Долгое время навязчиво липло желание сбегать в магазин, купить два ящика ядрицы, затем позвонить двум закадычным друзьям, выдернуть их с работы и устроить фантастическую обжираловку. Игоряша обсосал эту идею и с легким сердцем отбросил ее. Он умнел на глазах: откуда-то взялись и сообразительность, и спокойная оценка ситуации. Явилась мысль, прозрачная, как стакан: никуда ни бежать, ни звонить не надо. Возжелай он только - и два ящика ядрицы, и десять, и целый контейнер перенесутся к нему из ближайшего магазина. И друзей можно доставить в сию минуту - стоит лишь дать знак Золотой Рыбке.
      Игоряша вздрогнул и опасливо покосился на ведро - не расценил ли биомодуль его мысли как приказ к действию? Но все было спокойно. Мысли шли в условном наклонении, и Золотая Рыбка не реагировала.
      Далее Игоряша прокрутил в голове идею сногсшибательного банкета в "Метрополе" - персон примерно на пятьдесят. Но он никак не мог решить, кого же из родственников выписать на вальпургиево торжество, поэтому и с банкетом решил повременить.
      Когда днем пришла после смены жена Игоряши, шофер такси Анюта, дверь в мужнину комнату оказалась запертой изнутри. Анюта долго кричала в косяк, грозила мужу, билась в дверь всем телом, напоминала, что в УПРАТРУБе больше всего не любят, когда из будней делают праздники, плакала, - но ничего не добилась. Наконец она крепко, по-шоферски, выругалась, заявила, что кормить борщом лодыря и объедалу не будет, и ушла на кухню звенеть кастрюлями.
      Игоряша, казалось, и не слышал всей этой бури. Он лежал на сторублевках и блаженно мечтал.
      В тот день Игоряша испытал смену настроений, совершенно ему не свойственных. Утренний шок, как мы знаем, сменился очумелостью, затем последовала потеря сознания, далее просветление перешло в эйфорическую безмятежность, потом Игоряша некоторое время пребывал в растерянности, и, наконец, к вечеру его одолела элегическая задумчивость.
      Если бы Анюта в этот час заглянула к Игоряше, она, безусловно, впала бы в справедливую истерику. Погруженный в себя Игоряша сидел по-турецки на полу в окружении доброй сотни жестяных банок с чайным экстрактом "Липтон". Примерно треть банок валялись уже опустошенные (был такой грех за Игоряшей - шибко любил он хороший, до черноты, чай). Рядом стоял мешок с отборной астраханской воблой. И тут же - фаянсовое гжельское блюдо, где источали укропный аромат свежесваренные донские раки: каждый размером с башмак. И восхитительные креветки (перуанские - так захотелось Игоряше). И котелок черной зернистой икры. И соленые фисташки. И нарезанный прозрачными ломтиками французский сыр "грюйер" на доске из севрского фарфора. И литовские крекеры с тмином...
      Попивая чаек из банок и закусывая всем, что попадалось под руку, Игоряша напряженно думал, перебирал варианты и разговаривал вслух сам с собой.
      В ведре - точнее, не в ведре уже, а в серебряной братине, принадлежавшей когда-то Григорию Лукьяновичу Скуратову-Бельскому, более известному по прозвищу Малюта, - плавала Золотая Рыбка N_8.
      Если бы Анюта заглянула... Увы, Анюты в этот час философского созерцания уже не было ни в Игоряшиной квартире, ни в московском районе Строгино, ни вообще на планете Земля. Игоряша неразумно истратил на нее первый регистр третьего биомодуля.
      Днем Анюта все-таки вломилась в мужнину комнату, высадив дверь с помощью монтировки.
      - Ты чем это здесь занимаешься, жрун болотный?! - завопила она с порога, бросаясь вперед, как под танк.
      И тут же осеклась. И застыла, словно Лотова жена. Ибо Игоряша, как мы знаем, первую половину дня провел, лежа на сторублевках, как на бархатной мураве в летний день.
      - Игоряша... - просипела Анюта перехваченным горлом. - Откуда ЭТО у нас???...
