Для меня чрезвычайно важным обстоятельством являлось то, что Военно-воздушная академия имени Н. Е. Жуковского на заре своего развития сыграла не последнюю роль в становлении медицинского обеспечения советской авиации. Врачи, проводя систематическое наблюдение за учебно-боевой подготовкой, питанием и отдыхом летного состава, тщательно и всесторонне изучая все причины аварий и катастроф, пришли к выводу: состояние быта летного состава имеет существенное значение для увеличения или уменьшения аварийности. Они также разрабатывали вопросы организации отдыха и питания летчиков, исследовали проблему влияния полета на психофизиологические функции человека.
Усилиями врачей были обоснованы первые нормы питания летного состава, с которыми ознакомился В. И. Ленин. При его личном участии в 1920 году был издан приказ РВС, узаконивший их. В 1921 году на основании ходатайства врачебной комиссии появился приказ РВС о ежегодном двухмесячном отпуске для летного состава. Та же комиссия способствовала принятию Совнаркомом РСФСР постановления, по которому с 1 октября 1922 года для 2000 летчиков вводилась дополнительная денежная компенсация.
Эти мероприятия сразу сказались на повышении качества подготовки летного состава и резком снижении аварийности в ВВС.
В июле 1920 года был издан приказ начальника Главвоенвоздухфлота, которым определялся порядок отбора людей в летные школы по медицинским показателям и создавалась специальная медицинская комиссия. Врачебное освидетельствование всего летного состава ВВС, которое предлагал С. Е. Минц, тогда провести не удалось.
В 1920–1921 годах тот же С. Е. Минц организовал на базе Московской авиационной школы психофизиологическую лабораторию — первый научный центр авиационной медицины. В 1924 году на Центральном аэродроме им. М. В. Фрунзе из нее выросла Центральная психофизиологическая лаборатория ВВС. Вскоре подобные лаборатории были организованы в ряде военных округов. Задачи их сформулировал врач Н. М. Добротворский, работавший вместе с Минцем. Они состояли в следующем:
1) изучение физического и психофизиологического состояния летного состава и наблюдение за его здоровьем;
2) отбор по физическим и психофизиологическим данным поступающих кандидатов;
3) изучение труда в авиации и его влияния на организм.
С. Е. Минц и Н. М. Добротворский были первыми научными работниками Центральной лаборатории. Минц занимался изучением аварийности в авиации и разработкой мероприятий по ее предупреждению. Добротворский основное внимание уделял гигиене рабочего места летчика, вопросам энергозатрат летного состава во время полетов в зависимости от типа самолета и нормирования работы.
Центральная психофизиологическая лаборатория была реорганизована в авиационный сектор Научно-исследовательского испытательного санитарного института Красной Армии, а он, в свою очередь, в 1935 году — в Институт авиационной медицины имени И. П. Павлова.
Зная об этой славной странице истории академии, я решил продолжить традиции ее медслужбы и наряду с выполнением прямых обязанностей заняться научно-исследовательской работой. Мне казалось важным осмыслить и обобщить опыт медицинского обеспечения Военно-Воздушных Сил в годы Великой Отечественной войны.
В библиотеке академии по истории развития авиации и о Великой Отечественной войне имелась обширная литература. Материалы, связанные с медицинским обеспечением ВВС, я черпал в медицинском управлении Военно-Воздушных Сил (оно было организовано после войны и просуществовало до 1953 года), в Военно-медицинском музее Ленинграда, куда меня несколько раз отпускал генерал Волков, в сохранившихся записных книжках, в беседах и переписке с бывшими фронтовиками — руководящими медицинскими работниками ВВС.
А. Д. Вайнштейн теперь возглавлял медицинскую службу Московского округа ПВО. П. К. Быков занимал должность старшего инспектора медслужбы ВВС. Я неоднократно встречался с ними. Любезно предоставили в мое распоряжение некоторые свои работы генералы Мой труд потребовал ряда лет. В 1952 году мне была присвоена ученая степень кандидата медицинских наук. В 1955 году в издании академии под редакцией А. П. Попова моя кандидатская диссертация вышла отдельной книжкой.
Одиннадцать лет работы в академии имени Н. Е. Жуковского дали многое. Однажды я был озадачен приглашением в Главное военно-медицинское управление к полковнику медицинской службы Н. С. Аландарову. Его отдел руководил медицинским обеспечением ВВС, хотя в Главном штабе ВВС был флагманский врач Военно-Воздушных Сил и небольшой инспекторский аппарат. Существовала какая-то двойственность в руководстве.
