ГЛАВА 1

СЕКТА ЛАБИЛЬНЫХ, ИСПОЛЬЗУЮЩИХ МАЛУЮ ПЕНТАГРАММУ

В просторном зале ресторана было шумно и многолюдно, похоже, здесь что-то праздновали, и праздновали давно, основательно, с размахом. Но не свадьбу, нет, уж ее-то Семен не спутал бы ни с каким другим народным гуляньем – во всех Мирах у свадеб, как бы они ни проводились, была одна непременная общая деталь: наличие жениха и невесты где-нибудь на самом видном месте.

Здесь же на самом видном месте – посреди зала – на низком, устланном коврами помосте, имелась лишь небольшая пентаграмма, сделанная почему-то из тщательно скрученных толстым жгутом золотых и серебряных ленточек, похожих на серпантин; над пентаграммой клубился видимый лишь одному Семену алый, четко ограниченный краями ленточной звезды туман.

Весь зал ресторана был плотно уставлен квадратными дубовыми столиками, лишь вокруг самого помоста было свободное пространство, словно предназначенное то ли для танцев, то ли для тусовки подвыпившего народа. Однако ни танцев, ни тусовки не наблюдалось: роскошно одетые посетители ресторана чинно сидели за своими столиками, ели, выпивали, курили. Но то и дело кто-нибудь из присутствующих вставал из-за стола и, повернувшись лицом к пентаграмме, громко и неразборчиво произносил скороговоркой что-то вроде тоста, после чего непременно подходил поближе к помосту и плескал из своего бокала в сторону ленточной звезды, а так как выступающих было много и начали они выступать давно, то зеленый мрамор пола вокруг помоста напоминал собой поверхность тихого болота ровную, мокрую и липкую. Словно затянутую жирной ряской.

Столик, за которым расположился Семен, находился довольно близко от странного возвышения – видимо, этот столик был предназначен для очень важных персон и к нему не сажали кого попало – за этим внимательно следил распорядитель зала, которому Семен украдкой сунул золотую монетку, попросив отдельный стол и еды получше. Сейчас распорядитель болтался где-то неподалеку, честно отрабатывая монету: Семена никто не беспокоил, а еда была просто великолепной. Хотя и непривычной. Впрочем, в каждом Мире – своя кулинария. Но шампанское в любом Мире оставалось шампанским, как бы оно там ни называлось. Семен в этом успел убедиться лично: раскупоренная бутыль в ведерке со льдом была уже наполовину пуста.

Собственно, Семен Владимирович – бывший студент, а ныне удачливый вор по имени Симеон, вор с необычными способностями и с уникальным магическим прикрытием – был посторонним на этом загадочном празднике, никем не званным гостем. Он и оказался-то в ресторане, да и в этом Мире впервые в жизни и всего час тому назад. Материализовался прямо здесь, в зале. Вернее, на пороге зала. Впрочем, этого за праздничной суетой никто не заметил, Семен немедленно превратил свой универсальный маскировочный костюм “Хамелеон” в черный смокинг, черные брюки и черные же лаковые туфли, довершив официальный ансамбль белой рубашкой и галстуком-бабочкой, – и обратился к распорядителю зала. Распорядитель в Семене самозванца не распознал. Все мужчины в зале были одеты так же, как и Семен Владимирович. Вернее, Семен был одет так же, как они.

Как назывался Мир, что это был за ресторан и что здесь праздновали – Семен не знал. Да и знать не хотел! Он хотел лишь вкусно поесть и немного расслабиться. И вот теперь ел и расслаблялся, с интересом поглядывая на народ, усердно поливающий мраморный пол отменным шампанским.