      Кто знает, то ли стенания жены успели уже надоесть Игоряше, то ли взбеленила его осада двери с использованием стенобитных орудий, а, может, самолюбивую душу новоиспеченного миллионера покоробило словечко "нас"? Только Игоряша приподнялся на локте и ясным голосом сказал:
      - А поди ка ты к ядрене фене!
      Информационный биомодуль, именуемый здесь Золотой Рыбкой N_3, провел на нашей планете уже несколько тысячелетий, но до сей поры он спокойно обитал себе в водах озера Ван, поэтому понятие "ядрена феня" отсутствовало в его необъятной памяти. Зато биомодуль прекрасно знал о существовании в глубинах Галактики звездной системы с названием Оомгрусанта, что на русский язык можно перевести как "Ядро на пене". Вторая планета этой системы мало чем отличалась от Земли по условиям жизни, а то, что Игоряша знать не знал об Оомгрусанте и вообще имел в виду нечто другое, было для биомодуля перегрузочной информацией. Поскольку желание Игоряши перенести свою подругу на "Ядро на пене" обладало очень высоким потенциалом и к тому же перенос этот не мог повлечь смерти Анюты и нанесения ей физического ущерба, то есть не нарушал граничных условий использования регистра биомодуля, то Золотая Рыбка незамедлительно подчинилась команде.
      Анюта исчезла.
      В мозгу Игоряши отпечаталось: "Первый регистр исчерпан".
      Игоряша безумно испугался. Первым побуждением его было вернуть Анюту. Он уже раскрыл рот, но тут испугался вторично.
      Игоряша ужаснулся, вообразив, в каком виде может предстать Анюта после посещения неведомой "ядрени фени". Вроде бы шутка совершенно абстрактная и эвфемистическая, но раз Анюта отправилась ТУДА, значит, нечто такое существует _н_а_ _с_а_м_о_м_ _д_е_л_е!
      Игоряша вытер пот со лба и решил с возвращением Анюты повременить, а в качестве компенсации за потерю жены заказал себе чаю. Побольше и получше. И новый биомодуль. И раков с креветками. И братину для шику. И еще биомодуль. И сыр. И крекеры. И...
      Весь вечер разговаривал сам с собой Игоряша. Осторожно разговаривал чтобы, не дай бог, не истолковали Золотые Рыбки его рассуждения как ж_е_л_а_н_и_я. Потом он неспокойно спал, маясь набитым животом. Проснулся в шесть утра, долго боролся с изжогой, а затем уже и не прилег - опять разговаривал.
      И наконец пришел к трем важным для себя выводам. Первый: что никакие деньги - ни миллионы, ни миллиарды, ни оклады, ни прогрессивки - ему не нужны. Поскольку Золотые Рыбки и так исполнят все, что его душе угодно, поэтому со службой в УПРАТРУБе следует сей же день покончить. Второй: что он в любой момент может вернуть Анюту, приказав биомодулю доставить ее в п_р_е_ж_н_е_м_ _в_и_д_е, но, собственно, с этим спешить не надо. Пока требуется заняться собой. Эта идея - заняться собой - и была третьим выводом.
      И начал Игоряша _д_е_й_с_т_в_о_в_а_т_ь.
      В семь утра Игоряша испросил у восьмого биомодуля, сколько всего на Земле Золотых Рыбок. Оказалось, исходное число - 1370 штук: галактический стандарт для обитаемых планет земного типа - один биомодуль на миллион кубических километров гидросферы. У Игоряши даже дух захватило: "Почти полторы тысячи волшебных палочек - вот уж развернусь!"
      Следующим ходом он заказал себе безупречное здоровье. И... тут же мешком рухнул на пол - словно невидимый великан прихлопнул его, как муху.
      Игоряшу бросило в жар, потом в холод, невыносимая боль разорвала внутренности, пульс зашкалил, из носа хлынула кровь, отнялись ноги, потом руки, агония выгнула тело колесом, в голове взорвалась сверхновая. Игоряше казалось, что по нему промчался товарный состав, потом пронеслась танковая дивизия, потом не спеша прогрохотала вереница дорожных катков. Он хотел было заорать: "За что?!" - но последним сгустком воли отогнал катастрофический вопрос - _т_р_е_т_и_й_ вопрос для данного биомодуля, который, конечно же, закрыл бы перед ним дорогу в будущее. Вместо этого Игоряша, захлебываясь густой ядовито-горькой желчью, пробулькал: "Новый биомодуль!.."
