Между делом Химков понемногу объяснял сыну, как можно определить широту своего местонахождения при помощи этого прибора, который он называл "астрономической палкой". Закончив разбивку планки на градусы, Алексей выстругал другую дощечку, покороче. Эту дощечку он плотно приладил поперек планки, так что она могла скользить по ней строго под прямым углом. По концам поперечной дощечки Алексей просверлил дырки, отстоящие одна от другой ровно на двадцать шесть дюймов. - Жалко, солнечных таблиц нет, на "Ростиславе" остались. Ну, ничего, сынок, без таблиц обойдемся, по Полярной звезде мерить будем... И книжку Магницкого "Арифметика" тоже в каюте оставил, - помнишь, может, толстая такая, в ко же, с застежками медными? Ваня с восхищением смотрел на две простые, сложенные крестом деревянные палки, боясь даже притронуться к ним. В глазах мальчика они обладали теперь волшебной силой. Ведь они могли указать лодье дорогу в открытом море! Прибор был готов. Отложив его в сторону, Химков сказал: - Ну, теперь можно будет место свое поточнее определить. Да и тебя, Ванюха, понемногу учить стану, хочу, чтобы ты настоящим мореходом был...Он замолчал, потом обратился к Шарапову: - Может, утих ветер-то - ведь уже три дня прошло. Как выбираться на волю будем? - Ну-к что ж, тут думать нечего, Алексей. Вырубать потолок в сенях надо. На крыше, чай, снегу меньше, через потолок на волю выйдем. - Добро, так и сделаем, Ты, Федор, стремянку готовь... Выйдя в сени, Алексей, устроившись поудобнее на остатках дровяных запасов, принялся вырубать в потолке квадратное отверстие. Скоро доски подались и обрушились вниз вместе с грудой рыхлого снега. Холодный, чистый воздух заполнил сени и горницу. Дышать сразу сделалось легче. Алексей, высунувшись в люк, поднялся на руках и выглянул из снежного сугроба. В ночном темном небе светились мерцающим огнем далекие звезды. Прозрачный воздух Арктики как бы приближал их к земле, они казались ярче и крупнее. Полярное сияние прикрывало прозрачным занавесом созвездия в южной части небосклона. Луна лила свой свет на чистый, нетронутый снег белой пустыни. После долгого заточения в темной избе этот свет показался Алексею ослепительно ярким. Созвездие Лося - Большой Медведицы - расположилось книзу от Полярной звезды, и положение ковша указывало, что сейчас около полуночи. Чем больше Алексей смотрел на знакомые места, тем меньше их узнавал. Вместо обрывистого крутого подъема, начинавшегося поблизости от избы, образовались пологие снежные скаты. По направлению к морю на снежной поверхности появился ряд волн - застругов. Казалось, что здесь в какой то миг застыло бурное море. Изба и кучи собранного топлива возле нее - все было покрыто глубоким снегом. - Ну, братцы, красота! - спрыгнув вниз, сказал Химков. Век не оторвался бы глядючи, а дышится как легко! Пока Алексей восхищался природой, расторопный Шарапов успел растопить печь, и котел, наполненный снегом, висел уже на своем месте. Зимовщики радовались, как дети, своему освобождению. Уж сегодня-то они и погреются как следует у печи и вволю наедятся густых горячих щей! Отложив до завтра все работы, охотники долго сидели у огонька, оживленно беседуя о предстоящих делах. А Шарапов так накалил печь, что любивший тепло Федор, и тот не выдержал.
