- Приметил, Степан? Здешняя изба дверью прямо на берег выходит. И становище на полдень... Все как надо. Перевалив Крестовый мыс, мореходы снова спускались к морю. Все громче и громче становился шум прибоя. Начинался шторм. Пока они смотрели на широкую, ровную поверхность моря с горы, им трудно было представить, что едва различимые складки и тонкие белые барашки вблизи превратятся в грозные валы, с ревом опрокидывающиеся на берег. - Смотри, Степан, кипит море у мыса, будто раскалили камень да в воду поставили! - Ну-к что ж... правда, - невозмутимо ответил Шарапов. Перебравшись по камням на самую оконечность мыса, на островок, выступивший в море, они залюбовались величественной картиной. Море бросало на каменную громаду мыса горы воды. Вгрызаясь в берег, волны яростно били его камнями; шумно откатываясь, они уносили с собой новые обломки, отвоеванные у скал. Море заглушало все остальные звуки, и чтобы сказать что-то Алексею, Шарапов тронул его за плечо. - Чего ты? - Ходуном под ногами наш остров ходит! - Новый удар потряс островок и покрыл его тучей соленых брызг. Степан и не заметил, как ноги сами отнесли его подальше от грозно набухавшего вала, готового вот-вот обрушиться на берег. - Пойдем, Алексей, на матеру! - в самое ухо ему крикнул Степан, поеживаясь не то от воды, попавшей за ворот, не то от ощущения смутного страха перед слепой силой стихии. Мореходы стали осторожно перебираться на берег. Дальнейший путь к своей избе они проделали без особых приключений и к концу пятого дня благополучно вернулись домой. Встреча была радостная, у яркого, веселого огонька, после сытного ужина, путешественники с наслаждением закурили свои трубочки. Сберегая остаток табака, они разрешали себе это удовольствие только в особых случаях. После путешествия Химков отдыхал всего один день. За этот день он успел привести в порядок свои путевые чертежи и раскаленным гвоздем подчернил линии, вырезанные на доске. Получилась довольно подробная карта юго-западного побережья острова.
      Глава шестая
      ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ
      Сентябрь - лучшее время охоты на оленя. Нагуляв на летних пастбищах жир, животные покрылись пушистым зимним мехом. Нужно было серьезно подумать о заготовке мяса. Шкуры должны были пойти на изготовление постелей и обуви, для утепления избы. Долгая полярная ночь требовала немалого запаса жира для освещения жилья. Промышленники решили истратить все оставшиеся заряды, чтобы добыть оленей. Излюбленные животными места водопоя были уже известны зимовщикам. Ответственное поручение взял на себя Степан Шарапов. Однажды в засаде, в ожидании зверя, Степан рассказывал увязавшемуся с ним Ване о повадках зверя. - Олень страсть как сторожек, слышит и видит далеко. И нюх у него острый, и хитер он. Во время пастьбы морду всегда против ветра держит. И в пургу собьются в кучу, а головы против ветра обернут. Рассказывая, охотник то и дело выглядывал из-за камня, где они прятались. Неожиданно он умолк, всмотрелся и подтолкнул Ваню: - Гляди, стадо! - Не вижу... - А вон там, чернеется. - Да это кустики какие-то. Шарапов засмеялся: - Не кустики, а рога, олени в западинке, сейчас увидишь. Действительно, на ягелевой тундре вскоре показалось небольшое стадо оленей, голов на тридцать. Они шли к ручью. Шарапов, в накинутой на плечи оленьей шкуре, стал медленно подкрадываться к стаду, стараясь держаться против ветра. Приблизившись шагов на пятьдесят, он метким выстрелом в голову наповал убил животное. К его удивлению, стадо и после выстрела продолжало спокойно пастись. - Непуганый, видно, зверь здесь, не понимает погибели своей. Шарапов сбросил маскировочную шкуру и, не остерегаясь, поднялся во весь рост. Олени заметили его, остановились, но не уходили. Снова выстрел - упал еще олень. Только тогда стадо круто повернулось и ринулось прочь. Едва дотащили охотники добычу к жилью. Оленину нарезали кусками и по поморскому обычаю на вешалах - деревянных шестах - провялили на солнце и ветре. Часть мяса закоптили, а шкуры, очистив от жира, развесили просушить. На ночь мясо и шкуры убирали в сени, хороня от песцов и медведей. Шарапов