-- А и ходим. Тебе-то что, висельник?
      -- Не можете, значит, без пастыря... Стадо вы! Бросьте детей и шелуху от семечек! Идите сюда! Сейчас я прочитаю вам древесную проповедь...
      Но в этот момент зазвонил долгожданный для ворон колокольчик мусорной машины. Старухи, подавшиеся было к дереву, на котором висел Сусанин, убежали в дом.
      -- Антонина, чумовоз едет! -- закричал Сусанин. -- Беги за ведром.
      -- Твоя очередь помойку выносить.
      -- Ты же видишь, что я не могу!
      -- И я не могу. Я расстроена твоим разговором с Марией Хуановной. Из-за тебя мама всыплет мне. Вот пусть и тебе попадет...
      Помоечную машину, притормозившую у подъезда, накрыла туча ворон, словно брошенной шапкой, и облепила толпа жильцов, как кумира. Захлопали черные крылья, зашлись в аплодисменте руки, застонало железное чрево от мусорного напора. Ворон размером с тумбочку вырвал у Столика пластиковое ведро и утащил на крышу бойлерной, как сына капитана Гранта. Перекрывай карканье, старушечий визг и матерные всхлипы подростков, орал с дерева Сусанин:
      -- Пусть! Зарастем в грязи по уши! Будешь жить на помойке, Антонина! Ты мне -- не дочь!
      -- А ты мне -- не отец!-- надрывалась ответным воплем Антонина. -- Я вообще от вас скоро уйду в подворотню!
      Адам опустил голову на грудь и загрустил. Но когда машина отъехала, он опять оживился и стал скликать старух и соседей:
      -- Эй, вы, скинувшие помоечный балласт! Идите ко мне! Я промою ваши мозги стиральным порошком своих фантазий! Я превращу вашу жизнь в мечту! В сказку, которую вы сами для себя придумаете, если сможете! Слушайте притчу, фаршированную картошкой:
      Некто вскопал по весне огород, засеял и сел на завалинку ждать урожая. И пришел к Некту сосед и сказал: "Не получишь плодов от земли твоей, ибо семя твое гнилое. Вот, бери мое". И взял по осени сосед сам-пятьдесят, а Некто -- сам-сто, ибо удобрил чужой всход своим гнилым семенем. Так и вы, люди, должны посеять в своих заплесневевших душах семена моих фантазий.
      Слушайте дальше:
      Новый Завет устарел: души людей очерствели и прогоркли. Хлеб Христов покрылся плесенью, вино стало уксусом...
      -- Это чем же он устарел, богохульник? -- спросила Сусанина бабка.
      -- Ну вот, -- расстроился Адам, -- мне уже расхотелось беседовать языком пророка. Придется разжевывать все, как лектору в сельском клубе.
      Представьте райконтору с двумя начальниками -- Разгуляевым и Влюбчивым. Для первого полунищие сослуживцы ежемесячно скидываются, дабы Разгуляев мог оплатить свои долги. Другой же начальник обещает погасить из директорского фонда грехи подчиненных и долги Разгуляева (если тот даст слово, что исправится) и даже издалека показывает пачки денег, которые он приготовил для расплаты. Влюбчивый олицетворяет собой религию, Разгуляев -государство, а вы олицетворяете сослуживцев-подчиненных... Правда, изредка (обычно в день зарплаты) вы бунтуете. Тогда на пенсию уводят Разгуляева и приводят молодого Прокутчикова, тогда на заслуженный отдых уходит утомившийся от обещаний Влюбчивый и приходит полный сил Посулькин, тогда вы ликуете, не думая о скорых разочарованиях. И так -- испокон веков, пока не появился я с книгой новых рецептов под мышкой. Я не собираюсь обмениваться бесполезными начальниками, но всех осчастливлю. Поэтому вы, стоящие подо мной с пустыми ведрами, и вы, прячущиеся за шторами, внимайте ушами и носом, глазами и сердцем: я дам вам Новейший Завет!..
      Ван дер Югин, наконец, сделал лестницу и застучал по дереву долотом...
      -- Какие вы отсюда мелкие! Соплей всех перешибешь! -- сказал ван дер Югин.
      -- Войдет ли слово мое в такую мелюзгу? -- спросил Сусанин, дергая ногой.
