обожженые зоной - Сто баксов на похороны

      – Он ничего и не сделал, – раздраженно перебил Вячеслав. – И если бы мы сами не вмешались, то…
      – Он сообщил нам обо всех появившихся свидетелях, – напомнил Хаджи. – Насчет этого к нему претензий нет. Он свое отработал. Но мне кажется, он…
      – Ничего он не сделает, – пренебрежительно проговорил Филин. – Он сам трясется, как бы мы его не заложили. К тому же за ним хвост порядочной длины. Он ведь на Кость уже несколько лет пашет. Еще когда курсантом был, тот его прихватил на чем-то. Вот и пашет на него.
      – Не он, – поправил его Вячеслав. – Брат Влада, майор, тоже Белков, в Туле работает. Вот через него Горец и вышел на Влада. И пригодился. – Притормозив, выматерился: – …твою мать. Летит прямо в лоб.
      Хаджи рассмеялся:
      – Рыбак рыбака видит издалека.
      – Хаджи, – обратился к нему Филин. – Ты давно в России? По-русски шпаришь почти без акцента. Правда, когда немного психуешь, здорово слышно.
      – Я родился в России. Мать у меня с Волги. Потом отец нас в Дагестан увез. Там до армии и был. Меня вроде в армию забирать, а отец через Кость в Москву и пристроил. А потом быстренько комиссовали. Деньги сейчас могут все.
      – Куда едем, – спросил Вячик, – к Кривому или в Рассказово? Если в Рассказово, то по объездной. Через город с московскими номерами…
      Договорить ему не дал вызов сотового телефона.
      – Что же со мной будет? – с тоской посмотрел на светлое от солнечных лучей окно больничной палаты Олег. – Посадят ведь. И ничего доказать я не смогу. Ну, пусть даже свидетели эти скажут, что меня джип сбил. И что? – с отчаянием спросил он себя. – Ведь анализ показал, что в крови алкоголь. Не пил я! – словно его мог кто-то слышать, крикнул он. Дверь сразу открылась. В палату заглянул молодой милиционер: Олег в бессильной ярости саданул кулаком по стене. Скривившись от боли, несколько раз подул на ушибленное место.
      – Ты чего?
      – Как Лапина убили? – неожиданно для него спросил Олег.
      – А ты откуда знаешь? – Милиционер удивился.
      – Где его?
      – Тебе-то какая разница? – отмахнулся милиционер. – Видно, из-за оружия, – тут же показывая, что он тоже что-то знает, добавил милиционер. – В шею и в живот. Говорят, что били профессионально.
      – Когда?
      – Тебе-то какое дело? – Сержант закрыл дверь.
      – Я знаю, кто убил! – заорал Олег.
      – Хватит орать, – снова приоткрыв дверь, строго бросил милиционер. – А то…
      – Его с помощью Белкова и старшего сержанта, – торопясь, что тот его не выслушает, проговорил Олег, – убили. Те, с джипа. Которые меня сби…
      – Ты, похоже, под дурака косить начал, – усмехнулся милиционер и погрозил кулаком. – Малейший зехир, и я тебя в отдел отправлю. Вызову тревожную группу – и уволочем!
      – Да я правду говорю! – заорал Олег. – У меня были…
      – Все! – гаркнул милиционер. – Хватит! – И со стуком закрыл дверь.
      – Где я? – услышала менявшая колбу капельницы молодая медсестра. Ахнув, взглянула на бледное лицо Устинова, лежавшего с перевязанной головой на кровати. – Будем смотреть, – подмигнул ему врач. – Зовут меня Евгений Анатольевич. Ты имя свое и фамилию помнишь?
      – Очнулся, – вздохнула она. Подойдя, осторожно поправила на его груди простыню. – Сейчас врача пришлю. Сейчас, – кивнула она и быстро вышла.
      Юрий, зажмурившись, с трудом вытащив из-под простыни руку, коснулся бинта на голове и потерял сознание. Но тут же пришел в себя. В палату быстро вошел пожилой врач.
      – Как дела, герой? – Присев, стал считать пульс.
      – Здорово меня, док? – спросил Устинов.
      – Голова сильно болит? – поинтересовался врач.
      – Справа, – вздохнул Юрий. – Над бровью и где висок. Как жжет. Здорово они меня?
      – Ты в аварию попал, – сказал врач.
