Борис БАГРЯНЦЕВ
      Отдать швартовы!
      Эта книга для тех, кто мечтает о море и соленом ветре, кто дорожит флотской дружбой, кто в службе морской видит свое призвание и цель. Книга поможет ребятам сделать первые шаги на пути, который в будущем приведет их на капитанские мостики.
      ОГЛАВЛЕНИЕ
      Одиссея Арчибальда Джонса
      Планы Огурца
      Сокровища английского купца
      Подслушанный разговор
      Ночная тревога
      Неотправленная телеграмма
      План "Морской дуб"
      Кладоискатели отдыхают от забот
      Паяльщик Огурец
      Практическое ознакомление с морскими традициями
      Сколько веревочке ни виться...
      Открытие Ивана Лукича
      Что вы на это скажете, морячки?
      Иван Лукич укладывает чемоданы
      Самый хороший день
      Начало операции "Морской дуб"
      Вторичное появление сэра Джонса
      Дела минувших дней
      Последний парад
      Кто ищет, тот найдет
      Вместо эпилога ______________________________________________________________________
      - Вот тут на Балтике, - доносился до Юрки хрипловатый
      голос деда, - начинался "путь из варяг в греки". Я это к тому
      говорю, что проходил он, между прочим, и по Ладоге. Смотри
      сюда. Из Ладоги по реке Волхов спускались заморские гости, так
      купцов тогда называли, в озеро Ильмень. А оттуда по реке
      Ловати добирались они до Западной Двины...
      (Из разговора деда с внуком Борисом. С этого разговора,
      подслушанного другим внуком - Юркой, - все и началось)
      Об этих "гостях" Юрка слышал когда-то в школе. Юрка за них даже двойку схватил. Кому, спрашивается, интересно слушать, как они, надрываясь, волокли свою мануфактуру к Днепру! Видали мы этих варягов. Заскучавший Юрка хмыкнул и все свое внимание перенес на телевизор: начинался футбол. Полузащитник гостей сразу же ввел в прорыв своего форварда.
      Между тем тот упал и начал кататься по траве. Болельщики повскакивали с мест, требуя у судьи пенальти. Дадут или не дадут? Не дали. Подбитый футболист вскочил на ноги, и игра возобновилась. Теперь Юрка снова мог воспринимать не только футбол, но и кое-что еще. Голос деда коснулся его ушей. Юрка послушал немного и сделал телевизор потише. Его заинтересовала...
      ...ОДИССЕЯ АРЧИБАЛЬДА ДЖОНСА
      В отроческие годы Арчибальд Джонс сбежал из монастыря, где после смерти родителей из него хотели воспитать угодного богу человека. Этим и объясняется кличка Монах, прилипшая к нему на всю жизнь. Больше тридцати лет страшный Монах разбойничал на морских путях, ведущих из Америки, Африки и Ост-Индии в Старый Свет. Немало золота, серебра и драгоценных камней осело в сундуках удачливого пирата. Настал день, когда сэр Джонс (титул был пожалован ему за щедрые отчисления в казну) собрался на покой. Многие пираты, разбогатев, вкладывали деньги в промышленность, земледелие и торговлю. Сэр Джонс решил последовать их примеру.
      Итак, весной 1555 года проездом в Лондон Арчибальд Джонс остановил коней у придорожной корчмы, чтобы выпить кружку эля и перекусить. Своими манерами и громким голосом он вызвал неудовольствие человека, сидевшего к нему спиной за соседним столом. Когда сэр Джонс во всю глотку заорал песню, тот не выдержал и повернулся к нему:
      - Я бы попросил вас, милейший, доставить мне удовольствие и не реветь здесь как бык. От вашего голоса у меня портится аппетит.
      От такой наглости сэр Джонс оторопел. Недолго раздумывая, он направился к незнакомцу с намерением оторвать ему уши. Какие-то люди преградили ему дорогу. Но молодчики Джонса, поднаторевшие в абордажных схватках, накинулись на них, как волки на овец. Побледневший незнакомец обнажил шпагу и настороженно ждал. Хозяин корчмы пытался схватить Джонса за рукав и что-то сказать, но разъяренный Монах грубо оттолкнул его прочь. Он взглянул на шпагу в руках противника и криво ухмыльнулся - этих дворянских штучек он не понимал. Потом вытащил из ножен тяжелый пиратский нож и с пяти шагов всадил незнакомцу в грудь. Тот свалился, даже не охнув. Взволнованный хозяин подбежал к нему, расстегнул костюм, прижался ухом к груди. Сердце не билось.
      - Что вы наделали? - сказал он, поднимаясь. - Вы убили члена королевской семьи.
      Сэр Джонс побледнел как мел. Теперь спасти от казни его могло только собственное проворство. Переодевшись в платье простолюдина, всю ночь он гнал лошадей, чтобы успеть прихватить из дома хотя бы часть припрятанных богатств.
      Знакомый капитан, которому сэр Джонс однажды оказал маленькую услугу, согласился тайно взять его к себе на борт.
      * * *
      Как оказалось, корабль направлялся в какую-то Московию, куда два года назад случайно заплыл Ричард Ченслер при попытке Северным морским путем пройти в Индию и Китай. Сразу после возвращения Ченслера на родину купцы основали "Московскую компанию", которая получила монополию на всю торговлю в тех областях. Теперь купцы этой компании направлялись туда, чтобы всерьез торговать с русскими людьми. Трюмы ломились от товаров. Лишь один сэр Джонс вез жалкий мешок с дешевыми сукнами, пистолями и часами, которыми снабдил его великодушный капитан.
      Ветер быстро гнал корабли на восток. Море, словно набегающая дорога, само катилось под киль корабля. Без особых приключений достигли Северной Двины. Сэр Джонс был рад сойти на незнакомый берег. Зато купцы, надеявшиеся Северным путем достичь Китая, решили плыть дальше. Доверив сэру Джонсу изрядную толику своих товаров, они подняли паруса и растаяли за горизонтом.
      В тот год царь Иван милостиво разрешил англичанам беспошлинно торговать в своей стране. Осмотревшись, сэр Джонс с удивлением обнаружил, что Московия - громадная земля, богатая воском и медом, льном и коноплей, кожами и рыбьим зубом, пенькой и корабельным лесом. А драгоценную пушнину - соболей и куниц, горностаев и выдр, бобров и лисиц - русские отдавали почти задаром.
      Дела шли успешно. Торговля процветала. Через полгода сэр Джонс удвоил доверенный ему капитал, через год - утроил. В Холмогорах, у самой пристани, он поставил крепкие каменные амбары, завел прядильную мануфактуру, выстроил себе просторный дом для жилья. Из его окон он ревниво поглядывал на испанские и голландские корабли, которые вслед за английскими нашли дорогу в эти места.
      А компаньоны словно в воду канули. Ходили смутные слухи, что далеко на востоке какой-то корабль раздавило льдом, а на людей напало дикое племя самоедов.
      Разворачивая дела, энергичный англичанин предпринял путешествие в Москву. Много дней, поражаясь размерам страны (ее бесконечность напоминала ему океан), катил он на санях в русскую столицу. Город показался ему огромным. Лондон с предместьями и то, наверное, уступал Москве по величине. Среди необозримого множества раскиданных так и сяк деревянных домов и каменных хором сэр Джонс отыскал на Варварке подворье, где обосновались его земляки.
      Толкаясь в торговых рядах, сэр Джойс видел множество привозного товара из разных стран. В ювелирных рядах шкафы и столы ломились от драгоценностей. В венецианских хрустальных вазах отражались золотые и серебряные братины. Во всей Европе не было столько драгоценностей, сколько в одной Москве. Изумруды, бечеты, яхонты, лалы, бирюза и жемчуг блистали и искрились на приемах у царя и бояр, украшали церковные книги и посуду в богатых домах, оружие начальных людей.
      Драгоценности шли с Востока. И англичанин, как гончая, почуявшая след, устремился туда. Больше месяца добирался он до Астрахани по Волге-реке. Путь был небезопасен. Сторожевые городки встречались редко, разбойники - гораздо чаще. Их струги, легкие плоскодонные суда с отвесными бортами, невозможно было догнать. Впрочем, и уйти от них можно было только с помощью бога. Разбойники весьма ловко управляли веслами, а при попутном ветре ставили паруса. Русские купцы называли этих пиратов вольными казаками и, чтобы уберечься от них, сбивались в огромные караваны в несколько сотен судов.
      У острова Четырех Бугров при впадении Волги в море англичанин перевалил свои товары на морские суда, которые взяли курс на Шемаху. Через неделю плавания подошли к пристани в устье речки Низабад. Товары перегрузили на вьюки и тронулись дальше. Каменистая дорога шла в гору. По обочинам белели лошадиные, верблюжьи и ослиные кости. На расстоянии дневного перехода друг от друга стояли караван-сараи. Их крепкие стены надежно защищали от разбоя. За ними усталых купцов ждала еда и постель, лошадей - конюшня и овес.
      В Шемахе сэр Джойс не задержался. Жажда наживы уводила его все дальше и дальше на юг. Солнце палило. Ни одно облачко не показывалось на небе. От жары земля высохла и потрескалась. Пали три верблюда и шесть лошадей. Путники забыли вкус воды.
      Только к исходу четвертого месяца пути сэр Джонс достиг Персидского залива. Из его вод поднимался удивительный остров. Это и был Ормуз. На здешние рынки стекались драгоценности со всего света, а близ самого острова искусные ныряльщики доставали самый крупный в мире жемчуг - гурмыжские зерна. У сэра Джонса жадно загорелись глаза. Он понял, почему побывавшие здесь русские люди говорили: "Аще бы свет был перстнем, Ормуз был бы его камнем".
      ПЛАНЫ ОГУРЦА
      - Юра, тебя спрашивают, - позвала мать.
      - Скажи, что меня нет дома, - отозвался Юрка. Ему очень не хотелось вставать, чтобы не пропустить, чем кончилась только что начавшаяся на острове Ормузе любопытная история.
      - Нет уж, не заставляй меня, пожалуйста, лгать. Если ты занят, скажи, пусть позвонят попозже.
      Пришлось подойти. Звонил Огурец. Стоит ему чихнуть, как он тотчас бежит к телефону, чтобы сообщить об этом всем своим друзьям.
      - Здорово, Юрчик! - сказал Огурец. - Ты что делаешь?
      - По тебе скучаю, - ответил Юрка. - Давай скорее. Я долго не могу.
      - Больно ты деловой. Не хочешь - не говори. Только потом сам жалеть будешь.
      - Ну ладно, ладно. Слушаю.
      - У меня отец в командировку уезжает.
      - Поздравляю.
      - А ты не смейся. Я тебе говорил, что он акваланг купил?
      - Говорил. Ну и что?
      - А то - можно взять и поплавать под водой. Запросто.
      - Из-за этого ты мне и звонил?
      - Ты погоди, не спеши. Я знаю место, где в прошлом году утонули золотые часы.
      - С чего это они "утонули"?
      - Два дядьки нашли в сарае старую лодку и поехали кататься. Начали спорить. Один говорит, что у него часы водонепроницаемые, а другой не верит. Ну, тот снимает их с руки, окунает в воду и давай полоскать. А его приятель подумал, что он хитрит, лег на борт и стал смотреть, как бы он там не обманул. Увлеклись они, ничего не замечают.
      - И кто выиграл?
      - Никто. Часы-то воду не пропускали, а лодка - вовсю. Один оглядывается, смотрит - ба, пол-лодки воды. Толкнул того, с часами, в бок. Тот оглянулся и с перепугу выронил их в воду. Они и до сих пор там лежат.
      - Огурец, мне сейчас неудобно говорить, - сказал Юрка, которому рассказ об этих часах успел надоесть. - Я тебе попозже сам позвоню. Ладно?
      Повесив трубку, он вернулся в комнату. Сэр Джонс продолжал наживаться и бесчинствовать. "И какой только дурак дал ему въездную визу!" - возмутился Юрка и стал слушать дальше.
      СОКРОВИЩА АНГЛИЙСКОГО КУПЦА
      На острове Ормуз сэр Джонс столкнулся с несколькими португальцами, в которых распознал отъявленных головорезов. В тайном притоне, который он открыл, краплеными картами шла игра на золото и камни. Людей настолько же богатых, насколько неосторожных, с проломленными черепами находили на морском берегу. Самоцветные камешки, на которые падал алчный взгляд "аглицкого купца", приобретали способность притягивать к своим владельцам пули и отравленное вино. И никому не приходило в голову, что почтенный торговец и главарь сухопутных пиратов одно и то же лицо.
      Прожив в Ормузе осень и зиму, сэр Джонс вернулся назад в Москву. Тысячи опасностей, через которые он прошел, не охладили его пыл. За первым путешествием на Восток последовали другие. И каждый раз кованые сундуки "аглицкого" подворья на Варварке пополнялись самоцветами, которыми не погнушался бы любой государь.
      Тем временем над Москвой сгустились тучи. Волей царя Ивана страна была брошена в омут опричных страстей.
      Изменилось отношение и к английским "гостям". Им еще разрешалось торговать беспошлинно, но чувствовалось, что скоро придет этому конец. Русские купцы настойчиво требовали поприжать наконец англичан. Да и царь, у которого война быстро опустошала казну, не мог равнодушно видеть чужое богатство. Сэр Джонс твердо решил уехать из Московии и немедля начал свертывать свои торговые дела. Золото считалось заповедным товаром. Вывозить его за границу строго-настрого запрещалось. А у сэра Джонса было его немало, и расставаться с ним он не хотел. Поэтому его сообщникам не составило большого труда уговорить Арчибальда через Ладогу тайно уплыть в Ливонию.
      Так и поступили. По Волхову поднялись в Ладогу, но, вместо того чтобы грести вдоль восточного берега, поставили струг носом на град Кексгольм, что на западном берегу. И возложили надежды на силу рук своих и судьбу.
      Упала ночь. Русский берег пропал во мраке. Поднялся ветер. Осенью плавание по Ладоге ненадежно. Сэр Джонс с тревогой смотрел, как тучи черным пологом затягивают небо. Но путь оставался только один вперед. Тут-то и порешили его сотоварищи расправиться со своим хозяином и захватить его сокровища. Посчитав, что до ливонского берега уже недалеко, один из гребцов бросил весло:
      - Пора, хозяин! Давай делить камушки! А не то...
      Сэр Джонс понял его и вытащил из ножен кривой турецкий ятаган. Слуга не изменил ему и встал рядом. На струге, ухающем с волны на волну, началась ожесточенная рубка.
      Сэр Джонс был уже немолод, но сабля по-прежнему оставалась страшной в его руке. К тому же противники не могли навалиться на него всем скопом, а один на один у них было мало шансов его одолеть. Гребец на корме, державший струг против волны, с испугом видел, что дело принимает плохой оборот. В полной растерянности он встал и оставил без присмотра кормовое весло. Струг тотчас же развернуло боком, и волна, ударив в борт, поставила его торчком. Сэр Джонс едва устоял на ногах. Заговорщик, только что стоявший против него, с душераздирающим воплем полетел в кипящую воду. А из кромешного мрака уже надвигалась вторая водяная гора.
      "Шкатулка, моя шкатулка!" - подумал сэр Джонс, и в этот миг...
      ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР
      - Ну и надымили! - недовольно сказала мать, входя в комнату. Папа, закрой дверь. Своими разговорами вы мешаете Юрику учить уроки. И пожалуйста, дыми поменьше. Хоть бы догадались форточку открыть...
      - Никто мне не мешает, - возразил Юрка. Взрослые всегда так: встревают как раз тогда, когда ты их меньше всего об этом просишь.
      - Почему у тебя свет падает с правой стороны? - Мать все не оставляла его в покое. - Сядь так, чтобы тень от руки не ложилась на тетрадь. Не порти себе глаза.
      Юрка крутился как на гвоздях, ожидая, когда она уйдет. С сэром Джонсом неизвестно что, а тут мать завела разговор про какую-то тень. Покончив с этим, очень "кстати" стала спрашивать, когда их отпустят на каникулы.
      - Скоро! - закричал Юрка. - Отпустят, не беспокойся!
      - Юра! - удивилась мать. - Ты последнее время стал какой-то нервный. Что с тобой?
      - Ничего, - сказал Юрка и с досады лбом стукнулся о стол. Человек не знает, жив сэр Джонс или уже утоп, а тут начинают интересоваться твоей нервной системой.
      - Ладно, ладно, - обиделась мать. - Я ухожу.
      Только она отошла от стола, раздался звонок. Вошла соседка и сладким голосом запричитала:
      - Юрочка, голубчик! Мы купили сервант. Помоги, пожалуйста, внести. Не откажи! Ах, какой у вас хороший мальчик!
      Когда сервант был водворен на место, Юрка бегом бросился назад. Увидев, что дверь в комнату деда плотно затворена, он подкрался на цыпочках и приложил к ней ухо. Голоса звучали приглушенно, но слова можно было разобрать.
      - Понимаешь, дедушка, - говорил Борька. - Произошло это примерно здесь. Но где точно, никто не знает. Столько времени прошло - попробуй найди. Я в прошлом году нырял-нырял - и ничего.
      - Там глубоко?
      - Порядком.
      - Не отчаивайся, брат. Кто ищет, тот всегда найдет. Глядишь, и тебе повезет.
      - Буду стараться, а там как выйдет.
      - Да-а! - протяжно сказал дед. - Лет пролетело много.
      Они помолчали.
      - Ну, побалакали, и хватит. - Вставая, дед скрипнул креслом. Пойду-ка я куплю "Вечерку".
      Юрка едва успел отскочить от двери и сесть за стол.
      - А ты все сидишь? - удивился дед. - Ишь ты какой сегодня прилежный! За один день недельную норму отсидел.
      Юрка обидчиво шмыгнул носом и промолчал. Вслед за дедом ушел куда-то и Борис. Мать хлопотала на кухне. Пытаясь сосредоточиться на услышанном, Юрка заглянул в комнату деда. На столике перед радиоприемником лежал скомканный клочок бумаги. Юрка повертел его в руках и развернул. На нем была лишь неровная замкнутая линия. Словно малый ребенок неуверенной рукой пытался начертить круг. Внутри круга стоял аккуратный крестик. Увидев его, Юрка чуть не лишился чувств. Торопясь как на пожар, он достал с полки толстую книгу и отыскал в ней карту Ладожского озера. Взглянул на нее, и замкнутая линия на клочке бумаги сразу перестала быть неуверенной и случайной. Борька отлично умел рисовать, и контуры Ладожского озера получились у него так, словно он пользовался копиркой "А что означает крестик?" - подумал Юрка, и тотчас в его ушах прозвучали недавно слышанные Борькины слова: "Я в прошлом году нырял-нырял - и ничего". А дед еще ответил. "Не отчаивайся, брат. Кто ищет, тот всегда найдет".
      - Да это же место, где затонул струг сэра Джонса! То-то они все секретничали!
      Юрка опустился на стул, обхватил голову руками и попытался обдумать все холодно и спокойно. Но давалось ему это с трудом. Кровь шумела в висках. Мысли разбегались.
      "Тоже мне, еще брат называется! - распалял он самого себя. - И дед туда же. Скрыть такую вещь от ближайшего родственника! Авантюристы, заговорщики - вот они кто. А все улыбаются, нотации читают, хорошими прикидываются. Верь людям после этого!"
      На душе у Юрки стало так горько, что он незаметно для себя заплакал. Крупные слезы покатились по щекам и часто-часто закапали на тетрадь.
      - Жадины-говядины! - совсем по-детски бормотал он себе под нос. Шкатулки еще и в помине нет, а они уже боятся, как бы чего не вышло. Ну да ладно! Все равно по-вашему не быть. Я не то что некоторые. У меня от ребят тайн нет. А вместе мы все можем. Мы эту шкатулку мигом найдем. Еще посмотрим, кто кого опередит!
      Юрка живо представил, как он вместе со своими верными друзьями Витькой Веснушкиным и Женькой Огурцовым вытаскивает из глубины заветную шкатулку, и на душе у него отлегло. Он представил себе Борькино лицо, когда до него дойдет эта весть, и на душе стало совсем хорошо. Погодите только, утрем Борьке нос по всем правилам. Отучим его задаваться раз и навсегда! Деньги они, конечно, пожертвуют на строительство танка или самолета. Само собой. "Пионерская правда" напишет об этом целую статью. У стенда в школьном коридоре соберется толпа. Он, Юрка, заранее никому ничего не скажет. Сядет на подоконник и будет болтать ногами. Потом самый умный наконец поймет, что речь идет не о ком-нибудь, а об ученике из их класса. Тут поднимется вавилонское столпотворение: шум, расспросы, восторги, а кое-кто даже завидовать начнет. "Юра, как тебе удалось такое трудное дело?" спросит Милка Щеглова и заглянет ему в глаза. "Очень просто, - ответит он скучным голосом и даже зевнет. - Нырнул поглубже и достал. А чего вы так удивляетесь?"
      От этих мечтаний Юрка так распалился, что не выдержал бездействия и побежал к Огурцу. С видом заговорщика вытащил его из дома и молча потащил к Веснушкину. По дороге Юрка стоически молчал, хотя вопросы сыпались на него как град. У Веснушкиных были гости. Чтобы назойливые взрослые не мешали совещаться, пришлось запереться в ванной. Только здесь, в тесном кругу своих ближайших друзей, Юрка позволил себе раскрыть рот.
