятавшемся за высоким забором от любопытных взоров. Жил он один, ни с кем не общался и нигде не бывал. Только в те ночи, когда небо затягивалось тяжелыми тучами, моросил дождь или ревела буря, гром гремел, во мраке молния блистала и по улицам проносились резкие порывы ледяного ветра, - только в такие ночи профессор Гутенморген выходил погулять. Никто в точности не знал, над чем он работает, и о его загадочном изобретении ходили самые противоречивые слухи. Я лично знал о его изобретении не более, чем другие, хотя мы и были знакомы с далеких студенческих времен. Объяснялось это тем, что встречались мы с бывшим однокашником нерегулярно и последний раз виделись 35 лет назад, на выпускном вечере. Вот почему я был несколько удивлен, когда в два часа ночи раздался звонок телефона и я услыхал неприятный и в то же время знакомый голос. - Ты сможешь приехать сейчас ко мне? - сразу же спросил Гутенморген таким тоном, будто мы расстались час тому назад. - Конечно! - не растерявшись, ответил я и через пятнадцать минут уже подъезжал к его особняку на темной безлюдной улице. Если бы знать, как страшно окончится это посещение! Если бы человечество догадывалось, что это его последняя спокойная ночь! Но человечество мирно спало, а я, нажимая кнопку звонка, испытывал только любопытство. Дверь бесшумно отворилась и так же бесшумно закрылась за мной, едва я вошел. В ярко освещенном холле никого не было. Я огляделся по сторонам и увидел лестницу и стрелку с надписью "Сюда". Лестница привела меня к другим дверям, на которых также было написано "Сюда" и которые открылись до того, как я к ним прикоснулся. Следуя указующим надписям, я прошел длинную анфиладу комнат, отмечая про себя одно странное обстоятельство: во всех комнатах царила такая подозрительная, такая стерильная чистота, что это даже давило и угнетало... Но вот, наконец, отворилась последняя дверь, и я увидел Гутенморгена. Со времени нашей последней встречи он как-то странно изменился: облысел, сгорбился, покрылся морщинами и вообще, так сказать, скукожился. И еще я обратил внимание на то, что руки у него неестественно чистые, такие чистые, будто он их моет по нескольку раз в день... Но я сделал вид, что ничего не заметил, и бодро воскликнул: - Хелло! - Извини, но у меня нет времени здороваться, - сказал профессор. - Я позвал тебя, чтобы рассказать о своем изобретении. Тридцать пять лет я работал над ним! Тридцать пять лет!!! Вы все за это время стали знаменитыми, богатыми, а я все трудился и трудился. Но теперь работа завершена! - И что же ты изобрел? - Не перебивай. Если ты помнишь, когда мы учились в колледже, электрических бритв еще не было. И вот однажды, взбивая мыльную пену, я подумал: а нельзя ли сделать такой порошок, который бы давал пены в десять раз больше обычного? И через год я сделал такой порошок. А еще через пять лет у меня был порошок, пенившийся в сто раз сильнее обычного. И тут моя работа зашла в тупик: что я ни придумывал, мыльный порошок сильней не пенился. "Неужели это предел? - мучительно думал я долгими зимними ночами. Неужели я настолько бездарен, что не смогу заставить порошок пениться еще больше?" Отчаяние овладело мной, и я готов был покончить самоубийством. Я пошел к морю и, перед тем как кинуться в пучину, бросил прощальный взгляд на бушующий подо мной прибой. И тут гениальная догадка озарила меня. Ты, конечно, видел, как пенится морской прибой, но, конечно, ни разу не думал: каким образом морская вода, в которой нет мыла, делает пену? А я задумался над этим загадочным явлением и сразу понял, что нашел выход из моего тупика. Двадцать пять лет потратил я на то, чтобы отыскать