      -- Дурдом по тебе плачет, черняк ты этакий! -- закричала Сусанину бабка. -- Это ж надо, товарки! Умней Бога себя возомнил!
      -- Поквакал -- и в тину! -- сказал из-за спины бабки внук. -- Погавкал -- и в будку! Покрякал -- и в воду! Похрюкал и -- и в свинарник! Помычал... -- И получил от кого-то затрещину.
      -- Пусть говорит! -- сказали из толпы. -- Не один хрен -- телевизор смотреть или Адам Петровича слушать.
      -- Я начинаю проповедь.
      -- Валяй!
      -- Почему вы должны фантазировать? -- спросил Сусанин.
      -- Не знаем, -- ответили из толпы, -- тебе видней. Ты же пророк.
      -- Мы построили кумиров и перестали уважать себя. Наш коллективизм деградировал в стадность. Мы глумимся над собственной беззащитностью. Все мы -- социально неполноценные и закономерны в постигшем нас убожестве... Итак, говорю вам, мы разделим участь деревьев. В былые времена они жили лесами и рощами, но теперь их рассадили по скверам и паркам. В парке о деревьях печется садовник. Он сажает их грядками, отрубает нижние ветви и укорачивает зарвавшиеся верхушки, он красит стволы белой краской, он превращает деревья в столбы и с опавшими листьями выметает поросль. Работает садовник на свой вкус и лад и посмеивается в душе: знает, что деревья от него не уйдут. Правда, иногда налетает буря, и какой-нибудь отчаявшийся дуб, жертвуя собой, падает на садовника. Дуб распиливают и везут в печку, садовника с Шопеном везут на кладбище, но свято место пусто не бывает. Что остается деревьям?.. Одни фантазии... Но чем же вы, люди, хуже деревьев?! Вот, например, все вы любите иностранные детективы, потому что однажды научились читать, но до сих пор не научились думать. Где же, спрашиваю я, захудалому мирянину из пятой грядки в седьмом ряду взять по детективу на неделю, если тиражируют их так мало, что не каждому смертному и один экземпляр перепадает? Поэтому не гоняйтесь зa ними, не переплачивайте спекулянтам и не клянчите у знакомых. Придумывайте сами! Фантазируйте, и фантазия поможет нам восполнить пробел, который не в состоянии закрасить издательства и типографии страны.
      -- Сам бы взял и выпустил для нас детектив, -- сказали из толпы.
      -- Мне некогда. Я должен как можно быстрей напечатать плакат "Ударным трудом -- вперед и вперед!" -- ответил Сусанин. -- Детектив -- это частный случай. Фантазия даст все, чего у вас нет и никогда не появится. Поэтому фантазируйте, и будете счастливы!
      -- А вот ежели не умеешь фантазировать, -- спросил жилец, -- тогда как посоветуешь?
      -- Учись, -- посоветовал пророк с дерева, -- напрягай голову почаще.
      -- Выходит, Адам Петрович, что с недостатками не бороться надо, а прятаться от них в собственной голове?
      -- Выходит так, -- сказал Сусанин. -- Ведь если ты начнешь борьбу и напишешь сто писем ста организациям, то бумаги в стране совсем не останется, даже газеты выходить перестанут... Реальность страшнее фантазии. Кто же выберет из двух зол самое худшее?
      -- А где же завет твой? -- спросила бабка. -- Что же ты ничего не заповедуешь, пророк?
      -- Вот вам заповедь: "Если тебе набьют чем-нибудь вкусным правую щеку, подставь левую. Но не хватай куски из рук, ибо можешь получить по зубам. Довольствуйся тем, что есть, а остальное бери из фантазий". Хоть и сказано вам было и повторяется ежедневно: "Стремитесь к материальному благополучию!". Ho я говорю: "Почаще читайте Пушкина! Хрусталя в вашей квартире будет меньше, зато в голове прибавится".
      -- А я хрусталь люблю с детства, -- сказал жилец.
