Глава шестнадцатая
      НАПАДЕНИЕ МОРЖЕЙ
      Покинув старую лодью и спустившись по камням к самой воде, друзья весело шагали вдоль узкой полоски пляжа. Вдруг мишка насторожился и стал жаться к ногам Вани. Он вытягивал шею, усиленно нюхал воздух и шевелил ушами. - Что ты, глупый, чего испугался? Страшного-то ведь тут ничего нету, успокаивал Ваня не мишку, а самого себя. Однако он взялся за нож. Как будто все спокойно. Прошли еще немного. Но вот и Ваня расслышал какое-то тявканье, глухой рев и ворчанье. Легкое дуновение ветерка донесло из-за утесов смрадный, одуряющий запах. - Тьфу! - плевался Ваня.- Откуда только душина такая взялась? Пойдем, мишка, посмотрим, кто на нашем острове живой али мертвый есть, - и Ваня решительно направился вперед. Медведь неохотно плелся за ним, останавливаясь на каждом шагу. Осторожно выглянув из-за утеса, Ваня обомлел. Пологий галечный берег, открывшийся перед его глазами, был весь покрыт моржами. Светло-рыжие, темные, почти черные, они лежали вплотную друг к другу. Животные мирно дремали на солнышке. Иногда из воды выползал новый морж и, издавая резкие трубные звуки, пытался втиснуться между коричневых тел. На морщинистой коже, покрытой жестким рыжим волосом, у некоторых животных виднелись рубцы от рваных ран. Кожа, как бородавками, была покрыта желваками с кулак величиной. Страшные, клыкастые головы животных лежали на тушах соседей или, повернутые набок, покоились на гравии. Держать голову иначе моржам неудобно: мешают клыки. Ваня начал было считать моржей, но скоро сбился. - Да тут их тысячи, - прошептал мальчик, - остров этот настоящее моржовое царство, ему только и называться Моржовым... Время от времени кто-нибудь из моржей лениво поднимался и, посмотрев кругом, снова ложился. Но вот один из них отполз немного в сторону и начал тяжело ворочаться на одном месте. Он катался по гальке и терся боками и спиной об острый обломок скалы. Временами зверь хрипло рычал и лаял. Потом, успокоившись, он снова вернулся к стаду, на свое прежнее место, а к камню, о который терся морж, слетелись небольшие птицы и стали усердно что-то клевать, ссорясь между собой. Ваня с недоумением наблюдал за этой сценой. "Вот вернусь домой, спрошу", - подумал мальчик. Ване очень хотелось возвратиться настоящим охотником. Он наметил лежавшего поблизости и сладко спавшего кырчига - годовалого моржонка - и, стараясь не шуметь, тихонько стал приближаться к нему. Подойдя почти вплотную к зверю, Ваня изо всей силы ударил его багром в голову, раненый моржонок завертелся, рванулся вперед и отрывисто залаял. Почти одновременно с раненым взревел большой клыкастый морж, стороживший стадо. Сотни массивных тел приподнялись и повернули к Ване свои усатые морды с длинными бивнями. Теперь ревело все стадо. Самые крупные моржи издавали грозный львиный рык. Животные поменьше ревели и мычали на разные голоса. Молодые моржата тявкали, как дворняжки. Несколько моржей поползли, на мальчика, непрерывно трубя и подняв головы, как бы замахиваясь на него клыками. Их маленькие глаза были налиты кровью, свирепо торчали толстые, как шпильки, усы. Мальчику стало страшно. Но присутствие духа оставило Ваню только на мгновение. Быстро оглядевшись, он в несколько прыжков очутился у высокого утеса и стал поспешно карабкаться наверх. Взобравшись на небольшую площадку, он почувствовал, что находится в безопасности. Немного придя в себя, Ваня стал наблюдать разъяренных животных. Моржи продолжали наступать. Они сплошь обложили скалу. Вдруг Ваня испуганно оглянулся. Ему показалось, что кто-то хочет схватить его за ноги. "Морж! - промелькнуло в голове. - Неужто сюда забрался?" Но вместо моржа у его ног был мишка. Медвежонок перепугался еще больше Вани и, дрожа всем телом, жался к ногам своего друга. Так вдвоем, Ваня и белый медвежонок, тесно прижавшись, стояли