продолжал охоту, пока оставались заряды. Однажды, возвратившись из тундры, он сказал: - Принимай, ребята, - памятный, восьмой. Последним выстрелом уложил. Теперь пищаль хоть в море кидай, все равно стрелять нечем, - горько пошутил Степан, сбрасывая с плеч оленью тушу. Из двенадцати зарядов не осталось ни одного. Все эти дни Химков усиленно искал выхода, думая, чем заменить ружье, как охотиться, как добывать пропитание, когда кончится запас оленины. И он решил смастерить лук. Еще не так давно это оружие употреблялось на Руси наряду с кремневыми пищалями. И неудивительно: трудно было грубому кремневому ружью стать рядом с достигшим совершенства луком. Двенадцать стрел в минуту мог выпустить хороший лучник. Стрелы пробивали железные кольчуги и латы на далеком расстоянии. Воин, сделавший на сто саженей хотя бы один промах из двенадцати стрел, считался плохим стрелком. Позже, в конце XVIII века, было устроено состязание между лучниками и стрелками из ружей. Тем и другим дали по двадцать выстрелов в одну и ту же мишень на расстоянии трехсот футов. В результате в мишени нашли шестнадцать стрел и только двенадцать пробоин от пуль. Лук долго занимал почетное место у всех народов на охоте и на войне. - В старину, - вспоминал Алексей, - у поморов лук был главным оружием, а у некоторых жителей тундры он в ходу и по сей день. На конце стрелы железо должно быть. Остренной костью тоже стрелы снаряжают, да хуже это, с железом никак не сравнить. Знал Химков, как сделать лук, но где добыть нужное дерево и тетиву?! - Для лука, чтоб бил крепко да далеко, лиственницу надо, - советовал Шарапов. - А еще лучше корень лиственницы толщиною в вершок, а длиной в сажень. Таким луком на сто шагов оленя убить можно. А тут олень совсем близко подпускает. Лиственницу в плавнике поищем. - А тетиву для лука из сухожилий медвежьих делают - сам видел, - вспомнил Алексей. Против медведей, по совету Федора, решили применить обычную у поморов рогатину. Охотничий припас стал самым важным делом. День и ночь зимовщики мастерили оружие, призвав всю свою изобретательность и сметку. Для отковки рогатины и наконечников понадобилась целая кузница. Под наковальню приспособили гранитную глыбу, торчавшую около избы. Из двух отростков оленьих рогов, связанных наискось сухожилиями, смастерили клещи. Молот сделали из большого железного крюка, найденного на берегу, среди остатков разбитого судна. Из оленьей шкуры Шарапов изготовил кузнечный мех, а Федор припас хорошие древесные угли. Когда кузня была готова, охотники выковали из железных стержней и гвоздей покрупнее копья для рогатин и четыре наконечника для стрел. Наконечники Алексей закалил и отточил на камне. Федор выбрал для рогатины деревянный, в руку толщиной, держак и прочно прикрепил к нему оленьими сухожилиями копье. Силач-помор не только оленей валил без промаха, но был и знатным медвежатником. Стрелы для лука изготовил Шарапов. Железные копьевидные наконечники он насадил на легкие сухие еловые лучины длиною в два фута. Другой конец стрелы он оперил четырьмя половинками крупных чаячьих перьев. Ваня тем временем часами копошился в плавнике, пока, наконец, ему посчастливилось найти ствол лиственницы с ветвистыми корнями, недавно выброшенный морем. Один из корней как нельзя лучше подходил для древка лука. Теперь оставалось сделать тетиву. Опасна охота на медведя с простой рогатиной, но зимовщики не могли считаться с этим и решили добыть зверя как можно скорее. Готовясь к охоте, Федор повесил над дверью избы кусок оленьего мяса. Затем он разжег костер и бросил в него несколько кусков жира. - На двадцать верст учует добычу ошкуй, - объяснил Федор не отступавшему от него ни на шаг Ване. - Теперь будем ждать гостя. Федор и Алексей распахнули дверь, а сами притаились в сенях, у Федора в руках была рогатина, у Алексея - топор. Медведь пришел к избе перед восходом солнца. Вытянув морду, он издали жадно втягивал вздрагивающими ноздрями дразнящие запахи горелого жира. Осмелев, стал осторожно кружить возле избы, постепенно приближаясь к приманке. Вот он нерешительно остановился у двери,
      Медведь пришел к избе перед восходом солнца.
