Священная кровь и священный грааль

Впрочем, заметим, кстати, что в конце V в. епископства в Западной Европе были в различной степени вовлечены в эту форму арианства. В той мере, в какой римская Церковь хотела выжить и утвердить свой авторитет, она нуждалась в могущественной поддержке. И если христианство хотело развиваться по единственному пути римской доктрины, ему надо было распространять эту доктрину, внедрять, если это было необходимо, навязывать ее с помощью светских сил, достаточно надежных и эффективных, чтобы победить, вытеснить и окончательно задушить все соперничающие с ней верования. Церковь начала искать эту поддержку, эту силу и нашла ее, вполне естественно, у Хлодвига. В 486 г. Хлодвиг в большой степени увеличил владения Меровингов и, благодаря победам над враждебными ему племенами, присоединил к Арденнам прилегающие к ним многочисленные мелкие государства и княжества. Теперь такие важные города, как Труа, Реймс и Амьен, входили во франкское королевство, и Хлодвиг, конечно, не замедлил бы стать одним из самых могущественных монархов в Западной Европе. Его обращение и крещение играют, безусловно, в нашем расследовании одну из главных ролей. Все подробности в свое время были описаны в знаменитом рассказе "Житие святого Ремигия", но, к несчастью, за исключением некоторых страниц, рукопись была уничтожена спустя двести пятьдесят лет. С какой целью и ради какого таинственного замысла? По всей видимости, это было сделано умышленно, и только несколько фрагментов еще свидетельствуют о том, какой огромный интерес представляло ее содержание. Согласно преданиям, внезапное и неожиданное обращение Хлодвига было делом рук его жены Хродехильды, ревностной католички, которая, как кажется, не успокоилась до тех пор, пока не увидела, как ее муж принял ее веру, благодаря помощи ее исповедника Ремигия - упорство, за которое она позже была канонизирована. Но за этим преданием стоит конкретная историческая действительность. В самом деле, когда Хлодвиг обратился в римскую веру, чтобы стать первым королем-католиком франков, то он завоевал гораздо больше, нежели простое уважение своей супруги, и царство более существенное, чем небесное. Известно, что в 496 г. между ним и св. Ремигием произошло несколько тайных встреч, после которых немедленно последовало надлежащим образом оформленное согласие между франкским королем и римской Церковью. Для Рима это была беспрецедентная политическая победа, которая обеспечивала выживание его Церкви и устанавливала ее высшую духовную власть над всей Западной Европой. Наконец-то она стала равной Константинополю - блестящей и далекой родине греческого православия; теперь она может дать волю своим мечтам о владычестве и найти неотвратимое средство положить конец различным существовавшим тогда формам ереси. Инструментом этой духовной гегемонии, мечом из плоти и крови католической Церкви, ее светской рукой, ощутимым проявлением ее власти впредь должен был стать Хлодвиг, благодаря которому все надежды были, наконец, дозволены. Что, в свою очередь, выигрывал король франков? Что касается его, то он получал титул "Нового Константина" ("Novus Konstantinus"), а также разрешение править объединенной империей, "священной римской империей", предназначенной заменить империю Константина, незадолго до того разрушенную вандалами и вестготами. Как считают некоторые современные историки, еще задолго до своего крещения Хлодвиг предусмотрел возможность сделать эту древнюю римскую империю наследственным владением Меровингов. Как бы то ни было, теперь он становится чем-то вроде императора Западной Европы, патриархом германских государств на Западе, царствуя, но не управляя, над всеми народами и королями. Этот пакт, подписанный Хлодвигом и римской Церковью, оказался чреват тяжелыми последствиями для христианского мира VI в. и последующих веков. Действительно, крещение короля франков знаменовало рождение новой римской империи, христианской империи, основанной на самой церкви и управляемой королями-Меровингами. Теперь между духовной властью и светским государством существовала нерасторжимая связь, ибо одно приносило клятву верности другому, и оба были связаны друг с другом навсегда. Договор был скреплен церемонией - крещением Хлодвига св. Ремигием, который произнес на латыни знаменитые слова: "Mitis depone colla, Sicamber, adora quod incendisti, incendi quod adorasti". ("Покорно склони выю, сикамбр, почитай