Дневник зверобойной экспедиции

Приехал в Архангельск. Скоро начинается работа по разведке тюленя.

По всей трассе пасмурно. Все же решил лететь.

Сразу под Архангельском попал в туман, резко снизился, но через пять минут кое-как выскочил… Дальше видна новая полоса тумана. Приходится все время лететь на высоте ста метров, а иногда и в пятидесяти метрах от земли. Небо закрыто тучами, изредка идет снег.

Пролетел Зимнегорск – самое плохое место на пути. В этом году нам повезло: туман держится на высоте ста метров. На маяке семья смотрителя подняла красный флаг, нам машут шапками. В ответ я покачал крыльями.

До самого Воронова маяка туман прижимал самолет к воде. «Как найти остров Моржовец?» – эта мысль все время беспокоила меня. Вдруг полоса тумана оборвалась, показалось синее-синее небо и ярко освещенный солнцем остров. Странно ведет себя природа: сначала помучает, что называется, «в пот вгонит», а потом обласкает…

В полете стал пошаливать мотор. Дашь полный газ – перебои. Сбавишь до 1200 оборотов – мотор работает ровно, но машину болтает из стороны в сторону, теряется высота. В общем, самолет в полете непослушный, да и с мотором неблагополучно.

Встречали нас все промышленники. Говорят, что у них прошел слух, будто я нынче не прилечу. Теперь они довольны: за три года совместной работы мы очень подружились.

Грошев весь день возился с мотором, налаживал свечи и магнето. Придется менять радиатор – в нем обнаружена течь.

С большим трудом поставили запасный радиатор. Работали при сильном ветре на морозе. Грошеву все нипочем – он железный человек. Для Севера такие люди – клад.

Утром мороз – 20 градусов по Цельсию. Моржовец кругом обложен туманом, а над островом ясное небо, солнце. Вылетели на разведку морского зверя. Достигли Мезенского залива, но только на обратном пути обнаружили небольшую залежку, очень разбросанную.

В воздухе пробыли 3 часа 35 минут. Мотор работал хорошо.

Странное дело: в этом году я впервые обморозил лицо. Когда рулили к берегу, был боковой ветер до 6 баллов, и за пять минут прихватило обе щеки.

С вечера разыгрался шторм. Буря свирепствовала всю ночь. В полночь к острову поджало льдины со зверем. Услышав рев, промышленники бросились на лед.

Сама природа как бы защищала зверя. Ветер швырял каскады снега. Вокруг все крутилось в бешеной пляске. Охотники пробирались по пловучему льду, зорко следя за новичками, чтобы те не отстали и не потерялись в снежном вихре. В такую погоду погибнуть – пустое дело. На этот раз, вернувшись на берег, не досчитались одного охотника. Где он – неизвестно… Товарищи просят меня слетать на поиски. Выяснилось, что пропавший сильно болел, его не пускали на промысел, задерживали в избушке, но, когда ночью пригнало зверя, охотник не усидел и пошел…

Шторм продолжается. При первой возможности пойду на поиски.

С 7 часов утра погода стала улучшаться. Едва Грошев подготовил самолет, снова появился туман, пошел снег, усилился ветер. Полет пришлось отложить.

Наконец-то погода прояснилась. В 8 часов утра поднялся и пошел к ледоколам. Кругом залежки зверя, промышленники уже подбирают его. Полетел в Мезенский залив – вот где много зверя! Сообщил на суда.

Долго искал потерявшегося человека, но следов не обнаружил. Товарищи думают, что он погиб.

Шторм настолько силен, что сбивает с ног. Лететь нельзя.

В 10 часов утра шторм затих, но уже через час вокруг опять нависла мгла. О полетах нечего и думать. Грошев пошел в моторную работать, просил не отрывать его от дела.

Решили по очереди вставать до рассвета и следить за погодой. Штурман Соколов нынче поднялся в 3 часа ночи, растопил плиту, согрел воду; к половине пятого был готов завтрак, мы напились кофе и стали заправлять самолет. В 7 часов поднялись и произвели разведку.