      поднял морду. Охотники слышали тяжелое дыхание зверя, видели черный кончик его подвижного носа. Постояв немного, медведь поднялся на задние лапы, чтобы достать мясо. Этого только и ждали охотники. Федор выскочил из засады и бросился чуть не под брюхо ошкую. Тот злобно зарычал на неожиданного противника. Федор с размаху всадил зверю рогатину между ребрами, целясь в самое сердце, упер держак в землю и пригнулся. Ошкуй взревел, взмахнул лапами, пытаясь зацепить врага, но Федор уже отскочил в сторону. Все произошло почти молниеносно. Алексей едва успел выбежать вслед за Федором, как поединок был уже окончен. Ошкуй оказался огромной медведицей, в сажень длиной и пудов на двадцать пять весом. Когти на мускулистых лапах достигали четырех дюймов. Осматривая распластавшуюся тушу, огромные лапы и страшные клыки, зимовщики поздравляли Федора. - Глядите! - вдруг закричал Ваня. Все обернулись. Из-за камней, неуклюже переваливаясь, бежал маленький медвежонок. Жалобно скуля, он мохнатым белым шариком подкатился к неподвижному телу матери. Ваня стремглав сбегал в избу за ремнем и в два счета опутал медвежонка. Очутившись в плену, зверек шипел, вытягивал трубочкой губы и норовил укусить мальчика. Но тот был в восторге от поимки медвежонка. - Отец, я оставлю его себе, - твердил он. - Ладно уж, может, веселей с ним будет. Только, Ваня, ты и заботу возьми на себя. Следи, чтобы не баловался зверь. Так на зимовье появился новый житель - мишка. Федор еще раз осмотрел медведицу. - У нас на матерой земле ошкуи-то и больше бывают, - сказал он и, взяв нож, начал свежевать тушу. Быстро сняли шкуру, сало уложили в деревянное корыто, часть мяса развесили коптить, а остальное решили провялить. Особенно тщательно мореходы отделяли сухожилия для тетивы, ради которой и была затеяна эта опасная охота. Через несколько дней лук был готов. Его испытали на дальность, меткость и силу удара. Оказалось, что на семьдесят шагов стрела пробивает смолистую сосновую доску толщиною в дюйм. Ежедневно упражняясь с луком, поморы все увеличивали расстояние до мишени. Искусный стрелок из пищали, Степан и тут оказался ловчее всех. Он учил Ваню. - Ты становись вот так, левым боком к цели, - показывал мальчику Степан. Крепче конец стрелы пальцами захватывай да натягивай тетиву сильнее, чтоб острожок стрелы к спинке самой подошел. Большой палец ухо заденет - тогда и стрелять можно. Примечать надо, Ваня, как сильно тетиву тянешь: разницы каждый раз быть не должно, а то стрелы мимо полетят. Ваня с трудом натягивал тугой лук. - Что, тяжеленько? - смеялся Степан. - Тут, брат, по боле полпуда пальцами держать надо. Да ничего, привыкнешь. Все стрелы были сделаны одинаковыми по весу, чуть-чуть утяжеленные в передней части. - Тут точность нужна. Не будет меткости, если разные стрелы будут. То место тетивы, где накладывают стрелу, Степан аккуратно обмотал для прочности тонкой жилой. После каждой стрельбы он снимал тетиву, ослабляя натяжение древка. - Если тетиву оставить - долго не прослужит лук. Силы в нем не будет, стрела у самых ног упадет. Еще замечай, Ваня: выгиб у лука, вот здесь, смотри, спинкой прозывается; нежное это место. Не дай бог ножом или другим чем дерево тут повредить. Тогда конец луку придет. А здесь - брюшко. Ежели лук сам будешь ладить, смотри, чтобы у древка концы от середины одинаково гнулись. А ежели одинакости нет, тогда на брюшке подскоблить для