- Так и сказал "бог знает что" и "тлетворно влияет"? - переспросил, багровея, Башилов. - Так вот имейте в виду, это гнусная инсинуация, и я знаю, кто распускает сплетни! - Башилов, торопясь и запинаясь, рассказал о своем разговоре с Лаповым. - Да вы не волнуйтесь, - успокоила Башилова учительница. - Я, конечно, не думаю, что все обстоит так страшно. Башилов не такой уж испорченный мальчик, как считает Лапов. Но и вы где-то невольно смягчаете проступки вашего сына. Согласитесь, что вряд ли дело в одной надписи. Я бы на вашем месте выяснила, с кем общается ваш сын, и побольше времени уделяла его внешкольному воспитанию. ...А еще вызывали Башилова в профком и к директору. В профкоме лежало письмо Лапова "о недопустимых хулиганских выходках Башилова-младшего, подогреваемых неприкрытым попустительством Башилова-старшего". А у директора лежала копия этого письма. В профкоме, разумеется, письму не поверили, но и рассказу Башилова, однако, не поверили тоже: не на пустом же месте выросло это склочное дело! И директор прямо сказал, что письмо это рассчитано на дураков и писал его явный склочник. Директор громко хохотал, слушая рассказ Башилова. Но потом посоветовал все же с Лаповым помириться и по-настоящему заняться перевоспитанием сына. Пока не поздно! - Да зачем его перевоспитывать? - закричал Башилов, видя, что и директор не принял его объяснений всерьез. - Что плохого сделал Геша, ну что? - А ты не горячись, не горячись... Все мы считаем, что наши детки безгрешные младенцы. А потом каемся! - рассудительно закончил директор... ...Однако и Сергей Петрович Лапов все сильней выходил из себя, потому что обидная надпись опять и опять появлялась в самых неожиданных местах. Лапов забросал заявлениями управдома. И теперь, едва завидев Лапова, Панбратов бросался на чердак и там отсиживался среди поломанных, запыленных детских колясок. И однажды, спускаясь на цыпочках с чердака, Панбратов неожиданно увидел маленького Коку, который старательно выводил мелом на дверях своей квартиры "Лапов дура". И что же оказалось? Оказалось, что этот вундеркинд Кока самоучкой одолел грамоту, хоть, правда, умел писать пока только два слова. Те два слова, за написанием которых его и застукали. Так был обнаружен настоящий виновник всей этой шумихи. Коке досталось от мамы, и он понял, что образованность имеет свои теневые стороны. Сергей Петрович утихомирился и впервые уснул спокойно... А назавтра в лифте опять появились те же сакраментальные слова "Лапов дурак". Но на этот раз они были сделаны четким чертежным шрифтом. А перед фамилией Сергея Петровича Лапова стояли инициалы С. П. Чтобы никто случайно не подумал, что эти обидные слова относятся к ни в чем не повинному первокласснику Мишке Лапову.
      КЕМ БЫТЬ?