      - Товарищи мои! Только вам могу я это доверить, - сказал он таинственным шепотом, притягивая ребят поближе. - Я знаю, где лежит клад.
      Наступило драматическое молчание. Первым нарушил его Веснушкин.
      - Сейчас попросит рубль взаймы, - сказал он, обращаясь к Огурцу. - Юрчик всегда так начинает - издалека.
      - Зачем мне твой рубль?! - взмахнул руками Юрка, от чего чуть не свалился в ванну, на краю которой сидел. - Я тебе о миллионах говорю, а ты - рубль!
      Услышав про миллионы, Огурец открыл было рот, но Юрка так цыкнул на него, что он мигом прикусил язык.
      - Вить, а Вить! - Женька повернулся к Веснушкину. - Чего он на меня кидается, а?
      - Терпи, - посоветовал Веснушкин.
      Юрке ничего не оставалось делать, как начать рассказ с самого начала. Он говорил долго, видя по лицам друзей, что история сэра Арчибальда Джонса начинает волновать их не меньше, чем его самого. В тот вечер оргсобрание охотников за сокровищами английского пирата закончилось очень поздно, постановив: либо помереть, либо раздобыть.
      НОЧНАЯ ТРЕВОГА
      Тральщик "Москва", принадлежавший столичному клубу юных моряков, шел по каналу. Погода портилась. Днем нестерпимо палило солнце, но под вечер поднялся ветер, облака затянули небо. Теперь из них образовалась громадная хмурая туча, заслонившая весь горизонт. В ее черной утробе погромыхивал гром.
      Начальник клуба Терентий Иванович Кузьмичев последний раз перед сном обходил корабль. В кубриках ребята стелили койки. Вахтенные стояли на своих местах. В узких коридорах мирно горели синие ночные лампы. Пробили склянки. "Теперь можно и мне на боковую", - решил Терентий Иванович, направляясь в свою каюту. Зевнув, он бросив рассеянный взгляд за борт, и сонливость мигом слетела с пего. Впереди прямо по курсу ему почудилось какое-то пятно. Оттуда до корабля долетали неясные тревожные голоса. Пятно приближалось. Острые глаза Кузьмичева различили перевернутую лодку и три фигуры, барахтавшиеся возле нее.
      Терентий Иванович флоту посвятил больше трех десятков лет, плавать начал с четырнадцати. Поэтому реакция его была мгновенной. Резкие отрывистые звонки тревоги в считанные секунды подняли на ноги весь экипаж. "Человек за бортом! Человек за бортом!" - этот сигнал от киля до, клотика пронизал весь корабль. Стремглав вскочив со своих коек, юные моряки (а их на "Москве" было около шестидесяти) быстро разбежались по заранее назначенным местам и начали действовать, как того требовало от них боевое расписание. Винты дали задний ход. В воду полетели спасательные круги. Несколько ребят орудовали у шлюпбалок, спеша побыстрее закончить свою работу.
      Шлюпка поспела в самый раз. Терпевшие бедствие еле держались за торчащий киль старой полусгнившей лодки, стараясь не утопить тяжелый рюкзак, который тянул их вниз. Головы людей едва виднелись над водой. По всему было видно, что силам их приходит конец.
      Когда спасенных вытащили на борт, они от усталости с трудом держались на ногах. С перепугу, а может быть, от долгого сидения в воде у них зуб не попадал на зуб. Трясясь всем телом, они переводили взгляд с одного человека на другого и в ответ на все вопросы только молча таращили глаза. На вид каждому было лет по тринадцать-четырнадцать. От силы пятнадцать.
      Увидев их, врач Тамара Сергеевна Орехова решительно растолкала толпу и увела ребят к себе в медпункт. Там, переодевшись в сухую одежду и напившись горячего чаю, ребята начали наконец приходить в себя.
      - Рюкзак! - воскликнул один из них, вскакивая с места.
      - Не беспокойся. Он здесь, на корабле.
      - Чемодан! - воскликнул другой.
      - Насчет чемодана, право, не знаю, - растерянно сказала Тамара Сергеевна. - Впрочем, подождите. Я сейчас пойду наведу справки.
      Пока она ходила, пол каюты завибрировал сильней - корабль снова пошел вперед. Ребята многозначительно переглянулись.
      - Даем! - сказал один.
      - А вдруг нас... - сказал второй.
      - Тсс! - прервал его третий. - Идет.
      Спасательная команда никакого чемодана не видела - принесла доктор нерадостную весть.
      - Утонул, - хором сказали ребята таким тоном, словно речь шла о лучшем друге.
      Один всхлипнул, второй схватился за голову, третий замычал, как будто ему наступили на любимую мозоль.
      - Перестаньте переживать! - воскликнула сердобольная Тамара Сергеевна. - Подумаешь, какое дело - чемодан. Радуйтесь, что вы сами-то хоть живы остались.
      - Бумаги, - коротко пояснили ребята.
      - Какие еще бумаги? - спросил Кузьмичев, входя в медпункт.
      - А вы ведь Терентий Иванович? - вопросом на вопрос ответил парень, сидевший ближе всех к двери.
      - Да, - удивился Кузьмичев. - Откуда ты меня знаешь?
      - Я-то вас сразу узнал. А вы меня не вспоминаете?
      - Не-ет, - протянул озадаченный Терентий Иванович.
      - А помните, мы к вам в клуб как-то приезжали? Мы ведь ваши подшефные из Монинского морского клуба...
      - Ах вот оно что! - проговорил Терентий Иванович. - Честно говоря, никак я не думал, что придется нам вас спасать. Что ж вы, братцы мои, так опростоволосились? А еще моряки! Какая нелегкая дернула вас на дырявом корыте на воду лезть, людей пугать?
      - Виноваты, Терентий Иванович. - Ребята потупили головы. - Не захотели ждать вас на берегу. Решили встретить по-моряцки, на воде. А лодка старая. Покачало ее немного, она течь начала. А тут еще ветер поднялся, темно стало, вот мы и...
      - Буль-буль-буль?
      - Ага!
      - Ну ладно! Наперед вам наука. А сейчас чего хнычете?
      - Бумаги утонули. И форма тоже. Вместе с чемоданом. Придется нам возвращаться домой.
      Ребята умолкли, погрустнели. У Тамары Сергеевны сердце разрывалось на них смотреть.
      - Перестаньте, перестаньте, - пробасил Терентий Иванович, спеша утешить ребят. - Вы же моряки. Я тоже моряк. Значит, договоримся, решим это дело без бюрократизма. Понятно? Были бы люди, а бумаги приложатся.
      Мальчишки заулыбались.
      - Ага, обрадовались! Рано, рано. Насчет этих погружений, Терентий Иванович большим пальцем указал в сторону иллюминатора, - я с вами еще поговорю.
      Он открыл дверь и высунулся в коридор. Дежурный появился так быстро, словно стоял у двери и ждал, когда его позовут.
      - Проводи хлопцев в кубрик. Скажи, что я распорядился выдать им постельное белье. Завтра с утра пусть им подберут обмундирование. В общем, надо их принять в нашу семью. Ясно?
      - Ясно, Терентий Иванович.
      - Выполняй.
      В кубрике новенькие, столь неожиданно попавшие на корабль, еще добрый час обсуждали с ребятами свое приключение на воде. Но сон наконец начал брать свое. Разговоры смолкли. Наступила тишина. Только троица, вытащенная из воды, лежала с открытыми глазами и не спала.
      Время было далеко за полночь, когда один из них сполз с койки и тихо направился к выходу. Проходя мимо одного парнишки, он неосторожно задел его свесившуюся руку, и тот открыл глаза.
      - Слушай, - спросил полуночник, - а где тут у вас туалет?
      - Чего-чего?
      - Туалет.
      - Гальюн, что ль?
      - Зачем мне твой гальюн? Оставь его себе. А мне нужен туалет. Понял?
      - В конце коридора налево. Только на будущее запомни: моряки в туалет не ходят, - ответил парень и снова уснул.
      "Странно, - подумал полуночник. - Кто бы мог предположить".
      Но ввиду позднего времени спорить на эту тему он не стал.
      Вслед за ним тихо выскользнули из кубрика и его друзья. В пустой умывальной они встретились.
      - Слушайте распоряжения на завтра, - сказал предводитель, когда ребята приблизили свои уши к его губам. - Перво-наперво побольше смотреть кругом и поменьше болтать языком!
      НЕОТПРАВЛЕННАЯ ТЕЛЕГРАММА
      Но вернемся к охотникам за сокровищами английского купца. Увы, золото и драгоценные камни ждали их в будущем, а в настоящем (Юрка подсчитал это с точностью до копейки) требовалось, по крайней мере, сто рублей, чтобы осуществить экспедицию на Ладогу. Друзья не колеблясь вывернули наизнанку свои карманы. Кино, марки, мороженое на все это впредь до окончания экспедиции Юрка наложил запрет. Двадцать копеек, которые ребята получали на школьный завтрак, шли теперь в общий котел. Через несколько дней решили подсчитать доходы. На "бочке" не набралось и пяти рублей. В души искателей приключений стала закрадываться паника. Правда, Юрка обещал чего-нибудь придумать, но его слов никто не принимал всерьез.
      Между тем учебный год закончился. Настало лето. Через две недели Борька вместе со своим клубом отправлялся в плавание. Нужно было спешить, но ни одна дельная мысль, хоть лопни, не лезла в голову. Узнав как-то, что сахар помогает умственной деятельности, Юрка за один присест съел пачку рафинаду. Но вместо гениальной идеи к нему пришел детский врач. Юркина мать вызвала его, решив, что у сына начинается сахарная болезнь.
      Тем временем Борька готовился к плаванию. Скрепя сердце Юрка делал вид, что между ними ничего не произошло (политика есть политика), а сам смотрел во все глаза и слушал во все уши. Скоро ему стало известно, что у похода есть твердое расписание и свой маршрут. Из Москвы с интервалом в один день уходили сначала морской охотник "Кронштадт", затем тральщик "Москва" и большой морской охотник "Ленинград". Неделю каждый из них плавал сам по себе, в соответствии со своим собственным планом. После этого у кораблей была предусмотрена встреча на Ладоге, где предстояла отработка совместных действий. Мельчайшие подробности этого плана Юрка успел выучить наизусть. Благо тайны из него никто не делал. Но от всех этих подробностей сокровища сэра Джойса доступней не становились ни на йоту.
      С пристани Зеленый Дол "Ленинград" по ходу должен был забрать пятерых ребят из поселка Монино. Два года назад там образовался клуб юных моряков. Начинать всегда нелегко. Кроме двух самодельных лодок, других судов у монинцев пока не водилось. Поэтому мощный столичный клуб (семь кораблей, годных для дальнего морского плавания) решил взять шефство над новичками, и пять лучших юниоров из Монина получили приглашение принять участие в учебном плавании москвичей. Это было трогательно, великолепно, превосходно, но ни на сантиметр не могло сдвинуть жемчуга и рубины сэра Джонса с ладожского дна.
      А дни летели. Юрка с отчаянием замечал, что геройский дух выходит из его друзей, словно воздух из дырявого мяча. От них уже поступали предложения купить на собранную пятерку породистого щенка. Но Юрка эти капитулянтские предложения решительно отверг.
      Наступил день Борькиного отплытия. В доме все поднялось вверх дном. Мать пекла в дорогу пирожки. Отец заряжал в ванной фотоаппарат. Дед помогал Борьке укладывать чемодан. И только Юрка с унылым видом ходил из комнаты в комнату, не зная, к какому делу себя приложить. Борькино великолепие - отутюженные клеши, надраенная пряжка ремня, хрустящая форменка - действовало ему на нервы.
      - Ты на чем поплывешь-то? - спросил он, взглядывая на брата из-под хмурых бровей.
      - На "Кронштадте".
      - А-а-а...
      Разговор, едва начавшись, оборвался. "Не видать мне этой пиратской шкатулки, как своих ушей, - подущал Юрка, признавая свое поражение. Завтра поедем на Птичий рынок покупать щенка".
      - Слушай, Юрка, - снова обратился к нему брат. - Не в службу, а в дружбу. Все равно тебе делать нечего. Пойди дай телеграмму, а то я совсем зашился.
      - Какую телеграмму?
      - Понимаешь, наших подшефных, монинцев, должен был взять на борт "Ленинград". Но там тесно. Своих еле разместили. Вот это дело и переиграли. Решили, что их заберет не "Ленинград", а "Москва". Так что надо им дать знать. Мне это начальник клуба поручил.
      - Понятно. Куда посылать?
      - Ну, адрес простой: Монино, клуб юных моряков. А текст я тебе на бумажке напишу. Значит, так:
      "Просим наших подшефных быть пристани Зеленый Дол четверг 21.00. Заберет "Москва".
      Начальник морклуба Кузьмичев".
      - Сделаю, - заверил Юрка, зажимая в кулаке текст и деньги на телеграмму. - Ну, Борька, всего тебе... Я с почты к Огурцу пойду.
      - Я тебе туда через часик позвоню, хорошо?
      - Звони, я там буду до самого вечера.
      Простившись с братом, Юрка вышел на улицу, но вместо того, чтобы бежать на почту, не спеша направился к Огурцу. О телеграмме он, казалось, забыл. Мысли его витали далеко-далеко. У Женьки он еще раз внимательно перечитал Борькин текст и надолго задумался. С отсутствующим видом Юрка смотрел в потолок, грыз ногти и шевелил губами, чем немало удивил Женьку и подошедшего Витьку. Потом Юрка вдруг издал торжествующий вопль и, потирая руки от удовольствия, заметался по комнате. Он садился, вскакивал, словно его подбрасывала какая-то сила, и снова принимался бегать по комнате, загадочно поглядывая на своих друзей. Наконец Юрка остановился и без всякой подготовки выпалил:
      - Ребята, нельзя терять ни минуты. Давайте берите шапку в охапку и катите в Химки, в Речной порт.
      - Зачем?
      - Слушайте и не перебивайте. Там будут Борька и все мои родичи. Смотрите не вздумайте попасться им на глаза. Увидите у причала корабли "Кронштадт" и "Ленинград". Они вам не нужны. Вам нужен тральщик "Москва". Он самый большой. Будет хорошо, если с "Москвы" вас тоже ни одна живая душа не засечет. Вы должны видеть все, вас - никто. Понятно?
      - Да объясни ты толком.
      - Объясняю. Незаметно посмотрите и запомните, как выглядит тральщик. Так, чтобы днем и ночью по одному силуэту с первого взгляда могли его узнать.
      - Зачем?
      - Вопросы потом. Время не терпит. Бегите, пока не опоздали.
      Когда за ними закрылась дверь, Юрка уселся у телефона, сказав Женькиной бабушке, что на все звонки будет отвечать сам. Борькиного звонка пришлось ждать почти час.
      - Юрок, я из Химок говорю. Ты телеграмму послал?
      - Что за вопрос? Конечно. Давным-давно. Небось уже получили.
      - Ну спасибо тебе.
      - Пустяки, не стоит.
      - Через пятнадцать минут отходим. Слышишь, оркестр гремит? Нас провожают. Значит, мне можно не беспокоиться?
      - Я же сказал. У меня вот квитанция в руке.
      Закончив разговор, он написал записку: "Зайду часов в семь". Бросил ее на стол и с видом чрезвычайно занятого человека заспешил на улицу. Дорога его лежала на вокзал. Наведя справки, Юрка взял билет "туда-обратно" и сел в электропоезд. Не прошло и часа, как он вышел на нужной станции и пошел по тропинке вслед за людьми. Тропинка привела его в поселок.
      - Скажите, пожалуйста, как мне до школы дойти? - спросил Юрка у первого встречного пешехода.
      - До какой?
      - До той, какая поближе.
      Прохожий удивился, но дорогу показал. Найдя школу, Юрка несколько раз обошел вокруг нее, потом вошел внутрь. В вестибюле было пусто, прохладно и тихо.
      - Тебе, сынок, кого? - спросил старик сторож, выходя на звук шагов.
      - Я тут одного мальчика жду, - объяснил Юрка. - Можно?
      - Ну, подожди, подожди, - согласно закивал головой старик. - Нешто я запрещаю.
      Юркино внимание привлекла доска Почета "Лучшие спортсмены нашей школы". Он постоял возле нее, посмотрел, что-то записал и, удовлетворив свое любопытство, повернул к выходу. У двери задержался, подумал немного и вернулся назад.
      - Дедушка! - крикнул он сторожу, топтавшемуся в конце длинного коридора. - А у вас клуб юных моряков есть?
      - Солдаты у нас свои есть, - ответил дед. - Юнармейцы прозываются. Такие, сынок, безобразники... Директор Иван Палыч их тут развел, а теперь сам с перепугу ночами не спит. А моряки? Какие у нас моряки! Нашу речку курица вброд перейдет. Нешто тут до моряков?
      - На нет суда нет, - снисходительно сказал Юрка и, поблагодарив деда за ценную информацию, пошел на станцию. По дороге он беспечно насвистывал, сшибал прутиком листья с кустов и всем своим видом являл человека, весьма довольного собой.
      ПЛАН "МОРСКОЙ ДУБ"
      Смазываясь в одну зеленую полосу, летели назад осины, березы, ели, тополя. Юрка стоял в тамбуре и смотрел в узкое дверное окошко. Тик-так, тик-так - дробно отсчитывали такт стремительные колеса.
      "Значит, так, - думал Юрка. - "Кронштадт" сегодня ту-ту, ушел. Борька нам пока не помешает. Завтра уходит "Москва". У Зеленого Дола она будет на следующий день. Выходит, что в нашем распоряжении, считая с сегодняшнего вечера, есть два дня. Порядок! За это время можно многое успеть!"
      Ребята встретили его шумно. Корабли произвели на них большое впечатление. Вернее, даже не корабли, а их сверстники, выглядевшие как настоящие морские волки. Начальники у них тоже были что надо!
      - Знаешь, мы там такого боцмана видели. Ух сила! - восторгался Женька Огурцов. - Бакенбарды - на ногах не устоишь. Говорят, он еще в царском флоте служил.
      - На причале устроили целый парад, - перебил его Витька Веснушкин. - Вынесли военно-морской флаг. Речи были. Матросики пыжатся, фасон давят. Родители рыдают, провожая. Оркестр - бам! бам! - играет марш. Аж до сих пор в ушах звенит. Устроил ты нам работу.
      Бравада друзей Юрку не провела. Чувство, которое накатило на них только сейчас, ему самому было знакомо уже давно. "Сейчас начнут спрашивать, нельзя ли к ним записаться", - подумал он и почему-то вздохнул.
      - Слушай, а к ним всех записывают или только самых здоровых? Тебе Борька не говорил? - закинул удочку Огурец.
      - Не знаю, - ответил Юрка. - Не интересовался.
      Речь пошла о том, что скоро корабли юнморов разбредутся по всей Волге. Начнутся учения, маневры, десанты на острова. Футбол, плавание, гребля, водное поло... Эх, интересно бы посмотреть!
      И тут Юрка взорвал свою "бомбу", которую так старательно готовил весь день.
      - Послезавтра, - сказал он бесстрастным голосом, - мы будем у них на борту. Тогда и посмотрим.
      И в ответ на их изумленные взоры он деловито и в нескольких словах обрисовал свой план.
      - Когда "Москва" придет к Зеленому Долу, вместо монинцев она найдет там нас. В лицо монинцев никто не знает, так что мы спокойненько можем заявляться на корабль.
      - А документы?
      - Утонут, пойдут на дно, - почему-то шепотом объяснил Юрка. - Мы сами-то спасемся только чудом. А как это сделать, я уже придумал. Потешимся будь здоров!
      - Ничего из этого не выйдет, - засомневался Огурец. - Родители никуда нас не отпустят.
      - Не дрейфь. Все очень просто. Ты якобы едешь погостить к Витьке на дачу, Витька - наоборот-будто бы едет к тебе. А я, сами понимаете, к кому-нибудь из вас. В прошлом году, помнишь, было же так. Только тогда мы гостили на самом деле, а теперь понарошку. А чтобы предки не беспокоились, мы будем писать им письма каждый день. Идет?
      Воцарилось напряженное молчание.
      - А как же монинцы?
      - Ничего, не пропадут. Какая им разница, на каком корабле плавать - на "Москве" или "Ленинграде"? Я вначале совсем было хотел отменить им это плавание. А потом пожалел. Пускай, думаю, они поразвлекаются, поплавают. Нам ведь не жалко.
      Ребята смотрели на Юрку во все глаза, словно видели в первый раз.
      - Ну как? Согласны? - спросил он, и сердце у него замерло: откровенно говоря, Юрка чувствовал себя совсем не так уверенно, как казалось со стороны.
      Первым решился Веснушкин. Он проглотил ком, застрявший в горле, и молча кивнул головой.
      - Б-была не б-была! - От собственной храбрости Огурец начал даже заикаться. - Куда вы, туда и я!
      С этого момента план "Морской дуб" (такое название дал ему Юрка его творец) вступил в стадию своего практического осуществления.
      - А почему "Морской дуб"? - спросил Веснушкин.
      - Ну как почему... - Юрка неопределенно помахал рукой. - Морской - потому что вода, корабли, матросы, плавание...
      - Ну а при чем тут дуб?