на высоком уступе, ожидая, как развернутся события дальше. Моржи, пошумев еще немного и почувствовав, что все попытки уничтожить врага напрасны, повернули к берегу и стали уходить в воду. Море закипело от бесчисленных тяжелых тел... Последним медленно пополз раненый кырчиг, оставляя на гальке кровавый след. Войдя в воду, он стал как-то странно барахтаться и жалобно стонать. Моржонок тонул. Это заметили другие-животные. Два взрослых моржа нырнули под моржонка и, поддерживая на своих спинах, как на носилках, понесли его прочь от берега. Берег опустел. Лишь изредка из воды показывалась усатая моржовая голова и, хрюкнув, быстро скрывалась. Мальчик долго не решался покинуть свое надежное убежище. Наконец, собравшись с духом, он спрыгнул вниз и бросился со всех ног к лодке. Но судьба готовила друзьям еще один сюрприз. Пробежав по берегу с версту, Ваня увидел картину, надолго оставшуюся у него в памяти. За обломками разрушенной временем скалы стоял мохнатый ошкуй. Ваня застыл на месте, а потом, стараясь быть незамеченным, спрятался за камни. Тут же примостился и мишка. "Ну, теперь пропал, - думалось Ване, - задерет меня ошкуй. Жив останусь, вдругорядь один никуда из избы не выйду..." Медведь, однако, был занят другим делом. Он медленно, осторожно крался к одинокому моржу, дремавшему на гальке. Увлеченный охотой, ушкуй не заметил ни мальчика, ни медвежонка, находившихся совсем близко от него, в каких-нибудь пятидесяти шагах. Да и ветер тянул от медведя, помогая нечаянным зрителям. Странно было видеть большого, грозного зверя, по-кошачьи крадущегося к моржу. А морж был велик. Сто десять - сто-двадцать пудов, не меньше, было весу в этом морском звере. Да и медведь выделялся из всех виденных мальчиком раньше. Кровь молоточками стучала в висках у Вани, но он, сдерживая волнение, неотрывно следил за охотой ошкуя. Медведь, подобравшись шагов на пять к моржу, прыгнул и вцепился когтистыми лапами в шею ничего не подозревавшего исполина. Завязалась борьба. И медведь и морж ревели и рычали. Трудно было угадать исход поединка полярных богатырей. Белая шкура медведя окрасилась кровью, стекавшей ручьями с тела моржа. Но морж не сдавался. Он в ярости мотал головой, стараясь зацепить бивнями врага. Изловчившись, он ответил медведю таким ударом, что тот кувырком отлетел на десяток шагов. Воспользовавшись этим, морж ринулся было в воду с быстротой, поразившей Ваню. "Вот кабы сбежал морж-то от лешака ошкуя", - сочувственно пожелал мальчик. Но медведь не зевал. Через минуту он снова сидел на морже, разрывая его когтями. Так с медведем на шее и добрался морж до воды. Силы постепенно оставляли морского зверя, рев его становился все глуше и глуше, а движения медленнее. Не удалось моржу сбросить с себя врага, не удалось окунуть свое большое тело в морские волны, у самой воды пришлось ему расстаться с жизнью. Взревев еще раз, как бы прощаясь со своими сородичами, зверь больше не сопротивлялся. Однако и медведю дорого досталась победа. Он сильно хромал, припадая на задние лапы. Переднюю левую лапу медведь то и дело поднимал и тряс от боли. Мальчик остался недоволен исходом боя. Ему было жалко моржа. Чтобы представить себе силу полярного медведя, вступающего с схватку с моржом, нужно помнить, что кожа моржа достигает двух дюймов толщины, вес ста двадцати пудов, длина - двадцати футов, а клыки - до трех футов и весом до пуда. Как только ошкуй, урча, принялся лакомиться добычей, Ваня с медвежонком, таясь между камнями, стал пробираться к своей "Чайке". Мишка сразу же без приглашения забрался в лодку, - видимо, ему не очень понравилось путешествие по острову. Прежде чем столкнуть лодку в воду, мальчик на прощанье еще раз обвел долгим взглядом скалистый берег острова и нависшую над лодкой стену серых, безжизненных скал. "Сколько высоты в этом