то, что сжигал, сожги то, что почитал"). Вспомним, ибо это часто забывают, что это крещение никоим образом не было коронацией. В самом деле. Церковь и не должна была объявлять Хлодвига королем, так как он уже был им, и ей ничего больше не оставалось, как признать его таковым. Таким образом, она официально связывала себя не с одним Хлодвигом, а с его последователями, не с отдельной личностью, а с династией. В этом смысле пакт по всем пунктам походил на связь Бога из Ветхого Завета с царем Давидом. Конечно, его можно было изменить - как в случае с Соломоном, - но его нельзя было ни отменить, ни порвать, ни предать. Этого Меровинги никогда не должны были забывать. До конца своей жизни Хлодвиг старался свято исполнять надежды и честолюбивые замыслы, питаемые Римом на его счет. С сознанием и энергичностью, достойными восхищения, он силой оружия насаждал веру предмет его договора; будучи официально одобренным и духовно поддерживаемым Церковью, он на юге и на востоке расширил границы своего королевства, которое занимало теперь большую часть Франции и значительную часть Германии. Самыми коварными из его соперников были исповедующие арианство вестготы, чья империя простиралась от Северных Пиренеев до Тулузы; Хлодвиг начал против них ужасные штурмы и окончательно победил их в 507 г. в битве при Вуйе. После этого Тулуза и Аквитания не замедлили пасть перед ним, как, впрочем, и все остальные вражеские земли, чьи правители еще до прихода франкских войск сложили оружие. От Тулузы вестготы отступили к Каркассону, затем, будучи изгнанными из этой цитадели, они основали свою столицу и последний бастион в Разесе, в графстве Редэ, который сегодня зовется деревней Реин-ле-Шато. После смерти Хлодвига в 511 г. созданная им империя была, согласно меровингскому обычаю, разделена среди четырех его сыновей. И в течение более ста лет меровингская династия царствовала в многочисленных разрозненных королевствах. Но так как они большую часть времени вели войны и больше запутывались в вопросах наследования, то с годами их права стали давать повод ко все возрастающим беспорядкам. Власть, так хорошо централизованная Хлодвигом, все больше и больше ослаблялась и медленно приходила в упадок. Всякого рода смуты, интриги, похищения и убийства и плюс к этому хронический беспорядок мало-помалу докатились до самых отдаленных уголков франкского королевства. Однако в самом центре этого хаоса родилась и быстро росла новая верховная власть, образец силы и равновесия, которые обеспечивали не официальные правители, а майордомы, о которых мы говорили выше. В силу сложившихся обстоятельств, эти последние действительно умножали свою власть и даже внесли большой вклад в падение монархии. Лишенные власти, безвольные последние Меровинги стали знаменитыми "королями-бездельниками" - таким презрительным прозвищем заклеймила этих слабых и снисходительных монархов История; они были изнеженными, и ими легко манипулировали алчные и подлые советники, правившие вместо них. Но давайте не будем относиться к ним слишком сурово. Если на самом деле анархия в меровингском королевстве толкала к трону юных принцев, которые самым жалким образом уступали давлению своего окружения, то другие, более зрелые, представлялись настоящими правителями. Именно таков был случай Дагоберта II, жизнь которого с самого начала похожа на одну из многочисленных средневековых легенд или на волшебную сказку. Однако описанные события действительно имели место. Дагоберт II родился в 651 г., он был наследником королевства Австразия, но когда спустя пять лет умер его отец, их майордом Гримоальд похитил мальчика, чтобы помешать ему взойти на трон. Напрасно повсюду искали ребенка, и нетрудно было убедить двор в его смерти. Ссылаясь на волю покойного монарха, Гримоальд тут же предложил выбрать новым королем его собственного сына. Хитрость удалась, причем не только с вельможами, но и с матерью Дагоберта, которая отдала всю власть в руки честолюбивого майордома. Однако настоящий наследник трона не умер. В действительности, Гримоальд не захотел его убивать, а отдал его епископу города Пуатье, который, в свою очередь, не желая совершать преступления, отправил его в Ирландию. Так, свое детство Дагоберт провел в монастыре Слана близ Дублина, где он получил лучшее образование, чем ему могли дать во Франции. Между прочим, легенда рассказывает, что в Ирландии он отправился ко двору Верховного Короля