- Мало несут! - Казбек зло бросил шприц.
      В ближних клетках поднялись испуганные мордочки.
      - Не то, что надо, берут! Почему так?
      Старичок пожевал беззубыми деснами и, ничего не ответив, снова зачерпнул ложкой из миски.
      - Плохая твоя инструкция! - Казбек повернулся прямо к нему. - Зачем кормлю тебя?
      - Так ведь это... попробуй им объясни, чего тебе надо... - Старичок вздохнул.
      - Зачем объяснять?! - вспылил Казбек. - Пальцем покажи - вот это и вот это неси, да?
      Старичок беззлобно рассмеялся:
      - Кому показать? Крысам? Им оно без надобности. Они каждый день такое видят...
      - Видят - зачем не несут?!
      - Кабы знать...
      Старичок отломил краюху хлеба и, тяжело поднявшись из-за стола, двинулся вдоль ряда клеток, кроша помаленьку. В клетках завозились.
      - ...Отсоединить, поди, не могут. Не умеют ток отключить. Может, травят их там, может, ловят. У крысы ж не спросишь...
      - Алкашей своих конченых учи! За что я им деньги плачу?!
      Старичок задумчиво покопался в бороде, выбирая крошки.
      - Бонжа учить бесполезно, - сказал он веско. - Бонж и так - либо электрик, либо механик бывший, а то и вовсе ученый какой-нибудь...
      - Но-но! - прикрикнул Казбек. - Ты про ученых - молчи! Ты про нас ничего понимать не можешь!
      - Да я разве про вас? - Старик махнул рукой. - Что вы! И в мыслях не было! - Искоса блеснул голубым ребячьим глазом. - По ученой-то части вам, конечно, виднее. А мне, дурню, откуда знать, как оно там выходит? Объясняю вроде бонжам, да разговариваю-то с крысами! А крысам об непонятном - только слова на ветер бросать, не поймут.
      - Значит, бомжи твои тупые, хуже баранов! - ругался Казбек. - Грязь, а не люди! Других надо!
      - Люди все одинаковые, - сказал вдруг кто-то за спиной Казбека.
      Шприцы и пробирки полетели на пол - Казбек, поворачиваясь, задел стол.
      - Кто тут?!
      В темном углу вивария тускло мигнули два желтых огонька.
      - Сты... Стылый? - Казбек покашлял, прогоняя внезапную сиплость. - Ты чего здесь?
      Из темноты надвинулась совсем уж угольно-черная фигура. На самом деле Стылый по-прежнему сидел на вертящемся лабораторном стуле, опершись подбородком о высокую спинку, но теперь, будто по собственному желанию, стал различим в полумраке.
      - Проведать зашел, - пророкотал неулыбчивый голос. - За науку поболтать... с глазу на глаз.
      Казбек поспешно кивнул.
      - Понял тебя, уважаемый!
      Он обернулся к старичку:
      - Иди, отец, принеси нам...
      И замолк. Никакого старичка у стола не было. Он исчез неизвестно когда, не шаркнув развалившимися ботами, не скрипнув рассохшейся дверью вивария, и это было необъяснимо. Казбек даже наклонился чуть-чуть, чтобы заглянуть под стол.
      - Не отвлекайся, - толкнул его голос Стылого. - У меня мало времени. Рассказывай.
      - Что там рассказывать... - буркнул Казбек, неуютно передернув плечами. - Объяснять очень трудно. Слова надо специальные. Научные, эти, как их...
      - Термины, - подсказал гость.
      - Да. В общем, я тут исследования делаю... И еще эксперименты.
      - С этими? - Стылый встал и прошелся мимо притихших клеток.
      - Экспериментальный материял, - гордо сказал Казбек.
      Стылый с костяным треском провел пальцем по прутьям клетки. Крысы в панике метнулись из одного угла в другой.
      - Хороший материал, - усмехнулся гость. - Кормленый. А где остальной?
      - Какой - остальной? - не понял Казбек.
      - Люди.
      Стылый смотрел в упор, и от этого взгляда Казбек почему-то чувствовал себя виноватым.
      - Да разве это люди... - замялся он.
      - Ты брось, брось! - Гость погрозил пальцем. - Плохих людей не бывает.