      Юрка покраснел.
      - Это в честь Бориса, братца моего. Очень он последнее время воображает. Моряком заделался, да? Вот мы ему и докажем, кто он есть. Чтоб не задавался.
      Женька и Витька Юркины соображения признали удовлетворительными, и название плана, таким образом, осталось в силе.
      Итак, в один прекрасный день тральщик "Москва" отправился в плавание, а три друга, прихватив с собой акваланг Огурцова-старшего, сели в электричку.
      - Чуть было не забыл, - едва отъехали, Юрка хлопнул себя по ноге. - Для всех мы сейчас отдыхаем на даче. А в этом вагоне едут Коля Маленко (он ткнул Огурцова пальцем в грудь), Витя Судаков (рука предводителя легла Веснушкину на плечо) и я - Юра Чудов. Прошу любить и жаловать.
      - Ну и что будет? - разинул рот Огурец.
      - Кон-спи-ра-ци-я. Без нее нас сразу разоблачат.
      - Понятно, - сказал просвещенный Огурец. Что за штука конспирация, он знал хорошо. Это когда приклеивают фальшивые бороды, мужчины наряжаются в платья, а все вещи (для удобства) называют не своими именами.
      Электричка шла как раз вдоль самого канала. Сквозь зелень деревьев то и дело голубела вода. Было обеденное время, когда ребята вышли на берег в километре от пристани Зеленый Дол.
      Весь день они беспечно резвились и плескались и воде. Погода стояла великолепная. Вода теплая, и купаться было одно удовольствие. Путешественники чувствовали себя на верху блаженства.
      Когда тени ребят стали длиннее долговязых баскетболистов, Огурец нашел то, что требовалось для задуманного ими плана, - старую брошенную лодку, наполовину вросшую в песок. Ее перевернули кверху днищем. Надули специально припасенную камеру и снизу подсунули под лодку, чтобы до нужного момента она не могла утонуть. Внутрь лодки вбили специально припасенный гвоздь и повесили на него рюкзак с аквалангом и самыми необходимыми вещами. Теперь оставалось только ждать, когда настанет удобное время "тонуть".
      Солнце скрылось за горизонтом. Близился вечер.
      - Пора, - сказал Юрка. - Минут через двадцать подойдет "Москва". Скорость - двадцать узлов. Ждать надо на воде. А то мы ничего не успеем сделать, поняли?
      Толкая лодку перед собой, они двинулись к середине канала. Нельзя сказать, чтобы это выходило у них очень быстро. То ли канал был широк, то ли лодка тяжела. Но в конце концов уставшие ребята заняли исходное положение и стали ждать появления "Москвы". Сигнал должны были подать Веснушкин или Огурец. Потекли томительные минуты.
      - Эй, что у вас там такое? - крикнули с проходившей мимо самоходной баржи, увидев перевернутую лодку. - Не надо ли помочь?
      - У нас полный порядок! - откликнулся Юрка. - Очищаем воду от всяких лишних вещей. Чтоб не мешали.
      "Москва" заставляла себя ждать. Тем временем сумерки незаметно перешли в темноту. Весь день парило. Теперь собиралась гроза. Подул ветер.
      - А вдруг "Москва" не придет? - засомневался Веснушкин-Судаков.
      Вопрос остался без ответа. Слышно было, как клацали зубы посиневшего Огурца. Вода почему-то не казалась больше теплой.
      - Вить, а здесь глубоко? - спросил Женька.
      Веснушкин вздохнул, зябко повел голыми плечами и промолчал.
      Никто не знал, сколько времени прошло после этих слов. Может быть, десять минут, а может быть, и час. Сидение в воде давно превратилось в пытку. Тьма стеной обступила ребят. Берег должен был быть где-то неподалеку, но, когда Юрка попытался найти его глазами, он не увидел ничего, кроме кромешной темноты. Одинокий бакен почему-то вспыхивал то справа, то слева, то за спиной. С необычайной отчетливостью Юрка представил гвоздь, торчавший из днища лодки, и подумал, что произойдет, если камера вдруг напорется на него. Странно, еще совсем недавно этот проклятый гвоздь Юрку совсем не волновал.
      - Я больше не могу, - сдался Огурец. - У меня руки-ноги отваливаются. Хочу на сушу.
      - Ч-ч-е-го з-за-хо-тел, - откликнулся Веснушкин, зубами отбивая такт. Мысль он закончить не успел. В рот ему попала вода, и он закашлялся.
      Юрка тоже делил с друзьями общую судьбу - трясся от холода и икал.
      - Глотни водички, пройдет, - посоветовал ему жалостливый Огурец.
      Юрка твердо верил, что на берегу его ждет трепка, какой он еще никогда не знал. Тем не менее он мечтал о береге всем своим продрогшим существом. "Да, но как туда попасть"? - подумал он и вдруг услышал, как кто-то тоненько, печально завыл. В следующие несколько секунд выяснилось, что выл он сам, автор плана "Морской дуб".
      - Корабль, корабль... - Огурец пошире раскрыл глаза и указал рукой в темноту.
      - Наш? - спросил Юрка.
      Ребята молчали. Им сейчас годился любой. Юрка понял, что его притязания именно на "Москву" в сложившейся ситуации неуместны, и переспрашивать не стал.
      - Кричи! - двинул он Веснушкина кулаком в бок.
      - Ка-ра-ул! - послушно завопил Веснушкин.
      - Ты что? - опешил Юрка. - Какой караул? Тут стихийное бедствие, понимаешь, а не грабеж!
      - Гра-а-беж! - с другого бока откликнулся Огурец. Он, как и Веснушкин, настолько обалдел от всех этих приключений, что ему давно было все равно, что кричать. Лишь бы спасли.
      В этот момент на "Москве" Терентий Иванович Кузьмичев, как мы уже писали, очень своевременно посмотрел за борт. Когда с тральщика спустили шлюпку, Юрка впился зубами в затычку автокамеры и с отчаянной решимостью рванул ее на себя. Из камеры с шипением начал выходить воздух. Почувствовав, что последняя опора уходит из-под них, Витька с Женькой заорали так, что их вопль удовлетворил бы самого придирчивого режиссера. Убедившись, что он поспешил, Юрка охотно присоединил к их голосам свой. Рюкзак, за который он держался на пару с Огурцом, тянул вниз. В это время чьи-то сильные руки схватили ребят за плечи и потащили вверх. О том, что произошло после, читателю уже известно.
      КЛАДОИСКАТЕЛИ ОТДЫХАЮТ ОТ ЗАБОТ
      - А-а! - Юрка сладко потянулся и открыл глаза. Первым впечатлением было удивление. Вместо широких, в полстены, окон и просторной домашней постели он увидел суровую тесноту военного корабля. В узкие иллюминаторы заглядывало встающее солнце. Переборки мелко дрожали, напоминая о том, что корабль быстро движется вперед.
      "Все-таки мы на корабле!" - подумал Юрка, разглядывая свою тельняшку. Но радость его была недолгой. Обстоятельства, при которых тройка охотников за сокровищами попала на корабль, заставили Юрку насторожиться и боязливо оглянуться вокруг. Но все было спокойно. Юные матросы единодушно храпели, наслаждаясь самым сладким из всех снов сном на воде.
      Пока никто не мешал, Юрка на досуге занялся анализом обстановки. Итак, проникновение на корабль (вчерашние страхи не в счет) прошло благополучно. Отцы-командиры, не чувствуя подвоха, пребывают в уверенности, что все идет, как они предусмотрели. Начальство с "Ленинграда" от всей души разделяет их заблуждение и будет разделять его до тех пор, пока вечером пятеро монинцев - здравствуйте, мы ваши подшефные - не заявятся на их корабль. Но к тому времени будет поздно выяснять, как это получилось. Борька, ответственный за отправление телеграммы, на "Кронштадте", монинцы - на "Ленинграде", тройка охотников за сокровищами пирата - на "Москве". Попробуй выстрой в один ряд эти противоречивые, расползающиеся факты. Вывод напрашивался сам собой: день обещал быть безоблачным и веселым. Можно отдыхать и ни о чем не думать.
      Когда раздался сигнал побудки, Юрка вскочил с улыбкой. "Как все делают, так и вы", - сказал он своим друзьям. Началась обычная корабельная жизнь. Умывание, завтрак и приборка коек прошли быстро, энергично и в охотку. Особенно завтрак.
      Вдруг резкие, тревожные звонки внезапно разбудили тишину реки. Юрка живо вспомнил, что подобные звуки летели с корабля вчера, когда их вытаскивали из воды. Ребята, словно только того и ждали, сорвались с места и помчались кто куда.
      - Чего стоишь? - крикнул кто-то, на бегу толкая Юрку в бок. - Не слышишь, что ли? Пожарная тревога!
      - Какая неприятность! - откликнулся Юрка - А что горит?
      Но парнишка уже убежал. Чтобы не выглядеть белой вороной, Юрка с деловым видом бросился вслед за ним. Раза два он с завидной скоростью обежал корабль и бегал бы, наверно, еще, если бы не заметил, что беготня и суматоха прекратились. Все уже были заняты делом, каждый за что-нибудь держался, что-нибудь куда-нибудь тащил. Из шлангов во все стороны с шумом хлестала вода.
      - Эй, новенький! Юра! Давай на бак! - Начклуба, стоя на мостике, показывал рукой вперед. Он хотел сказать Юрке, что по расписанию его место на носу корабля, то есть на баке, но шум бьющей воды заглушил его слова.
      Юрка разобрал только два: "Давай... бак" "Ясно, - подумал он. Пожарная тревога, а воды не хватает. Срочно требуется бак с водой". Такую возможность отличиться нельзя было упускать. Недолго думая, он побежал искать бак. Сияя никелированным краником, бак стоял в нише посреди коридора и ждал, когда в нем возникнет нужда. Юрка еле снял его с табуретки - вода была налита по самый край. Надсадно кряхтя, он волоком потащил бак к лестнице, ведущей на палубу, и тут, как нельзя кстати, столкнулся с двумя ребятами.
      - А ну помогай! - скомандовал Юрка. - Тащи наверх!
      - Зачем?
      - Не твое дело. Кузьмичев велел.
      Аппетит приходит во время еды. Юрка вдруг вспомнил, что у двери в их кубрик стоит точно такой же бак, и, бросив ребят, побежал за ним. Второй бак был наполовину пуст. Но до Кузьмичева он свою ношу не донес. Раздался отбой. В этот момент Юрка как раз высунул голову над палубой и увидел любопытную картину. Бак с водой одиноко стоял посреди кормы. Принесшие его ребята с убитым видом разглядывали свои ботинки, а Терентий Иванович, уперев руки в бока, смотрел на них с серьезностью астронома, открывшего новую звезду. А кругом, толпясь на палубе, по которой еще стекали последние струйки воды, хохотали обрадованные юнморы.
      Юрка справедливо решил, что во втором баке нужда, по-видимому, миновала, и расторопно (пока кто-нибудь не увидел) отнес его на место. Потом как ни в чем не бывало присоединился к "народу", смотря на "водоносов" так, словно видел их впервые в жизни.
      - Ну ты, старик, ловкач!
      - Здорово ты их разыграл!
      Ребята окружили его, поздравляли с удачной шуткой, хлопали по плечу. От их похвал Юрку обуяла гордыня.
      - Что с них возьмешь - салаги! - козыряя знакомым морским словечком, сказал он по адресу своих "помощников".
      Если бы он только знал, сколько щекотливых минут доставят кладоискателям эти самые словечки, то, наверно, прикусил язык!
      Не успели погасить "пожар", как началась новая суматоха под названием "боевая тревога". Звонки трезвонили так, словно весь корабль был начинен ими от носа до кормы. По их сигналу юнморы бросились врассыпную, каждый на свое место.
      - Ребята, за мной! Нам на корму! - крикнул Юрка своей "команде".
      Тревога застала их у правого борта, почти на самом носу. Повернувшись кругом, они цепочкой помчались назад. В это время трое других ребят сломя, голову летели им навстречу, торопясь на нос. Чтобы не столкнуться, Юрка на бегу принял вправо. Но эти нахалы заорали: "Куда прешь? Правил не знаешь?" - и, не снижая скорости, врезались в кладоискателей. Те силой попытались проложить себе дорогу вперед. Сила натолкнулась на силу. Огурец не устоял на ногах, упал, и вся куча мала кубарем повалилась через него. Ребята еще пытались разобраться, где свои руки-ноги, а где чужие, когда над ними загрохотал строгий голос Терентия Ивановича:
      - Ай-ай-ай! Ну и вид! Объясняли же вам тысячу раз: где бы ты ни был, на бак нужно бежать по левой стороне корабля, на ют - по правой. Неужели не запомнили до сих пор?
      - Запомнили.
      - Тогда откуда взялась эта куча мала?
      Кладоискатели, поняв свою промашку, залились румянцем. Но тут вперед выступил Юркин сосед по кубрику.
      - Это я виноват. Споткнулся, все через меня и полетели.
      Юрка едва успел благодарно взглянуть на него, как Терентий Иванович взмахом руки приказал им наверстывать упущенные секунды.
      - Ребята, - сказал Юрка свои друзьям, когда прозвучал отбой. Сами видите - тут нужно ухо держать востро. На кораблях есть такой обычай: разыгрывать новичков. Видали, как я заставил матросиков тащить бак? Это я нарочно. Пусть знают, с кем имеют дело. Мы им не какие-нибудь там...
      Юрка пренебрежительно махнул рукой. Дескать, они, кладоискатели, и обычные новички - небо и земля.
      - Нас на мякине не проведешь. Но осторожность не помешает. Особенно остерегайтесь, когда посылают чего-нибудь принести. Это у них любимый финт.
      Обдумывая эти слова, Веснушкин шел по коридору, когда дверь одной комнаты неожиданно отворилась и выглянул заместитель начальника клуба Владимир Иванович Шатков. В руках он держал большой стеклянный кувшин. Увидев Витьку, он поманил его к себе.
      - Слушай, сбегай, пожалуйста, на камбуз. Налей кипяченой воды.
      Витька взял кувшин и пошел, всем своим видом показывая - вот идет очень деловой человек, знающий, куда и зачем ему надо идти. "Камбуз, камбуз... - вспоминал он. - Что-то очень знакомое. Но что?"
      Витька прошел коридор в один конец, потом в другой. Сам себе он напоминал профессора, которого видел как-то в фильме. Профессор с важным видом ходил взад-вперед по коридору, обдумывая свои мысли. Все было очень похоже. Только у профессора не было в руках кувшина. Ох уж этот кувшин! Так и хотелось грохнуть его об пол и бежать куда глаза глядят. Да разве на корабле далеко убежишь?
      Дверь капитанской каюты была открыта. В каюте - никого. На полочке рядом стояли книги. Витька пригляделся и на корешке одной из них прочитал: "Морской словарь". Не раздумывая, он шагнул в каюту, взял книгу с полки и стал быстро листать. "Брашпиль", "добро", "кабельтов"... Ага, вот он: "В современном понимании камбуз означает помещение на судне, в котором производится обработка и приготовление пищи". От сердца немного отлегло. По соседству с камбузом стояло знакомое и понятное слово "камень". "Звено кулисного механизма, прочел Витька, - движущегося в направляющем пазу, сделанном в кулисе". От этого неожиданного объяснения мрачные предчувствия с новой силой зашевелились в его душе. За считанные секунды он выяснил, что "бабка" - это никакая не бабка, а деревянная стойка на бортах речных судов. "Аппендикс", кто бы мог подумать, не имел никакого отношения к аппендициту и был, оказывается, специальной трубой для подачи воздуха к дизелям подводных лодок. А сколько коварства таилось в простом слове "баран"! Этот зверь не блеял и не годился на шашлык - так назывался простейший деревянный брашпиль. Чем дальше, тем больше! Мамочки! "Карга" вдруг обернулась стопором для якорной цепи. А если бы вас отправили за "брагой"? Что бы вы принесли? То-то и оно! Будь ты хоть семи пядей во лбу, ни за что не допрешь, что это стальной или пеньковый трос, служащий для вытаскивания судов на берег.
      А вот и вода. Да не одна. Это же страшно становится, какую науку сделали моряки из простой воды.
      Вечерняя вода - вечерний отлив.
      Вольная вода - глубина, на которой судно может стоять безопасно при самой большой убыли воды.
      Матерая вода - глубокая, вполне безопасная для плавания судов.
      Сухая вода - обсушенное место при отливе, а также отлив, самый низкий уровень воды...
      Вода живая...
      Вода жирная...
      Вода сочная...
      Вода прибылая...
      Вода убылая...
      Вода полая...
      Вода палая...
      Кто-то спускался по лестнице. Витька, так и не успев дойти до воды кипяченой, схватил под мышку злополучный кувшин и выскочил в коридор. Капитан Симашов забежал на минутку в каюту и сразу ушел, заперев дверь на ключ. А Витька обреченно прислонился к стене и загоревал. "Налью-ка я в этот проклятый кувшин обыкновенной воды, - мелькнула у него смелая мысль. - Была не была!" Но из всех решений это было самое малодушное, и, собравшись с духом, Витька его мужественно отверг.
      Часа через два Владимир Иванович, уже переставший думать о воде (не дождавшись посыльного, он напился в соседней каюте), пошел по кораблю с надеждой отыскать исчезнувшего Витьку, а заодно и кувшин. Витьку он нашел не сразу. Веснушкин (он же Судаков) стоял возле бачка с кипяченой водой и, все не решаясь наполнить свой сосуд, думал: "Вода кипяченая. Что бы это могло быть?"
      ПАЯЛЬЩИК ОГУРЕЦ
      Капитан "Ленинграда" только пожал плечами, когда пятеро монинцев (настоящих - заметим мы в скобках) поднялись к нему на борт. Ни одного свободного места на корабле не оставалось. Но ребята, конечно, не были виноваты в том, что руководство клуба не сумело толково разрешить этот вопрос. Поэтому капитан дал команду - ужаться, потесниться, но гостей разместить как следует. А сам вызвал своего радиста и сказал:
      - С нашими подшефными какая-то неувязка получается. Ведь договорились же принимать их на "Москве". Там им специально места оставили, а ребята почему-то попали к нам. В чем дело, не понимаю. Наверно, опять какая-нибудь неувязка. В общем, свяжись с "Москвой", выясни этот вопрос. Пусть объяснят, почему решаем одно, а делается другое...
      Между тем на "Москве" жизнь шла своим чередом. Лжемонинцы только вздрагивали, слыша про бимсы, брам-стеньги, брашпили, буйрепы, ванты, ватерлинии, дрейфы и деки. Казалось, этим мудреным словечкам не будет конца. Правда, взрослые пользовались ими не так уж часто и исключительно тогда, когда в них возникала нужда. Зато юнморы взахлеб говорили про бушприты, бакштовы, ахтерштевни, гафели, гюйсы, клюзы, кнехты, кранцы, лини, штаги и шкоты каждый раз, когда случайно или нарочно открывали рот.
      - Как дела? - спросил Огурец, встретив Юрку, спешившего куда-то по своим делам.
      - Как сажа бела.
      Капитан Симашов поручил ему найти на спардеке механика Николая Васильевича Ножикова и попросить, чтобы он срочно зашел к нему. И вот Юрка начал методично прочесывать корабль сверху донизу и с носа до кормы. В конце концов механика он нашел. Но обретался ли Николай Васильевич в тот момент именно на спардеке или нет, на этот вопрос Юрка не смог бы ответить даже под пыткой, потому что для него было легче отыскать десять Ножиковых и столько же Ивановых, чем один спардек.
      - Ну-ка, друзья, идите сюда! - позвал их Терентий Иванович. Какие у себя в клубе специальности изучали?
      Ребята озадаченно переглядывались и молчали.
      - Ну, кем вы хотите быть: судоводителем, радистом, мотористом, электриком?
      - Судоводителем, - ответил Витька.
      - Радистом, - изъявил желание Огурец. Юрка замешкался с ответом, и пришлось назваться мотористом - электричества он боялся как огня.
      - С завтрашнего дня, - сказал Терентий Иванович, записывая все в блокнот, - начнете практику по-настоящему. А пока подойдите каждый к своему руководителю. Они вам подробно все объяснят.
      - Смотри-ка, новобранец пришел! - обрадовался радист Родин, когда Огурец вошел к нему в радиорубку. - Как у тебя по части теории? Приемник и передатчик ты, конечно, знаешь?
      - Угу, - не разжимая губ, буркнул Огурец. Не мог же он, можно сказать, лучший монинский юнмор, за кого он здесь себя пытался выдать, сознаться в своем невежестве.
      - Паять умеешь?
      - Умею. Я паяю хорошо, - сразу ожил Огурец. Скованность мигом слетела с него. Зимой отец паял прохудившийся чайник, и Женька вызвался ему помогать. Тогда-то он и постиг это искусство - паять. Отец его еще похвалил. Запаяли что надо! Не хуже, чем в мастерской.
      - Приступай, - коротко сказал Родин, с первого взгляда распознав умельца в новом ученике. - Володя, покажи, что ему надо сделать.
      Курносый шустрый Володя Давыдов - правая рука радиста - небрежно ткнул отверткой в приемник со снятой задней крышкой:
      - Вот смотри: сопротивление и конденсатор. Чепуха в общем. Припаяешь - закрой крышку.