– Знаешь, – задумчиво сказал Map, слегка покачнувшись на цепочке, – что-то не нравится мне ни эта пентаграмма, ни это явно ритуальное выплескивание вина... – Медальон, который, собственно, и был “магическим прикрытием” Семена, недовольно хмыкнул. – Как-то оно все... Как-то оно на идолопоклонство смахивает. Хотя я впервые вижу, чтобы поклонялись именно пентаграмме. Божкам всяким – видел, было дело: лет двадцать тому назад, в Песчаном Мире, мы с одним из моих бывших хозяев в языческих храмах носы и уши таким божкам тайком отпиливали по заказу миссионеров из Спасенного Мира, из Ордена Безносого Чудотворца... Забавный такой Орден был: в него вступали лишь те, кто сифилисом крепко переболел... Чтобы, стало быть, песчаный народ исподволь подготовить к вступлению на праведный путь. А после в истинную веру обратить Они, отцы-миссионеры, за каждый нос отдельно платили...

– А уши тогда зачем пилили? – рассеянно поинтересовался Семен, запивая мясной рулет шампанским. – За компанию, что ли?

– Да нет, – бодро ответил Map, – мы после уши язычникам назад продавали. Им эти носы до задницы были, так, декоративный элемент, не более, а вот уши... Они, туземцы, божков своих Ушанами звали и вымаливали у них для себя в основном только хороший слух для охоты. У них, у туземцев, почти у всех зрение слабое было, так они зверя на звук промышляли... Птицу, между прочим, стрелой влет били. Слепенькие, слепенькие, а охотились здорово... А пели-то как! – оживился медальон. – Какие голоса, какие хоры! И все печальные такие песни, медленные, добрые... на вечерней зорьке всем селом у храма, построятся и начинают петь гимн в честь своего бога. Да так жалостливо, спасу нет!

Мой хозяин, бывало, нос и уши потихоньку у очередного Ушана ножовкой отпиливает, а сам слушает и плачет, слушает и плачет... Душевный у меня хозяин был, – Map вздохнул, – совестливый. Много за уши с язычников не брал, так, чисто символически... Пригоршню-другую жемчужин за каждое или по крупному алмазу, ежели уши особо большие попадались. Там того жемчуга и алмазов как гальки на морском берегу, места только надо было знать. Язычники знали.

– А идолы из чего были сделаны-то? Из дерева, что ли? – Семен пригляделся – в зале что-то начинало происходить. Что-то непонятное: народ за своими столами притих, все внимательно уставились на пентаграмму; над звездой постепенно разгоралось не колдовское, а вполне видимое красное пожарное зарево.

– Почему же, – удивился медальон, – из золота, само собой. Как и положено.

– Так чего же он тогда уши-то возвращал? – Семен вернулся к рулету: зарево над пентаграммой продолжало разгораться, но паники в зале не было. Значит, все шло как надо, как запланировано, чего тогда зря волноваться, так ведь и аппетит может пропасть. Видимо, начинался какой-то аттракцион с использованием магии. Скорее всего, шоу-программа. Развлекаловка.

– Я ж говорю – хозяин душевный и совестливый был, – терпеливо повторил Map, – Тем более что золото тогда на Вседисковом финансовом рынке спросом не очень пользовалось, слишком много его стало. А брюлики да лалы – они, наоборот, здорово в цене поднялись. Ты знаешь, что такое девальвация?

– Знаю, – отмахнулся Семен, – это что-то из экономики... Ты глянь, что делается. – Семен не донес до рта бокал с шампанским и резко поставил его на стол.

Из-за ближнего к помосту стола поднялась богато одетая дама, немолодая, худая и высокая, с пышно взбитыми фиолетовыми, наверняка крашеными волосами. Что-то коротко сказав сидевшим с ней за столом (те переглянулись между собой и громко захлопали в ладоши), дама твердым шагом направилась к помосту. К пентаграмме.

Неожиданно весь зал взорвался бешеными аплодисментами; многие повскакивали со своих мест и стоя продолжали аплодировать фиолетовой даме, словно известной примадонне, в последний раз выходящей на эстраду.

– Петь, наверное, будет, – предположил Map. – He стриптиз же показывать! Какой стриптиз в ее годы... Хотя был я как-то с одним из прошлых своих хозяев в некоем малоизвестном заведении на Перекрестке, где дамочки предсмертного возраста такое вытворяли, такое! Просто тьфу что вытворяли, и все тут. Во всяком случае, лично мне на все их ужимки смотреть было тошно... А хозяин, однако, чуть не сомлел, глядя на эти прелести. Так что каждому свое.

