XIV.

Конечно же, Пай была права — дорога легка, когда тебя ведет за собой любовь.

У тех двоих, что отправились в Лос-Анджелес на конференцию, была своя маленькая планета. Возможно, это был лишь мираж, но это был их мираж, то самое полотно, на котором они рисовали свой рассвет. Они любили свое творение. Вот мы и сосредоточились на этой любви.

— Готов? — спросила Лесли.

Мы взялись за штурвалы. Закрыв глаза,мы представили себе тех двоих, летящих навстречу новым открытиям. Мы любим друг друга,мы любим наш дом, мы летим домой,готовые поделиться тем,что увидели и узнали. Штурвалы сами собой начали двигаться в наших руках, словно Ворчун был живым и знал, куда ему надо лететь.

Вскоре наша летающая лодка снизила скорость и вошла в вираж. Мы открыли глаза.

Под нами среди хитросплетений узора сверкала золотая восьмерка. Точно такую же нарисовала Пай, проложив на песке дорогу из Города Стараха в Город Мира.

— Пай говорила, что можно помочь своим двойникам намеком… — начал я.

— …и очень вовремя! — воскликнула Лесли. — Какая она умница! Как только мы перестали думать о путеводной любви, волшебство исчезло, и мы остались один на один с нашими проблемами. Ворчун снова превратился в послушного слугу, ожидающего новых приказаний. Я повернул штурвал направо, чтобы закончить облет места посадки, сбросил газ и начал снижение. Ветерок поднимал легкую рябь, и казалось, что золотой знак приплясывает от нетерпения.

— Приготовиться к посадке.

Все было очень просто. Снизив скорость до предела, мы, едва касаясь волн,приближались к отметке. Метрах в десяти от нее я выключил млтлр, и Ворчун плюхнулся в воду.

В тот же миг океан исчез, и мы очутились в другом Ворчуне, скользящем над крышами Лос-Анджелеса. Но сидели мы сзади, на месте пассажиров. Мы снова превратились в призраков! А впереди, за штурвалами сидели те, которыми мы были прежде. Он выставлял номер в посадочном радиоответчике. Моя Лесли зажала рот, чтоб не вскрикнуть.

— 4645, — сказал пилот.

— Вот, — сказала его жена. — Ну что бы ты без меня делал?

Нас они не видели.

Рванув ручку нашего невидимого Ворчуна, я почувствовал прикосновение Лесли. Она тоже была испугана. Затаив дыхание, мы видели, как очень медленно Лос-Анджелес затуманился и растаял. Мы вернулись в наш самолет и подняли его в воздух.

В изумлении мы переглянулись и наконец смогли перевести дух.

— Что же зто, Ричи! А я-то думала,что хоть здесь мы не будем призраками!

Мы развернулись, золотой знак был на том же месте.

— Вот знак, но домой мы попасть не можем!

Я обернулся, в надежде найти Пай на месте пассажира. Ведь здесь не требовалось нашей интуиции, достаточно было ее простого совета. Ни Пай, ни подсказки. Золотой знак, словно кодовый замок, закрывал дверь в наш мир, но мы не знали нужного нам кода.

— Все напрасно! — воскликнула Лесли. — Где бы мы ни садились, везде мы — призраки!

— Кроме озера Хейли…

— Там была Пай, — возразила Лесли. — Это не в счет.

— …и аварии.

— Аварии? — переспросила она. — Но в том мире призраком была я! Даже ты меня не видел. — Она замолчала,пытаясь разобраться, что к чему.

Я начал разворот влево, чтобы не потерять знак из виду. Казалось, что он начал потихоньку таять, когда в наши мысли заползла тревога. Всматриваясь в него, я чуть подался вперед.

Он действительно исчезал. Пай,помоги нам! Мы можем найти код слишком поздно. Я начал запоминать рисунок узора в этом месте. Мы не можем его потерять!