Тары и познакомился с тремя принцами из Нортумбрии, воспитанными также сланскими монахами. В 666 г. он женится на кельтской принцессе Матильде; затем покидает Ирландию, едет в Англию и устраивается в Йорке, в королевстве Нортумбрия, где подружился с епископом Уилфридом, который стал его советником. В то время между кельтской и римской Церковью существовал раскол: первая отказывалась признавать авторитет второй. Уилфрид, заботившийся о единстве и пытавшийся привести заблудших овец к материнской груди, уже успел добиться в этом некоторого успеха на совете в Уитби в 664 г., и, может быть, в этих условиях его дружба и интерес к юному Дагоберту не имел никакой задней мысли. В то время союз Меровингов с Римом, установленный полтора века назад Хлодвигом, несколько ослаб, и Уилфрид, верный сторонник Рима, считал своим долгом помочь ему укрепить его первенство в Англии и на континенте: в ближайшем будущем Дагоберт мог вернуться во франкское королевство и потребовать себе трон Австразии; будучи у себя дома, он также мог согласиться взять в руки меч, чтобы оказать поддержку Церкви. То есть епископ был настолько мудр, что уже сейчас хотел обеспечить для себя его лояльность. В 670 г. принцесса Матильда, жена Дагоберта, умерла, дав жизнь их третьей дочери, и Уилфрид, не теряя времени, подыскал некоронованному монарху другую жену. Если в первый раз в женитьбе Дагоберта играли роль мотивы династического порядка, то во второй раз они были еще сильнее, ибо он женился на Гизеле из Редэ, дочери Беры II, графа Редэ, и внучке Тулки, короля вестготов... По этому поводу напрашивается много размышлений, на первый взгляд, очевидных и не лишенных интереса. Во-первых, королевская кровь вестготов с тех пор должна была смешаться с кровью Меровингов; затем, благодаря этой связи, которая устанавливала границы государства в Арденнах и Пиренеях, зарождался образ той Франции, которую мы знаем сегодня. Наконец, и что особенно важно, эта связь помещала вестготов, исповедовавших арианство, в сферу деятельности римской Церкви. Итак, в 671 г. Дагоберт женился на Гизеле, возвратившись на континент. Судя по рассказам современников, свадьба состоялась в Редэ-Ренн-ле-Шато, в резиденции юной принцессы Разесской, и в церкви св. Магдалины, на месте которой спустя много веков должна была подняться церковь Беранже Соньера. У Дагоберта уже было три дочери от первого брака, но не было наследника, и вот вторая жена родила ему еще двух дочерей, а затем, в 676 г., сына, Сигиберта IV, - в это время Дагоберт уже снова был королем. В течение трех лет после свадьбы Дагоберт, казалось, ждал в Ренн-ле-Шато своего часа, наблюдая издалека за своими северными владениями до 674 г., когда представился благоприятный случай. При помощи матери и советников он отправился в Австразию, потребовал королевский венец и был официально провозглашен королем. Уилфрид, епископ Йоркский, бесспорно, сыграл большую роль в этом событии, а также и другой персонаж, которому История уделила мало внимания - святой Аматус, епископ Сьонский из Швейцарии. Сев на трон, Дагоберт не стал королем-бездельником, но, напротив, показал себя достойным наследником Хлодвига. Быстро освоившись, он укрепил свою власть, положил конец анархии в королевстве и затем положил все силы на то, чтобы установить в нем порядок. Он правил жестко и подчинил себе бунтующую знать, достаточно сильную в экономическом и военном плане, чтобы сопротивляться трону. Наконец, говорят, что он собрал в Ренн-ле-Шато бесценные сокровища, предназначенные для завоевания Аквитании, которая ускользнула от опеки Меровингов около сорока лет тому назад и стала независимым государством. Но если Уилфрид Йоркский ждал от нового короля Австразии, что тот станет защитником Церкви, то он был жестоко разочарован в его поведении, ибо Дагоберт не сделал в этом направлении ничего. Напротив, он, казалось, даже попытался затормозить все попытки римской экспансии внутри своего королевства, явно провоцируя ярость церковных властей, не лишенную, впрочем, основания. На этот счет существует письмо французского прелата, горько жалующегося Уилфриду на налоги, которые поднял Дагоберт, "презрев Церкви Божии и их епископов". Но у короля были и другие причины для того, чтобы поссориться с римскими властями. В силу своего брака с Гизелой де Редэ, вестготской принцессой, Дагоберт действительно получил значительные земельные владения на территории современного