в морской воде необходимый мне элемент, делающий пену без мыла. И когда я нашел его, выделил и соединил с мылом, - я получил тот самый невероятный результат, который назвал "эффектом Гутенморгена". С этими словами он достал из сейфа стеклянную банку, на которой еще сохранилась этикетка "баклажанная икра", и гордо поставил передо мной. - В этой банке, - сказал он, - находится порошок, один миллиграмм которого может дать столько пены, что ее хватило бы на пять лет для парикмахерских и банно-прачечных комбинатов земного шара. - Ты осчастливил человечество! - искренне воскликнул я. - А мне плевать на человечество! - закричал Гутенморген. - Я хотел доказать себе, что могу то, чего никто не может. И так как ты самый знаменитый из нашего выпуска и поэтому я ненавижу тебя больше всех, - я покажу именно тебе мое изобретение. Пойдем! С этими словами он схватил меня за руку и потащил в соседнюю комнату, где находился небольшой - в сто квадратных метров - бассейн. Бассейн был пуст. Гутенморген, достав из банки микроскопический кристаллик порошка, бросил его на дно и направил на него сильную струю воды. В одно мгновенье бассейн наполнился невероятно пушистой пеной. - Грандиозно! - воскликнул я. -Ага! - торжествующе закричал Гутенморген. - Теперь ты понимаешь, кто из нас действительно гений?! - Глаза профессора горели безумными огнями. Смотри! - и он швырнул в бассейн целую пригоршню волшебного порошка. Смотри! И тотчас все помещение до потолка заполнилось пеной, мощный поток закружил нас, распахнув двери, понес за собой и, протащив по всем комнатам, выбросил на улицу под проливной дождь. - Порошок! Мой порошок! - в ужасе закричал Гутенморген. Но было поздно. Банка, выскользнув из рук профессора, разбилась, и целый килограмм этого взбесившегося порошка оказался на свободе. Уже через секунду взбитая струями дождя мыльная пена, сметая все на своем пути, хлынула в город. И первой жертвой своего изобретения оказался профессор... Какое-то время над пеной еще мелькали его невероятно белые руки. А потом исчезли и они... Я очнулся на крыше самого высокого небоскреба. Внизу бушевала затопившая город пена, и до самого горизонта простиралось пенное море... И только один я знал, что произошло. По радио каждые десять минут сообщали о движении пены, и с каждым сообщением становилось все страшней. Пена стремительно распространялась по земному шару. Ученые всего мира лихорадочно искали средство для спасения и не могли его найти. Я понимал, что человечество погибнет, ибо знал, что эта пена способна сохраняться годами, и, пока она высохнет, на земле исчезнет все живое. Я сознавал, что спасенья ждать неоткуда, и смотрел на поразительно мирное бескрайнее море, колыхавшееся внизу. Нереальность, сказочность этой картины подчеркивали еще мыльные пузыри, которые возникали из пены и разноцветными стаями плавали над морем. И вдруг меня осенило: мыльные пузыри - вот что нас спасет! - Хватайтесь за соломинки! - закричал я. - Хватайтесь за соломинки и пускайте мыльные пузыри! И утопающие схватились за соломинки и при помощи этих соломинок стали выдувать из пены мыльные пузыри. Казалось, перед своим концом человечество впало в детство. Пузыри, переливаясь всеми цветами радуги, отрывались от земли и улетали ввысь, в бесконечность космоса, к далеким чужим звездам. А три миллиарда людей день и ночь, без отдыха, пускали мыльные пузыри. И так как каждые десять секунд три миллиарда мыльных пузырей покидало земной шар, пены оставалось все меньше. Да, в борьбе человечества с пеной победил Человек. И теперь нам стала еще дороже наша старая, но вымытая с мылом, выстиранная планета Земля.