Погода хорошая. Летал в Койду за мясом и грузом. Вернулись, пообедали и снова вылетели на разведку.

Сегодня летали много. Странно то, что мы около ледоколов зверя не видели, а вечером с кораблей прислали сводку: «Весь день били зверя, завтра предполагаем продолжать промысел на старом месте».

Летали на разведку. Погода неустойчивая. Попытались пробиться между снежными тучами. Это удалось, и весьма кстати: зверя нашли очень много. Сообщили на ледоколы. Настроение замечательное.

В Мезенском заливе держится небольшой туман. Летали на разведку, видели много зверя, но ледоколам будет трудновато подойти к этим залежкам.

В 19 часов 38 минут вылетели на разведку, но из-за тумана ничего не могли разглядеть. Лишь изредка в разрывах облаков видели ледоколы.

Сегодня большая радость: ночью штормовой ветер вынес к Моржовцу льдину, на которой находился пропавший промышленник. Пятнадцать дней он пробыл на льду один. Все считали его погибшим. Я при каждом полете искал, всматривался в льды… Промышленник рассказывает, что 5 марта дважды видел самолет. Мы его не разглядели только потому, что он забрался на торосистый гребень: сверху очень трудно заметить человека, если тени от торосов скрывают его; на ровном ледяном поле мы его наверное увидели бы.

Отделался он благополучно – даже не обморозился, но простужен. Счастье, что ветер дул в сторону острова, а то пропал бы человек. До чего же крепкий народ наши северяне!

Весь день у нас толпятся промышленники: каждому интересно посмотреть на человека, который вышел буквально из могилы.

Низкая облачность. Пробовал прорваться, но безрезультатно: весь Мезенский залив закрыт туманом. Шли обратно бреющим полетом.

После полудня немного прояснилось. Вылетел в Мезенский залив, но все закрыло облаками, местами шел снег. Облетал западную часть залива, зверя не нашел и вернулся на Моржовец.

Когда нет зверя, настроение паршивое: как будто бросил дело на полпути…

Облетал большой район – прошел к Поною, Сосновцу, Кедам и вернулся на Моржовец. Вылезаю из самолета, смотрю – из мотора идет вода. Оказывается, у водяной помпы отломился патрубок, при посадке он отошел, и вся вода вытекла. Хорошо, что это случилось не в полете: пришлось бы садиться на льдину и плавать… Но все обошлось благополучно.

Погода нелетная: шторм, туман, снег.

Наконец-то выдался денек – ясный, солнечный! Зверь массой лезет на лед. Нашли одну большую и несколько малых залежек, сообщили по радио ледоколам.

Утром, хотя погода была неважная, слетал в Койду и доставил туда промышленника, который все время после спасения жил у нас. Он окончательно выздоровел.

Сегодня зверя уйма, но ледоколы плохо продвигаются к залежкам.

Произошел перелом в погоде. С каждым днем она становится все лучше. Летал на разведку.

Ледоколы вчера неудачно подошли к зверю, и большая часть зверя слилась бесследно. Кое-какую добычу взяли «Седов», «Малыгин» и «Русанов». А «Сибиряков» и вовсе прошел мимо залежки – заметил ее слишком поздно.

У меня дело плохо: вчера вошел в азарт, во всю мочь орал, куда надо итти кораблям, и простудил горло. Началась сильнейшая ангина. Не знаю, как выцарапаюсь. Жаль упускать время – сейчас самый разгар разведок.

Чувствую себя лучше. Полетел искать зверя. В Мезенском заливе, недалеко от ледоколов, удалось обнаружить колоссальную залежку. Суда спешно направились к ней.

Вечером получил сводку с «Малыгина»: корабль подошел к указанному району, но зверя пока что не видно.

«Малыгин» сообщил, что открытая нами залежка обнаружена. Промышленники возьмут изрядную добычу.

Погода нелетная, разведок не делал.

В 14 часов поднялся в воздух. Пробившись через два ряда облаков, нашел наши корабли. Они сильно зажаты льдами; поблизости большая залежка зверя, но взять его пока не удается.