      -- Странная любовь, ей-богу, странная, -- сказал Сусанин. -- Всю жизнь вы копите барахло, но даже не пишете завещаний. Вам нечего завещать! А почему бы не коллекционировать фантики от конфет или бутылки с отбитыми горлышками? Микронезийцы, не слышавшие слово "цивилизация", собирали перед своими пальмовыми хижинами камни. У кого было больше камней -- тот и считался всех богаче. Так и вы соревнуетесь в материальном благополучии. И никому из вас не приходит в голову построить из камней дом вместо хижины. Глупые вы поросята! Послушайтесь лучше своего Нуф-Нуфа!
      Чему вы сможете научить своих детей, если целый день сидите у окна и караулите помоечную машину? Что может сказать слепец о фотографии? -- Она тонкая и гладкая. Вот я вы знаете о жизни не больше слепца. Дети просят у вас хлеба, а вы суете им камни... Итак, откройте глаза, выньте затычки из ушей, прочистите нос! И смотрите, слушайте, нюхайте! А иначе исполнится пророчество плотника из Назарета: "Предаст отец сына, и восстанут дети на родителей и умертвят их..." Вы же, чтобы уцелеть, поступите разумно. Зачем вы заставляете ребенка с юных лет создавать собственную материальную базу, не дав растратить с пользой накопленное вами? В результате у маленького труженика нет ни времени, ни сил овладеть духовным наследством. Он берет школьные крупицы, превращая остальное в библиотечную пыль. Вот вы, почитатели хрусталя, и сделайте так, чтобы дети ваши выбрали духовный опыт человечества, истратив на это созданный вами материальный запас, чтобы они имели в сотни раз больше информации, чем вы, чтобы, прокручивая эту информацию, тасуя, перемешивая, фантазируя, они постоянно создавали бы что-нибудь новое. И тогда общество понеслось бы вперед огромными скачками!
      -- А мы все дураки безграмотные?! -- обиделся жилец, и толпа поддержала его шушуканьем.
      -- Вы пользуетесь образованием, когда читаете детективы и ценники в магазине. Каждый из вас похож на магнитофон, в который вставили кассету с записью текста, как этот магнитофон усовершенствовать. Он прокрутит кассету хоть тысячу раз, но ни один винт в нем не сдвинется с места. Вот и с вами точно так же. Все вы кондовые дураки, которые не могут совершенствовать сами себя... Ну?.. Чем ответите на мои речи? Не захотелось еще влезть с головой в собственные помойные ведра? '
      -- Обзывается! -- сказал жилец.
      -- Конечно! Это Христос сказал: "Не обзови брата ракой". А я говорю: "Обзывай любого, дальнего и ближнего, матерись и сквернословь, как хочешь..." В словах правды нет... Не найдете ее и в общественных организациях ни письмами, ни анонимками, ибо только глупец станет искать себя снаружи. Мой вам завет: "Работайте чаще! А лучше, знаете что, трудитесь. Труд спасет вас. Но, если увидите, что лень опутывает ваши члены, тогда молитесь". Молитесь же так:
      "Дорогая идея коммунистического труда!
      Спаси нас от ударных недель и борьбы за урожай, от сонма начальников и персональных пенсионеров.
      Не вводи досрочно объекты, но избавь от перевыполнения плана.
      Помилуй наше разгильдяйство и пьянство, но прости нам нетрудовые доходы и социальную никчемность.
      Дай сил трудиться и наполнить магазины результатами труда.
      Направь нас в то общество, где замки будут висеть только на сортирах, и спаси от суда потомков, ибо не ведали, что творили. Аминь".
      -- Ты давай лучше притчами! -- потребовали из толпы. -- А как жизнь менять, мы и без тебя знаем.
      Сусанин посмотрел по сторонам в поисках материала для притчи и увидел, что у раскрытого окна сидит Сплю с микрофоном, а в соседнем окно стоит Чертоватая в прозрачной комбинации к недвусмысленно улыбается Адаму.
      -- Некто говорил так: "Моя жена думает, что она -- сказка в постели". Сосед же отвечал Некту: "Никакая она не сказка, баба как баба". Некто говорил эдак: "Моя жена сидит на кухне, как принцесса". Сосед же отвечал Некту: "А пироги у нее горелые". Некто говорил разэдак: "Моя жена болеет водобоязнью, сама не моется и мне не стирает". Сосед же отвечал Некту: "И картошка у тебя гнилая, и жена безрукая, и ты безголовый. Иди же к дубу и удавись с горя. Другим урок будет".