      - Ха! Не бывает! - Казбек горько рассмеялся. - Бараны, честное слово! Учишь их, учишь - ничего не понимают!
      - Это все от жадности...
      - Правильно! И я так думаю! - Казбек радостно закивал.
      - От твоей, - остановил его гость.
      - Ара, зачем так говоришь?! Мало я денег им раздал, конченым?!
      - Что деньги! - Стылый глядел сурово. - Они жизнь свою тебе отдают! А ты ее - крысам...
      - А что, неправильно? - Казбек беспокойно вглядывался в лицо гостя. Ты же сам сказал: "Пусть так и будет"!
      - Правильно, все правильно. - Стылый отшвырнул ногой рассыпавшиеся инструменты и присел на край стола. - Но, забирая одну жизнь, дай взамен другую...
      Казбек надолго задумался.
      - Погоди, уважаемый... Ты что предлагаешь? От крыс брать - и обратно людям колоть?! На кой черт это надо?!
      - А ты попробуй. Вреда не будет.
      - Как не будет?! Думаешь, им не больно?!
      - Ишь ты, - гость сверкнул глазами, - жалостливый... Ничего, потерпят. Больнее, чем теперь, все равно уж некуда...
      - А мне какая от этого польза? - упорствовал Казбек. - Расходы одни!
      Стылый, выбросив указательный палец, как лезвие складного ножа, ткнул в сторону клеток.
      - А ты разве не хочешь узнать, что с ними происходит по ту сторону?
      - По ту сторону - чего?
      - Пирога с повидлом...
      Когда я сообразил, куда он нас завел, меня чуть родимчик не хватил. Плетюне шепчу:
      - Нет, ты понял?!
      А он, простодырый, только ушами хлопает:
      - А чего? А где?
      - Смотри, - говорю, - куда нас твой умник тащит!
      - Какой умник? - Плетюня тупит.
      - Следопут ваш хваленый! Он же прямиком в пустые холмы ведет!
      - Да ну тебя! - Плетюня и морду отворотил. - Как чего брякнешь, так противно слушать!
      - Разговорчики в строю! - Командир сзади кусается. - Не растягиваться! Шире шаг!
      Ему лишь бы покомандовать. Шире да шире. Порвут пополам, так шире некуда будет. Докомандуешься...
      Сам, поди, и не знает, куда идем. А я в этом деле кое-что соображаю. Дырявая башня справа осталась - там, где большая гарь. Гарь мы кругом обошли, чтобы на голое место не выходить. А теперь Следопут опять резко влево взял. Значит, пустые холмы прямо перед нами. Просто к ним с этой стороны еще никто не подходил. Да и с других-то сторон всего пару раз совались, и никогда это добром не кончалось. Сколько легенд про здешние места рассказывают - одна другой страшнее! Да что легенды! Тому, кто памяти покойницкой отведал, и легенды не нужны! Они такое про пустые холмы знают, что их сюда и раздоркой не загонишь! А этот прет напролом, и все ему поровну. Характер такой дурацкий - никого не слушает, никому не верит, командиров в грош не ставит, вечно с ними цапается. Может, это оттого, что спину ему колют чаще, чем нам, не только перед походом, но и после. От такой жизни сам себя возненавидишь, не то что командира. Командиры, они тоже разные попадаются. Иной бывает тупой, как баран, если не хуже. Спроси его, кто такие бараны, - умрет, не вспомнит. А гонору - вагон. Нынешний наш отрядный, по кличке Утюг, тоже поначалу хвост на Следопута задирал. Но как в пирог с повидлом залезли, тот ему быстро показал, кто здесь главный. Три крысоловки обошел и отряд провел без единой потери. В четвертую, уж видно, специально щепку сунул, чтоб не думали, что каждый тут может ходить взад-вперед. Как хряснули зубы об зубы - щепка пополам, командир залег, мы чуть в бега не ударили, аж духом скверным от кого-то потянуло. А Следопут посмеивается.
      - Что, - говорит, - обделались? Не дрищите, они больше не укусят!
      И дальше пошел.
      Нет, моя бы воля была, я бы с таким водилой шагу на территорию не ступил! Он хоть ловушки все знает, да заведет в конце концов куда-нибудь похуже крысоловки...