      Он очнулся в невообразимой позе на полу. Над ним клубился, истаивая, смрад. Игоряша прислушался к себе - ничего не болело. в мышцах переливалась чистая энергия. Голова была ясной и свежей; организм работал как кварцевые часы. Переполняло ощущение счастья и вечности.
      - Что это было? - спросил он, пораженный. "Функциональная перестройка организма, - ответил биомодуль огненным текстом. - Пурификация ауры. Наладка иммунной системы. Канцеродиализ. Бактериальный и вирусный дренаж".
      - Ясно, - сказал Игоряша. Целый час он плескался в ванной, наслаждаясь жизненными токами в клетках тела. Вышел насвистывая, и переоделся в чистое. Подошел к братине, играя мускулами, подмигнул биомодулю и раздельно произнес:
      - Бес-смер-ти-е.
      Игоряша ожидал, что новый удар свалит его с ног, опять набросится жуткая сила и примется терзать. Но ничего такого не случилось. Перестройка генетической программы и запуск нейронной реабилитации проходят совершенно неощутимо.
      В девять утра Игоряша с помощью очередного биомодуля обеспечил себя нестарением. Он посчитал, что 35 лет - оптимальный возраст для вечной жизни. Дальновидный человек, - и ведь известно, что миф об Эндемионе не был ему знаком.
      Да, великая вещь - бессмертие! Оно настраивает мысли на совершенно иной лад. Малое делает великим, великое - малым, совершенное примитивным, затягивает память дымкой.
      А между тем бедная женщина ужасно растерялась, очутившись на берегу изумрудного океана под сенью фиолетовых деревьев с плоскими зонтичными кронами. Много часов она шла по рыжему песчаному пляжу, надеясь отыскать людей, жилье или хоть какие-нибудь приметы цивилизации. В воздухе пахло клопами и уксусом.
      Наконец на изгибе берега она увидела фигуру человека и бросилась бегом навстречу. А приблизившись, пронзительно завопила и столь же стремительно, не помня себя, помчалась прочь. Человек был впряжен в некое подобие телеги на санях. У него был совершенно лысый шишковатый череп, двупалые клешневидные кисти рук, прозрачный живот, в котором виднелись омерзительные сине-бурые кишки, и три глаза. Единственное, что напоминало здесь о Земле, - это третий глаз на лбу у чудовища. Он горел чистым зеленым светом, как огонек Анютиного такси.
      Е_Д_И_Н_О_Б_О_Р_С_Т_В_О
      Глава "Е",
      выношенная асом пунктуационного анализа П.Гриммовым
      Блиц-критик Герард Экудянов пользовался в нашей компании славой человека, который в свои тридцать пять лет прочитал 35 тысяч книг. Те, кто не знал лично Экудянова, пионера стилистической пропедевтики, поражались: мыслимо ли такое - в среднем по тысяче книг на каждый год жизни?! Впрочем, нам-то было известно, в чем тут секрет: Герард был не только профессиональным прагматиком, но и профессиональным читателем. Психолог по образованию, он работал в секторе психолингвистической биологии научно-исследовательского Института Будущего и читал за приличное жалованье с девяти до шести каждый день, исключая выходные. Норма в их секторе была - сто зарубежных книг на человека в неделю. За перевыполнение нормы шла прогрессивка. Сверхурочное чтение, правда, не поощрялось: руководство берегло глаза сотрудников. Условия для чтения в секторе были идеальные: удобные мягкие кресла, диваны для любителей читать лежа, рассеянный сильный свет, цветные светофильтры, устанавливаемые по желанию, терминалы ЭВМ, самодвижущиеся сервировочные столики с прохладительными напитками и закуской.