      -- Давай еще про любовь! -- потребовала толпа.
      -- Вы слышали реченное: "Если тебя соблазняет правый глаз -- вырви его"? А я говорю: "Если уж правый глаз соблазняет тебя -- то посмотри внимательно не правым, а потом отвороти бесстыжие глаза и вообрази, что искусился сполна, что пресытился, что противно. И страсть покинет глаза твои. Ибо такова сила фантазии!.."
      -- Опять завел шарманку, -- сказали в толпе.
      -- Полезное ли было сказано вам: "Если правая рука соблазняет тебя, отсеки ее"? Нет, люди, не соблазняйтесь руками, не рукоблудствуйте, но делайте ими труд, и так сохраните члены свои в невредимости... Но если увидите все же, что страсть опутывает вас, пойте гимн. Гимн же пойте такой: "Матерь Энеева рода, отрада богов и смертных услада, о, благая Венера..." -и пока Сусанин пел, на плечо к нему сел белый голубь.
      -- Матерь пресвятая! Сам прилетел! -- закричала бабка и стукнулась лбом об асфальт: -- Батюшка Сусанин, прости дуру грешную!
      -- То-то же, маловеры, -- сказал Адам.
      -- Вон куда залетел! А ну, дядь, держи этого засранца. -- За спинами толпы стоял молодой человек с велосипедом. -- Полдня по району за ним гоняюсь. Сдохнешь теперь в клетке, -- пообещал он голубю.
      Сусанин расстроился до слез, толпа стушевалась. Вслед за велосипедистом-голубятником на балкон вышла Фрикаделина.
      -- А ну, слезай, алкаш! -- сказала она мужу.
      -- Я не могу, -- ответил Адам.
      -- Слезай, пока я тебя табуреткой не сшибла. Фрикаделина, наверное, была колдунья -- нога Сусанина сразу вылезла из дупла, а ван дер Югин уронил инструменты в чье-то ведро и сам упал на землю.
      Расскажу вам напоследок еще одну притчу: у Некто была молодая жена, которая все время твердила Некту: "Ты дурак и оболтус, ты ничего не умеешь и не можешь, только пить-жрать в три горла да гадить". Некто от таких слов сильно расстраивался и однажды, лишив себя разума и пришедши к дубу, с горя удавился. И молодую супругу сожгли на поминальном костре вместе с мужем, потому что кормить ее стало некому, а сама она умела только ругаться. Итак, жены, восхваляйте мужей своих пред ними и пред соседками и живите долго!... Впрочем, все это поверхностно и глупо...
      Разговор, который затем состоялся в квартире Сусанина, был неприятен Адаму по двум причинам: во-первых, он знал, что его будут ругать; во-вторых, знал дословно. Он даже сам смог бы отругать себя вместо Фрикаделины.
      -- Сколько можно народ смешить? Ты кто? Директор или шут гороховый? Зачем несешь чушь на всю улицу?
      -- Скучно, вот и маюсь дурью, -- оправдывался Адам. -- А что мне еще осталось? -- стать посмешищем в собственных глазах.
      -- Ладно бы на одного тебя пальцем показывали, я-то за что страдаю?.. У-у-у, рожа, так бы и треснула чем-нибудь тяжелым! У всех мужья как мужья, прям картинка: с женами гуляют, в очередях стоят, мастерят что-нибудь на дому. А этот или на кровати целый день валяется, или на дереве сидит! Мечтатель вонючий! Почему помойку нe вынес?
      -- Надоела ты мне, Фрикаделина... Прощай, ухожу я.
      -- Сначала квартиру пропылесось, бездельник! А потом иди хоть к черту на кулички!
      -- Почему вокруг меня постоянно происходит галдеж?
      -- Потому что ты дурак! Умные люди слушаются жен и сидят в тишине!
      -- Но с годами вокруг умных людей становится все тише и тише. Они словно создают пустыню возле себя. Ты тоже жаждешь стать для меня кучкой песка, Фрикаделина?
      Сусанин вышел на улицу и остановился, раздумывая, в какую сторону пойти.
      -- Адам Петрович, -- попросили бабки, -- скажи еще что-нибудь про любовь.