ровности нужно. - Спасибо, Степан, за науку, спасибо, - повторял благодарный мальчик. Наступил день, когда на охоту за оленями с новым оружием вышли все, кроме Федора, опять оставшегося хозяевать. Охоту, как всегда, возглавлял Степан. Он легко подошел к стаду на пятьдесят-шестьдесят шагов, и из четырех выпущенных им стрел только одна не достигла цели. - Ну-к что ж, хорошо бьет! Стреляешь - зверь не пугается, а кабы из пищали грохать, так олени через полгода и за версту бы нас не подпустили. Подойдя к убитым животным, охотники вынули стрелы. - Наконечники надо поуже да длиннее, и заострять лучше, оттачивать перед каждым выстрелом, - заключил Шарапов, изучая первые трофеи. На следующий день охота возобновилась. Теперь зимовщиков беспокоило только одно: сохранить стрелы. Для этого каждый выстрел должен был быть смертельным, иначе раненый олень убегал и стрела пропадала. Охотники продолжали без устали тренироваться. Как бы там ни было, с рогатиной против медведя и луком на оленей голодная смерть уже была не страшна. Сентябрь кончался. Оставшееся светлое время следовало использовать для охоты на морского зверя. - Носок железный для кутила? нужно бы сделать, Алексей, - сказал Шарапов. - А ну, лодья зайдет к нам, что же мы с пустыми руками домой вернемся? Без кутила как обойтись? - Верно, а добыть надо прежде всего зайца. Хоть одного бы: ремни нам надобны, а для этого лучше заячьей кожи нет - больно крепка. Зайцами поморы называют наиболее крупный вид тюленей, длина которых достигает восьми футов, а вес - пятнадцати-восемнадцати пудов. Кожа, незаменимая при выделке промысловых ремней и подошв для обуви, самое ценное, что дает это животное. На всех старинных лодьях такие ремни заменяли веревки и канаты. Крепкие поморские ремни издревле завоевали славу на Руси. Кутило соорудить было не хитро. Острый железный наконечник - носок свободно насаживался на длинный, в сажень, деревянный шест. К носку крепился ремень - обора, длиной пятьдесят-шестьдесят саженей. Древко служило для метания кутила. Когда носок попадал в зверя, древко всплывало на поверхность. Чтобы носок не соскочил раньше времени, охотники обычно несколько раз оборачивали ремень вокруг шеста и, готовясь к удару, придерживали ремень рукой. Если охотились с лодки или карбаса, то к концу оборы привязывали небольшой бочонок. Бочонок выбрасывали в море, и он, как поплавок, указывал, где находится подбитое животное. На льду для задержки зверя конец оборы крепили к большой пешне, воткнутой в лед. Охота была назначена на завтра. - На новом месте промысел начинаем, поворожить бы для удачи, - предложил Федор. - Заговор-то, Алексей, чай, знаешь? - Нет, не знаю, - улыбнулся Химков. - Врешь, поди. Старым старостой ты никогда бы не был, если заговора не знал! - Какой старый староста? - заинтересовался Ваня. Алексей улыбался в усы и молчал, но мальчик не отставал: "Расскажи да расскажи". - Да вот в позапрошлом году, - начал Химков с неохотой,- был я с нашими, мезенскими, на Мурманском берегу. Много там промысловых становищ. По стародавнему обычаю, чтобы на охоте не было распри, артельщики выбирали промеж себя старого старосту и винились ему во всем свято. - Нерушим у промышленников обычай этот, - с чувством вставил Федор. - Обычай-то правильный... Словом, выбрали меня старым старостой, и весь сказ. - Нет, Алексей, ты уж все нам говори, - вмешался лукаво усмехавшийся Степан.