      Герард слыл в Институте феноменом: он читал в семь раз быстрее среднего человека и в пять раз быстрее заведующего сектором, профессора чтения, и при этом досконально помнил прочитанное. Зная это, мы не удивлялись Герардовой эрудиции, нас изумляло другое: каким образом Экудянов умудрился не взрастить в себе глухую ненависть к печатному слову и откуда он берет силы, чтобы еще и писать?
      В последние годы Герард прославился как создатель армянских рун. Город Ереван ждал, когда же Экудянов, пятнадцать лет назад уехавший завоевывать Москву, вернется на родину и откроет там студию рунического искусства в национальном духе, но Герард пока не торопился. Он хотел покинуть Москву только доктором библиологических наук, защитив диссертацию на тему "Суперскоростное чтение вслух в условиях урбанистического шума" и выпустив монографию "Как я прочитал сто тысяч томов и что после этого со мной стало".
      Никто из нас и помыслить не мог, чтобы состязаться с Герардом в книгочействе и книгознании. И все же в один памятный день Экудянов был посрамлен.
      В тот апрельский вечер мы собрались у Палладина Гриммова, труженика гетероязычия. В течение часа мы обсуждали новый рассказ Кровского, гроссмейстера фонетической архитектоники, затем перешли к последним переводам Владимира Набакова, который гордился своей астральной дружбой с Камоэнсом и по причине этой дружбы имел возможность переводить даже те сонеты великого Луиса, которые поэт сжег в черновике, не опубликовав.
      Часам к десяти мы устали, Захотелось расслабиться, послушать музыку и выпить крепкого душистого чаю.
      - Ребята, а чая-то в доме нет! - смущенно признался Ладик. Помимо того, что Гриммов - новатор симплоки, он еще и прекрасный хозяин, и такого подвоха с его стороны мы не ожидали.
      Тут раздался голос Игоряши:
      - Ч-чай? Ч-что же в-вы мн-не раньше н-не ск-сказали?
      Он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда большую черную жестяную банку. На боку ее по сиреневому полю, заключенному в золотую арабеску, шла надпись: "Jasmine Tea". Это был восхитительный чай "сучонг" с лепестками жасмина - продукция старинной британской чайной фирмы "Твиннинге". Банка содержала восемь унций чая и, конечно, не могла поместиться во внутреннем кармане облегающего твидового пиджака.
      Это был очередной трюк Игоряши.
      Вскоре вскипел чайник, и вот уже перед каждым из нас стоит чашка с янтарным напитком, источающим жасминное благоухание.
      - Совсем недавно читал одну японскую книгу, - сказал Герард, сделав первый глоток, - там мне встретилась восхитительная танка о чае. Если не ошибаюсь, звучит она так:
      Прозрачный вечер.
      Пью чай под чистым небом.
      В чашку бесшумно
      Пал лепесток сакуры.
      Ристалище запахов.
      - Ошибка! - радостно воскликнул Игоряша. - Во второй строке не "под чистым небом", а "под звонким небом".
      Герард поперхнулся, обжегшись, и едва не выронил чашку.
      - А ты откуда знаешь? - грозно спросил он, - эта книга только-только вышла. У нас в секторе контрольный экземпляр.
      - Знаю, - просто ответил Игоряша. - Это стихи поэта и каллиграфа Нансея Кубори в переводах Льва Минца, под редакцией доктора исторических наук С.А.Арутюнова. Сборник называется "120 танка, написанных в чайном домике". Тираж десять тысяч. Книга иллюстрирована каллиграфическими иероглифами автора.
      Это был вызов Герарду Экудянову, прагматическому санкционеру, и он, бедняга, поднял перчатку.
      - Ну, мужики! Игоряша дает! "Мне за ним не угнаться, - произнес Экудянов, хитро прищурившись, - С ним рядом я круглый ignoramus".
      - Фраза из рассказа "Умник" ирландского писателя Шона О'Фаолейна, спокойно парировал Игоряша. - Рассказ опубликован в сборнике "Говорящие деревья", вышедшем в 1971 году.
      В комнате воцарилось тяжелое молчание. Такого от Игоряши не ожидал никто. Точное знание в сочетании со сверхъестественной памятью, - да, Герарду достался достойный соперник.