Сначала Аландаров говорил со мной на отвлеченные темы. А потом вдруг сказал: «С вами хочет познакомиться генерал-лейтенант Столыпин».
Начальник Главного военно-медицинского управления Советской Армии, усадив меня, задал несколько вопросов о моей службе в академии. Затем, как бы между прочим, спросил: «Что больше всего утомляет летчиков во время полетов?» Я ответил, что, по моим наблюдениям, ничто так не утомляет их, как длительное нахождение на аэродроме в состоянии полной готовности, как ожидание очередного вылета. «Пожалуй, вы правы, — согласился генерал. Нервно-эмоциональное напряжение в такой момент велико, особенно если плановая таблица составлена не совсем продуманно», — и Столыпин поинтересовался калорийностью летного пайка и фактическими энерготратами летчиков. Высказал обеспокоенность тем, что у некоторых из них нередко появляется избыточный вес, что отрицательно влияет на сердечно-сосудистую систему. «Как избежать этого неблагоприятного явления?» — задал он мне вопрос.
Я объяснил, что одна из особенностей летного труда — недостаточная подвижность, гиподинамия. В ожидании вылета летчик сидит. На аэродром и обратно его везут на автомашине. Последнее, разумеется, правильно: необходимо сохранить его силы. Но если к этому добавить излишне высокую калорийность питания — все взятое в комплексе и создает предпосылки для появления избыточного веса. Меры профилактики, сделал я вывод, вижу только в одном: в увеличении подвижности летчика. Главный путь для решения такой задачи — систематическая и целенаправленная физическая подготовка. Она должна занимать достойное место в учебно-боевых планах. По опыту войны знаю, что в ряде воздушных армий, где командиры понимали значение физической подготовки, летчики занимались физкультурой даже после боевых вылетов. Волейбол, баскетбол, городки, а зимой — лыжи снимали нервно-эмоциональное напряжение у авиаторов, укрепляли их физически. В мирное время тем более необходимо уделять физ-подготовке должное внимание.
Выслушав меня, генерал заметил: «Да, к сожалению, некоторые командиры летных частей недооценивают роль и значение физической подготовки летного состава. Видимо, кое-кто полагает, что коль авиация стала реактивной, то можно прохладнее относиться к этому вопросу. А такое мнение — глубоко ошибочное».
Поблагодарив за беседу, генерал попрощался со мной. Уходя, я невольно подумал, что скрывается за этим приглашением. Не намечается ли мой перевод из академии? А куда?
Разгадка пришла, хотя и не скоро. В феврале 1959 года меня вызвали в управление кадров ВВС. Начальник, генерал-лейтенант авиации Федор Семенович Гудков, без особых предисловий сказал:
— Александр Николаевич, есть мнение главнокомандующего ВВС маршала авиации Вершинина и Военного совета ВВС рекомендовать вас на должность флагманского врача ВВС — заместителя начальника Главного военно-медицинского управления Советской Армии. Как вы относитесь к такому предложению? Справитесь с работой?
— Если Военный совет и главнокомандующий ВВС считают возможным рекомендовать меня на эту должность, я сделаю все от меня зависящее, чтобы оправдать доверие, — ответил я.
Возвращался в академию, полный раздумий о предстоящей новой работе.
До этого дня медицинскую службу ВВС возглавлял известный специалист в области авиационной медицины генерал-майор медицинской службы Алексей Павлович Попов. Я неоднократно встречался с ним и в годы войны, и в послевоенный период. Он выступал официальным оппонентом, когда я защищал кандидатскую диссертацию. Всесторонне образованный врач, А. П. Попов длительное время специализировался по отоларингологии в клинике известного профессора В. И. Воячека, являлся его учеником, под его руководством выполнил ряд оригинальных научных исследований применительно к практике авиационной медицины. Несколько лет Попов возглавлял кафедру в Военно-морской медицинской академии, а затем в Центральном институте усовершенствования врачей, работал в Институте авиационной медицины и в Главном штабе ВВС. Его перу принадлежало значительное количество научных работ и статей.
Захотелось встретиться с Алексеем Павловичем. Он находился на излечении в Центральном научно-исследовательском авиационном госпитале (ЦНИАГ). Попов был рад моему приезду. Мы поговорили о многом.
