* * *

Стоять на солнцепеке было утомительно – помахав на прощание поезду рукой, Игорь сразу пошел к высокому зданию вокзала: выйти в город здесь можно было только через него, пройдя сквозь ряды всяких книжно-продуктово-сувенирных прилавков, миновав обязательный милицейский контроль на входе и выходе. Конечно, имелась возможность пойти и иным путем, по рельсам, по солнцепеку, вслед ушедшему поезду – мимо складов, ремонтного депо, мимо вечно закрытой столовой для железнодорожников, а там и вокзал заканчивался, никаких тебе лотков и милиции, иди куда хочешь... Но топать в такую даль Игорю было лень, да и не чувствовал он за собой каких-либо подозрительных недостатков, за которые его могли остановить и устроить глобальную проверку с обязательной конфискацией денег: трезвый, гладко выбритый, с паспортом в заднем кармане брюк для возможной проверки той милицией; одежда хоть и поношенная, но чистая – серая рубашка с короткими рукавами, линялые джинсы и видавшие виды кроссовки.

К тому же внешность у Игоря была самая что ни на есть славянская: рослый и плечистый, с темно-серыми глазами; светлые волосы – длинные, как и положено вольному художнику, – были сейчас собраны на затылке в привычный конский хвост. В общем, придраться вроде бы не к чему... Хотя если менты захотят, то все одно придерутся! Работа у них такая.

Было Игорю двадцать восемь лет, возраст не мальчика, но и не утвердившегося в жизни мужа, как иногда в шутку говорила Маша, когда они в очередной раз оставались без денег и надо было снова занимать у родителей или у друзей. Но к финансовым проблемам и Маша, и Игорь относились легко, по-философски, не переживали и – не впадали в панику. Нет денег сегодня – значит, будут завтра! И все дела.

Зарабатывал Игорь на жизнь разной халтурой, в основном ремонтом квартир, сантехники и электрики. Собственно, он был тем самым умельцем, о котором говорят «мастер на все руки», и мог бы зарабатывать гораздо больше и чаще, займись он теми работами всерьез. Например, заключив договор с какой-нибудь строительно-ремонтной фирмой и влившись в бригаду таких же умельцев, подотчетных и контролируемых... Но никуда «вливаться» Игорь не хотел, не желал он быть подотчетным, и точка!

Тем более что о живописи тогда пришлось бы забыть надолго, если не навсегда.

Вчера Игорь закончил довольно выгодную работу – расписывал стены в небольшом частном ресторане по эскизам заказчика, владельца того ресторана. Эскизы были ужасные, подобной безвкусицы Игорь давно не видел! Но платили хорошо, за скорость и за качество: под качеством заказчик подразумевал точное следование его эскизам, без художественных вольностей и отклонений. И чтобы краски яркие и толстым слоем! Представление о работе художника у заказчика было весьма своеобразное...

Деньги пришлись кстати – жена давно собиралась проведать свою маму. Теперь Маша ехала в купе, а Игорь на пару недель стал холостым. Что его никак не удручало.

– Свобода, братцы! – весело сказал Игорь, выйдя из кондиционированной прохлады вокзального здания. – Вот оно, холостяцкое счастье-то! – и, не замечая ни услужливых таксистов, что толпились перед вокзальными дверями, ни подъехавший к остановке автобус, пошел домой пешком.

Ранняя осень почти ничем не отличалась от минувшего жаркого лета: все так же грело солнце, так же зеленели деревья, так же, совсем по-летнему, были одеты прохожие. Но уже чувствовалась в воздухе некая осенняя свежесть, что-то неуловимое, особое... То, что свойственно именно ранней осени – ощущение скорых перемен.

Игорь вышел на центральную городскую улицу с дивным названием Большая Парковая (раньше она носила фамилию товарища Энгельса, но ей, как и многим другим, в свое время вернули старое, историческое название) и неторопливо двинул по ней, с удовольствием посматривая по сторонам: давненько он не был в этих краях! За работой уже и позабыл, как выглядят места, где он столько раз ходил раньше...