Указал судам направление, следуя по которому они смогут выйти из тяжелых льдов.

Удивительная погода! У нас над Моржовцем чистое небо, сияет солнце, а над судами низкая облачность, временами идет снег, видимость плохая.

В полдень вылетел искать проход для ледоколов. На пути заметил залежку. Затем направился к «Сибирякову». Возле него есть маленькая трещина; при отливе он сможет вырваться из сжатия и сразу же возьмется за промысел, благо зверя много.

Федор Иванович решил сменить мотор, который переработал свой срок. Тем временем я сумею как следует подлечить свое горло.

Нынешний год очень труден для промысла. Капитаны говорят, что не помнят такого тяжелого льда в этих районах. Он сильно жмет корабли. «Русанову» изрядно помяло бока.

Погода тихая, теплая, но туман. Грошев занят установкой нового мотора.

Весь день прошел за сборкой мотора; вчера при пробе он капризничал.

Новый мотор определенно не годится. Что же смотрят наши работники, когда закупают оборудование за границей?!

Придется отремонтировать прежний мотор и закончить этот сезон на «старике».

Ремонт и сборка закончены. Ждем, когда утихнет ветер.

Ходил на берег смотреть, нет ли в прижатом льду серки (молодого тюленя); он обычно в это время появляется у Моржовца.

Слетал в Койду. Мотор можно считать годным для разведок над морем.

Корабли все еще зажаты. Рано утром поднялся на разведку.

Капитаны просили снабдить суда свежими продуктами. Моряки подготовили ледяное поле для посадки. Я прилетел туда и доставил двести пятьдесят четыре килограмма консервов и десять килограммов табаку.

Все вышли встречать наш самолет. Пока мы разгружались, налетел снежный шквал. Пришлось ждать улучшения погоды. К счастью, шквал был непродолжительным, и через два с половиной часа мы вернулись на Моржовец.

Возле «Сибирякова» есть большая льдина, удобная для посадки. Решили доставить туда продукты для промышленников.

В этом году особенно ясно видно, какую огромную пользу приносит самолет и на разведке зверя и по связи с ледоколами. Не будь самолета, промышленникам пришлось бы очень туго без продуктов.

Правда, садиться на пловучие льдины рискованно, но зато мы приобретаем хороший опыт.

Весь день занимался «транспортными операциями»: возил на суда консервы, сахар, табак.

С «Сибирякова» доставил в Койду заболевшего промышленника.

21 апреля после обеда летчик Иеске с механиком вылетел на разведку зверя. Я предупредил, чтобы они не забирались слишком далеко. Вскоре на горизонте появились облака, ветер усилился до 5 баллов. На остров налетел снежный шквал.

Я побежал на радиостанцию и стал слушать. Самолет передавал ледоколам:

«Мы попали в туман, пробиться нельзя, запросите Моржовец, какая там видимость».

Мы сейчас же сообщили судам:

«На Моржовце сильная пурга, ничего не видно, передайте самолету, что Бабушкин у телефона, слушает разговор. Пусть пробиваются или к Кие, или к Терскому берегу».

Когда перешли на прием, сразу же услышал, как с ледокола передавали на самолет мои слова.

Потом с самолета ответили:

«Все поняли, говорим для Бабушкина: мы находимся над землей Терского берега, идем к реке Поною».

Больше мы ничего не разобрали.

Только сегодня они вернулись на Моржовец. Выяснилось, что самолет сел удачно у Терского берега, но поблизости не было никакого жилья, и ребятам пришлось провести две ночи в машине. Обогревались они у костра. Жгли доски и бревна из ловушек для песцов. Леса там, конечно, никакого нет, вокруг – мертвая тундра, мох и камень, покрытые снегом. Чтобы самолет не задувало снегом, машину защитили досками и лыжами.

Хорошо, что все окончилось благополучно. Из этого полета мы извлекли такой урок: на случай вынужденной посадки у Терского берега необходимо иметь там бензин и запасную базу.