Лангедока, и его не могло не затронуть арианское влияние, существующее в этой стране даже в королевской семье: теоретически вестготы были верны католической Церкви, но их верноподданические чувства в действительности были очень гипотетическими и второстепенными по отношению к глубоким религиозным тенденциям своего рода. В 679 г., после трех лет царствования, Дагоберт уже успел нажить себе значительное число врагов, как светских, так и религиозных. Во-первых, это была знать, попытки которой обрести независимость он энергично обуздал; во-вторых, Церковь, экспансии которой он явно препятствовал. Что же касается франкских правителей в соседних государствах, то они одновременно опасались и завидовали сильному и централизованному режиму, в который кое-кто предусмотрительно поместил своих агентов. Среди них фигурировал собственной персоной майордом Пепин д'Эристаль, тайно связанный с врагами короля, и, в случае необходимости, он был сторонником убийства и предательства. Как и многие последние меровингские короли, Дагоберт имел две столицы, главнейшая из которых находилась в Стенэ, на границе с Арден-нами. А перед королевским дворцом в Стенэ простирался густой лес, считающийся священным с незапамятных времен и называющийся Веврским лесом. 23 декабря 679 г. Дагоберт отправился туда на охоту. Неизвестно, было ли это ритуальной церемонией, но в последующих рассказах явно слышится мощное эхо легенд, которые ходили в то время по Галлии от Рейна до Бретани, посвященных убийству Зигфрида из "Песни о Нибелунгах". Падая от усталости, около полудня король лег около ручья, под деревом, и заснул. Во время сна один из его слуг - как говорят, это был его крестник - украдкой подобрался к нему и убил его ударом копья в глаз. Очевидно, он действовал по приказу майордома, и, совершив свое злодеяние, он вернулся в Стенэ с намерением уничтожить также всю королевскую семью. Неизвестно, удался ли ему этот черный замысел, но официально царствование Дагоберта и его прямых потомков потонуло в крови и насилии. Впрочем, римская Церковь ни в коей мере не скорбела об этом. Даже наоборот, она решительно и недвусмысленно одобрила убийство, как об этом свидетельствует письмо французского прелата, пытающегося оправдать цареубийство в глазах Уилфрида Йоркского. Тем не менее, тело убитого короля претерпело множество перемен. Его немедленно похоронили в королевской часовне св. Ремигия, а в 872 г. Карл II (Лысый) эксгумировал его - почти два века спустя, - чтобы перевезти в другую церковь, которая с тех пор стала церковью св. Дагоберта, ибо покойного короля канонизировали в том же самом 872 г., 10 сентября, в Дузи, но не папой, которому это исключительное право было дано только в 1159 г., а архиепископским консилиумом. Причины этой канонизации остаются неясными. В некоторых источниках проскальзывает, что останки бывшего короля предохраняли Стенэ и окрестности во время нашествия викингов. Но почему эти останки обладали такой силой? Церковные власти всегда хранили на этот счет осторожное молчание, просто принимая то, что днем Дагоберта, ставшим предметом настоящего народного культа, был объявлен день его смерти, 23 декабря. По каким именно причинам? Это они затруднялись сказать. Быть может, они чувствовали, что у них по отношению к Дагоберту нечиста совесть, и сочли нужным канонизацией искупить свою вину. Но стоило ли заходить так далеко и почему надо было ждать двести лет? Однако, последующие века не сохранили ни уважения, ни почтения по отношению к Стенэ, к церкви св. Дагоберта и, возможно, к его останкам. Действительно, лишь в 1069 г. герцог Лотарингский, дед Годфруа Бульонского, уделил особое внимание церкви, отдав ее под покровительство близлежащего аббатства в Горзе... В конце концов, во время Французской Революции церковь была разрушена, а останки святого разбросаны, как и многие другие. Но череп с ритуальным надрезом, как у древних меровингских королей, до сих пор существует и находится в монастыре в Монсе, единственный из останков короля, избежавший уничтожения. Но в середине XIX в. появился очень любопытный документ в форме поэмы-литании, состоящий из двадцати одного стиха, названной "De sancto Dagoberto martyre prose" ("Рассказ о святом мученике Дагоберте"). Что же в ней говорилось? То, что Дагоберт был умерщвлен по "совершенно особой" причине... И что еще более странно, этот текст, восходящий к Средним Векам, или даже к более древним