Места выглядели замечательно: сверкающие солнцем витрины магазинов, броские рекламы, яркие вывески; чистые тротуары и зеленые еще деревья вдоль проезжей части – все было нарядно и празднично. Даже как-то чересчур празднично... Флаги на зданиях, транспаранты над головой... Мимы и клоуны возле крупных магазинов... Небольшие оркестрики там и тут: музыка была слышна отовсюду и, смешиваясь, порой становилась похожа на бодрую какофонию.

По проезжей части, к большому удивлению Игоря, машины сегодня не ездили – там гуляли прохожие. Тоже праздничные, улыбчивые и добродушные; а еще на улице было много детей с разноцветными воздушными шарами. Короче, в городе несомненно случился какой-то праздник – Большую Парковую отдают для народного гулянья не каждый день! – а Игорь понятия не имел какой.

– Совсем я уже заработался, – с обидой пробормотал Игорь, – эдак вообще от жизни скоро отстану, – и внимательней пригляделся к развешанным над улицей транспарантам: ба! Да сегодня же День Города! То-то народ веселится... Игорь глянул на календарик наручных часов: тринадцатое сентября, пятница, все верно. Однако пятница и тринадцатое – как-то оно не очень... Впрочем, веселью это совпадение вряд ли повредит. Суеверия суевериями, а праздник – праздником!

– Едут! Едут! – закричали на другой стороне улицы. Гуляющий по проезжей части народ поспешно стал тесниться, отступая к тротуарам.

Игорь, заинтересовавшись, подошел к дороге: издалека, приближаясь, доносился дробный цокот копыт. Наконец показались и всадники – впереди на гнедом жеребце ехал разодетый в парчу знаменосец с развернутым знаменем: золотом по голубому полотнищу был вышит герб города. За знаменосцем нестройными рядами ехали другие участники конного парада в разношерстной средневековой одежде и военных доспехах: кто в кольчугах, кто в кирасах, кто в декоративных латах, кто просто так, но все при оружии – были тут и мечи, и луки, и арбалеты, и секиры, и булавы... Игорь невольно усмехнулся – смешение веков и стилей было невероятное! Но смотрелось оно неплохо, празднично смотрелось. Чего, собственно, от того парада-алле и требовалось.

Дети вопили от восторга; родители поднимали своих чад повыше, давая им возможность разглядеть все-все, – от счастья детишки забывали о своих воздушных шариках, и те уносились в синюю высь: небо над Большой Парковой стало напоминать цветную мозаику, легкую, подвижную.

Игорь полюбовался на небо, и ему вдруг нестерпимо захотелось нарисовать этот праздник – с ярким солнцем и легким запахом осени, с разудалыми конниками, с радостными детьми и воздушными шарами в небе. Недолго думая Игорь свернул с центральной улицы и пошел домой.

Дойдя до Красноармейской – этой улице не вернули ее историческое название, потому что она с самого начала именно так и называлась, – Игорь сел в троллейбус и через несколько остановок был уже возле своего дома, панельной многоэтажки семидесятых годов постройки.

Но прежде чем вернуться к этюднику и краскам, Игорь решил зайти в ближний магазин, купить хлеба на всякий случай – он совсем не помнил, есть ли дома хлеб; вроде бы, собираясь в дорогу, Маша смела все подчистую... Ну и колбасы взять, чтобы наверняка, и пару бутылочек пива заодно – праздник все же! Можно и пива чуток выпить, для настроения.

Игорь направился к магазину. Но, не дойдя до него, с удивлением обнаружил, что на знакомом ему пути появился павильон-тент, уставленный красными пластиковыми столами и стульями; над входом красовалась выполненная серебром по брезентовому козырьку заманчивая надпись: «Пиво». Павильон был разборный, из числа тех, что сами по себе возникают на городских улицах в неожиданных местах на день-другой, а потом так же таинственно исчезают. Вспомнив о Дне Города, Игорь удивляться перестал и решил зайти в пивной домик, раз уж тот оказался у него на пути. Народу в павильоне было много, почти все столики заняты, но Игорь и не собирался долго рассиживаться, выпьет кружечку – и вперед, за хлебом и колбасой. А после домой, к этюднику...