острове будет?.. Замер бы сделать", - подумал Ваня. Взгляд мальчика упал на длинный ремень из заячьей кожи, аккуратным мотком лежавший на носу лодки. Взяв ремень, Ваня по руслу высохшего ручейка залез на утес. К концу ремня он привязал небольшой камень и, лежа на самом краю, опустил его с обрыва. Ремня хватило примерно до половины. Камень, привязанный к ремню, лежал на выступе, идущем по всему утесу карнизом шириной около метра. Спустившись на уступ, Ваня проверил, что расстояние от карниза до подошвы скалы тоже равнялось длине ремня. "Дома ужо ремень саженью замерю". Окончив измерения, Ваня вернулся к лодке. Был час отлива. Опустилась могучая грудь Студеного моря, отошла от берегов морская вода, оголились прибрежные камни; черные глыбы, ранее невидимые, выступили из воды: море показывало свои острые когти - подводные рифы. Ваня стоял в раздумье, держась за борт лодки. "Далеконько лодку тянуть придется... Что это там, али опять зверь какой?" Мальчик пригляделся: небольшое рыжее тело, судорожно дергаясь, передвигалось по гальке к большим плоским камням. "Моржонок это, теленочек, - сообразил Ваня, - маленький совсем". Он не утерпел, чтобы не посмотреть, куда пополз рыжий зверек. В это время моржонок успел скрыться меж скал. Ваня побежал к черным валунам, укрывшим зверька. Притаясь за одним из камней, мальчик осторожно выглянул. В двух шагах от него, у отвесной стенки высотою в сажень, опираясь на задние ласты и странно изогнувшись, неподвижно стоял взрослый морж. Моржонок бестолково суетился около него, смешно тыкался курносой мордочкой то с одной, то с другой стороны, как будто старался сдвинуть с места взрослого моржа. Наконец ему удалось найти то, чего он искал. Захлебываясь, он стал сосать молоко. "Вот тебе раз, моржиха это! Точно на цыпочки встала", - удивился мальчик. Только что за странная поза у моржихи! "А клыки... Вот оно что, - вдруг догадался Ваня, - Клыки-то моржихи в камень ушли. Как это угораздило тебя, сердечную!" Мальчик выбрался из своего укрытия и подошел к зверям. Клыки моржихи торчали в расщелине. В прилив она, видимо, хотела взобраться на камень погреться. Зацепив за потрескавшийся базальт клыками, зверь пытался, как обычно, мощным рывком бросить свое тяжелое тело кверху. Но не рассчитала моржиха, не смогла вынуть застрявшие бивни и осталась пленницей: камень крепко держал свою жертву. Увидев мальчика, моржиха жалобно замычала. Ее ждала неизбежная гибель, но это была мать, и она, почуяв опасность, предупреждала своего детеныша. Снова и снова раскачивала она свою грузную тушу, старалась вырваться, вытащить клыки. Ваня пожалел моржиху. Он сбегал за багром и, как рычагом, стал освобождать застрявшие бивни. Пришлось немало потрудиться, но в конце концов усилия мальчика увенчались успехом: клыки как-то сразу выскочили из расщелины, и моржиха тяжело рухнула на гальку. Долго лежал измученный зверь на берегу, поворачивая то в одну, то в другую сторону голову. "Сомлела совсем, - подумал Ваня. - Давно, видно, в камне увязла". Тихо зашелестела, зажурчала приливная волна. Незаметно подкрадывалось море, затопляя отлогий берег. Волны подходили все ближе и ближе: вот они окружили моржиху. Она зашевелилась, оперлась на ласты, и ее большое рыжее тело с шумом скрылось под водой. Через минуту две круглые головы показались в море: одна большая, другая совсем маленькая. Ваня помахал им рукой и направился к лодке. Хорошо было на душе у мальчика. Он был рад, что не попала моржиха ошкую в лапы, рад был за моржонка. Пусть живет зверь! До Крестового берега друзья добрались благополучно. Еще издали Ваня увидел могучую фигуру Федора, стоявшего на берегу. "Беспокоится, видно, крестный: не сказал я ему, куда собрался". - Лови! - закричал Ваня, бросив на берег ременный конец, и Федор, легко перебирая ремень сильными руками, вытащил