      – Вот суки! Классно сработано, как в боевике. И не добили… – Юрий криво улыбнулся. – А так, значит, в аварию я сам влетел?
      – Все в порядке, – кивнул врач. – Только вот с лекарствами у нас не совсем… – Он, вздохнув, развел руками. – И насчет питания: было бы неплохо, если б тебе из дома…
      – Дом есть, – не дал договорить ему Юрий. – Только вот в нем никого. Мать умерла, когда я… – Не договорив, порывисто отвернулся к стене и застонал.
      – Ты голову свою береги, – строго сказал врач. – Она тебе еще пригодится. Не женат?
      – Бог миловал, – сумел улыбнуться Юрий.
      – Все-таки, видать, что-то в мозгах у тебя отбито. Семью человеку может только заклятый враг не пожелать, – заметил он. – Потому как человек без семьи…
      – Когда более-менее очухаюсь, мы это обязательно обсудим. А сейчас я вот что хотел спросить. Здесь лежит мужик, который на «Ниве» улетел.
      – Знакомый, что ли?
      – Дядя, – не зная возраста того, о ком спрашивает, нашел ответ Юрий.
      – Он здесь сейчас, – ответил врач. – Я слышал, будто он не виноват.
      – Где он лежит? – перебил его Устинов.
      – Ну, положим, рановато ты проведывать его собрался. Тебе самому еще долежать нужно. К тому же около его палаты милиционер находится. Охрана как бы. Впрочем, тебе еще рано, – повторил врач. – Строгий постельный режим. По крайней мере двадцать один день.
      – Ко мне никто не приезжал? – спросил Юрий.
      – Мужчина был какой-то, – вспомнил врач. – Сразу как тебя привезли. Пока ему не сказали, что ты живой, не уходил.
      – Проверяли, – пробормотал Юрий. Посмотрел врачу в глаза. – Доктор, – вздохнул он, – если честно, здорово меня?
      – Сотрясение мозга, – вздохнул врач. – И что еще рентген покажет. Ты боли, кроме как в голове, нигде не чувствуешь?
      – Нет, – вздохнул Юрий. По привычке желая отрицательно покачать головой, сумел сдержаться.
      – В ногах, в руках? Или, может, в шее?
      – Да вроде все нормально, – вздохнул Юрий. – Вот черепушка побаливает. Справа и чуть выше виска.
      – Ну и молодежь, – не удержавшись, осуждающе проговорил доктор, – черепушка. Где таких слов понабрались? – проворчал он и снова строго сказал: – Не вставать. И принимать все, что будут давать.
      – А если мне получше станет… – осторожно начал Юрий.
      – Устинов Юрий Николаевич, – отозвался парень. – Двадцать пять лет. Живу в поселке Озерки. Работаю водителем молоковоза. Еще вопросы насчет моей биографии есть?
      – Он сказал, – нервно проговорил Влад, – что если я не дам ему денег, он… – Адрес, – буркнул Хаджи.
      – Получит, – кивнул Вячеслав. – Похоже, это становится нашей визитной карточкой, – посмотрел он на Хаджи. Тот, улыбаясь, кивнул.
      – Какая визитная карточка? – заволновался Белков.
      – Тебя это не касается, – одернул его Филин.
      Владислав, испуганно взглянув на него, облизнул пересохшие от волнения губы.
      – С кем живет этот сержантик? – поинтересовался Медный.
      – Да так, – сглотнул слюну Белков, – сожитель у одной бабы. Она сигаретами на рынке торгует. Он у нее уже год…
      – Кто еще?
      – Дочка этой бабы, – перевел на него взгляд Влад. – Девчонке тринадцать лет. В школе учится.
      – Все? – недовольно спросил Хаджи.
      Владислав молча кивнул.
      – Дом или квартира?
      – Квартира. Второй этаж. Двухкомнатная. В одной девчонка, а во второй они.
      – Когда он велел деньги принести? – зевнул Хаджи.
      – Сказал, что позвонит, – вздохнул Белков. – Мне ведь до пенсии осталось всего ничего…
      – Доживешь ты до своей заслуженной пенсии, – хмыкнул Медный. – Если, конечно, нам лапшу на уши насчет сержанта не вешаешь. Может, сам решил на нас деньжат сделать? – усмехнулся он.
      Владислав шагнул назад и энергично затряс головой.