      - "Запомни, Стокдейл, что ты ни с кем не имеешь права так разговаривать", - гробовым голосом сказал Экудянов, вперив взгляд в Игоряшу.
      При чем здесь "Стокдейл", никто из нас не понял.
      - "А что я сделал плохого? - улыбнулся Игоряша, акцентируя слова так, что всем стало ясно: он догадался, о чем повел речь Герард, и подхватил диалог из какой-то известной только им двоим книги. - Если я выразился не очень любезно, поправьте меня, и я больше не буду так говорить."
      - Ребята, это черт знает что! - вскричал Герард. - Игоряша цитирует по памяти "Трудно быть сержантом" Мака Химена.
      - Совершенно верно, - согласился Игоряша, - Страница 82, Воениздат, 1962 год, русский перевод Биндеман и Фадеевой, литературный редактор Видуэцкая.
      - Потрясающе! Попробуем еще, - Герард покраснел, на лбу его выступил пот. - "Не унижай своей судьбы!"
      Игоряша задумался.
      - Ага! - воскликнул он и прищелкнул пальцами. - "Я хотел бы ее победить".
      - "Мысль - вот мое оружие".
      - "Часто мое честолюбие сжигает мои мысли".
      - "Ты обладаешь даром творчества. Чего тебе еще нужно?"
      - "В другие времена я, быть может, смог бы завоевать материк".
      - "Что в этом? Одна мелодия стоит целой провинции. Для нового образа разве ты не пожертвовал бы властью?"
      - "Жить полной жизнью, вот чего я хочу, а не жить одним лишь мозгом", - глаза Игоряши горели. Поначалу он произносил фразы с трудом, будто разбирая стершиеся письмена, что незримо вставали перед ним. Но постепенно голос его окреп, а в интонациях зазвенел металл, словно он читал не чужой текст, а высказывал собственные убеждения.
      - "Мозг содержит в себе целый мир", - настаивал Герард. Он тоже вошел в роль и даже поднялся с места, ощущая себя если не на подмостках сцены, то, по крайней мере на диспуте схоластов.
      - "А ты не можешь понять, ты аскет, - отвечал с презрением Игоряша, ты укротил свои желания, ты подчинил их себе".
      - "И ты тоже укротишь их".
      - "Не знаю, захочу ли я это сделать..."
      Герард, опустошенный, рухнул на стул.
      - Сдаюсь! - выдавил он. - знать сие на память просто невозможно, и тем не менее Игоряша ни в одном слове не отошел от текста.
      - Габриэле Д'Аннунцио, - провозгласил Игоряша. - "Огонь", в переводе Барсовой. Первый том Полного собрания сочинений, издание Саблина, Москва, 1909 год.
      Он тоже успокоился, перевел дыхание и пояснил:
      - Герард, моя память не хуже твоей. Я знаю наизусть все твои тридцать пять тысяч книг. И еще много других. Если хочешь, можем продолжить диалог на языке оригинала...
      - Не надо, - дернулся Экудянов: в итальянском он был не силен. Герард еще некоторое время взбудораженно размахивал руками, обиженно бормоча что-то по-армянски себе под нос. Потом резко встал, надел плащ и выбежал из квартиры.
      Мы подошли к окну. По улице удалялся, растопырив локти, Герард Экудянов, убежденный враг мимесиса. Вдруг он остановился, повернулся, задрал голову и, погрозив в нашу сторону кулаком, заорал:
      - Может быть, он и брошюру "Проституция и ее причины" читал? Сочинение доктора Б.В.Цуккера, 1926 год, издательство "Космос"?
      - Читал!!! - прокричал Игоряша, высунувшись из окна. - Если угодно, на странице 45: "Мы не отрицаем возможности того, что и в будущем женщина будет отдаваться мужчине ради каких-нибудь выгод, но мы решительно утверждаем, что эта проституция не будет носить в себе общественноклассового отпечатка".
      Близилась полночь. На улице застыли изваяниями несколько зевак. В доме напротив в окнах зажегся свет. Мы поспешили разойтись...