лодку на береговой песок. Ваня бросился к хмурому Федору и, глотая слова, стал рассказывать свои приключения. Федор молчал, слушая его рассказ. Он не одобрял поступка мальчика, нарушившего запрет отца. Непослушание старшему - большая вина. Это знал и Ваня и решил задобрить крестного. - Вот тебе, Федор, ларчик, - заглядывая в глаза, тихо произнес он. Федор внимательно осмотрел маточку, светильник и, сам искусный мастер, особенно долго любовался затейливой резьбой на старинкой шкатулке. - Хорошая работа и древняя. Ларчик, Ваня, не будем открывать, Алексея подождем, - сказал он. Рассказал мальчик и о странном поведении моржа, катавшегося по берегу, и про птиц, что-то клевавших там, где возился морж. - Это, Ваня, морские клопы его кусали, большие, как жуки, ростом-то. Никто моржу в Студеном море не страшен, а клопа он боится. А на берегу любит морж лежать потому, что там клоп его меньше ест. А птицы клопами лакомятся. Другой раз прямо из шкуры их таскают. От птиц моржу только польза. Перед сном Федор сказал мальчику: - По-настоящему бы, Ванюха, за ослушание тебя вицей отодрать надо. От души говорю... Разве что простит отец, помилует за находки. Федор попал не в бровь, а в глаз. Ваня и сам все время думал о встрече с отцом, но, не желая признаваться в этом даже Федору, ничего не ответил и нарочно громко захрапел.
      Глава семнадцатая
      ЗАГАДКА ЛАРЧИКА
      Только через два дня возвратились Алексей со Степаном. Они принесли на плечах свою добычу - по две оленьих туши. - Новое пастбище нашли. Оленей много и недалеко совсем, вот только через ту гору перевалить, - довольный сказывал Химков. Улучив момент, когда отец, сытно поев, был в отличном расположении духа, Ваня повинился в самовольной отлучке. - Ишь ты, неслух! - Жалко розог нету, не растут на острове, а то бы... Алексей побранил сына, но только для виду, в глазах у него загорелись лукавые огоньки; он, видимо, был доволен мальчиком. За маточку поблагодарил и бережно поставил драгоценный прибор на полочку у своей койки. - Ну, показывай ларчик свой, посмотрим, чем еще удивить нас собрался. Вскрыв ящик лезвием топора, Алексей вынул оттуда кусок синего шелка, сильно поблекшего от времени, на котором были изображены какие-то святые. В одном углу золотом был вышит диковинный зверь, а под ним написано славянской вязью: "Господин Великий Новаград". - Да это, братцы, стяг новгородский, видишь, с правой стороны древко было. Вот и следы остались, раньше-то древко всегда с правой стороны бывало. Все залюбовались тонкой работой, расписное шелковое знамя, как скатерть, закрыло стол. Это было большое полотнище, срезанное сбоку, углом, аршин пяти в длину и шириной в два аршина. - Думаю я, стяг этот из самого Новгорода привезен. Вышивать новгородцы мастера были, - сказал Алексей, разглаживая толстый шелк знамени. - Значит, верно старики сказывают, что наши поморяне со спокон веков на Грумант плавали, - обратился к Химкову Федор. - Ведь вот еще Великий Новгород салом, да шкурами, да моржовой костью с заморскими странами торговал. Охотники наши в Студеном море для него промышляли. Трудами дедов и прадедов наших богатым и сильным Новгород стал. - А я, Алексей, слыхал, - перебил Шарапов, - дед Никифор сказывал, знаешь Никифора-то, мезенский наш? - дацкий король на Грумант собрался ехать - это при Грозном царе было, - да дорога ему неведома оказалась. Так он письмо написал, чтобы нашего промышленника Павла Никитина сыскали. Наслышан был король-то, что Никитин на Грумант, почитай, каждый год плавал, все места там знал... - А вот Амос Корнилов прошлую зиму в Петербурге у Михаилы Васильича гостил, и Ломоносов ему карты аглицкие да немецкие показывал. Там Грумант-то наш Шпицбергеном прозывается. Сказывал Амос, будто галанский корабельщик Баренц один раз Грумант издали увидел да Шпицбергеном