* * *

      – Да я дома в жопу пьяный спал, – промычал коренастый, с разбитым носом мужчина в разорванной тельняшке.
      – Откуда же у тебя пистолет появился? – коротко ударив его резиновой дубинкой меж лопаток, зло спросил плотный капитан милиции в расстегнутой форменной рубашке.
      – Не знаю! – взвыл коренастый.
      – Кто подтвердит, что ты дома был? – спросил куривший за служебным столиком средних лет мужчина в штатском.
      – Дома я был! – заорал коренастый. – Спал я!
      – Тебя Лапин два года назад пьяного на машине остановил, – напомнил ему капитан. – Права на год отдал. Помнишь? Ты еще орал, что ты Лапину…
      – Да не видел я его! – крикнул коренастый.
      – Плохо дело, Суриков, – покачал головой оперативник. – Лапину ты угрожал. Причина, чтобы его сделать, у тебя была. Пистолет Лапина найден у тебя на кухне. Может, давай по-хорошему? Ведь не один ты был. С кем Лапина убили? – угрожающе спросил он. – И не заставляй меня об этом еще раз спрашивать, – поднявшись, предупредил он Сурикова. – Лапин мой товарищ был. Я бы тебя, гниду, при попытке к бегству срезал. Твое счастье, что не я тебя брал.
      – Взяли его, – сказала молодая женщина в короткой юбке. – Они сразу к тем поехали, кто к Лапину дышал неравнодушно. Он когда увидел, как из-под стола пистолет достали, оцепенел, – весело продолжила она. – Правда, они били его сильно. Я думала – убьют. – Хорош, – недовольно перебил его Цыганок. – Не тебе за это базар вести. Я когда вернулся, в запой ушел. Думал, хренотень все это. Мол, после войны ночами спать не будешь. Там дрых, а здесь не буду. Но когда трезвый ложился, по натуре, первое время во сне там воевал. Если в первый раз как-то не то чтобы испугался, просто интересно было, но второй бой, когда мы почтамт в Грозном брали, часто во сне вижу. Сейчас, правда, уже все. А сначала, мать говорит, во сне что-то орал. Короче, ну его на хрен, этот базар дешевый!
      – Забудь, – прервал ее Корень. – Кривой с тебя враз башку снимет, если вякнешь кому.
      – Да я что, – обидчиво спросила она, – глупая, что ли?
      – Вот и закрой пасть, – лениво перебил ее пивший пиво, – а то воняет.
      – Как нужно было подставить Сурка, – обиделась она, – то Валюшка, а когда сделала – завоняла?
      – Я тебе сейчас кишки выпущу, – зевнул Цыганок.
      – Не гони на нее жути, – усмехнулся Корень. – Все-таки она лихо это обставила. А с московскими крутиться ништяк, – подмигнул он. – И бабки нормальные, и вообще…
      – Уж больно они строят из себя, – недовольно заметил Цыганок. – Особенно этот «дух», Хаджи. Парни базарят, что…
      – Ты на них, – Корень снова усмехнулся, – после Чечни зуб имеешь, для тебя любой кавказец «дух». А мне лично плевать, кто он. Пусть даже братан Басаева. Бабки имею, и ништяк. Кривой никогда столько не отваливал.
      – Вот такие, – криво улыбнулся Цыганок, – как ты, и за Дудаева в Чечне воевали. Мы раз взяли хохленка. Он, сучонок…
      – А в натуре там бабы из Прибалтики, снайперши, были? – с интересом спросил Корень.
      Цыганок молча кивнул.
      – Ты их видел?
      – Живых нет.
      – А говорят, что…
      – Вот видишь, – положив телефонную трубку, подмигнул женщине старший сержант. – Я же говорил, что скоро мы в куражах будем. Сейчас пойду к одному товарищу по оружию, он мне и отстегнет прилично. А сначала упирался! – рассмеялся сержант. – Анька! – заплакала успевшая поймать падающую дочь женщина.
      – Ты про Белкова? – спросила она.
      – А про кого же? – Он снова подмигнул. Поднявшись, закурил. – Я скоро, через полчасика вернусь. Ты приготовь какую-нибудь закуску получше. Коньячок возьму. Грех не обмыть.
      – Я хотела котлеты жарить, – проговорила она. – Вот и наделаю. А коньяк не бери, – поморщилась она.