      Сусанин усмехнулся и заговорщически подмигнул им, потом сунул ладони в карман брюк и, насвистывая экспромтное попурри, двинулся в типографию. Походкой -- ну, вылитый Гаврош.
      Сворск такой маленький город, что если два человека выйдут погулять, то непременно встретятся, даже назло друг другу. Сверху он напоминает схему пищеварительного процесса, столько здесь всяких ответвлений, тупиков и пустырей, именованных площадями, при одной-то улице, которая так перекручена, что один и тот же дом на ней имеет сразу три номера. Иногородние машины, решившиеся на сквозной проезд, Сворск переваривает, как пельмени. Тем не менее на городском плане, который плесневеет во всех киосках, кавардак выправлен и даже нарисован дом, претендующий на эгоцентричность и заявленный в примечаниях как "Сворский исполкомитет".
      Неудивительно, что Сусанину сразу стали попадаться знакомые.
      Сначала из магазина вынырнул сантехник с друзьями и авоськой полных бутылок.
      -- Сдал бутылки, взял бутылки! -- резюмировал он свои поступки
      Следующим оказался Путаник. Он нес букет тюльпанов двумя руками, как сумасшедшую кошку. Или как раскаленную сковородку, -- подумал Сусанин. -Или как половую тряпку, истекающую грязью.
      -- Пойдем со мной делать революцию, -- предложил Сусанин.
      -- Прости, Адам, но я иду делать предложение Кавельке.
      -- ...И в очень удачный день, -- добавил Сусанин. -- За Путаником шла Марина.
      -- Ты, бедняжка, работала сегодня?
      -- Нет, -- улыбнулась Марина, -- конверты языком заклеивала.
      -- А почему ты идешь и смотришь под ноги?
      -- Денюжки ищу, потому что зарплаты не хватает, -- улыбнулась Марина. -- Подряников вчера два рубля мелочью нашел, мне завидно стало.
      -- Я хочу зайти к вам вечером в гости.
      -- Приходи, конечно. Без тебя скучно.
      -- А со мной весело, -- добавил Сусанин.
      Марина хотела поцеловать Адама при расставании, но,
      вспомнив про конверты, побоялась приклеиться...
      Следующий был первый секретарь.
      -- Говорят, ты уже с утра прочитал бабкам антирелигиозную лекцию? Пожалуй, я позвоню в общество "Знание" -- тебе выпишут червонец как внештатному лектору. Но на будущее ты поостерегись. Есть слух, что под меня копают. Пока -- руками, но тут любая промашка в бульдозер вырасти может.
      -- Ты куда идешь? -- спросил Сусанин.
      -- Гуляю, отдыхая от жены, любуюсь красотами Сворска, -- ответил первый секретарь. -- Как думаешь, может, вот на этом самом месте, где мы стоим, универмаг отгрохать? Кстати, у тебя штаны расстегнуты.
      -- С первым апреля! -- сказал Сусанин.
      -- Посмотри сам.
      -- Черт побери, -- сказал Адам.
      -- Давай я тебя от прохожих заслоню, -- предложил первый секретарь. -Типография не развалилась еще? Приходи ко мне обедать.
      -- Я отчет за первый квартал не сдал.
      -- Так ты работать идешь? Работать надо так, чтобы хорошо отдохнуть.
      -- Постараюсь, -- ответил Сусанин.
      -- А может, в баньку сходим?
      -- Сходим, -- согласился Адам. -- Чего не сходить.
      -- А веник у тебя есть? -- спросил первый секретарь. -- Я тебе подарю. У меня два... Даже три. Правда, один не мой,
      -- Это ты застраховал Сворск от болезней, пожаров и преступников? -спросил Сусанин.
      -- Да, мой приказ! Неплохо сработано, правда? Есть чем гордиться.
      -- Значит, если сейчас с человеком случится удар или где-то загорится дом, то человек умрет, а дом сгорит?
      -- Вечно тебе гадости мерещатся. Сегодня человек должен смеяться до колик, а не падать в обморок при виде обворованной квартиры...