— Я написал маршалу авиации Вершинину письмо, в котором рекомендовал вас на свое место, — сказал Алексей Павлович. — Он вас хорошо знает по войне. Это облегчит вам работу.
Я поблагодарил Алексея Павловича за веру в мои возможности.
Вскоре меня пригласил к себе новый начальник Главного военно-медицинского управления (ГВМУ) генерал-полковник медицинской службы Е. И. Смирнов. В годы войны я видел его на Южном фронте: он прилетал из Москвы и проводил совещания руководящего состава санитарной службы.
Адъютант провел меня в кабинет Смирнова. Высокий, плотный, с большим лбом, генерал мало изменился за прошедшие годы, теперь он только наголо брил голову.
Смирнов сказал, что помнит меня, в чем я, признаюсь, усомнился. Разговор был неожиданным.
— Как вы посмотрите на то, что вас назначат начальником важного медицинского учреждения, а на должность флагманского врача ВВС мы подберем другого кандидата? — спросил генерал-полковник.
Я знал, что Военный совет ВВС рассматривал не одну мою кандидатуру. У начальника Главного военно-медицинского управления, видимо, были свои соображения в отношении кандидата на должность флагманского врача ВВС. Ответил генералу, как подсказывал долг:
— Ефим Иванович, я уже дал согласие и не считаю возможным брать его обратно.
— Ну что же, неволить не могу, — с холодком произнес Смирнов. — Жаль, что не хотите возглавить рекомендованное учреждение. Работа там интересная. — С этими словами он отпустил меня.
Через несколько дней мне сообщили, что Е. И. Смирнов завизировал представление главнокомандующего ВВС о моем назначении флагманским врачом ВВС. Выписка из приказа поступила в академию. Я сдал дела полковнику медицинской службы А. Ф. Виноградову.
Теплое прощание с личным составом медслужбы академии запомнилось на всю жизнь. Много добрых слов в свой адрес выслушал от В. И. Волкова.
Сдав дела, я прибыл в Главный штаб ВВС. В то время, согласно существовавшей штатно-организационной структуре, флагманский врач ВВС подчинялся заместителю главнокомандующего ВВС по боевой подготовке. Им тогда был генерал-лейтенант авиации (ныне маршал авиации) Филипп Александрович Агальцов. В годы войны он командовал авиационным соединением. Я несколько раз встречал его у К. А. Вершинина.
Выше среднего роста, худощавый, с сединой в шевелюре, очень уравновешенный, с негромким голосом, заместитель главнокомандующего ВВС рассказал о характере работы управления боевой подготовки, других управлений и служб Главного штаба ВВС, заметил, что мне необходимо будет побывать в авиагарнизонах.
— Командировки в войска у нас частые. Будете пристраиваться к какой-нибудь группе офицеров и облетаете авиационные части.
Моим заместителем оставался работавший с А. П. Поповым полковник медицинской службы Василий Аверьянович Мефедов. В 1945 году он возглавлял медотдел одной из воздушных армий, участвовавшей в разгроме милитаристской Японии.
Как я упомянул, старшим инспектором медслужбы ВВС был Павел Константинович Быков. Наша встреча была сердечной.
— Поменялись местами в порядке подчиненности, — пошутил Павел Константинович. — Сработаемся, Александр Николаевич?
Я был искренне рад снова работать с П. К. Быковым. Знал, что всегда смогу опереться на него. Не только фронтовая дружба, но и общность взлядов по многим вопросам служебного характера сближала нас.
(Через полтора года Павел Константинович ушел в отставку. В приказе главнокомандующего ВВС были отмечены его большие заслуги. От коллектива управления боевой подготовки и медслужбы ВВС Павлу Константиновичу преподнесли адрес).
Председателем Центральной врачебно-летной комиссии являлся Константин Федорович Бородин, в годы войны — флагманский врач 7-й воздушной армии. И его я хорошо знал.
Я пошел к Вершинину представиться по случаю назначения на должность.
После войны мне лишь дважды (в 1946 и 1947 годах) довелось видеться с бывшим командующим 4-й воздушной армией, ставшим главкомом ВВС.
Годы наложили свой отпечаток на Константина Андреевича. Он погрузнел, в густых волосах появилась седина. Но по-прежнему молодо поблескивали его широко расставленные карие глаза.