      ______________________________ ? Поморский гарпун.
      - А сам не знаешь? - попробовал снова уклониться Химков. Но, видимо, воспоминания затронули кормщика, и он продолжал: - Ну, а дальше, как выберут, везут старого старосту на себе от становища до становища, в кереже, - такие санки оленьи об одном полозе, как челн с острым носом. Поездом старого старосты это называется. Да в каждом становище вином угощают и обливают водой, а то и помоями. - Помоями? - не удержался Ваня. А это чтоб не зазнавался. Почет тебе почетом, да помни, что народом выбран. Под конец еле живого домой везут: пьяного, да всего в грязи... Ну, а наутро старосте полная власть. Супротив него никто не может идти. Сказано - сделано. И когда начинать, где кому промышлять - перечить никто не моги. - А что ж ты про заговор молчишь? - не унимался Федор. - Ну, заговор ты лучше моего помнишь, - закончил Алексей и закурил трубку. - Ну-к что ж, Федор, ворожи. Слыхал и я, другой раз помогает, ежели ворожея хорошая. Полдела жить, коли бабушка ворожит, - трунил Степан. - Со смешком да с ухмылками дела не сладишь, с обидой ответил Веригин. - А заговор-то как не помнить, помню. Выйдя из избы, он обернулся к морю лицом и торжественно начал: - По благословению господню, идите, святые ангелы, ко синему морю с золотыми ключами, отмыкайте и колебайте синее море ветром и вихрем и сильною погодою, и возбудите красную рыбу, и белую рыбу, и прочих разных рыб, и зверей морских, и гоните их из-под мха и кустов, от крутых берегов и желтых песков, и чтобы они шли к нам, рыболовам и звероловам Алексею, Степану, Ивану, Федору, и не застаивались бы при красном солнце, и не задерживались бы на льдинах среди моря, и шли бы в наши заводи, сети и ловушки, и не пятились бы наших ленных и конопляных сетей и всяких разных ловушек, и не пужались бы наших выстрелов и колотушек. Не дайте, святые ангелы, тем зверям и рыбам, очам их - виду, ушам их - слуху, и еще, святые ангелы, сохраните нашу рыбную и звериную ловлю от уроков и от прикосов, от еретика и еретицы, от клеветника и клеветницы, от мужней жены и вдовицы, и от девки-простоволоски, и всякого ветреного и проходящего человека и порчельщика, отныне и довеку аминь. Теперь можно и на охоту, - уже откровенно хохотал Шарапов. Через час, захватив свое немудреное снаряжение, промышленники были на пути к морю. - Ты, Ваня, заговору тому не верь, - говорил Алексей примолкнувшему сыну. - Руки сильные да глаз верный охотнику нужен, тогда и удача придет. И зверя надо знать все повадки его и хитрости. Помни, плохому охотнику ни какие слова и заговоры не помогут. Тут Алексей остановился. - Глядите, у скалы той, что носом прямо к морю выходит, припайные льды остались. Там зверь лежать должен. Мелко тут море, а заяц только на мелководье держится. И ветер противный от зверя дует. Из-за скалы по припаю нам ползти нужно. Да без шума, чуть что зверь со льда сольется, в воду уйдет. Да вот они и зайцы!.. Вон, вон, чернеет! Охотники осторожно вышли на лед. Впереди Шарапов за ним Алексей, у каждого в правой руке было наготове кутило, в левой - обора из ремня, взятого еще с "Ростислава". Ремни были короткие и слабые, но других пока не имелось. Позади шел Ваня. Он впервые попал на такую охоту и следил за каждым движением старших. Припай был небольшой, шириной саженей в триста. Зайцы лежали у самой кромки, близко друг к другу. Их легко было узнать по темным спинам и светлым, серебристым головам. Алексей подал знак, все легли и поползли к залежке. Звери беззаботно спали, не чуя беды. Охотники подбирались все ближе. Шагах в пяти от животных они вскочили и враз метнули гарпуны. Метили в спину, чуть пониже головы. Это было самым верным. При ударе в голову острие могло скользнуть по крепкому черепу. А в спину носок входил глубоко и надежно. Раненые зайцы мешками свалились со льдины и потянули за собой оборы. Охотники накинули ремни на пешню и медленно потравливали их. Вскоре животные почти в том же месте показались