прозвал, и с тех пор так его называть стали. - Ну-к что ж, знатный, видать, галанец-то был, потому и остров звать стали, как он приказал, - вмешался Степан. - Русские-то наши все простые мужики, разве их послушают короли да князья! - И еще Амос сказывал: мало писали поморяне книг о плаваньях-то своих, продолжал Алексей. - Иноземцы, те все подробно описывали да еще и врак полный короб прибавляли. Ежели бы им такие плаванья, как наши деды ходили, вовек бы в песнях не напелись и в колокола не назвонились. - А может, русские книг потому не писали, что не считали за диковинку на Грумант ходить, - не то спрашивал, не то отпевал Федор. - Справляли поморяне свою работу, обычное дело - и все. Тут и писать нечего. А иноземцам в Студеном море редко бывать приходилось, вот и писали. Да и бумаги в те времена мало было. Чертежи, и те, случалось, на березовой коре рисовали. - Правильно говорите, братцы, - удовлетворенно сказал Алексей. - Русские ни в каком деле иноземцам не уступят, а наипаче в кораблеплавании во льдах грумаланских. Нет мореходов таких, чтобы с нашими поморами в один ряд пошли, оттого и иноземцы отказаться не могут. Слушайте дале: видал еще Амос у Михаилы Васильича карты римские або францужанские. Море-то наше Студеное там Московским морем названо - русским то есть. Тут уж, видно, францужанам отступиться некуда было... Горячо обсуждали поморы свои плавания. Вспоминали своих предков, древних русских мореходов, делали предположения, как могла попасть сюда, на остров, лодья с новгородским флагом и когда она погибла. Наговорившись вдосталь, снова обратились к ларчику. Вынули с пригоршню монет, поглядели на деньги Великого Новгорода, чеканные, со зверями да воинами в латах. - А это что? - Ваня вынул из ларчика большой сверток бересты и кусок пергамента. Алексей развернул пергамент и долго его рассматривал. По листу тянулась извилистая линия с большим числом надписей и пометок. - Да ведь это Грумант наш тут нарисован... и путь лодьи этой... Мореходы склонились над пергаментом, изучая старинную карту Груманта. - Вот берег Большого Беруна, ишь, сколь северно лодья-то забралась. А вот и Малый Берун - наш остров. Вот остров, у которого лодья погибла, - твой Моржовый остров, Ваня. Хорошо чертеж сделан, по тем временам лучше и нельзя было. Химков отложил в сторону карту и стал разбирать записки на кусках березовой коры. - Братцы, да ведь записи эти кормщик Тимофей Старостин вел... вот тут указано. Слыхали, может, род Старостиных древний, многим известный. Да сколь их тут! - воскликнул Алексей, перебирая согнутые полоски березовой коры, густо исцарапанные угловатой скорописью. - Как свободнее будет займемся, почитаем. - Отец, посмотри, вот еще бумага... Печать какая большая на ней поставлена и год...- мальчик как будто споткнулся и, пораженный, произнес несколько неуверенно: - Тысяча четыреста шестьдесят восьмой год! Алексей распрямил большой свиток и долго мучился, стараясь понять текст: многие буквы выцвели, расплылись. Трудно было уловить смысл в старинных витиеватых фразах. Наконец он поднял голову: - Ну и ну! Нашел ты, Ваня, грамоту посадницы новгородской боярыни Марфы Борецкой. Прописан в ней приказ сыновьям Антону да Феликсу... Осмотреть-де должны сыновья поморскую землю от Колы и до самых Холмогор. И Грумант-остров осмотреть им было велено... На промыслы разбойные, на добычу морского зверя, значит, посадница книги приказные завести велела. Все становища в эту книгу записать. Шкуры, сало да кость моржовую велела Марфа без остатка купцам новгородским продавать. Да еще писано в грамоте про рыбу великую - кита. Хотела, видно, посадница китовый промысел на Груманте завести... Тут много еще написано, только разобрать не можно... Да вот еще: в поход велела две лодьи снарядить, каждому сыну свою лодью иметь. Сыновья, ежели что, помогу друг другу оказывать должны... - Ишь, куда добралась правительница новгородская! Видать, деньги шибко нужны были, ежели сынов своих за шкурами да клыками в море погнала, усмешливо сказал Степан. - Слыхал я и про это, - пробасил Федор. - На Груманте Антона да Феликса бог спас, а в Двине утонули. Марфа, сказывают, много горевала по сыновьям-то. Храм построила на гробах ихних, в Карельском устье стоит, видел я. - Хитрая баба была Марфа Посадница, - говорил Алексей.