У стойки Игорь передумал и взял у продавщицы пару кружек: жарко как-никак, да и гулял долго – можно и задержаться в тенечке, куда торопиться! Ни магазин, ни краски с кистями от него не убегут... Игорь огляделся, выискивая, где можно присесть.

Свободным оказался стоявший возле тротуара столик. Ну, не очень-то и свободный: за ним сидел сухощавый мужчина, седой, коротко стриженный и в необычной одежде, отдаленно похожей на ту, что Игорь видел на некоторых всадниках во время конного проезда. На мужчине была коричневая рубашка с длинными рукавами, черный кожаный жилет с кучей нагрудных карманов, черные же брюки-галифе, тоже со множеством карманов, даже на штанинах; галифе ныряли в высокие мягкие сапоги – Игорь невольно оглянулся, высматривая коня, на котором по-походному одетый гражданин прибыл к пивной палатке. Но никакого коня поблизости не было. Наверное, друзья-конники в конюшню увели...

Примечательно одетый посетитель сидел и неспешно потягивал пиво из высокой кружки, заедая выпитое дежурными крабовыми палочками. Игорь подошел к столику.

– Не возражаете? – Он поставил кружки на стол и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, сел напротив мужчины.

– Отнюдь нет, – вежливо ответил тот, – присаживайтесь, мой юный друг, я рад нашей доброй встрече, – и любезно пододвинул на центр стола блюдце с крабовыми палочками, чтобы Игорю удобнее брать было.

Тут бы и призадуматься Игорю, тут бы выпить одну кружку по-быстрому и уйти, оставив вторую, черт с ней! Потому что незнакомец и выглядел, и вел себя неправильно – во всяком случае, не так, как положено в подобном месте. Во-первых, костюм на нем был вовсе не карнавальный, надетый на один день ради потехи, а ношеный и заботливо чиненный: на кожаном жилете кое-где имелись аккуратно зашитые порезы и почти незаметные латки. Во-вторых, жесткое обветренное лицо мужчины было в шрамах, словно он неоднократно попадал в переделки, где не зазорно пользоваться любым холодным оружием; блекло-голубые глаза ни на миг не теряли настороженного выражения... Да и манера разговаривать – нет, люди с такой внешностью никак не могут изъясняться столь высокопарно! Тем более в пивной.

И крабовыми палочками случайного соседа вот так, с ходу, никто не угощает, не принято... Разве что после второй-третьей совместной кружки, после необязательного, но сближающего разговора.

Недаром странный человек сидел за столиком один-одинешенек: было в нем что-то подозрительное, что-то чуждое – неопределенное, но вполне ощутимое; обычно с такими типами нормальные обыватели предпочитают не связываться. И за столик к ним подсаживаются лишь те, кто совершенно не разбирается в людях или кому глубоко плевать на возможные последствия от такого соседства.

Но Игорь поначалу на внешность странного человека внимания не обратил – очень уж ему хотелось пива, да и присесть тоже хотелось, ноги гудели от долгих проводов и хождений по городу. А когда обратил, то никакой внутренней тревоги не почувствовал, наоборот, с интересом принялся рассматривать колоритного соседа. В городе столь характерное лицо не часто увидишь, не свойствен подобный типаж городскому жителю... Более всего незнакомец походил на человека рисковой профессии: может быть, каскадер, или вольный золотоискатель, или цирковой укротитель. Или путешественник. Во всяком случае, вряд ли он служил в тихой конторе бухгалтером-счетоводом... Конечно, интересоваться у незнакомца вот так с ходу, кто он и кем работает, было крайне невежливо, хотя Игоря и подмывало задать этот вопрос.

Игорь отпил пива – холодного, терпкого – и потянулся за любезно предложенным крабовым угощением. Тут-то оно все и случилось, быстро и непоправимо...