      - О! А чего это там? - Плетюня меня в бок толкает. Вижу - впереди поднимается над травой остроконечная макушка. Чуть подальше - вторая. Ну так я и знал! Пустые холмы! Чтоб мне самому пусто было, если не они!
      Тут и до командира, Утюга нашего, начало доходить.
      - Так, - говорит, - это у нас что? - А сам нагоняет быстро Следопута. - Это же вон что! Как оно... запамятовал...
      - Склады.
      От Следопута разговора доброго не дождешься. Буркнул одно слово, и дальше.
      - Ну, правильно... Погоди. Что еще за... - Командир скачками за ним. Я слова-то этого не знаю! Нет такого места на территории!
      - Почему нет? - Следопут ему, так лениво. - Вот оно. Только у вас по-другому называется.
      - У кого это - у нас?!
      - У крыс. Вы по глупости склады зовете пустыми холмами. Тут весь отряд как по команде встал. Замерли, дышать боимся. Кое-как Утюг насмелился и просипел:
      - Ты издеваешься, что ли?! Куда завел, гад?!
      - Пока никуда, - посмеивается. - Но лучше бы нам куда-нибудь зайти, на месте не стоять. А то неровен час...
      Бойцы давай занимать круговую, молятся потихоньку, кто как умеет.
      - Ты, сволочь, на съедение нас сюда заманил! - Отрядный ревет. - У меня приказ совсем другой был!
      Но Следопуту на его приказы чихать с дырявой башни.
      - Приказ у всех один, - говорит. - Добычу принести. Хочешь домой пустым вернуться - уходи.
      По ушам видно - многие прислушиваются, хоть зуб на зуб ни у кого не попадает от страха, по себе могу сказать. Он тогда громче, чтоб все слышали:
      - Сейчас у собак обед. Кто не собирается на полдник оставаться - за мной бегом марш!
      И потрусил себе дальше. Вроде ни одного слова понятного не сказал, а пробрало. Рванули мы за ним все как один. И Утюг бежит, подгоняет еще:
      - Не растягиваться!
      Кто такие эти собаки, что за обед у них и что за полдник - не знаю. Да, может, оно и к лучшему. Бежим себе. Пустые холмы впереди все выше и выше поднимаются. То есть не холмы, а, выходит, склады. И совсем даже, может оказаться, не пустые. Самый ближний - ох здоровенный, на четыре угла, с отвесными стенами - ну точь-в-точь такой, как про них врут...
      Бежим прямо на стену. Вся она белая, только кусок серый, чем-то он не такой, как остальная стена.
      - Соображаешь, Плетюня? - толкаю на ходу балбеса, напарника своего.
      - Чего? - пыхтит, булками работает, толстомясый.
      - В стене-то!
      - Ну? Чего в стене?
      - Чего-чего! Корм ты кошачий! Не видишь - дверь!
      - Какая такая дверь?
      - Эх, обалдуй! Сколько колешься - дверей не знаешь!
      - Да ну тебя! - Плетюня отмахивается. - Потом поговорим!
      Да чего уж тут говорить, когда и так все понятно. Следопут прямо к двери нас и вывел. Неужто открыть собирается?! Вот это был бы номер! Никому из бойцов самому открыть дверь не удавалось, штука эта особенная, хитрая. То она - стена стеной, а то вдруг раз - и лаз. Неподатливая уму вещь!
      Но Следопут, он не из нашей шкуры сшит. Ему, поди, и дверь не в диковинку. Подошел, понюхал, когтем колупнул...
      - А ну, навались! - говорит.
      Ну, мы и уперлись всем отрядом, иные просто в стену, но этих Следопут обругал, переставил к двери, дал команду. Надавили дружно. Следопут сзади стоит, сам не толкает. Потом вдруг - скок Плетюне на спину, а оттуда - еще выше, до блестящей какой-то ерундовины, что из двери торчит. Я даже подумал, может, добыча такая? Чего он в нее вцепился, как в родную? И тут мы все повалились, потому что дверь-то поехала! Только что ни щелки не было, и вдруг - готовый лаз прямо туда - в склад. А оттуда кисленьким так и тянет - добыча промасленная лежит, нас дожидается!
      Ай да Следопут! Вот это голова! Такую бы голову - да на всех поделить, хоть по кусочку каждому бойцу отведать!