      – День-то какой, грех коньячку не взять.
      Он вышел в прихожую.
      – Я ушел! – услышала женщина.
      – Смотри, там нигде не пей, – громко попросила она. – А то снова придешь и будешь выступать. Лучше уж дома, если так хочешь, отметим!
      Открыв холодильник, достала тарелку с мясом.
      – Дверь не закрыл, – не услышав щелчка замка, она покачала головой. Захлопнув дверцу холодильника, сделала шаг к коридору и замерла: на кухню вошли двое.
      – Вот что, женщина, – усмехнулся подошедший к ней Хаджи. – Я не знаю, что ты будешь говорить милиции. Но не про тех, кого сейчас видишь. Поняла? – жестко спросил он.
      Она испуганно отшатнулась назад. Упершись спиной в стену, замерла.
      – Это тебе на похороны. – Кавказец сунул ей в вырез блузки стодолларовую купюру. – Запомни, что я сказал. У тебя дочь есть. До свидания, – поклонившись, неторопливо вышел.
      – Надеюсь, ты не дура! – усмехнулся Медный и, прикурив, выдохнул дым в лицо женщине. Она с ужасом смотрела на дверь. Немного подождав, осторожно двинулась вперед. Выйдя из кухни, судорожно дернулась и закрыла рот ладонями. Около стены на спине, уставившись на нее безжизненными глазами, лежал старший сержант. Из узкого глубокого пореза чуть выше кадыка густо шла кровь.
      – Мама, – услышала она сзади девичий голос. – Кто приходил?
      – Уйди! – закричала женщина и, обхватив подошедшую девочку, толкнула ее в дверь комнаты. Но дочь успела увидеть убитого сожителя матери. Ахнув, потеряла сознание.
      – Зря мы ее оставили, – сказал Медный. – Конечно, поднимет, – кивнул Хаджи. – Но будет говорить о каком-то мужике. Даже его приметы назовет. Не было бы дочери – другой разговор. А так будет делать как сказали. Менты сами виноваты, все время поют в газетах и по телику про мафию. – Он засмеялся. – А люди жить хотят. Тем более наверняка знала, что сержантик что-то мутит. Да и не муж он ей. Так что ничего не вякнет.
      – Вообще зря на квартиру пришли, – буркнул Филин, сидевший за рулем «Оки» с тамбовским номером.
      – Не зря, – возразил Медный. – Сейчас нужно делать труп либо без свидетелей, либо предупреждать их.
      – Думаешь, она хай не поднимет? – усмехнулся Филин.
      – Он вышел, – со слезами на глазах продолжила женщина. – И сразу кто-то ударил его. Я услышала вскрик и глухой удар. Это… – Не договорив, заплакала. В заплаканных глазах женщины промелькнула усмешка.
      – Ваша дочь сказала, – выждав паузу, произнес пожилой мужчина с седыми висками, – что вы с кем-то беседовали на кухне. С кем?
      – Так с ним и говорила, – всхлипнула она. – Мы ведь без росписи жили. Вот и решили, что пора бы… – Снова не договорив, зарыдала. В комнату вошел старший лейтенант милиции.
      – Никто ничего не видел, – отвечая на вопросительный взгляд оперативников, пожал он плечами.
      – Сейчас если кто и увидит, – буркнул майор милиции, – хрен чего скажет.
      – Как убили? – растерянно спросил Белков. – Да что же это такое? Наших ребят начинают на квартирах убивать. Как же это? Приеду. – Положив трубку, облегченно вздохнул. – Вот и рассчитались. Баба его молчит. Молодцы парни, умеют работать. И лишних не трогают, и те молчат. Но ведь, – в его глазах появился испуг, – они и меня могут. Да запросто! Ведь я все-таки, как говорится, лишний свидетель. Хотя нет! – Он с облегчением вздохнул. – Без меня они ничего не узнают. Вот когда все закончится, тогда надо будет на некоторое время исчезнуть. Да, сейчас я им нужен. Водилы «КамАЗа» не появились. Значит, все-таки поняли, что лучше молчать. Устинов тоже вряд ли говорить что-нибудь станет. Вот только эта стерва из Рассказова… – Он вытащил записную книжку. – Орлова Любовь Ивановна. Тридцать девять лет. Как она написала? «Я видела и могу дать показания в пользу водителя „Нивы“, про которого было написано в газете от восьмого июня в хронике происшествий». Стерва! – повторил Влад. – А чего они ждут? А-а-а, они туда и ехали, а тут я насчет сержанта позвонил. Они ее успокоят. Но ведь легче было бы Свиридова прирезать в палате, и все. Впрочем, тогда точно делом занялись бы всерьез. Его показания плюс показания водил с «КамАЗа», шофера молоковоза да еще этой стервы, и завертелось бы. Свиридова трогать нельзя. Надо поторопить их, – решил Белков. – Пусть едут в Рассказово, к этой Орлице, и закроют ей рот. Что она видеть могла?