Сосед глухо охнул, Игорь резко поднял глаза: из шеи соседа, чуть выше воротника, торчала большая серебряная игла... нет, не игла, а что-то похожее на нее – оно, серебряное, вдруг ожило, забилось, вгрызаясь в плоть глубже, и исчезло, за секунду уйдя в шею полностью. В широко раскрытых глазах незнакомца плескалось безмерное удивление и недоумение. Если бы Игорь сам не видел ту живую иглу, то никогда бы не поверил, что такое возможно.

– Но почему? – прохрипел сосед, хватаясь за шею и с трудом поворачивая голову к тротуару. Игорь, ошарашенный увиденным, тоже посмотрел туда, но никого поблизости не было. Лишь неподалеку, удаляясь от павильона, шел человек в однотонном сером костюме и такой же невзрачной шляпе, спокойно шел, уверенно; в правой руке прохожего была зажата прозрачная желтая трубка – Игорь мимоходом подумал, что это, наверное, флейта, очень уж похоже было... Больше он ничего не успел разглядеть: сосед внезапно ухватил его за протянутую к крабовым палочкам руку.

– Ты... – просипел незнакомец, с надеждой глядя в глаза Игорю; голос у соседа стал глухим, слова звучали невнятно, – значит, ты... дойдешь...

Игорь с ужасом увидел, как изо рта незнакомца идет розовая пена, как лопаются сосуды в глазах, заливая белки алой кровью, как становится меловым лицо, исчерченное сеткой шрамов; сосед что-то пытался сказать еще, но уже не мог.

Игорь попробовал выдернуть руку, но хватка оказалась железной, не вырваться; кровавые глаза незнакомца закатились, он обмяк и упал грудью на столик, столкнув плечом недопитую кружку на пол... В тот же миг Игоря обдало изнутри жаром, как будто зажглось в нем на краткий миг нечто яростное, обжигающее; одновременно что-то случилось с миром – волна запахов и красок накатила на Игоря, прошла сквозь него и исчезла: мир стал прежним.

Игорь выдернул руку из ослабевших пальцев, в растерянности огляделся – разговоры за столиками утихли, все смотрели на него. И на бездвижное тело.

– С человеком плохо, – сдавленным голосом произнес Игорь. – Здесь есть врач? – Горло вдруг перехватило, словно вместе с судорожным рукопожатием он заполучил и серебряную дрянь, убившую Эрона, по паспорту Кашина Виктора Иннокентьевича, проживающего по адресу... Откуда-то он сейчас знал, как звали погибшего. И адрес его знал. И еще точно знал, что тот мертв – окончательно, бесповоротно. Знание это не радовало, потому как теперь его, Игоря, жизнь должна была круто измениться – что-то подсказывало ему это; рой непонятных образов и мыслей вихрем пронесся в сознании, оглушив и ослепив парня. Впрочем, неприятные ощущения почти сразу исчезли, оставив в голове легкий звон, точно Игорь крепко затылком ударился.

– Я типа врач. – Из-за одного из столиков, поставив кружку на газету с чищеной рыбой, поднялся давно не стриженный здоровяк, пузатый, бородатый, в синей линялой футболке и грязных потертых джинсах, более похожий на байкера, чем на представителя медицины. – Чего там у вас случилось?

На ходу вытирая руки о футболку, здоровяк подошел к Игорю; остальные посетители с нескрываемым интересом наблюдали за происходящим.

– Вот, – Игорь встал, указал на соседа, – сидел, сидел, а потом пена изо рта и вообще... Упал, короче, и не дышит. – Говорить о серебряной игле Игорь не собирался – не место и не время. Нельзя было о ней здесь говорить... Почему-то он это чувствовал

– Сейчас посмотрим, – пообещал бородач, легко приподнял тело и усадил его на стуле: голова Эрона откинулась назад, кровавые глаза незряче уставились в брезентовый потолок. – Кранты, – без тени сомнения сказал здоровяк, мельком глянув в белое лицо и пощупав пульс на руке, – тут и реанимация не поможет. Разрыв мозгов, натурально! Инсульт называется, ежели по-умному, во как. – Здоровяк с подозрением глянул на Игоря. – Родственник твой, что ли? Или кореш?