      Удар Федора был страшен
      - Ишь, как нажарил, ребро за ребро задевает, - сказал он, отворяя дверь в сени. Спать легли поздно и быстро уснули, довольные и спокойные. Внезапно Ваня проснулся от глухого ворчания своего друга. Мишка беспокойно переминался на лавке, посматривая то вверх, то на открытую дверь. Ваня прислушался. На крыше избушки кто-то явственно топтался. Потом шорох и царапанье послышались уже из сеней. Мальчик быстро соскочил с лавки и смело направился к двери. Проходя мимо спящего Веригина, Ваня случайно задел его рукавом, и Федор проснулся. Пока он старался понять, в чем дело, Ваня уже вышел в сени. Почти в то же мгновение послышался его крик: - Ошкуй!... Вставайте! О... Голос Вани прервался, заглушаемый шумом падения тяжелого тела, треском и ревом. Веригин схватил топор, всегда находившийся у него под изголовьем, и стремительно выскочил вслед за Ваней. В сенях громадный белый медведь, увидев Федора, присел со злобным рычаньем на задние лапы. Но Федор не замечал раскрытой синей пасти, оскаленных зубов, налитых кровью злобных глаз зверя. Под медведем, разметав руки, неподвижно лежал Ваня - только его одного и видел Веригин. Ярость обуяла его. Подскочив почти вплотную к хищнику, Федор успел только крикнуть: "Держись, родной!" - и, размахнувшись, со всей своей богатырской силой ударил медведя топором между глаз. Удар Федора был страшен. Он развалил голову зверя на две части, и медведь без звука медленно стал оседать. Из горницы выскочили Алексей и Степан с рогатинами. Увидев мертвого ошкуя, они бросились освобождать Ваню. Он был цел и невредим, но без сознания. Дрожащими руками Алексей молча прикладывал снег к голове сына. Наконец, глубоко вздохнув, Ваня открыл глаза. Алексей подошел к Веригину, сначала низко ему поклонился, а затем обнял и крепко поцеловал. - Спасибо, Федор, спас ты моего сына, век не забуду. Смотри, Ваня, Федор отец твой крестный - от смерти спас. Помни это. Всю жизнь благодарить должен. Забудешь ежели, тяжелый грех на душу возьмешь. Ваня, еще слабый и бледный, улыбался и протягивал Федору руку. - Как же ты, Ванюха, под медведя-то угодил, расскажи нам? - не вытерпел Степан. - Да и рассказывать тут нечего. Как вышел я в сени, смотрю: ошкуй из люка задом спускается. Видно, мясо почуял, проклятый. Не успел я крикнуть, как ошкуй свалился да прямо на меня. Ну и подмял. Вот и сказ весь. Тяжелый ведь он, как жив остался, не знаю. - Да, матерый ошкуй... и шкура знатная. В тот же день роскошную, с густой шерстью медвежью шкуру торжественно преподнесли Ване. Лучшие куски мяса вырубили на копчение, Федор, свежуя медведя, поинтересовался содержимым его желудка. Но желудок был пуст. Долго, видно, скитался ошкуй среди сугробов в тщетных поисках добычи... Прошли около месяца. Затяжная пурга, так угнетавшая зимовщиков, стала понемногу забываться. Снова начались походы к ловушкам за песцами. Каждый день на небе играли сполохи. Однажды, когда звезды отчетливо горели на морозном, чуть посветлевшем небе, Ване удалось получить практический урок астрономии. - Ну, сынок, выходи, ширину мерить будем, - приоткрыв дверь в горницу, позвал Химков. Был февраль, и мрак полярной ночи днем понемногу начинал редеть. Ваня, выйдя из избы, обратил внимание на то, что линия горизонта резко разделяла небо и море. Отец, сняв рукавицы, держал в руках "астрономическую палку". - Видишь, Ваня, кладу к правому глазу длинную планку, поперечину двигаю так, чтобы мне в один раз было видно и горизонт и Полярную звезду. А звезда эта у самого поля' ходит, всего только градус разницы и есть. Когда звезда по низу от поля случится, палка на один градус меньше покажет, а ежели, как сейчас, - примечай по ковшику у Лося, - звезда поверх поля идет, - на градус больше... Вот и ширину, место наше от поля узнали. Ну-ка, ты, Ваня, примерься! Ваня руками, дрожащими то ли от нетерпения, то ли от холода, взял прибор. Приложив глаз к планке и наводя поперечину, он сразу сообразил, как определять высоту звезды. ___________________________________________ ' Полюса. - Посмотри, отец, правильно? Алексей проверил и с удовлетворением сказал: - Молодец, правильно сделал! А теперь в избу пойдем, на свету градусы посмотрим да погреемся: видишь, руки закостенели как! В избе, подойдя к жировне, Алексей подсчитал показания своего прибора: - Семьдесят восемь градусов тридцать пять минут. Один