      – И что делать будем? – зло спросил рябой водитель «КамАЗа». – Выпьем за этого мужика с «Нивы», – приподнял рюмку Степан.
      – За этим и позвал, – хмуро отозвался его напарник, пожилой человек. – Кому-то очень не хочется, чтобы мы давали показания.
      – Это и я понял, – кивнул рябой. – Мне Машка сказала. Они, гады, и про дочь говорили.
      – Моей Зинке щеку разрезали. И Сашке досталось. В общем, надо молчать. Зря мы с тобой писали…
      – Я тебе сразу говорил! – раздраженно бросил рябой. – На кой хрен нам это надо? Ты же помнишь, как они нас спровадили – пистолетом. Как еще до сих пор не убили… – Вздохнув, он взял бутылку, налил две рюмки.
      Чокнувшись, оба выпили.
      – Крепкий у тебя, Егорыч, самогон, – хрустнув соленым огурцом, одобрительно крякнул рябой.
      – Так для себя гнал, – выдохнув, кивнул Егорыч. – Ты, Степка, чего думаешь-то? – Он посмотрел напарнику в глаза. – Если отойти, то себя не уважать. Мужика засудят. И всю жизнь ему крест таскать. Перевернулся и бабу с мальцом угробил. Но если дать показания, то…
      – В этом-то и дело, – кивнул Степан. – А если за эту правду наших перережут? Тогда как? Нам с тобой этот крест таскать. Если, конечно, нас самих не прикончат. Подловят на трассе – и привет.
      – Я вот чего думаю, – закуривая «беломорину», проговорил Егорыч, – они наших запугали, чтоб на нас подействовать.
      – Им это удалось, – хмуро прервал его Степан. – Лично мне плевать на всех, только бы с моими все нормально было. Ты как хочешь, – взяв бутылку, снова налил, – а я скажу, что ничего не видел. Пусть даже судят за лжесвидетельство, но мне на это дело чхать с высокой колокольни. Я приехал, а Машка в слезах встречает: они Иринку, наверное, взяли от тещи. Мы сразу туда рванули. Теща перепугана. Машка раз пять в день звонила. А ты что? Неужели будешь давать показания?
      – Конечно, нет, – ответил Егорыч. – Но понимаешь… – Он сумрачно посмотрел в окно. – Ты бы видел Зинку. Они ей щеку распороли. И хочется мне увидеть этого сукина сына. Ты же, гнида, – словно надеясь, что его услышит мерзавец, который разрезал щеку жене, говорил Егорыч, – с бабами смелый! Ты, гнида, меня найди. Вот в этом и дело. Что, они напугать меня решили Зинкиной разрезанной щекой? А только разозлили. Понимаешь?
      Егорыч взял свою рюмку.
      – Погоди-ка! – Степан тоже взял рюмку. – Значит, ты по-прежнему будешь за справедливость? А я, выходит, в кусты?
      – Знаешь что, Степка! – Выпив, Егорыч поморщился. – Дело каждого принимать решения. Я дам показания. Ты ничего не видел и не знаешь. Я и про пистолет скажу. Мол, один вышел. А ты спал. И с моих слов все и написал. Так что…
      – Погоди-ка, – вновь перебил Степан, – а как же твои?
      – Отправлю куда-нибудь. Ты на всякий случай на бюллетень уйди. От напарника я откажусь. А то вдруг они, гниды, меня по дороге выловят. Я тебя за этим и позвал. Ты правильно делаешь, что за семью беспокоишься. В жизни мужика это – самое слабое место. Только не говори, что мы вроде бы передумали или ничего не видели. Спал и все. Писал с моих слов. Давай. – Он, приподняв рюмку, коснулся рюмки Степана.