– Нет. – Игорь пожал плечами. – Понятия не имею, кто такой. Я всего лишь пивка хотел выпить...

– Ну тогда и не бери в голову, – настоятельно посоветовал бородач, – допивай свое пивко, если охота не пропала, и дуй отсюда... Вот-вот «скорая» приедет и милиция. – Здоровяк кивнул в сторону продавщицы та негромко говорила по сотовому телефону, с испугом поглядывая на труп. – Затаскают как свидетеля, – громко добавил врач-байкер. Сказанное им как будто послужило сигналом: народ за столиками принялся спешно допивать и дожевывать, а после потянулся к выходу.

Трогать оставшееся на столике пиво Игорь не стал, какое там! Глянул еще раз на покойника, сглотнул судорожно и пошел прочь. Ноги сами понесли его в магазин, сработала заданная накануне программа, хотя и не до покупок было сейчас Игорю, ох не до покупок...

Взяв полкило вареной колбасы и буханку хлеба, Игорь пошел домой. Хотел было вернуться кружным путем, чтобы не видеть злосчастного места, но не получилось: дорогу, ведшую в обход, как раз асфальтировали, – видать, не успели к празднику и теперь наверстывали. Пришлось идти мимо павильона-тента.

У павильона стояла легковая милицейская машина с выключенной мигалкой; усатый гражданский водитель, открыв дверцу, читал газету, не обращая ни на кого внимания.

В самом павильоне больше пиво не пили, там вообще никого из посетителей не было. У стойки молоденький лейтенант внимательно слушал продавщицу, которая болтала без умолку, размахивая зажатым в руке сотовиком; лейтенантик с утомленным видом пытался всю эту болтовню зафиксировать в блокноте, но получалось у него плохо, он то и дело останавливал продавщицу, задавая ей уточняющие вопросы. Та, коротко ответив, начинала свой рассказ по новой, с самого начала. Вид у лейтенантика был горестный и измученный.

Убитого Эрона не было, увезли уже. Игорь поначалу удивился оперативности мед службы, но тут же сообразил, что сегодня праздник. А в праздник трупам не положено валяться где попало, тем более в местах народного увеселения! В пивной то есть.

Игорь пошел дальше, размышляя о судьбе человека, убитого у него на глазах. И о его неуместном предсмертном рукопожатии... и о своих непонятных ощущениях, и... Тут Игорь чуть не споткнулся, увидев впереди знакомого врача-здоровяка – высунувшись из-за угла ближней многоэтажки, здоровяк разглядывал павильон в театральный бинокль, что-то шепча себе в бороду. Или не шепча, а жуя резинку: борода у него ходила ходуном. Заметив Игоря, бородач поспешно сунул бинокль в карман джинсов, испуганно округлил глаза и нырнул за дом. Когда Игорь поравнялся с углом многоэтажки, то никого там не обнаружил, пустой был двор... Игорь эти места знал хорошо, рядом ведь живет: проходной двор упирался в домишки частного сектора с узкими улочками-переулочками, где по незнанию запросто можно было заблудиться. Искать в том лабиринте подозрительного врача Игорь не собирался... Да и врача ли?

С неприятным осадком на душе Игорь вернулся домой: первым делом запер дверь на ключ, хотя раньше обходился только щеколдой, а после, разгрузив кулек, поставил на плиту чайник – пиво покупать он не стал, спасибо, напился уже... Сунув колбасу в холодильник и упрятав туда же по рассеянности хлеб, Игорь прошел в комнату.