градус долой, останется семьдесят семь градусов тридцать пять минут. Вот мы где находимся! Пока Алексей делал расчеты, на него с одинаковым вниманием смотрели три пары глаз. Поморы всегда интересовались морским искусством, зимовщикам же Малого Беруна было особенно интересно знать широту, положение их жилья на острове. - А длину места своего по звездам можно сыскать, отец? - Трудное это дело, Ваня, для простых мореходов, ученые астрономы узнают длину по затмениям солнца и луны, а еще вернее - по звездам, потому что иные звезды чуть не всякий день одна за одну заходят 1. Ваня промолчал, видно не понял. Алексей заметил это и, отогревшись немного, сел рядом с мальчиком, все еще смотревшим, не мигая, куда-то в полумрак. - Я и сам, сынок, запамятовал тут что-то. Амос Корнилов рассказывал, да давно. Вот вернемся домой, - продолжал он, мечтая вслух, - ежели с деньгами соберемся, обязательно тебя в Петербург отправлю. Упрошу Амоса Кондратьевича, замолю его, чтобы тебя к Ломоносову свел. Хороший он человек, поможет тебе навигацкие науки изучить. Слыхивал я, много приборов разных, кораблеплаванью весьма полезных, помор наш ученый выдумал. Маточки наши давно Михаиле Васильич поругивал. Компасы, говорит, надо большие заводить и накрепко их к судну ладить. Да самописец от компаса, когда судно по морю идет, работать должен, путь на чертеже вырисовывать. Палку эту астрономическую не хвалил: говорит, точности мало; другой инструмент придумал, чтобы градусы до звезд да солнца способнее было мерить... А еще Михаиле Васильич со многими мореходами совет держал про машину одну, - скорость судна способно ли той машиной мерить. Машина та беспрерывно ход показывает. Этому в иноземных странах не учены. Норвеги да аглицкие кормщики - сам видел по-старинному, мерными веревками, скорость мерят, как мы мерили, на Грумант идя... Да много чего наш Ломоносов выдумал! Для кораблеплавания большую пользу принес. Ваня внимательно слушал отца. Крепко хотелось ему стать настоящим ученым мореходом. - А где, отец, Ломоносов науки проходил, какие же люди-мудрецы его учили? - Он, Ванюха, сначала у простых людей народную мудрость перенимал. Потом в училищах российских, в Москве да в Киеве, разные науки много лет изучал. В заморских странах учился. А поморов Михаиле Васильич никогда не забывал и по сие время у них учится. Одному человеку невмочь за короткую жизнь всю премудрость постичь. Народ веками ее собирал. И голову иметь надо к наукам способную. С худой головой Ломоносовым не быть.
      Глава десятая
      СОЛНЦЕ ПОЯВИЛОСЬ
      В середине февраля грумаланы почувствовали приближение арктической весны. Теперь около полудня в поблекшем, бледно-голубом небе бессильно угасали звезды, без устали светившие в течение долгой зимы. Поморы с нетерпением ждали солнца. А солнце появилось как-то неожиданно.
      _______________________________________ 1 Химков называл звездами спутников Сатурна и Юпитера.
      Сначала на юго-востоке показалась робкая розовая полоска. Потом она будто налилась, стала ярче, отчетливее, и в полдень, наконец, из низкой гряды облаков, застилавшей горизонт, выступил оранжево-красный краешек солнца. Живительные лучи осветили бледные лица зимовщиков, истомленных тяжелой полярной ночью. Они молча стояли на высокой скале около избы, взволнованные давно не виданным зрелищем. Недолго солнце пробыло над горизонтом. Озарив нежно розовым светом снега, льды и скалы, оно скрылось за облаками. Но в людях с новой силой проснулась уверенность в скором освобождении. Вместе с мраком отступал, казалось, грозный призрак старухи Цинги. Это была первая полярная ночь вдали от родной земли. Она показалась поморам особенно длинной. И вот, наконец, наступила весна. Но морозы стояли по-прежнему крепкие. Даже в тихие дни у охотников часто захватывало дыхание: ведь полярная весна совсем не означает тепла и пробудившейся растительности. Лед и снег по-прежнему еще долго будут царствовать на острове. Солнце глядело теперь во все глаза и совсем не уходило за горизонт, но много еще ему придется положить труда, что" бы справиться со снегом и льдом, накопившимися за зимнее время. Несмотря на то, что против цинги промышленники применяли в течение зимы все известные им средства, все же у всех, кроме Вани, появились первые признаки этой болезни - ослабли и шатались зубы. У Федора опухли наги, и ему тяжело стало ходить.