      – Погоди-ка, выходит, что я в сторону, а ты такой честный…
      – Злой я, – поправил Егорыч. – Они обратного добились. Зинка теперь всего и всех боится. И думаешь, я так жить смогу? – опрокинув рюмку в рот, хрипловато спросил он. – Нет. Мне пятьдесят два, и я в жизни все время был защитником своей семьи. А теперь что же получается? – Поставив рюмку, вздохнул и посмотрел на напарника. – Какая-то гнида мою жену по щеке полоснула только за то, что я хочу правду сказать. Мы вот говорили про этого мужика с «Нивы». Мол, каково ему. А мне? Моей жене, у меня в доме, по щеке бритвой, и все? Я рот за замок и плевать на всех? Нет, так семью не спасают.
      Степан выматерился:
      – …твою мать. Выходит, будто я в мороз оставил тебя посреди трассы и на попутке укатил. Я тоже показания дам. Давай вмажем за это! Хотя, если правду сказать, я думал забыть про это. Совсем из памяти вычеркнуть. Но если…
      – Так я тебе и говорю, забудь, – сказал Егорыч, – а ты…
      – Хорош меня за щенка держать! – внезапно обиделся Степан. – Значит, ты мужик и за обиду своей жены готов с этими крутыми в войну поиграть, а я так, только для постели и годен? Ну, еще деньги приношу. Я своих отправлю к сестре. Пусть там переждут. Если тещу прихватят, так я им сам пузырек поставлю. Караул, а не теща, хуже инспектора на дороге. Так что давай отправим своих и поедем показания давать. Мужик этот в тюрьме, а там, наверное, ой как невесело.
      – Ты подумай хорошенько, – предупредил Егорыч, – прежде чем начинать. Лично я решил. Но мне одному легче будет. А эти гниды, чувствуется, серьезные сволочи. Или работают на очень серьезного дядю. Так что, Степан, думай, прежде чем начинать. У нас с тобой и годы, и судьбы разные. Если бы я жил как ты, ровно и спокойно, наверняка сделал бы так, как ты предложил. Но сейчас не то чтобы не могу, а просто не хочу. А ты, – повторил он, – подумай. Лучше будет, если ты скажешь, что написал все с моих слов, а сам ничего не видел. Не торопись, – увидев, что напарник хочет что-то сказать, проговорил он. – Завтра на свежую голову все скажешь. Наливай, – подвинул он свою рюмку.
      – Я уже решил, – наливая, кивнул Степан. – Вообще…
      – Давай на сегодня прекратим, – перебил его Егорыч. – А завтра…
      – Ты, Андрей Егорович, классный мужик, – кивнул Степан. – И знаешь, чего стоишь. Ты правильно решил. И ничего они не сделают. Наверное, только баб пугать и умеют.
      – Не скажи, – не согласился Егорыч. – На трассе они и нас припугнули. Если бы подловили нас где-нибудь и популярно объяснили, что, мол, мужики, знайте свое место, а то и вам, и близким вашим хреново станет, я бы и забыл все. Но когда они, сволочи, моей жене щеку режут и думают, что я молчать буду, черта с два! – Он громыхнул кулаком по столу. – В милицию я, конечно, не пошел и Зинке не велел. Тогда точно она снова пострадала бы. А показания дам. Что видел, то и скажу. И про пистолет вспомню.
      – Скажем, – наливая самогона, кивнул Степан. – Я в жизни тоже много чего видел. Так что давай своих отправим и поедем в Мичуринск. Ведь там этого бедолагу держат.
      – Может, все-таки поразмыслишь? – предложил Андрей Егорович.
      – Понял, – кивнул державший сотовый телефон Кривой. – Но… – Сучка, – чуть слышно буркнул Кривой.
      – Делай, что говорят, – услышал он злой мужской голос. – И не вздумай шепнуть про это Кости. Я с тебя сразу кожу на сумочки спущу. Завтра я должен знать о результате.
      Раздались гудки отбоя. Кривой коротко выматерился и отключил телефон.
      – Горец наверняка уже сказал Михайлову, – пробормотал он. – Впрочем, Лорд за меня слово скажет. Зря я Горцу про Вячика сообщил. – Он закурил. – Придется помочь. Кролик! – громко позвал он. – Подь-ка сюда!
      – Чего, милый? – В комнату вошла крепкая молодая женщина в купальнике. На ее руках были кожаные перчатки.