      К ЗВЕЗДАМ
      Звездолет, носивший гордое имя "Передовик космоса", с несусветной скоростью приближался к намеченной цели. До планеты, в самом названии которой "Ж2-2Н-39" было что-то манящее, лететь оставалось всего пять лет. Электронные пилоты, управляемые электронным мозгом, уверенно вели корабль, до отказа набитый электронной всячиной. А экипаж звездолета, погруженный электронными сонидами в глубокий многомесячный сон, мирно спал в сонариуме. Заботливые роботы раз в неделю осторожно переворачивали спящих с одного бока на другой и на цыпочках удалялись в аккумуляторную подзаряжаться. Раньше в обязанность сонидов входила также демонстрация всякого рода развлекательных снов. Но однажды космонавты пришли к выводу, что просмотр таких снов - пустая трата времени. Пока смотришь - вроде интересно, а проснешься - и поговорить не о чем. Какие серьезные проблемы поднимаются в этих снах? Чему эти сны могут научить? Ничему! А так как большую часть полета космонавты проводят в состоянии она, то просто преступно подобным образом разбазаривать дорогое время! Можно было, конечно, организовать показ каких-нибудь научно-популярных снов из цикла "Сокровища наших музеев" или "Стройки Большой физики". Но ведь сны быстро забываются. И вот самые передовые члены этого передового экипажа решили овладевать во время сна новыми профессиями и знаниями при помощи ультрагипнопедии, то есть скоростного обучения во сне. И теперь, пока космонавты спали, электронные начетчики монотонно нашептывали им в уши лекции. И каждый раз после пробуждения звездолетчики с радостью обнаруживали, что они овладели такими новыми знаниями, о которых даже не подозревали, укладываясь спать. Каждый изучал то, что ему хотелось. Шеф-повар, например, посвятил свой сон изучению истории поэзии (от древних стихов, авторы которых никому не известны, до тех современных авторов, чьи стихи также никому не известны) и, просыпаясь, говорил исключительно стихами. Причем информация, полученная с помощью ультрагипнопедии, закреплялась очень прочно. Поэтому астробиологу, выучившему во сне ради спортивного интереса Большую Всемирную Энциклопедию со всеми орфографическими и прочими ошибками, пришлось здорово поспать, чтобы переучиться. Вероятно, существовала связь между той скоростью, с которой звездолет перемещался в Пространстве, и невиданной быстротой, с которой овладевали наукой люди, спавшие в этом звездолете. Знания усваивались с невероятной, буквально космической, скоростью. Стоило вздремнуть - и вы уже умели говорить по-английски. Главный механик, пройдя без отрыва от койки консерваторский курс обучения по классу скрипки, едва проснувшись, впервые в жизни взял в руки музыкальный инструмент и заиграл на нем, как сам Давид Ойстрах. А геолог до таких тонкостей изучил во сне молекулярную физику, что, даже не просыпаясь, делал ряд важных открытий и, внеся ценный вклад в науку, обессмертил свое имя задолго до пробуждения. Да, теперь астронавты настолько продуктивно опали, спали с таким высоким коэффициентом полезного действия, что те часы, когда они бодрствовали и трудились, казались им напрасно потерянным временем. Поменьше работать и побольше спать - вот к чему стремились теперь самые передовые члены экипажа. А звездолет продолжал свой путь...
      РАССКАЗ СО СЧАСТЛИВЫМ КОНЦОМ
      Все началось с того, что Петр Иванович Подсвечников однажды ночью увидел странный сон. Я полагаю, что это случилось именно ночью, потому что, если Подсвечникову и удавалось иногда вздремнуть днем, он все равно снов не видел. То ли мешало дневное освещение, то ли на работе не было подходящих условий для полноценного сна со сновидениями, но реально рассчитывать на интересные сны можно было только ночью. Так вот ночью и приснилось Петру Ивановичу, будто он гуляет по выставке кибернетических машин. В одних залах экспонировались обычные кибернетические устройства, умеющие только читать, писать, считать, переводить и заниматься перспективным планированием. В других залах были выставлены электронные шахматисты, способные предусматривать все варианты, которые могли возникнуть на шахматной доске, на 40 ходов вперед. После первого же хода противника дальновидные аппараты мгновенно производили сложнейшие расчеты и в зависимости от ситуации или предлагали сдаться противнику, или, не теряя времени, сдавались сами. Иногда проводились турниры, в которых электронные шахматисты из одного зала сражались с аппаратурой из другого зала. Впрочем, это только так говорится - сражались. Обычно кибернетические гроссмейстеры соглашались на ничью еще до первого хода. Но все это была, так сказать, техника на грани фантастики. А в следующих залах находилась техника, перешагнувшая эту грань. Там были выставлены невероятные киберы, способные делать все, что делают люди. Они умели даже допускать ошибки, на которых другие самообучающиеся роботы тут же учились. Вот по какой выставке бродил во сне Подсвечников. А экскурсоводом Подсвечникова был интеллигентный, модно одетый молодой человек. Он пространно отвечал на все вопросы Петра Ивановича, и, когда тот случайно чего-нибудь не понимал (а он случайно не понимал абсолютно ничего), молодой человек терпеливо повторял объяснения до тех пор, пока Подсвечников, хотя бы из вежливости, не начинал понимать. Если бы этот гид не был таким предупредительным и симпатичным, Петр Иванович поклялся бы, что гида зовут Евгений Алексеевич Кожин и что он работает юрисконсультом в руководимом Подсвечниковым тресте. Сходство было необыкновенным. Но даже во сне Петр Иванович не мог спутать вежливого гида с горластым, вечно критиканствующим Кожиным. Три часа подряд молодой человек водил Петра Ивановича по выставочным залам и только потом сообщил ему, что он вовсе не молодой человек, а робот, созданный ради рекламы специально для этой выставки. - Как это - робот? - удивился Петр Иванович. - Почему же вы не железный? - Железные роботы - это вчерашний день, - вежливо улыбнулся нежелезный гид. - Теперь нас делают из тех же материалов, что и настоящих людей. Можете пощупать, это разрешается, - и он протянул руку. Петр Иванович пощупал. Рука была теплой и упругой. "Разыгрывает! Ой, разыгрывает! - решил Подсвечников. - Не зря он так похож на Кожина". - А почему вы думаете, что вы не человек, а именно робот? - Хотя бы потому, что я не думаю вообще. Понимаете, не мыслю. - Ну да, не мыслите! А как же вы беседуете, объясняете и вообще действуете? - Все мои действия запрограммированы. Мне не нужно думать. - Но ведь я не могу проверить, думаете вы в действительности или нет. Правда? А как еще вы можете доказать мне, что вы робот? Чем вы отличаетесь от человека? Например, от меня? Гид как-то странно посмотрел на Подсвечникова и так же вежливо, как и прежде, сказал: - А почему вы полагаете, что вы человек, а не робот? От этого неожиданного вопроса Петру Ивановичу стало так неприятно, что он на минуту проснулся, потом перевернулся на другой бок и снова уснул. И как только он уснул, опять появился гид и с мягкой настойчивостью повторил свой вопрос: - Как вы можете доказать, что вы человек? - Очень просто, - снисходительно ответил Подсвечников. - Если бы я не был человеком, я бы, например, не мог руководить трестом. - Это не доказательство. Разве нельзя создать робота и запрограммировать его так, чтобы он возглавлял трест? Вполне возможно. - Но я точно знаю, что появился на свет естественным путем. - Вы не можете этого знать, ибо ни один человек не помнит момента своего рождения. - Ну и что? Зато я помню детство, ясли, детский сад... - Память и воспоминания тоже можно создать искусственным путем. - Но у меня есть свидетельство о рождении, трудовая книжка... Посмотрите, наконец, мое личное дело! - Я смотрел. Ни в одной графе личного дела не сказано, что вы человек... "Тьфу ты, черт! - подумал Подсвечников, окончательно просыпаясь. - Не надо было мне так поздно ужинать". Возможно, он и забыл бы это малоприятное сновиденье, если бы не Кожин, с которым он столкнулся, как только пришел на работу. При виде Кожина Петр Иванович тотчас вспомнил и кибернетический музей, и молодого человека, вернее, молодого робота, ну, в общем, гида, задавшего ему такой нелепый вопрос: "Как вы можете доказать, что вы человек?" Он вспомнил все это и как-то даже огорчился, что он, Подсвечников, хоть это происходило только во сне, не мог дать достойной отповеди жалкому экскурсоводишке. И, испытывая странное удовлетворение (какое мы все испытываем, найдя остроумный ответ на заданный нам три дня назад ехидный вопрос), Петр Иванович стал придумывать едкое и хлесткое замечание, которое сразу бы поставило на место зарвавшегося робота. Но такой ответ почему-то не придумывался. Вернее, ответов было много. Но на каждый убедительный ответ находилось еще более убедительное возражение. Причем Петру Ивановичу казалось, что выдвигает эти возражения не он сам, а все тот же гид. - Человек - это звучит гордо! - провозглашал Петр Иванович. - Совершенно с вами согласен, - вежливо кивал головой собеседник. - Но