      Родин с Володей ушли, а Огурец включил электропаяльник и с жаром принялся за работу. Хотя виду он не подавал, откровенно говоря, в сопротивлениях и конденсаторах Огурец был слаб. Зато сильно надеялся на свое умение паять. Чайник-то, между прочим, не течет до сих пор. Итак, заметив зачищенную проволочку, он припаял ее к другой - той, что нашлась поближе, закрыл крышку и пошел доложить, что работа исполнена в лучшем виде.
      - Молодец, - похвалил его радист и взглянул на часы. - Пойдем в рубку. Сейчас у нас будет разговор с "Ленинградом". Будешь помаленьку привыкать к работе на рации.
      В рубке приземистый добродушный Родин (Луна - так между собой за постоянную улыбку и круглое лицо звали его ребята) уселся на стул и засвистел мотивчик из оперетты "Плавучий театр".
      Дым тает надо мной
      Серой пеленой, пропел он и включил приемник.
      Послышался сухой треск. Из приемника повалил дым. Резко запахло канифолью и сгоревшей резиной.
      Это не слеза,
      Дым попал в глаза по инерции пропел Родин.
      - Что такое? Замыкание? Вот тебе раз! С какой стати? Отчего?
      Он снял с приемника крышку, и ему тотчас все стало ясно, едва он увидел, что и как припаял умелец Огурец. Тот стоял ни жив ни мертв. Но вместо того чтобы ругаться, Родин согнулся в три погибели и затрясся в безудержном смехе.
      В каждом деле бывают свои совершенно исключительные, уникальные происшествия, о которых годами ходит молва, перерастая в небылицы, легенды и анекдоты. Минометчики поведают о том, как их коллега, разозлившись, миной сбил фашистский самолет. Старые солдаты обязательно расскажут о козле, который, испугавшись стрельбы, побежал на сильно укрепленную высоту и своими рогами обратил в беспорядочное бегство целый немецкий взвод. Увы, подобных случаев из жизни радистов Родин не знал. Огурец восполнил этот пробел. Его работа с такой восхитительной откровенностью игнорировала все основы радиодела, что Родин не мог воспринять ее иначе как своего рода маленький шедевр.
      - Ну и силен, бродяга! - закатывался радист. - Умру - отвечать будешь! Ей-ей! Такой пайки я, брат, за всю жизнь не встречал! Чудо, а не пайка! Теперь, видно, дня три разбираться.
      "Паяльщик" с убитым видом стоял рядом, отнюдь не разделяя родинского веселья. И напрасно. Если бы он знал, какую телеграмму готовились в это время передать с "Ленинграда", он, наверно, не стал бы так самокритично относиться к своему вмешательству в радиодело.
      ПРАКТИЧЕСКОЕ ОЗНАКОМЛЕНИЕ
      С МОРСКИМИ ТРАДИЦИЯМИ
      Витьку ожидало серьезное испытание - завтра ему предстояло встать за штурвал. Такого поворота дел он не ожидал. Все вокруг сразу показалось ему иным. "Москва" уже не плыла, а прямо-таки летела. Пролеты мостов казались опасно узкими, а тральщик - слишком широким и громоздким. Под водой повсюду чудились мели. Камни. Пороги. Подводные скалы. А когда осадка больше трех метров, с мелями да еще на реке лучше не шутить.
      В тот день на обед коки приготовили флотский борщ. Что это был за борщ, штатским не понять. Если кто не просил добавку, значит, тому здоровье не позволяло. Один только Витька вяло помешивал ложкой в миске и никак не мог оторваться от тревожных дум.
      Происшествие с Огурцом совсем выбило его из колеи. "Он только связь запорол, - думал он. - А я же могу весь корабль погубить".
      Ночью ему приснился страшный сон. Он стоит у штурвала, ведет судно и вдруг видит, что оно прямехонько идет на опору моста. А к мосту как раз приближается железнодорожный состав. Витька пытается выправить курс, отвернуть, но корабль как на рожон прет себе на опору и не слушается руля. Раздается страшный удар. Все вещи срываются со своих мест. Люди валятся с ног, врезаются в переборки. Как спичка, ломается гребной вал. Мост вместе с составом рушится в воду. Минута - и только гибкая антенна тральщика торчит из воды. А наверху сидит он, Витька Веснушкин, раскачивается из стороны в сторону и смотрит на дело своих рук.
      Нет, чем видеть такие сны, лучше совсем не спать. Витька выскользнул из-под одеяла и вышел на палубу. Никого. Шипит за бортом вода. Но во тьме заметны только разноцветные огни. Вся Волга убрана ими, как новогодняя елка.
      Навстречу шло какое-то судно. С одного бока горел зеленый огонь, с другого - красный, на мачте - желтый. Не сбавляя хода, корабли спокойно разошлись.
      Из ходовой рубки струился слабый свет. Пользуясь тем, что на палубе никого нет, Витька бесшумно вскарабкался по одному трапу, потом по другому и заглянул внутрь. К своему удивлению, никакого штурвала он не обнаружил. Из невысокой тумбы торчала короткая ручка. За нее держался рулевой. Вот и все. О штурвале одно Витька знал твердо, наверняка - его можно крутить. А что нужно делать с этой штукой, он не мог даже предположить.
      В кубрике тускло светила ночная лампочка. Ребята (Юрка и Огурец исключения не составляли) дрыхли без задних ног. В отчаянии от своей беспомощности Витька тронул за плечо Мишку Пигарева. Мишка два года учился в клубе на судоводителя, был на хорошем счету и в скором будущем собирался поступать в мореходку.
      - Вить, ты чего? - Пигарев открыл глаза и сонно уставился на него.
      - Научи меня кораблем управлять. А то я совсем не знаю, что к чему, - понижая голос, чтобы ненароком не услышали друзья, сознался Веснушкин. - Ни бум-бум! Я ведь никакой не юнмор, а так... Научишь, Миш?
      Витька понимал, что ставит экспедицию кладоискателей на грань разоблачения, но иначе поступить не мог.
      - Научу, научу... Делов-то! - Мишка сладко зевнул. - Спи. Не сейчас же тебя учить!
      - Сейчас! - отчаянно прошептал Веснушкин-Судаков и с надеждой схватил Мишку за руку, словно боялся, что тот убежит. Мишка вырвал руку, посмотрел на Веснушкина укоризненно и вздохнул. Потом повернулся к стене и через минуту уже смотрел очередной сон.
      В иллюминаторах стало светать. И тут не смыкавший глаз Витька вспомнил про тетрадь. Два года на занятиях по судовождению Пигарев записывал в нее все, что касалось искусства водить корабли. "Завтра я должен обязательно заглянуть в эту тетрадь", - сказал себе Витька. Немного успокоившись, он задремал.
      - Юрчик, ты должен мне помочь, - оттащив предводителя в укромный уголок, сразу после побудки шепнул ему Веснушкин-Судаков.
      - Всегда пожалуйста. А чего нужно делать?
      - Понимаешь, мне до зарезу нужно заглянуть в тетрадь Мишки Пигарева. Она у него спрятана в мешке. Без этой тетради всем нам будет крышка. Амба в общем.
      - Врешь! - удивился Юрка.
      - Попадемся все как один. Это я тебе говорю, - не вдаваясь в подробности, авторитетно подтвердил Веснушкин-Судаков.
      - Не верю.
      - Честно говорю!
      - Ну и чего ты хочешь?
      - Я затею в кубрике мойку полов, специально налью побольше воды, а сам буду читать. Ты же стой у входа и никого не пускай.
      - А если кто-нибудь придет?
      - Гони. Скажи: человек старается, гигиену соблюдает, а вы только грязь таскаете. Вспомни, как тебя твоя мать гоняет. Так и ты их гони. Договорились?
      - Будь спокоен. Сделаю.
      После завтрака состоялась беседа "О морских традициях и обычаях". Все свободные от вахты юнморы собрались у кормового орудия, и Владимир Иванович начал свою речь. Он говорил о том, что экипаж корабля - это единая семья. Все за одного - один за всех. Моряка можно убить, но победить нельзя. Если моряку уж совсем становится невмоготу, он поднимает сигнал - "Погибаю, но не сдаюсь". Пусть рушится небо и кипит вода, ничего больше враг от него не добьется. В общем моряки всегда дерутся здорово, и в этом смысле вряд ли кто сравниться с ними сможет.
      У моряков свои законы чести, и им должен подчиняться каждый, кто ступает на корабль. Ну а если в дружную семью моряков попадает чужой, они нюни не распускают, с кляузами к начальству не ходят, а сами так воспитывают виновного, что эту науку он запоминает на всю жизнь.
      Рассказывая, Владимир Иванович стал вспоминать всякие случаи из жизни. Тема заинтересовала проходившего мимо Терентия Ивановича. Он кое-что добавил.
      Потом подошел капитан и тоже рассказал весьма поучительную историю. За ним вступил в разговор механик. За ним корабельный художник. За ним радист. Потом кок. Все наперебой рассуждали о том, какие бывают моряки. Что лучше прожить год на корабле, чем десять на земле. И вообще, кто в море не бывал, тот счастья не видал. Без воды счастья нет. Если что толковое и можно увидеть, то только в иллюминатор.
      В этом месте командиры распустили ребят, а сами пошли в каюту к Терентию Ивановичу.
      - Юрчик, ты не забыл, о чем я тебя просил?
      - Можешь на меня положиться, - ответил Юрка.
      Оглянувшись по сторонам, Витька нырнул в кубрик. Разлив по полу воду, он для маскировки вымыл несколько половиц и прислушался. Все было спокойно.
      Витька торопливо вытащил из-под койки вещевой мешок Пигарева и полез внутрь. Чего там только не было! Тельняшка, фотоаппарат, кеды, плавки, спущенный волейбольный мяч, джинсы, крем от загара, очки от солнца, рассказы Конан-Дойла, пустая фляжка и целая куча других нужных вещей.
      - Куда тебя несет? - остановил Юрка какого-то парня, сунувшегося было в дверь. - Труд уборщика надо уважать. Воспитывают вас, воспитывают - и все как от стенки горох. Никакого соображения.
      Внезапно Юрка увидел на горизонте Владимира Ивановича. У Шаткова была одна характерная черта - он не любил видеть кого-нибудь без дела. Вот и сейчас, увидев Юрку, прислонившегося к стене, он подозвал его к себе.
      - Чем стенку подпирать, поди-ка почисти рынду!
      Шатков по-приятельски взял Юрку под руку и повел показать, где взять тряпку и кирпич.
      - Можно я потом? - взмолился Юрка.
      - Потом, потом... - недовольно поморщился Шатков. - Команда дана выполняй!
      Сам он встал рядом и принялся помогать советами.
      Тем временем Витька, ничего не подозревая, читал пигаревскую тетрадь. В ней было заключено столько ценных сведений, что он совсем перестал замечать что-нибудь вокруг. Сидя на табуретке перед постелью (на ней, словно на витрине, было аккуратно разложено Мишкино имущество), кладоискатель мысленно репетировал роль рулевого.
      Залезать в чужой мешок, конечно, нехорошо. Веснушкин-Судаков это отлично понимал. Но что стоят приличия и правила хорошего тона, когда нужно спасать людей и корабль?
      Юнмор, случайно заглянувший в кубрик, очень удивился, увидев Веснушкина-Судакова, по-хозяйски сидящего перед раскуроченным Мишкиным мешком. Узнав об этом, Мишка Пигарев бросил чистить картошку и вместе с несколькими ребятами пошел в кубрик. Сидя к ним спиной, Веснушкин-Судаков (мешок лежал на полу у его ног) преспокойно складывал туда вещи. В руке он как раз держал Мишкин кошелек. Внезапно Витька почувствовал на своей спине чей-то взгляд. Он оглянулся да так и застыл, растерянно вертя в руках злосчастный кошелек. Стоя у двери, ребята молча смотрели на него. Исподлобья. Злыми глазами.
      Витька залепетал что-то. Жалкое и несвязное. Ребята, не говоря ни слова, приближались к нему, закатывая рукава.
      - Ну?! - сказал Пигарев, когда вокруг Витьки замкнулось кольцо хмурых ребят. - Ты чего забыл в моем мешке?
      Лицо у Веснушкина-Судакова покрылось пятнами. Ничего толкового не придумав, он решил, что самое разумное в его положении говорить правду, одну чистую правду.
      - Миш, да я... Ты не подумай... Я просто хотел...
      - Ты просто хотел Конан-Дойла почитать? Рассказ "Пляшущие человечки"?
      - Нет, не Конан-Дойла.
      - А что же?
      - Я хотел твою тетрадь почитать. Про судовождение.
      Это вызвало смех.
      - Ребята, мы его не так поняли, - закатывался Валерка Кольцов. Этот паинька просто решил немного подучиться. Только и всего. Ах, какая сознательность! Ах, какая прилежность!
      - Миш, вспомни, как я тебя ночью разбудил. - Витька умоляюще заглянул Пигареву в глаза. - Я еще просил тебя научить меня...
      Мимолетное ночное происшествие совершенно изгладилось из Мишкиной памяти. Поэтому Витькины ссылки на него самого он воспринял, как неслыханное нахальство:
      - Ну и тип! Значит, просил тебя поучить? Это можно. Так тебя выучим, что всю жизнь врать никогда не будешь!
      ...Когда надраенная рында засияла как будто солнце, Владимир Иванович милостиво разрешил Юрке идти. Едва преодолевая желание бежать, Юрка заспешил в кубрик. Нехорошие предчувствия не обманули его. Так и есть. Веснушкин-Судаков сидел в углу на мокром полу и жалобно, аж сердце слезами обливалось, плакал.
      - Чего это у вас тут делается? - спросил Юрка, изо всех сил пытаясь решить, как ему себя повести: то ли изобразить этакое удивление, то ли ринуться на защиту приятеля. В конечном счете дружба взяла верх.
      - Поучили немного твоего друга, - сказал Ленька Рохлин, неожиданно ловко, как настоящий морской волк, сплевывая сквозь зубы.
      Но завидовать ему времени уже не оставалось. С места в карьер Юрка ринулся в атаку.
      - Кто его? - коротко спросил он, стараясь, чтобы голос звучал твердо. - А ну, два шага вперед! Выходи, сейчас будешь иметь дело со мной.
      После этих слов Витька заплакал еще сильнее и начал подниматься на ноги. Всхлипнув пару раз, салага Веснушкин-Судаков собрался с силами и выдал Юрке такую затрещину, после которой тот мгновенно очутился в объятиях ребят (они успели подхватить его вовремя) и повис у них на руках.
      Смысл этого жеста Юрку не удивил. Зато ребята просто оторопели. Неизвестно, сколько бы длилась немая сцена, если бы на трапе не показались чьи-то полуботинки - судя по размеру, в кубрик спускался кто-то из старших.
      Хотя у юнморов исчезла воинственность и непреклонность, вид у ребят был не совсем обычный. Терентий Иванович это сразу понял. Свежий синяк Веснушкина-Судакова, не успевшие разжаться кулаки Валерки Кольцова, перевернутая табуретка и разбросанные вещи лучше всяких слов рассказали о том, что произошло.
      - Что здесь такое? - спросил Терентий Иванович.
      Ребята притихли, переглянулись. Не стал отмалчиваться один Веснушкин-Судаков. Очень обстоятельно он рассказал о том, как мыл пол и, поскользнувшись, хлопнулся о переборку.
      - А ты почему за подбородок держишься? - спросил Терентий Иванович у Юрки.
      Смущенный взгляд предводителя случайно упал в угол, где кучкой валялись скорлупки грецких орехов.
      - Я, Терентий Иванович, поспорил, что им могу грецкий орех расколоть.
      - Ну и как?
      - Расколол, - Юрка скромно потупил глаза.
      - Молодец, - мрачно сказал Терентий Иванович. - Умеешь. Очень рад за тебя. Значит, у вас полный порядок? Все, стало быть, в ажуре? Ну-ну!
      СКОЛЬКО ВЕРЕВОЧКЕ НИ ВИТЬСЯ...
      Вечером, когда начсостав собрался в кают-компании на ужин, Кузьмичев принялся рассказывать об инциденте в кубрике:
      - Эти новенькие - ершистые ребята! За ними нужен глаз да глаз. Представляете, уже успели потасовку устроить. Второй такой случай мы допустить не должны. Прежде всего, товарищи, не худо бы нам узнать, из-за чего у них там сыр-бор разгорелся. Но сделать это нужно по-морскому: тактично, ненавязчиво, без нотаций и нравоучений...
      - Всыпать им "тактично" по одному месту - и делу конец, - ворчливо отозвался механик Николай Васильевич.
      - Это не педагогика, - поморщилась докторша Тамара Сергеевна. Они же дети.
      - Вначале моряки, потом дети, - решительно заключил Кузьмичев.
      Обменявшись мнениями, начали наконец ужинать, и за столом наступила тишина.
      Место радиста Родина пустовало. Он пришел, когда ужин подходил к концу.
      - Есть кое-какие новости. О монинцах. - С этими словами Родин загадочно улыбнулся и с удовольствием принялся за овсяную кашу.
      - Чего тебе дались эти монинцы? - спросил капитан.
      Родин помолчал. С наслаждением выпил компот, повертел в руках пустой стакан и только тогда решил, что ему стоит высказаться.
      - Вы, дорогой капитан, о каких монинцах говорите?
      - О тех самых, которых вытянули прямо из воды. Ты что, не знаешь? По-моему, один из них уже успел с тобой здорово поработать.
      Все довольно улыбнулись.
      - Но ведь есть и другие монинцы.
      - Какие еще другие?
      - А те, что плывут на "Ленинграде".
      - Постой, Вадим Григорьевич. Опять ты чего-то путаешь. Какие монинцы? Какой "Ленинград"? Говори толком.
      - Пожалуйста. После того как этот парень сжег мне всю рацию, два дня пришлось ее чинить. Сегодня только закончил. Первым делом связался с "Ленинградом". Ну, сперва поговорили о том, почему связь прервалась. А потом они начали выкладывать свои претензии. Дескать, договорились принимать ребят на "Москве", а вы почему-то направляете на "Ленинград". Плакаться стали. У нас, мол, одеял не хватает, того нет, сего нет. Мы в затруднении, ребятам неудобно...
      - Каким ребятам? - не выдержал Терентий Иванович. - Что за чепуха?
      - Вы мне не верите? - обиделся Родин. - Тогда поговорите с ними сами.
      - При чем тут не верю? Удивляюсь!
      - А чего удивительного? - с подчеркнутым спокойствием сказал Родин. - Пять юнморов из подшефного клуба пришли на корабль, чин по чину представили свои бумаги и приступили к практике. Вот и все.
      Терентий Иванович хлопнул себя по бокам.
      - Ничего не понимаю. Эй, вестовой! Позови-ка сюда Чудова. Знаешь? Ну, давай!
      На Чудова Юрка с непривычки откликнулся только на третий раз, и то после того, как Огурец локтем в бок напомнил ему его нынешнюю фамилию. Терентий Иванович принял юниора в своей каюте.
      - Скажи-ка, Юра, а другие твои товарищи по клубу сейчас где?
      - Да в разных местах.
      - А к нам, кроме вас троих, никто не собирался?
      - Вроде никто.
      - Мы же приглашали пятерых. Где же остальные двое?
      - Один заболел, а другого родители не пустили. Воды испугались. А заменять их было уже поздно. Вашу телеграмму мы получили, можно сказать, в последний момент.
      - Ну ладно, иди.
      С "Ленинградом" Кузьмичеву удалось поговорить только утром следующего дня. Оказалось, что ребята из подшефного клуба, попавшие на этот корабль, готовились к плаванию еще с весны. Как и было условлено, они сели на судно в назначенном месте, в назначенный срок и в полном составе. Накануне отплытия никакой телеграммы не получали. Что еще?
      Почувствовав себя в тупике, Терентий Иванович замолчал и начал яростно тереть виски. Затем сказал Родину:
      - Пусть у них спросят, не знакомы ли они с Колей Маленко, Юрой Чудовым и Витей Судаковым.
      Через несколько минут пришел ответ. Ни один из пятерых знакомых ребят с такой фамилией никогда - ни раньше, ни теперь - не имел. Кузьмичеву очень не хотелось сдаваться, и, чтобы распутать этот узелок, он запросил фамилии юниоров, плывущих на "Ленинграде", - тех пятерых, что неизвестно откуда взялись. Когда ответ был получен, Терентий Иванович глубоко задумался и с несвойственной ему суетливостью начал расхаживать по "Москве". Он заглянул на бак и на спардек, поднялся на капитанский мостик, спустился в машинное отделение. Это продолжалось до тех пор, пока начальнику клуба не повстречался некто по прозвищу Огурец.
      - По дому небось заскучал?
      - Нет, что вы. Я так...
      - Вижу, вижу, заскучал. Дружков вспоминаешь, а? Кстати, Коля, ты с Петькой Ситниковым знаком?
      - Первый раз слышу. А он кто?
      - Да ваш брат, юнмор. Ну, а Жору Карапетяна ты, конечно, знаешь?
      - Жору? Не-а.
      - И Чуркина не знаешь?
      - Не знаю, Терентий Иванович. А что?
      - Да так, ничего. Я почему-то думал, что вы знакомы.