      Потом Сусанин увидел впереди Кавельку и помахал ей рукой, но Кавелька не откликнулось. "Зазналась", -- подумал Адам. Но тут вспомнил, что у Кавельки лопатки по размеру такие же, как и грудь, и прическу поэтесса предпочитает короткую, поэтому, когда надвигает шляпу на уши, трудно разобрать вперед она идет или навстречу. Сусанин догнал ее и оказалось, что, действительно, Кавелька не могла ответить ему приветствием -- они шли в одну сторону.
      -- Я к Мише ходила домой, а его нет, -- пожаловалась Кавелька. -- Он прячется от меня в пивной, он знает, что я решила выйти за него замуж...
      -- Ты ему уже этим угрожала?
      -- Нет, я только думала.
      -- Откуда же он знает?
      -- Но ведь в Сворске достаточно подумать, и весь город знает...
      Сусанин бедром толкнул дверь типографии и увидел Семенова, который сидел за столом, забывшись в чтении, и увидел ван дер Югина, который сидел на столе по-турецки. И рассказывал оракулу о том, что силу притяжения необходимо использовать для производства электричества.
      -- Вот ты подумай, ты же голова, как использовать, -- убеждал он Семенова, -- а я все станции и каскады повзрываю я дам рыбам свободу.
      -- Если мы лишим Землю силы, то сами на ней не удержимся, -- отвечал польщенный оракул.
      Несмотря на солнечный свет, набитый пылью, в проходной горела люстра. Адам выключил ее.
      -- Не разговорами надо беречь народное добро, а делом, -- попенял он Семенову. -- На то ты здесь и посажен.
      -- Почитать бы чего-нибудь захватил, -- сказал Семенов.
      -- Так нечего. Ты все перечитал, -- ответил Сусанин.
      -- Что же мне, в городскую библиотеку записываться? -- подумал вслух Семенов.
      -- Лучше запишись в личную библиотеку заведующей городской библиотекой, -- подсказал ван дер Югин. -- А ты зачем пожаловал? На жизнь жаловаться? -спросил оракул.
      -- Да, -- сказал Сусанин. -- Жена доконала? -- Да, -- сказал Сусанин.
      -- Плюнула в душу?
      -- Да, -- сказал Сусанин.
      -- И ты ушел из дома?
      -- Да, -- сказал Сусанин.
      -- Видишь, как плохо жить с женой...
      Адам плюхнулся в кресло и положил ноги на стол.
      -- Расскажи, оракул, -- попросил он,-- просвети, как хорошо жить с женой. Или, как хорошо жить без.
      -- Не хочешь быть директором? -- спросил Семенов.
      -- Нет.
      -- И в Сворске обитать не хочешь? -- спросил Семенов.
      -- Нет.
      -- И сны тебе про красивую жизнь не снятся? -- спросил Семенов.
      -- Нет.
      -- И женщина, которую ты сам себе выдумал, не идет? -- спросил Семенов.
      -- Нет.
      -- А ты мечтай поменьше, -- посоветовал оракул.
      -- Не могу, -- ответил Адам. -- Тогда от скуки хоть в петлю лезь.
      -- Начни с сегодняшнего дня копить деньги. Заведи сразу несколько сберкнижек. Или -- тоже выход -- укради чего-нибудь у государства.
      -- Второе легче, -- сказал ван дер Югин, -- и быстрей.
      -- Но зачем мне деньги? Я и без них себя прекрасно чувствую. Если забыть о воплях Фрикаделины...
      -- Чтобы не ходить на работу, -- объяснил оракул. -- Тут, правда, есть возможность превратиться в бездельника, но, я надеюсь, ты переборешь лень, когда начнешь трудиться в свое удовольствие. Сороковой статьей Конституции такое предусмотрено, так что в тюрьму за вольный труд тебя не посадят. Ты учредишь персональный коммунизм назло всем. Когда-то твой отец учил, что человек в своей жизни должен пройти по ступеням развития общества, а ты оказался плохой сын и плохой ученик: ты заснул в развитом социализме, наглотавшись снотворных таблеток...