– Помолчи, ладно? – нервно сказал Семен. – Песни петь будет, ага. В активированной пентаграмме. Ну ты, блин, скажешь...

Дама взошла на помост и решительно шагнула в пентаграмму. По залу прокатился общий вздох: на миг алое пламя – и магическое, и реальное – потускнело и вдруг вспыхнуло еще ярче; женщина исчезла. Исчезла на видимом, ощутимом для всех уровне. На магическом же, доступном лишь Семену плане реальности с ней происходило что-то жуткое – обнаженный женский силуэт, разом лишившийся всех своих одежд, повис в колдовском пламени, неистово суча ногами и руками; тело несчастной странным образом изменялось, таяло и текло, словно воск в огне, переплавляясь в нечто неопределенное, аморфное, чему не было названия... Через несколько секунд магическое пламя вновь стало прозрачным и чистым. Ждущим.

– Это... что это было? – сдавленно спросил сам у себя Семен, хватая бокал и одним глотком допивая холодное шампанское. – Что у них здесь происходит, а?

– Не стриптиз, факт, – глубокомысленно изрек Map. – Но ежели это был все-таки стриптиз, эдакое местное извращение, то очень и очень радикальный. Вплоть до снимания с себя кожи и всего остального.

– А ты что, тоже увидел это – шепотом спросил Семен, потупясь, – смотреть на пентаграмму не было сил.

– Не знаю, что конкретно ты имеешь в виду, – хладнокровно ответил медальон. – Я-то колдовским зрением не обладаю... но кое-что все же успел заметить. Значит, так: сначала на мадаме исчезла вся одежда, потом кожа, потом мясо, ну а лотом и все прочее тоже... Но это быстро произошло, ты мог и не заметить, ты же не такой скоростной на восприятие, как я! Думаю, что и остальные ничего не увидели. Иначе бы не лезли дуром в эту адскую печку. Вон гляди что творится, гляди! Ни фига себе...

Семен поглядел.

По всему залу то там, то тут из-за своих столиков поднимались люди и с отрешенным видом шли к помосту; адская печка, как назвал пентаграмму Map, работала без остановки – вспышки алого пламени становились все чаще и чаше; в зале стало жарко. Пентаграмма действовала совершенно бесшумно, в наступившей мертвой тишине были слышны только шаги и тяжелое дыхание идущих к ленточной звезде.

Семен лишь мельком успел заметить, что происходит внутри пентаграммы, но ему хватило и этого – Семена замутило и чуть не вырвало; он поспешно отвел взгляд в сторону.

– Ты куда меня, гад, приволок? – злым шепотом спросил Семен у медальона. – Куда? Я же тебя просил доставить меня в какой-нибудь элитный ресторан, где хорошо кормят и есть на что посмотреть. А ты...

– Ничего подобного! – возмущенно запротестовал Map. – Все так, как ты заказал! Ресторан однозначно элитный, кормежка на высшем уровне, сам ведь хвалил. А то, что зрелище оказалось не очень... Так я не виноват! Путеводное заклинание не выбирало, какое именно представление будет показано в данном месте, оно попросту выполнило три твоих условия. Просил зрелищное – на, получи на всю катушку. Я-то здесь при чем?

Семен ничего не ответил, мрачно уставясь мимо тарелок: вид еды сейчас вызывал у него лишь неприятные спазмы желудка; обед был испорчен безнадежно.

– Я вижу, вы впервые и, разумеется, нелегально присутствуете на главной мистерии секты.

– Изменчивых, не правда ли? – участливо и вполголоса сказал кто-то рядом с Семеном. Семен поднял голову.

Перед ним, по другую сторону дубового столика, сидел крепкий широкоплечий мужчина лет сорока, коротко стриженный, с проседью в черных смоляных волосах, тонкая ниточка усов и характерный прищур делали его похожим на удачливого гангстера из американского фильма тридцатых годов Шляпы только не хватало. И автомата Томпсона под мышкой.