временам, был найден в аббатстве Орваль... Дагоберт, как принято сейчас считать, вовсе не был последним монархом из рода Меровингов. Хотя его ветвь этой семьи угасла, династия все же осталась на троне. Официально, по крайней мере, ибо в течение еще трех четвертей века будут говорить только о "королях-бездельниках"; многие из них были возведены на трон очень юными и были неспособны проявить свою власть, которой они еще не могли обладать. К тому же, предполагаемая чистая меровингская "раса" исчезла вместе с Дагобертом, а последние короли этого рода происходили не от Хлодвига и Меровея, а от младших ветвей. Убийство Дагоберта явилось концом династии, так как смерть Хильдерика III в 754 г. имела относительное значение, ведь настоящая "раса" с 679 г. более не существовала. Власть, находившаяся в руках майордомов с давних времен, возвратилась к ним окончательно и официально. После смерти Пепина д'Эристаля, убийцы последнего прямого потомка Меровея, над франками должен был царствовать его сын, знаменитый Карл Мартел. Карл Мартел справедливо назван блестящей личностью в истории Франции. Это он остановил нашествие сарацин на Пуатье в 732 г. и, следовательно, заслужил имя "защитника Веры и Христианского мира", которое носит до сего дня. Отметим, что, играя главную роль во дворце, он никогда не завладевал троном, хотя тот был у него под рукой, и, казалось, что он всегда относился к нему с суеверным страхом, как будто речь шла о специально меровингской прерогативе. Он умер в 741 г.; его сын, спустя десять лет, отказался от подобного отношения к трону. Под именем Пепина Короткого, майордома короля Хильдерика III, он действительно без колебаний завладел троном с помощью и поддержкой Церкви. Кто должен быть королем? - предварительно спросили у папы Захарии его послы. Тот, кто по-настоящему правит, или тот, кого поддерживают, но не имеющий королевской власти? Папа, необдуманно предав пакт, заключенный между Хлодвигом и Церковью, высказался в пользу майордома. Так, в силу разрешения верховной власти, Пепин получил титул короля франков. Он низложил Хильдерика III, запер его в монастыре и, либо для того, чтобы унизить его, либо для того, чтобы лишить его "магической власти", наголо остриг его священные волосы. Хильдерик только на четыре года пережил свое несчастье, но Пепин, теперь бесспорный король, мог впредь спокойно править в королевстве. За год до этого появился важный документ, призывающий изменить ход всей истории Запада. Он назывался "Дарственная Константина", и если сегодня все знают, что это была фальшивка, грубо сфабрикованная папской канцелярией, то тогда он имел значительное влияние. Этой "дарственной", датированной предполагаемым годом обращения Константина в христианство, то есть 312 г., император передавал в дар епископу Римскому, а следовательно, Церкви всю полноту своих прав и все свое достояние. Новый факт мировой Истории: он официально признал главу римской Церкви "викарием Христовым" и отдал ему статус императора. Но, уточнял документ, епископ Римский великодушно возвратил Константину его императорские права, и последний пользовался ими в качестве сделанного ему одолжения, со святым позволением и с благословения главы Церкви. Мы видим, что этот документ имел тяжелые последствия, ибо он доверял епископу Римскому верховную власть, как духовную, так и временную, над всем Христианским миром. Впредь папа и император в одном лице, глава католической Церкви мог на этом основании по своему усмотрению распоряжаться императорской короной и передавать свои полномочия кому заблагорассудится. Иными словами, во имя Христа он обладал неоспоримым правом назначать и низлагать королей. Именно из этой "дарственной Константина" впоследствии вытекали прерогативы Ватикана, разрешающие ему вмешиваться в дела века. Веря в этот акт и не теряя времени. Церковь поспешила укрепить позиции свою и Пепина Короткого, учредив церемонию, предназначенную для посвящения нового "узурпатора". Так рождалось "коронование", и на короновании Пепина присутствовали епископы самого высокого ранга. Эта церемония, в данном случае коронация, надо уточнить, состояла не в том, чтобы признать короля, ни также в том, чтобы подписать с ним соглашение, а просто-напросто в том, чтобы его создать. Ритуал миропомазания, следовательно, оказался измененным. Если раньше речь шла о простой церемонии признания, о ратификации, то теперь он принимал новое