      Они молча стояли взволнованные давно не виданным зрелищем.
      Значит, чтобы всем не заболеть всерьез, надо прежде всего как можно больше находиться на воздухе, больше двигаться. - Самый раз сейчас нерпу промышлять, - сказал как-то Федор. - Бельков можно руками брать, да и матки близко подпускают, не отходят от детей-то. Федор был прав. У нерп - представителей мелких тюленевых - наступила пора деторождения, наиболее выгодное для охоты время. Где-нибудь в укромном тихом месте припая, в наторошенном льду, между неплотно лежащими льдинами, нерпы еще с осени облюбовывают удобные местечки для своих детенышей. Вблизи норок зверь проделывает сквозные отдушины для дыхания и выхода на лед. В марте в норках появляются беленькие беззащитные новорожденные нерпята. Они не могут плавать и в продолжение трех недель находятся в своих убежищах, ожидая мать, кормящую их молоком. Бельки не страдают от холода. Их хорошо согревает пушистый, теплый мех. Мамаши заботливо ухаживают за своими детенышами. После того как нерпята сменят белый мех на обычную грубую шерсть, матери приучают их понемногу к воде. На охоту собрались втроем: Алексей, Степан и Ваня. Захватив с собой промысловое снаряжение, они отправились на берег. Море выглядело сейчас совсем не так, как осенью. Почти у самого берега возвышались мощные гряды наторошенного молодого льда. Эти торосы, высотой около десяти саженей, образовались в начале зимы, когда неподвижный береговой лед, припай, был так тонок, что не выдерживал напора дрейфующих льдов. Теперь прибрежный лед был толще аршина, да и вся поверхность пролива, казалось, была покрыта сплошным, крепко смерзшимся льдом. Охотники быстро двигались вперед по укатанному зимними ветрами снегу. Лыжи на нем почти не оставляли следов. Но вот вышли на лед. В двадцати саженях от берега темнела широкая трещина, своими изгибами повторяя островное мелководье. - Почему тут лед разошелся, отец, будто кто по берегу ровнял трещину-то? спросил Ваня и тут же, заглядевшись, зацепился лыжей за закраину трещины и упал в снег. - Ничего, крепче помнить будешь, какие трещины бывают! - хохотал Степан. - Это, Ваня, живая вода делает, - ответил сыну Химков, - Вода-то два раза в сутки на прибыль идет. На полную воду лед за трещиной подыматься будет, а как сойдет вода, вновь на дно опустится. Вот трещина и не мерзнет. А у берега, где мелко и лед неподвижен, там он до самого дна намерзает. - Теперь тихо-тихо идти надо, зверь близко должен быть: вишь, отдушины чернеют, - предупредил Степан, которого уже охватило возбуждение предстоящей охоты. - Нам нерпиху запромышлить надо, от белька толку мало. Дойдя до первой гряды торосов, охотники осторожно стали выглядывать из-за обломков льда. - Вон, вон он, зверь! - зашептал Степан. В десяти шагах от охотников, внизу, у тороса, лежала нерпиха с маленьким бельком, жадно припавшим к вымени. Промышленникам были слышны нежное похрюкивание матери и слабые всхлипывания детеныша. - Ну, Степан, начинай. Степан приподнялся, взмахнул кутилом и, изогнувшись, с силой бросил его в нерпу. Оружие, слегка задев зверя, вонзилось в лед рядом с бельком. Нерпа мгновенно скользнула через отдушину в воду, а белек, извиваясь, как червяк, уполз в свою нору. - Я его живым возьму! - крикнул Ваня. Мальчик скатился с тороса и побежал к норке. Засунув руку в ледяную нору, он стал тащить белька прямо за шерсть, Зверек, извиваясь в руках у Вани, жалобно закричал, призывая мать. "Ма-ма-ма-ма", - стонал белек, выговаривая почти по-человечьи. Из отдушины показалась голова матери. Приподнявшись на ластах, она вылезла на лед и бесстрашно бросилась к детенышу. Ваня выпустил из рук белька, и тот, продолжая стонать, моментально очутился возле матери. Не зная, как помочь своему детенышу, нерпа металась по льду, то пытаясь уйти в воду, то снова возвращаясь. Степан, подобрав кутило, стал медленно