      Я давно собирался написать об одном выдуманном мною плохом человеке. Еще в позапрошлом году мне очень хотелось его заклеймить, разоблачить, вывести на чистую воду и пригвоздить к позорному столбу. Я часто думал об этом малоприятном герое моего будущего рассказа и все ясней представлял себе, как он выглядит, как разговаривает и какие страстишки будоражат его жалкую душонку. К декабрю прошлого года я знал о нем все. И даже фамилию подобрал весьма подходящую - Касторкин. В январе я начал писать рассказ. Уже на первой странице герой рассказа, водитель грузовой машины, многократно нарушал правила уличного движения, на второй - едва не сшиб зазевавшуюся старушку, а на третьей - угнал чужую машину... Трудно себе представить, что натворил бы этот негодяй на четвертой странице, не говоря уже о пятой и шестой... Но тут ко мне в гости пришел мой старый приятель Кошконский. Тот самый Кошконский, который обладал одной незаурядной способностью. Прочитав любую книгу, посмотрев любой фильм или спектакль, Кошконский с поразительной точностью мог предсказать, что об этом произведении подумают дураки. И с прогнозами моего приятеля приходилось считаться. Я прочитал Кошконскому начало рассказа. Кошконский задумался. - Послушай, старик, - сказал он, - зачем ты сделал Касторкина водителем? - А что? - насторожился я. - Да так, ничего... Но ведь могут подумать, что раз твой герой - шофер и в то же время плохой человек, значит, ты всех водителей в какой-то степени считаешь плохими людьми. А зачем тебе нужно, чтобы так подумали? Вот умница этот Кошконский! Не предупреди он меня, я обязательно дал бы маху. А ведь и без него, казалось бы, знал, что у нас в стране есть сотни тысяч замечательных водителей, которые днем и ночью, в жару и в холод, сквозь дожди и метели, по дорогам и бездорожью самоотверженно ведут свои машины. И вот вместо того чтобы воспеть и достойно отразить трудовой подвиг славных водителей, я позволил себе по отношению к ним такую бестактность. То есть я, конечно, не позволяю. Но ведь могут подумать... Весь январь я старался Касторкина переквалифицировать, и наконец в феврале я решил, что этот аморальный тип мог бы работать, например, ночным сторожем. Почему бы и нет? Но однажды я представил себе, как долгими зимними ночами, кутаясь в длинные тулупы, все ночные сторожа с грустью думают, за что я их так незаслуженно обидел? И не спится им, огульно охаянным... Я представил себе эту печальную картину, и мне стало стыдно... В мае я прикинул: а не мог бы Касторкин работать водолазом? Но разве водолазы менее обидчивы, чем ночные сторожа? Разве под грубыми водолазными скафандрами не бьются нежные, ранимые сердца? Нет, водолазы тоже не подходят. Постепенно мною были пересмотрены почти все профессии. В июне я подумал, что проклятый Касторкин мог бы занимать какую-нибудь редко встречающуюся должность. Например, он мог стать заведующим синхрофазотроном. А что? В конце концов, если меня даже заподозрят в том, что я бросаю тень на всех заведующих всеми синхрофазотронами, - тоже не страшно: ведь синхрофазотронов все-таки раз-два и обчелся. И, следовательно, число незаслуженно обиженных мною людей будет минимальным. Я обрадовался и радовался весь июнь. Но уже в начале июля я понял, что иду по неверному пути, ибо недооцениваю стремительности развития нашей науки и техники. Каждый знает, что синхрофазотронов становится все больше и больше. И значит, число огульно охаянных мною завсинхров будет расти не по дням, а по часам. Осознав это, я немедленно сошел с неверного пути и очутился в тупике. Однако я все еще надеялся найти выход. А что, если в начале рассказа прямо и честно сказать, что я имею в виду не всех заведующих синхрофазотронами, а только одного-единственного Касторкина А. Б. Разве это не выход из тупика? Конечно, выход. И, выбравшись из тупика, я облегченно вздохнул и четким строевым шагом пошел по прямой, как мне казалось, гладкой дороге. Для большей убедительности, думал я, можно даже подчеркнуть, что этот прохвост занял такую должность чисто случайно, благодаря ротозею из отдела кадров. Стоп! Стоп! Едва выйдя из тупика, я снова пошел по неверному пути. Ну, зачем мне понадобилось упоминать о ротозее? Ведь теперь могут подумать, будто я считаю, что у нас во всех отделах кадров сидят ротозеи! Этого еще не хватало! Я торопливо оставил неверный путь и в конце октября вернулся обратно в тупик. И когда в ноябре положение стало казаться совершенно безвыходным, меня наконец осенило! Боже мой, есть же самый простой выход: пусть этот негодяй Касторкин нигде не работает. Ну, конечно! Пусть он нигде не работает, и тогда ни славные водители, ни самоотверженные водолазы, ни высокообразованные заведующие синхрофазотронами - короче говоря, ни один доблестный представитель ни одной замечательной профессии не сможет счесть себя незаслуженно обиженным. Ура! Итак, в ноябре я написал рассказ. А в декабре пришел Кошконский. Он внимательно прочитал мое произведение и удивленно посмотрел на меня. - Ты что? - многозначительно спросил он. - А что? - ответил я, почуяв недоброе. - Где твой Касторкин работает? - Нигде. - Значит, он без работы? - Ну да. - Но раз он без работы, следовательно, он безработный? А раз он безработный, могут подумать, что у нас есть безработица. Ты понимаешь, старик, что это значит? Вот молодец этот Кошконский! Опять вовремя предостерег меня. Сделав свое дело, специалист по дуракам ушел. А я твердо решил, что с нового года опять начну искать для моего распроклятого Касторкина такую профессию, чтобы никто ничего не смог подумать... Никто! Ничего!