- Зазналась, выше Москвы стать хотела. Воевать Москву собиралась. Только народ русский не пошел противу своих-то. Наши, двинские, еще раньше под великим князем Московским быть хотели. Отдались было под его руку. Да не дала знать новгородская, отбила Двинские земли в обрат. Людей сколь сгибло, по приказам новгородским замученных за верность Москве. Былины про то сложены. Химков повернулся к сыну. - Вот, Ваня, видел теперь, какие деды наших дедов лодьи строили? Не хуже теперешних. Д Грумант-то остров - древняя землица русская. И эта лодья не первая, сюда много раньше корабли поморские хаживали. Отложив в сторону Ванины находки, Алексей задумался, глядя куда-то в сторону. - А скажи, сынок: как лес-то на лодье - не вовсе загнил? Годный будет, ежели карбас большой ладить из того леса? Федор и Степан взглянули на мальчика, и глаза их загорелись надеждой. - Да так, отец, думаю я, лес-то крепок еще. Если лодью ту разобрать да добавить плавника малость, то и карбас может выйти. - Тогда вот что: поедем на тот остров, поглядим вместе да и решим, как быть.
      ____________________________________ ' Правительницы.
      Глава восемнадцатая
      СНОВА НА МОРЖОВОМ ОСТРОВЕ
      Рано утром промышленники стали собираться на Моржовый остров. Собирались быстро. Каждому хотелось как можно скорее своими глазами увидеть остатки древней лодьи. Каждому хотелось убедиться в возможности постройки карбаса. На "Чайку" погрузили инструменты и оружие, тушу освежеванного вчера оленя. Снова перенесли огонь в глиняный очаг на носу суденышка. Когда зимовщики все приготовились к отплытию и собирались уже столкнуть лодку в воду, Алексей посмотрел на Моржовый остров и сказал: - Кабы знать, сколько верст до него Можно было бы рассчитать, скоро ли в обрат будем. Ты, Ваня, хоть по солнцу бы, что ли, приметил, сколь от острова выгребался. Мореход всегда должен за временем следить. Мальчик смутился. - Торопился я, отец. Гору на берегу смерил, а. - Тогда молодцом, - перебил его отец. - Больше нам ничего и не нужно, раз высоту острова знаем. Два ремня, говоришь, гора-то? Ну-ко, Степан, смеряй ремень... В ремне оказалось двадцать семь саженей. Значит, высота острова составляла пятьдесят четыре сажени. Химков остругал щепочку и нанес на ней несколько четвертьдюймовых делений. Подойдя к берегу и вытянув руку, он навел свой дальномер на остров. Гора заняла на щепке почти точно одно деление. - Значит, одна четверть дюйма, - вслух стал вычислять Алексей. - Гора в дюймах - четыре тысячи пятьсот тридцать шесть; от глаза до щепки тридцать дюймов...- Он составил несложную пропорцию и тут же багром начертил на песке ее решение. Как решил задачу Химков? Высота горы относится к расстоянию до острова, как отметка по дальномеру относится к длине руки. Таким образом, расстояние до острова равнялось:
      высота горы * длина руки отметка по дальномеру или