      Ломанулись мы в щель - прямо давку устроили, и впереди всех - Утюг. Следопут на землю соскочил, предупреждает
      - Эй, полегче там! Под ноги смотреть, рты не разевать! Тут ведь тоже зубы встречаются...
      Какие там зубы! Мы как на склад влетели, так прямо растерялись. Глаза в разные стороны, честное слово! Вот это добыча! Без конца и без края. Взрослая кольцами свернулась плотно, и кольца лежат - до потолка. Молодая короткими хвостами, тонкой пластиной, крючком, всякой загогулиной - на полстены куча! Самая жирная, в мягкой шкуре, на толстые бревна намотана, и тоже - несметно. А помимо того, еще какая-то особая, упрятанная в бумагу, в дерево, в жеваную труху, но по кислому духу все равно ясно - она, добыча! Кругом - добыча!
      Эх, как пошли мы нагружаться да обматываться! Тут уж нас Следопут не учи! Длинную тянем, на нее короткие цепляем, так чтоб только еле-еле волочь. Да поперек еще - плоских с дырками, а на них уж - каких попало, внасыпуху.
      - Хватит! - Следопут орет. - Пора возвращаться! Завтра опять придем!
      Ну, смешной! Завтра! Завтра еще будем живы или нет, а добыча - вот она, сегодня! И пока мы ее с места сдвинуть можем - будем нагружать! Вот как не сможем, тогда ладно. Один, последний, хвостик скинем. Хотя вряд ли...
      Уж Следопут и уговаривал, и дрался, и на командира кричал - ничего сделать не мог. То-то, брат! Это тебе не двери открывать. Нет такой силы, что бойца от добычи оторвет!
      Наконец тронулись, медленно, но со всей красотой. Ползет куча, а нас из-под нее почти и не видно. Дверь пришлось настежь распахнуть, и то еле протиснулись. Наконец выползли на голое место. Через травы ломиться нечего и думать, двинули проплешинами в сторону большой гари, к дырявой башне. А чего стесняться? Мы тут хозяева теперь! Добычи сколько хотим, столько и волокем. Гарь, и та - наших ребят работа, Смурняга с Клюквой ее устроили, когда с дырявой башни добычу рвали. Да куда ни глянь - везде все теперь наше!..
      Вот тут-то он и появился. Вымахнул на пригорок прямо перед нами будто из моего же сна выскочил, из старой покойницкой памяти, - в общем, сразу я его узнал. Ловкий, глаза озорные, а сам при этом - огромный, аж тошно, и зубы такие, что тоска. И сразу понятно, что бежать бесполезно. Все, отбегались.
      - Дождались, сволочи! - Следопут хрипит. - Бросай все - и врассыпную!
      Глупый он все-таки, хоть и колотый. Ну сколько можно объяснять, что бойцы добычу не бросают? А если который и бросит, так недолго после того проживет. Свои же и прикончат. Не для того мы такую муку перед походом принимаем, чтобы взять и все бросить. Наоборот, вцепись в нее всеми зубами и когтями - может, и не оторвут...
      Только зверь отрывать никого и не стал. Подскочил к командиру да голову ему и скусил. Напрочь! Только хрустнуло. И сразу - дальше. Утюг еще лапами загребает, а этот уже возле следующего бойца. Хвать поперек загривка - готов! Следующая - Плетюнина задница из-под кучи торчит, а там и до меня очередь дойдет. Я уж и глаза закрыл, готовлюсь.
      И вдруг - что такое? Слышу опять Следопутов голос, но уже совсем с другой стороны. Да неужто он бросил-таки добычу?! Не может того быть! У меня даже глаз сам собою раскрылся. Вижу, и точно, Следопут от нашей кучи черт-те где. Но не удирает, а, наоборот, забежал к чудищу сзади и кричит, шипит, плюется! На себя отвлекает. Зверь поначалу только фыркнул - погоди, мол, и до тебя очередь дойдет, - но на Следопута не бросился. Зачем, когда вот они, Плетюнины окорока, прямо у него под носом? Да неправильно он рассчитал. Только хотел окорочка отведать, как Следопут подбежал сзади и за его собственный окорочок - цап! Визгу такого я отродясь не слыхал. Рванулось чудище, чуть всю добычу нам не разметало, крутанулось на месте и за Следопутом. Да тот, не будь дурак, давно уже удирает, без выдумок, без зигзагов, а держит прямиком на клетку. Ага. Вылитая клетка стоит посреди поля, совсем как дома у нас, только здоровенная и без верха. А внутри у нее - ну почти как в пустом холме - добыча на добыче! Но не кучей, не как попало, а вся друг с другом сцеплена, скреплена, хвосты от нее тянутся во все стороны, на ветру посвистывают.