Мужчина был в точно такой же, как у Семена, одежде, разве что фрак был чуточку светлее, с едва заметной серебристой искрой, да галстук-бабочка был чуть побольше; на мизинце левой руки был дешевый медный перстенек с невзрачным мутным камнем – перстень никак не вязался с образом удачливого гангстера.

Мужчина дружелюбно улыбнулся Семену:

– Согласен, поначалу просто оторопь берет от такого действа, особенно если к начальной фазе Изменения внимательно приглядеться... некоторые из любопытствующих – из тех, кто не знал, что должно было произойти, – иногда даже сознание теряли прямо на мистерии. К сожалению. Потому что Изменчивые обязательно убивают всех посторонних, да-с. Тех, кто проник на мистерию тайно, без их ведома и официального приглашения. Сектанты, что с них взять! Фанатики

– Вы кто? – вяло спросил Семен, которому сейчас совершенно не хотелось ни с кем знакомиться Ему вообще ничего не хотелось. Разве что убраться отсюда куда подальше. От таинств и мистерий.

– Друг, – многозначительно ответил незнакомец, – Позвольте представиться: профессор Лео Шепель (кстати, предпочитаю, чтобы ко мне oбращались по фамилии), – историк и археолог. Специализируюсь по современным и древним запрещенным культам., и, в частности, по запретной боевой магии. Тоже древней. А вы, если я не ошибаюсь, вор с прикрытием, да? По кличке Искусник Симеон.

– Опа, – только и сказал Map. – Где же это мы прокололись-то? Вроде все было чинно-благородно, сидели себе в уголке и не высвечивались...

– Ошибаетесь, милейший, – холодно ответил Семен, мгновенно приходя в себя. – Вы обознались. К ворам я не имею никакого отношения. Я – младший принц из Чумного Мира, у меня и соответствующие документы имеются, прибыл сюда ради развлечения и...

– А я в таком случае – младшая горничная Императрицы, – с той же добродушной улыбкой прервал Семена профессор Шепель. – Любимая. Полноте, Симеон! Я не из имперской службы безопасности, не из разведки и не из полиментовской системы. Я действительно профессор истории, действительно археолог! И у меня есть для вас работа. Со сказочной оплатой.

– Принц я, – поморщившись, устало повторил Семен. – И все тут. Map, двигаем отсюда в…

– Погодите, – зачастил профессор, – вот мой личный жетон. – Шепель быстро расстегнул ворот рубашки, сорвав и сунув в карман галстук-бабочку, вынул из-за пазухи стандартный имперский медальон на золотой цепочке. – Проверьте! У вас же наверняка есть чем проверить. – Археолог поспешно расстегнул цепочку и подал Семену медальон не ладони.

– Вот с этого и нужно было начинать, – назидательно сказал Map. – На лбу-то у него не написано – профессор он там или стукач. Хотя, по правде говоря, одно другому зачастую не мешает... Семен, ну-ка приложи его жетон ко мне. Сейчас я его проверю! Посмотрим, какой он там археолог...

Семен взял протянутый ему кругляш и приложил его к своему медальону.

– Нормально, – сказал через пару секунд Map. – Действительно профессор. Действительно археолог. Но, должен заметить, здесь пометочка одна любопытная имеется, полиментовская... Он, получается, хоть и профессор, а на учете у них все же состоит. Наш человек! Интересно, чего он такого натворил? Не мелочь же по карманам тырил, с такой-то мордой... Слушай, может, он брачный аферист? – Медальон не стеснялся высказывать свои подозрения вслух: кроме Семена, слышать его больше никто не мог. Теоретически.

– Прошу. – Семен вернул жетон возможному брачному аферисту. – Так какое у вас ко мне дело? И откуда вы меня знаете? И как нашли?

– Не здесь. – Шепель повел бровью в сторону пентаграммы. – Пожалуй, нам стоит побеседовать в другом месте. Мистерия скоро закончится, и оставшиеся, те, кто не удостоился сегодня права быть Измененными, могут вами, Симеон, заинтересоваться Что было бы крайне нежелательно. Я-то по роду своей работы допущен к наблюдению за ритуалом, а вот вы...