«Седов» пробивается к залежкам зверя. Ветер переменился и, наверное, разгонит лед в Мезенском заливе.

К вечеру немного прояснилось. Слетал к «Седову» и сообщил, как лучше подойти к зверю.

На Моржовце началась весна, тает снег. Сегодня устроили баню.

Утром летал на разведку. Нашел еще две новые залежки, указал их «Седову».

К вечеру погода испортилась. Начался период ненастья; придется сидеть и отдыхать.

С «Седова» передали:

«Подошли к зверю, выпустили стрелков, промысел идет успешно».

С утра навис туман, потом пошел мокрый снег. Конечно, о полетах нечего и думать.

Завтра праздник – 1 мая. В Москве, вероятно, уже тепло, а здесь зима.

Поднимаем над зданиями красные флаги.

Туман, низкая облачность. Досадно. Для разведки на промысле нам дорог каждый день, даже праздничный.

Пробовал слетать на поиски зверя, но облака так прижали, что пришлось повернуть домой.

Погода нелетная, а воздушная разведка требуется дозарезу: надо отыскать во льдах проход для кораблей, найти зверя.

Во время разведки указал судам наиболее удобный проход к зверю. «Малыгин» сообщил, что подошел к залежке и готовится высадить стрелков. «Русанов» и «Сибиряков» тоже подобрались, но зверь там оказался очень чутким и слился.

Зверобойный сезон подходит к концу, промышлять стало трудно: тюлень очень пугливый.

Утром я с воздуха разглядел, что наш «Малыгин» стоит у большой залежки, и понадеялся, что малыгинским стрелкам удастся набить много зверя. Но увы! При новом полете оказалось, что от залежки ничего не осталось – зверь скрылся.

По всему видно – подходит конец работе. Многие береговые промышленники уже вернулись домой.

С «Ломоносова» передали:

«Есть небольшая залежка, выпустили охотников».

Летал на разведку в Мезенский залив. Там стоят все четыре ледокола, промышленники подбирают набитого зверя. Указал им новые залежки и отправился на Моржовец.

Надо беречь мотор и зря не летать. В последние дни промысла ценна каждая воздушная разведка.

«Ломоносов» с одной залежки, казавшейся совсем маленькой, взял тысячу голов зверя!

Тепло, снег сильно тает, взлетать очень тяжело. К вечеру даже ходить стало трудно: проваливаешься в снег по колено, а внизу – вода.

Летать опасно: можно сломать лыжи или (что еще хуже) скапотировать.

Посмотрим, что будет завтра.

Хорошего мало! Снег таял всю ночь. Подъем невозможен.

Снег превратился в жижу. Местами образовались озерки. Сделали попытку облегчить машину и взлететь с минимальным количеством бензина. Оторвался удачно пошел над морем. Лед сильно разредило, зверя не видно.

Итак, кончается «зверобойка». Полеты прекращены.

За три месяца я сделал восемьдесят семь вылетов и пробыл в воздухе 142 часа 17 минут. Горючего израсходовал 8 640 литров, а смазочного – 213 килограммов. Вынужденных посадок не было.

Четвертый год моей работы на промыслах[4]

Уже четыре года самолет обслуживает зверобойные экспедиции в горле Белого моря. Прошло время, когда нам, летчикам воздушной разведки, приходилось завоевывать доверие охотников-промышленников на берегу и на кораблях, доказывать пользу применения самолета.

С каждым сезоном открывались все новые возможности использования самолета. Уже в 1926 году, когда здесь впервые была применена воздушная разведка, стало ясно, что этот метод войдет в практику. Мы искали гренландского тюленя, сообщали судам о залежках, сулящих богатую добычу. Но это не все. В следующем, 1927 году самолет использовался не только для разведки зверя: во льдах отыскивались пути для прохода судов, велось наблюдение с воздуха за льдами и течениями в горле Белого моря, началась аэрофотосъемка залежек.

Годом позже самолет обслуживал не только суда, но и береговых промышленников. Они тоже получали сведения о залежках гренландского тюленя.