подходить, готовясь к удару. Мать, словно чувствуя несчастье, крепко прижала детеныша к себе. Она уже не двигалась. Жалобно смотрели на охотников ее большие выразительные глаза. Белек, прильнув к матери, успокоился и затих. Вдруг охотники увидели, как две крупные слезы скатились из глаз обреченного зверя. Степан заколебался. С поднятым в руке кутилом он стоял, не решаясь прикончить мать, так самоотверженно отдающую жизнь за детеныша. - Не надо, Степан, - глотая слезы, едва слышно сказал Ваня. - Жалко, ведь дитё свое защищает. - Зверей всех непережалеть. Верно, что жалко, да что делать: нам ведь тоже жить надо! Бей, Степан, - отвернувшись, сказал Алексей. Но Ваня схватился обеими руками за кутило. - Не дам матку убивать, не дам, не дам! - повторял он, чуть не плача. Степан опустил свое оружие. - Ну-к что ж, правда, Алексей... уважим Ванюшку... Да и зверя жалко, как-то нерешительно, точно стыдясь своей жалости, сказал Степан. - Ладно, что ли? Алексей не сказал ни слова, махнул рукой и пошел от нерпихи, продолжавшей лежать неподвижно около белька, спокойно посасывавшего молоко. Охотники двинулись дальше. Ваня успокоился и повеселел Будто в благодарность за доброе дело, охотникам не пришлось долго искать добычу. В нескольких десятках метров они снова наткнулись на нерпу. Увидя охотников, она быстро, изгибая спину и приседая на передние ласты, поползла к продушине. Но Степан ловко оглушил ее багром, а затем прикончил. По настоянию Алексея, все трое тут же выпили понемногу темной, солоноватой на вкус нерпичьей крови. Остатки крови слили в котелок. На обратном пути произошло событие, серьезно обеспокоившее зимовщиков. Охотники, возвращаясь домой, несли на плечах багор с привязанной к нему тушей нерпы. Впереди шел Шарапов, за ним Алексей. День был яркий, солнечный. Вдруг Степан остановился и стал протирать глаза. - Постой, Алексей, что-то в глаза попало. И резь такая в глазах... Ой! не выдержав, вскрикнул он. - Против света и взглянуть нельзя. Алексей внимательно осмотрел глаза Шарапова. - Ничего тебе не попало, а беда приключилась немалая. Это слепота от снега у тебя. Зажмурь глаза и иди за мной. Как придем домой, очки тебе сделаю. С неделю в темноте посидишь: надо глаза беречь. Снежная слепота - нередкое явление у зимовщиков, особенно в те времена. Истощение организма отражается и на зрении. Привыкшие к полумраку глаза болезненно воспринимают ослепительный свет весенних солнечных лучей. А свет этот действительно ослепителен. Подтаявшие на солнце снежинки ночью смерзаются и образуют тончайшую корочку. Отражающиеся от поверхности такой корочки солнечные лучи, особенно ярки. По возвращении в избу Алексей сейчас же занялся изготовлением очков для Шарапова. Выстругав ножом две тонкие дощечки, он округлил их, как стекла для очков, и соединил ремнем. В центре деревянных кружочков Алексей проколол гвоздем небольшие дырочки, как раз против зрачка. Надев очки, можно смотреть через эти отверстия, но свету в глаза попадает очень немного. Федор очки усовершенствовал, укрепив сбоку кожаные щитки. Шарапов несколько дней не выходил из избы, пока снежная слепота не исчезла. Но солнечного света пришлось остерегаться еще долго, и Степан не расставался с очками. Не радовало охотников и состояние Федора. От принесенной товарищами нерпичьей крови он наотрез отказался. - Не могу, - отвечал Федор на все уговоры. Свежее нерпичье мясо съели, как лакомство; вытопленный жир пошел в запас. Нерпичий жир, как и тюлений, трудно замерзает и сохраняет текучесть даже при низких температурах. Промышленники хранили его обычным у народов севера способом - в мешках из цельных шкур тюленя или нерпы. Каждый такой мешок вмещал жир трех животных. Спустя две недели, когда Шарапов совсем оправился от солнечной слепоты, зимовщики решили добыть оленьей крови, считавшейся среди зверобоев особенно целительной. Услышав разговор