      -- Семенов, ты неправильный оракул. Раньше я это подозревал, а теперь убедился, - сказал Сусанин. -- Зачем ты даешь советы в лоб, когда надо отговариваться двусмысленностями, и вместо пророчеств открываешь мне банальные истины? Вот послушай, кафедру классической филологии вместе со мной окончили еще семь человек. Один из них сейчас грузит мебель в магазине, а диплом выкинул, другой -- начальник планового отдела, третий устал пробиваться в люди и запил, остальные тоже приспособились на свой лад и по своим возможностям. Но все мы живем одной мыслью: когда-нибудь вернуться туда, откуда нас пинками выгнали конкуренты, в античную филологию. Хотя я уверен, подними сейчас шлагбаум, никто не вернется, поздно. Ведь ученому, как спортсмену, нужно держать форму. Итак, мы жертвы. Нам привили страсть к определенной профессии, и никто не подумал, что после прививки может появиться болезненная аллергия на другие специальности. Но делать нечего, и нас выставили перед фактом, как приговоренных ставят подышать свежим воздухом перед расстрелом. Несмотря на истраченные деньги, государству столько ученых филологов не нужно, государству требуются начальники плановых отделов, учителя и разнорабочие. Как все преступно просто: какие-то недоумки в министерстве образования или еще где-то не удосужились посчитать, сколько ученых сможет прокормить страна. В результате наши жизни исковерканы...
      -- А они в орденах ушли, и отдыхают! -- сказал ван дер Югин.
      -- Но если б мы просто стали нравственными инвалидами, было бы полбеды, -- сказал раскрасневшийся от возбуждения Сусанин. -- Громадная беда случилась, когда нас вынудили заниматься не своим делом. В университете со мной учился талантливый парень. В любой идее, в любой теории, даже в аксиомах он находил ахиллесовы пятки и не оставлял от умопостроений камня на камне. Он был рожден для того, чтобы разрушать, и, как ни странно, двигал гуманитарную науку вперед. На место одних теорий придумывали более изощренные, выверенные, точные... Но то было в университете, а после он тоже не сумел устроиться по специальности и пошел на производство. Вступил в партию, сделал карьеру и скоро стал чем-то средним между директором и партийным секретарем. У нас уйма командиров, которые, развалив одно производство, идут разваливать следующее. Но этот, уже насобачившись, оставлял после себя только руины. Он даже умудрился, сидя здесь, в Советском Союзе, пустить по миру американскую фирму. Развал следовал за ним, как дурной запах -- за человеком с испорченным желудком. Он рушил все вокруг себя, сметая любые преграды в виде ударников и многостаночников, и получал за это неплохие деньги! Трудно даже сказать, сколько бы денег он сэкономил стране, если бы его оставили в науке, но речь идет о миллионах...
      -- Как он пустил по миру американскую фирму? -- спросил местный экстремист. -- Может быть, и я так же управлюсь с химзаводом.
      -- Однажды он разваливал шарфовязальную фабрику, -- стал рассказывать Сусанин, -- и вот, некий американский концерн выразил желание закупить большую партию его продукции. Продукцию, конечно, с радостью продали. В концерне настрочили на все шарфы этикетки конкурирующей фирмы и кинули в продажу. Фирма была так дискредитирована в глазах покупателей, что через неделю всем персоналом стояла в очереди за дармовой похлебкой армии Спасения.
      -- Кто же просит вас, поганцев, лезть не в свое дело? -- опросил Семенов и стукнул кулаком по столу с такой силой, что ван дер Югин подпрыгнул, как мячик.
      -- Нас не просят, нас заставляют, -- сказал Сусанин. -- И ты ничем не лучше нас. Пока ты был простым сельским дурачком, пока ты был тираном коровьей общины, этаким пасторальным Писсистратом, к которому граждане позвали своих владельцев, а те ничтоже сумняшеся подвергли тебя остракизму палками, пока ты был лесным анахоретом, то радовался жизни, потому что все занятия, кроме остракизма, пришлись по твою душу. Но государственную машину, видишь ли, твоя душа мало волнует. Плановому хозяйству понадобился сторож, и теперь ты зря жжешь свет по выходным.
      -- У вас в мозгах гибкости не хватает, все беды от этого, -- решил И.
      -- Скажем проще. Не хочу я быть приспособленцем, не хочу, чтобы ситуация делала меня, я сам хочу творить ситуацию.
      -- Почему же не творишь? -- опросил оракул. -- Зачем спрятался в свои фантазии?
      -- Я не верю в результат, я могу о нем только мечтать.