из воды, но, глотнув воздуха, снова скрылись. Так повторялось несколько раз, пока они не обессилели. Теперь можно было подтянуть добычу к кромке припая Ваня помогал сначала отцу, потом Степану. Прикончив зайцев, их тут же на льду освежевали. - Только тогда и получается хорошая кожа, если шкуру сразу снять, - учил сына Алексей. Раушки - туши зверей - остались на берегу, их было не дотащить. Обратный путь показался длинным, нелегко было волочить по камню тяжелые шкуры с салом. По дороге, откуда ни возьмись, пристали песцы: с визгливым лаем они бежали вслед охотникам, стараясь ухватить за шкуру зверя. Приходилось только удивляться их нахальству и смелости. Ваня приметил, что у морского зайца очень длинны усы. Для чего они? - добивался он у отца. Но Алексее и сам не знал, что усы зайцу служат органами осязания. Этот зверь, питаясь почти исключительно мелкими беспозвоночными, живущими на дне моря (голотуриями, моллюсками, рачками), своими длинными усами нащупывал добычу. Наконец добрались до зимовья, Федор ожидал их у порога. - Ну, заговор твой помог, дядя Федор, - поспешил обрадовать его Ваня, хитро посматривая на отца. Федор, слушая рассказ охотников, прикидывал, сколько весит жир с одного зайца. - Пудов пять будет, - решил он. - Знаешь, Алексей, сварим немного сайпы, а то грязными ходим. - Поморы называли сайпой мыло из ворвани с золой и на промысле всегда приготовляли это дешевое снадобье. Степан был особенно доволен тем, что решился вопрос с промысловыми ремнями.
      Глава седьмая
      КАК СОХРАНИТЬ ОГОНЬ Зима приближалась. Ночи стали длинными и холодными, приходилось ежедневно топить печь. Напряженная работа на зимовье и охота измотали промышленников, но времени для отдыха не оставалось. Они решали теперь новую задачу: как в любых условиях поддерживать огонь. Все знали, что среди снегов и льдов без огня прожить нельзя. В то время огонь добывался с помощью кремня и огнива. Стальной пластинкой - огнивом - ударяли по кремню; от искры зажигался трут - сухой гриб или фитиль из пережженной тряпки. Тлеющий фитиль воспламенял мелкие сухие стружки. Трут, захваченный Химковым с лодьи, кончался. Алексей пробовал приготовить фитиль из грубой холщовой рубахи, но самодельный трут упорно не хотел гореть. Конечно, поморам были известны способы добывания огня трением дерева о дерево. Химков, немало повидавший на своем веку, знал, что именно так добывали огонь северные племена. Но он также знал, что дело это требовало не только настойчивости, но, главное, особой сноровки и умения. Не меньшее значение при таком способе имело качество древесины. Недаром люди старались поддерживать постоянный огонь в жирниках, считая это более легким, чем каждый раз вновь добывать его. Мореходы тоже решили сохранять огонь непрерывным горением светильни, Федор Веригин немало потрудился над глиняными плошками и аккуратно вылепил четыре замысловатые посудинки с длинной ручкой и носком для фитиля, просушил их на воздухе и затем обжег в печи. Ну вот, добро, теперь он от нас никуда не денется, подливай только жирку вовремя, - говорил Федор с гордостью, ставя свои изделия перед товарищами. Светильню тут же опробовали. В избе весело заиграл огонек, отражаясь на довольных лицах друзей. - Ежели огонь в печи поддерживать, дров на острове не хватит. Ведь одному богу известно, сколь зимовать придется. - Ну, ну, Федор, опять за свое. Пора и перестать. А за плошки спасибо, хоть сто лет теперь перезимуем. Сто лет... тебе все шутки, Алексей! Сегодня у Федора было хорошее настроение, и он не стал спорить, только чуть-чуть виновато улыбнулся, щуря свои красивые, немного грустные глаза. Несколько дней светильник действовал исправно. Но вот жира стало уходить намного больше, чем в первые дни. - Другую плошку заправить надо. Ишь, капает, видно трещина есть, предложил Степан. Зажгли новую, а утром, осматривая забракованный жирник, Федор не нашел никаких трещин. Ничего не удалось обнаружить и выстукиванием посудинки черенком