      Следопут, видно, давно в этой клетке дыру углядел, кинулся прямо к ней, юрк - и внутри! Зверь на прутья налетел, но не пробил - сам чуть не убился. Зарычал свирепо, давай землю под прутьями рыть.
      Мы стоим, смотрим. А что делать? Далеко с добычей не уйдешь, да и носильщиков меньше стало. Слава Богу, зверь на нас - никакого внимания, роет, только камни летят. Следопуту тоже деваться некуда. Сидит в клетке, ждет. Ну и дождался.
      Зверь даром что здоровый, а порыл-порыл, втиснулся под прутья и, глядим, голова уж в клетке! Уперся, рванулся - и весь там! Беда Следопуту! Сам себя в крысоловку загнал. Тут бы ему надо по клетке побегать, зверя закружить да в ту же дыру и выскочить, а он, бедолага, с испугу сплоховал, полез чего-то наверх, прямо по добыче, с ветки на ветку, со ступеньки на ступеньку. Да разве от такого убежишь! Следопут со ступеньки на ступеньку прыгает, а зверь - сразу через три. Добро еще, понапутано там из добычных пластин, крючков да хвостов - прямо заросли. Нам отсюда как следует не разобрать, но видно, что несподручно здоровенному чудищу по этакой путанице Следопута гнать. Однако и не отстает.
      Следопут со страху уж на самые хвосты забрался, думал, там его зверю не достать, да просчитался. В три прыжка влетело чудище на самый верх и, по хвостам шагая, - прямо к нему, теснит в самый угол. Тут уж нам очень хорошо все видно - забрались высоко, как напоказ. Жмется боец к решетке, на нас оглядывается. Ну и мы смотрим. Без командира остались, сейчас и проводника прикончат...
      Зверь, кажется, и не спешит, выбирает, как половчее его ухватить. Пасть разинул, зубищи наружу выставил и - шажок за шажком - все ближе...
      А что дальше произошло, я вам и не скажу - не разглядел. Следопут метнулся, будто от отчаяния, да, оказалось, неспроста. Ухватил он какую-то блестящую загогулину вроде той, что на двери, и - дерг! А от нее - искры! Как загудело в клетке, хвосты разом дрогнули, зашелестели меж собой, и не знаю отчего, но зверь вдруг тявкнул жалобно, заскулил, задергался, как в спину уколотый, а потом голоса у него совсем не стало. Так молча и околел.
      Мы из-под кучи своей повылазили, глазам поверить не можем: добыча убила своего же сторожа! А Следопута - главного на свете вора - пощадила! Это как же понимать? Выходит, и впрямь мы здесь законные хозяева? Раз добыча сама в руки просится и не зверюге охранному помогает, а нашему бойцу-добытчику? Вон он, из клетки выбирается, гордый, как сто отрядных командиров. К нам идет ленивой походочкой, и морда сонная, будто все ему нипочем и раз плюнуть.
      Окружили мы его, в бока пихаем, молодец, дескать, этакое страшилище уконтрапупил!
      - Ладно, чего там! - Следопут отмахивается. - Пошли скорей отсюда, пока другие не вернулись...
      - Нет, погоди, - Плетюня ему в ответ, - тут одно маленькое дельце осталось...
      Все обступили Следопута еще плотнее, слушают, что Плетюня говорить будет. Смотри-ка ты! Увалень-увалень, а тут Разговорился что твой командир!
      - Это, - говорит, - хорошо, Следопут, что ты зверя победил. А что в пустые холмы нас привел, так просто замечательно. Мы этого теперь никогда не забудем.
      - Ну? - Следопут ничего не понимает, смотрит на каждого по очереди.
      Не догадался еще, хоть и умный.
      - А вот то, что ты добычу бросил, - Плетюня неторопливо объясняет, это очень плохо.