      ЗАДАЧА С ТРЕМЯ НЕИЗВЕСТНЫМИ
      Лира Хризантумова была как раз в том возрасте, когда выходят замуж. Она это прекрасно понимала и потому замуж выходила довольно часто. Каждый муж оставлял в ее жизни какой-нибудь след. Первый супруг оставил ей однокомнатную кооперативную квартиру, второй - ребенка и автомобиль "Запорожец", а третий - записку о том, что дальше он так жить не может и просит считать его холостяком. Лира Владимировна машину продала, записку разорвала, ребенка отдала своей маме, а квартиру оставила себе. И теперь эта очаровательная женщина с длинными ресницами, низким голосом, высоким бюстом и высшим образованием теперь эта красавица снова собиралась замуж, хоть еще не знала в точности, кто же станет ее счастливым избранником. Претендентов было трое. Балетмейстер театра оперы и балета, заслуженный артист республики Бармаков; временно исполняющий обязанности заведующего лабораторией проточных вод Института ирригации и мелиорации, кандидат технических наук Ландринов; и, наконец, призер Олимпийских игр, заслуженный мастер спорта Валентин Зарубаев. Будучи женщиной серьезной и вдумчивой, Хризантумова, конечно, понимала, что звание это еще не все, и жить придется не со званием, а с человеком. Но почему бы в таком случае не жить с человеком со званием? И вот тут-то Лира Владимировна никак не могла решить, какое звание существенней: заслуженный артист, кандидат наук или все-таки заслуженный мастер спорта? И помочь Хризантумовой могла только ее женская интуиция, обостренная предыдущими браками и высшим образованием. Когда претенденты собирались вместе, заслуженный артист шутил, кандидат наук блистал эрудицией, а заслуженный мастер спорта Валентин Зарубаев смотрел на Хризантумову влюбленными глазами и молчал. Балетмейстер не забывал как бы вскользь упомянуть, что временно исполняющий обязанности заведующего лабораторией проточных вод Института ирригации и мелиорации только временно исполняет обязанности заведующего лабораторией проточных вод Института ирригации и мелиорации. Но Ландринов на провокации не поддавался и неизменно отвечал балетмейстеру, что лучше временно исполнять обязанности заведующего, чем постоянно исполнять всякие па-де-де в театре оперы и балета. Бармаков отшучивался, Лира Владимировна хохотала, а Валентин Зарубаев смотрел на нее влюбленными глазами и молчал. Да и сама Хризантумова только делала вид, что она беззаботна и весела. В действительности же ей было не до смеха, ибо она никак не могла решить, кому же все-таки отдать предпочтение. Учесть следовало все. У Бармакова есть новая "Волга" и гипертония, у Ландринова - почти достроенная дача и больная печень. А Валентин Зарубаев не имел ни машины, ни дачи, но зато отличался завидным здоровьем. Вот и реши, что лучше! Для простоты решения наличие гипертонии у Бармакова можно было бы условно приравнять к наличию больной печени у Ландринова и отсутствию машины и дачи у Зарубаева. Но Лира Владимировна была женщиной вдумчивой и понимала, что болезни дело возрастное, а имущество - наживное. И если с возрастом недуги приходят почти ко всем, то машины и дачи - только к счастливчикам. Однако у каждого претендента имелись и другие достоинства. Бармаков, например, вращался в литературных кругах, писал статьи и слыл очень практичным человеком. Зарубаев был красив и ездил на спортивные состязания за границу. А Ландринов не только трудолюбиво работал над докторской диссертацией, но к тому же приходился родным братом директору Главного универмага. Опять-таки - вращение в литературных кругах Бармакова можно было условно приравнять к красоте Зарубаева и трудолюбию Ландринова. Но если заграничные поездки хоть как-то становились в один ряд с братом директором универмага, то уж Бармаков со своей практичностью до этого ряда явно