Спасение ряда промышленников окончательно покорило сердца охотников-северян. Унесенные штормовым ветром в открытое море, люди нередко плавали на льдине без пищи несколько дней. На берегу их считали погибшими. Летчикам обычно удавалось найти полузамерзших людей. С самолета им сбрасывали продовольствие, теплую одежду, дрова и несколько килограммов керосина для разжигания костра. Это давало промышленникам возможность продержаться еще несколько дней. По указанию самолета, к ним пробивались суда, принимали их на борт, врачи оказывали медицинскую помощь. Так авиация спасала людей.

Мы приобрели среди местного населения много истинных друзей.

Аэрофотосъемка залежек гренландского тюленя – новое дело; впервые она применена в СССР. Фотосъемка с воздуха дала возможность нашим ученым выяснить количество гренландского тюленя в горле Белого моря в разные сезоны охоты и установить планомерное ведение зверобойного промысла.

Нынешний год по метеорологическим и ледовым условиям был исключительно тяжелым. Корабли с трудом продвигались во льдах. В начале апреля, когда суда должны были уйти в Мурманск, чтобы сдать добытого зверя и пополнить запасы продовольствия, пресной воды и угля, сильные ветры нагнали массу льда. Корабли в течение трех недель были зажаты льдами.

Запасы продовольствия и угля иссякали, а надежды на скорое освобождение из льдов не было. На судах находилось около пятисот моряков и охотников. Им оставалось питаться только мясом гренландского тюленя… Но это еще полбеды. Что будет, если выйдет весь уголь? Остановятся машины, корабли окажутся во власти льдов и течений…

Вот тут-то и пришел на помощь самолет. Продукты нашлись на острове Моржовец и в селе Койда.

Нам, правда, приходилось немного рисковать, садясь на пловучие льды возле кораблей. Но зато как повеселели люди, увидев, что налажена живая связь с материком!

Когда мы снабдили всех продуктами на неделю, капитаны попросили:

– Нельзя ли привезти табачку – тогда дело будет совсем в шляпе!

Эту просьбу мы тоже исполнили.

Мы знаем, что нашу маленькую, но полезную работу люди ценят. Промышленники-поморы, храбро борющиеся с природой, благодарны нам. Эти люди, очень скупые на слова, говорят:

– Навсегда будете нашими друзьями…

Вот почему каждой весной, расставаясь с ними, испытываешь некоторую грусть, а вернувшись в Москву, с удовольствием думаешь: в феврале снова полечу на промысел. И вспоминаются задушевные беседы с этими простыми, суровыми, но сердечными людьми.

Летом Михаил Сергеевич, как обычно, работал по заданиям Гражданского воздушного флота, занимался аэрофотосъемкой, летал линейным пилотом, возил пассажиров на самолете «К-4» по маршруту Москва – Харьков и Москва – Ташкент, на самолете «ПС-9» – по маршруту Москва – Казань.

Но в январе-феврале, когда на далеком юге наступала весна, он неизменно улетал на Север. Разведка гренландского тюленя в горле Белого моря стала его постоянной специальностью. Только в 1931 году Михаил Сергеевич пропустил сезон «зверобойки». На следующий год он вернулся к любимому делу. Весна 1933 года снова, уже в седьмой раз, застает его на Моржовце.

В эти годы М. С. Бабушкин внимательно следил за развитием полярной авиации. В его архиве мы нашли любопытную таблицу-хронологию успехов авиации на Севере.

Самолет был в экспедиции «Таймыра» и «Вайгача». Кажется, не летал.

Летал Нагурский над Новой Землей.

Полеты Чухновского в Карском море.

Начал летать на Моржовце.

Полет Кошелева на остров Врангеля.

Спасение Нобиле.

С этого года начались систематические полеты для разведки льдов в Карском море и проводка судов.

В Карском море уже работало три самолета.

В бассейне Енисея – разведки с лесоизыскателями. Осмотрели восемь миллионов гектаров.