      – Пошли пареньков в Мичуринск, – вздохнул он. – Там нужно московским помочь. Баба одна не по делу базарит.
      – Тебя не понять: то парней Кости сдал через Горца, то помогать им хочешь. Чего ты…
      – Тебя это не колышет! – резко бросил Кривой. – Пошли машину в Мичуринск. Там Цыганок и Корень ждать будут. Вячик бабки клевые платит. Надо, чтоб баба не вякала. Но не мочить, – тут же предупредил он. – Просто жути нагнать, и все дела. Поняла?
      – Первый раз, что ли? – усмехнулась она. Сняв перчатки, отбросила их в угол. – Кого посылать?
      – Сама решай.
      – А баба эта кто? Может, какая-нибудь бизнесменка и у нее «крыша» из Питера? Неприятности нам на фиг не упали. Помнишь, в Ладе нарвались? Вроде стоит на трассе и торгует фруктами. А оказалось, питерским платит. Ведь тамбовских сейчас полно в Питере. Так что если…
      – Если что, пусть с Вячиком разбираются. Мы его заказ выполняем.
      – Но получать с нас будут.
      – Делай, что говорят! – разозлился Кривой.
      – Ты, Вася, на меня не рычи, – зло сверкнула она глазами, – а то мои брательники враз тебе место укажут. А в Рассказово, если там у бабы «крыша» питерская или из наших тамбовских кто ее прикрывает, я не влезу. Понял? – Она вышла.
      – Сучка! – прошипел вслед Кривой. – Своими брательниками пугаешь? Да я их в гробу в белых тапочках видел, – так же негромко, успокаивая себя, добавил Василий.
      – Я парней Хриплого возьму! – услышал он голос Кролика.
      – Зачем же вы так его? – усмехнулась Александра. – Успеем, – кивнул Жора и впился ей в губы.
      – Так уж получилось, – развел руками грузный, с посеребренными сединой висками, средних лет мужчина. – Ты как позвонила, так я и послал…
      – Жора, – перебила она. – Его какие-то парни спрашивали. Потом приезжали. У них вроде как пистолеты видели. Ты не знаешь, что там такое?
      – Понятия не имею. Значит, кому-то дорогу перешел. А он сам-то что говорил?
      – Вроде как из-за девки. Он же постоянно из-за девчонок дрался в молодости. Вот и сейчас, наверное, снова решил былое вспомнить. Ведь его три с половиной года не было…
      – В общем, теперь он на тебя вякать не станет, – заверил ее Жора. – В больничке проваляется самое малое около месяца, если не поймет, то мы ему снова популярно все объясним. Муж-то как, не возникает?
      – Ромка меня любит. Но, бывает, начнет пить, вот тогда смелый становится. Но за Юрку он постоянно. Наверное, из-за того, что…
      – Ну их на хрен! – Шагнув вперед, грузный обнял ее. – Пойдем в машину, – целуя ее в шею, прошептал он. – Парни погуляют. У меня там коньячок имеется, фрукты, конфеты твои любимые. Помнишь, я тебе последний раз привозил?
      – Мне домой к трем надо, – учащенно дыша, прошептала Александра. – Роман ждать будет. Я же к Юрке в больницу ездила.
      – Значит, что-то под колесо попало, – сказал сидевший возле кровати Юрия старший лейтенант милиции. «Надо молчать про это, – решил про себя Устинов. – А то еще в дурдом упрячут. Но если меня из-за показаний в аварию пустили, значит, еще появятся. Но теперь я вас ждать буду. Из больнички, как только более-менее очухаюсь, сразу сквозану. Тех бы встретить, кто ко мне домой приезжал, они бы мне все сказали. А Сашка с чего такая добрая стала? – вспомнил он слова старшего лейтенанта. – Наверное, ее Роман ко мне отправил. И не зашла, кобыла. Я бы спросил: Роман был у меня после аварии или это те, кто молоковоз под откос отправил, навещали? Если они, то знают, что я жив. Значит, могут и сюда заявиться. Приходите, „духи“! – ухмыльнулся он. – Я вас в соседней палате положу».
      – Ага! – усмехнулся тот. – Если скажу, что мне под колеса какую-то хреновину с гвоздями бросили, ведь не поверишь?