не дотягивал. А с другой стороны, Хризантумова, как женщина вдумчивая, понимала, что Зарубаев не вечно будет ездить за границу, и должность директора тоже не присваивается пожизненно, а практичный человек всегда останется практичным, и этого у него не отнять! Итак, у Бармакова есть "Волга", гипертония, вращение, практичность, но нет заграничных поездок и брата-директора. У Ландринова есть брат-директор, недостроенная дача, трудолюбие, печень, но нет здоровья. У Зарубаева, наоборот, есть здоровье, красота, заграничные поездки, но нет машины и дачи. Что же все-таки лучше? Может быть, для ясности "Волгу" Бармакова приравнять к поездкам Зарубаева и трудолюбию Ландринова? А ландриновского брата приравнять к зарубаевскому здоровью и бармаковскому вращению? Но как быть тогда с больной печенью Ландринова? Приравнять ее к практичности Бармакова и красоте Зарубаева? А гипертонию Бармакова приравнять к докторской диссертации Ландринова? А отсутствие машины у Зарубаева приравнять к новой "Волге" у Бармакова? Да, чем больше думала Лира Владимировна, тем сложней становилась проблема. А время шло... И, как это часто бывает, все вопросы решило само время. Прошел год. Заслуженный артист Бармаков получил звание народного артиста и как человек практичный сразу же переехал в Москву. Кандидат технических наук Ландринов как-то незаметно достроил дачу, дописал диссертацию и на радостях сделал предложение своей лаборантке. Таким образом, у Хризантумовой остался только заслуженный мастер спорта Зарубаев, который, как и прежде, смотрел на нее влюбленными глазами и молчал, молчал... А когда он, наконец, прервал молчание и заговорил, то выяснилось, что он давно уже женат и разводиться не собирается... Ах, так и окончилась эта история... Но, впрочем, почему же окончилась? Лира Хризантумова по-прежнему находится в том возрасте, когда выходят замуж. Так что я бы посоветовал всем мужчинам, имеющим звание, дачу или хотя бы гипертонию, быть как можно осторожней! На всякий случай!
      ТРАНСЦЕНДЕНТНАЯ ИСТОРИЯ
      В новогоднюю ночь, в тот предутренний час, когда уже были провозглашены все тосты, а общественный транспорт еще не работал, у нас в компании зашел интересный разговор. Погасив верхний свет, мы уютно расположились у декоративного камина, в котором лежали искусственные березовые дрова и горел настоящий электрический рефлектор. Было видно, как за окном метет метель, и слышалось яростное завывание магнитофона у соседей. Говорили о телепатии и ясновидении, о невероятных совпадениях, которые невозможно объяснять простой случайностью, - словом, говорили о трансцендентном... - Да, много необъяснимого есть пока в мире, - сказал Виктор Павлович, рыхлый лысеющий блондин, который в профиль был очень похож на одного известного киноартиста, а в фас - на другого. - Чересчур много. И хоть я дал себе слово никогда не рассказывать о той загадочной истории, которая случилась со мной, - настолько она необъяснима и неправдоподобна, - вам я ее все-таки расскажу... - Замечательно! - воскликнула восторженная хозяйка дома. Виктор Павлович придвинулся к камину, отхлебнул безалкогольного пунша и пососал трубку. Привычка сосать пустую трубку появилась у него с тех пор, как он бросил курить... - Все началось три месяца назад. У меня дома раздался телефонный звонок. Какая-то женщина спрашивала Николая Федотовича. "Вы ошиблись номером, - сказал я. - Здесь таких нет". Женщина извинилась. Но спустя минуту снова раздался звонок, и та же самая женщина снова попросила Николая Федотовича. "Скажите, пожалуйста, по какому телефону вы звоните?" - спросил я. Как ни странно, незнакомка назвала номер моего телефона. "Тут какая-то ошибка. В этой квартире Николай Федотович не проживает". "Интересно, - сказала незнакомка. - Я только вчера разговаривала