      Не сразу и не скоро, но мы узнали все-таки, что у Игоряши была беспримерная библиотека - 500 тысяч томов на пятнадцати языках. Полками и стеллажами были заставлены две просторные комнаты в его девятикомнатной квартире на Сивцевом Вражке. Любому здравомыслящему человеку ясно, что в двух комнатах, даже очень больших, не разместить и десятой доли такого количества книг. Однако была в той квартире какая-то штука со связными множествами, какая-то хитрая метрика, некая неэвклидова затея с пучностями и узлами пространства, в которой Игоряша не понимал ни черта, но прекрасно пользовался. Например, в двух комнатах его библиотеки можно было бродить часами и открывать все новые и новые застекленные шкафы с изящными цифровыми замочками. Та же история - и с квартирой целиком. Для правления кооператива "Гигант", в котором жил Игоряша после переезда из Строгино, это была просто большая квартира в два этажа. Удивительно, конечно, как мог один человек занимать столько жилой площади, но видимо, пользовался он чьим-то высоким покровительством, видимо, был непростым человеком, раз за кооператив уплатил сразу всю сумму целиком, перечислив в банк единовременно сто тысяч рублей по безналичному расчету. Да, впрочем, в кооперативе были разные непростые люди - и дипломаты, и поэты-песенники, и заведующий фруктовым баром, и кинорежиссеры с именем, и южных краев люди без имени, но со связями, - недаром "Гигант" пользовался завистливым уважением всего района. Стоило ли после этого удивляться девятикомнатной двухэтажной квартире какого-то Игоряши?
      В том-то и дело, что не девятикомнатная и не двухэтажная! Был здесь и банкетный двухсветный зал с хрустальными люстрами и мозаичным паркетом, и спальня-будуар а-ля Людовик XVIII, и кабинет красного дерева, и бильярдная, и кегельбанная, и каминная, и музыкальный салон с концертной электронной аппаратурой, и сауна с бассейном, и спортивный зал с пятисотметровой тарлановой дорожкой, велотреком и площадкой для гольфа, был камерный театр и видеотека, и зимний сад, и - отдельно - оранжерея с тропическими растениями, и кинозал, и бар на тридцать мест, и эстрада для варьете с раздевалкой для девочек, и анабиозная, где криогенная аппаратура поддерживала глубокий сон пятидесяти восьми женщин разного возраста и национальностей, отобранных Игоряшей для песен и игр. И даже дворницкая, где, конечно, никаких дворников не было, а было оборудование для подзарядки кибернетических автоматов, выполненных в виде безупречных и остроумных лакеев: прообразом для программы послужил гениальный Дживз из произведений Пелема Гренвилла Вудхауса.
      Из гардеробной вниз - неявно минуя восемь этажей кооператива - вел индивидуальный лифт, имевший выход в подземном гараже, что разместился на надежной глубине под всеми городскими коммуникациями. Здесь тоже была своя причуда. Игоряша никоим образом не желал походить на соседа по площадке директора ресторана "Богема" Сидора Ипатьевича Дыбина, который держал выезд из "мерседеса" и "вольво" позапрошлогодних моделей и нуворишски шиковал, гоняя на них по Москве и Московской области. Когда Сидор Ипатьевич по мартовскому гололеду как-то побил "мерседес", налетев на "бьюик" председателя районного отделения Добровольного общества содействия автомобилизму, атлетизму и обороту фондов, он испытал нервический шок и месяц постился, оплакивая машину.
      Игоряша на словах лицемерно сочувствовал Дыбину, но в душе ликовал, ибо терпеть не мог разбавленного сока. Что же касается машин, то он сам владел "кадиллаком", "линкольн-континенталем", спортивным "мазератти" и "шевроле-импалой", однако не дразнил городскую публику и не раскатывал по улицам в вызывающих лимузинах. Для автомобильных радостей Игоряша располагал отличной подземной шоссейной сетью: многорядные, освещенные ртутными светильниками и оснащенные принудительной вентиляцией трассы шли и под "Золотым Кольцом России", и в крымском направлении, и под минским шоссе, и под Байкало-Амурской магистралью. Во многих местах на трассах стояли бензиновые колонки. Для простоты они размещались под городами, начинающимися на букву Т (Т - значит топливо): Торжок, Трускавец, Тара, Тында и так далее. На поверхность Игоряша выезжал только в отечественных машинах, всегда имея под рукой "Волгу"-универсал или "Ладу".