это еще не значит, что именно вы - человек. Подсвечников решил изменить тактику. - А в чем, по-вашему, основное отличие робота от человека? - Роботу все равно чем заниматься. - Вот видите! А мне не все равно. - В таком случае почему вы и в животноводстве подвизались, и в кинофикации руководили, и в торговле? - Гм... А чем еще отличается робот от человека? - Отсутствием интереса к конечному результату своей деятельности. - Ага, отсутствием! А у меня - наличие. - Наличие чего? - Наличие интереса. - Нет, к сожалению, у вас именно отсутствие наличия и, наоборот, наличие отсутствия. - Нет, у меня наличие наличия и отсутствие отсутствия. Потому что, если бы у меня было отсутствие наличия, я бы не говорил, что у меня наличие отсутствия... Игра в ничего не значащие слова была так хорошо знакома Петру Ивановичу, что тут он бы наверняка выиграл. Но в эту минуту Подсвечников вспомнил, что он, в сущности, спорит сам с собой. А самому себе он, конечно, мог признаться как в отсутствии наличия, так и в наличии отсутствия настоящего интереса к результату своей деятельности. - Ну, хорошо, вот вам еще одно доказательство того, что я человек. Вы мне приснились. Так? Следовательно, я вижу сны. А роботы снов не видят. Вот! - Только сами роботы могут знать, видят они сны или нет. Да, спорить с гидом становилось все трудней, и в конце концов в запасе у Подсвечникова оставались только такие дамские аргументы, как: 1. "Если вы сами робот, то не думайте, что все тоже роботы". 2. "Кто вы такой, чтобы я перед вами отчитывался?" И наконец: 3. "А я вообще не желаю разговаривать в таком тоне". И когда Петр Иванович уже собирался пустить в ход эти жалкие фразы, зазвонил телефон: Подсвечникова срочно вызывали на совещание в главк. Но и по дороге в вышестоящую организацию и во время совещания Подсвечников продолжал обдумывать свой разговор. И обдумывание сводилось к тому, что он постепенно привыкал к мысли, что, может быть, он действительно робот. Ну, может, не совсем робот, а так вроде как бы робот. А может, и совсем. Наука дошла до того, что все возможно. И вдруг Петр Иванович услыхал свою фамилию. И хоть он, погруженный в невеселые думы, не слыхал, о чем говорили до этого, но по одной только интонации, с какой его фамилия была произнесена, он почувствовал: сейчас с него будут снимать стружку. И не ошибся. Стружку снимали толстыми слоями. Подсвечникова обвиняли и в безынициативности, и в бездумности, и в равнодушии. И каждое обвинение еще и еще раз доказывало, насколько прав был кибернетический гид в своих предположениях. А начальник главка прямо сказал, что он впервые видит работника, который бы так активно не хотел работать и до такой степени не справлялся с порученным ему делом. И тут произошло то, о чем и сегодня еще помнят в главке. А произошло следующее: во время выступления начальника главка Подсвечников вдруг радостно захохотал, захлопал в ладоши и, продемонстрировав несколько па из народного танца краковяк, бросился целовать выступавшего. И никто не мог знать, что Подсвечников сделал это потому, что начальник главка невольно подсказал ему тот самый аргумент, благодаря которому он, Подсвечников, сразу поставит теперь на место зарвавшегося кибера. Да, наука может все. Но кому придет в голову делать именно такого робота, который бы не хотел работать?! Кто специально станет создавать кибера с таким расчетом, чтобы он не справлялся с порученным ему делом?! А он, Подсвечников, работать не хочет! Он не оправляется! Значит, он не робот! Он-человек!!! И в эту ночь Петру Ивановичу снились только самые приятные сны, несмотря на то что он плотно поужинал. На радостях он даже позволил себе перед сном выпить, ибо он - человек и ничто человеческое ему не было чуждо!
      А БЫЛО ЭТО ТАК...
      В некоторых научных и околонаучных кругах существует такое робкое предположение, или, проще говоря, смелая гипотеза, что в какие-то очень отдаленные времена нашу матушку-землю посещали представители инопланетных цивилизаций. И даже, мол, во время этих посещений звездные пришельцы научили наших далеких пещерных предков каким-то самым необходимым вещам. Разумеется, никаких живых свидетелей того, как это происходило, нет. А с другой стороны, и очевидцев того, что этого не было, тоже не имеется. Так что научные споры ведутся пока с ничейным результатом. Вот, скажем, я лично глубоко убежден, что таковые события место имели. А может быть, нет... И разворачивалась вся эта история следующим образом. Хотя, конечно, вряд ли...