значение. Миропомазание приобретало право превосходства над кровью и, в силу самой своей роли, могло ее сделать священной; это было более, чем символический жест - это был, собственно говоря, акт, который даровал владыке божественную милость. Что касается папы, на которого возлагалась ответственность за совершение его, то он становился верховным посредником между Богом и королями. Короче говоря, ритуалом миропомазания Церковь присваивала право "назначать" королей. Кровь была теперь подчинена елею, а монарх - папе. Будучи коронованным в Понтионе в 754 г., Пепин Короткий открыл собой династию Каролингов, имя которой пошло от Карла Мартела, а не, как принято думать, от Карла Великого, Carolus Magnus. Этот последний, в свою очередь, был провозглашен великим римским императором в 800 г., но, в силу пакта, подписанного с Хлодвигом три века тому назад, этот титул, в принципе, должен был принадлежать исключительно представителю меровингской династии. Со своей стороны, Рим становится центром империи, охватывающей всю Западную Европу, который разрешает или не разрешает царствовать королям. Как мы видели, в 496 г. Церковь навсегда связала себя с родом Меровингов. Санкционируя убийство Дагоберта, учреждая церемонию коронования и сажая Пепина на франкский трон, она тайно предавала пакт. Более того, коронованием Карла Великого она публично и окончательно подтверждала свое предательство. По примеру одного современного историка, можно справедливо спросить, каково истинное значение миропомазания. Может быть, оно имело целью компенсировать своими собственными достоинствами магическую власть исчезнувшего рода с длинными волосами? Не должно ли оно было скорее искупить скандальный разрыв клятвы в верности, подписанной ранее Хлодвигом и Церковью? Если не неизвестна точно природа символа, который в глазах Рима основывался на таинстве миропомазания, то он, во всяком случае, оказался недостаточным для того, чтобы узурпаторы-Каролинги спокойно почили на лаврах; действительно, все они пытались подтвердить законность своих прав, открыто женясь на меровингских принцессах, и Карл Великий тоже не был исключением из этого правила. Очень хотелось бы, кстати, знать, какие мысли волновали будущего императора во время церемонии коронования. Чувствовал ли он себя узурпатором, то есть виновным, или же победителем? Сознавал ли он, несмотря на елей, что Церковь совершила предательство по отношению к роду, на место которого он заступал? Может быть, он испытывал все эти чувства одновременно, а также чувствовал некоторое удивление от неожиданной инсценировки, заботливо подготовленной папой без его ведома. Ибо - и это известно - Карл Великий был вызван в Рим, и там его уговорили пойти послушать мессу, во время которой глава Церкви возложил ему на голову королевский венец, и публика устроила восторженную овацию Карлу, Августу, божественному венценосцу, императору римлян, Великому, защитнику мира... Но, скажем еще раз, никто не знает, как новый император истолковал это событие, хотя, если верить высказываниям одного историка того времени, Карл никогда не согласился бы войти в тот день в церковь, несмотря на большой религиозный праздник, если бы знал заранее, что его там ожидало. Но какова бы в конце концов ни была реальная ответственность, взятая на себя Карлом во время его коронования, пакт, подписанный Хлодвигом и Церковью, был постыдным образом предан, и это предательство продолжает постоянно, вот уже более одиннадцати веков, беспокоить Сионскую Общину. Впрочем, к подобному заключению приходит и Матье Паоли: "Для них Меровингская династия, начавшая угасать в 679 г. после убийства Дагоберта II, окончательно исчезла с мировой исторической сцены со смертью Хильдерика III в 754 г. По крайней мере, это официальная версия, ибо, согласно "документам Общины", меровингский род не угас, а продолжался до наших дней через Сигиберта IV, сына Дагоберта от второй жены, Гизелы де Редэ. Итак, Сигиберт существовал и был наследником Дагоберта II, в этом нет и тени сомнения. Но ни один источник, кроме "документов Общины", не упоминает о том, что с ним сталось. Был ли он убит одновременно со своим отцом и другими членами королевской семьи? Один из летописцев того времени предполагает такую ситуацию, тогда как в другом рассказе - по нашему мнению, требующем доказательств - он умирает на охоте от несчастного случая за год или два до убийства своего отца. Но эта последняя