      4536 *30 4 = 4536 120 ==544320 дюймов. - Шесть тысяч четыреста восемьдесят саженей - тринадцать верст до твоего острова, Ваня. Мальчик был прямо в восторге, что отец так быстро, не сходя с места, измерил ширину пролива. Как ни торопились поморы, Ваня все же упросил отца объяснить, как это он сделал. - Тут геометрию надо знать, задачи с треугольниками решать. Сделав для наглядности чертеж на песке, Химков растолковал сыну несложный способ определения неизвестного расстояния с помощью простейшего дальномера. Погода благоприятствовала мореходам, и часа через три они стояли перед остовом лодьи. Алексей, взяв топор, направился к судну первым. Попробовав дерево в нескольких местах, он с радостью заметил: - Ребятушки, а доски и впрямь могут в дело пойти. Передохнем, закусим, да и за работу. Ты, Ваня, костер разжигай, обед готовь, а мы пока лодью оглядим. По-хозяйски осматривая каждый гвоздь, каждую скобу, охотники дошли до приказного люка и спустились внутрь судна. Перерыв все в каюте, Алексей вдруг остановился и ударил себя по лбу, как будто что-то вспомнив: - Вот запамятовал, ведь в лодьях из этой каюты люк вниз должен быть, в малую кладовую. - Он стал на колени, обшаривая каждый вершок палубы. - Вот люк, смотри, Алексей! - закричал Федор, нащупав почти незаметную под мусором крышку Крышку быстро подняли, в кладовую спустился Шарапов. В этом небольшом помещении было гораздо темнее, чем наверху, - нижний пояс лодьи был обшит самыми толстыми досками и щелей тут было меньше. Пошарив вокруг, Шарапов крикнул: - Бочка какая-то, ну-ка, принимай, Алексей. Тяжелая - страсть! Химков выбил днище бочки. В ней оказался вар для осмолки кораблей. Эта находка была настолько важной, что Алексей долго не хотел верить своим глазам. - Да это, братцы, счастье ведь, - говорил он, разминая в пальцах черную вязкую массу и с наслаждением вдыхая смоляной запах. -Теперь мы карбас сладим, а то я сомневался, что конопать плохая будет. - Алексей, - снова раздался голос Шарапова, - топор держи, будто годен еще, да якорь большой тут лежит, да веревки смоленой спуск? целый. Радости поморов не было конца. Они осторожно, как самое драгоценное сокровище, перенесли свои находки на берег. - Видишь, Ваня, какое добро упустил, не досмотрел! - шутил Степан. Весело застучали топоры, работа шла споро и дружно. Доски и брусья сбрасывали прямо в воду, где Степан мостил плот. Ваня выбирал на лодье меньше других поржавевшие блоки и скобы. Лазая по всему судну, мальчик успел заглянуть еще раз в каюту кормщика и принес оттуда потемневший металлический предмет, напоминавший глубокую чашу с заострением, и выпуклую овальную доску с обрывками толстой кожи. По краю доски шел рядок бронзовых, покрытых зеленой окисью гвоздей с большими шляпками. Посреди доски был укреплен круглый диск с остатками позолоты. - Вот, отец, посмотри, и ты не заметил, - хвалился Ваня. - Доска на стене висела, а это вот в самом углу под щепками валялось. Алексей повертел находки в руках, подумал. - Это шелом русского воина. А это щит, Ванюха. Шелом-то богатый, видать, у знатного человека на голове был. Да и щит не простой, убранство с золотом, да дерево, смотри, какое... Вяз это: в таком дереве меч увязнет, а щит цел будет. Не иначе, боярин владел этим щитом и шеломом... Нам-то на Груманте они ни к чему... Бегая около лодьи, Ваня обнаружил совсем неподалеку удобную, защищенную большими камнями, гавань для "Чайки" и показал отцу. Алексей, осмотрев маленькое "становище", велел мальчику пригнать сюда осиновку, чтоб была поближе. Лихо подойдя к старому кораблю, Ваня стал разворачивать "Чайку", чтобы войти в "порт". Осторожно лавируя между камней, он случайно бросил взгляд на корму лодьи: там, под косыми лучами солнца, сверкали какие-то золотистые блестки. Подойдя ближе, он увидел, что блестки играют на темно-красных полосках, похожих на буквы. "Да ведь на этом месте прозвище лодьи пишется, - вспомнил Ваня. Вглядевшись, он постепенно различил полу стершиеся буквы: СВ..ОЙ АРХ.Н..Л МИХ..Л. - "Святой архангел Михаил", - догадался мальчик. Торопливо поставив "Чайку", он побежал поделиться своим открытием. - Ну-к что ж, Ваня, еще раз поздравленье, морские глаза ________________________________________________ ? Веревка, канат, свернутые плотными кругами.