ножа. - Глина слабая, - догадался Федор. Действительно, не прошло трех дней, как потекла и вторая плошка. Всем стало ясно, что виновата глина, а не мастер. Веригин решил во что бы то ни стало сделать хороший светильник и однажды удивил Химкова просьбой дать немного муки. - Не откажи, Алексей. Вот решил попробовать клей заварить да жирник пропитать. Может, лучше будет. Муки у зимовщиков было мало, ею заправляли похлебку, но попытку Федора стоило поддержать. - Ладно, делай. Бери сколько надо, обойдемся и без муки, - без колебаний ответил Химков. Вновь слепил Федор четыре плошки. Высушил их, прокалил, и опустил в клейкую мучнистую жидкость, кипевшую в котле. Минут через десять он осторожно вынул плошки и выставил их на воздух остыть. К радости мастера и его товарищей светильники теперь хорошо держали жир. Для большой надежности этим же клеем Федор пропитал тряпку и обмотал драгоценные сосуды - хранилище огня. Фитили решили делать из белья. Кремень, огниво и остаток трута Алексей бережно уложил в небольшую кожаную сумочку - трутоношу - и спрятал в укромном месте. Морозы, сначала слабые, заметные только ночью, вскоре стали чувствоваться и днем. На ветру уже прихватывало носы и уши. По речкам и на пресных озерках острова появилась гладкая корочка льда. Ваня ждал, когда таким же гладким, ровным льдом покроется море. Уже несколько дней море было тихим и спокойным. Лед на нем появлялся пока по устьям речушек, где вода была почти пресной, и тянулся узкой неровной полоской вдоль берега. Ваня заметил молодой ледок и около приткнувшихся на отмелях старых торосов, тоже окруженных талой, пресной водой. Но однажды, выйдя с отцом на берег, чтобы добыть нерпу для медвежонка, Ваня не узнал моря. Еще вчера чистая темная поверхность воды покрылась большими сероватыми пятнами, похожими на застывший жир. - Смотри, Ваня, сколь сала' за ночь родилось. По такому морозу, видать, завтра станет море. Трудно стынет морская вода, не то что пресная, на реках-то. Ване еще не приходилось видеть, как замерзает море, и на следующий день с рассветом он снова был на берегу. Море преобразилось. Лед на нем оказался серым, шершавым. Молодой лед был еще тонок, всего в три пальца, но при тихой морозной погоде он быстро крепнул. Это был настоящий __________________________________ ' Первая стадия образования льда на морс. морской лед "нилас". - Вот где Ваня наш ни свет ни заря пропадает! - вдруг послышалось сзади. Мальчик обернулся. Около него, широко улыбаясь, стоял Шарапов. - Смотри, дядя Степан, как лед на волне гнется! В самом деле, лед плавно колебался, будто далеко, на том берегу пролива, кто-то держал концы большого серого рядна, изредка встряхивая его. - Ты не думай, хоть тонок лед и гнет его взводень, а крепок он. По такому льду мы за тюленем ходим и лодки торосные за собой волочем. И гнется он под ногами, да не ломается. В нашем море такой лед "ночемержа" прозывают, затем что становится он морозными ночами, в тихую погоду. А пригреет солнце - пропадает, от ветра в чепуху разобьется. - А лодьей по нему плыть можно? - Вишь, прыткий какой! Салом ежели плыть - можно, судам не вредно. А на зиму глядя, в такой вот лед попадет лодья - ходу не будет. Зимовать надо. С морозами лед все толще и толще становится. Тогда только на ветер надежда, что лед разобьет и судно вызволит. Вот и сейчас, хорошему ветру разыграться, живо отгонит лед от берега, и море опять чистое будет. А ежели на взводне море стынет, его не сплошь покрывает, как сейчас, а лепешками или блинами. Когда лепешки смерзнутся, не узнаешь моря, как будто на него кто сеть белую набросил. Ваня жадно слушал объяснения Степана и задавал все новые и новые вопросы. Поморы-мореходы были пытливыми наблюдателями. Исстари, бороздя Студеное море, они накопили много знаний о природе льдов и полностью владели искусством ледового мореплавания. Но, конечно, в то время они не могли глубоко разобраться во всех сложных явлениях образования и таяния морского льда. В