— …но там я не была наблюдателем, — продолжала Лесли. — Я думала, что погибла в аварии. Я думала, что я стала настоящим привидением, и так оно и было. Ричи, ты прав, все дело в аварии!

— Мы все здесь — призраки, дорогая, — пробормотал я,заучивая узор. — Это все — лишь мир видимый… — Две полоски влево, шесть вправо, две — почти прямо. Знак продолжал таять, и я не хотел говорить об этом Лесли.

— Мир, в который мы тогда грохнулись, был для тебя вполне реальным, — возразила она. — Ты считал,что уцелел в той аварии и вовсе не был призраком! Это один из параллельных миров, но ты похоронил мое тело, жил в нашем доме, ездил на машине и разговаривал с людьми…

Тут до меня наконец дошло то, о чем она говорила. Я изумленно уставился на нее.

— Чтобы попасть домой, ты хочешь снова разбить самолет? Пай сказала, что все будет очень просто. Она ничего не говорила о том, что придется разбить Ворчуна…

— Нет, не говорила. Но в той аварии что-то кроется… почему же ты не был призраком? Что же в том мире было такого особенного?

— Мы очутились в океане! — воскликнул я. — Мы перестали безучастно наблюдать за событиями с поверхности, а окунулись в них с головой, и стали частью того мира.

Я посмотрел вниз. Золото блеснуло и исчезло.

— Хочешь попробовать?

— Что попробовать? Спрыгнуть в океан с летящего самолета?

Я не сводил глаз с того места, где раньше сверкал путеводный знак.

— Да! Мы начнем снижаться, сбавим скорость, а прямо над самой водой — спрыгнем вниз.

— О, Боже, Ричард, я боюсь! Нет, я не могу!

— Мы снизим скорость до предела, — сказал я. — Чтобы понастоящему вернуться в наш мир,мы должны в него окунуться. Но уж лучше спрыгнуть, чем разбиться… — Я начал заход на посадку.

— Куда ты так смотришь? — спросила она, перехватив мой взгляд.

— Знак исчез. Я не хочу потерять из виду места, где он раньше был.

— Ладно, — согласилась она. — Если надо, я тоже спрыгну. Но ведь мы уже не сможем вернуться в Ворчуна!

Я сглотнул комок, застрявший в горле. Лишь бы не просмотреть место посадки.

— Нам надо отстегнуть привязные ремни,открыть дверцы кабины, встать на подножку и спрыгнуть. Ты справишься?

— Давай отстегнемся и откроем дверцы прямо сейчас.

Когда она открыла дверку кабины, я услышал свист ветра. В горле опять пересохло.

Она наклонилась ко мне и поцеловала.

— К посадке готова. Жду твоей команды.

XV.

Мы напряженно всматривались в приближавшуюся водную гладь.

— Приготовиться, — скомандовал я.

— Как только касаемся воды, открываю дверь и прыгаю, повторила она то, что должна сделать.

— Правильно.

— Не забудь! — сказала она, взявшись за ручку двери.

— И ты тоже, — ответил я, — как бы все это ни выглядело!

Киль Ворчуна коснулся волн.Я закрыл глаза, чтобы видимый мир не морочил мне голову.

ДВЕРЦА.

Я почувствовал, что мы одновременно распахнули дверцы,засвистел ветер.

ПРЫГАЙ!

Я прыгнул и в ту же секунду открыл глаза. Воды под нами не было. Без парашютов мы падали на Лос-Анджелес.

— ЛЕСЛИ!

Ее глаза были закрыты, рев ветра заглушил мои слова. Обман, сказал я себе, обман зрения. И в эту секунду мы словно плюхнулись на гору подушек. Мы очутились в кабине Ворчуна, золотистый свет вспыхнул и угас. Как ни в чем не бывало мы сидели за своими штурвалами.

— Ричи, получилось! — закричала Лесли, бросившись меня обнимать.

— Получилось! Ты — гений!