– Да? – встрепенулся Map – Семен, и впрямь, пошли отсюда! Еще запихнут тебя ненароком в тот ленточный крематорий, с них станется. Я-то, конечно, в любом случае тебя отсюда выдерну, но зачем зря рисковать?

– Куда пойдем7 – деловито спросил Семен, вставая из-за стола. – Только не в другой ресторан! Хватит с меня сегодня ресторанов и увлекательных зрелищ.

– Предлагаю ко мне в офис. – Археолог убрал свой медальон под рубашку, приладил бабочку на место, с неудовольствием оттянул ворот и покрутил шеей – Не люблю галстуки, – пожаловался он. – Но выходить надо при том же параде, как и входили. Иначе будут вопросы.

– Так мы же с транспортным заклинанием... – начат было Семен, но Шепель с усмешкой погрозил Семену пальцем:

– Из ресторана – только ножками. На улице – да, разумеется. Именно транспортным заклинанием, потому что я живу в другом Мире. В Размытом. Когда малая пентаграмма в действии, она создает вблизи от себя, на магическом плане, такие мощные искажения, что путеводные заклинания могут выкинуть нас куда угодно. Даже в Исправительный Мир. А мне туда еще рано.

– Мне тоже, – согласился с профессором Семен, и они пошли к выходу. Напоследок Семен все же оглянулся.

Зарево над пентаграммой медленно угасало – видимо, ритуал завершился; не прошедшие Изменения члены секты пили из бокалов шампанское. Стоя. То ли поминали ушедших, то ли заливали свое горе по поводу того, что не удостоились сегодня высокой чести нырнуть в алое пламя. “Кто их, сектантов, знает! У них у всех крыша на сто восемьдесят градусов повернута”, – подумал Семен, следуя за своим провожатым. За вероятным будущим работодателем.

... Офис Лео Шепеля мало походил на бюрократическую нору, от офиса в нем были лишь канцелярский стол, заваленный ворохом бумаг, пара стульев с решетчатыми спинками да обязательный для деловой конторы массивный сейф, наполовину вмурованный в стену; рядом с сейфом имелось высокое стрельчатое окно с толстым, наверняка бронированным стеклом. За стеклом медленно падал крупный снег – в Размытом Мире была зима; на улице вечерело.

Оказавшись в офисе, Семен первым делом превратил свою официальную одежду в более привычный и удобный спортивный костюм, после чего принялся осматриваться.

Более всего помещение, где оказался Семен, было похоже на малый филиал музея из Искристого Мира: вдоль стен – почему-то наглухо, от пола до потолка обклеенных плотной серебряной фольгой, – стояли открытые стеллажи с внутренней разноцветной подсветкой; полки стеллажей были уставлены самыми разнообразными диковинками. Там соседствовали маленькие костяные статуэтки и какие-то деревянные жезлы с глиняными, словно наспех слепленными многорукими божками-набалдашниками, объемистые бутыли, плотно, виток к витку, оплетенные толстой медной проволокой, с залитыми сургучом горлышками и многое, многое другое. Одну из нижних полок занимал лежавший на ней длинный двуручный меч с намертво вцепившейся в рукоять то ли отрубленной, то ли оторванной человеческой кистью.

Кисть выглядела как настоящая Семен присел на корточки, чтобы рассмотреть поближе занятный муляж. Но когда один из пальцев шевельнулся, плотнее прижимаясь к рукояти, у Семена опять что-то неприятно екнуло в желудке, так что он предпочел встать и отойти подальше от занятного экспоната. Слишком занятного, чтобы разглядывать его в упор с подозрительным еканьем в желудке.

– Руками только ничего там не трогайте – Профессор Шепель, коротко глянув на Семена и ничуть не удивившись перемене в его одежде, убрал со стола бумаги

– Так как поесть вам, Симеон, толком не удалось... м-м, бывает, бывает, то вы, надеюсь, не откажетесь... – Шепель, побренчав связкой ключей, открыл сейф, достал отгула аккуратно сложенную скатерть и застелил ею стол – скатерть была расписная, старательно украшенная по краям серебряным шитьем в виде замысловатого восточного орнамента, воздух над столом тут же наполнился тысячами мельчайших искорок – скатерть явно была волшебная.