противоположность льду пресных вод, замерзающих при ноле, начало льдообразования в морской воде зависит от ее солености. В море обычной, средней солености лед появляется при двух градусах мороза. Колебания температуры вызывают непрерывное изменение крепости льда, его цвета, прозрачности, удельного веса. Чем это объясняется? Кристаллы льда, возникающие при замерзании морской воды, совершенно чисты от всяких солей. Куда же деваются соли? Они в виде крепкого рассола частью уходят в воду, а частью прихватываются быстро возникающими кристалликами льда и остаются в его толще в своеобразных ячейках. Но вот мороз крепчает. Лед промерзает, и в охлажденном рассоле снова начинают появляться кристаллики льда. Свойство воды увеличивать свой объем при замерзании знают все. Объем ячеек при этом уменьшается, и рассол под огромным давлением льда - больше тонны на квадратный сантиметр поверхности - выдавливается из ячеек, "гуляет" в толще льда по тончайшим канальчикам-капиллярам. При повышении температуры происходит обратное явление: лед в ячейках тает и объем их увеличивается, увеличивается и общая пористость льда. Тяжелый рассол постепенно просачивается в нижние слои льда, поэтому верхние опресняются. При летнем таянии рассол из ячеек быстро вымывается талой водой. Это далеко не все, что происходит в толще морского льда, но и в этом видны его отличия от льда пресного. До наступления полярной ночи охотники хотели еще подготовить все, что нужно для ловли песцов. Охота на песцов летом была нетрудной. Они в несметном количестве обитали на острове и донимали зимовщиков разбойными набегами на продовольственные запасы. Стоило хоть на минуту оставить без присмотра кусок мяса или сала, ремень, шкуру или кожаную обувь, как эти хищные зверьки тут же появлялись и с жадностью все пожирали. Куда только песцы не забирались! Часто они подымали страшный шум и гам даже на крыше зимовья. Вцепившись друг в друга, они то пронзительно кричали по-кошачьи, то визгливо тявкали. Приходилось разгонять докучливых гостей камнями и палками.
      Постройка ловушек отняла все время до середины октября
      Летние землисто-бурые шкурки не представляли промысловой ценности, но когда требовалось свежее мясо, песцов добывали почти без всяких усилий. - Ну-ка, Ванюха, открой дверь в сени да постой за углом, - обычно говорили мальчику. Почти тотчас же на запах съестного из избы зверьки забегали прямо в сени. Ваня захлопывал дверь, и песцы оказывались в ловушке. К зиме песцы стали осторожнее. Нужно было сооружать специальные капканы-пасти. Федор и здесь оказался закоперщиком. Весело помахивая топором, он мастерил ловушку за ловушкой. Степан работал его подручным, а Алексей готовил насторожки. На каждый капкан выбирали из плавника по пять бревен. Четыре шли на боковые стенки, а пятое, потяжелее, служило гнетом. При установке ловушки бревно-гнет подымали кверху. Оно удерживалось навесу с помощью оленьих жил, деревянной лопаточки (сторожка) и палочки (насторожки). Устройство капканов, выработанное вековым опытом охотников, было просто и надежно. Привлеченный приманкой, песец входил в пасть ловушки. Задевая протянутую поперек жилу, он сдергивал с зарубки насторожку; насторожка освобождала соединенный с гнетом сторожок - и пасть закрывалась. Так же действуют кирпичные ловушки для птиц. В толстом бревне-гнете Федор вырубал корытце. Падая, бревно накрывало зверька со всех сторон, сохраняя его от других хищников. Ваня, как всегда, не отходил от взрослых. Он то помогал Степану поворачивать тяжелый гнет, то вертелся около отца, допытываясь, как действует насторожка. - А как мы отыщем пасть, ежели ее снегом заметет? Зимой-то сугробы во какие набивают, - поднимал мальчик руки выше головы. - Найдем места повыше да жерди около поставим. Они нам дорогу укажут. А на мою долю тоже пасти поставите? - не унимался Ваня. - Рано тебе, Ванюха, свою долю в промыслах иметь, пока в подручных походи. Постройка ловушек отняла все время до середины октября.