— Почему долго не появлялись? Ведь решение Военного совета ВВС состоялось давно, — протянув руку, с улыбкой спросил Вершинин. — Долго шло оформление? — Как и прежде, он не стал тратить время на бессодержательный разговор. Сразу перешел к делу: — Александр Николаевич, мы сейчас проводим большое и важное мероприятие, направленное на повышение безопасности полетов. Речь идет о повышении надежности авиационной техники, ее безотказности. Как вы сами должны понимать, первостепенную роль здесь играет человек с его физическим и нервно-психическим состоянием. Нужно позаботиться о том, чтобы здоровье наших летчиков, инженеров, техников и других офицеров, занятых обеспечением полетов, было бы всегда хорошим. Мы и в годы войны постоянно занимались организацией отдыха летчиков и техников. Идите к генералу Агальцову и члену Военного совета генералу Рытову, они готовят проект соответствующего документа. В нем необходимо предусмотреть пункт об улучшении организации отдыха летного состава. Надо добиться, чтобы санатории и дома отдыха, которые имели ВВС раньше, были нам возвращены. Побывайте у начальника Главного военно-медицинского управления генерала Смирнова и передайте ему, что я хотел бы встретиться с ним по этому вопросу. Когда полностью войдете в курс дела, заходите, подумаем, чем нужно помочь медицинской службе.
Стиль работы Константина Андреевича Вершинина был прежним. Доверие к подчиненным, простота в обращении, ясность в постановке задач, требование активности, личной заинтересованности в деле. На меня это подействовало вдохновляюще.
Я доложил Филиппу Александровичу Агальцову и Андрею Герасимовичу Рытову свои соображения о мероприятиях по улучшению отдыха летного состава.
Через день вместе с Е. И. Смирновым я снова был у главкома ВВС. Вершинин принял начальника Главного военного медицинского управления очень приветливо. С улыбкой, словно в шутку, спросил:
— Что же вы не хотите возвратить авиации санатории и дома отдыха? А летчики на вас надеялись! Генерал не поддержал шутливого тона.
— Я на стороне летчиков, — сказал он сухо. — Вот список того, что мы передадим вам.
— Прекрасно! — Вершинин продолжал улыбаться. Быстро просмотрел список и передал его мне. — Удовлетворяет это вас, Александр Николаевич?
Ряд санаториев и домов отдыха, ранее принадлежавших ВВС, в списке отсутствовал. В частности, дом отдыха «Чемитоквадже» академии имени Жуковского и санаторий на Рижском взморье. Я сказал об этом.
— Ефим Иванович! — развел руками Вершинин. По ироническому прищуру его глаз можно было понять, что он ожидал этого. — Да я вижу, вам подготовили не совсем точный список.
С полчаса Смирнов упорствовал. В конце концов сдался, пообещал вернуть все санатории и дома отдыха. Не прошло и трех дней, как я был вызван к генерал-майору медицинской службы Н. В. Смирнову, помощнику Е. И. Смирнова.
— На следующей неделе состоится заседание парткома Главного военно-медицинского управления. Заслушаем ваш доклад «О состоянии медицинского обеспечения ВВС».
Удивленный, я ответил, что работаю какую-то неделю, в войсках еще не был и не знаю положения на местах. Не понимаю, как могу выступать на парткоме совершенно неподготовленным.
По натуре человек очень мягкий, деликатный, Н. В. Смирнов смущенно замялся.
— Я сам не знаю, почему возникла такая срочность с вашим докладом. Конечно, вам следовало бы хорошо подготовиться. Но я получил приказание от генерал-лейтенанта Лайока (он был заместителем Е. И. Смирнова по политической части)… Впрочем, доклад уже составлен. — Он протянул мне стопку листов с машинописным текстом.
Мое удивление возросло еще больше. Мой доклад, написанный без моего участия? Я отказался его взять.
Н. В. Смирнов пожал плечами и повторил, что выполняет указание генерала В. М. Лайока.
Я пошел к генерал-лейтенанту, но его не было на месте. Попросил, чтобы меня принял Е. И. Смирнов. Выслушав меня, генерал-полковник медицинской службы пообещал разобраться. Я был уверен, что заседание парткома с такой повесткой дня перенесут на более поздний срок.