      Но вернемся к книгам. Неужели Игоряша прочитал все 500 тысяч томов своей библиотеки? И может ли такое быть, чтобы он пятнадцать языков? В принципе приобрести подобные было для Игоряши сущим пустяком - хватило бы нескольких регистров биомодулей, - но... тем не менее он такой возможностью не воспользовался. Во-первых, у Игоряши были свои представления об эрудиции, а во-вторых, он прекрасно понимал, что книга в современную эпоху перестает быть средством массовой, научной и технической информации, превращаясь в символ роскоши и становясь объектом созерцательного почитания. Обозревая бесконечные полки своей библиотеки, Игоряша видел не коленкоровые или ледериновые, или кожимитовые, или картонные корешки, а ряды, условно говоря, золотых слитков, где буковки, слагающиеся в фамилии авторов, претерпевали любопытную математическую метаморфозу: они обращались в абстрактные индексы, лишенные семантической значимости. Эти индексы позволяли отличить один слиток от другого, но ничего не говорили об их художественной стоимости и духовном эквиваленте.
      Итак, Игоряша книг не читал и тем не менее посадил в лужу психолога и библиолога Герарда Экудянова, зачинателя дисплей-литературы - новой ветви, которая войдет в моду лишь через тридцать лет. Каким образом это удалось Игоряше?
      Нетерпеливый читатель может забежать вперед и вырвать у чемпиона оксюморона П. Кровского несколько Игоряшиных тайн в главе под литерой "т", которая будет называться "ТЕЛЕАНТРОП".
      Б_Л_А_Ж_Е_Н_С_Т_В_О
      Глава "Б",
      обоснованная зачинателем дисплей-литературы Г.Экудяновым
      Неизбежно должно было настать время - и оно настало на седьмой день обладания Золотыми Рыбками, - когда Игоряша всерьез задумался над проблемой пищи и вследствие этого - над проблемой исчерпаемости биомодулей.
      Первую неделю Игоряша объедался всласть. Он рубал омаров в майонезе и утку по-пекински. Пожрал подряд с небольшими интервалами: кебаб по-мароккански из индюшки в имбирном сиропе, грибную запеканку "вандомуа", мусс из устриц, окорок в апельсиновом желе с грецкими орехами, пиццу "Маргарита", карибский суп "каллалу" из корней таро, паровую летучую рыбу с барбадосскими "ку-ку" из либерийской окры, голландский угоревый суп, сицилийские сладости "франгипани", албанское блюдо "радость пастуха" из картошки с темно-зеленым македонским медом, шахский плов, изготовленный по рецепту знаменитого персидского кулинара Надира, тунисскую "чак-чуку", индонезийскую "розовую зарю" - блюдо из креветок с рисом, помидорами, паприкой и бананами, подаваемое на пальмовом листе, гавайскую ананасовую "амброзию", гаитянский десерт "секрет зомби" из авокадо... (Живот у него не болел, и кишечник работал нормально - ВЕЧНОЕ здоровье как-никак.) Словом, Игоряша побил рекорд по обжорству, занесенный в знаменитую книгу Гиннесса, и даже перещеголял феноменального калифорнийца Эдди "Бозо" Миллера, бармена из города Окленда, - чемпиона жратвы, поглощающего ежедневно 25 тысяч калорий в виде полутора десятков яиц, гор блинчиков, бифштексов, цыплят, ростбифов, ломтей телятины, сэндвичей с сыром, пластов бекона, связок сосисок, супов, салатов и прочего, прочего, прочего...
      И вдруг Игоряша остановился.
      Он остановился, став на тридцать килограммов толще, на восемьдесят биомодулей беднее и на семь дней мудрее. Игоряша осознал, насколько же непроизводительно он тратит Золотых Рыбок. Было бы их бесконечное множество - тогда все можно. Или если бы у каждой было неограниченное количество регистров - тоже никаких забот! Но ведь Игоряша, поумнев - а умнел он поразительно быстро, - подсчитал: в его распоряжении 2581 желание, при том условии, что третий регистр каждой очередной Золотой Рыбки тратится на вызов следующего биомодуля. "Сие неразумно! - огорчился Игоряша. - Пожру всех рыб - и что тогда?"