Квартирка у Игоря и Маши была однокомнатная и располагалась на шестом, продуваемом всеми ветрами этаже давно не ремонтированного здания – стандартная квартира – «гостинка» с малой площадью. Но Игорю она нравилась, здесь было как-то очень по-домашнему уютно: вдоль одной из стен стояла мебель, доставшаяся от покойной бабушки, – неказистая с виду, но крепкая, сделанная на совесть; на полу лежал ковер, старый, местами вытертый, тоже от бабушки; широкую тахту возле другой стены Игорь с Машей купили первым делом, еще до свадьбы – святое дело! – когда в квартирке было шаром покати, ни тебе мебели, ни ковра. На стенах, где только можно, висели картины Игоря, что придавало комнате особый вид – то ли музея, то ли выставочного зала.

В углу, между балконной дверью и тахтой, стоял журнальный столик со стопкой газет и бабушкиным телефоном. Телефон не работал: подключение стоило дорого, денег вечно не хватало, и аппарат уже год безмолвствовал. Лишь иногда тихо брякал, когда столик дверью цепляли.

Игорь взял этюдник, хранившийся под столиком, и вернулся на кухню.

Пока закипал чайник, пока настаивалась крутая заварка, Игорь установил этюдник у окна, неторопливо подготовил кисти и вонючий разбавитель для красок, а сами краски выдавил из тюбиков на заботливо очищенную палитру; потом укрепил загрунтованный картон и сделал первый мазок. Писать Игорь решил без подмалевка, чернового эскиза, – как получится, так и получится!

Собирался Игорь написать праздник с воздушными шарами, радостными детьми и разудалыми конниками... Собирался, да. Но светлое настроение было полностью испорчено недавним происшествием, и Игорь принялся рисовать без всякой задумки, как придется. Как кисть захочет и как краски лягут.

То, что получалось на картоне, к нынешнему празднику вообще никакого отношения не имело... Черт-те что получалось, а не городской пейзаж! Какая-то равнина, покрытая нереально фиолетовой травой, с возвышающимися то тут, то там рыжими глыбами-валунами; у горизонта на фоне вечерней зари темнел контур обнесенного стеной высокого замка с остроконечными крышами и реющими над ними флагами. Поверх зубчатой стены огненным прочерком змеилось что-то волнистое, непонятное. То ли молния, то ли змея какая... И еще на рисунке был идущий к тому замку седой человек в черной одежде. Человек был выполнен небрежно, кое-как, но висящий на боку у него меч Игорь прорисовал очень тщательно. Только непонятно – зачем?

– Бредятина, – убежденно сказал Игорь, с интересом рассматривая эскиз, – чего это меня на эдакую несусветную тему пробило? – Он положил кисть, вытер руки тряпкой, мимоходом глянул в окно.

На улице вечерело: небо заметно потемнело, излилось густой синевой; из-за крыши дальней многоэтажки выглядывал край черной тучи, закрывшей солнце, – видимо, собиралась гроза. Деревья, росшие под окнами гостинки, стояли тихие, поникшие в ожидании ливня; возле подъезда, вольготно развалившись на лавочке, сидел давешний «типа врач». Сидел, закинув ногу на ногу, и не таясь смотрел на окно кухни Игоря в театральный бинокль.

От неожиданности Игорь отпрянул от окна, и его вдруг разобрала жуткая злость, хотя ничего предосудительного бородач вроде бы не делал – ну, сидит себе человек на лавке, никого не трогает, в бинокль птичек разглядывает... Совпадение, не более! Очередное.

– Вот же скотина, – с ненавистью сказал Игорь, – чего ему от меня надо-то? Может, выйти разобраться? Морду набить, что ли... – Он решительно направился в прихожую, к двери. И в этот момент в дверь требовательно постучали, хотя там имелся звонок.

– Кто? – раздраженно спросил Игорь, не донеся руку с ключом до замка.

– Открывайте, милиция, – грозно сказали за дверью. А может, и не грозно, а излишне громко, но дела это не меняло: Игорь щелкнул замком и открыл дверь. И только после с тревогой подумал, что милицией назваться может кто угодно: глазка в двери не было, как-то все руки не доходили его поставить.