Полеты на Чукотку, остров Врангеля, Таймырский полуостров и на Северную Землю.

Создано Главное управление Севморпути.

Начали работать зимой. На зимовочных базах изучают состояние льда.

В 1932 году ледокольный пароход «Александр Сибиряков» прошел за одну навигацию Северный морской путь. Этим рейсом была окончательно доказана возможность эксплоатации кратчайшей морской трассы, пролегающей вдоль северных берегов Евразии и соединяющей советский Дальний Восток с портами на Крайнем севере Европейской части СССР.

По предложению товарища Сталина, при Совнаркоме СССР было создано Главное управление Северного морского пути. Начальнику Главсевморпути О. Ю. Шмидту было поручено в 1933 году повторить сквозной поход на товаро-пассажирском пароходе ледокольного типа «Челюскин».

После зверобойной кампании М. С. Бабушкин прибыл в Архангельск.

– Хотите итти в экспедицию на «Челюскине»? – спросил его О. Ю. Шмидт при первой же встрече. – На судне будет самолет.

– Конечно, хочу! – сразу же ответил Бабушкин.

Об этой замечательной экспедиции рассказывают многочисленные статьи, заметки, письма М. С. Бабушкина, сохранившиеся в архиве.

«Глаза корабля»[5]

Если мы назовем самолет «глазами корабля», это отнюдь не будет преувеличением. Самолет, вылетая с парохода, в течение двух-трех часов может разведать состояние льдов на пути корабля. Это дает возможность капитану с уверенностью решить вопрос, куда итти и где задержаться, чтобы выждать лучших условий для прохода судна. Кроме разведки, самолет может выполнять и ряд других функций: поддерживать связь с материком, с судами, затертыми во льдах, перевозить на материк больных и обследовать близлежащие острова, если к ним нельзя подойти на пароходе.

Эти соображения и привели к тому, что в 1933 году, при вторичном походе Северным морским путем во Владивосток через Берингов пролив, на пароход «Челюскин» был погружен самолет для разведывательных полетов.

Для «Челюскина» выбрали самолет-амфибию «Ш-2». Этот самолет впервые отправился в полярное плавание. В собранном виде он помещался на носу, его легко было спустить на воду и так же легко и удобно поднять с воды на палубу. Подготовка к полету требовала не больше часа.

В Мурманске, испытав «Ш-2» в воздухе, мы погрузили его на борт «Челюскина» и вышли в море.

22 августа в северной части Карского моря «Челюскин» остановился во льдах. Я получил распоряжение приготовить самолет к разведке.

Со мной в качестве наблюдателя должен был лететь капитан Воронин. Воронин – лучший капитан-промышленник, ежегодно берущий рекорды по добыче зверя. Выйдя в июле 1932 года из Архангельска, чтобы провести ледокол «Сибиряков» Северным морским путем, он возвратился обратно в Архангельск в мае 1933 года прославленным на весь мир капитаном-полярником.

Мы ежегодно встречались с ним на зверобойке, и все же в разговорах с Ворониным я всегда чувствовал в нем какое-то неверие в силу самолета, чувствовал нежелание признать ту решающую роль, какую сыграл самолет в увеличении добычи зверя и улучшении техники промысла.

Когда пилоты предлагали ему подняться в воздух, он всегда находил какой-нибудь предлог, чтобы отказаться. И я понимал, что происходило это отнюдь не из боязни.

Этот человек с детства плавал на пароходах – если можно так выразиться, сросся с пароходом. Но полеты в Арктике он считал детской забавой…

И этого-то человека мне предстояло посадить на самолет и, грубо выражаясь, обработать.

О необходимости привлечь Воронина к полетам я думал и раньше, зная, что никто лучше самого капитана не увидит и не учтет расположение льда. Мне важно было изменить его отношение к авиации, показать ему всю ценность, всю силу самолета, заставить его признать, что самолет – это действительно «глаза корабля».

В 18 часов я сделал пробный полет. Мы держались в воздухе двадцать пять минут. Мотор работал хорошо.