об оленях, Федор свесил с нар опухшие ноги. - Думаю я, - сказал он, - хорошо оленей в песцовом совике промышлять. Совсем на снегу охотник не виден. Только погоду надо выбрать не солнечную, а пасмурную, чтобы тени на снегу было меньше, а еще лучше, чтобы снежок шел. Сшив совики из накопившихся за зиму шкурок песца и выждав благоприятную погоду, Ваня и Шарапов снова стали на лыжи. В этот день все вокруг было затянуто морозным туманом. Серебристыми иголочками туман оседал на одежде, на ресницах, на бороде Степана. Охотники шли медленно, высматривая оленей. Иногда Ваня взбирался на уступы скал и осматривал низины. - Олени, Ваня, безрогие сейчас, - рассказывал Степан. - К зиме самцы рога обязательно сшибут и всю зиму комолыми ходят. К весне вместо рогов шишки мягкие сначала вырастут, а уж из шишек - рога. Немалое время пройдет, пока затвердеют рога-то. По рогам года оленьи узнают. Сколько концов на одном роге отрастет, столько оленю лет... Теперь примечай, Ванюха, тут оленям быть: снегу совсем мало. Олени обычно держатся на неглубоком снегу. На ровных без сугробов местах им легче добывать из-под снега сочный и сытный лишайник - ягель. За зиму морда оленя обрастает густой шерстью. В поисках пищи животным приходится иногда прогрызать в снегу длинные канавы, и шерсть предохраняет их от холода. Наконец охотники встретили небольшое стадо. Олени сбились в кучу, и от них клубами шел пар. В белых совиках Ваня и Шарапов подкрались незамеченными и, пустив две стрелы, убили двух больших животных. Вернувшись с этой "весенней" прогулки, поморы долго отогревали ноги. Степан, ворча, возился у печки, очищая бороду от ледяных сосулек. Федор от оленьей крови отказался, отказывался он и от сырого мяса. Остальные уничтожали оленину с завидным аппетитом. Особенным успехом пользовалась строганина - замороженное мясо, мелко наструганное ножом. На следующий день Шарапов с Ваней отправились на поиски салаты для Федора. С ними увязался и медвежонок. Смешно подбрасывая зад, он бежал впереди, часто останавливаясь, принюхиваясь к следам на снегу. Несколько раз подняв кверху мордочку, он пробовал нюхнуть что-то яркое, светлое, слепящее глаза и при этом чихал, мотал головой. Ведь с солнцем он по-настоящему знакомился впервые в жизни. Судя по его веселому настроению, оно ему понравилось. Он то и дело подбегал к лыжникам и порядком мешал им, путаясь под ногами. Вероятно, чувствуя, как неприглядно он выглядит после зимы, проведенной в закопченной избе, мишка катался по снегу, стараясь отбелить свою шкуру, оставляя за собой грязные пятна. Вот медвежонок остановился, уткнувшись носом в снег, он долго принюхивался к большим, совсем свежим следам, потом свернул в сторону. Охотники, увлекшись разговором, не заметили исчезновения медвежонка. А мишка уверенно бежал по следам, так знакомо и приятно пахнувшим Они привели его на припай. На льду следы пошли петлями и окончились площадкой, утоптанной большими лапами ошкуя. Как раз посредине ее, в небольшой лунке, темнела вода. Медвежонок, вытянув морду, вдыхал приятные запахи. Вот он остановился и замер, как почуявшая дичь охотничья собака. Когда тюлень высовывает в такую отдушину морду, чтобы подышать воздухом, хозяин льдов - белый полярный медведь - хватает его мощной когтистой лапой и одним движением выволакивает на лед. Полярный медведь проснулся и в маленьком мишке. Непреодолимая сила инстинкта заставила его забыть все и послала к тюленьей отдушине. Обнаружив, наконец, отсутствие медвежонка, охотники решили вернуться. Вскоре мишкины следы высели их к морю. Поморы сразу заметили забавную фигуру медвежонка настороже у продушины и решили подождать: посмотреть, что будет делать мишка дальше. Простояли они немало времени. Им уже надоело смотреть на маленького зверя, который терпеливо, не шелохнувшись, ждал. Вдруг в темной лунке показалась круглая усатая голова. Она