На пороге действительно стоял милиционер, и даже не сержант, чего Игорь внутренне ожидал – как правило, именно у матерых сержантищей такие громкие и неприятные голоса, их, наверное, инструктора специально дрессируют для психической атаки, – а целый полковник! Полковники милиции по пустякам в квартиры незнакомых граждан не ломятся, не по чину оно им: значит, случилось что-то серьезное, из ряда вон выходящее.

– Разрешите? – Полковник козырнул и уставился на Игоря, явно чего-то от него ожидая. Видимо, разрешения войти.

– Пожалуйста, входите. – Несколько удивленный визитом столь высокого чина, Игорь посторонился. Полковник еще раз козырнул и вошел в прихожую, откуда прямиком двинул на кухню.

Игорь закрыл дверь на щеколду и последовал за нежданным гостем.

Полковник уже сидел за столом, положив фуражку на столешницу, и с неприязнью смотрел на незаконченную картину: похоже, картина ему не нравилась. Очень не нравилась!

Игорь сел за стол напротив, старательно загородив собой эскиз. Во-первых, он не любил показывать кому-либо неоконченную работу, а во-вторых не глянулся ему этот милиционер, совсем не глянулся! Ощущалась в нем некая фальшь... хотя вроде бы все было на месте: и погоны, и чистенькая, отутюженная серая форма, и новенькая кокарда на красном околыше, и золотой орел на тулье высокой фуражки. И, как пишут в книгах, благородная седина на висках с усталым прищуром глаз тоже имелись. «Чересчур типичный полковник, – с сомнением подумал Игорь, – ему только в кино сниматься». Тут он наконец понял, что ему не понравилось в страже порядка. Вот именно – киношный! Рекламно-глянцевый полковник, словно только что сошедший с обложки специализированного милицейского журнала... хотя существуют ли те милицейские журналы, Игорь не знал. Скорее всего, существуют.

– Резин? – Полковник уставился на Игоря немигающим взглядом. – Игорь Андреевич?

– Да, это я, – не понимая, куда клонит гость, согласился Игорь.

– Я и вижу, что не Репин, – криво усмехнулся милиционер. – Вы тут паспорт обронили, в пивной... Мне поручили его вам занести. – Полковник достал из внутреннего кармана кителя темно-красную книжицу с золотым гербом на обложке и небрежно швырнул ее на стол. – Нехорошо, молодой человек, по пивным шляться, где бомжи от пьянства мрут, нехорошо! Эдак вы и сами, того гляди, ненароком помереть можете... Хотел я было вам заодно пару вопросиков задать, да не вижу теперь в них смысла... Знатные картиночки рисуете, Игорь Андреевич, знатные! Много чего объясняющие. – Милиционер потянулся к фуражке.

Игорь с подозрением нахмурился: слыханное ли это дело – полковник на побегушках! Утерянные документы он, видите ли, по чьему-то поручению разносит хрен его знает кому на дом... Если бы паспорт и впрямь попал в милицию, то в лучшем случае вызвали бы Игоря в районное отделение и там вернули бы ему золотогербовый, а в худшем – еще и оштрафовали, чтоб неповадно было... Да и потерять паспорт он никак не мог, карман-то на молнии! Значит, выкрали... врач-байкер в павильоне постарался, успел. И еще – эскиз! Картинка, которая глянцевому полковнику что-то объяснила...

Игорь напрягся в тревожном непонимании, четко ощущая нависшую над ним опасность – неведомо какую, неведомо откуда, но реальную, сиюминутную, – и тут время замедлило свой бег: полковник медленно-медленно дотянулся до фуражки, медленно-медленно сунул под нее руку…

Игорь резко повернулся, схватил с этюдника кисть с невысохшей еще краской и неуловимо быстрым для гостя движением нарисовал на его лбу замысловатый знак, похожий то ли на древнегерманскую руну, то ли на китайский иероглиф. Нарисовал и опешил от собственной наглости – уж чего-чего, а такого он от себя не ожидал. И понятия не имел, что именно нарисовал. И, главное, зачем.