с ним по этому телефону. Может быть, он куда-нибудь уехал?" "Может быть. Но этот телефон у меня уже десять лет, и Николай Федотович никогда здесь не жил". "Интересно!" - многозначительно повторила незнакомка. Затем в течение вечера телефон звонил еще несколько раз, а когда я снимал трубку, в ней слышались только неясные шорохи и вздохи. Но что еще более странно, на следующий день Николая Федотовича требовали две другие женщины. Первая, обладательница высокого истеричного голоса, быстро сдалась, а вторая - у нее был голос исполнительницы цыганских романсов - настойчиво звонила раз пять и в конце концов сказала: "Ну вот что, Николай, если ты к Нинке переметнулся, а со мной разговаривать не хочешь, так прямо и скажи, нечего играть в жмурки. Что, я твой голос узнать не могу, что ли? Я всегда знала, что ты подлец, но не до такой степени!" Как видите, еще одна случайность: даже голос у меня оказался такой же, как у таинственного Николая Федотовича. Однако на этом странные совпадения не кончились. Вскоре позвонил какой-то мальчик. Плохо выговаривая букву "р" и еще хуже все остальные буквы, малыш попросил сказать дяде Коле, чтобы тот пришел к тете Зине. Это деликатное поручение безгрешный младенец передал моей жене. И хоть я, разумеется, вне всяких подозрений, жена посмотрела на меня как-то неодобрительно... Но самое необъяснимое началось потом. В воскресенье телефон разбудил нас в половине седьмого. "Здорово, Коля! - услышал я бодрый прокуренный баритон. - Ты не спишь?" "В чем дело? Что случилось?" - хрипло спросил я, еще не окончательно проснувшись. "Помнишь, я тебе в трудный момент деньжат одалживал, так вот..." "Ничего вы мне не одалживали!" - сердито перебил я. "Как не одалживал? - удивился баритон. - Ты что, вчера с вечера перебрал, что ли? То-то я слышу, у тебя голос хриплый какой-то. Ну ладно, иди проспись, а я тебе позже звякну". "Прекратите ваши звяканья. Здесь нет никаких Колей. Понятно?" - заорал я и бросил трубку. Вторично баритон позвонил часов в девять. "Здорово, Коля, это Петя, жизнерадостно сообщил он. - Я утром вместо тебя какого-то психа разбудил, с тебя, говорю, должок, а он говорит: я не Коля. Представляешь?" "Послушайте, Петя, или как вас там. Сегодня утром вы разбудили не какого-то психа, а меня. И я не Коля". "А кто?" - тупо спросил баритон. "Виктор Павлович, если хотите!" "Ах так? - баритон тяжело задышал. - Как одалживать, так ты Николай Федотович, а как отдавать - Виктор Павлович. Тоже юморист нашелся! Ты прямо окажи: деньга возвращать будешь?" "Не брал я никаких денег!" "Ох, Колька, не зря все говорят, что ты паразит! А насчет долга, так у меня три свидетеля есть, не открутишься!" - Баритон плюнул в трубку, и раздались короткие гудки. Первый свидетель позвонил через два часа и попросил меня не быть таким подонком. Второй позвонил как раз, когда мы обедали. Он назвал меня Николашкой и целый час клялся, что я при нем брал у Пети в долг. "Может, ты был тогда тепленьким и потому ничего не помнишь, - с явным сочувствием говорил второй свидетель, - а только деньги все равно отдавать надо: долг чести!" Третий свидетель ближе к вечеру говорил со мной по междугородному телефону из Магадана. Голос магаданского свидетеля был еле слышен, и я до тех пор просил его говорить разборчивей, пока, наконец, ясно не услышал, что я сукин сын. Сам Петр позвонил в три часа ночи. Сухо и деловито он осведомился, есть ли у меня совесть, я сообщил, что всю следующую неделю будет работать в ночную смену. Так что звякнуть мне два-три раза за ночь для него не составит никакого труда. Больше до утра мы к телефону не подходили, но и не опали, со страхом глядя на проклятый аппарат и ожидая, когда он зазвонит снова. Вторая ночь ничем не отличалась от первой. После третьей бессонной ночи