поднялась надо льдом и стала осматриваться. Мишка тут же цапнул голову лапой. Тюленья голова скрылась, а медвежонок, не удержавшись, плюхнулся в воду. Охотников до слез насмешил позорный конец первой охоты их четвероногого спутника. Медвежонок от неожиданной ванны сразу опомнился и, выбравшись на лед, заковылял рысцой обратно, по своим следам. Мокрый, по-собачьи отряхиваясь на ходу, подбежал он к Ване, лег на спину и поднял кверху лапы, умильно поглядывая на мальчика. Обласкав мишку, охотники снова тронулись в путь. - А знаешь, Степан, - сказал задумчиво Ваня, - попробовать бы с мишкой выслеживать тюленей. Он нам, пожалуй, поможет находить отдушины под снегом. Ну-к что ж, давай попробуем, попытка не пытка, - охотно согласился Шарапов. - Только, чур, пока не рассказывать об этом. А то, ежели ничего не выйдет, Федор засмеет нас с тобой. По приметам, сделанным еще с осени, охотники быстро нашли место, где росла салата, разгребая лопаткой снег, они обнаружили еще одного грумантского зверя, маленькое беззащитное животное, кем не прочь поживиться почти все звери и птицы в Арктике. - Смотри, Ваня, сколько здесь мышей! Это добыча для песца, его промысел, у этой мыши зимой копытца на лапах отрастают, чтобы удобнее ходы да норы в снегу копать, от песца хорониться да траву-пушицу искать. Травой зверек живет. Летом мыши рыжими бывают, с черной полоской на спинке, а зимой совсем белые. Копытная мышь живет под снегом большую часть года. Из сухих листочков пушицы она делает себе шарообразное гнездо, перетирая траву зубами, чтобы было мягче маленьким мышатам. Медвежонок тоже познакомился с мышами и начал давить их лапами. Но это для него была только игра, есть их он не стал. - Гляди, гляди, Степан! - бросив рвать салату, закричал вдруг Ваня. - Вот потеха! На другом конце площадки, расчищенной охотниками от снега, происходила битва. На мишку, придавившего лапой крупную жирную мышь, налетели две белые полярные совы. Вытаращив круглые глаза, они с шипением хлопали его крыльями, стараясь отбить добычу. Медвежонок ворчал, огрызался и, наконец, бросив мышь, сердито поднялся на задние лапы. Но совам только того и нужно было; они уже дрались между собой из-за мишкиной добычи. Ложечной травы за несколько часов охотники нарвали много. Удивительно жизнеспособно это растение. И теперь, после сорокапятиградусных морозов, оно сохранило зелеными свои листья и стебельки, как будто росло даже под снегом. Набив салатой два мешка, сделанных из, оленьей шкуры, грумаланы надели лыжи, закинули груз на плечи и весело побежали в обратный путь. Лыжи легко скользили по ровному припаю мимо торосов, возвышавшихся со стороны моря. Торосы напоминали груды колотого сахара, рассыпанного под открытым небом. Только куски были большие и на изломах отливали зеленоватым цветом. Но вот мальчик с разгону выскочил на широкую полосу льда, где лыжи сразу затормозило, словно на песке. Ваня с удивлением остановился. Лед и по цвету был какой-то странный! - Степан! - позвал он, - Лед-то какой, смотри, словно в кружевах али в цветах, и лыжам по нему ходу нет. Действительно, лед был хитро разрисован кристаллическими узорами, похожими на фантастические цветы. - А ты, Ванюха, на вкус попробуй цветы-то! Мальчик взял на язык несколько кристалликов и тотчас выплюнул: это была чистая соль, выделенная замерзшей морской водой. Кристаллики соли непрочно связаны со льдом, даже ветер легко разрушает, сдувает их замысловатые узоры. В становище охотники пришли по-весеннему оживленные, разгоряченные бегом на лыжах и наперебой рассказывали о всех проделках медвежонка, Федор, приготовляя ужин, сделал к жареному оленьему мясу вкусную приправу из мелко нарубленных листьев ложечной травы. Соскучившись по зелени, все с удовольствием ели полярный салат. - Вот так старуху Цингу надолго отгоним. Делать ей у нас нечего, удовлетворенно сказал Степан.