      – Устинов, – строго проговорил милиционер, – давайте не будем тыкать. В крови алкоголя у вас не обнаружено. В левом колесе обнаружен гвоздь. Он, видно, вошел раньше, чем колесо взорвалось. Так что с нашей стороны к вам претензий не имеется. Но вот что еще… вы дали письменные показания, что видели, как «Ниву» с трассы сбросил уходивший от столкновения с «КамАЗом» джип. Вы подтверждаете это?
      – Конечно. Что видел, то и сказал. Потом трое или двое мужиков к «Ниве» из джипа пошли. Там еще «КамАЗ» этот, которому джип в лоб шел, остановился. Но сразу же уехал. Я притормозил, но увидел, как машины останавливаются, и дальше рванул. Боялся, молоко прокиснет. Жара сильная была. А до этого дождь лил, – вспомнил он. – Поэтому аж парило все. А чего ты… то есть вы спрашиваете?
      – Ваши показания не совпадают с показаниями других очевидцев аварии, – нахмурился милиционер. – Я говорю о тех, кто там был.
      – А там и были «КамАЗ», – начал перечислять Юрий, – «Нива», которую сбросили, и я, на выезде на трассу. Ну, джип, который сбил «Ниву». Потом уже какая-то легковушка остановилась. «Девятка», кажется. Номер тамбовский. Шестьдесят восемь. Я мимо медленно проезжал, эти с джипа около водителя «Нивы» стояли. Он вроде как вылезти хотел. Орал что-то, но я за молоко боялся, поэтому и проехал мимо.
      – Значит, вы подтверждаете, – повторил милиционер, – то, что…
      – А чего же не подтверждать? – усмехнулся Юрий. – Что видел, то и говорю. А этого с «Нивы» знать не знаю. Просто мужика сбили эти новые русские, сучары. Знаешь как летают? А джипы вообще приборзели. В лобовую ходят. А где этот, с «Нивы»? Его освободили или…
      – У него в крови обнаружен алкоголь, – перебил старший лейтенант. – Он, правда, тоже говорит, что его сбросили с трассы, но как попал алкоголь в кровь, объяснить не может. А старую истину дорожно-транспортных происшествий вы, как водитель, должны знать. Кто пьян, тот и виновен.
      – Не думаю, что он был бухнувши, – сказал Юрий. – Шел с прицепом. Значит, вез чего-то. Тем более, говорят, в тачке были жена его и пацан. Неужели баба дала бы ему пить? Вы вот все по закону рассуждаете. А по-человечески прикиньте, и другое дело будет. Где гарантия, что ему эти крутые, с джипа, – неожиданно предположил он, – в рот спиртного не влили? Он же в отрубоне был. Но орал. Значит, инстинктивно глотнул то, что ему в рот влили. Был бы без сознания, вообще захлебнулся бы.
      – Суд разберется.
      – Ага! – насмешливо согласился Юрий. – Впаяет мужику червончик, и привет. Поминай как звали. Ведь два трупа в машине. А тем более если вы ему пьянку шьете. Короче, кончился мужик как человек. – Он застонал и осторожно приложил ладонь к забинтованной голове. Закрыв глаза, шумно выдохнул.
      – Врача позвать? – равнодушно спросил милиционер.
      – А вот ты даже слушать не стал, – открыв глаза, посмотрел на него Юрий, – что я тебе про палку с гвоздями сказал. А зря, – усмехнулся он. – Например, я думаю, что это как раз из-за показаний, которые я насчет джипа и «Нивы» дал. Ко мне же в деревню приезжали, – добавил он. – Участковый знает и капитан Лапин. Он вроде как и…
      – Ладно, – сказал старший лейтенант, – пойду. Тебе тетка передачку привезла. Я как раз шел, она дежурной медсестре отдавала.
      – Ты думаешь, я башкой здорово треснулся, – криво улыбнулся Юрий, – вот и несу хреновину насчет палки с гвоздями под колеса? Я тебе правду говорю.
      – Разберемся, – привычно сказал милиционер и вышел.
      – Думаешь, справятся? – спросил Вячеслава Хаджи. – Так есть из-за чего, – кивнул Хаджи. – Если уж началось, надо выкручиваться. Просто надо было тогда этому водиле башку проломить, и все дела. Но, – он пожал плечами, – надо исходить из того, что имеем. Договорились бы ребята Кривого с этой бабой.
      – Это как бы разведка.