— Если веришь в успех, все получится, — скромно сказал я, — хотя сам не совсем был в этом уверен. Но, если она так настаивает на гениальности моего решения, подумал я, мне придется с ней согласиться.

— Ладно, ладно, — радостно воскликнула она. — Мы вернулись!

Мы летели курсом 142, стрелка магнитного компаса показывала на юго-восток, навигационные приборы тихонько гудели, шкала радиодальномера светилась, как положено. На заднем сиденьи никого не было. Среди узора улиц и крыш поблескивала только голубая вода плавательных бассейнов.

— Два борта встречным курсом, там и вон там, — сказала Лесли,указывая на два самолета, летящие вдали.

— Вижу.

Мы одновременно посмотрели на радиопередатчик.

— Может, попробуем…

Она кивнула и на всякий случай постучала по деревяшке.

— Вызываю диспетчерскую Лос-Анджелеса, — сказал я в микрофон. — Говорит Сиберд 14 Браво. Вы видите нас на радаре?

— Вы в зоне видимости, встречным курсом 30 на север идет другой борт, расстояние две мили, высота неизвестна.

Диспетчер не спросил, куда мы запропастились на три месяца, исчезнув с его экрана, и не слышал радостных воплей, раздавшихся в кабине Ворчуна.

Лесли дотронулась до моего колена.

— Скажи, что ты видел, когда мы…

— Васильковое небо, океанское дно, расцвеченное узорами. Пай, Жан-Поль, Машара…

— Достаточно, — сказала она и покачала головой. — Значит мне это не приснилось. Все так и было.

Мы летели в аэропорт Санта-Моника, радостные, словно сегодня мы сами сотворили этот мир.

— А что, если все это правда? — спросила Лесли. — Если окружающие нас люди — это частички нашей души, а мы частички их? Как это изменит нашу жизнь?

— Хороший вопрос, — сказал я. Радиодальномер показывал 10 миль до посадки. Я начал снижаться. — Хороший вопрос…

Мы приземлились на широкой посадочной полосе аэродрома Санта-Моника, отрулили самолет на стоянку и выключили мотор. В душе я был готов к тому, что как только пропеллер остановится, мир опять куда-нибудь исчезнет, но этого не произошло. Все осталось без изменений: десятки самолетов, замерших вокруг, воздух, пропитанный морем и солнцем, гул автомобилей, доносившийся с бульвара Сентинела.

Я помог жене спрыгнуть на землю. Затаив дыхание, мы стояли на поверхности наше родной планеты в нашем родном времени. Мы обнялись.

— Правда, здорово? — прошептал я ей на ухо.

Она посмотрела мне в глаза и кивнула.

Я достал из багажника нажи чемоданы. Мы зачехлили кабину и собрались идти.

На другом конце стоянки паренек,наводивший глянец на один из самолетов, бросил свое занятие, уселся в заправщик и подкатил к нам.

Лет ему было столько же,сколько и мне, когда я начинал работать на аэродроме, да и кожанка на нем была точно такая же,только над его левым нагрудным карманом было вышито имя: ДЭЙВ. И я подумал, что мне легко увидеть себя в этом пареньке. Мы многое могли бы рассказать ему о его уже исполнившемся будущем, о приключениях, поджидающих встречи с ним. Делай свой выбор, парнишка!

— Добрый день, ребята, — поздоровался он. — Добро пожаловать в Санта-Монику. Бензинчику не желаете?

Мы рассмеялись. Как странно, что теперь Ворчуна снова придется заправлять.

— Не откажемся, — ответил я. — Полет был долгим.

— И где же вы были? Я вопросительно посмотрел на жену, но она не захотела помочь мне с ответом, желая услышать, что я скажу.

— Да так, немножко прогулялись, — небрежно произнес я.

Дэйв начал заполнять бак.

— Я еще не летал на таком гидросамолете, — заявил он,но слыхал, что они могут сесть где угодно. Правда?