– Хулиганите?! – гневно взревел полковник, враз позабыв о фуражке. – Нападение на стража порядка при исполнении служебных обязанностей?!! – Голос милиционера становился все ниже и ниже, переходя в рычание; два острых клыкa вылезли из-под верхней губы; лицо... морда лже-милиционера покрылась крупной прозрачной чешуёй, глаза превратились в узенькие щелки.

Нарисованная на лбу руна налилась багровым цветом, бывший полковник изо всех сил пытался стереть ее рукавом кителя, но тщетно – мало того, что знак намертво въелся в кожу не хуже клейма, но к тому же светился из-под чешуи, надежно ею защищенный.

Чудище вскочило с табурета – Игорь в испуге подался назад, едва не перевернув этюдник, – и попятилось, грозя парню когтистым пальцем. А потом кинулось бегом в прихожую: раздался взрывной грохот, как будто дверь с маху высадили, потом в коридоре заорали дурным голосом, послышался удаляющийся топот... и стало тихо.

Игорь выглянул в окно: из подъезда как ошпаренный вылетел бывший милиционер и, закрывая лицо руками, помчался куда-то; форма на оборотне висела лохмотьями, расползаясь на бегу.

Озадаченный бородач на лавочке нацелил бинокль на удирающего полковника – видимо, случившееся и для него тоже оказалось полной неожиданностью.

Ветвистая молния прорезала черное небо, грянул пушечный гром, и немедленно хлынул ливень, настолько мощный, что скрыл за собой и убегающее существо, и лавку с толстяком-наблюдателем.

– Твою мать, – изумленно сказал Игорь, больше слов у него не было. Он обернулся, посмотрел на забытую оборотнем фуражку: милицейский головной убор на глазах стал мятой серой шляпой. А чуть погодя шляпа обмякла, осела и превратилась в грязную тряпку, засаленный шейный платок. Игорь, содрогаясь от омерзения, подцепил ветошь спичкой, чтобы выбросить рвань в мусорное ведро, и замер – под тряпкой, стеклянно поблескивая в грозовом полумраке, лежала прозрачная желтая трубка. Та, которую Игорь когда-то принял за флейту...

Внутри трубки, свернувшись в клубочек, пряталась живая серебряная игла: достаточно было хорошенько дунуть в ту трубку, чтобы убийственный комочек полетел по назначению.

– Вот, значит, какие полковники на свете бывают, – огорченно пробормотал Игорь, – такие, понимаешь, совсем нехорошие, мать их... – и, ни с того ни с сего захихикав, швырнул тряпку в ведро. А потом, все еще нервно посмеиваясь, пошел смотреть, что случилось с дверью.

Вообще-то ежели по-житейски, то должен был сейчас Игорь биться в истерике или орать благим матом, снимая истошными воплями крутой стресс... или срочно звонить в психушку на предмет полного пансиона и длительного проживания в местах душевной скорби. Однако ничего такого делать Игорь не собирался: почему-то произошедшее его не сильно зацепило, словно с ним уже происходило нечто подобное. Когда-то.

Дверь, как он и ожидал, была выбита напрочь выбита и выброшена аж на середину коридора. Неподалеку, прислонившись к косяку, в дверном проеме своей квартиры стоял замечательный сосед Валера, как всегда, в грязном спортивном трико, как всегда, нетрезвый, как всегда, с полным стаканом в одной руке и надкусанным пирожком в другой. Замечателен Валера был тем, что никогда не пьянел, как он сам о том говорил. Ну а то, что сосед регулярно валялся в коридоре, не добравшись до дому с дружеской попойки, не в счет – виноваты в том были магнитные бури и злобный НЛО, повадившийся облучать Валеру усыпительными лучами. Как он сам о том говорил.

– Слышь, соседник, – Валера приложился к стакану с вином и понюхал пирожок, – чего стряслось-то? Жинка твоя сегодня уехала – я видел, как ты ее провожал... Так что не хахалю ты морду бил, однозначно! Кого ж тогда дубасил так, что он, гад, по-людски дверь открыть не смог? Да еще, кажись, то мент был... Одобряю, конечно, но жди неприятностей – Валера с сочувствием посмотрел на Игоря.