Однако на следующей неделе меня и секретаря партийной организации медслужбы ВВС пригласили в партком Главного военно-медицинского управления. Заседание было расширенным. Присутствовали офицеры из медицинского отдела Московского военного округа, из отделов и управлений ГВМУ, из Главного госпиталя. Доклад о состоянии медицинского обеспечения ВВС зачитал сам Н. В. Смирнов. В нем не было ни конкретных фактов, ни выводов и предложений. Я полагал, что цель заседания — помочь новому флагманскому врачу улучшить организацию медицинского обеспечения ВВС. Оказывается, на первом плане было иное.
— Товарищ Бабийчук, — обратился ко мне В. М. Лайок, — мы хотели бы послушать вас. Ваше мнение: где должен находиться аппарат медицинской службы ВВС, в Главном военно-медицинском управлении или в штабе ВВС?
— Безусловно, в штабе, — ответил я.
Взял слово полковник медицинской службы Е. Н. Панов. В годы войны он был начальником медицинского отдела 9-й воздушной армии, теперь работал в ГВМУ. Он бывал в частях ВВС и, разумеется, знал недостатки их медобеспечения. На них он и остановился. Подытоживая свое выступление, он сказал:
— В Главном штабе ВВС медицинская служба не нужна, необходимо создать аппарат медслужбы для ВВС в ГВМУ и отсюда осуществлять руководство медслужбой ВВС. Тогда недостатки медобеспечения частей ВВС будут устранены быстрее. Санатории и дома отдыха передавать ВВС не следует, так как там некому руководить деятельностью этих учреждений.
«Вот где собака зарыта», — подумал я. Мне еще в начале заседания показалось странным, что на парткоме отсутствует Е. И. Смирнов. Огорчил своей позицией Е. Н. Панов, хорошо знавший специфику медицинского обеспечения ВВС.
Выступили другие товарищи. Голоса разделились. Часть руководящих медицинских работников была, как и я, за то, чтобы укрепить аппарат медслужбы в Главном штабе ВВС. Указывали, что он должен повысить роль врачебно-летной экспертизы, контроль за здоровьем летного состава, медицинским обеспечением полетов. Санатории и дома отдыха, ранее принадлежавшие ВВС, надо вернуть.
Встал В. М. Лайок и поддержал точку зрения Е. Н. Панова. Флагманский врач ВВС, сказал он, должен находиться в аппарате ГВМУ, а не в Главном штабе ВВС. Никаких санаториев и домов отдыха ВВС передано не будет.
— Я предлагаю, — сказал он, — создать специальную комиссию, которой поручить подготовить письмо в вышестоящие инстанции, где изложить наши предложения по этому вопросу.
Среди офицеров медицинской службы, которых он предложил включить в состав комиссии, был и я.
Я попросил слова и заявил, что категорически против выводов, сделанных товарищами Пановым и Лайоком, они могут только нанести вред медицинскому обеспечению ВВС. В комиссию прошу меня не включать.
Мою фамилию из списка вычеркнули.
На следующий день в моем присутствии К. А. Вершинин, к которому я пришел с докладом, позвонил Маршалу Советского Союза И. X. Баграмяну, в то время заместителю Министра обороны — начальнику Тыла Советской Армии.
— Иван Христофорович, мы с вами обо всем договорились относительно медицинской службы ВВС и, в частности, о возвращении ВВС санаториев и домов отдыха. Что затевает генерал Лайок? Мне это непонятно!
Ответ маршала мне был слышен из трубки:
— По меньшей мере, со стороны генерала Лайока это бестактно. Я разберусь.
Спустя несколько часов секретарь парткома Тыла Министерства обороны сообщил мне, что никакого письма в вышестоящие инстанции писать не будут. Санатории и дома отдыха ВВС подлежат безусловному возврату им.
Я так подробно остановился на этом эпизоде потому, что в дальнейшем со стороны некоторых товарищей из ГВМУ не прекращались попытки ликвидировать медицинскую службу в Главном штабе ВВС. Все они, благодаря постоянной поддержке К. А. Вершинина, были отбиты. Необходимость центрального аппарата медслужбы ВВС подтвердила сама жизнь. Практика показала также и то, что медслужба ВВС, в отличие от медслужб других родов войск, должна подчиняться не начальнику Тыла, а заместителю главкома по боевой подготовке или непосредственно главкому.
Обеспечение безопасности полетов — одна из главных задач медицинской службы ВВС. Начав знакомство с авиационными частями, я уделял ей самое пристальное внимание.