– Самобранка, что ли? – Семен заинтересованно разглядывал роспись: в цветущем саду полногрудые, обнаженные по пояс девы угощали персиками юношу в золотом халате и золотой же чалме, лицо у юноши было капризное и недовольное. Наверное, он уже объелся дареными персиками.

– Самобранка? – с задержкой переспросил Шепель, сосредоточенно делая над скатертью замысловатые пассы руками. – Может, и самобранка, мало ли у нее каких других названий в иных Мирах. Лично мне эта вещица досталась под названием “ковер-дастархан”. В Ханском Мире ее когда-то именно так называли... Есть!

Искорки внезапно погасли на ковре-дастархане появились глиняные блюда с пловом, мантами, какими-то салатами и пирожками; в центре возвышался бронзовый запотевший кувшинчик с длинным узким горлышком. Рядом с кувшинчиком стояли две пустые тарелки, пара пиал и отдельно широкая чаша с водой – в воде плавали лепестки роз.

– Фруктовый шербет, – пояснил Шепель, разливая из кувшинчика по маленьким пиалам темный густой напиток. – Спиртное, увы, коврик не делает. Но если желаете... Да вы присаживайтесь к столу!

– Не желаю. – Семен помотал головой, сел за стол. – Шербет так шербет. – И, ополоснув руки в чаше с водой, наложил себе плова в тарелку. Руками Ложек коврик не предоставил.

– О, я вижу, вы знакомы с обычаями Ханского Мира, – с уважением заметил профессор, тоже ополоснув руки в чаше и накладывая себе плов – Я был в том закрытом Мире года два тому назад, в экспедиции, мы взламывали по заказу тамошнего шаха... э-э... то есть, раскапывали... впрочем, к нашему разговору та история никак не относится. Я вот о чем хотел сказать в культуре этого невероятно самобытного Мира традиционно не используются ни ложки, ни вилки при угощении подобными блюдами. Хотя в некоторых случаях существуют дозволенные отступления от правил. Например, когда…

– Товарищ профессор, – Семен отправил в рот жменьку плова, плов оказался вкусный, – давайте оставим культуру Ханского Мира на потом. Был я в том Мире, насмотрелся на их традиции. Кстати, вы с джинном Мафусаилом ибн Саадиком, придворным астрологом, случаем, не знакомы?

Профессор поперхнулся пловом и закашлялся.

– Видать, знаком, – уверенно сказал Map – Любопытно, а что у них могло быть общего? В шахский гарем, что ли, на пару лазили? В свободное от работы время. Ты спроси, не стесняйся!

– Как бы это сказать... – Шепсль вытер рукавом выступившие слезы. – Ну-у... Знаком, короче говоря. Собственно, этот коврик он мне и продал. У него была любимая жена. Гюзель, кажется, ее звали... Она давным-давно умерла, а коврик он хранил как память о ней. Но тяжелые финансовые обстоятельства, личные проблемы...

– Интересная новость, – не моргнув глазом сказал Семен – Говорите, умерла Гюзель? Давным-давно? Надо же, – и отпил из пиалы шербета

– Вот же вредитель! – радостно воскликнул Map. – Семен, наш джинн, оказывается, не только специалист по женской части, но еще и вор! Стянул коврик у своей дорогой Гюзели и профессору загнал. Оно и понятно: на его гаремные развлечения никаких денег не хватит. Ох и пройдоха, ох и альфонс... Молодец, – неожиданно добавил медальон. – Уважаю. – И замолк.

– Я вот что хотел у вас узнать, пока мы к основному разговору не приступили. – Семен с аппетитом принялся за манты, – Вот эта секта Изменчивых, кто они такие? Слимперов знаю, даже знаком с одним их жрецом. – Семен не стал уточнять, с каким именно жрецом такой информацией почем зря не разбрасываются – Что это они там, в ресторане, вытворяли?