— Что правда, то правда, — подтвердил. — Этот самолет отвезет тебя, куда твоей душе угодно.

XVI.

И только по дороге в гостиницу мы наконец решились все обсудить.

— Ну, ладно, — начала Лесли, стремительно ведя взятый напрокат автомобиль по автостраде Санта-Моника. — Будем мы об этом рассказывать или нет?

— На конференции?

— Вообще.

— А что мы скажем? Пока мы летели на вашу конференцию, мы влипли в занятную историю: три месяца мы мыкались по измерению, где нет ни пространства ни времени и только изредка появляется нечто на них похожее и там мы узнали что каждый человек — это некая частица любого другого человека потому что во всей вселенной только одно единственное сознание и кстати будущее — это штука очень субьективная и делая выбор для самого себя мы выбираем то что случится со всем нашим миром спасибо за внимание и есть ли у вас вопросы?

Она рассмеялась.

— Как только в этой стране хоть десяток человек признают, что человек живет не один только раз, тут-то выступим мы и скажем «нет», у каждого на выбор бесконечное множество жизней, и все они происходят одновременно! Нет, лучше с этим не связываться. Будем держать свои знания при себе.

— Но это не новость, — сказал я. — Помнишь, что сказал Альберт Эйнштейн? Для нас, верующих физиков, разница между прошлым, настоящим и будущим — лишь иллюзия, хоть от нее и трудно отказаться.

— Это сказал Эйнштейн?

— И это еше не все! Если хочешь услышать нечто невероятное, спроси физика. Свет изгибается; пространство скручивается; часы на ракете идут медленнее, чем часы на Земле; из одной расщепленной частицы образуются две такого же размера… Мы вовсе не открываем глаза миру. Каждый, кто знаком с квантовой механикой, кто когда-нибудь играл с кошкой Шредингера…

— И сколько же любителей шредингерских кошечек ты знаешь? — спросила она. — Много ли людей коротают ночи с калькулятором, обложившись книжками по квантовой физике? Я думаю, нам не стоит об этом болтать. Не поверят. Это случилось с нами, но даже мне не верится, что все так и было.

— Дорогой мой скептик, — начал я и призадумался. А что, если это был сон, двоим редко снится одно и то же, но все-таки… эти узоры, Пай… вдруг это лишь плод воображения?

Я прищурился и начал разглядывать машины на дороге решил проверить, помогают ли нам новые знания о перспективе. Вот «Мерседес» с затемненными стеклами, а внутри мы? А вон,старенький «Шевроле» замер у развилки. В нем молодожены, тоже мы? Мы — гангстеры, спешащие по своим темным делам, готовые убивать без разбора? Очень хотелось представить, что все вокруг — это мы в разных обличиях, но ничего не вышло. Каждый был сам по себе, сплошь незнакомцы в разноцветных автомобилях. Я не смог представить нас ни в роскоши, ни в нищете, хотя мы повидали и то, и другое. Мы — это мы, подумал я, и никто другой.

— Ты голоден? — спросила Лесли.

— Не ел несколько месяцев.

— Продержись еще минут пять. Пообедаем на бульваре Робертсона. Лесли прибавила газу и вскоре свернула с автострады на улицы города. Этот район она прекрасно знала еще в те времена, когда снималась в Голливуде. Но прежняя актерская жизнь,по ее словам,сейчас казалась ей более далекой, чем жизнь Леклерка.

Иногда по ночам мы смотрели старые фильмы, и , она, бывало, неожиданно начинала меня обнимать,приговаривая: "Спасибо за то, что ты меня от всего этого спас! "Но я догадывался, что подчас она скучает по былой жизни.

Ресторан оказался на прежнем месте — вегетаринский рай для некурящих любителей классической музыки. Но с тех пор, как мы уехали из Лос-Анджелеса, он стал очень популярен, и припарковать машину мы смогли только в соседнем квартале.

Быстро шагая к ресторану, Лесли повторяла: «Подумать только, я здесь когда-то жила! Сколько же жизней тому назад это было?»