жена, обмолвившись, назвала меня Коленькой и, спохватившись, нервно засмеялась. "Извини, Виктор, - сказала она, - но так больше продолжаться не может! Отдай ему деньги, и пусть он ими подавится!" "То есть как отдать? - закричал я. - Как отдать, если я даже не знаю, сколько я ему должен?" "Это очень просто выяснить. Хочешь, я сама спрошу у этого Пети..." "Что спросишь?" "Сколько у него занял Николай Федотович". "А если Николай Федотович у него вообще денег не брал и Петька все врет?" "Ты сам знаешь, что у твоего Пети есть, к сожалению, свидетели". "Да, ты права... Но постой! Почему я должен отдавать деньги? Я ведь не Николай Федотович". "Ах, ты со своей принципиальностью иногда бываешь просто смешон!" Короче говоря, на следующую ночь в 0 часов 35 минут после очередного звонка Пети я капитулировал. "Хорошо, сколько я вам должен?" - спросил я. "Сам помнить обязан!" - строго ответил беспощадный Петя. "Ну, а все-таки?" - я уже просто заискивал. "Все-таки, все-таки... Двадцать пять, как одна копейка. Да еще трешка за твой разговор с Магаданом". Я облегченно вздохнул: долг мог быть значительно больше. "А где я могу вам отдать указанную сумму?" "Где брал, там и отдашь! А впрочем, ладно. Не хочу лишний раз видеть твою подлую личность. Пришли деньги на почтамт до востребования. Почтовые расходы за твой счет". "Хорошо, хорошо, спасибо!" - сказал я. В восемь утра я отправил Пете деньги. Больше он мне не звонил, веря, что долг ему отдал не я, а его дружок Коля. И что удивительно, ни одна женщина с тех пор ни разу не спрашивала по моему телефону Николая Федотовича. Вот так.
      ...Рассказчик умолк, печально глядя на декоративные поленья в искусственном камине и сося пустую трубку... - Какая странная история! - воскликнула восторженная хозяйка дома. - Да, да... - задумчиво согласился самый молчаливый гость Гораций Поликарпович. - Все это тем более загадочно, что вот уже пять дней мне звонят по телефону какие-то незнакомые личности и, называя меня Степаном Степановичем, требуют, чтобы я возвратил им долг... Странно, очень странно...
      ДНЕВНИК ТАКИАНСКОГО РАЗВЕДЧИКА, ИЗВЕСТНОГО ПОД ИМЕНЕМ АГЗ-14-Я ДОБАВОЧНЫЙ
      5-25
      1-го Бря
      Я думал, что самое трудное позади. Не могу сказать, что все удавалось мне легко и просто. Ведь я как-никак первый такианин, инкогнито приземлившийся на планете, о которой мы так мало знали до сих пор. И только мой опыт, опыт самого лучшего разведчика на всем Таке, помог мне оправиться с многочисленными трудностями, ежечасно встречавшимися на моем пути. Шеф приказал мне разведать, что происходит на планете Сяк, чем занимаются существа, населяющие ее, как они относятся к такианам и что о них знают. При этом я не имел права разоблачать себя и при малейшей угрозе разоблачения должен был немедленно возвратиться на Так. Уже в первые дни пребывания на незнакомой планете я убедился, что к такианам сякиане относятся хорошо. Из этого я сделал логический вывод, что они о нас ничего не знают. Я побывал на лекции "Есть ли жизнь на Таке". Лектор настолько убедительно доказывал отсутствие оной, что мне даже стало как-то не по себе. Странствуя по планете и переезжая из города в город, я увидел, что на Сяке люди занимаются тем же, чем занимаемся мы у себя. Я считал задание выполненным и уже собирался возвращаться домой, когда столкнулся с абсолютно неизвестной на Таке формой деятельности. Впрочем, я не уверен, что это можно назвать деятельностью, поскольку все еще не могу сказать, что именно делают люди, занимающиеся этой деятельностью, и как выглядят плоды их трудов. Но расскажу все по порядку. Совершенно случайно я обнаружил, что на Сяке в каждом городе есть огромное количество зданий, в которых никто не живет. Большую часть суток эти дома пустуют, и только с девяти часов утра