      -- Бери пример с меня, -- посоветовал ван дер Югин. -- Мне никакие законы не писаны. Государственную машину я, конечно, в одиночку не развалю, но проткнуть гвоздем шину -- запросто.
      -- А по-моему, все гораздо проще: Сусанин делает только то, что ему хочется. Он не может заставлять себя, хоть и кричит, будто всю жизнь себя насилует, -- сказал оракул. -- Вот смотри, Адам, мы оба умеем анализировать поступающий в сознание материал и с помощью уже отложенных знаний синтезировать новый. Но ты выбираешь из этого материала только то, что тебе нравится -- самое интересное, самое занимательное, -- и синтезируешь радужные фантазии, а я анализирую все, по крайней мере, все, что в моих силах, и получаю выводы, которые дают мне возможность открывать людям глаза на ошибки и предсказывать, куда ошибки их заведут.
      -- Ты недооцениваешь меня, Семенов. Недооцениваешь мечту, в которой переплетаются, вязнут гордиевыми узлами и рвутся нити всякой разумной жизни. Синтез новых знаний -- он-то и рождается из мечты!
      -- Слушай, Сусанин. Некоторые люди ведут пассивный образ жизни, например, я, другие -- активный, например, ван дер Югин, а твой образ жизни конъюнктивный, набитый всевозможными "бы". Ты уже привык жить в сослагательной ипостаси и стараться наяву не будешь. Ведь все и так прекрасно в твоих фантазиях.
      -- Опять ты прав наполовину, Семенов. Ни один трезвомыслящий человек не станет осуществлять свою мечту, вспомнив судьбу Дон Кихота. Да и вся прелесть мечты в том, что она неосуществима. Ее цель -- оставить на авторе отпечаток. Ни о какой реализация не может быть и речи, даже если мечта -коллективная. Человек смотрит на внешний мир сквозь разноцветные стекла фантазий. Ему легче жить, ему проще делать то, что он считает нужным... И вот мы, втроем, возьмем своричей и поставим перед каждым такую штуку, знаете, как в театре осветитель ставит перед прожектором. Штука крутится -на сцене разноцветная сказка. Мы придумаем людям красивую жизнь, чтобы им совсем стало тошно в настоящей. И тогда, может быть, что-нибудь пошевельнется, сдвинется с места... Эх! Если бы все подобные нам объединились да получили хоть горсть власти, каких бы дел мы натворили!
      -- Плюнь, Сусанин, на эти затеи. Копи деньги, занимайся своим делом и живи в свое удовольствие. Если другие станут завидовать тебе, то в меру возможностей последуют твоему примеру. Тогда не придется звать их и тянуть на аркане.
      -- Если я займусь своим делом по собственной прихоти, никто не увидит результатов моего труда. Мне нужно общественное признание собственной необходимости. Общественное признание может сделать только государственная машина. А государственная машина меня сломала. Вот в чем трагедия!..
      Сусанин вышел из типографии. На пустыре, где когда-то стоял сгоревший склад, мальчишки гоняли мяч. Сусанин попросился с ними.
      -- Ты нас всех перекуешь, -- сказали мальчишки. -- На ворота вставай.
      -- Я лучше в носках в нападение, -- сказал Сусанин. -- Давай пас!.. Теперь я!.. Бей! Бей же!.. Куда ты бьешь, двоечник?!
      Мимо проходил Путаник.
      -- Не видел Кавельку, Адам? -- спросил он.
      -- Видел, -- ответил Сусанин на бегу.
      -- Я уже пятый раз иду к ней, -- пожаловался Миша. -- Цветы вянут, жизнь проходит, а я все хожу, хожу без устали.
      -- Плюнь! -- посоветовал Сусанин, -- давай за нас: мы проигрываем.
      Показался первый секретарь.
      -- Я тоже хочу перед обедом побегать, -- сказал он. -- Я буду капитаном в твоей команде, Адам.
      -- За нас, дядя, -- поправили соперники.
      -- Какой я вам дядя! Вы что, меня не знаете? Я -- первый секретарь.
      Должность подействовала на ребят панически. Они бросились врассыпную, словно вместо футбола первый секретарь предложил сыграть им в прятки и вызвался водить.