      Дошло наконец до Следопута, заметался.
      - Да вы что, ребята?! Вот же она, добыча! Целехонька! Я же спас ее! И вас всех от собаки спас! Разве непонятно?!
      Плетюня ко мне поворачивается.
      - Чего он раскричался?
      - Уговаривает простить.
      - Как это так - простить? - Плетюня удивляется.
      - Ну, подумайте! - Следопут втолковывает, мечется с одного к другому. - Ну, напрягите мозги свои мышиные! Если бы я за добычу, как все, держался, что с нами было бы?! Кто бы добычу домой потащил, если бы всех вас тут передавили, как кур? Кто?!
      - Ты, Следопут, не мудри! - Плетюня спокойно отвечает. - Мы тебе про одно, а ты нам про кур! Закон простой добычу не бросать. А там уж как Бог даст...
      Он оглядел отряд.
      - Что решим, братцы? Мне одному вскрывать или кто поможет?
      Ну, я и помог...
      Плохо спать стал. Всю ночь ворочаюсь. И выпивка не помогает, только хуже от нее. Тошнит, а не забирает, и во рту горечь. То ли уж специально такую гонят, чтоб и последнюю радость у нашего брата отнять? Глотнул да срубился - вот все счастье бомжево. Нет, мешает оно кому-то! Не спи, калечный, мучайся, каждую секундочку этой жизни сволочной разжуй да проглоти! Намаешься так за ночь, под утро только прикемаришь чуть-чуть тут другая беда. Сны наваливаются. И всегда одни и те же. Куда-то ползу я через подземные ходы, через травы высоченные, пробираюсь под железными конструкциями, каких сроду не видано было, и носом, на нюх, ищу ее добычу.
      Чертов старичок! Все уши своей добычей прожужжал, снится она уже! Но началось это не так давно, с тех пор, как Казбек стал по два укола засандаливать. Рвет из спины свою вытяжку, а потом через ту же иглу что-то обратно закачивает. Возможное ли дело - такую муку пережить? Вот и не выдерживает человек - с ума сходит. Если бы я один такой был, так сомневался бы еще насчет уколов. А то ведь всех наших колбасит, как порченых! Злые стали, наглые. Нинка Костяну зубами в горло вцепилась, чуть до смерти не загрызла - еле отняли. Это что же такое с людьми делается?!
      ...И опять верчусь, не могу пятый угол найти. На спине совсем спать разучился, тянет все время клубком свернуться и ноги к носу подтянуть. Да тут еще зуд этот! Раньше, бывало, заведется по летнему времени какая-нибудь живность в волосьях, чешется помаленьку до холодов, а зимой ей другая на смену приходит - еще спокойней. А теперь не так. Крупно зудит, без отдыха. И больше всего - в руках и в ногах, в самых пальцах. Я поначалу струхнул, думал, не гангрена ли после тех заморозков, а теперь понял, в чем дело. Когти у меня растут. Да такие прут твердые, неломкие, острые и с загибом. Подобрал этой весной ботинки в лесопарке - почти новые, крепкие, думал, износу не будет. Куда там! Вдрызг! И во все дыры когти торчат. Да разве в одних когтях дело? Я вон вчера сунулся в гастроном, чего-то все ларьки закрыты были, так мент у дверей аж позеленел, как меня увидел, и ни слова не говоря - за кобуру. Видно, совсем я засинячил, на человека стал не похож. Ну и хрен с ним! В гастроном больше не хожу. Не то чтобы я мента боялся, нет. Вовсе даже наоборот. Достань он тогда пистолет, вряд ли успел бы выстрелить.
      Вот это меня больше всего и пугает. С каких это пор я опасным стал?! Может, с голодухи такая злость? Что-то уж больно несытные времена пришли. Возле столовской помойки что ни день - драки. Хотя вываливают вроде и не меньше, чем раньше. Много ли той еды нашему брату надо было? Поклевал корочку, чтоб не пить без закуски, - и ладно. Не зря ж говорят: алкаш спиртом сыт и спиртом сс...т. А тут - с холодами, что ли? - какая-то прямо прожорливость напала. Ешь, ешь - и все мало...