до пяти часов вечера (по сякианскому времени) они бывают заполнены людьми. Не стану рассказывать, каким хитроумным способом мне удалось выведать, что то, что находится в этих зданиях, называется учреждения и пятьдесят процентов взрослых сякиан заняты работой в этих учреждениях. К тому времени я уже установил, что на заводах сякиане делают машины, в школах учатся, в больницах лечатся. А чем они занимаются в так называемых учреждениях? Прямо спрашивать я об этом не решался: незнание таких элементарных вещей могло показаться подозрительным, и меня бы разоблачили. Поэтому мне приходилось прибегать к осторожным, якобы невинным расспросам. И тут я столкнулся с неожиданной трудностью. Нужно сказать, сякиане охотно беседуют на любую тему. Но как только разговор заходил о том, что же делают в этих учреждениях, сякиане начинали почему-то улыбаться и пожимать плечами. Я пригласил одною аборигена в ресторан и после обильных возлияний как бы между прочим заметил: - Послушай, зачем на Сяке столько учреждений? - Зачем? - переспросил абориген и, видимо, будучи очень пьяным, проговорился: - Ни один человек не ответит тебе на этот вопрос! И безошибочное чутье разведчика, лучшего разведчика на Таке, подсказало мне, что все это неспроста. А чувство ответственности и профессиональной гордости заставило меня поклясться, что я раскрою эту тайну.
      5-го Бря
      Третий день работаю в учреждении, которое называется Упрпромдилимбом при Главсбыттарыбарырастабары. Устроиться туда мне помогла счастливая случайность: незадолго до моего прихода в Управление произошло сокращение штатов, и количество сотрудников увеличилось настолько, что пришлось снова произвести сокращение, в результате которого служащих стало еще больше и вакантное место нашлось и для меня. Новых сотрудников много, и поэтому на мою скромную персону не обращают внимания. Осторожно наблюдаю за происходящим вокруг, но деятельность учреждения засекречена до такой степени, что мне пока еще непонятно, чем оно занимается. Ясно только одно: здесь никто не бездельничает. Все что-то читают, считают, щелкают на счетах, крутят ручки арифмометров и с папками в руках бегают из одной комнаты в другую. А главное, пишут, пишут, пишут... Я никак не мог выяснить, зачем нужно столько служащих и для чего они исписывают такое количество бумаги. Решил посоветоваться с Электронным Мозгом. Может быть, он поймет, в чем дело. Получив данные, Электронный Мозг выдвинул следующую гипотезу: "В учреждении есть рядовые работники и начальники. Первые пишут разного рода бумаги, а вторые только подписывают их. Но ведь подпись любой бумаги требует в среднем в десять раз меньше времени, чем ее написание. Следовательно, если бы на каждого Подписывающего приходился один Пишущий, то Подписывающий - то есть начальник - был бы занят только одну десятую часть своего рабочего времени, что являлось бы совершенно неразумным с точки зрения экономии. Поэтому каждому Подписывающему сякиане дали в подчинение десять Пишущих. И в результате Пишущим приходится беспрерывно писать, Подписывающим - не покладая рук подписывать - и все заняты!" Ox, до чего расчетливы сякиане! Уже один этот факт говорит о строго продуманной организации труда на планете Сяк. Но в чем истинный смысл всей вышеописанной деятельности? Какова ее конечная цель? Для чего созданы подобные учреждения? Это для меня по-прежнему остается загадкой.
      20-го Бря
      Сегодня Зампомзава поручил мне проверить финансовый отчет фабрики "Богатырь". О, наивный человек с планеты Сяк! Ты даже не подозреваешь, какую огромную услугу оказал мне. Теперь, проследив дальнейший путь отчета, я смогу установить, что происходит с бумагами, когда они уходят в следующую инстанцию. И это, возможно, откроет мне смысл существования нашего Управления.