Вылетая в тот или иной авиагарнизон, выяснял, как врачи частей и соединений изучают ошибочные действия летного состава в воздухе и предпосылки к летным происшествиям, входящие в компетенцию медслужбы. Это прежде всего отправление людей в полет в болезненном состоянии или с плохим самочувствием. Случаи такие, к сожалению, бывают. Некоторые летчики стремятся скрыть недомогание из чувства ложного стыда, другие — боясь, что отстанут в выполнении программы боевой подготовки, третьи — опасаясь, что командир заподозрит в трусости.
Обязательных предполетных медицинских осмотров летного состава не существовало. Признаться, меня это удивило. Работая в инженерной академии, я специально не интересовался этим вопросом, но считал само собой разумеющимся, что перед полетом на реактивном сверхзвуковом самолете люди непременно должны показаться врачу. Даже кажущееся неопасным какое-то простудное заболевание, например катар верхних дыхательных путей, в условиях перегрузок, огромной скорости, при необходимости принимать решение в доли секунды может послужить причиной возникновения драматической ситуации.
Для медицинских осмотров не отводилось специальное время. Я подал доклад, в котором предлагал узаконить предполетный врачебный осмотр летного состава. Командование ВВС включило это положение в наставление по производству полетов.
Я полагал, что врачи должны оказывать помощь командованию и в изучении ошибочных действий летного состава, которые связаны не с состоянием здоровья, а с индивидуальными психофизиологическими особенностями того или иного летчика. Этим удалось заняться несколько позже.
Важнейшей проблемой мне виделась необходимость и неотложность особого обучения авиационных врачей, повышение боевой подготовки медицинской службы ВВС в целом. Следует сказать, что ее организация в то время значительно отставала в своем развитии от организации медобеспечения в сухопутных войсках. Требовалось активизировать работу научно-исследовательских учреждений.
Осенью 1959 года я созвал служебное совещание руководящего состава медслужбы ВВС. Начальник академии имени Н. Е. Жуковского генерал В. И. Волков по моей просьбе любезно предоставил нам помещение. На совещании присутствовал генерал Ф. А. Агальцов. Начальники медслужб соединений и частей подняли много актуальных, наболевших вопросов. В частности, говорили о том, что авиационных врачей надо оснастить портативной медицинской аппаратурой, которая позволяла бы в полторы-две минуты получить основные показатели физиологических функций летчика перед полетом (пульс, температура, кровяное давление).
Забегая вперед, скажу, что такая аппаратура тогда же была заказана ряду научно-исследовательских институтов. Прошло, однако, пятнадцать лет, прежде чем мы получили более или менее удовлетворительные образцы.
Высказывались протесты против обременения авиаврача предполетным контролем за специальным снаряжением, кислородным оборудованием и некоторыми другими техническими системами. Приказом маршала авиации К. А. Вершинина эти функции были распределены между летным, инженерно-техническим составом и медицинской службой. На врачей возложили обязанность научить летный состав пользоваться различными видами специального снаряжения, проводить первичную подгонку высотно-компенсирующих костюмов, герметических шлемов, кислородных масок и т. д.
Совещание нацелило нас на более обстоятельное изучение работы профилакториев для летного состава. Вскоре Министерство обороны по докладу главкома ВВС расширило их сеть. Мы стали направлять в них летчиков не только для восьмичасового предполетного отдыха, но и на больший срок для восстановления сил после интенсивной летной работы. Расположенные где-нибудь в лесу, на берегу реки, вдали от аэродрома, с надлежащим уютом и спортивными занятиями, профилактории стали играть большую роль в укреплении здоровья летчиков.
30 сентября 1959 года адъютант К. А. Вершинина сообщил, что Главком хочет поговорить со мной. Меня удивило, что он не вызывает, а приглашает для беседы. Конечно, я тут же направился к нему. Он принял меня сразу.
Первые слова были произнесены им в шутливом тоне:
— Александр Николаевич, вы не раздумали стать доктором наук?
— Нет, товарищ маршал, не раздумал, — ответил я, но, сказать по правде, насторожился.