      Ох, заботы, заботы! Никак не уснуть от них... Лежишь, глазами лупаешь. Вдалеке собака прошла. Не слышу, не чую, а знаю, что прошла. Тоже вот, недавно у меня такая особенность появилась. От бессонницы, наверное...
      А жалко, что убежала собачка... Неплохо было бы заморить червячка. В последнее время совсем мало бродячих псов стало, всех поели. А раньше чего-то брезговали или боялись их - голов по пятнадцать - двадцать стаи ходили и кормились же чем-то! Да и то рассудить, лесопарк - не тайга. Здесь кафушка, там - ларек, жарят, варят, дым коромыслом, объедков - вагон. Отчего теперь голодаем - ума не приложу!
      Заботы, заботы! Охо-хо... Сейчас бы засадить стакан, как в бывалое-то время, и отплыть до утра во тьму сиреневую...
      И вдруг - мороз по спине! Я аж вскрикнул и сам себе рот зажал. Понимаю - рядом кто-то есть. Вот тут, за жестью моей ржавой, стоит и прямо сквозь нее на меня смотрит. И видит! Как же я шагов не услышал?! Запаха не почуял, при нынешнем-то моем чутье?! Кто ж там такой? Может, тот самый пес, что стороной прошел недавно? Да не подобраться ко мне простому псу! А если он не простой? Господи, чего ж ему надо возле ямы моей? Лежу, никого не трогаю... Может, заорать? Ругнуться на него матерно? Набираю воздуху побольше и... нет, не могу. Страшно! Это ж кому расскажи - не поверят: бомжу по ночам страшно! Чего бояться-то, верно? Все равно подыхать! А вот поди ж ты! Подыхать не боюсь. Боюсь идти. А идти придется, потому что он ждет...
      Завозился я, завертелся и медленно, ногами вперед, из хибары полез. Почему ногами? Мудрено объяснить... Ну не могу я башку высунуть и посмотреть, кто пришел! Хоть ты убей меня - не могу! И на месте сидеть нельзя, я ж чую - он ждет! Пячусь раком ни жив ни мертв и глаза закрыл. Делайте со мной что хотите! Сдаюсь!
      Вылез целиком - ничего. Глаза по одному размежил осторожно, влево-вправо зырк! Никого. Мать Пресвятая Богородица! Неужто померещилось?! Огляделся, прислушался - все спокойно. Вдалеке дискотека бухает, будто сваю в землю забивает, а над пустырем звезды низенько висят... Надо же! Сколько лет уж не замечал никаких звезд, а тут разглядел! Какие же яркие сегодня! Особенно вон те две, над самым горизонтом...
      Мигнули две звездочки голодно - и прямо ко мне. Смотрю - проступает в темноте остроухая голова, разевает пасть. а в пасти - кровавый отсвет, будто клык блеснул. Я попятился, запнулся, чуть не упал, но тут наваждение развеялось Вижу - никакой волчьей головы, человек как человек, только воротник поднял и край воротника из-за головы торчит, как ухо. Пасть кровавая не сверкает - папироску он курит, огонек то ярче горит, то притухает малость. И нисколько он ко мне не приближается - на пригорке сидит, в двух шагах от хибары. Просто раньше я его не замечал. Пока он сам не захотел заметным стать. А такое умеет на всем свете только один человек.
      - Стылый, ты? - спрашиваю.
      Огонек папироски наливается жаром.
      - Холода идут, - слышится голос. - Звезды-то как разгорелись! К заморозкам, не иначе...
      - Зачем я тебе опять понадобился?!
      - Почему именно ты? Вы мне все надобны...
      - Да с меня-то какая польза?! Видишь - подыхаю!
      Огонек улетел в траву, но лицо Стылого так и маячит в багровом отсвете.
      - А ты хитер, - усмехается. - Вот как затеял договорчик обойти! Дескать, кто алкашу бездомному поверит? Мели, чего хочешь! Вреда не будет.
      - О чем это ты? Не пойму...
      - О чем! О нашем договоре. Где твои блестящие статьи? Где наша, в соавторстве написанная, теория многомерной общности? Почему я должен торчать на этой свалке? Я хочу на международный конгресс!
      И тут я улыбаюсь всем щербатым своим отверстием. На конгресс ему! Обойдесся. Бутылки вон собирай, дьявол хренов...