— Нельзя сказать тому назад, — поправил я и взял ее за руку, чтобы чуть-чуть умерить ее пыл. — Хотя я должен признать, что жизни, идущие одна за другой, понять проще, чем их одновременное течение. Сначала древний Египет, потом монгольские ханы, покорение Дикого Запада…

Мы проходили мимо большого магазина радиоэлектроники. Его витрина была снизу доверху заставлена включенными телевизорами. Настоящее буйство телеизображений.

— …но то, что мы недавно узнали, понять не так просто. Лесли бросила взгляд на витрину и встала как вкопанная. Я даже решил, что она забыла сумку или сломала каблук. То она несется в ресторан, умирая с голода, то принимается смотреть телевизор.

— Все жизни текут одновременно? — переспросила она, разглядывая телеэкраны. — Жизни Поля Леклерка, юного Ричарда и Машары из другой вселенной — все в один и тот же момент, а мы не можем это не то, что обьяснить, даже понять для себя?

— Мм-да. Это нелегко, — согласился я. — Кстати, как ты насчет того, чтобы пообедать?

Она постучала по витринному стеклу.

— Смотри.

Все телевизоры были настроены на разные каналы и показывали в тот полдень по большей части старые кинофильмы.

На одном экране Скарлетт О`Хара клялась, что больше никогда не будет голодать; на другом Клеопатра завлекала Марка Антония; под ней вихрем летали по сцене Джинджер и Фред;справа от них Брюс Ли мстил коварным врагам; а рядом капитан Керк и прелестная Палома дурачили космическое чудище.

Там было еще много интересных передач, и на каждом экране висела табличка: КУПИТЕ МЕНЯ.

— Одновременно! — воскликнул я.

— Выходит, прошлое и будущее зависит не от года на календаре, — сказала Лесли, — а от канала, на который настроен… зависит от того, что мы хотим посмотреть!

— Бесконечное число каналов, — продолжил я аналогию с витриной, — но каждый телевизор может показывать только один канал, поэтому каждый думает, что других каналов нет вообще!

Лесли показала в угол витрины.

— Новинка.

Цифровой телевизор показывал мелодраму, но в углу экрана была маленькая вставка — репортаж с авторалли.

— Ага! — догадался я. — Если мы сильно продвинуты духовно, мы можем настроиться на несколько жизней одновременно.

— А что для этого надо?

— Дороже стоить?

Она рассмеялась.

— Какой ты догадливый!

И, обнявшись, мы зашагали в ресторан.

Она открыла меню.

— Смотри, все тот же «Божественный салат»!

— Есть вещи вечные.

Она кивнула со счастливой улыбкой.

XVII.

За обедом мы только и делали, что разговаривали. Витрина с телевизорами — это совпадение, или нас всегда окружают ответы, которые мы просто не замечаем? Хоть мы и были голодны, но о еде постоянно забывали.

— Это не совпадение, — сказал я. — Если призадуматься, то все вокруг может нам подсказать ответ.

— Так уж и все?

— А ты попробуй, спроси меня, — предложил я. — Назови что угодно… Я покажу тебе, чему эта вещь пытается нас научить. — Даже для меня самого это прозвучало довольно смело.

Она посмотрела на морской пейзаж, висящий на противоположной стене.

— Океан.

— В океане много капелек воды, — начал я, особо не задумываясь, эта мысль отчетливо возникла в моей голове, словно передо мной плавал кристалл, сделанный Аткиным. — Горячих и очень холодных, прозрачных и мутных, летящих в воздухе и сдавленных толщей воды. Капельки постоянно изменяются, то испаряются, то снова конденсируются. И каждая капля — это единое целое с океаном. Без океана эти капли не могут существовать. А без этих капель не могло бы быть океана.Но все они слиты воедино, их даже каплями не назовешь — ведь между ними нет границ. На капли океан делят люди.