      у тебя, не то что наши, стариковские, - весело откликнулся Степан. - А мы вот с Федором две бочки из-под ворвани сыскали, - довольный, сообщил Алексей. - На карбасе, как в море выйдем, понадобятся. - Отец, а у нас кожи на паруса хватит? Сколь ровдуги-то на парус пойдет? Алексей что-то подсчитал в уме, шевеля губами. - Да по бедности нашей... квадратов футовых... уж две-то сотни нужно бы. - Это сколь же оленей надо! - изумился мальчик. - Ежели два паруса обряжать будем - сто оленей, не меньше. - А сколь тогда парусины на лодью пойдет, ежели все паруса поставить? - Смотря на какую. Поменьше которая - три тысячи квадратов футовых. Побольше - четыре, а как наш "Ростислав" был - ему и четыре с половиной тысячи мало. - Слышишь, Степан, много тебе, кожемяке, работы на зиму будет, ровдужину мять, - пошутил Федор. - Все мять будем. Справим паруса. Лишь бы карбас обладить. - Сказав это, Алексей снова взялся за топор. Остатки лодьи быстро исчезали, превращаясь в бесформенную груду обломков, а на воде уже покачивался большой плот. Алексей, все время посматривая на доски и брусья, подсчитывал, хватит ли леса на постройку судна. Его планы шли далеко. Он уже видел перед собой хороший, крепкий карбас, способный на переход до Мурмана. Внезапно мысли Алексея прервал грохот, донесшийся с Ледяного берега. Вдруг появившаяся высокая волна чуть не разрушила наскоро сбитый плот. Подбросив несколько раз на своем гребне сплоченные доски и брусья, зыбь понемногу успокоилась, и море превратилось снова в тихую заводь. Ваня с любопытством обернулся к отцу. - Вот чудно-то: и ветра нет, а волны какие разгулялись. Отчего это, отец, не знаешь? - Да чего тут знать-то: кусок льда матерого - падун - отвалился да в море упал, море и зашумело. А льдина большая, гора целая, когда ломается, громом гремит. Ты, Ванюха, немало их видел, да и сейчас погляди: вон одна виднеется, недвижимо стоит, обмелела. - Посмотреть бы поближе гору ледяную, - просительно сказал Ваня. - Опять загорелось, невтерпеж, - притворно хмурясь, ответил Алексей. разве что Федор согласие даст... И то, Федор, отдохни, - смотрю я, неможется тебе, устаешь сильно. Немного и дела-то осталось. Мы тут без тебя вдвоем со Степаном управимся. Вот и садись на "Чайку", ежели охота есть. Ваня грести будет, а ты направляй; близко к падунам не подходите: беда может случиться. Да ты знаешь, сам ученый. Не успел Алексей закончить, как Ваня уже сидел в лодке и упрашивал своего крестного. Федор, ничего не ответив, прекратил работу. Он снял шапку, вытер пот со лба и медленно, прихрамывая, пошел к Ване. За последние дни Федор как-то особенно изменился. Лицо его приняло землистый оттенок, десны вспухли и кровоточили. Зубы шатались. Есть он стал мало. Несмотря на богатырское здоровье, Федор не мог побороть болезнь и с каждым днем все слабел и слабел. В то время как Алексей и Степан с наступлением лета совершенно оправились от цинги, Федор упорно отказывался пить кровь, свежего мяса почти не ел, питаясь исключительно вяленым и копченым. Салату, правда, он употреблял в большом количестве, но, видимо, одна трава не могла ему помочь. Он быстро уставал и, хватаясь рукой за спину, жаловался на колющую боль. Все же и больной, Федор старался не отставать в работе от товарищей. На уговоры отдохнуть он обычно отвечал отказом. - Совсем ослабел Федор, коли ехать с Ванюшкой согласился, - нагнувшись к Алексею, зашептал Степан. - Видишь, и походка другая стала. Едва Федор уселся на корму и взял в руки правило, как Ваня, быстро и сильно взмахивая веслами, погнал лодку к Ледяному берегу. Там спускалось в воду несколько небольших глетчеров Отвесные стены льда тянулись на полторы-две версты, прерываясь черными выступами скал. Мишка, верный спутник Вани во всех похождениях, уселся у ног мальчика и, чуть откидываясь при каждом рывке веслами, всем своим видом показывал полное удовольствие от новой морской прогулки. Вспенивая темную воду, лодка быстро двигалась вперед. Приближаясь к ледникам, Федор заметил крутой ледяной выступ в виде мыса. - Вот туда и будем держать, - сказал он. - Мысу этому скоро в море плавать, больно далеко вперед подался.