      25-го Бря
      Тщательно проверил отчет и, не найдя в нем ни одной ошибки, вернул его Зампомзаву. Вряд ли кто-нибудь обнаружит, что в переплет отчета я с присущей мне ловкостью вмонтировал крохотный радиопередатчик. Отныне по его сигналам я в любой момент смогу узнать, где находится отчет. Вечером, запеленговав сигналы датчика, я установил, что отчет переслали в следующую инстанцию. Интересно, что там сделали с этим документом?
      28-го Бря
      С большим трудом пробрался ночью в здание следующей инстанции. Разыскал отчет и прочитал на нем такую резолюцию: "Товарищ Сидоров! Проверьте правильность проверки отчета, проведенной тов. Кукушкиным". (Кукушкин моя здешняя фамилия. Сам ее придумал!) Посмотрим, что будет с отчетом дальше!
      35-го Бря
      Датчик сообщил мне, что отчет находится в Более Высокой Инстанции. Усыпив охрану, я проник в кабинет, где хранился отчет, на котором было четко написано: "Товарищ Антиподов! Проверьте правильность проверки, проведенной тов. Сидоровым, проверявшим проверку, сделанную тов. Кукушкиным". Тайна остается тайной!
      55-го Бря
      Отчет продолжает переходить из одной инстанции в другую. С каждым разом длинней становится резолюция, предписывающая проверяющим проверять проверку, проведенную проверявшими. В чем смысл всего этого? По-видимому, снова пришло время пошевелить электронными мозгами. Заложил в аппарат все данные и попросил объяснить, что это значит. Электронный Мозг обещал подумать.
      60-го Бря
      Думает.
      65-го Бря
      Все еще думает.
      66-го Бря
      Пользуясь моими данными, Электронный Мозг составил следующую принципиальную схему работы учреждений: "А контролирует Б, в то время, как Б контролирует В, контролирующего Г, который в свою очередь контролирует Д, осуществляющего контроль над Е.." - А чем занимается Е? - спросил я. - Е контролирует Ж, в то время, как Ж контролирует 3, контролирующего И, который в свою очередь контролирует... Электронный Мозг перебрал весь алфавит, включая мягкий и твердый знаки, и смолк. - Но в чем же смысл этого многоступенчатого контроля? - снова спросил я. Зачем он нужен? Электронный Мозг молча пожал плечами. Продолжаю следить за дальнейшими странствиями отчета.
      80-го Бря
      Вчера отчет переслали в Архив. Значит, Архив и есть та конечная Инстанция, для которой составляются все бумаги. Теперь мне остается только выяснить, что в этом Архиве делают с бумагами, и Великая Тайна будет раскрыта! Нет, я по-прежнему остаюсь лучшим разведчиком на Таке!
      83-го Бря
      С риском для жизни пробрался в Архив. И что же оказалось? Архив не Высшая Инстанция, а подвальное помещение, где хранятся бумаги. Хранятся - и все! И потом их сжигают. Но неужели путь, проделанный каждой бумагой, путь, отнимающий столько рабочего времени, - это дорога в никуда? Нет! Нет! Этого не может быть. Меня не обманете! Здесь-то и кроется та самая Тайна, которую так строго хранят на Сяке. И я должен, должен раскрыть ее. Но как?! Я, кажется, начинаю нервничать.
      500-го Бря
      Уже год работаю в этом учреждении и все еще не могу выяснить, зачем оно существует... Нервы ни к черту! Вчера на общем собрании чуть было не выдал себя, и все из-за нервов. Издерганный беспрерывными неудачами, я вскочил на трибуну. И неожиданно для себя без всяких околичностей стал прямо задавать всему собранию мучившие меня вопросы. Это была истерика. - Ответьте мне, - кричал я, совершенно не владея собой, - зачем здесь исписывается столько бумаги? Зачем так много инстанций? В чем секрет многоступенчатого контроля?! Я выкрикивал эти слова и, понимая, что с каждым вопросом все больше разоблачаю себя в глазах жителей Сяка, не мог остановиться. Я готов был к самому худшему. Но едва я замолчал, как раздались громкие аплодисменты. - Верно критикуешь! - кричали мне из зала. - Правильно ставишь вопрос! Давно пора! Молодец! Короче говоря, мое выступление так понравилось, что меня тут же выбрали в местком. Но на мои вопросы никто не ответил!