гипотеза не кажется серьезной, потому что охотнику тогда было едва три года. Ничего не известно из конкретной действительности, кроме "документов", ни о смерти, ни о возможном выживании Сигиберта. Эта личность исчезла во мраке времени, и никто, кажется, даже не заинтересовался ею. Только Сионская Община, как мы видим, явно имеет какую-то секретную информацию на этот счет, и она либо была очень незначительной, либо была сознательно уничтожена впоследствии. Стоит ли удивляться тому, что о судьбе Сигиберта в Истории ничего не говорится, если все официальные документы, касающиеся его отца, Дагоберта II, стали доступны лишь в XVII в.? Как будто Средние Века систематически пытались вычеркнуть его из прошлого Франции, вплоть до того, что вообще отрицали его существование... Сегодня Дагоберт фигурирует во всех энциклопедиях, но до 1646 г. нигде не могли отыскать его следов, и королевские генеалогические древа, из которых было стерто его имя, не замечали его между Дагобертом I и Дагобертом III, одним из последних меровингских королей, умершем в 715 г.... Более того, надо было дождаться 1655 г., чтобы вновь увидеть это имя в официальном списке королей Франции. Вот почему окружающее его молчание нас совсем не удивляет, и мы также не будем удивлены, если узнаем, что все имевшиеся об этом сведения были сознательно уничтожены. Тогда встает такой вопрос: почему Дагоберт II был исключен из истории? И что пытаются скрыть, отрицая существование этого человека? Прежде всего, очень возможно, что отрицается существование его наследников, ибо если Дагоберта никогда не было, то, естественно, не было и Сигиберта. Но - еще раз - почему тогда до XVII в. надо было отрицать присутствие Сигиберта в истории Франции? Не является ли это доказательством того, что, благополучно выжив, он представлял опасность из-за своего потомства? Здесь имелась какая-то тайна. Чей был интерес и какова причина не сообщать никому о том, что Сигиберт пережил убийство королевской семьи Меровингов в 679 г.? Могут ответить: это было выгодно Церкви и новой династии франкских правителей в течение всего IX в. и во время крестовых походов. Но потом? Почему еще при Людовике XIV, когда на французском троне сменилось три династии и протестанты сломили католическое господство? Причина была в другом. Не следовало ли искать ее в функции самой меровингской крови, но не из-за ее "магической силы", а в том, что она оказывала сопротивление всем превратностям времени? Все те же "документы Общины" сообщают нам, что после смерти своего отца Сигиберт IV был спасен своей сестрой и тайно переправлен на Юг, во владения его матери, вестготской принцессы Гизелы де Редэ. Он прибыл в Лангедок в 681 г., чтобы вскоре наследовать своему дяде и стать герцогом Разеса и графом де Редэ, приняв в качестве уменьшительного имя "Плант-Ар", намек на "пылкий побег" меровингского древа("plant-Ard" и "Plantard" произносится одинаково - "плантар"; plantard - побег, черенок (фр.)). Вот так под этим именем и с этим титулом, унаследованным от своего дяди с материнской стороны, он продолжит род, одна из ветвей которого спустя двести лет породит Бернара Плантавелю, отца будущего герцога Аквитанского. Ни один историк не подтвердил и не оспорил эти существующие в официальной Истории письменные источники. Но сознательное исключение Дагоберта П из истории Франции, повторяем, может свидетельствовать только в пользу существования его сына, ибо, отрицая отца, сознательно исключают сына и его потомков. Кроме того, грамота Villas Capitanarias, названная впоследствии "Villas Trapas", от 718 г. намекает на основание монастыря св. Мартина Альбьерского в нескольких километрах от Ренн-ле-Шато "Сигибертом, графом де Редэ, и его женой Магдалой". Но кроме этого текста, ни в одном документе не упоминаются названия Редэ и Разес в течение всего этого века, а когда они были процитированы вновь, то появились они в крайне интересном контексте. Но вернемся снова в эти места. Итак, в 742 г. на юге Франции существовало независимое государство; одни считали его автономным княжеством, другие настоящим королевством. О нем известно мало, официально его признали только Карл Великий и его последователи, а также халиф Багдадский и мусульманский мир; Церковь же - скрепя сердце и только после того, как конфисковала часть его. Как бы то ни было, Разес и Ренн-ле-Шато продолжали жить до конца IX в. Приблизительно между 759 и 768 гг.