      Глава одиннадцатая
      ПТИЧЬЯ ГОРА
      Шла вторая половина апреля. Солнце начинало пригревать, пробуждая постепенно жизнь арктической природы. В низинах, где снегу было меньше, показалась бугристая почва тундры. Мох, освободившись от снежного покрова, закудрявился, отошел от зимней спячки. Под лучами солнца сугробы быстро таяли. То там, то здесь слышались тяжелые вздохи оседающего снега. Пятнами стали выступать из снега разбросанные по острову озерки. Пресный лед пропитался талыми водами, стал темным и рыхлым. Поверхность морского льда тоже изменилась. По высоким торосам снег стаял. На льдинах, нагроможденных в беспорядке по заливу, висело множество сосулек. Сказочно красивыми в лучах незаходящего солнца стали ледяные торосы. Зима построила из ледяных глыб бесчисленные гроты и пещеры. Теперь эти причудливые сооружения, освещенные солнцем, были наполнены таинственным зеленым светом, а их входы украшены сверкающими прозрачными колоннами. Каждый день вносил что-то новое в облик природы. Прошло еще несколько времени - и около самого берега в морском льду появились небольшие пространства чистой воды, а на пресных озерках лед растаял совсем. От нагретой гальки на берегу поднимался легкий парок. Наконец на остров прилетели первые гости - птицы морских побережий. Сначала грумаланы увидели кайр, чистиков, а потом вдруг сразу много разных горластых, беспокойных птиц заполнило все уступы на высоких скалах, уходящих стеной в море. Наступил долгожданный для Вани день. Степан сказал ему, хлопнув по спине: - Ну, Ванюха, собирайся по яйца, пойдем яичницу добывать. Гнездовье морской птицы началось. Зная, как опасно лазить по отвесным утесам, собирая птичьи яйца, Химков с беспокойством взглянул на Степана и сказал ему: - Остерегай, Степан, Ванюху... Глупый еще он. Не бережется совсем. - Будь покоен, Алексей. В этом деле бечева - главное, а бечева у нас крепкая. Я ее, знаешь ведь, из ремешков еще зимой сплел. - И тут же повернулся к мальчику: - Ну-ка, Ванюха, угадай: "Скорчится в кошку, а распустится в дорожку"... Не угадать?.. Веревка это, - сам ответил Степан. Он не любил, когда его загадки отгадывали. - Топор да пику с собой захватите. Неровен час, и с ошкуем встретитесь, провожая охотников, наставлял Алексей. Долго шли на север по берегу Шарапов с Ваней в поисках большого птичьего базара. Весенняя дорога тоже нелегка, местами ноги утопали по колено в месиве из воды и снега, местами приходилось пробираться по липкой грязи оттаявшей тундры. Наконец они подошли к мысу, где берег резко поворачивал к западу и скалы подступали к самому морю. На конце мыса высокая, саженей в пятьдесят, скала выходила стеной из воды. Еще издали охотники увидели большие белые хлопья, будто в пургу вихрем кружившиеся над скалой. Это были сотни тысяч птиц, неумолчно и разноголосо шумевших, как прибой. Кого только не было здесь: и черно-белые гагарки, и кайры, и чистики, и буровато-серые арктические буревестники, и много чаек. Но вот друзья подошли поближе. На высокой скале, отвесно ниспадающей в море, хорошо были видны наслоения горной породы, лежащие почти параллельно. Благодаря неодинаковой плотности скала выветривалась неравномерно. Длинные и узкие, короткие и широкие впадины, уступы и карнизы тянулись по всей скале. Иногда из стены выступали над морем большие каменные глыбы. Местами в стене чернели углубления, пещерки. Сверху и до самого моря утес был унизан птицами.