      Стылый смотрит на меня с нехорошим прищуром.
      - Сообразил, значит? Ну как же, смышленый... Правильно. Сила моя - в вере. И пока в меня верят только пара оборванцев да старушка на скамейке, никак мне не разгуляться...
      Разоткровенничался наконец. Видали мы твою откровенность!
      - Что-то больно мудреное говоришь. - руками развожу. - Прости, не понять мне. Пропил все понятие...
      - Ну да, ну да. - кивает. - Совсем, значит, простой стал, как три рубля. Формулы забыл, работы свои забыл, читать-писать разучился...
      - И не говори! - слезу утираю. - Был человек - и нету...
      - Ах, ах! - головой качает. - Что ж я, неразумный, наделал! Какого ценного работника упустил! Доктора наук! Да если бы он только статейку тиснул: "Миром правит Стылый Дьявол", все бы сейчас же в меня уверовали, и силы мои утысячерились бы! Так?
      Пожимаю плечами.
      - Тебе видней.
      - Ну еще бы не так! Доктору-то каждый поверит! А деваться ему некуда, потому что сынок его любимый жив и обратно на иглу не садится лишь при одном условии...
      - Я свою часть договора выполняю!
      - Об чем разговор! Конечно, выполняешь! На каждом углу трындишь о темных силах!.. И меньше всего хочешь, чтобы тебе поверили!
      - Такого пункта в договоре нет!
      Достал он меня уже своими подначками. Добро бы этот разговор у нас был первый. Каждый раз одно и то же! Да, я обманул его. Кинул, как теперь говорят. Я сумел стать ненужным, совершенно бесполезным для него, не нарушая договора. У него нет формального повода мстить мне и моему сыну. И он не мстит. Видно, и впрямь дьявол не всесилен, пока в него не верит подавляющее большинство людей. Он заманивает нас поодиночке, чтобы мы заманивали других. Но я не хочу быть вербовщиком Стылого, я знаю, чем это кончится. И я нашел способ. Впрочем, его многие нашли - те, кто неожиданно бросил науку, литературу, всякие там кисти, ноты, просто любимое дело и спился, скололся, торопливо прикончил сам себя, чтобы не служить вот этому, сидящему на кочке. Миша, например. Земля ему пухом...
      - Объегорили, - вздыхает Стылый. - Из-за вас, алкашей, и я должен по помойкам шататься...
      Глаза его вдруг снова разгораются желтыми звездами.
      - Только смотрите, убогие, как бы вам самих себя не перехитрить! Вы все думаете, что можете распоряжаться собой. Захотел - продал душу, захотел - пропил. Наивные! Так никогда не бывает!
      - А как бывает?
      Очень он мне надоел. Выпить бы чего-нибудь... Я представил, как присасываюсь к пахучему горлышку семьдесят второго портвешка... и меня тяжко вырвало прямо на драные мои ботинки. Дожил, блин!
      - Вот так и бывает, - кивнул Стылый. - Пьет человек, пьет, а потом раз - и перестает... быть человеком. И что это за новый зверь такой, о чем думает, кто у него хозяин - пойди узнай...
      Меня передернуло. Не так от страха, как от холода. На что-то намекает, гад, а на что - не пойму... Отвязался бы уже, что ли, пустил душу на покаяние...
      - Сегодня мы беседуем в последний раз, - вдруг сказал он и, заметив мою тревогу, добавил: - Не беспокойся, договор остается в силе. А про темные силы можешь больше не врать...
      Я смотрю на него во все глаза. Что он еще задумал? Стылый наклоняется ко мне, говорит, понизив голос:
      - На прощание хочу открыть тебе маленький секрет: не бомжи и не доктора наук заставляют людей поверить в Дьявола. Это может сделать только один-единственный специалист. Страх.
      - Чей страх?
      - Не важно чей. Любой человек, когда ему страшно, принадлежит не себе, а мне. Когда страшно всем - мне принадлежит мир.
      Больше я терпеть не мог. Замерз так, что злость взяла.
      - Извиняюсь, конечно, Стылый, но тут ты просчитался. Ни черта мы уже не боимся! За всех людей говорить не стану, а наших, лесопарковских, ничем тебе не пронять! Сам не видишь, что ли? Чуть что не по нам - сразу зубами в глотку...