— Знаю, вы организованный человек, — уже серьезно продолжал Вершинин. Честно говоря, я немного колебался, прежде чем кое-что вам предложить. Предупреждаю заранее: то, чем вы займетесь, прямого отношения к вашим служебным обязанностям иметь не будет. Для этого вы сможете использовать только личное время… Но ведь и науке как-то надо помочь. А вы, надеюсь, не допустите, чтобы страдала служба. Дело вот в чем. Немного помолчав, маршал авиации продолжал: — К нам обратилась Академия наук СССР. Ученые считают возможным запуск космического корабля с человеком на борту. Конечно, космонавт должен быть очень хорошо подготовлен к полету. Кого можно быстрее подготовить для такого полета? Несомненно, летчика-истребителя реактивной авиации, привычного к перегрузкам, скорости, мгновенно ориентирующегося в быстро меняющихся ситуациях. Мы пойдем навстречу Академии наук и подберем для соответствующего обучения группу летчиков. Освоение космоса — это большая народнохозяйственная задача. Космос никогда не должен стать объектом военного соревнования между государствами, наоборот, в будущем — в это хочется верить — он может послужить ареной тесного сотрудничества народов. Открыть же для человечества космос — дело чести советских людей! Вы уже начали готовить новую диссертацию и мы порекомендуем подключить вас, как ученого, к работе с будущими космонавтами. Ну, что ответите?
Мне оставалось лишь горячо поблагодарить Главного маршала авиации. Передо мной открывалась широкая возможность для активной научной деятельности.
Спустя несколько дней я побывал в Академии наук. Там познакомился с президентом Академии наук СССР М. В. Келдышем, с академиками В. В. Лариным, В. П. Черниговским и другими крупными учеными. Поскольку первых кандидатов в космонавты предполагалось отобрать из числа военных летчиков, мои собеседники, естественно, интересовались принципами медицинского освидетельствования летчиков-истребителей, моим опытом авиационного врача.
Так я получил возможность собирать ценные материалы, используя результаты обследования космонавтов. Надо ли говорить, что для научной работы я готов был жертвовать всем своим свободным временем, отпусками! Не мог я допустить и того, чтобы «страдала служба», как выразился К. А. Вершинин.
Еще в октябре 1957 года мир узнал о первом искусственном спутнике Земли. Потом в космосе побывали автоматические станции. Пионером освоения космического пространства утвердила себя наша страна.
Решение очень сложных медико-биологических проблем, связанных с изучением жизнедеятельности организма в условиях космического полета, породило новую отрасль медицинской науки — космическую медицину. Ее колыбелью, основой, родоначальницей была и остается авиационная медицина. Накопленные ею научные материалы по вопросам питания, воздействия на человека перепадов барометрического давления, высоких и низких температур, шума, вибрации, разработанные физиолого-гигиенические требования к устройству герметических кабин, компоновке рабочего места летчика, созданию скафандров, противоперегрузочных устройств и других средств защиты от экстремальных факторов внешней среды и многое другое легло в основу космической медицины.
В интересах космоса были также использованы и научные исследования военно-морской медицины (жизнеобеспечение экипажей подводных лодок). Общей теоретической основой космической медицины были и остаются ведущие положения отечественной медицинской науки, в частности положение о единстве организма и среды, впервые сформулированное основателем школы русской физиологии И. М. Сеченовым.
Среди авиационных врачей, чьи работы были связаны с обеспечением первых высотных полетов на самолетах и аэростатах и в дальнейшем послужили космической медицине, можно назвать В. В. Стрельцова, Д. Е. Розенблюма, М. П. Бресткина, А. П. Аполлонова, В. А. Спасского, Е. Н. Гришанова, Д. И. Иванова.
Зачинателями научных исследований медико-биологического характера при запуске ракет с животными в верхние слои атмосферы выступили В. И. Яздовский, В. И. Попов, А. Д. Серяпин, А. В. Покровский, В. Г. Буйлов, Е. О. Попова, Б. В. Блинов. Постепенно эта группа исследователей расширилась. Программу работы консультировали академики В. П. Черниговский и В. В. Ларин. Врачи и биологи трудились в тесном содружестве с С. П. Королевым и его помощниками.
Во время полета ракеты животные размещались в герметических кабинах, оборудованных аппаратурой для регистрации частоты пульса, дыхания, перегрузок, перепадов барометрического давления. Поведение животных во время полета фиксировалось на кинопленку. Решались вопросы питания и водообеспечения животных, регенерации воздуха, терморегулирования кабин и т. д. Полет Лайки на втором искусственном спутнике Земли 3 ноября 1957 года положил начало расширению работ по подготовке к космическому полету человека.