– А, обряд Изменения. – Шепель немного подумал, собираясь с мыслями. – Вот вы, Симеон, вспомнили о слимперах. Да, мощная секта! Можно сказать, организация. Религиозная, крепко стоящая на ногах организация. Официально запрещенная, но тем не менее вполне существующая. Предполагаю, что ее напрямую курирует кто-то из самых верхов имперской власти.

– Несомненно, – буркнул Семен.

– ... А остальные, более мелкие секты – всего лишь вариации на ту же самую тему. На тему слимпа. Так сказать, новое толкование старых заблуждений. Скажем, есть секта “диких” слимперов. Они отрицают магическую суть слимпа и считают, что слимп по своей природе есть настоящая реальность, нам недоступная, а все, что ныне имеется вокруг нас, – всего-навсего морок и обман, кем-то специально созданный. Есть секта “отрицающих”, которые утверждают, что слимпа искать вообще не надо, потому что мы все живем внутри него, и каждое живое существо по сути своей есть малая частица слимпа... А есть “изменчивые”. У них своя вера – вера в то, что, пройдя ряд непредсказуемых изменений, полностью меняющих облик и личность, кто-нибудь из них рано или поздно достигнет совершенства и станет всемогущим Олимпом. – Шепель долил себе в пиалу из кувшинчика. – Ни более и ни менее.

– Мало нам одного живого Олимпа, которого ты ненароком создал, так еще вон сколько претендентов по пентаграммам шляется, с конкретной целью, – желчно сказал Map. – Конкуренты на должность Бога. Эдак скоро проходу от слимпов не станет! Куда ни плюнь, всюду слимпы будут. Тю, дурилки пентаграммные…

– Понятно – Семен взял с блюда и надкусил пирожок, запил съеденное шербетом, – Значит, всемогущества хотят... И что, есть у них хоть какие-нибудь результаты? Знамения какие-то, сообщения есть? От тех, кто в Изменении участвовал. Кто в ленточную звезду слазил.

– Ну о каких результатах может быть речь, – Шепель удрученно развел руками, – если человек непонятно кем или чем становится. И непонятно где. Результаты! Как можно стать тем, чего нет в природе.

– Я бы не стал заявлять столь категорично. – Семен ополоснул руки в воде с лепестками. – Есть у меня подозрение, что Слимп все же существует... Благодарю за угощение. Давайте теперь к делу

– К делу, так к делу, – согласился профессор, – почему бы и нет. – Шепель провел рукой над ковриком, и блюда-тарелки вместе с кувшинчиком немедленно исчезли. Аккуратно сложив коврик-скатерть, Шепель спрятал его в сейф.

– Могут украсть, – пояснил профессор в ответ на недоуменный взгляд Семена. – Были уже попытки. Между прочим, коврик весьма дорого стоит. Весьма! Раритет, знаете ли. Некоторые коллекционеры мне за этот ковер-дастархан большие деньги предлагали... Ценная вещь!

– А там что, не ценные? – Семен посмотрел на стеллажи. – Ерунда всякая?

– Тоже ценные, – заверил Семена Шепель. – Еще какие ценные! Только их украсть невозможно. Они, знаете ли, убивают всякого, кто их с полки возьмет. Кроме меня, естественно. Мне боевые амулеты не опасны, у меня защита есть. – Он мельком глянул на свой дешевый медный перстенек.

– Так надо было коврик туда, к ним, – Семен кивнул в сторону стеллажей, – для пущей сохранности

– Нельзя, – с сожалением признался археолог. – У них магия взаимоисключающая, у ковра и у боевых амулетов. Я бы с дорогой душой, но нельзя. Древние волшебные раритеты, они, видите ли, почти все узко специализированны. И зачастую несовместимы друг с другом Когда-то это было целой наукой – умение правильно комплектовать магическую амуницию... Порой, Симеон, проигрывались глобальные, решающие сражения из-за, казалось бы, сущей мелочи! Из-за безделицы. Из-за пустяка.