      Чувствуя, что положение, вместо того чтобы проясниться, запутывается еще больше, Терентий Иванович отошел от Огурца. На лице его было написано недоумение. Подумать только. Члены маленького клуба юных моряков, жители одного и того же маленького городка разными путями попадают на два разных корабля. И никто из них понятия не имеет друг о друге. Ни одна фамилия своего брата-юнмора не кажется им знакомой. Разве так бывает? Нет, тут что-то нечисто. Так дальше жить нельзя. Надо что-то предпринимать.
      "Надо что-то предпринимать", - в свою очередь, думали кладоискатели, собравшись на юте. Даже на контрольных по математике лица их не были такими задумчивыми, как теперь.
      - Попомните мое слово, неспроста он у меня выспрашивал, почему нас не пятеро, а трое, - с тревогой сказал Юрка и вздохнул.
      - Каких-то ребят мне называл, - добавил Огурец. - Я стою, словно чурка с глазами, рот разинул, а что отвечать - не знаю.
      - Выведут нас на чистую воду - вот будет концерт! - Витька хотел сказать это пободрее, но ничего у него не получилось.
      При слове "вода" все взглянули за корму, где кипел бурун от винта. Кипел и вдруг исчез. Корабль замедлил ход и повернул к берегу. Загремела якорная цепь. Перевесившись через борт, Юрка смотрел на клюз, из которого с глухим звоном сыпались в воду стальные звенья. Ему и в голову не приходило, что эта остановка имеет какое-либо отношение к их судьбе.
      Ночью Юрка проснулся. Зевнул и выглянул в иллюминатор. На корабле стояла непривычная тишина. Только где-то в глубине машинного отделения ровно гудел вспомогательный двигатель. Пустынный берег был залит зеленоватым светом луны. Вдалеке темной полоской виднелся лес. Вода не шевелилась. Немигающие звезды, словно в черное зеркало, смотрелись в ее глубину. По крайней мере, до утра можно было спокойно спать, не ожидая никаких расспросов со стороны руководства. Юрка так и поступил.
      А где-то за десятки километров от "Москвы" к месту назначенной встречи полным ходом шел морской охотник "Ленинград". Всю ночь он неутомимо проходил милю за милей, пока впереди не завиднелся высокий корпус "Москвы". На тральщике в это время завтракали. На приветственный гудок "Ленинграда" никто не обратил внимания. Однако когда "Москва" откликнулась могучим басовитым ревом, юнморы побросали ложки и высыпали на палубу.
      - Куда это вы заторопились? - спросил Юрка одного из ребят.
      - Не слышишь, что ли? "Ленинград" подошел. Айда встречать. - И парень убежал.
      Юрка, Витька и Огурец в одиночестве остались у бачка. Так неуютно они еще ни разу в жизни себя не чувствовали. Юрка давно проглотил последнюю ложку каши, но от задумчивости не мог остановиться и продолжал жевать. Витька от волнения облизывал сухие губы. С палубы доносился шум и топот ног. Огурец вдруг не выдержал и с криком: "Вы как хотите, а я побежал. До берега недалеко. Авось доплыву!" метнулся к выходу. Юрка еле успел поймать его за штаны. Огурец послушно хлопнулся на табуретку и вцепился в нее обеими руками, словно боялся взлететь под потолок.
      - Пошли, - сказал Юрка, вставая с места. От волнения ему стало даже холодно, но он крепился и не показывал виду.
      - Натворили на свою шею, - захныкал Огурец.
      - Замолчи, - оборвал его Витька.
      - Слушайте меня, поддакивайте, а сами вперед не лезьте, - сказал Юрка. - Э-э, будь что будет! Где наша не пропадала! Пошли.
      Втянув головы в плечи, с видом обреченных на казнь, кладоискатели полезли на палубу. Как раз для того, чтобы увидеть, как Терентий Иванович в шлюпке с подвесным мотором отправился на "Ленинград". Там он пробыл довольно долго. Во время его отсутствия приятели мучились от неизвестности и думали об одном: чем бы это ни кончилось, лишь бы поскорей. Наконец Кузьмичев погрузил в шлюпку каких-то ребят и отправился назад. Кладоискатели быстро сообразили, зачем и кого он везет на корабль. Итак, им предстояла очная ставка. Когда шлюпка причалила, кладоискатели, не сговариваясь, начали дружно пятиться назад, пока спины юниоров не скрыли их от начальников клуба.
      - Знакомьтесь, ребята! - сказал Терентий Иванович, поднявшись на борт. - Это наши друзья из Монинского клуба юных моряков. Кстати, а где Чудов, Маленко и Судаков? А ну-ка, хлопцы, быстро приведите их сюда. Очень мне хочется на них посмотреть.
      - Да вот они, - сказал кто-то из ребят.
      Юниоры расступились, давая проход Юрке и его друзьям. Но те стояли на месте, упорно не желая выходить вперед.
      - Не стесняйтесь, голубчики, подходите-ка сюда. - Терентий Иванович, словно несмышленышей, пальцами поманил их к себе. - Смелей, смелей! Поближе. Вот так. Не робейте. Тут ведь все знакомые. Не так ли? - Кузьмичев театральным жестом простер руку в сторону только что прибывших ребят. - Ну, Чудов, Маленко и Судаков, пораскиньте умишком и скажите, кто такие эти ребята. А я, со своей стороны... - Терентий Иванович выдержал долгую паузу, - постараюсь вам сказать, кто такие вы, голубчики мои, сами и откуда вы взялись. Идет?
      ОТКРЫТИЕ ИВАНА ЛУКИЧА
      Иван Лукич азартно забивал "козла". Сгущались сумерки. Сгрудившись под голой электрической лампочкой, игроки изо всех сил стучали по вкопанному в землю столу, как будто надеясь его проломить. Когда-то стол был как стол, но поколения игроков так славно поработали над ним, что он теперь и на полметра не возвышался над землей.
      От долгого сидения у Ивана Лукича заломило спину. Он собирался уже встать и немного размяться, как вдруг окно над ними распахнулось и сварливый женский голос начал распекать засидевшихся игроков:
      - Люди с работы пришли, устали. Отдохнуть хотят. Детям спать пора. А эти непутевые и стучат, и стучат, и стучат... Совсем извели. Хоть милицию вызывай.
      Иван Лукич стушевался, покраснел и торопливо поднялся со скамейки. Его уговаривали остаться, но он сослался на головную боль и ушел.
      В почтовом ящике что-то виднелось. Письмо. Наверно, лежит там второй день. Иван Лукич с первого взгляда узнал Юркин почерк и удивился. Бывало, внука из-под палки не заставишь писать, а теперь словно подменили. За последние несколько дней третье письмо. И когда это успел полюбиться сорванцу эпистолярный жанр? Усмехаясь в прокуренные усы, старик открыл дверь и шагнул в темноту.
      В квартире шел ремонт. На полу - газеты, штукатурка и мел. Мебель, сдвинутая к одной стене, походила на дремлющего под попоной слона. Иван Лукич поискал глазами, куда бы сесть. Немного потрудившись, он освободил уголок дивана, достал очки и стал читать.
      Да, не ради больших событий взялся за перо его внук. Юрка писал, что жив-здоров, погода стоит хорошая, вчера возле дороги нашел белый гриб, потом играл в волейбол. Вот, собственно, и все. Но так или иначе деду было приятно получить письмо от внука. Он даже погладил бумагу ладонью, как частенько гладил маленького Юрку, когда тот, бывало, забирался к нему на колени. Вспомнив о внуке, старик заскучал. Еще не поздно было уехать на дачу, но завтра с утра придут рабочие. Кто им откроет дверь? Видно, ничего не поделаешь. Придется в собственной компании коротать вечер. "Конечно, хорошо, - думал Иван Лукич, - что Юрка поехал на дачу к своему дружку. Играет в футбол, бабочек ловит, плещется в воде. Хорошо, да не очень. Вот Борька небось за материн подол не держится. А Юрка не в породу пошел, жидковат, ему бы в самый раз девкой родиться... А я, старый пень, мечтал увидеть их обоих в черных матросских клешах, в бескозырках, заломленных набекрень".
      Сам Иван Лукич на флоте никогда не служил, хотя однажды уже совсем было туда попал. Случилось это в самом начале войны. Механик со стажем, он явился в военкомат как раз в тот момент, когда какой-то человек с нашивками капитана первого ранга требовал у комиссара отыскать ему опытного технаря.
      - Вот тебе и механик, - обрадованно сказал комиссар, заглянув в анкету Ивана Лукича. - Хочешь - бери, не хочешь - будь здоров. Только решай быстрей. Сам знаешь, какое время.
      - Беру, - сказал капитан. - Собирайтесь, вы пойдете со мной.
      - Далеко? - осторожно осведомился Иван Лукич.
      - На линкор "Октябрьская революция".
      Свое сложное хозяйство Иван Лукич содержал в образцовом порядке. Но всерьез послужить на линкоре ему не пришлось. Бронированные дивизии гитлеровцев катились на Ленинград. Совинформбюро почти каждый день передавало названия оставленных городов и сел.
      Иван Лукич навсегда запомнил, как стоял в замершем строю на палубе корабля, успевшего стать ему родным. Вода отливала сталью. Черные бушлаты. Тощие матросские мешки у ног. Короткие речи ораторов, звавших постоять за Родину, родной город, за флотскую честь.
      В бой они вступили сразу. Из мелких окопчиков еще летела земля, когда издалека послышался басовитый рев. Танки. Они двигались неторопливо, словно основная работа была уже выполнена и оставались сущие пустяки - смять окопы, в которых засела горстка моряков. Честно говоря, Ивану Лукичу стало не по себе. А на них катились бронированные чудовища, подмявшие под свои гусеницы всю Европу. За танками шла пехота. Привычная к легким победам, поднаторевшая в искусстве убивать.
      К вечеру русские окопы трудно стало отыскать среди воронок от бомб, мин и снарядов. Земля была перепахана так, словно по ней прошелся гигантский плуг. Из каждых трех человек в живых остался лишь один. Но, живые и мертвые, они не тронулись со своих мест. И немцы откатились назад.
      Наутро все началось сначала. Опять стелился по земле чад от горящих танков. Опять летела кверху земля. Все реже становились ряды моряков. К ночи выяснилось, что рота морской пехоты попала в окружение. Впрочем, ротой она оставалась только для врага. Держать в руках оружие могли всего восемнадцать человек.
      В километре от высотки, которую обороняли моряки, виднелся лес. Решили прорываться туда. Когда стало совсем темно, приготовились дать фрицам последний бой. Истекали минуты, оставшиеся до атаки. Сосед Ивана Лукича вдруг вытащил из-за пазухи мятую бескозырку и, скинув каску, натянул на голову.
      - По каске-то пуля щелкнет, - заворчал Иван Лукич, - еще, глядишь, и обойдется. А уж коли по голове - пиши пропало.
      Но его никто не слушал. Бескозырки появились словно из-под земли. И, повинуясь общему порыву, Иван Лукич распахнул ворот, за которым обнаружилась выцветшая тельняшка. Откинул штык.
      - Вперед! - вполголоса сказал политрук.
      Стиснув зубы, молча, без привычного "ура" моряки ринулись на прорыв.
      Иван Лукич помнил короткий и лютый рукопашный бой. Потом страшный удар по голове - и он провалился куда-то в темноту. Очнулся в лесу. Вокруг сидели трое ребят.
      - Где остальные?
      Никто не ответил. Опустили головы и промолчали. К своим пробирались сначала через лес, потом через немецкие боевые порядки. Не раз бывали на волосок от смерти.
      - Ребята, куда вам со мной? Оставьте меня, с такой обузой разве дойдешь! - просил Иван Лукич.
      Но те молча тащили его на своих плечах.
      Когда Иван Лукич очутился в госпитале, он был так плох, что даже не имел сил говорить. Моряки сидели у его койки, улыбались, желали скорейшего выздоровления. Много лет прошло с той поры. Но их юные обветренные лица, неловкие жесты, черные потрепанные бушлаты остались в памяти навсегда.
      Своих спасителей Иван Лукич больше не встречал. Пытался навести справки, но ответ пришел горький - погибли при обороне Ленинграда.
      Вернувшись в строй после ранения, Иван Лукич на флот уже не попал. Однако любовь к морю и морякам сохранил на всю жизнь. И внуков воспитывал по-моряцки. Борька весь пошел в деда. Спал и видел себя в мореходке. А с Юркой осечка вышла. Знать, не сумел задеть парня за душу. А что им надо, поди разбери...
      От нечего делать Иван Лукич одно за другим перечитал все три Юркиных письма. Вертел в руках конверты, вглядывался в знакомый неровный почерк.
      - Когда ж он его отправил? - поинтересовался дед, рассматривая почтовый штемпель.
      И вдруг его внимание привлекла одна странная деталь. На письме почему-то стоял штемпель волжского города, который на добрую сотню километров отстоял от того места, где Юрка отдыхал на даче у своего приятеля. Дед заволновался. Взял второе письмо. И на этом письме стоял штемпель волжского городка, но уже другого.
      "Какое-то недоразумение! - подумал Иван Лукич. - На почте чего только не бывает".
      Однако сомнение уже закралось в его душу. Ночь дед спал неспокойно, ворочался, несколько раз вскакивал и снова вертел конверты перед глазами. Поднялся чуть свет. Дождавшись рабочих, дед впустил их в квартиру, а сам поспешил на вокзал. Ему не терпелось убедиться собственными глазами, что внук жив и здоров и пребывает там, где ему и положено быть.
      В Ильинке Иван Лукич сошел и, заглядывая в бумажку, начал искать дачу Веснушкиных. Он нашел ее в самом конце поселка, за живой зеленой стеной. Между деревьев был натянут гамак. На траве валялся детский мяч. У летнего тагана стояла женщина и помешивала кипящий суп. "Сейчас и ребятишки обнаружатся", - подумал дед, вынимая из кармана припасенные гостинцы.
      - Здравствуйте, уважаемая Ольга Павловна! - сказал Иван Лукич, снимая шляпу и старомодно расшаркиваясь перед Витькиной матерью.
      - Господи, Иван Лукич! Какими судьбами? Проходите, пожалуйста, в дом. Я сейчас. Только суп сниму.
      - Ради бога не беспокойтесь. Поговорить можно и здесь.
      - Вы мне первым делом скажите, как там мой сорванец. Не слишком он вам надоел?
      - Какой сорванец? - в замешательстве спросил Иван Лукич.
      - Витя, конечно.
      - Вы что имеете в виду? - Иван Лукич все еще оглядывался по сторонам в надежде, что вот-вот послышатся ребячьи голоса и Юрка с разбегу повиснет у деда на шее.
      Но никто не нарушал тишину. Никто не появлялся.
      - Ну как же! - Ольга Павловна натянуто улыбнулась. - Вы, помнится, приглашали сына к себе на дачу. К Юрику в гости. Вот я и интересуюсь.
      - М-да... - только и выдавил из себя Иван Лукич.
      - Как он там у вас? - продолжала Витькина мать. - Не проказничает? Небось с утра до вечера с Юриком в футбол гоняют?
      - Гоняют, - рассеянно сказал дед. Потоптавшись на месте, он вдруг коротко поклонился и повернулся к калитке.
      - Куда вы, Иван Лукич? - удивилась Ольга Павловна. - Оставайтесь обедать.
      Но дед пробормотал что-то и рысью припустился назад.
      "Старость не радость, - печально подумала Ольга Павловна, смотря ему вслед. - Раньше за ним таких чудачеств не водилось".
      ЧТО ВЫ НА ЭТО СКАЖЕТЕ, МОРЯЧКИ?
      На палубе воцарилась напряженная тишина - кладоискатели угрюмо смотрели на прибывших ребят. Витька побледнел. Огурец мелко вздрагивал, Юрка невольно пятился назад.
      - Ну, что ж вы молчите? - спросил Терентий Иванович. - Заключите друг друга в объятия, друзья мои. Витя, Юра! Это же ваши одноклубники. Вон и документы у них на руках. Не угодно ли взглянуть? Убедились? Ну, что вы на это скажете, морячки?
      - Ребята, а вы из какой школы? - неуверенно спросил Юрка.
      - Из разных, - ответил один из пятерки. - Я из двенадцатой, Жора Карапетян из четвертой, Чуркин из пятой, Ситников из восьмой...
      - Странно, - словно раздумывая, пробормотал Юрка себе под нос, однако так, чтобы все это могли услышать. - А где у себя плаваете, если не секрет?
      - Говоришь, что из нашего города, а сам спрашиваешь такие вещи. У нас только одно место и есть, где можно плавать, - озеро Светлое. Где же еще!
      Парень, прибывший с "Ленинграда", повернулся к Терентию Ивановичу и авторитетно заявил:
      - Сразу видно, что они в наших местах и не бывали-то ни разу. Самозванцы они - вот кто!
      От этих слов Огурец побледнел. Витька часто-часто заморгал. И тут предводитель кладоискателей преподнес сюрприз.
      - Но-но, поосторожней! - Юркин голос неожиданно приобрел уверенность и крепость. - Нас, брат, вокруг пальца не обведешь. Не на таких напали. Наплел тут с три короба и думает, что так мы вам с ходу и поверили. Не выйдет, одноклубничек. Уж если кто самозванцы, так это вы и есть. Это я тебе говорю.
      На слове "я" Юрка сделал особое ударение, что прозвучало очень внушительно. Терентий Иванович, не ожидавший такого поворота дел, с удивлением взглянул на него. А Юрка сказал:
      - Терентий Иванович, врут они все. В нашем поселке всего две школы, а они вам откуда-то четыре насчитали. Никакого озера в наших местах нет, а есть речка. Талка называется. Понимаете?
      Между тем на палубе поднялся такой крик, что хоть уши затыкай. Однако Юркин голос выделялся даже среди этого гама:
      - Вы своими бумажками не махайте. Знаем мы эти бумажки. Вот была бы карта под рукой, послушал бы я, что вы запели.
      "А ведь это мысль", - подумал Терентий Иванович и повел Юрку в свою каюту.
      - Вот тебе подробная карта. Показывай, что ты там хотел.
      Речку Талку Юрка нашел через несколько секунд. Мельком взглянув на карту и убедившись в его правоте, Терентий Иванович пригласил к себе представителя "ленинградской" стороны. К удивлению начальника клуба, тот с не меньшей быстротой отыскал озеро Светлое. Но совсем не там, где протекала Талка. Терентий Иванович вперился в карту. "Манино" значилось под кружочком, мимо которого змеился тонюсенький голубой волосок - речка Талка. "Монино" - было написано под кружком, возле которого чернильным пятнышком синело озеро Светлое.
      У Терентия Ивановича вдруг мелькнула догадка.
      - Позовите ко мне Родина! - крикнул он вестовому.
      - Вадим Григорьевич, кто посылал последнюю телеграмму? - спросил он, когда тот пришел.
      Родин рассказал, что поручил это выпускнику клуба, парню исполнительному, деловому, который еще ни разу не подводил.
      - Борька сейчас на "Кронштадте" плывет. Будем рекомендовать его в мореходку, - заключил Вадим Григорьевич.
      - Свяжи-ка меня с "Кронштадтом", - попросил Терентий Иванович. И пусть он там подойдет к рации.
      - Боря, у меня к тебе один вопрос, - сказал Кузьмичев, начиная разговор. - Вадим Григорьевич просил тебя отправить телеграмму. Ты это сделал?
      Юрка стоял у приоткрытой двери радиорубки и слышал все, что говорил начальник клуба. Можно было расслышать даже голос брата. Но он звучал так слабо, что понять, о чем говорит Борька, никак не удавалось.
      - Значит, ты торопился на причал и послать телеграмму поручил своему брату. А ты уверен, что он сделал все правильно и ничего не перепутал?
      "Будьте спокойны, - подумал Юрка, стоя за дверью. - Борькин брат дело знает туго".
      - А адрес ты сказал на словах или написал?.. Написал. Стало быть, брат взял бумажку и пошел на почту, а когда ты через час ему позвонил, телеграмма уже ушла. Так, да? Ну, спасибо за информацию. Нет, нет, рее в порядке. Будь здоров.
      - Вадим Григорьевич, - закончив разговор, Кузьмичев повернулся к радисту. - Ты с Борисом постоянно в контакте. Он твои занятия посещал. Посмотри, нет ли у тебя под рукой каких-нибудь бумаг, написанных его рукой.
      Родин полез в письменный стол.
      - Вот тетрадка с его записями.
      - Ну, так и есть. Теперь мне все ясно, - сказал Терентий Иванович, закрывая тетрадь. - Мы голову себе ломаем, а вся эта петрушка с подшефными гроша ломаного не стоит.
      - Да расскажи ты, не томи, что к чему.
      - Пожалуйста. Ты сам телеграмму не отправил, поручил это дело Борису.
      - А если я зашился?
      - Сейчас не о том речь. Борис не смог и попросил сходить на почту своего брата. Адрес написал на клочке бумаги. А теперь посмотри в его тетрадь.
      - Тетрадь как тетрадь.
      - Обрати внимание, как твой Борис пишет букву "о". Видишь хвостик? Ни дать ни взять буква "а". Борькиному брату разбираться в этих хвостиках было ни к чему, почте тоже. Вот и превратилось Монино в Манино. А там, как на грех, тоже оказался морской клуб. Карусель и завертелась.
      - Да-а-а...
      - Вот тебе и да. А я на ребят напустился. Подвох вообразил. Обиделись, наверное. Пойду извинюсь.
      При этих словах Юрка отскочил от двери и радостный побежал искать друзей - пересказать им весь разговор.
      - Борька едва успел меня попросить, а я уже сообразил, как здорово получается, - хвастался Юрка, вспоминая свою затею. - Это я не случайно придумал. Отца с матерью раз пригласили во Фрязево, а они перепутали и приехали во Фрязино. Совсем по другой дороге. Таких случаев сколько хочешь.
      - Это хоть рядом, - сказал Огурец. - А то вон есть под Москвой город Чехов. И на Сахалине тоже есть. Тут уж, если перепутаешь, не обрадуешься.
      Подошел Терентий Иванович, и они замолчали. Кузьмичев немного поговорил с ними, пошутил, похлопал по плечу, а под конец спросил:
      - А вы что, хлопцы, все из одной школы?
      - Из одной, - ответил Юрка. - Третьей железнодорожной.
      - А как фамилия вашего директора?
      - Его Иван Палыч зовут, - сказал предводитель. - А фамилию я забыл.
      В тот же день Терентий Иванович, еще не расставшийся с некоторыми сомнениями, отправил директору школы, в которой "учились" наши герои, телеграмму с просьбой дать краткую характеристику Судакову, Чудову и Маленко.
      "Сдается мне, - думал Кузьмичев, - что у них с отметками не в порядке. А то чего бы им секретничать, жаться друг к другу, документы терять..."
      Ответ Терентий Иванович просил прислать на Рыбинский главпочтамт. Прибыть туда "Москва" должна была на следующий день.
      ИВАН ЛУКИЧ УКЛАДЫВАЕТ ЧЕМОДАНЫ
      Вернувшись с дачи, Иван Лукич немедленно навел справки на почте.
      - Уверяю вас, - сказал ему ответственный почтовый работник, - что гашение производится в том городе, откуда послано письмо. Иначе у нас не бывает. Даю вам полную гарантию.
      Другого ответа Иван Лукич и не ожидал. Поблагодарив за справку, он поехал домой, разложил перед собой все три письма и принялся размышлять. Ничего не придумав, дед обратился к карте. Нашел три города, из которых Юрка посылал свои письма.
      "Гм, любопытно. Тут ведь Борька должен проплывать, - подумал дед. - Но ведь письма-то от Юрки. Как же он мог туда попасть? Зачем? И куда подевался его дружок? Витька, видите ли, гостит у нас, а Юрка - у них. А гостеприимные хозяева о том знать не знают, ведать не ведают. Невидимками заделались. Куда же они, чертенята, подевались! Что делать? Может, в милицию обратиться, тревогу поднять? Или искать их самому?"
      После долгого размышления он пришел к выводу, что письма не случайно повторяют маршрут Борькиного плавания. Тут что-то кроется. Но что? Может быть, их посылает сам Борька? Но почерк явно не его. Да и зачем ему хитрить, деда пугать. Нет, на Борьку это не похоже. Не иначе Юрка что-то затеял. "Ну погоди, постреленок, я еще до тебя доберусь!"
      Волнение в душе Ивана Лукича нарастало. Не зная, что предпринять, он поехал в морской клуб, где учился Борис. Там было тихо, пусто и благопристойно. За столом дежурная откровенно скучала.
      - Никого нет, - сказала она. - Все в плавание подались.
      - Вот я и хотел узнать, как там дела. У меня внук на "Кронштадте". Понимаете?
      - У них все в порядке, - добродушно ответила дежурная. - Погода стоит хорошая. Вчера Кузьмичев звонил. Ребятки живы-здоровы. Загорели. Идут по графику. Никаких ЧП нет.
      - По графику, значит, - эхом откликнулся Иван Лукич. - А он у вас под рукой? Нельзя ли полюбопытствовать?
      - Пожалуйста, любопытствуйте.
      Напротив флагмана "Москва" под названиями городов стояли даты. Две из них сразу бросились в глаза Ивану Лукичу. Как раз в эти дни были посланы Юркины письма.
      "Если бы он плыл на "Москве", - подумал дед, - следующее письмо, наверно, пришло бы из Рыбинска".
      Из клуба Иван Лукич поехал домой. Там полным ходом шел ремонт. Рабочий красил входную дверь. Снятый почтовый ящик лежал в передней. Дед не обратил на него внимания. Когда рабочие уходили, один вдруг обернулся в дверях:
      - Чуть не забыл сказать. Вам письмо принесли. Я его в маленькой комнате на приемник положил. До завтра!
      Узнав Юркин почерк, дед даже вздрогнул и полез за очками. Больше всего его интересовал штемпель. Он так разволновался, что буквы прыгали у него перед глазами. И вдруг от неожиданности перехватило дыхание. По почтовой марке полукругом изогнулось слово "Рыбинск".
      "Ну и дела! - подумал дед. - Неужели Юрка и впрямь плывет на "Москве"!"
      Он бросился к телефону и начал звонить в морской клуб. Но его ждало разочарование. В списках экипажа тральщика "Москва" Юрка не значился. И все-таки дед остался при своем мнении: его внук неизвестными путями проник на "Москву".
      "Подожду следующего письма, - решил Иван Лукич. - Если оно опять повторит маршрут тральщика, значит, Юра наверняка на этом корабле".
      Дед угадал. Когда следующее письмо подтвердило его догадку, он принялся спешно укладывать чемоданы. Он исходил из того, что Юрка и дальше будет плыть на "Москве" до самой Ладоги. Там его и настигнет Иван Лукич. Кстати, давно не мешало бы побывать в тех местах.
      "Но каким образом попал на "Москву" мой внук?" - недоумевал старик.
      САМЫЙ ХОРОШИЙ ДЕНЬ
      "Москва", стоявшая на якоре у левого берега, готовилась к отплытию. На юте капитан Симашов рассказывал любопытным, что интересного ждет ребят по пути. Среди разговора он неожиданно положил руку Витьке Веснушкину на плечо:
      - А ты, Судаков, просто молодчина! Берите с него пример. Пришел новичок, а теперь прилично стоит вахту, корабль ведет по ниточке, как заправский рулевой. Молодец, Витюха! Подучись еще немного, в старпомы возьму.
      Веснушкин от похвалы покраснел. Анатолий Васильевич потрепал его за волосы и продолжал:
      - Есть в тебе, Витька, тяга к морскому делу. У тебя отец, случайно, не моряк?
      - Он у меня на заводе работает. Инженером.
      - А я уж думал, это у тебя наследственное - тяга к воде.
      - Если уж у кого тяга к морскому делу, так это у Юрки, - вступил в разговор механик Николай Васильевич. - Честное слово, если бы не он, давно бы встали все наши машины. Правильно, ребята?
      - Правильно! - солидно подтвердила машинная команда, с которой Юрка давно был дружен.
      - Мои хлопцы целый год учились, - продолжал Николай Васильевич. А Юрка до этого плавания корабельного двигателя в глаза не видал. Но наверстывает - такое бы усердие каждому! Конечно, много ты, Юрка, пока не знаешь, но раз капитан берет дружка твоего в старпомы, то я тебя тоже в любое плавание возьму, потому что знаю - не подведешь, работать будешь на совесть.
      Юрка смущенно потупился.
      - Только нос не задирай, - улыбнулся механик, - Это я тебе авансом выдаю, чтоб и дальше старался. Договорились?
      - Договорились, - ответил Юрка. От похвалы он чувствовал себя на седьмом небе.
      - Все это хорошо, - сказал Родин, протискиваясь сквозь толпу. Согласен, и корабль вести и у машин стоять - дело важное и нелегкое. Но разве есть дело важнее нашего радиодела - вот что вы мне ответьте!
      - Правильно! - закричали его ученики.
      - Это еще как сказать! - откликнулись остальные.
      - А вы не спорьте, - важно сказал Родин, пряча улыбку. - Наш локатор видит все на десятки километров вокруг. А рация работает не хуже, чем московский телефон. Понятно? И не последний человек в этом большом хозяйстве наш новичок.
      Тут он ласково взглянул на Огурца. Тот засмущался, затоптался на месте. На некоторых ребят напал смех, но Родин и глазом не повел.
      - Вы, братцы мои, тоже начинали ничуть не лучше. Каждый может ошибиться. Что ж тут такого? Важно другое - парень дело свое полюбил, относится к нему с душой. Значит, будет из него толк!
      После таких похвал кладоискатели прямо зарделись от удовольствия. Оставшись одни, они еще долго улыбались друг другу, вспоминая добрые слова наставников.
      - Расклеились, захныкали, - укоризненно сказал Юрка, автор плана "Морской дуб". - Поберегите ваши слезки! Мы еще себя покажем. Найдем сокровища сэра Джонса, тогда увидите, что будет. Давайте, братцы, все деньги пожертвуем на корабль. Идет?
      - Какой корабль? - в один голос спросили Витька и Огурец.
      - Когда была война, - пояснил Юрка, - люди жертвовали все на танки, самолеты, пушки, броневики. А на деньги, которые мы найдем, пусть построят корабль. Быстроходный, красивый, каких еще не было. И этот корабль мы подарим клубу. Тогда и расскажем, что мы не просто так к ним затесались, а дело у нас было. Небось умные, поймут.
      - Здорово! - сказал Витька. - Тогда уж нам не придется забираться на него тайком.
      - Еще бы! - засмеялся Огурец. - Подходишь к пирсу, а часовой уже отдает тебе честь. Пожалуйста, проходите, товарищ почетный матрос!
      "Москва" давным-давно вышла на фарватер и полным ходом шла между зеленых берегов. На баке пробили склянки один раз, другой, третий... А ребята все мечтали о своем корабле, который они обязательно подарят клубу моряков. Дело оставалось за малым - побыстрее найти клад сэра Арчибальда Джонса. Они, наверное, промечтали бы целый день, если бы не сигнал боевой тревоги, нарушивший мирное течение корабельной жизни. Остров, показавшийся по правому борту, был занят "противником". Предстояло высадить на него десант.
      Едва кили шлюпок зашуршали о песок, "братишки" бросились в воду и стремительным рывком выскочили "на берег". - "Противник" - юнармейцы из пионерского лагеря - поначалу оторопел. Не столько от лихого натиска, сколько от бравого вида "морской пехоты". В полосатых тельняшках и заломленных набекрень бескозырках она и впрямь была хоть куда. Однако, оправившись от удивления, юнармейцы храбро приняли бой. В азарте обе стороны не слишком считались с правилами, и на островке развернулись рукопашные поединки.
      Юрка одного за другим свалил с ног двух подвернувшихся под руку ребят. Тут на него набросились трое таких крепышей, что хоть поворачивай назад и беги. Но на это Юрка, конечно, согласиться не мог. Что делать, если тебя схватили в охапку и уже тащат в плен?
      - На помощь! - заорал Юрка. - Наших бьют!
      Витька с Огурцом возникли как из-под земли. Потом подбежал кто-то еще. Зеленые гимнастерки юнармейцев совсем затерялись среди тельняшек моряков. Теперь уже сухопутное воинство бросилось выручать своих. С каждой секундой куча мала становилась выше. Десятки рук и ног, тельняшек и гимнастерок перемешались так, что никакими силами нельзя было их друг от друга оторвать.
      Увидев, какой оборот приняла военная игра, Терентий Иванович бросился к куче мале, чтобы немедленно прекратить эту не предусмотренную планом потасовку. С другой стороны с той же целью поспешил полковник в отставке - руководитель юнармейцев. Увы, их появление нисколько не охладило пыла воюющих сторон.
      - С нами Терентий Иванович! У-у-р-р-а-а! - восторженно заорал Володька Давыдов, увидев внушительную фигуру Кузьмичева.
      - За нас Михаил Семенович! Вперед! - тотчас возликовала другая сторона.
      В мгновенье ока наставники оказались втянутыми в борьбу. С большим трудом им удалось убедить ребят согласиться на ничью. Это произошло как раз вовремя. Полковник, давно не участвовавший в рукопашных поединках, еле разогнул спину. Терентий Иванович, не имея сил встать, отдыхал на четвереньках, делая вид, что разыскивает оторвавшуюся пуговицу. Однако своего они добились - схватка прекратилась.
      Кто же победил? На этот вопрос должен был ответить футбольный матч.
      Юнармейцы оказались упорными игроками. Они неутомимо бегали и при каждом удобном случае наваливались на ворота, умело играя в пас. Особенно отличался их центрофорвард. Он исполнял такие ловкие финты, что сбитая с толку защита сама расступалась перед ним. Этот парень и протолкнул мяч в ворота моряков.
      Ребята занервничали. Повариха с "Москвы" ахнула и всплеснула руками. Радист Родин пробормотал что-то насчет офсайда. Зато болельщики юнармейцев подняли такой дружный крик, что у Терентия Ивановича от негодования заходили по скулам желваки.
      Во втором тайме Ленька Крюков прошел по правому краю и пробил вдоль ворот. Мишка Пигарев принял мяч, рванулся вперед, обошел защитника и уже собирался ударить по воротам, но в этот момент какой-то юнармеец за майку оттащил его назад. Второй игрок не удержался и в азарте борьбы, повиснув на Мишке, свалил его с ног. Судья неодобрительно покачал головой и в наказание назначил одиннадцатиметровый. Крюков разбежался - вратарь прыгнул, а набежавший Володька Давыдов, только этого и ждавший, ударил в незащищенный угол ворот. Счет стал 1:1.
      Потом уставшие команды, из последних сил преследовали мяч, надеясь как-нибудь загнать его в ворота. Атаки стали сумбурными. Мяч летел куда угодно, только не туда, куда его посылали.
      До конца встречи оставалось чуть больше минуты, и обе команды в душе уже согласились на ничью. Матч доигрывали, так сказать, по инерции. И тут получилась любопытная ситуация. Защитник юнармейцев сильно, на отбой, ударил по мячу. Но мяч срезался у него с ноги и свечой высоко взмыл вверх. Когда он опускался, им в прыжке попытались овладеть сразу трое игроков, но не сумели, а мяч беспрепятственно ударился о землю и снова подскочил вверх. И тут Мишка Пигарев не оплошал. Носком ноги он ухитрился пробить по воротам. Перед вратарем в это время мелькало столько игроков, что он даже не успел увидеть. Но уж если не повезет, то не повезет. Мяч угодил вратарю в колени и отскочил назад. Юнармейцы набрали в легкие воздуха, чтобы облегченно вздохнуть. Пронесло! Но Юрка, перепрыгнув через чье-то лежащее на земле тело, метнулся вперед и с отчаянной решимостью боднул головою летящий мяч. И тот прямо под рукой у бросившегося вратаря влетел в ворота.
      Юнармейцы закрыли ладонями глаза, чтобы не смотреть на это. Зато юнморы обнимались и висли друг на друге. Качали растрепанного, взлохмаченного Юрку. Кричали "ура!".
      Когда страсти немного поутихли, юнармейцы дали ужин в честь своих новых друзей. Юрка, как герой дня, был в центре внимания. И победители и побежденные подходили к нему пожать руку, хлопнуть по плечу.
      - Ну, брат, спасибо, выручил ты нас! - сказал Терентий Иванович, когда ребята вернулись на корабль. - Иди отдыхай. Молодец!
      Оставшись один, Кузьмичев снова перечитал телеграмму, полученную накануне. Иван Павлович, директор 3-й манинской железнодорожной школы, подтверждал, что Коля Маленко, Витя Судаков и Юра Чудов действительно учатся в его школе, все трое на хорошем счету, по учебе успевают и как лучшие спортсмены вывешены на доску Почета.
      "Да, спортсмены они хорошие. С первого взгляда видно, - подумал Терентий Иванович, укладываясь спать. - Особенно Юрка. Какой гол забил! Красота!"
      И, избавившись от всех сомнений, Кузьмичев спокойно уснул. Трое кладоискателей тоже чувствовали себя на корабле словно дома. Они дружно храпели, и никакие страхи и сомнения не мешали им спать.
      Один Иван Лукич никак не мог уснуть в эту ночь. Он кряхтел, ворочался с боку на бок и все думал, что же отчудил его беспокойный внук. Между тем работяга электровоз неутомимо летел сквозь ночную мглу, с каждым часом приближая деда к раздольной Ладоге, где, как надеялся Иван Лукич, находится Юрка.
      НАЧАЛО ОПЕРАЦИИ "МОРСКОЙ ДУБ"
      Ладога встретила моряков жарой. Стоял штиль. Вентиляция работала вовсю, но не могла справиться с духотой. Нагретая солнцем палуба обжигала пятки. Ребята, занятые на вахте, с завистью поглядывали на берег, где загорала и купалась команда.
      "Москва" опустела. Воспользовавшись тем, что никто им не мешал, кладоискатели собрались в кубрике на совет.
      - Ну, дорогие мои, хорошие, - сказал Юрка, - пора действовать. Хватит баклуши бить.
      - Ты чего предлагаешь? - спросил Огурец.
      - Пока никого нет, надо перевезти на островок акваланг. А там уж посмотрим, как быть.
      - Правильно, - согласился Веснушкин. - Сейчас самый удобный момент.
      - Тогда сидите здесь, а я пойду шлюпку просить.
      Юрка вышел на палубу и со скучающим видом прошелся по кораблю взад и вперед. Дверь в радиорубку была распахнута. Капитан Симашов и радист Родин сидели за столом и пили лимонад. Юрка подошел к двери и прислонился к косяку.
      - Угощайся, Юра. - Николай Васильевич протянул ему стакан. - А ты чего не на берегу? Вахта?
      - Я сегодня уже купался. Больше не хочется. Вот погрести бы другое дело.
      - Так возьми шлюпку и погреби. Скажи дневальному, что я разрешил.
      - Спасибо. Мы тут недалеко. Вон до островка и назад.
      - Добро.
      Сев в шлюпку, Юрка подгреб к иллюминатору, в котором виднелись лица Витьки и Огурца. Как на грех, дневальный стоял у борта и от нечего делать глазел на шлюпку.
      - Чем глазами хлопать, сбегал бы лучше на камбуз, - попросил его Юрка. - Принеси кусок мяса и хлеба ломоть. На воде знаешь какой аппетит разыгрывается! Будь другом.
      Дневальный ушел.
      - Давай! - торопливо скомандовал Юрка. Ребята через иллюминатор быстро подали ему акваланг. Юрка уложил его на дно шлюпки. Сверху бросил тельняшку. Когда вернулся дневальный, Витька и Огурец уже сидели на банках и разбирали весла. Взяв сверток с едой, ребята оттолкнулись от борта, и заключительная фаза операции "Морской дуб" началась.
      Теперь приходилось действовать с особой осторожностью. Недалеко от "Москвы" на якоре стоял морской охотник "Кронштадт". Приникая к стереотрубе, Юрка не раз вздрагивал, когда, приближенное мощной оптикой, перед ним, словно всего в нескольких шагах, возникало братово лицо. А что, если и Борька в недобрый час вздумает взглянуть в стереотрубу? Вот будет скандал!
      Сидя на корме, Юрка направлял шлюпку к безлюдному островку. Этот остров был непростой. Давным-давно именно возле него затонул струг сэра Джонса, унеся с собой несметные богатства английского купца. Вот почему с каждым гребком сердце чаще билось в груди у ребят.
      Увы, начать поиски в тот день не удалось. Едва обогнув островок, кладоискатели увидели морской охотник "Ленинград", стоявший как раз напротив того места, где они собирались нырять.
      - Ладно, - скрепя сердце сказал Юрка. - Давайте пока спрячем на острове акваланг. А как только "Ленинград" отсюда уйдет, примемся за дело.
      Они осторожно причалили к островку, стараясь, чтобы их никто не видел со стороны. Это, кажется, удалось. Огурец надежно запрятал акваланг в кустах. В двух шагах пройдешь - не заметишь.
      - Порядок! - сказал Юрка. - Полдела сделано. Эх, ребята, ну и далеко же мы с вами забрались! На этом островке до нас, наверно, ни один человек не бывал!
      - Откуда им тут быть - солидно поддакнул Огурец.
      - Дымом пахнет, - невпопад заметил Веснушкин и потянул носом воздух.
      - Пахнет, - недоумевая, подтвердил Огурец. Он послюнявил палец, поднял его над головой. Потом, сделав вид, что теперь ему все ясно и понятно, встал на четвереньки и пополз вперед. Друзья поползли за ним. В таком положении они пересекли почти весь островок. Наконец впереди послышались голоса.
      На уютной полянке догорал костер. Нанизанные на шампуры, куски мяса жарились прямо на углях. От них по всему островку распространялся такой аромат, что Огурец, не стерпев пытки, с шумом потянул слюну.
      - Тихо, ты! - шепотом прикрикнул на него Юрка. - Ты что, обедать сюда приполз, да?
      Неподалеку от костра ребята заметили "казанку", наполовину вытащенную на берег. Дожидаясь, пока изжарится шашлык, два бородача вели неторопливую беседу. Они были в плавках и, несмотря на бороды, выглядели не старше двадцати лет.
      - По-моему, уже готово, - сказал один. - Сейчас Славка вылезет, и можно начинать.
      Второй согласно кивнул головой.
      "Тут поблизости есть кто-то еще", - подумал Юрка.
      Словно подтверждая его догадку, вода у берега заколыхалась, и из нее показалась кучерявая голова в маске для подводного плавания. За головой показался и ее обладатель с аквалангом за спиной.
      - Ну, как успехи? - спросили с берега. - Что-нибудь нашел, а?
      Аквалангист ничего не ответил, лишь махнул рукой и начал стаскивать с ног ласты. Ребята переглянулись. Юрка рукой подал знак ползти назад. Извиваясь, словно ужи, они бесшумно поползли в обратный путь. Тихо влезли в шлюпку и погребли прочь.
      - Ну что вы на это скажете? - спросил Юрка, поглядывая на друзей.
      - Конкуренты, - понизив голос, высказал догадку Огурец.
      - Не ис-клю-че-но, - протянул Веснушкин.
      - Еще бы! - мрачно ухмыльнулся Юрка. - В такие места случайно с аквалангом не ездят. В общем, дорог каждый час. Сами видите, что делается. Того и гляди Борька появится. Это я вам точно говорю. Поэтому не позднее завтрашнего дня во что бы то ни стало клад надо найти.
      ВТОРИЧНОЕ ПОЯВЛЕНИЕ СЭРА ДЖОНСА
      Борька появился на "Москве" сразу после обеда. Свалился как снег на голову. Никто его не ждал, а он возьми да и объявись. И началась не жизнь, а сплошной марафонский бег.
      Витька с Огурцом сидели на веслах. Шлюпка мягко покачивалась на волне у самого борта "Москвы". Юрка побежал за плавками и вот-вот должен был вернуться. Ребята рты разинули, когда увидели его бегущим вдоль борта с таким видом, словно за ним гналась дюжина чертей. Пробегая мимо, Юрка на бегу бросил им записку, помахал руками дескать, отваливайте, тут не до вас - и был таков.
      "Полундра! На корабле Борька, мой брат, - начал читать ошарашенный Огурец. - Быстрее отваливайте, пока он вас не засек. Сегодня работайте без меня".
      Едва Огурец успел дочитать, как на трапе показался Борька. Охотники за сокровищами сэра Джонса в мгновенье ока повернулись к нему спиной. Схватив весло, они спешно начали отгребать от корабля. Вид был что надо! Сидя спиной к корме, ребята почем зря молотили веслами, поднимая фонтаны брызг. Но Борьку новый способ гребли, к счастью, не заинтересовал: "Брат или не брат?" - вот что волновало его сейчас больше всего. Он поднимался на борт, когда в проеме дверей вдруг промелькнул парень, удивительно похожий на Юрку. Заинтригованный столь невероятным сходством, Борька двинулся за пареньком. Тот, не оборачиваясь, прибавил шагу. Борька тоже. Тогда братов двойник пошел так, словно участвовал в соревнованиях по спортивной ходьбе.
      - Эй, погоди! - крикнул Борька. В ответ двойник бросился наутек. В машинном отделении дежурил один Левка Белов - Юркин дружок.
      - Ты меня не видел! Ты меня не слышал! Никого здесь нет! - Бросив эти фразы, Юрка спрятался.
      - А где этот парень? - спросил Борька, спускаясь вниз.
      - Какой? - Левка сделал удивленные глаза. - Никого здесь нет.
      - Да я же сам видел, как он побежал сюда.
      - Кто?
      - Он.
      - Кто он?
      Не отвечая, Борька медленно обошел все машинное отделение.
      - Обознался, - сказал наконец Борька. - Значит, он не сюда побежал. Пойду поищу наверху.
      - Лева, - попросил Юрка, когда брат ушел, - будь другом, запри меня в фотолаборатории и, пока этот малый не смотается с "Москвы", ни за что не выпускай. Лады?
      - Пожалуйста, - сказал Лева, запирая его в клетушку размером чуть больше телефонной будки. - А что он за тобой бегает?
      - Такое у него хобби, - доходчиво объяснил Юра.
      - А-а... - сказал Лева и щелкнул замком.
      Юрка зажег настольную лампу, уселся за стол и стал покорно ждать. Кроме шума вспомогательного двигателя, ни один звук не долетал до его ушей. Тоска подступала со всех сторон. Клонило в сон. Юрка подложил под голову какую-то подвернувшуюся под руку книгу и задремал.
      Когда он проснулся, вокруг ничего не изменилось. По-прежнему ровно шумел двигатель. Настольная лампа лила неяркий желтоватый свет. Он хотел выглянуть в иллюминатор, но взгляд его уперся в ровную глухую стену, и Юрка только вздохнул.
      "Левка, наверное, давно уже отпер дверь", - подумал он. Но дверь не поддалась. С досады Юрка уселся на табурет и потянул к себе книжку, которая только что служила ему подушкой.
      "С детских лет Арчи воспитывался в монастыре, - начал читать он, наугад раскрыв ее на середине. - Родителей своих он не помнил, а когда спрашивал о них монахов, всегда получал неясный, уклончивый ответ.
      Однажды, неся завтрак настоятелю монастыря, Арчи споткнулся о порог, и все блюда с подноса полетели на пол.
      - Пиратское отродье, - проворчал под нос недовольный старик. Эти слова крепко запали в память десятилетнему юнцу, решившему, что в них, должно быть, есть кое-какой смысл.
      Все свободное время Арчи проводил на конюшне, где помогал конюху, добродушному говорливому валлийцу, ухаживать за лошадьми. Они подружились. Как-то, когда они уселись на охапке соломы перекусить, Арчи спросил:
      - А ты не знаешь, дядя, почему настоятель называет меня так?
      Конюх смутился, но от ответа увиливать не стал:
      - Только смотри, никому! Слышал я, парень, что отец твой был королевским пиратом и мать твоя плавала вместе с ним. Там на корабле ты и родился. Но недаром говорят, что женщины на борту не к добру. Твоему отцу долго везло. Но в конце концов и до него добралась беда. Испанский галеас настиг его и взял на абордаж. Когда подоспела подмога, твой отец, нуждался лишь в божьем заступничестве и больше ни в чьем. Через год мать твоя умерла от тоски, а тебя отдали в монастырь, чтоб воспитать угодным богу человеком. Вот, кажется, и все.
      С тех пор Арчи не стало покоя. Из узкого оконца его кельи виднелась гавань. И когда, выходя из нее, корабли распускали паруса, Арчи всей душой тянулся за ними вслед. Он забывал молитвы. Стал замкнутым и нелюдимым. Печать тоски легла на его лицо.
      Целых два года вот так смотрел он из своей кельи на море, а оно все не переставало его манить. И в одну из бессонных ночей Арчи твердо решил бежать из монастыря. Делу помог случай. Отправившись с поручением в город, Арчи ненароком подслушал разговор двух моряков. Оказывается, фрегат, стоявший в гавани, имел от правительства грамоту на приватирство, то есть ему разрешалось грабить любые корабли, за исключением своих. Кровь отца закипела в жилах у маленького монаха. Весь день он наблюдал за тем, как ломовые извозчики возили на фрегат хлеб, воду, солонину, ядра и порох. К вечеру "Пенитель моря" закончил погрузку и вышел на внешний рейд. Бросил якорь. К тому времени стало совсем темно. Пробили склянки. На корме фрегата зажгли фонарь. Он, как маяк, светил мальчишке сквозь мрак.
      Когда на городской ратуше часы пробили полночь, Арчи тихо соскользнул со своего ложа. Прячась в тень, он пробрался к воротам. Привратник бодрствовал. Оставался только один путь: по веревке спуститься с высокой стены. Когда ноги Арчи повисли в воздухе, сердце захолонуло у него в груди. Перебирая руками, он осторожно спускался вниз. До земли оставалось ярда три, когда веревка вдруг кончилась. Делать было нечего. Арчи зажмурил глаза, разжал пальцы и камнем полетел вниз. Когда он снова открыл глаза, первое, что он увидел, яркая желтая точка - фонарь у фрегата на корме.
      Холодная вода обожгла тело, но Арчи не отступил. Вконец выдохшийся, он еле доплыл до корабля. По канату, свисавшему с бушприта, из последних сил вскарабкался наверх. Заглянул на палубу. Она была пуста. Дрожа от страха, он перевалился через борт и спрятался за бухтой троса. Но это было ненадежное убежище, и Арчи, крадучись, двинулся к корме, недоумевая, почему на корабле не видно людей. В капитанской каюте горела свеча. Оттуда доносились голоса:
      - Боюсь, что завтра у нас будет неполная команда, - сказал кто-то и хрипло засмеялся.
      - Известное дело, - ответил собеседник. - Теперь эти бездельники до самого утра будут пьянствовать по тавернам и кабакам.
      Дослушивать разговор Арчи не стал. Он увидел люк и скользнул в него. В темноте после долгого блуждания его руки нащупали какие-то ящики, бочки и мешки. Забравшись в самый угол, он отыскал себе место помягче и уснул как убитый.
      Проснувшись, он почувствовал, что корабль сильно качает. Скрипели переборки. "Пенитель моря", слегка накренившись, под всеми парусами летел вперед. Но Арчи об этом мог только догадываться. Что делать дальше, он не знал. Поэтому не мудрствуя лукаво он решил довериться судьбе. Еды вокруг было вдоволь. Когда хотелось пить, Арчи сосал моченые яблоки. Однако жажду они утоляли плохо, и это привело Арчи к решению выйти наверх. Однако события опередили его намерение.
      Сидя в своем убежище, он вдруг услышал, как наверху началась суматоха, послышались крики, на палубе застучали десятки бегущих ног. Ударила одна пушка, другая, третья... Это "Пенитель моря" повстречался с большим испанским галеоном. В штиль такой корабль шел под веслами, как только поднимался ветер - ставил паруса. Подойдя друг к другу на триста ярдов - расстояние пушечного выстрела, - корабли открыли огонь. Одно из ядер ударило в борт недалеко от того места, где прятался маленький монах. Парнишку охватил страх. Между тем корабли продолжали сближаться. Абордаж не входил в намерения испанцев. Чтобы не подпустить "Пенитель моря" к своему борту, они подняли весла и уперлись ими в борт английского корабля, но деревянная махина поломала их, словно щепки. В убежище Арчи громко доносился треск. С "Пенителя моря" на "испанца" полетели крючья и кошки. Когда они зацепились за борт, матросы, ухая, как грузчики, стали подтягивать вражеский корабль к себе. Полоска воды между судами быстро сужалась. Самые смелые с пистолями и шпагами в руках полезли на палубу галеона. Испанцам не оставалось ничего другого, как принять бой.
      Схватка была жестокой, но ни одной из сторон перевеса не давала. Поняв, что не все еще проиграно, испанцы приободрились. Некоторые из них сами полезли на английский корабль. Неизвестно, чем бы закончилась схватка, если бы всемогущий случай не рассудил врагов. В самом начале боя английское ядро пробило борт и влетело в кубрик испанского корабля. Там на столе горела забытая свеча. Потерявшее свою силу ядро слегка толкнуло ножку стола, свеча упала на пол и подожгла свисавшую до пола скатерть. Начался пожар.
      На палубе звенело железо. Англичане и испанцы пытались склонить победу на свою сторону. Тем временем огонь быстро расползался по корме. Когда ревущие языки пламени пробились наружу, тушить пожар было уже поздно. Испанцы, поняв, что взрыв крюйт-камеры неизбежен, полезли на "Пенитель моря", англичане - тоже. Моряки, в страхе оглядываясь назад, спешили оставить горящий галеон. Объединенные ужасом, они шестами упирались в борт, рубили канаты, соединявшие корабли. Медленно суда начали расходиться. Чем больше между ними становилось воды, тем ближе к пороховым бочкам подбирался огонь.
      Наконец грохнул взрыв. На "Пенитель моря" дохнуло горячим ветром. В тот же миг чей-то громкий крик заставил всех обернуться. Кричал испанец-капитан. Ярость моряка и фанатизм католика слились в нем в одно. Он был готов отдать жизнь, лишь бы отомстить проклятым еретикам. Опытным глазом быстро окинув фрегат, он схватил с палубы заброшенную взрывом пылающую головешку и бросился внутрь корабля. Прежде чем кто-нибудь успел сообразить, что к чему, капитан закрыл за собой дверь на крепкий засов. В дверь ударили топоры. Но мореный дуб, как на зло, был крепок.
      Напуганный шумом, Арчи, покинул свой угол и, держась за стенку, узкими переходами пробирался наугад сквозь тьму. Внезапно опора исчезла у него из-под ног, и он по крутому трапу свалился вниз. Не успел он толком прийти в себя, как позади раздались чьи-то шаги. Багровый огонь высветил стены крюйт-камеры. Арчи нырнул за трап и затаил дыхание. Человек в железном шлеме с гребнем, в панцире, с медными налокотниками на руках, держа в руках пылающую головешку, спускался вниз. Он тяжело дышал. Остановившись у бочки с порохом, человек переложил головешку в левую руку, а правой осенил себя крестным знамением. Затем закрыл глаза и поднес огонь к бочонку с порохом.
      На палубе все будто окаменели. Обломки галеона, качавшиеся на волнах, красноречиво рассказывали о том, что сейчас произойдет. Несколько моряков, не в силах вынести ужас этих минут, прыгнули за борт...
      Арчи подался вперед, и половица скрипнула у него под ногой. Суеверный испанец обернулся и окаменел. Отрок в монашеском платье смотрел на него укоряющими глазами.
      - Бог проклинает мое намерение погубить себя и людей, - простонал католик-капитан и попятился назад.
      Дверь, не поддававшаяся топорам, вдруг сама открылась изнутри. Испанец-капитан шагнул на палубу и повалился на колени. За ним, щурясь на яркий свет, появился отрок в черном монашеском одеянии с крестом на груди. Глядя на своего капитана, распростершегося ниц, и остальные испанцы, пораженные не меньше его, выронили из рук оружие и попадали на колени. Через минуту не растерявшиеся англичане обезоружили их всех до одного. Так знаменитый пират Арчибальд Джонс в возрасте десяти лет начал свою морскую жизнь".
      До этого момента Юрка читал спокойно, но как только имя монаха дошло до его сознания, он подскочил с места, словно его тряхнул электрический ток. "Аглицкий гость, - значилось на обложке книги. Историческая повесть". Терзаемый страшными предчувствиями, едва не разрывая страницы торопливыми пальцами, Юрка "по диагонали" читал книжку, боясь подтверждения своей догадки. Так и есть. Сэр Арчибальд Джонс, приватир и негоциант, за сокровищами которого Витька с Огурцом ныряли сейчас на ладожское дно, был вымышленным персонажем и никогда в природе не существовал. Значит, не будет никаких сокровищ, не будет никакого корабля, который они хотели подарить клубу юных моряков. Столько стараний, столько усилий - и все зря. Ребята поверили ему, пошли за ним, а он чтение вслух книги не смог отличить от живого человеческого разговора! Вот, оказывается, почему так гладко лилась дедова речь, когда Юрка, на свое горе, услышал ее.
      Юрке было плохо. Юрке было худо. Он потушил лампу, в кромешной темноте положил голову на стол и так замер.
      Когда в двери заскрежетал ключ, Юрка даже не пошевелился. Дверь отворилась, кто-то зажег лампу, тронул Юрку за плечо:
      - Вот ты где, голубчик!
      Услышав знакомый голос, Юрка поднял голову. Вместо Левки перед ним стоял родной дед. Из-за его спины выглядывали Кузьмичев, Симашов, Шатков, доктор Тамара Сергеевна. Но после перенесенного удара Юрку уже ничто не могло больше волновать. Безучастно взглянув на деда, он встал и, вяло передвигая ноги, пошел прочь. Он даже не спросил, как Иван Лукич попал на корабль. Смущенное начальство молча двинулось за ним. По дороге к ним присоединился Борька. Заметив его, Юрка остановился и полез в карман. Вытащил кусочек бумажки и протянул брату:
      - Скажи, чего ты здесь нарисовал?
      - Я рассказывал деду о летней практике и показал место, где на Ладоге у нас будет стоянка. Вот это самое, где мы сейчас стоим.
      - Так я и знал.
      Юрка отвернулся, и крупные слезы побежали по щекам.
      Внезапно до его слуха долетели голоса. Шлюпка с Витькой и Огурцом была еще далеко, и разобрать, чего они кричат, никто не мог. Гребли они как-то странно, рывками, толчками, поминутно вскакивая и начиная кричать. Наконец расстояние сократилось, и Юрка ясно разобрал одно слово:
      - Нашли!
      Чтобы не упасть, он схватился за борт.
      - Нашли! - что есть мочи орал Огурец, раскручивая тельняшку над головой.
      Юрка посмотрел на деда, посмотрел на Борьку и, ничего не прочитав на их лицах, вытер пот со лба.
      Между тем Витька с Огурцом вскочили на ноги, приложили руки рупором ко рту и пронзительно заорали: - Нашли!!!
      ДЕЛА МИНУВШИХ ДНЕЙ
      Пока Юрка спал и читал, на корабле кое-что произошло.
      - Сегодня, хлопцы, - сказал замполит Владимир Иванович Шатков, я вас познакомлю с одним замечательным человеком. В этих местах он воевал, хорошо знает этот край. Награжден орденами и медалями. Зовут его Василий Петрович Рубцов. Ну а об остальном он расскажет вам сам.
      Рубцов выглядел моложаво. При ходьбе он немного волочил ногу, но двигался быстро и легко. В кителе старого образца с глухим стоячим воротничком и в мичманке с белым чехлом Рубцов выглядел так, словно попал на корабль прямо из 1942 года.
      - Эх, ребята, - сказал он, улыбнувшись в коротко подстриженные усы. - Даже не знаю, с чего начать. По профессии-то я человек сугубо мирный. Работаю учителем физики. До войны трехтонку водил. Да недолго - всего месяца два. А потом попал совсем на другую машину - линкор.
      Вся корма "Москвы" стала сине-белой от форменок и матросских воротников. Юниоры с "Москвы", "Кронштадта" и "Ленинграда", сгрудившись вокруг Рубцова, слушали его простые слова.
      - Сам-то я родом с Орловщины. Но никого у меня там не осталось. Вот и решил я остаться здесь, где воевал, где прошла моя боевая юность, где погибли мои друзья.
      Не впервые, ребята, дают здесь русские люди отпор своим врагам. Еще при Петре, в 1702 году, пришли сюда шведы на восьми крупных морских судах. Тогда как раз началась великая Северная война. Шведский адмирал Нумберс, крейсируя от Кексгольма до Нотебурга, разорял русские селения по берегам, думая, что нет силы на его силу. Тогда полковник Тыртов посадил на 30 карбасов русских солдат и, дождавшись штиля, напал на неприятеля и взял его суда на абордаж. Сам Тыртов при этом погиб. Но дело было сделано. Два шведских корабля сгорели, один пошел ко дну, два взяты в плен. Остальные поспешили ретироваться.
      В Великую Отечественную войну по Ладоге проходила единственная дорога, связывавшая Ленинград с Большой землей, - "Дорога жизни". Днем и ночью, с осени и до весны, пока держался лед, шли по ней машины. С берегов их обстреливала артиллерия фашистов, сверху пикировали самолеты, когда теплело, проваливался под колесами лед...
      Рубцов замолчал и посмотрел на спокойную гладь воды.
      - Осенью сорок первого взяли нас с корабля, сформировали бригаду морской пехоты и послали в бой. Дрались мы вроде ничего, фашистов уложили по нескольку штук на брата, так что в случае чего не зазорно было помирать. Немец тогда был еще в силе, пер как на рожон. Воевали мы, воевали и попали в окружение. От нашей роты и половины состава не осталось. Что делать? Решили ночью пробиваться к своим.
      Из рукопашной живыми вышло нас только четверо. Трое целых и один тяжелораненый. Немолодой уже. Матросы папашей его называли. Лихо дрался. Мы его по лесам до самого Ленинграда донесли. Через несколько дней пришли к нему в госпиталь навестить, а он нас еле узнал. Славный был человек.
      - Это почему же был? - внезапно послышался голос. - Рано ты, Василий, взялся друзей хоронить!
      Не замеченная никем, к "Москве" давно уже подошла лодка. Сидевший в ней пожилой человек, все больше волнуясь, вглядывался в лицо Рубцова. Наконец не выдержал, вскочил на ноги и прервал рассказ. Рубцов уронил трость, припадая на ногу, шагнул к борту.
      - Иван Лукич! Папаша! Да ты ли это?
      - Вася, дорогой, честно говоря, и я тебя уже похоронил. А ты вон жив. Назло всем врагам. И молодец молодцом!
      Ребята, и Борька в их числе, помогли ему подняться на борт. Рубцов и Иван Лукич шагнули друг к другу, крепко обнялись.
      - А как остальные? Володька с Андреем? Справлялся я о вас. Сказали, Вася, что погибли вы. Вот какое дело.
      - Почти так оно и было. Только я каким-то чудом выкарабкался, а они... Прямо на моих глазах.
      - Понятно. Я, старик, жив, а их нет. Судьба, значит. В сорок втором, Вася, был я отцом, а теперь уже дед. Познакомься, Борис - мой внучок. А братца своего ты здесь не встречал?
      - Показалось мне сегодня, что я его видел, да потом подумал - не он.
      - Он, конечно, он. Ну да об этом еще успеем. Вася! Что с ребятами случилось? Говори. Не сойду с места, пока не узнаю все до конца.
      ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД
      В конце апреля по "Дороге жизни" прошли последние автомашины. Временами их колеса почти целиком скрывались под водой. Теплело. Закрытие ледовой трассы близилось с каждым днем. 21 апреля 1942 года, когда лед стал проваливаться под скатами грузовиков, последняя машина преодолела опасный путь и выползла на твердый берег.
      Этого ждали и к этому давно готовились. Над голодающим Ленинградом еще выли зимние вьюги, а рабочие города уже начали готовиться к летней навигации. Они построили сто тендеров, несколько паромов и много металлических барж. Десятки новых причалов и пирсов тянулись в общей сложности больше чем на три километра. В последних числах мая, когда Ладога очистилась ото льда, навигация была открыта.
      О "Дороге жизни" знают все от мала до велика. А вот о боевой работе ладожских моряков известно гораздо меньше. Между тем каждодневным подвигом была их нелегкая служба. Войска фронта получили пополнение - двести пятьдесят тысяч бойцов. Почувствовав, что удушить город голодом не удается, что Ленинград стоит как скала, фашистское командование приняло срочные меры, надеясь нарушить коммуникации по воде. К концу лета оно перебросило на Ладогу большое число германских, финских и даже итальянских военных судов...
      В августе трое друзей - Вася, Володя и Андрей - получили новое назначение и прибыли на катер МО для несения дальнейшей службы. Морякам не было и двадцати лет, а за плечами у них суровые дни войны.
      За лето гитлеровская авиация около ста сорока раз бомбила наши порты, базы и караваны судов. Налетали стаями по восемьдесят-сто машин. А результатов почти никаких. Наши потери не составили даже полпроцента от общего количества грузов. Зато сами фашисты потеряли за это время сто шестьдесят самолетов. На стволе крупнокалиберного пулемета, за которым не раз стояли друзья-моряки, появилось два новых кольца, означающих сбитые самолеты врага.
      22 октября небо над Ладогой заполнил моторный вой. Взглянув в бинокль, Рубцов насчитал больше ста машин. Сыграли боевую тревогу. Но, не обратив на катер никакого внимания, самолеты прошли стороной.
      Ладога стояла у фашистского командования поперек горла, словно кость. В тот день, получив очередной нагоняй из Берлина, оно приступило к проведению важной десантной операции.
      Небольшой остров Сухо расположен почти в самом центре озера. Пока русские держат этот ключ-остров в своих руках, решили фашисты, нам последнюю дверь, ведущую в Ленинград, не запереть. И вот под защитой авиации и артиллерийского огня тридцать восемь катеров и самоходных десантных барж, битком набитых пехотой, пошли на штурм островка.
      Советская береговая батарея открыла заградительный огонь. В озере закипела вода. Дозорный корабль ТЩ-100 и сторожевик МО-171, сообщив в штаб флотилии о нападении, вступили в бой. Через несколько минут на базах и аэродромах, где стояли наши корабли и самолеты, взревели моторы. К мужественным защитникам острова Сухо спешила помощь.
      Рубцов с товарищами давно слышали взрывы, доносившиеся из-за пустынного горизонта, но могли только догадываться, кого там бомбят. Сомнения разрешил радист. Катеру было приказано отдать швартовы и идти на помощь гарнизону Сухо, отражающему десант. Однако возможность выполнить приказ появилась лишь несколько часов спустя, когда поломка в двигателе была устранена. Катер покинул бухточку, в которой стоял, и взял курс на Сухо. Не прошли и километра, когда в небе был замечен самолет-разведчик врага. Он летел в одиночестве, сам по себе особой опасности не представлял и вскоре исчез из глаз. Тем не менее опытный командир, знавший повадки фашистов наизусть, приказал сыграть боевую тревогу. И не зря. Из-за леса с нашей стороны выскочили два самолета и с бреющего полета сбросили бомбы. По бокам катера встали два водяных столба. Осколок смахнул шапку с командира, стоявшего за штурвалом. Самолеты разошлись, набрали высоту и почти одновременно спикировали на маленькое суденышко с двух сторон: один с носа, другой с кормы. Темнело. Вцепившись в трясущийся пулемет, Василий целился под брюхо стервятнику, откуда прямо ему в глаза полыхал прерывистый огонь - это стрелял пилот. Если бы моряк опустил глаза вниз, он бы увидел в палубе аккуратные круглые отверстия толщиной с палец. Словно гигантская швейная машина поработала своей иглой.
      Самолеты ушли. Василий вытер со лба испарину, передохнул, оглянулся вокруг. Из машинного отделения валил жирный черный дым. Моряк не успел ничего подумать, как услышал на удивление спокойный голос Андрея:
      - Воздух! Справа на траверзе три самолета противника. Идут курсом норд-вест.
      Через минуту над катером опять завертелась чертова карусель. Ветер развел волну. Попасть в цель в этих условиях было нелегко. Справа у самого борта озеро выбросило высокий фонтан воды. Кораблик вздрогнул как живой. Осколки зазвенели о борт. Командир катера медленно осел вниз.
      "Плохо дело", - подумал Василий и вдруг почему-то вспомнил, как в январе пошел навестить Нину - знакомую девушку, жившую в районе Шкиперской слободы. Улицы с сорванными названиями и номерами домов безлюдны. Погребенные под снегом, стоят трамваи. Тоненькая девочка лет десяти и согбенная старуха в огромных ботах, еле переставляя ноги, тянут санки с зашитым в одеяло телом. Очередь, жмущаяся к стене магазина, молча провожает их глазами. Начинается артналет. Но люди не уходят.
      Гулкий, как колокол, подъезд. Ледяные батареи отопления давно забыли, что такое тепло. Ни звука. Моряк барабанит в дверь, но никто не выходит на стук. Никто не появляется из соседних квартир поинтересоваться, что ему надо. Устав стучать, он дергает дверь. Она открывается.
      За столом, уронив голову на руки, недвижно сидит мужчина.
      - Здравствуйте! - говорит моряк. Ответа нет. Василий заглядывает ему в лицо. Человек мертв. Перед ним на грязной скатерти стоит блюдо со студнем, сделанным из столярного клея. Его уже успела покрыть пыль.
      На кровати под грудой одеял лежит женщина. Она в пальто, валенках, в меховой шляпке. Она тоже мертва. А вот и Нинина записка. Девушка на казарменном положении. Работает на военном заводе в другом конце города. Когда уходила из дома, родители еще были живы. Василий пишет свою записку. Заворачивает в нее дорогой подарок - пару черных сухарей. Отец и мать мертвы. С портрета, сделанного еще в далекие довоенные времена, весело улыбается дочь. Тяжелым взглядом моряк обводит с порога комнату, тихо закрывает за собой дверь.
      На улице кругом трупы. Очередь у магазина так и не разошлась. А фашистская артиллерия с немецкой методичностью все бьет и бьет.
      "Эх, только бы дорваться до этих сукиных сынов!" - думает моряк, и судорога ненависти проходит по его лицу.
      Василий тряхнул головой, словно освобождаясь от дум, крепче вцепился в гашетку пулемета - сверху на катер падал самолет. Враг пикировал смело, наверняка. В его летном почерке угадывался настоящий ас.
      Лицо в лицо. Глаза в глаза. Казалось, не огонь оружия, а сама святая ненависть сразила врага. Самолет, так и не выйдя из пике, косо врезался в волну. Появился наш "ястребок". Немцы, не приняв боя, ушли. Но в тот день судьба, видно, решила передышки морякам не давать.
      - Впереди по курсу два катера противника! - донес сигнальщик.
      Краснозвездная машина устремилась на них. Едва не задев топовый огонь, летчик из пулеметов ударил по врагу. Немцы старательно маневрировали. Самолет ушел на новый заход.
      - Друг, врежь им, врежь! - кричит боцман от носового орудия.
      Но что это? Не открывая огня, самолет прошел над немецкими катерами и, виновато покачав крыльями (видно, кончился боезапас), отвалил в сторону. Почувствовав свою силу, немцы накинулись на израненное суденышко. Дым из его машинного отделения валил все сильней.
      - Ход, ход давай! - надрываясь, кричит рулевой в переговорную трубу.
      - Не могу, - хрипит из машинного ада моторист Андрей. - Один двигатель разбит. Начисто. Понял?
      Совсем стемнело. Трассы огня протянулись к кораблю. Скрестились у орудия, из которого боцман с помощником вели огонь. Что-то ударило Василия по бедру. Выпустив пулемет, он упал. Очнувшись, попробовал встать, но не смог. Неподалеку, уронив голову на расщепленный пулей приклад автомата, лежал Володька. Совсем лишившись хода, советский корабль встал. Наступила тишина. Никто не стрелял. Видно, решив, что с русскими все покончено, немцы прекратили огонь. Их катера, не подходя слишком близко, описывали круги.
      Краем глаза Василий вдруг увидел Андрея. Одежда на нем обгорела, лицо от копоти стало черным. Держась за бок и оставляя за собой темный след, моторист полз к замолчавшему орудию. Он взял из мертвых рук друга автомат.
      Осмелев, один немецкий катер самым малым двинулся вперед (матрос на его баке приготовился бросить конец), второй остался на месте. Фигуры фашистов на палубе корабля хорошо проецировались на фоне неба.
      Когда немцы подошли почти вплотную, из пушки, за которой стоял Андрей, вырвался сноп огня. На гитлеровском катере раздался взрыв, затем второй, третий... В ту же секунду Василий нажал на спусковой крючок. Автомат еще прыгал в руках, когда ослепительный свет полыхнул ему в глаза, взрывная волна подняла его и швырнула за борт.
      Пробыл ли он в воде секунду или час - кто знает. Капковый жилет не дал ему утонуть. Он очнулся от ощущения жгучего холода. Открыл глаза. Успел различить свой катер, сидящий в воде с осевшей кормой, Андрея, в одиночку наводящего орудие, и огонь, вылетевший из дула. Звука выстрела он уже не разобрал, опять провалившись в бездонную ледяную тьму.
      В тот день у острова Сухо немцы получили хороший урок. Они потеряли девятнадцать из тридцати восьми своих судов. Недосчитались пятнадцати самолетов. Сотни солдат отправились на дно озера кормить рыб. Катер, на котором служили три друга, в этом бою участия не принимал. Вместе со всем экипажем он пропал без вести. И никто не знал, что полуживой моряк, вытащенный рыбаками из ледяной воды, единственный, кто мог бы пролить свет на его судьбу. Но моряк метался, в бреду, и прошло много недель, прежде чем сознание вернулось к нему.
      - Что с катером? - был его первый вопрос.
      - А кто ж его знает, мил человек, - ответил старый рыбак. - Ты уж прости, пока стреляли, мы сунуться туда не посмели. Темно было. Кругом пусто. Одного тебя только и нашли. Думали - еще кто есть, ан нет. Ездили, ездили, и все впустую. Ни судов, ни лодок, ни людей... Одна чистая вода.
      Так закончил свой рассказ Рубцов.
      - А в каком месте был этот бой? - спросил кто-то из ребят.
      - Где-то здесь, поблизости. А точно не скажу, - ответил Рубцов. Окрестности разглядывать было недосуг. Думал я, что затонул катер. Мои ученики не раз искали его. Прошлым летом ваши юнморы, кто постарше, тоже пробовали. Безрезультатно.
      Тихо стало на палубе. Лишь плескались ладожские волны да гудел в небе рейсовый самолет, идущий на Ленинград.
      КТО ИЩЕТ, ТОТ НАЙДЕТ
      - Восемь миллионов пятьсот тысяч долларов, - сказал Витька, выныривая из воды.
      - Там?! - ужаснулся Огурец, перевешиваясь через борт.
      - Зачем там. На фрегате "Санта-Маргарита", - снисходительно пояснил Веснушкин-Судаков. - Затонул у полуострова Флорида в 1595 году.
      - А ну тебя! - с досадой отмахнулся от него Огурец. - Ныряем, ныряем - и хоть бы что!
      Он надел акваланг, спиной упал в воду и исчез в глубине. Витька развалился на банке, подставил тело солнцу, закрыл глаза.
      - Ух ты! - затараторил Огурец, показываясь из воды. - Да там золота, бриллиантов и драгоценных камней на миллиард франков!
      - Где? - лениво спросил Витька.
      - На фрегате "Телемак". Затонул в 1790 году недалеко от устья Сены.
      - А клада никакого нету.
      - Не все сразу. Давай отплывем в сторону и поищем еще.
      Готовясь к охоте за драгоценностями сэра Джонса, ребята стали настоящими специалистами по сокровищам затонувших кораблей. И теперь, чтобы не упасть духом, разыгрывали друг друга. Потому что поиски продолжались уже второй час, и хоть бы драная калоша смеха ради попалась на глаза. Ныряли они больше для облегчения совести, чем в надежде что-нибудь найти.
      Витька ушел под воду, и она, быстро темнея, сомкнулась вокруг него. Блики солнца, пляшущие на волнах, остались наверху. Словно сквозь зеленое бутылочное стекло смотрел он на приближающееся дно. Поднимающиеся пузырьки воздуха гудели в ушах. Кругом царил мрак. Все это напоминало блуждания в темном чулане, где нужную вещь легче нащупать, чем увидеть.
      Медленно шевеля ластами, Витька осмотрелся. Впереди смутно завиднелся какой-то валун. Впрочем, для камня он был слишком велик. Руки и ноги подводного пловца заработали сильней. В это время солнце вышло из-за туч, и кругом сразу стало светлей. И Витька увидел перед собой нос корабля.
      "Неужели нашел?" - мелькнула и тотчас пропала мысль. Больно уж не похож был затонувший корабль на древний струг. Витька увидел пушку. Леера. Рубку. Сердце сильнее забилось у него в груди. "МО-81" - прочел он на борту.
      В стенке рубки зияла рваная дыра. Дрожа от волнения, Витька ступил на палубу. Поднял какой-то предмет. Это была стреляная орудийная гильза. Витька прижал ее к груди и начал всплывать.
      Солнце больно ударило ему в глаза. До шлюпки, где беспечно загорал Огурец, он плыл целую вечность.
      - Сколько тысяч долларов? - приоткрыв один глаз, спросил Огурец.
      Вместо ответа Витька бросил в шлюпку позеленевшую гильзу.
      - Я нашел корабль, - сказал он. - Военный. С пушкой. Гильза от нее.
      - Врешь! - Огурец схватил его за плечи, словно желая убедиться, не разыгрывают ли его опять.
      - Поди посмотри сам!
      Огурец исчез под водой. Он пробыл там так долго, что Витьку от волнения стала бить мелкая дрожь. Наконец, шумно дыша, Огурец подплыл к шлюпке.
      - Витюха, смотри, чего я нашел!
      О дно тяжело стукнул изъеденный ржавчиной автомат ППШ. Потрясенные находкой, два друга молчали, не в силах говорить.
      - Витюха, об этом надо рассказать всем. - Огурец поднял на Витьку лихорадочно блестевшие глаза. - Как думаешь?
      - Конечно, надо, о чем речь!
      Витька взялся за весла и начал грести. Решение было принято, и, хотя впереди их ожидало не очень-то приятное объяснение с начальством, у ребят словно камень свалился с души. Их мучило нетерпение. Казалось, шлюпка идет против быстрого течения, а не по спокойной воде. Из-за островка показалась "Москва".
      - Навались! - командовал Огурец. - Еще раз! Еще!! Быстрей!!
      * * *
      Видавший виды буксир дымил возле того места, где затонул катер. Неподалеку, словно почетный караул, замерли на якоре "Москва", "Ленинград" и "Кронштадт". Ребята целый день толпились у борта, терпеливо наблюдая за ходом работ. С буксира на дно тянулись шланги, на палубе водолазы, похожие на марсиан, облачались в свои доспехи, пузырьки воздуха всплывали и лопались на поверхности воды.
      Крепыш в замасленной тельняшке и сдвинутой на затылок мичманке бросил на рычаг телефонную трубку и приложил рупор ко рту:
      - Эй, на судах! Сейчас будем поднимать!
      В ожидании прошло несколько томительных минут. Наконец машины буксира тяжко задышали. У всех сразу отпала охота говорить. Десятки взглядов скрестились на том месте, где должен был всплыть МО-81.
      Мелкие волны пробежали по глади воды. Она расступилась, и показался корабль. Сначала мачта, потом рубка и корпус. С него шумно стекали потоки воды. Слегка накренившись на правый борт и осев на корму, МО-81, как в огневые годы войны, выглядел гордо и непокоренно. Казалось, раздайся сейчас сигнал боевой тревоги - и посыплется дробный стук каблуков, опять моряки встанут на свои места. Но в тишине только шумно пыхтела помпа, откачивая воду из корабля. Теперь можно было рассмотреть его целиком. Орудийный щиток весь во вмятинах. Искореженная рубка зияла пробоинами. Палуба имела такой вид, словно по ней долбил железный град. "Мог ли кто-нибудь уцелеть под таким огнем?" - каждый мысленно задал себе этот вопрос.
      Крепыш в тельнике медленно снял с головы мичманку. Потянул свой берет механик Николай Васильевич. Ребята повзрослели, лица их стали скорбными и суровыми.
      В немой тишине на катер взошла четверка людей, чтобы заверить своими подписями увиденное. Механик Николай Васильевич спустился в машинное отделение. Один двигатель был разбит прямым попаданием снаряда. У второго ручка оборотов стояла на "полный вперед"
      Терентий Иванович ходил по кораблю, хмурил брови и шевелил губами:
      - Девятьсот семьдесят пять, девятьсот семьдесят шесть, девятьсот семьдесят семь... - Он считал и никак не мог сосчитать пробоины, полученные кораблем.
      Там, где хранился боезапас, отыскался один-единственный снаряд. Второй был загнан в ствол, откуда его с большим трудом удалось извлечь. Катер тихо покачивался на волне, храня в себе память о взрывах, крушащих переборки и сметающих все, кроме стойкости людей. Он помнил о гордых матросах, не мигая смотревших в огнедышащие пулеметные зрачки.
      Рубцов взошел на борт, вспомнил о павших друзьях. И невольные слезы покатились по его щекам.
      - А что будет с катером? - спросил Витька.
      - Разрежут на части и пустят на металлолом, - ответил водолаз в мичманке и засопел, раскуривая подмокшую сигарету. - Весь как решето. Да и время над ним поработало - будь здоров! Теперь на переплавку только и годится.
      - Такой корабль на переплавку? - удивился Юрка. - А ремонт на что?
      - Правильно! - закричали ребята. - Он еще походит.
      - Значит, будем восстанавливать? - спросил Терентий Иванович. - А духу хватит? Дело-то нелегкое. Тут работы - ого-го!
      - Будем!!! - раздался дружный крик.
      - Спасибо, друзья! - сказал капитан первого ранга, представлявший Балтфлот. - Я верю в вас. Когда будет решаться этот вопрос, я проголосую "за".
      ВМЕСТО ЭПИЛОГА
      Не будем говорить, что было кладоискателям за их нелегальное проникновение на корабль. Кое-что было. Но недаром Кузьмичев любил говорить, что у него дела решаются без бюрократизма. Поэтому, воздав должное Юрке и его друзьям за их проступок, он не устоял перед умоляющими ребячьими глазами и зачислил "лазутчиков" курсантами своего клуба.
      - С годовым испытательным сроком, - грозно добавил он и отвернулся, чтобы скрыть улыбку.
      Юниоры, давно уже считавшие ребят своими, встретили это решение криками "ура!"
      Прошел год. МО-81, стоявший в доке, постепенно принимал свой первозданный вид. Ребята трудились на совесть. Но упорней всех работали Юрка, Женька и Витька. Они боролись за почетное право совершить первое плавание на возрожденном корабле. И добились своего.
      В начале лета "Орленок" (так теперь назывался МО-81) снова пришел на Ладогу, на то самое место, где вел свой последний бой с врагом.
      Раздалась команда. Одетые по форме номер один, юнморы замерли в строю.
      - Ребята! - сказал Кузьмичев. - Мы своими руками капитально отремонтировали этот корабль и вернули его в строй. В память героев, которые служили на катере и дрались на нем с фашистами, мы поднимаем на "Орленке" свой флаг. И еще у нас сегодня праздник потому, что наших лучших курсантов мы принимаем в комсомол.
      Кузьмичев выдержал паузу.
      - Бывшему военному моряку Василию Петровичу Рубцову, - скомандовал он, - предоставляется право поднять флаг на учебном корабле "Орленок". Равнение на флаг! Флаг поднять!
      Грянул гимн, и флаг медленно пополз вверх.
      - Если б мои погибшие товарищи, - дрогнувшим голосом сказал Рубцов, - могли увидеть, какая замечательная смена у них растет...
      Василий Петрович подошел к Юрке и прикрепил к его груди значок с изображением Ильича. Такие же значки появились на форменках у Витьки, Женьки и других ребят.
      Не нашли клада трое друзей. Не нашли золота и серебра, жемчугов и бриллиантов. И все-таки мечта сбылась. Вот он, их корабль. Родной корабль. Пусть он не самый быстрый и не самый современный. Что с того! Да, стареют моторы и механизмы. Зато честь и мужество не устареют никогда.
      Заработали двигатели. "Орленок" вздрогнул и медленно пошел вперед. Следом, вытягиваясь в кильватерную колонну, двинулись "Москва", "Ленинград" и "Кронштадт".
      - Счастливого плавания! - прокричал вдогонку Василий Рубцов.