      Весь восьмой день своей новой жизни Игоряша ничего не желал, а только думал. Думал он и девятый, и десятый дни. А потом хрустнул костяшками пальцев и начал действовать. Вселился в кооператив "Гигант". Оборудовал квартиру всем необходимым для вечной жизни. Обзавелся машинами и подземной автодорожной сетью. Заставил бесчисленные книжные полки и стеллажи лучшими изданиями мировой литературы и видеокассетами. Набил восемнадцать холодильников всевозможными яствами. Решил проблему женщин с помощью анабиоза. Наконец построил дачу с бассейном и перенес туда всех биомодулей планеты.
      И облегченно вздохнул.
      Кто-то создал мир за шесть дней. Игоряше, чтобы соорудить собственный мир, потребовалось ровно в два раза больше времени. Но зато он был и во много раз счастливее. К услугам Игоряши были все блага населенной планеты Земля - с ее разными государствами, находящимися на разных ступенях технологического прогресса, - и все возможности галактической цивилизации, неразумно внедрившей на ноосферы планеты биомодулей с безотказной программой.
      Вечером двенадцатого дня Игоряша возлежал в гостевой спальне на роскошном, ручной работы, диване "Виндзор" фирмы "Весли-Бэррелл", обитом котсуолдским бароканом "Сандерсон", и блаженно улыбался. Вроде бы все он предусмотрел. Кухни оснащены по последнему слову техники - ВЧ плитами и УФ кондиционерами. Кореянка Пак Ын, выходящая из анабиоза по субботам, прекрасная кулинарка и готовит потрясающие блюда. Комнаты обогреваются, помимо центрального отопления, еще и средневековыми "качельофенами" и древесно-угольными передвижными печами "ВЕЗО", новейшим достижением западногерманского дизайна. В ванных - душевые "Белгравия" с программным управлением - лучшее, на что способна прославленная английская фирма "Долфин". Гардеробные ломятся от одежды - отборные костюмы фабрики "Большевичка", пиджаки "Харрис Твид" производства "Хартингтон хаус", лучшие в мире батники "Гайд-парк" из серии "Оксфорд" призовой мануфактуры "Лэндс энд"... Скрытые колонки пели сладким голосом Джона Мак-Кормака тенора первой половины века, почитаемого Игоряшей выше всех. Песня была из любимейших: "Благослови этот дом".
      И все же какой-то червь точил душу Игоряши. Чем-то он был не удовлетворен. Что-то его подспудно угнетало.
      Мак-Кормак закончил петь. Едва слышно защелкала поисковая система, выбирая новую кассету из десятков тысяч, составляющих Игоряшину фонотеку. На этот раз комплекс "Пионер", снабженный по прихоти хозяина - генератором случайных чисел, остановился на Диане Росс и группе "Сьюпримс". Послышалась песня "Ain't No Mountain High Enough", что Игоряша автоматически (хотя и не совсем точно) перевел как "Нет горы, на которую нельзя было бы забраться". И... тут его осенило.
      Пища! Вот что мучило Игоряшу на окраине сознания. Он представил себе горы продуктов и готовых замороженных блюд, хранящихся в холодильниках, представил, что рано или поздно они кончатся и нужно будет снова просить у Золотых Рыбок еду, потом еще и еще... Для вечной жизни нужен вечный источник продуктов, а где его взять? А чем он будет питаться, когда Золотые Рыбки иссякнут? А сотни новых желаний, будоражащих его воображение?
      Однако права была Диана Росс: нет недостижимых вершин! Игоряша вышел из тупика. Он вспомнил, что в первом этаже кооператива "Гигант" расположился фондовый продуктовый распределитель для пенсионеровдегустаторов. Ветераны изящного вкуса - люди пожилые и истощенные многолетним поглощением высококачественных продуктов - имели на руках особые карточки, по которым получали лучшее из того, что они вкушали в былые годы по долгу службы.