— Здорово получилось! — воскликнула она.

Я посмотрел на скатерть с изображением карты Лос-Анджелеса.

— Улицы и автострады.

Она закрыла глаза.

— Улицы и автострады соединяют между собой разные места, но всякий водитель сам решает, куда ему поехать,медленно сказала она. — Он может поехать в прекрасный парк или в публичный дом, в университет или в бар, может по дороге умчаться за горизонт, кататься без цели туда-сюда, а может припарковать машину и вообще никуда не ехать.

Лесли со всех сторон разглядывала идею, вставшую перед ее внутренним взором, и это ее забавляло.

— Он может подобрать для себя подходящий климат и отправиться на Аляску или в Рио-де-Жанейро, вести машину осторожно или безрассудно, выбрать для себя спортивную модель, малолитражку… или грузовик,беречь свою машину или махнуть на нее рукой. Он может ехать наугад, куда глаза глядят, а может все очень точно распланировать. Но все дороги, по которым он решит прокатиться, уже были проложены до него и никуда не денутся после того, как он скроется за горизонтом. Все возможные маршруты уже существуют, и водителя нельзя от них отделить. Он сам решает, куда ему сегодня отправиться.

— Отлично сказано!

— Интересно, мы этому только что научились,задумчиво пробормотала она, — или всегда это знали,но никогда этим не пользовались? — Прежде чем я успел ответить, она решила меня снова испытать. Арифметика.

Как выяснилось, лучше всего такие сравнения у нас получались со всякими системами, интересными делами и профессиями. Программирование, сьемки фильмов, коммерция, теннис, любовь к полетам, садоводство, искусство, педагогика… за каждым из призваний лежала метафора жизни, открывающая тайну строения вселенной.

— Лесли, а тебе не кажется… А мы, мы остались такими же, как и прежде?

— Не думаю, — ответила она. — Если бы мы не изменились после всего того,что случилось, мы бы… но ты имел в виду что-то другое?

— Может, мы стали действительно другими, — тихо сказал я. — Посмотри на людей вокруг.

Она принялась рассматривать посетителей ресторана.

— Может быть, он начнет исчезать, но…

— …мы здесь знаем всех, — подсказал я.

За соседним столиком сидела вьетнамка, благодарная доброй жестокой ненавистной и любимой Америке, полная гордости за своих дочек, лучших учениц в колледже. Мы ее понимали и гордились вместе а ней, гордились тем, что она сумела осуществить свои мечты.

А напротив четверо юнцов хохотали и хлопали друг друга по широким спинам. Они не замечали никого, кроме себя, но мечтали, чтобы на них обратили внимание, хотя сами об этом и не догадывались. Переходный возраст так болезненно тянется, что мы сами его еще не забыли, и понять этих ребят нам было очень легко.

За столиком в углу тихонько переговаривалась парочка опрятно одетых старичков. Им было что вспомнить в жизни, как приятно нам было разделить их радость, что она прошла не напрасно, и подумать о будущем, известном им одним.

— Очень странное чувство, — сказал я.

— У меня тоже, — подтвердила Лесли. — А раньше такого не было?

Во время медитации, подумал я, чувствовалось какое-то космическое единство. Но я впервые ощутил себя единым целым с окружающими меня людьми, сидя сейчас в ресторане.

— Нет, никогда.

В моей памяти ожили смутные воспоминания далекого прошлого, и, несмотря на все видимые различия между бесчисленным множеством людей, приходивших на Землю за эти годы, я ощутил, что связан с каждым из них тоненькой невидимой ниточкой.

Единственная жизнь, говорила Пай. С этим трудно спорить, подумал я, да и ни к чему, когда почувствуешь это сам.

Единственная. Незнакомцы исчезли. Это ведь те самые ребята, которыми мы были в юности, и те самые умудренные опытом старики, которыми мы станем? Сосредоточив на человеке любопытство своего сердца, мы перебрасываем к нему мостик через пропасть, разделяющую нас, и испытываем спокойную безмолвную радость от того, что мы — творцы неисчислимых жизней, полных приключений и жажды новых знаний.

Единственная. Все жители этого города тоже мы? Дебютанты и звезды Голливуда, торговцы наркотиками и полицейские, адвокаты и террористы и музыканты?

Новое понимание единства не покинуло нас, когда мы продолжили разговор. Это не секундное ощущение, а осознание истинной реальности. То, что мы видим, — это и есть наше сознание, и когда оно поднимается на новый уровень, все вокруг меняется! Мы — живые зеркала, в которых отражается каждый из живущих в этом мире.

— Я думаю, мы изменились больше, чем начинаем осознавать, — сказала Лесли.

— У меня такое чувство, что мы сидим в поезде, который мчится по рельсам со множеством стрелок. Они все время переключаются, и поезд постоянно меняет путь. Куда мы едем, где мы закончим наше путешествие?

Уже стемнело. Мы чувствовали себя, словно влюбленные, встретившиеся в раю, — мы были такими же, как всегда, но взглянули на себя в прошлом и узнали, что может случиться в жизнях, поджидающих нас.

И вот мы вышли из ресторана. Обнявшись, шагнули в ночной город. По улицам неслись автомобили; мальчишка на скейте крутил вокруг нас пируэты; источая блаженство, приближалась молодая парочка; мы все шли на встречу бесконечному выбору, поджидавшему нас в эту минуту, в эту ночь, в эту жизнь.

XVIII.

На следующее утро, в 8:45 мы остановили машину на автостоянке, расположенной прямо в саду. Дорожка в конференц-зал лежала среди моря нарциссов, тюльпанов и гиацинтов, серебром отливали какие-то крошечные цветочки, воздух был напоен ароматом. Настоящее царство весны!

В просторном зале оказалось много окон, открывавших панораму океана. Солнце отражалось от волн, и по потолку скользили веселые узоры.

Два ряда стульев стояли широким полукругом, перед ними — небольшая трибуна с микрофоном и три светло-зеленые доски для записей.

Мы остановились у столика при входе. На нем оставались только две карточки с именами, две стопки информационных материалов, две ручки и тетрадки — наши. Мы приехали последними из тех шестидесяти, кто прибыл сюда за тысячи миль на встречу самых необычных умов планеты.

Было довольно шумно, люди знакомились между собой, какая-то женщина писала на центральной доске свое имя и тему доклада.

К трибуне подошел довольно крупный мужчина, его черную шевелюру уже чуть тронула седина.

— Здравствуйте, — решительно сказал он в микрофон, заглушая гул голосов. — Добро пожаловать в Спринг-Хилл. Похоже, что мы все уже собрались…

Он подождал, пока публика расселась. Прицепив карточки с именами, мы одновременно посмотрели на ведущего. От неожиданности комната поплыла у меня перед глазами.

Я повернулся к Лесли, она удивленно смотрела на меня.

— Ричи! Это…

Ведущий подошел к центральной доске и взял мел.

— Я надеюсь, все уже успели написать здесь темы своих докладов. Ричард и Лесли Бах, вы только что приехали, ваш доклад…

— АТКИН! — воскликнул я.

— Лучше зовите меня Гарри, — подсказал он. — Тема вашего доклада?

Мы словно вновь очутились в неведомом измерении, на фабрике идей. Он совсем не изменился, только немного постарел. Может, это был не тот Лос-Анджелес, который мы знали раньше, может, мы промахнулись…

— Нет, — сказал я, приходя в себя. — Мы не будем выступать.

На мгновение все обернулись к нам. Лица незнакомые, но…

Лесли тронула меня за руку.

— Этого не может быть, прошептала она. — Надо же, какое совпадение!

Она права. Мы получили приглашение на эту встречу от Гарри Аткина и увидели его имя на конверте еще до того, как отправились в полет. Но он был так похож на Аткина!