Скажем, в битве за Нартовою Пустошь, была такая в Болотном Мире когда-то, теперь там центр развлечений построили... так вот, в том сражении вождь одной из воюющих сторон по указанию своего колдуна решил использовать в битве трофейный меч-кладенец: то ли в бою тот меч его бойцы взяли, то ли лазутчики у противника выкрали, не важно... Важно то, что ни колдун, ни вождь не учли одну незначительную мелочь – вплетенную в гриву коня вождя особую ленточку, предохраняющую седока от чужого магического оружия. Сильная такая ленточка была... И что получилось в итоге? А в итоге едва трофейный, а значит, вражеский по определению меч покинул ножны, как тут же сработало защитное колдовство ленты и мигом отбросило вражий меч далеко в сторону. Вместе с рукой вождя: меч рванул с такой силой, что ему полностью оторвало кисть руки, которой он держал чужое оружие. Ну а дальше... Меч-кладенец действует до тех пор, пока его рукоять сжимают чьи-либо пальцы. Вот меч и принялся действовать сам по себе, никем не управляемый. Короче, все, кто был в тот день на поле битве, там и полегли. Все до одного. На том спор о Нартовой Пустоши и закончился. На пару лет: пока рука, державшая меч, не сгнила окончательно и оружие не перестало убивать кого ни попадя. Тех, кто на Пустошь случайно попадал.

– Подумать только! – удивился Семен, – А я был уверен, что меч, который лежит у вас на полке, и есть тот самый кладенец. Главное, рука оторванная тоже присутствует! Живая. У нее пальцы шевелятся, я сам видел.

– Он и есть, – медленно сказал Щепель, странно глянув на Семена. – Значит, то, что о вас писали, правда. Вы – видящий. Это хорошо Рука на мече. остывший магический образ... я так и не смог его убрать, потому меч и лежит у меня в запаснике. Кому он нужен, если в любой момент опять может взяться за старое!

– Так. Мы снова вернулись к главному вопросу. – Семен подобрался. – Откуда вы меня знаете? Как меня нашли?

– Я вас очень прошу, – пропустив мимо ушей вопросы Семена, взмолился профессор-археолог, – попробуйте убрать образ руки с меча Вы ведь можете, да? Можете? Поверьте, это очень важно! В первую очередь для вас. Вы... Вы можете это сделать?

Семен вздохнул и, ничего не ответив, направился к стеллажу.

Присев на корточки, он внимательно пригляделся к руке – та не подавала никаких признаков жизни, – потом осторожно, по одному, принялся отдирать пальцы от рукояти меча. Пальцы были мягкими, словно пластилиновыми, липкими, и у Семена от брезгливости снова неприятно заекало в желудке. К счастью, оторвать пальцы от рукояти он успел быстрее, чем взбунтовался желудок: кисть дохлой лягушкой упала на полку и растаяла в воздухе.

– Готово. – Семен встал, с отвращением отряхнул ладони. – Где руки помыть можно?

– Рукомойник там, в углу, – возбужденно сказал Шепель, присаживаясь на корточки и осторожно поводя над длинной рукоятью меча своим медным перстнем, – невероятно... Камень ни на что не реагирует! Чудеса, да и только.

– Фирма веников не вяжет, – торжественно сообщил Map неизвестно кому – Фирма их ворует. Подумаешь, образ сняли. Мы с Семеном такие дела проворачивали, что ух ты! Да мы... Чего это я разошелся? Он же все равно меня не слышит. К сожалению. Иначе бы я ему такое рассказал, “Исое... Мы в своем деле тоже небось профессора! Нет – академики. Или кто там у них еще круче...

Семен вымыл руки и вернулся к стеллажу: археолог продолжал водить ладонью над мечом, что-то бубня себе под нос. Видимо, все еще продолжал восторгаться.

Шепель поднялся с корточек, церемонно поклонился Семену.

– Теперь у меня нет никаких сомнений, что вы – Искусник Симеон. Видящий, который может воздействовать на магию. Вы тот, кто мне нужен! Позарез нужен. И я хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться.