Инспектор Де Кок из Амстердамского полицейского управления на Вармусстраат медленно шагал в сторону площади Драмак с ее широкими тротуарами. Время от времени он жмурясь смотрел на яркое солнце, которое, словно опровергая неутешительный прогноз погоды, упорно не желало прятаться за облака и вот уже несколько дней радостно и беззаботно сияло на ясном небе.
      Де Кок наслаждался. Его настроение, точно барометр, всегда соответствовало погоде: в холодные дождливые дни лицо инспектора становилось хмурым, как бы означая «бурю», а при ясной солнечной погоде сияло улыбкой, от чего резкие складки вокруг рта исчезали и словно разглаживались, а старая шляпа, казалось, сама собой съезжала набекрень.
      Он улыбнулся, взглянув на свое отражение в стеклянной витрине рекламной тумбы, пересек Дамрак, проскочив прямо перед носом у катившего ему навстречу трамвая, и медленно, словно нехотя, побрел мимо морской биржи к Вармусстраат.
      Перед входом в здание полицейского управления он остановился и внимательно оглядел голубую каменную ступеньку, полустершуюся от множества ступавших на нее ног – и полицейских, и правонарушителей.
      Неожиданно ступенька показалась Де Коку непреодолимым барьером, и его охватил безотчетный страх, сковавший все тело. Он с трудом совладал с собой и переступил порог.
      Когда инспектор поднялся на второй этаж и вошел в комнату следователей, его молодой помощник Фледдер смерил его настороженным взглядом.
      – Что случилось, инспектор? У вас такой встревоженный вид!
      – Неужели?
      Де Кок небрежно бросил на вешалку шляпу и стянул с себя плащ. Он перекинул его через спинку стула и уселся за свой письменный стол.
      – Ты веришь в предзнаменования, Фледдер?
      – Какие такие пред… знаменования? В дядюшку Виллема или дядюшку Кейса?
      Де Кок нахмурился и покачал головой.
      – Этими вещами не шутят! – строго сказал он. – Предзнаменования – это тайный знак… предупреждение свыше: что-то должно случиться… Что-то очень страшное… – Он на миг уставился в одну точку. – Вот сейчас я подошел ко входу и вдруг почувствовал, что сегодня мне лучше бы не ходить в управление. Как будто эта голубая ступенька предупреждала меня о чем-то…
      Фледдер улыбнулся.
      – Какая чепуха! Все это чистейший вздор! Ступенька… предупреждение… – Шляпа у него съехала набок, и он наклонил голову, чтобы она не упала. – Я думаю, что у вас просто-напросто простуда. Сейчас многие болеют. Знаете, когда у человека повышается температура, у него нередко возникают странные фантазии.
      Де Кок отмахнулся.
      – Нет у меня никакой простуды, и температура тут совсем ни при чем. – В его голосе зазвучали раздраженные нотки. – Одним словом, выбрось все это из головы, считай, что я тебе ничего не говорил ни о каком предзнаменовании. Ты спросил, почему у меня был такой испуганный вид, когда я вошел, вот я и ответил.
      Фледдер улыбнулся.
      – А все дело было в этом дурном предзнаменовании…
      – Вот именно!
      Молодой следователь наклонился поближе к инспектору.
      – Сегодня утром сюда заходил комиссар, спрашивал вас.
      – Зачем я ему понадобился?
      – Он хотел с вами поговорить.
      – О чем, не знаешь?
      Фледдер поднял брови.
      – В коридоре я слышал, как кто-то сказал, что он собирается предложить вам возглавить бригаду по борьбе с карманниками.
      Де Кок поморщился.
      – Мне? Бригаду по борьбе с карманниками?!
      – На следующей неделе начинается морской праздник «Сейл Амстердам», – пояснил Фледдер. – Сюда съедется множество народа со всех сторон. Все места в отелях уже забронированы. Идеальные условия для международной мафии карманников, уж они не упустят случая и непременно посетят эти гонки старых калош.
      – Что с тобой, Фледдер? Ты сегодня, кажется, недоволен всем на свете! Сначала тебя разозлили мои предзнаменования, а теперь ты, попирая морское величие страны, называешь нашу знаменитую регату «гонкой старых калош»!
      Молодой помощник поднял на инспектора простодушный взгляд.
      – А разве не так?
      Де Кок, прищурив глаз, назидательно произнес:
      – «Сейл Амстердам» – великолепное зрелище. Я, коренной житель Урка, очень люблю эти… старые калоши, как ты их называешь. Мой дед рыбачил на замечательном паруснике, что когда-то ходил по Зейдерзее. В те времена еще не изобрели этих рычащих вонючих моторов, а плавали под парусами, обращаясь с молитвой к Богу и к попутному ветру. Уж на сей раз я постараюсь насладиться этим праздником на реке, ведь во время последних соревнований мне почти ничего не удалось увидеть: мы с утра до ночи раскручивали тогда дело о наследстве психиатра, Помнишь? На этот раз я своего не упущу. Так что комиссару придется поискать кого-нибудь другого для бригады по борьбе с карманниками.
      – Вы что же, возьмете отпуск? Де Кок решительно кивнул.
      – Вот именно! Доставлю себе удовольствие, повидаюсь со старыми друзьями: с «Америго Веспуччи» из Италии, с датчанином «Георгом Стеже» и немцем «Георгом Фоком»! – На его губах заиграла мечтательная улыбка. – Парусная регата – это такая красота… это живое напоминание о прошлом… о временах неподдельной романтики… об эпохе шанти…
      Фледдер удивленно вскинул брови.
      – А это еще что такое?
      Де Кок только развел руками.
      – Это такие морские песни. Во время тяжелой и однообразной работы на парусных судах моряки обычно пели шанти… замечательные свои песни… – с жаром объяснял инспектор.
      – Я чувствую, морская романтика у вас в крови! Де Кок расхохотался.
      – Да уж! Что есть, то есть!
      В дверь постучали, оба одновременно повернулись, и Фледдер крикнул:
      – Войдите!
      Дверь медленно отворилась. На пороге стоял высокий худощавый молодой человек лет двадцати с небольшим. У него было нервное узкое бледное лицо со срезанным подбородком. Одет он был в темно-коричневый пиджак из грубой ткани с кожаными заплатами на локтях и светло-серые брюки с почти исчезнувшей складкой. Из-за коротких рукавов руки юноши казались слишком длинными. Движения у него были замедленные, на губах дрожала застенчивая улыбка. Не дойдя двух метров до стола инспектора, юноша остановился и поднял глаза на Де Кока, потом перевел взгляд на Фледдера и снова уставился на инспектора.
      – Она исчезла! – высокий голос его дрожал и в нем слышались какие-то виноватые нотки.
      – Она исчезла… – снова повторил странный посетитель.
      Де Кок внимательно рассматривал юношу. Он отметил открытый простодушный взгляд серых глаз, низкий лоб и взъерошенные каштановые волосы. Юноша казался таким потерянным и беспомощным, что у старого сыщика невольно дрогнуло сердце. Он сделал ему знак подойти и указал на стул рядом со своим столом.
      – Кто исчез? – участливо спросил Де Кок.
      – Розочка…
      – Розочка? – удивленно переспросил инспектор. Молодой человек кивнул.
      – Да. Я ее так называю. Вообще-то ее зовут Розалинда… Розалинда ван Эвертсоорд. Она из дворян. – И почему-то смутившись, странный юноша добавил: – Из обедневших дворян…
      – А вы сами кто?
      Молодой человек мгновенно вскочил со стула и неловко поклонился.
      – Да, извините. Это очень неучтиво с моей стороны, – извиняющимся тоном произнес он. – Я должен был вам сразу представиться. Я Недервауд… Рихард Недервауд. – Он снова присел на стул и исподлобья взглянул на инспектора. – А вы, насколько я понимаю, инспектор Де Кок?
      Седой сыщик кивнул.
      – Де Кок! – отчетливо и громко повторил он. Молодой человек мягко улыбнулся.
      – Меня уверяли, что именно так вы и отреагируете на мое появление.
      Лицо инспектора слегка порозовело.
      – Кто уверял?
      – Мои друзья. Это они посоветовали мне обратиться к вам.
      – По поводу исчезновения Розочки?
      – Ну да. Сначала я обратился в полицейское управление на Лодовейк ван Досселстраат. Но там даже не соизволили меня выслушать… я имею в виду: не дали все рассказать по порядку.
      – А почему вы направились на Лодовейк ван Досселстраат?
      Рихард Недервауд сделал неопределенный жест.
      – Но ведь именно им положено заниматься этим делом!
      – Почему?
      – Да случилось-то все в больнице Южного Креста, мне сказали, что этот район относится к управлению на Лодовейк ван Досселстраат.
      Де Кок почесал щеку.
      – Ну и что же случилось в больнице Южного Креста?
      – Она там исчезла…
      – Что?! Просто так исчезла?
      Рихард Недервауд беспокойно заерзал на стуле.
      – Вы правы. – Он покачал головой. – Я излагаю все немного бессвязно… Вы должны меня извинить: я просто никак не могу прийти в себя после всего случившегося… Попробую вам все рассказать по порядку.
      Де Кок ободряюще кивнул.
      – Начните с того, какое отношение вы имеете к Розочке.
      – Она моя подруга. Вот уже несколько лет у нас с ней так называемая свободная любовь… Я живу на Керкстраат, неподалеку от Амстела, а у Розочки двухкомнатная квартира в Пюрмеренде. Уик-энд мы чаще всего проводим у нее и в отпуск обычно ездим вместе.
      Рихард Недервауд порылся в карманах пиджака, достал бумажник и, вытащив из него фотографию, протянул ее Де Коку.
      – Вот она!
      С фотографии на инспектора смотрела улыбающаяся молодая женщина с коротко подстриженными светлыми волосами. Лукавая улыбка, ямочки на щеках – все говорило о шаловливом кокетстве. Де Кок невольно подумал: интересно, что нашла прелестная молодая женщина в этом неловком смешном верзиле, но благоразумно промолчал. Еще раз бегло взглянув на фотографию, он протянул ее владельцу, но Рихард решительно отвел его руку.
      – Оставьте ее у себя, она может пригодиться вам для расследования. Да, конечно, я уверен: эта фотография вам непременно понадобится!
      Де Кок опустил снимок на стол.
      – Каким образом Розочка оказалась в больнице Южного Креста? – спросил он.
      – Ее послал туда домашний врач, доктор Ян Ван Акен.
      – Она была больна?
      Рихард Недервауд неопределенно пожал плечами.
      – Розочка никогда не болела. Она спортивная девушка… играет в баскетбол, входит в лучшую команду страны. Но в последние дни она почувствовала себя неважно, стала какой-то грустной, вялой, немного покашливала. Она сказала мне об этом по телефону, мы ведь звонили друг другу каждый день. Я посоветовал ей обратиться к ее домашнему врачу.
      Де Кок с любопытством посмотрел на молодого человека.
      – И тот направил ее в Амстердам, в больницу Южного Креста?
      – Да.
      – А почему не в местную больницу – в Пюрмеренде?
      Молодой человек пожал плечами.
      – Не знаю. Честно говоря, я об этом не задумывался.
      – В какое отделение ее положили?
      – В неврологическое.
      Де Кок положил на стол вытянутые руки.
      – Ну и что же дальше?
      Несколько секунд Рихард Недервауд молчал, уставившись в одну точку, и, казалось, вспоминал, как все было.
      – Розочка, – сказал он хрипло, – предъявила направление врача в регистратуре…
      – Когда это произошло?
      – Позавчера, в среду, в одиннадцать часов.
      – Вы были с ней?
      Рихард Недервауд слабо кивнул.
      – Она очень просила, чтобы я пошел вместе с ней. Она приехала в Амстердам из Пюрмеренда на своей машине – такой нелепо раскрашенный «гадкий утенок» – заехала за мной на Керкстраат, и мы вместе отправились в больницу Южного Креста. По дороге мы почти не разговаривали – так были оба подавлены.
      Де Кок улыбнулся, стараясь подбодрить юношу.
      – Понимаю. Что же было дальше? Рихард Недервауд торопливо облизал губы.
      – Возле больницы есть большая площадка для парковки машин, Розочка поставила там своего «гадкого утенка», и мы вылезли. Должен сказать, мне почему-то сразу не понравилась эта больница. Здание показалось мне таким громоздким, таким холодным и неприветливым, что даже стало как-то не по себе. Я чуть было не остановил Розочку, когда она направилась ко входу. Меня охватил какой-то безотчетный страх, хотя я понимал, что все это просто глупо…
      Лицо Де Кока стало серьезным.
      – Да, иной раз кажется, что для страха нет никакой причины… и все же это чувство, я убежден, никогда не бывает беспричинным и безосновательным.
      Рихард Недервауд посмотрел на него с благодарностью.
      – Я почти физически ощущал этот страх! Меня всего трясло. Пока мы шли к дверям больницы, я крепко держал Розочку за руку… словно боялся ее потерять. – Он глубоко вздохнул. – Но когда мы вошли, я вынужден был, конечно, отпустить ее. Розочка подошла к окошку регистратуры, подала свое направление, и ее попросили немного подождать.
      – Немного?
      – Да, минуты две-три, не больше. Потом появилась медсестра, назвала ее фамилию и увела Розочку с собой.
      – А вы остались ждать в приемной?
      Рихард, словно извиняясь, прижал руку к груди.
      – Я подумал, что она пробудет там недолго… Ну, минут пятнадцать… может, полчаса… Однако я прождал целый час. – Он смущенно усмехнулся. – Я не из тех, кто чуть что начинает бить тревогу, беспокоить людей. Однако я не мог справиться с каким-то внутренним тревожным чувством, которое росло с каждой минутой. Я не мог больше сидеть там молча, выбежал из приемной и принялся шагать взад-вперед по вестибюлю. Наконец я набрался смелости и решил навести справки. Но тут появилась та самая медсестра и пригласила меня пройти вместе с ней. Я думал, что она ведет меня к Розочке или к ее врачу, который объяснит мне, что с ней такое, но медсестра привела меня в комнату, похожую на лабораторию, и там лаборантка взяла у меня кровь на анализ.
      Де Кок наморщил лоб.
      – Вот как? – удивился он. – У вас взяли кровь на анализ?
      Рихард Недервауд кивнул.
      – Ну да.
      – И вы позволили им сделать это? Юноша дернул правым плечом.
      – Я… я подумал… – пробормотал он, – что это как-то связано с медицинским обследованием Розочки… возможно, им было важно знать, нет ли у меня какой-нибудь инфекционной болезни.
      Де Кок глубоко вздохнул.
      – И потому вы разрешили им взять у вас кровь! Это прозвучало как обвинение.
      Рихард Недервауд кивнул.
      – Когда они закончили, сестра, которая привела меня, сказала, что теперь все в порядке и я могу идти. Я ответил, что никуда отсюда не пойду и буду ждать мадемуазель Розалинду ван Эвертсоорд. Медсестра как-то странно посмотрела на меня и почти удивленно повторила: «Мадемуазель Розалинду ван Эвертсоорд?..» Я объяснил, что так зовут девушку, которую она увела от меня. Медсестра поджала губы и покачала головой. «Я ни-ко-го ни-ку-да не уводила!»
      Де Кок нахмурился.
      – А это была действительно та самая медсестра?
      – Ну конечно!
      Инспектор дружески улыбнулся юноше и наклонился к нему.
      – Я понимаю, вы были в несколько возбужденном состоянии, – мягко сказал он, – после всего случившегося нервы у вас были напряжены до предела… Могу себе представить, что вы тогда чувствовали.
      Однако Рихард Недервауд, словно не замечая его сочувствия, сурово сжал губы и оборвал инспектора:
      – Ошибка исключена! – сказал он раздраженно. – Это лицо… эту полную фигуру я не забуду никогда! – Он постучал указательным пальцем по лбу. – Все запечатлелось здесь, словно на фотографии. – Лицо юноши покрылось пятнами, он с шумом втянул в себя воздух, ноздри его трепетали. – Она молча удалилась, – упавшим голосом произнес он.
      – Кто?
      Рихард Недервауд безнадежно махнул рукой.
      – Медсестра, конечно! Она удалилась, но я бросился за ней по коридору и остановил ее, схватив за плечо. «Где Розочка? – крикнул я. – Что вы с ней сделали?» Медсестра разозлилась и, стряхнув мою руку со своего плеча, сказала, чтобы я к ней не приставал с глупыми расспросами. Затем она юркнула в какую-то дверь и исчезла. Я прямо остолбенел на месте. Меня словно молотком по голове ударили. Наконец я пришел в себя, подбежал к человеку, сидевшему за стойкой регистратуры и заговорил с ним, стараясь держаться как можно любезнее: «Сегодня утром я приехал сюда с женщиной, ее звали мадемуазель Розалинда ван Эвертсоорд, у нее было направление от доктора Ван Акена из Пюрмеренда!» Мужчина заглянул в регистрационную книгу и сказал: «Такой нет в списке». Я снова занервничал. «Но она же приходила к вам сегодня в одиннадцать часов утра, я присутствовал при том, как она показывала вам свое направление». Мужчина посмотрел на меня как на сумасшедшего. «Если ее нет у меня в списке, – заявил он, – значит, она ко мне не обращалась».
      Рихард Недервауд закрыл лицо руками. Он дрожал всем телом, пот выступил у него на лбу. Наконец молодой человек взял себя в руки.
      – Мне показалось, что я и в самом деле сошел с ума, – сказал он. – Я так и остался стоять у стойки. Мужчина больше не смотрел на меня, он вел себя так, будто меня вовсе не существовало. Совершенно растерянный, я выбежал из больницы, было такое ощущение, что у меня разом развинтились все мозги, я ничего не соображал. На улице я вдруг вспомнил об автомобиле Розочки и со всех ног бросился к стоянке. Де Кок встревоженно взглянул на него.
      – И что же? – спросил он.
      Рихард Недервауд устало уронил голову.
      – Ее машина исчезла!

      Рихард Недервауд вышел, и в комнате следователей наступила тишина. Казалось, что странный рассказ юноши все еще продолжает звучать в этих стенах. Фледдер первым нарушил тишину:
      – Если на улице крикнуть: «Эй, красавчик!» – этому Рихарду лучше не оборачиваться. Ну и тип! – с усмешкой покачал головой Фледдер. – Неужели вы, Де Кок, верите его россказням?
      Инспектор строго посмотрел на своего помощника.
      – А ты нет?
      Фледдер сделал неопределенный жест.
      – Ну это же… сущий абсурд! Видите ли, его подружка внезапно таинственно исчезла… Честно говоря, я ее понимаю.
      – Ты хочешь сказать, что она решила от него отделаться?
      – Ну конечно! – кивнул Фледдер.
      – Что за странная и в общем-то довольно неприличная манера рвать отношения! – возмутился Де Кок.
      Фледдер засмеялся.
      – А мне кажется, в этом есть даже своеобразный юмор. Современные молодые люди не очень-то церемонятся в таких случаях. Девица оставила этого вруна в приемной, а сама села в машину и уехала. Совершенно очевидно, что она хотела от него отделаться.
      Де Кок искоса посмотрел на него.
      – А как понимать поведение медсестры? Почему она отрицала, что увела Розочку?
      Фледдер пожал плечами.
      – Может быть, эта Розалинда ван Эвертсоорд поделилась с ней, рассказала, что она задумала проделать со своим дружком, и та тоже включилась в игру?
      – А как же быть с тем мужчиной за стойкой регистратуры?
      – Все то же! – Фледдер показал большим пальцем на дверь, за которой исчез молодой человек. – Этот парень просто напрашивается на такое отношение.
      Де Кок не понял и вопросительно уставился на своего помощника.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Да все, наверное, посмеиваются над этим типом. Седой инспектор ущипнул нижнюю губу.
      – Ты считаешь, что он что-то вроде деревенского дурачка?..
      – Ну нет, это уж слишком! – возразил Фледдер. – Просто подобных молодых людей особы женского пола не воспринимают всерьез и чаще всего над ними подсмеиваются.
      – Итак, ты полагаешь, что эта девица просто-напросто натянула нашему Рихарду нос?
      – Скорее всего. – Фледдер наклонился и взял со стола Де Кока фотографию. – Милое, прелестное, жизнерадостное существо! – Он втянул в себя воздух. – Бьюсь об заклад: никаких интимных отношений между ними не было, парень просто выдумал все это.
      – Значит, он все-таки деревенский дурачок… Фледдер положил фотографию на стол.
      – Не знаю, как вы, а я лично и цента не дал бы за эту сказочку!
      Де Кок, словно не слыша его замечания, сухо приказал:
      – Позвони, пожалуйста, в полицейское управление на Лодовейк ван Досселстраат и для полной уверенности спроси, что они предприняли по этому делу. Думаю, что ничего. Если это так, свяжись с главным врачом больницы Южного Креста и договорись с ним о встрече сегодня в полдень. Затем пошли телекс в розыскную службу, чтобы они помогли установить местонахождение Розалинды ван Эвертсоорд. – Он поднял вверх указательный палец. – Да, и не забудь про ее автомобиль!
      У Фледдера отвисла нижняя губа.
      – Вы все-таки решили взяться за расследование, Де Кок? – удивился он.
      Седой инспектор, не отвечая, вышел из-за стола, не спеша приблизился к вешалке и снял с нее свою старую шляпу.
      Молодой помощник тоже поднялся из-за стола.
      – Куда вы сейчас направляетесь? Де Кок обернулся.
      – К доктору Яну ван Акену. Хочу узнать, почему домашний врач из Пюрмеренда послал эту спортивную молодую женщину, внезапно почувствовавшую легкое недомогание, к амстердамскому неврологу.
      Сидя за рулем старого полицейского «фольксвагена», Де Кок медленно катил через туннель под рекой Ей. Не любил он эту езду в автомобиле: слишком оживленное движение на городских улицах.
      Де Кок понимал, почему Фледдер так недоверчиво отнесся к рассказу этого юноши, ему самому Рихард Недервауд тоже показался довольно нелепым существом, он производил впечатление человека не только странного, но и несколько глуповатого. И одет он был как-то нелепо, и держался весьма необычно… И было в его рассказе что-то такое, что заставляло задуматься.
      Он подумал: может, стоит попросить Рихарда Недервауда показать то место на руке, откуда у него в больнице Южного Креста взяли кровь… Следы от укола должны были сохраниться. Но потом Де Кок решил, что это было бы истолковано, как проявление явного недоверия, и он оставил эту мысль.
      Добравшись до Пюрмеренда, Де Кок отыскал в новом районе Веермолен улицу Хедерсфлейтстраат, где у доктора Ван Акена был врачебный кабинет.
      Инспектор припарковал свой «фольксваген» возле тротуара, прошел к дому номер пять и взялся за ручку двери. В вестибюле его встретила симпатичная ассистентка доктора и молча вопросительно посмотрела на него. Инспектор снял шляпу.
      – Доктор Ван Акен у себя?
      – Да, разумеется.
      – Я хотел бы поговорить с ним.
      – Вы условились с доктором о встрече? Де Кок покачал головой.
      – Нет. Я не пациент, я инспектор полиции из Амстердама. Может быть, доктор не откажется уделить мне несколько минут?
      Ассистентка исчезла за дверью, скоро вернулась и указала глазами наверх.
      – Поднимитесь, пожалуйста, туда. У доктора сейчас больная, как только она выйдет, господин Ван Акен готов вас принять.
      Де Кок понимающе кивнул и направился вверх по лестнице. Он остановился перед дверью кабинета, и дождавшись, когда в дверях появилась пациентка, вошел к врачу.
      Доктор Ян ван Акен оказался высоким стройным узколицым мужчиной лет сорока. При виде инспектора он поднялся из-за стола и протянул ему руку.
      – Какие заботы привели амстердамского инспектора полиции в Пюрмеренд? – приветливо улыбаясь, спросил он.
      Седой инспектор посмотрел на него в упор и встретился с дружелюбным открытым взглядом, полным нескрываемого любопытства.
      – Необходимо внести ясность в один странный сюжет…
      Доктор Ван Акен рассмеялся.
      – Внести ясность? – повторил он.
      Де Кок кивнул.
      – Вы спросили, доктор, какое дело привело меня в Пюрмеренд? Я начал расследовать одно запутанное дело, связанное с исчезновением молодой женщины…
      Доктор Ван Акен подал инспектору стул и снова уселся на свое место.
      – И я могу вам чем-то помочь, инспектор? – с сомнением в голосе спросил он.
      Де Кок положил свою шляпу на пол рядом со стулом, на котором сидел, и медленно расстегнул пиджак. Он старался выиграть время, обдумать, какую тактику лучше сейчас применить. Доктор Ван Акен, судя по всему, не из тех, кого легко расколоть.
      – Не скрою, я очень рассчитываю на вашу помощь, доктор, – осторожно произнес он. – Мои познания в медицине, к сожалению, не очень велики. Скажите, доктор, что вы предпримете, если кто-нибудь из ваших подопечных пожалуется на внезапную странную вялость и слабость?
      Ван Акен поправил очки на носу.
      – Вы хотите сказать, инспектор, что вы испытываете вялость и слабость? – улыбнулся доктор.
      Де Кок внимательно наблюдал за ним. Несмотря на открытую улыбку доктора, инспектор заметил, как в глазах его за стеклами очков удивление сменилось настороженностью. Старый сыщик поставил вопрос иначе.
      – Скажите, имеются ли в Пюрмеренде специалисты-неврологи?
      Ван Акен кивнул утвердительно.
      – Да, здесь есть два невролога, и оба работают у нас, в больнице Святого Людевика.
      – Хорошие специалисты?
      – Да, очень.
      Де Кок ухмыльнулся.
      – Почему же в таком случае вы посылаете вашу пациентку, живущую здесь, в Пюрмеренде, на консультацию к амстердамскому неврологу?
      Доктор нахмурился.
      – Я направил свою пациентку в Амстердам? – удивленно спросил он.
      Де Кок вместе со стулом придвинулся к нему поближе.
      – Да, вы направили свою пациентку в отделение неврологии в больнице Южного Креста.
      – Такого не могло быть! – твердо сказал доктор. Де Кок не сводил с него глаз.
      – Я говорю о Розалинде ван Эвертсоорд… На лбу у Ван Акена собрались морщинки.
      – Кто это?
      Де Кок протянул к нему руки.
      – Ваша пациентка, – повторил он, – которую вы два дня назад отослали в отделение неврологии амстердамской клиники.
      Лицо доктора окаменело, доброжелательное выражение с него как рукой сняло. Он плотно сжал губы.
      – Это не моя больная. – Он вскочил со стула и сердито проговорил: – Так и запишите: я никого не посылал в больницу Южного Креста!
      Фледдер с улыбкой смотрел на Де Кока.
      – Итак, доктор Ван Акен из Пюрмеренда заявил, что не знает никакой Розалинды ван Эвертсоорд?
      – Да, он сказал, что у него нет такой пациентки. Молодой следователь усмехнулся.
      – И разумеется, он никого не посылал в больницу Южного Креста…
      Де Кок вздохнул.
      – Когда я стал его уверять, что два дня назад некая Розалинда ван Эвертсоорд обратилась в больницу Южного Креста с его направлением, он ужасно разозлился. Мне не хотелось накалять обстановку, и я счел за благо прекратить расспросы. Старый инспектор грустно улыбнулся. – С врачами лучше не портить отношения, не то они выпишут тебе какие-нибудь не те таблетки…
      Фледдер рассмеялся. Пододвинув к себе стул, он перевернул его задом наперед и сел.
      – Вот видите, – торжествующе воскликнул он. – Я же сразу сказал: ни одного цента не дам за рассказ этого Рихарда Недервауда!
      Де Кок вытянул губы трубочкой.
      – А мне его рассказ о том, что случилось в больнице Южного Креста, показался очень любопытным: там было много интересных деталей.
      Фледдер ухмыльнулся.
      – Все выдумано от «а» до «я».
      Де Кок удивленно взглянул на него.
      – Почему ты так решил?
      Лицо молодого следователя стало серьезным.
      – Этот юноша подвержен ложным иллюзиям – типичный признак паранойи. Наш Рихард Недервауд – обыкновенный параноик.
      – Кто?
      – Больной, страдающий навязчивой идеей. Как правило, такие люди нормально ведут себя в обществе, но вдруг наступает момент, когда их поступки становятся странными и нелогичными.
      Де Кок внимательно слушал его, слегка наклонив голову.
      – Откуда ты набрался всех этих премудростей?
      – От доктора Ван Беммелена.
      – И кто же такой доктор Ван Беммелен? – прищурившись спросил Де Кок.
      – Очень важная персона… Главный врач больницы Южного Креста.
      – Он знает Рихарда Недервауда?
      – Нет.
      – Как же он может тогда говорить о паранойе? Фледдер вздохнул.
      – Выполняя ваше поручение, я сегодня утром позвонил главному врачу больницы Южного Креста и попросил его о встрече. Он, естественно, спросил меня, о чем я собираюсь с ним беседовать. – Молодой следователь лукаво подмигнул инспектору. – Но тут я рассказал ему о Рихарде Недервауде и о том, как его подружка Розалинда ван Эвертсоорд в прошлую среду бесследно исчезла в больнице Южного Креста.
      – Что он ответил?
      – Доктор Ван Беммелен посмеялся от души, а потом сказал, что велит посмотреть в анатомичке, не подбросили ли туда какой-нибудь новый труп.
      – Довольно мрачная шутка. – Де Кок покачал головой. – И по-моему, недостойная главного врача. – Он внимательно посмотрел на Фледдера. – Если я правильно понял, он не воспринял всерьез эту историю?
      – По всей видимости, да. Он сказал, что день у него сегодня очень загружен, поэтому он не сможет принять меня, но непременно даст указания своим подчиненным, чтобы они оказали мне необходимое содействие. Доктор обещал также послать нам список сотрудников, которые в то утро дежурили в больнице.
      – Очень любезно с его стороны.
      – Я тоже так считаю, – согласился Фледдер. – Доктор Ван Беммелен посоветовал нам не очень-то доверять рассказу этого молодого человека и предупредил, что люди, страдающие параноей, обычно преподносят самые бредовые идеи в абсолютно естественной манере.
      Де Кок почесал затылок.
      – Значит, нам следует считать Рихарда Недервауда параноиком?
      Фледдер развел руками.
      – Почему бы и нет? – Он пожал плечами. – Можно и так объяснить его странный рассказ…
      Де Кок с интересом взглянул на него.
      – Любопытно, этот молодой человек говорил то же самое, когда обратился в управление на Лодевейк ван Досеелстраат?
      – Почти дословно та же самая версия, – подтвердил Фледдер.
      – И что же?
      – Коллеги на Лодевейк ван Досеелстраат, так же как и я, не поверили в эту фантастическую историю.
      – Ты хочешь сказать: они не восприняли ее всерьез?
      – Да, они не стали ничего предпринимать, а когда узнали, что вы отправились в Пюрмеренд, чтобы поговорить с доктором Ван Акеном, сочли, что это чистое безумие.
      – И это не в первый раз! – весело заметил Де Кок.
      – Что вы имеете в виду?
      – Не впервые меня объявляют сумасшедшим. На столе у инспектора зазвонил телефон. Фледдер снял трубку, послушал с полминуты и положил трубку на рычаг.
      – Они нашли машину!
      – Кто? Где?
      – Водолазы… Нашли ее машину в Северо-голландском канале.
      – А сама Розочка?
      – Ее тело пока не обнаружено.

      – Ну теперь у тебя, кажется, есть все данные? Фледдер придвинул к себе листки с записями.
      – Господин Элле Хукстра, – начал читать он, – шкипер с «Трех братьев», – сообщил, что он наткнулся на что-то в Северо-голландском канале – вблизи Пюрмеренда. Он сразу же дал знать об этом охране шлюза, а та в свою очередь известила полицию. По требованию полиции двое водолазов спустились под воду и обнаружили в реке автомобиль Розалинды ван Эвертсоорд. Пожарные подняли его на поверхность.
      – Автомобиль без пассажиров?
      – Да, – кивнул Фледдер. – Обе дверцы были открыты. Водолазы предполагают такую возможность: тело Розалинды ван Эвертсоорд потоками воды из-за проходящих по реке пароходов как бы «вымыло» из кабины и теперь оно покоится где-то на дне канала.
      Де Кок взъерошил волосы.
      – Автомобиль поврежден?
      – Вы хотите сказать, он мог упасть в реку в результате автокатастрофы?
      – Вот именно! Фледдер покачал головой.
      – Нет. Обнаружены незначительные повреждения, но полиция почти уверена, что они нанесены лопастями судна, которое наткнулось на машину в реке.
      – И никаких деталей, свидетельствующих об аварии?
      – Нет. Никаких следов сильного торможения… словом, ничего. На том месте, откуда, по предположениям полицейских, машина упала в воду, обычно идет погрузка и разгрузка судов.
      – А свидетели?
      Фледдер снова покачал головой.
      – Нет. Никаких свидетелей… Не было ни одного сообщения от проезжавших мимо водителей, которые заметили бы, если б было что-то подозрительное.
      – Странно…
      Фледдер пожал плечами.
      – А я ничего странного не нахожу. У нас чуть ли не каждый день машины падают в какой-нибудь канал, в городе всюду вода, так что тут нет ничего удивительного. – Он помолчал. – Я думаю, через день-два в реке всплывет тело Розалинды ван Эвертсоорд, и нам придется аннулировать наш телекс.
      Де Кок прищурившись взглянул на него.
      – И преспокойно закрыть это дело, не так ли? Фледдер кивнул.
      – А что нам расследовать, если эта женщина просто возвращалась в Пюрмеренд на своем «гадком утенке» и нечаянно свалилась в канал?
      – Средь бела дня?
      Фледдер раздраженно поморщился.
      – Может, вечером или ночью… Откуда я знаю! Во всяком случае, я уверен: в истории исчезновения Розалинды ван Эвертсоорд, рассказанной Рихардом Недерваудом, нет ни малейшей частицы правды, и больница Южного Креста не имеет к этому делу никакого отношения.
      Де Кок выпятил нижнюю губу.
      – Я бы не торопился с заключениями.
      – Почему?
      Лицо седого инспектора стало очень серьезным.
      – Видишь ли, – задумчиво сказал он, – тело молодой женщины еще не найдено…
      Двое следователей не спеша шли от Вармусстраат и Ланге Низел к Форбюргвалу, где в это время дня было необычно многолюдно: перед порнотеатриками выстроились очереди мужчин, возле витрин секс-магазина остановились две хихикающие подружки. Де Кок толкнул Фледдера в бок.
      – Ты сообщил Недервауду, что в Северо-голландском канале обнаружена машина Розочки?
      Молодой помощник инспектора покачал головой.
      – А почему?
      Фледдер покраснел и отвел взгляд в сторону.
      – Наверное, потому что вы полностью верите этому молодому человеку, а я нет! – с вызовом сказал он. – Мне лично совершенно ясно, что этот милый юноша имеет прямое отношение к «подводному плаванью» Розочки и ее машины.
      Де Кок удивленно уставился на него.
      – Вот как?! – воскликнул он. – А я-то думал, что ты хочешь закрыть это дело…
      Фледдер глубоко вздохнул.
      – Я много думал, после того как была обнаружена машина Розочки в Северо-голландском канале, и пришел к выводу, что вы правы, Де Кок: все это очень странно. Розалинда ван Эвертсоорд давно живет в Пюрмеренде и должна была прекрасно ориентироваться в городе. – Молодой следователь остановился посреди набережной. – Подумайте, для чего Рихарду Недервауду понадобилось рассказывать нам эту дурацкую историю про то, как исчезла Розочка? Почему он старательно наводит нас на больницу Южного Креста?
      – Потому что там он ее видел в последний раз… Фледдер покачал головой и зашагал дальше.
      – Глупости! Это просто отвлекающий маневр!
      – Отвлекающий… от чего?
      – От него самого!
      Де Кок сдвинул шляпу на затылок.
      – Не понимаю…
      Вытянув вперед указательный палец, Фледдер дотронулся до кончика собственного носа.
      – Представьте себе следующую ситуацию: Рихарду Недервауду стало известно, что Розочка хочет от него избавиться, что она нашла себе другого… – Он широко улыбнулся. – Для такого «настоящего мужчины», как этот Рихард, сие означало катастрофу!
      – И что же из этого следует? Фледдер снова остановился.
      – А вот что: этот верзила просто не мог перенести ее измену, не мог даже мысли допустить, что он должен отдать свою Розочку другому!
      Де Кок с изумлением посмотрел на молодого человека.
      – Ты хочешь сказать, что «подводное плаванье» Розочки – вовсе не несчастный случай?
      Фледдер проглотил слюну.
      – Да, я уверен: это убийство!
      В конце Аудекерксплейн они перешли через мостик и нырнули в кафе «Лоутье», хозяина которого из-за его узкой впалой груди прозвали Тощим Лоутье. Он сердечно приветствовал обоих посетителей. Тощий Лоутье считал инспектора Де Кока своим личным другом, тот факт, что Де Кок являлся стражем порядка, ничуть не смущал его и не мешал их многолетней дружбе.
      – Добро пожаловать! – Сияющий Лоутье вышел им навстречу из-за своей стойки. – Добро пожаловать в мою забегаловку!
      – Да будет тебе! – остановил его насмешливо улыбнувшийся Де Кок. – Ты счастливый человек, Лоутье, у тебя собственная крыша над головой!
      Инспектор с трудом взобрался на высокий табурет перед стойкой бара – на свое постоянное место, откуда открывался хороший обзор и весь зал был как на ладони.
      Фледдер немедленно примостился рядышком.
      – Лоутье вытер руки о грязноватый жилет.
      – Сколько лет, сколько зим! – радостно бормотал он, оглядывая обоих приятелей. – Я вижу, вас никогда не мучает жажда… Или так много работы, что даже некогда заглянуть к старине Лоутье и пропустить стаканчик?
      Де Кок улыбнулся.
      – Преступники отдыха не знают, значит и у нас каникул не бывает! – почти пропел он. – Раньше люди крали, потому что были бедны, а сейчас крадут от жадности: сколько им ни дай, все мало, и они хотят иметь еще больше. Такие вот дела…
      Хозяин кафе с озабоченным видом заглянул ему в лицо.
      – А ты что такой мрачный, Де Кок?
      – Да я не мрачный, Лу, просто я подумал: в прежние времена моя мать не всегда могла дать мне на завтрак кусок хлеба, как ни старалась… у моей доброй матушки его просто не хватало. – Он помолчал, задумчиво глядя перед собой. – Но сейчас-то, когда у людей все есть, что заставляет их красть?
      Тощий Лоутье, как бы прислушиваясь, наклонил голову.
      – Значит, у тебя все-таки какие-то неприятности?
      Старый инспектор только отмахнулся.
      – Налей-ка мне лучше своего фирменного пойла… – устало сказал он вместо ответа.
      Лоутье стремительно нырнул под стойку бара и извлек оттуда бутылку французского коньяка. Осторожно поставив ее на стойку, он нежно погладил этикетку с золотой надписью: «Наполеон».
      Де Кок просиял. Он был иногда не прочь пропустить стаканчик хорошего коньяка. Инспектору очень нравилась сама эта церемония: хозяин кафе самолично торжественно наполнял золотистым напитком круглые бокалы, предварительно согретые на спиртовке, затем бутылка снова исчезала под стойкой – до следующего раза.
      – Я чувствую, ты занят каким-то необычным и очень нелегким расследованием, Де Кок…
      – Почему ты так решил?
      Тощий Лоутье неопределенно улыбнулся.
      – По тебе это сразу видно, – сказал он. – У тебя, когда попадается заковыристое дело, всегда становится такой отсутствующий вид и взгляд прямо отрешенный…
      Де Кок рассмеялся и полез во внутренний карман пиджака. Вытащив оттуда фотографию Розалинды ван Эвертсоорд, он положил ее на стойку перед Лоутье.
      – Знаешь ее?
      Лоутье наклонился, разглядывая фотографию.
      – Ты считаешь, я должен ее знать? Де Кок ухмыльнулся.
      – Да нет. Честно говоря, Лоутье, я не думал, что ты ее знаешь. По-моему, она не из тех женщин, что крутятся в этом квартале.
      Хозяин кафе продолжал внимательно изучать снимок.
      – Ты ищешь эту женщину?
      – Да.
      – А что с ней случилось?
      – Она… исчезла… Возможно, лежит сейчас на дне Северо-голландского канала. Там нашли ее автомобиль. Но ее друг уверяет, что она странным образом исчезла в больнице Южного Креста.
      Мышиная мордочка Тощего Лоутье болезненно сморщилась.
      – В больнице Южного Креста? – переспросил он. Де Кок кивнул.
      – Так, по крайней мере, уверяет ее друг.
      – Подумать только, точно такая же история… Де Кок недоуменно уставился на него.
      – Какая еще история?
      Тощий Лоутье всплеснул руками.
      – Помнишь Бертуса из Утрехта?
      – Ну?
      – Там несколько дней назад точно так же исчезла девушка.
      Выйдя из кафе, Де Кок и Фледдер направились в сторону Ахтербюргвала. На улицах стало намного больше народа, чем час назад. Ближе к вечеру секс-бизнес явно набирал силу.
      Фледдер, молча шагавший рядом с инспектором, время от времени с озабоченным видом поглядывал на Де Кока, но тот невозмутимо шел посреди тротуара в своей съехавшей на затылок старой шляпе.
      – Этого не может быть! – нарушил наконец молчание Фледдер.
      – Чего не может быть?
      – Да я про эту девушку Бертуса из Утрехта.
      – Ты не веришь, что она тоже исчезла в больнице Южного Креста?
      – Но это же сущая чушь! – Фледдер с трудом сдерживал раздражение. – Как можно в это поверить, у наших больниц незапятнанная репутация!
      Де Кок нетерпеливо дернул плечом.
      – Nil nobis absurdum – ничему не удивляйся.
      – Что вы хотите этим сказать?
      – А то, что следователь должен быть готов к любым неожиданностям.
      – Вы знаете этого Бертуса из Утрехта? Де Кок ухмыльнулся.
      – Он что же, страдает такими же навязчивыми идеями, как этот странный молодой человек? – допытывался Фледдер.
      Старый сыщик сдвинул шляпу на затылок.
      – Бертус из Утрехта – типичный сутенер. Однако этот сутенер относится к своим подопечным с отеческой заботой.
      – Неужто встречаются такие? – Встречаются!
      – У этого типа не все в порядке с головой? Де Кок засмеялся.
      – Ну нет, с головой все в абсолютном порядке. Всякий раз, когда наши пути пересекались, этот ловкач обводил меня вокруг пальца. Были случаи, когда я вот-вот готов был ухватить его, но он выскальзывал из сетей в последнюю минуту.
      – А в чем он подозревался?
      – Укрывательство… торговля краденым… и вообще всем, что приносит деньги: например, антиквариат… произведения искусства. Вообще-то он живет на доходы от проституции, но, насколько мне известно, ни одна из женщин ни разу на него не донесла.
      – Может, из страха?
      Де Кок решительно замотал головой.
      – Нет. У девиц не было причин на него жаловаться, он обходился с ними очень хорошо… Я же говорю: он по-отечески опекал их.
      Некоторое время они шагали молча. Перешли через мостик к Ауде Кенигстейг и свернули направо, на Форбюргвал. Де Кок остановился перед зеленой лакированной дверью и позвонил.
      – Что нам здесь понадобилось? – удивился Фледдер.
      – Это резиденция Бертуса из Утрехта, – пояснил Де Кок.
      Инспектор с улыбкой разглядывал мужчину, представшего перед ними. На Бертусе был красный бархатный халат, расшитый золотым шнуром, на волосатой груди блестела золотая цепочка с медальоном.
      Бертус провел их в комнату, где тяжело опустился в кресло и устремил глаза к потолку.
      – Вы пришли меня арестовать?
      Де Кок покачал головой и, пододвинув к себе кожаный пуф, сел без приглашения напротив хозяина дома.
      – Нет, мы просто решили нанести тебе дружественный визит, – сказал он.
      Бертус скорчил ироническую гримасу.
      – Не могу похвастаться, что полицейские часто балуют меня своими дружественными визитами! – буркнул он.
      Де Кок не отреагировал на это замечание и продолжал внимательно разглядывать старого сутенера. Судя по всему, он остался вполне доволен его видом: чуть округлившееся лицо, седые вьющиеся волосы, настороженный взгляд светло-голубых глаз… Инспектор представил хозяину дома своего помощника:
      – Мы с моим коллегой расследуем дело об исчезновении одной молодой женщины, – сказал он.
      – А какое это имеет отношение ко мне?
      – Никакого… – Де Кок добродушно улыбнулся. – Во всяком случае, насколько мне известно… Несколько дней назад в больнице Южного Креста исчезла молодая женщина, а сегодня на дне канала обнаружили ее автомобиль… пустой. – Он задумчиво пощипал нижнюю губу. – Насколько мне помнится, с тобой произошел точно такой же случай. Говорят, что одна… э-э… твоя знакомая тоже испарилась в больнице Южного Креста?
      Бертус кивнул.
      – Аннетье, – сказал он. – Ее звали Аннетье Схеепстра. – Он откинулся назад, отчего еще больше открылась его волосатая грудь. – Послушайте, – продолжал Бертус, – только поймите меня правильно: я не уверен, что она пропала именно в больнице Южного Креста. Могу сказать только, что с той поры я ее больше не видел.
      – А ты был тогда с ней? – спросил Де Кок, ткнув в его сторону пальцем.
      – Когда именно?
      – Ну в больнице, когда она исчезла?
      Словно желая защититься, Бертус выставил перед собой ладони.
      – Потише, не так быстро… Если вы не будете торопить меня, я вам выложу все, что знаю. Аннетье Схеепстра некоторое время работала здесь у меня, на Валах. Славная девчонка и очень старательная, но легкомысленная, как бабочка, порхала с места на место, и на нее никогда нельзя было положиться. То исчезнет на несколько дней, то снова появится. В конце концов она подружилась с одним парнем… знаете, из этих самовлюбленных спортивных молодцов, которые денно и нощно заботятся о своем здоровье. Она жила с ним на квартире в Пюрмеренде. Ах да зачем я все это вам рассказываю? Можно подумать, у меня нет других забот! Аннетье… вы знаете этих девиц, которые не в силах выдержать обыкновенную жизнь… Де Кок понимающе кивнул.
      – Но ты тем не менее не выпускал ее из поля зрения?
      Бертус покачал головой.
      – Да нет… Зачем? Не хватало мне еще бегать за каждой сумасбродной девчонкой! Просто дня два назад Аннетье позвонила мне и сказала: «Бен, мне нужно съездить в Амстердам, в больницу… поедешь со мной?»
      – Ну и что же ты?
      – Сначала я даже перепугался: «Боже мой, девочка, что с тобой? Ты больна? Тебе предстоит операция?» Она ответила, что ничего серьезного, просто она почувствовала какой-то упадок сил и пошла к врачу, а тот выписал ей направление в больницу Южного Креста.
      Де Кок нетерпеливо перебил его:
      – И ты поехал с ней? Бертус кивнул.
      – Конечно. Нельзя же было бросить этого ребенка в беде! Я встретил ее на Центральном вокзале, когда она сошла с поезда, и мы с ней на такси отправились в больницу Южного Креста. Пока я расплачивался с водителем, Аннетье показала свое направление в регистратуре, и минут через десять за ней пришла медсестра.
      Де Кок внимательно слушал его.
      – Ты хорошо запомнил эту медсестру?
      – В смысле – не подойдет ли она для моего дельца?
      – Да нет! Ты помнишь, как она выглядела? Ну, можешь описать ее внешность?
      Бертус вскинул брови.
      – Я даже не посмотрел в ее сторону. Эти больничные девицы все похожи одна на другую, как две капли воды.
      – И что же было дальше? Бертус беспомощно развел руками.
      – А дальше… ничего. Я как дурак полтора часа прождал в приемной. Потом мне это надоело, и я ушел из больницы. Дошел до трамвайной остановки, вскочил в трамвай, поехал до Центрального вокзала, а оттуда – домой.
      – А Аннетье?
      Бертус из Утрехта пожал плечами.
      – Больше я ее не видел. Де Кок насупил брови.
      – Неужели ты даже не поинтересовался, куда она девалась?
      Бертус покачал головой.
      – Терпеть не могу эти больницы! Никогда там не лежал и, надеюсь, не буду. Меня тошнит от одного только тамошнего запаха и от этих мужиков в белых халатах.
      – И ты не попытался заявить в полицию об ее исчезновении? – продолжал настаивать Де Кок.
      Бертус ухмыльнулся.
      – Да объявится рано или поздно эта вертихвостка! Вынырнет откуда-нибудь и снова придет проситься ко мне на работу.
      Де Кок сурово взглянул на него.
      – Аннетье показывала тебе свое направление от врача?
      – Да, я его видел.
      Де Кок не сводил с него напряженного взгляда.
      – А ты не помнишь, какой доктор его выписал?
      – Конечно, помню. Аннетье этот доктор очень понравился, она заявила, что он очень тонкий и понимающий мужчина.
      – Как его звали?
      – Ян ван Акен.

      Де Кок, покачиваясь с носков на пятки, смотрел в окно. На тротуаре шумной Вармусстраат какой-то пьянчужка горланил душещипательную песню о загубленной любви.
      Немало часов провел он вот так, стоя перед окном, в мучительных поисках ответа на многочисленные вопросы, возникавшие в процессе расследования. «Всего три дня, – подумал он, – осталось до начала „Сейл Амстердам“. Три дня до того, как грациозные парусники заполнят гавань… И за эти три дня ему необходимо раскрутить до конца это дело с исчезновением женщин. Хватит ли ему этих трех дней, с тревогой спрашивал он себя, сумеет ли он уложиться в этот срок… Фледдер прервал его мысли:
      – Вы сегодня утром, насколько я понимаю, ездили в Пюрмеренд, к доктору Ван Акену?
      Де Кок повернул к нему голову.
      – Да, я отыскал его врачебный кабинет на Хедерсфлейтстраат.
      – Ну и что он за человек? Старый сыщик пожал плечами.
      – Обыкновенный доктор… в накрахмаленном белом халате, со своим неразлучным стетоскопом. Я не заметил ничего подозрительного. – Он задумался. – Видишь ли, врачи и преступление… если верить литературе, не очень естественное сочетание. Однако кое-что в поведении этого доктора заставляет задуматься… – Инспектор снова помолчал и нахмурившись спросил: – Впрочем, как я понимаю, тебя это дело не слишком интересует?
      – Ну почему же? – Фледдер поднялся из-за стола и тоже подошел к окну. – Мне это очень интересно! После того как в канале нашли автомобиль Розалинды ван Эвертсоорд, я понял, что с этой женщиной и в самом деле случилась какая-то беда. Более того, я думаю, и Аннетье Схеепстра сейчас находится в опасности. Хорошо, что она приехала в Амстердам на поезде, в противном случае я бы не удивился, если б и ее нашли вместе с машиной на дне Северо-голландского канала. – Молодой следователь, все больше распаляясь, возбужденно размахивал руками. – Однако не верю всей этой абсурдной галиматье, сочиненной Рихардом Недерваудом или Бертусом из Утрехта.
      – Почему?
      Фледдер замотал головой.
      – Послушайте, Де Кок, у нас, в Нидерландах, люди еще ни разу не исчезали в больницах! – Он усмехнулся. – Даже в психиатрических!
      Де Кок искоса взглянул на него.
      – А тебе не кажется, что доктор Ван Акен все-таки имеет к этому делу какое-то отношение?
      Лицо молодого следователя выразило крайнее недоумение.
      – Вот послушай: обе женщины – и Розочка, и Аннетье – живут в Пюрмеренде, у обеих один и тот же домашний доктор, хотя, конечно, возможно простое совпадение… – Де Кок тяжело вздохнул. – Странность заключается в том, что доктор Ван Акен решительно отрицает, что направил Розалинду ван Эвертсоорд в амстердамскую больницу Южного Креста – вот что не дает мне покоя. Если бы он не уверял, что… Фледдер не дал ему договорить.
      – Нам необходимо выяснить еще одно обстоятельство…
      – Какое?
      – Надо спросить доктора Ван Акена, знает ли он Аннетье Схеепстра… посылал ли он ее в больницу Южного Креста. Если он порядочный человек, а не лгун, он не станет этого отрицать.
      – Да, но порой и среди порядочных людей встречаются лжецы.
      Фледдер поджал губы.
      – В данном случае у нас имеется свидетель… человек, который собственными глазами видел направление врача.
      – Ты говоришь о Бертусе из Утрехта?
      – Да.
      Де Кок поднял глаза и посмотрел на стенные часы. Было почти одиннадцать.
      – Хочешь поехать со мной в Пюрмеренд? Фледдер кивнул.
      – Но помните, Де Кок, у нас остается очень мало времени! – Он лукаво улыбнулся. – Вы же не захотите снова пропустить «Сейл Амстердам»?
      – Знаешь, Дик, – растроганным тоном произнес Де Кок, – бывают моменты, когда я тебя люблю… ну прямо как сына!
      Фледдер из последних сил гнал старенький полицейский «фольксваген» по Яаагвег. Мотор рычал и захлебывался. Де Кок наблюдал за своим молодым помощником со смешанным чувством страха и восхищения.
      – По два раза в день гонять в Пюрмеренд – это не для моих старых костей! – недовольно брюзжал он, усаживаясь поудобнее на своем сиденье.
      Фледдер рассмеялся.
      – Если бы вы догадались сегодня утром взять за горло этого Ван Акена, еще одна поездка нам не понадобилась бы.
      – Что я должен был сделать, по-твоему? Избить его? Выкручивать ему руки? Поджарить на костре? – Де Кок усмехнулся. – Видел бы ты, как этот доктор категорически заявил, что Розалинда ван Эвертсоорд не его пациентка и что он никогда не направлял ее в больницу Южного Креста!
      – И вы ему поверили…
      Лицо Де Кока страдальчески сморщилось, он заерзал на сиденье.
      – Если предположить, – тщательно выбирая слова, сказал он, – что доктор Ван Акен солгал… хотя именно он направил Розочку в больницу Южного Креста, тогда спросим себя: зачем ему понадобилась эта ложь? Признаюсь, я не нахожу ответа на этот вопрос. Просто не могу себе представить, какой смысл был этому доктору скрывать правду.
      – А если мы объявим доктору Ван Акену, что Бертус держал в руках его направление?
      – Боюсь, что это ничего не даст.
      Фледдер недоверчиво покосился на инспектора.
      – Думаете, он и на этот раз скажет, что Аннетье Схеепстра не его пациентка и что он не посылал ее в амстердамскую больницу?
      – Скорее всего так и будет!
      – Но это же невозможно! – воскликнул Фледдер. – И это… очень странно…
      Де Кок вяло кивнул.
      – Да и вся история очень странная… – Инспектор погладил затылок. Если главный врач больницы Южного Креста господин Ван Беммелен сдержит свое слово и пришлет нам список дежуривших в тот день сотрудников, мы организуем еще один сеанс.
      – Что за сеанс? – спросил Фледдер.
      – Устроим для этого доктора Ван Акена «очную ставку». Мы привезем в больницу Рихарда Недервауда и соберем всех, кто дежурил в больнице в то утро, когда исчезла Розалинда ван Эвертсоорд.
      – И чего мы этим добьемся?
      – Рихард Недервауд покажет нам медсестру, которая увела Розочку.
      – И вы решитесь провести этот эксперимент в больнице?
      Де Кок кивнул.
      – Если ты прав, – сказал он спокойно, – и больница Южного Креста не имеет никакого отношения к исчезновению обеих женщин, наша «очная ставка» подтвердит это.
      Фледдер упрямо покачал головой.
      – Для этого не требуется никакого эксперимента, – проворчал он. – Совершенно бессмысленная и бесполезная затея. Не понимаю, зачем вам все это понадобилось. – Он замолчал и сердито уставился на дорогу. – А что вы решили по поводу Бертуса? – спросил он наконец.
      Де Кок улыбнулся.
      – Вряд ли мы можем рассчитывать на его помощь, – сказал он. – Исчезновение Аннетье Схеепстра его ничуть не волнует. Для своего дела он в любую минуту может заполучить столько женщин, сколько ему заблагорассудится. Кроме того, как ты помнишь, этот тип испытывает непреодолимое отвращение к больницам. Несколько лет назад Бертуса зверски избили его конкуренты, но даже и тогда он отказался лечь в больницу. Я помню, когда его нашли лежащим на земле в глухом переулке, первое, что он произнес: «Только не в больницу… я скорее умру, чем позволю себя туда увезти».
      Фледдер снизил скорость: они приближались к Пюрмеренду.
      – Куда нам теперь? – Он повернулся к инспектору.
      Де Кок вынул из нагрудного кармана пиджака скомканную бумажку и развернул ее.
      – Насколько мне известно, доктор Ван Акен живет на улице Капрейнсвег, но будет лучше, если мы сначала отправимся в его врачебный кабинет.
      – На Хедерсфлейтстраат?
      – Да.
      – А мы застанем его там… в такой час?
      – Я на это и не рассчитываю, – ответил Де Кок. – Но как я понял, его милая и очень предупредительная ассистентка живет в том же доме, этажом ниже. Мы узнаем у нее, где можно найти доктора Ван Акена.
      Полицейский «фольксваген» медленно покатил вдоль квартала Веермолен с его красивыми домами, освещенными ярким солнцем, и остановился возле массивного серого здания. Отсюда они пешком прошли на Хедерсфлейтстраат. У дверей висела доска с объявлением о приемных часах доктора Ван Акена. Де Кок позвонил. Дверь отворилась, и на пороге появилась очаровательная молодая женщина в белой блузке с пышными рукавами и плотно облегающих фигуру джинсах. Она вопросительно смотрела на двоих незнакомых мужчин.
      Де Кок приподнял шляпу.
      – Вы меня не помните? Я наведывался к вам сегодня утром.
      Она слегка наклонила голову.
      – Если не ошибаюсь, вы инспектор полиции из Амстердама?
      – Совершенно верно, – улыбнулся Де Кок. – Дело в том, что у нас появились новые факты и мы хотели бы еще раз повидать доктора Ван Акена.
      Молодая женщина покачала головой.
      – Это невозможно.
      – Почему?
      – Он уехал.
      – Уехал? – удивился Де Кок.
      – Сегодня днем… улетел, – подтвердила она.
      – Куда?
      – В Шри Ланка, на три недели.
      Всю дорогу до Амстердама Де Кок и Фледдер подавленно молчали. Этот неожиданный отъезд доктора в далекую страну поразил обоих. Для большей уверенности они заехали на квартиру к доктору, но на их звонки никто не ответил. Дома явно не было никого.
      – Уехал на три недели! – проворчал Де Кок. – Не могу же я отложить расследование на целых три недели! – Он ухмыльнулся. – И потом у меня никакой уверенности, что комиссар не придумает за это время какое-нибудь новое задание для нас!
      Фледдер не ответил и только еще крепче вцепился в баранку.
      – Вы верите, Де Кок, тому, что сказала ассистентка доктора? – мрачно спросил он инспектора.
      – Ты имеешь в виду, верю ли я, что у доктора Ван Акена в результате тяжелой перегрузки действительно расшатались нервы и ему срочно потребовалось отдохнуть?
      – Да. – Молодой следователь иронически улыбнулся. – И именно поэтому доктор быстренько собрал чемоданы и умчался на три недели на край света! – Фледдер покачал головой. – Верится с трудом. Такое путешествие требует длительных приготовлений.
      А тут… так сразу… По-моему, доктор попросту сбежал! Де Кок поднял левое плечо.
      – Сбежал… от кого? Фледдер махнул рукой.
      – От нас… От правосудия… Испугался ареста. После вашего утреннего посещения он смекнул, что вы начинаете раскручивать эту историю.
      Старый сыщик сдвинул на затылок шляпу и поднял глаза к потолку.
      – Какую историю?
      – Историю с исчезнувшими женщинами, – пояснил Фледдер.
      На лбу у Де Кока обозначились резкие складки.
      – Интересно, откуда ты взял, что он испугался ареста?
      Молодой следователь ответил не сразу.
      – Я это только предполагаю, – сказал он, – и пока еще не знаю, с какой стороны подступиться к делу…
      Де Кок рассмеялся.
      – Когда ты так уверенно заявил, что доктор испугался ареста, я подумал, что у тебя уже в руках доказательства его преступления.
      – Да нет, я просто перебирал всевозможные мотивы его бегства, – примирительно сказал Фледдер. – Вот и все. Пока мы с вами еще не докопались, какое отношение имеет доктор Ван Акен к исчезновению двух женщин, но его поспешное бегство наводит на мысль, что тут дело нечисто.
      – Я вижу, ты занимаешься самым настоящим вишфюл-финкингом! – заметил Де Кок.
      – А это еще что за штука?
      Старый следователь всем телом повернулся к Фледдеру.
      – Попробую изложить, – миролюбиво сказал он. – Постольку поскольку у тебя недостаточно улик, а ты непременно хочешь доказать причастность доктора Ван Акена к исчезновению двух женщин, ты подгоняешь все под свою схему и старательно подбираешь факты, которые подтвердили бы твою гипотезу. Вот что такое вишфюл-финкинг. Самое постыдное дело для следователя… – Он помолчал и провел рукой по небритому подбородку, ощупывая пальцами колючую щетину. – Каждый человек переживает такие периоды в своей жизни, – продолжал инспектор, – когда ему хочется уйти от всех сложностей и сменить обстановку. Почему не допустить, что доктор Ван Акен и в самом деле смертельно устал и близок к нервному срыву? Мы же знаем, что он действительно очень много работает…
      Фледдер упрямо стиснул зубы, так что на скулах натянулась кожа и запылали розовые пятна.
      – Я уверен, что это бегство!
      Де Кок откинулся на спинку сиденья и промолчал.
      Фледдер поставил машину на деревянном помосте позади полицейского управления, и они отправились на Вармусстраат.
      Народу здесь заметно поубавилось. Из кафе на Ланге Низел доносилась громкая музыка. Де Кок и Фледдер вошли в полицейское управление, и когда проходили мимо стойки дежурного, бригадир Ян Кустерс, оторвавшись от регистрационной книги, коротко бросил:
      – Наверху вас ждут.
      Де Кок приблизился к нему и взглянул через стойку на ручные часы бригадира.
      – Так поздно? – удивился он.
      – Этот тип пришел около часа назад и спросил вас. По-моему, он немного не в себе.
      – Что за тип?
      – Какой-то молодой человек. Сказал, что убита проститутка э-э… кажется, ее звали Аннетье Схеепстра.
      – Что?!
      – И еще он сказал, что ему известно, из-за чего ее убили… – флегматично добавил Ян Кустерс.

      Как только Де Кок и Фледдер поднялись на второй этаж, со скамейки навстречу им поспешно встал молодой человек. Инспектор окинул его внимательным взглядом с ног до головы. На вид юноше было не больше двадцати. Короткая шея, атлетическая крепкая фигура с широкими плечами и узкими бедрами – все говорило о том, что этот молодец не один год занимался спортом.
      Одет он был странно и почти забавно: непомерно широкий ярко-желтый пиджак из грубого твида в крупную клетку очень напоминал яркое детское пальто, которое выглядело смешно и нелепо на его коренастой фигуре.
      Молодой человек приблизился к Де Коку, видимо, сразу определив, что тот старший по званию.
      – Вы господин Де Кок? – спросил он, нервно теребя ворот своего свитера.
      Старый сыщик молча кивнул.
      – Инспектор полиции Де Кок! – торжественно представился он.
      – Я жду вас уже больше часа. – Молодой человек слегка прикусил губу.
      Инспектор насмешливо поклонился.
      – Восхищен вашей выдержкой, молодой человек, – сказал он. – Я полагаю, вы явились с каким-то важным сообщением?
      – Да!
      Де Кок, не глядя на посетителя, прошел в комнату следователей, молодой человек и Фледдер двинулись за ним следом. Инспектор указал посетителю на стул рядом со своим столом, после чего уселся за стол и приготовился слушать. Его широкое лицо изобразило напряженное внимание.
      – Итак, с кем имею честь? – весело осведомился он.
      Молодой человек расстегнул свой клоунский пиджак.
      – Меня зовут Пауль… Пауль ван Флодроп.
      – Вы когда-нибудь имели дело с полицией? Молодой человек решительно замотал головой.
      – До сих пор мне удавалось избегать цепких когтей правосудия!
      Де Кок засмеялся.
      – В наше время это почти геройство! Однако вы можете спокойно опустить слово «цепкие» – современное правосудие, к сожалению, не отличается большим рвением… – Старый следователь наклонил голову. – Кто вас направил ко мне?
      Пауль ван Флодроп почему-то указал глазами на окно.
      – Блондиночка Минтье, – ответил он.
      – Кто это такая?
      – Одна проститутка с Валов.
      – Вас с ней связывают какие-то отношения?
      – Нет, если вы имеете в виду интим. Эта Блондиночка Минтье – подруга Аннетье Схеепстра, когда-то они вместе работали на Валах… и надо сказать, неплохо зарабатывали своим ремеслом…
      – Значит, эта самая Минтье назвала вам мое имя? Молодой человек утвердительно кивнул.
      – Да. Она сказала: «Иди в Кит и спроси инспектора Де Кока, это лучше всего».
      Де Кок прищурился.
      – Лучше чего, например?
      – Лучше, чем самому начать раскапывать это дело.
      Де Кок нахмурил брови.
      – Давайте-ка расскажите все сначала. Что произошло? Где?
      – Когда исчезла Аннетье Схеепстра, я хотел сам заняться расследованием, но ее подружка Минтье отговорила меня, сказала, что это небезопасно. – Он вопросительно посмотрел на Де Кока. – Вы же знаете, что Аннетье Схеепстра неожиданно исчезла?
      Следователь еле заметно кивнул.
      – Да, мы узнали об этом часа два назад.
      – От кого?
      Де Кок почесал кончик своего носа.
      – Люди рассказали… – нехотя пробурчал он. Пауль ван Флодроп облизал сухие губы.
      – Аннетье и я жили вместе несколько недель, нет, пожалуй, уже месяца два… Я познакомился с ней на одном из вечеров нашей Лиги. – Он постучал кончиками коротких пальцев по своей широкой груди. – Я, видите ли, боксер. Несколько лет назад едва не стал чемпионом Северной Голландии в среднем весе, а Аннетье давно сходила с ума по боксу. Потому-то ее и пригласили на наш праздник. Мне она сразу очень понравилась, такая милая, веселая, непосредственная! Мой друг познакомил нас, и я назначил ей свидание на следующий день. – Он широко, открыто улыбнулся. – Аннетье согласилась, и назавтра мы встретились с ней в Амстердаме. Мы пошли на дискотеку, потом заглянули в маленькую закусочную, и она рассказала мне всю свою жизнь: у нее была очень тяжелая юность, и ей ничего другого не оставалось, как зарабатывать себе на хлеб проституцией.
      Де Кок поднял на него глаза.
      – Интересно, как вы отнеслись к такому признанию?
      Пауль ван Флодроп сделал неопределенный жест.
      – Сначала я был, конечно, огорошен… просто не знал, что сказать. Эта девушка совершенно не походила на проститутку… Но потом я взял себя в руки и спросил: неужели она до конца своих дней собирается вести такую жизнь. Аннетье лукаво так усмехнулась и говорит: «Если не найду себе симпатичного парня…»
      – Ты и оказался этим симпатичным парнем? – с улыбкой спросил Де Кок.
      – Да. Так она сказала.
      – Что было потом?
      – Потом она перебралась ко мне, у меня ведь двухкомнатная квартирка в Пюрмеренде, очень славная и уютная. Аннетье она очень понравилась….
      – Все было хорошо до того момента, пока она не сказала, что чувствует какую-то вялость и слабость, после чего отправилась к доктору Ван Акену? – спросил инспектор.
      – Откуда вы знаете? – удивился спортсмен. Де Кок не ответил.
      – Она была апатичной особой?
      – Ну нет! – Молодой человек повел широкими плечами. – Скорее наоборот… Аннетье была такая… да иной раз мне было за ней просто не угнаться!
      – И тем не менее она отправилась к доктору Ван Акену?
      – Да.
      – Почему?
      Пауль ван Флодроп развел руками.
      – Да почем я знаю! – воскликнул он в отчаянии. – Она сказала, что все время чувствует какую-то вялость и усталость но я-то ничем не мог ей помочь. В конце концов это ее тело, не мое…
      Де Кок, пропустив это замечание мимо ушей, настойчиво продолжал задавать свои вопросы.
      – Что сказал ей доктор Ван Акен?
      – Он провел обследование и направил Аннетье в амстердамскую больницу Южного Креста.
      – Вы видели это направление?
      – Да. «Отделение неврологии» – было написано на том конверте, адресованном доктору Лейстерхейзу.
      – Доктору Лейстерхейзу?
      – Да. Я с трудом разобрал каракули доктора Ван Акена, там стояло не то Нестерхейзен, не то Лейстерхейз. Вы же знаете, как пишут эти врачи!
      – В направлении был указан диагноз?
      – Я не открывал конверт.
      Де Кок задумчиво поводил мизинцем по переносице.
      – А почему вы не поехали с Аннетье в амстердамскую больницу?
      Молодой человек грустно усмехнулся.
      – Она предпочла пригласить с собой Бертуса из Утрехта, – с горечью произнес он. – Аннетье доверяла этому старому грязному негодяю больше, чем мне.
      – И с того дня вы ее не видели?
      – Нет.
      – Имеются ли у вас какие-нибудь предположения насчет того, где она сейчас может быть?
      Пауль ван Флодроп плотно сжал губы.
      – Либо на небе, либо в аду…
      – То есть?
      – Она умерла…
      Де Кок вскочил со стула, не говоря ни слова, прошел мимо Пауля и зашагал взад-вперед по комнате: он всегда так делал, когда ему надо было выиграть время и что-то обдумать.
      Этот Пауль ван Флодроп, размышлял инспектор, может представлять определенный интерес для расследования. Вполне возможно, он является соединительным звеном в цепи событий. Лучше пока не задавать ему лишних вопросов, чтобы не вызывать необдуманных ответов – это только внесет массу неясностей и окончательно запутает дело.
      – Умерла, говоришь? – Он повернулся к Паулю ван Флодропу.
      – Да. Я уверен! – твердо сказал молодой человек. Де Кок с любопытством посмотрел на него.
      – А на чем основана ваша уверенность? Пауль ван Флодроп решительно шагнул вперед.
      – Я точно знаю, что она убита. Де Кок наморщил лоб.
      – Может быть, вы знаете и того, кто убил ее? Пауль ван Флодроп выпрямился и выпятил подбородок.
      – Бертус из Утрехта!
      Де Кок заговорил не сразу. Странно, что это обвинение ничуть его не поразило, он словно ожидал чего-то подобного. Инспектор потер кончиками пальцев лоб и махнул рукой.
      – А вы знаете, мой молодой коллега Фледдер и я, – вкрадчиво проговорил он, – накануне вечером беседовали с этим Бертусом из Утрехта?
      – Вы говорили о ней? Об Аннетье Схеепстра?
      – Да.
      Пауль ван Флодроп не сводил с инспектора глаз.
      – И что же Бертус рассказал вам?
      – Он встретился с Аннетье по ее просьбе на Центральном вокзале в Амстердаме, после чего они остановили такси и поехали в больницу Южного Креста. Там Аннетье предъявила в регистратуру направление доктора Ван Акена, и ее увела медсестра.
      – Что же было дальше?
      – В каком смысле?
      Молодой человек нетерпеливо взмахнул руками.
      – Я спрашиваю, что было потом? – повторил он. Де Кок с трудом перевел дух.
      – Больше она не вернулась, – ответил он. – Бертус просидел в приемной больницы почти полтора часа, в конце концов ему надоело ждать, он сел в трамвай и уехал домой.
      – Не дождавшись Аннетье?
      – Совершенно верно.
      Пауль ван Флодроп усмехнулся.
      – И вы верите всей этой чепухе? – В голосе его прозвучали саркастические нотки.
      – Так он все описал. – Де Кок пожал плечами. Пауль Ван Флодроп подался вперед.
      – Хотите, я вам что-то скажу? – с загадочной улыбкой произнес он. – Аннетье никогда не была в больнице Южного Креста. Она просто не могла там быть!
      – Из чего вы это заключили? – строго спросил де Кок, нахмурясь.
      Пауль ван Флодроп указал большим пальцем куда-то через плечо.
      – Я был в этой больнице, навел там справки. Они перерыли все записи. Об Аннетье Схеепстра там никто ничего не знает… ее фамилия нигде не значится. Следовательно, она там не появлялась. – Он, помолчав, постучал пальцем по груди старого сыщика. – На вашем месте я был поехал к этому Бертусу и спросил его, что случилось с Аннетье.
      Де Кок посмотрел на молодого человека. Пронзительно-желтый цвет пиджака до боли резал глаза. Инспектора начинал раздражать этот напористый парень, не хватало еще, чтобы он тут стал командовать, куда им ехать и что делать!
      – Я сам соображу, что мне следует предпринять! – отрезал Де Кок.
      На лице молодого человека появилась ироническая ухмылка.
      – И все же мне кажется, имеет смысл задать Бертусу из Утрехта несколько вопросов… Ну, например, куда подевалась одна прелюбопытная книжица?
      – Что за книжица?
      Пауль ван Флодроп посмотрел Де Коку в глаза.
      – Книжка о сотворении чуда, о появлении чуда… С этими словами Пауль ван Флодроп стремительно вышел из комнаты, и инспектору показалось, что в комнате после его ухода разом погасли все цвета. Прислушиваясь, как в коридоре затихают гулкие шаги, следователи многозначительно переглянулись.
      – Итак, убийца – Бертус из Утрехта! – язвительно произнес Фледдер.
      Де Кок устало склонил голову.
      – По-моему, нет! – выдохнул он. – Это маловероятно. Ты ведь видел его сегодня, вполне приличный господин. – Де Кок пошевелил плечами. – Однако деньги… это порождение дьявола… на них ведь можно купить все!
      Фледдер прищурился.
      – И даже нанять убийцу!
      – Совершенно верно.
      – Действительно ли эта пресловутая книжечка о чудесах представляет такой интерес, что ради этой добычи Бертус даже нанимает убийцу?
      Де Кок сокрушенно махнул рукой.
      – Что мне известно об антиквариате! – воскликнул он. – Я знаю, что иной раз картины старых мастеров продаются на лондонском аукционе за большие деньги. Что ж касается этой книжечки… – Он не договорил и обеспокоенно посмотрел на Фледдера. – Ты делал записи во время допроса?
      – Очень краткие, – ответил молодой следователь.
      – Давай прочтем их.
      Фледдер быстро пробежал глазами листки с записями.
      – У Аннетье Схеепстра, – начал он, – есть или, лучше сказать, был дядя по имени Арнольд Фрееденбюрг – старший брат ее умершей матери. Господин Фрееденбюрг являлся директором Христианской школьной общины в Амстердаме и в шестьдесят лет вышел на пенсию, получив скромное обеспечение. Несколько лет назад, после того как он похоронил сестру, господин Фрееденбюрг, видимо, задумался о смерти и составил завещание в пользу своей племянницы Аннетье ван Схеепстра – его единственной наследницы. Две недели назад дядюшка Арнольд скончался. Он никогда не был женат, и после его похорон Аннетье в сопровождении своего друга Пауля ван Флодропа отправилась навести справки, что же оставил после себя любезный ее сердцу дядюшка. Большой радости ей это не принесло. Дядюшка был небогат, арендовал старый грязный заброшенный дом с ветхой мебелью, которую давно пора было отправить на свалку. Оставалась, правда, небольшая сумма на счете в банке, но после уплаты налогов за введение в наследство Аннетье сумела приобрести на эти деньги лишь несколько дешевых летних платьев. Правда, дядюшка оставил ей еще тяжелый старинный сундук с массивным кованым замком, где хранились какие-то старые бумаги и пожелтевшие фотографии, и среди всего этого хлама Аннетье обнаружила ту самую книжку…
      Фледдер ненадолго умолк. Потом продолжил чтение.
      – Итак, она нашла книгу о явлении чуда в Амстердаме, старинную книгу, иллюстрированную гравюрами на дереве, выполненными Якобом-Корнелисом ван Останеном в 1550 году по заказу капельмейстеров капеллы Святого места, ибо на этом месте, где в 1345 году произошло явление чуда – нетленной просвиры, позднее выстроили Новую капеллу.
      Де Кок потер затылок.
      – Аннетье Схеепстра подумала, – продолжал Фледдер, – что эта старинная вещь может дорого стоить, но не знала, сколько именно…
      Он взмахнул листками и взволнованно продолжал:
      – Она знала, что Бертус из Утрехта торгует антиквариатом и, несмотря на протесты Пауля ван Флодропа, отправилась в Амстердам, чтобы показать книжечку старому сутенеру.
      Де Кок усмехнулся.
      – Бертус явно недооценил эту старинную книгу, он предполагал получить за нее несколько сотен гульденов и пообещал сообщить Аннетье, когда найдет на книжку покупателя.
      Фледдер подвел итог:
      – Пока все!
      Де Кок поднялся из-за стола, потянулся и зевнул.
      – Пауль ван Флодроп, – устало сказал он, – уверяет, что эта книжка о чудесах стоит целого состояния, он считает, что, именно желая завладеть этой старинной вещью, Бертус из Утрехта и убил Аннетье.
      – А это значит, что мы имеем дело с мотивированным убийством! – воскликнул Фледдер.
      – Хотя труп до сих пор не обнаружен, – закончил его мысль Де Кок.

      Утром следующего дня Де Кок, глубоко засунув руки в карманы брюк, лениво брел по залитому солнцем Дамраку. Отодвинув рукав пиджака, он взглянул на часы. Было почти одиннадцать. Сегодня он позволил себе хорошенько выспаться после вчерашнего сумасшедшего дня. Инспектор почувствовал, что он снова в форме и готов броситься на борьбу с преступностью.
      Это слово «борьба» вызвало у инспектора невольную ироническую усмешку, и он, очень довольный своей самокритичностью, быстро зашагал через Аудебрюгстейг в сторону сумрачной Вармусстраат.
      Едва он ступил в вестибюль полицейского управления, Ян Кустерс поманил его к себе пальцем. Де Кок приблизился к нему.
      – Доброе утро! – бодро приветствовал он коллегу. Однако дежурный бригадир, мрачно взглянув на него исподлобья, указал рукой вверх.
      – Там вас ждут неприятности, инспектор!
      – Неприятности? Ян Кустерс кивнул.
      – Произошел жуткий скандал! Фледдеру даже пришлось обратиться за помощью в контору на Лодовейк ван Досеелстраат, чтобы утихомирить парня, с которым он ездил в больницу.
      – Какого парня? – встревожился Де Кок. Бригадир повернулся и сгреб со стола какие-то листки.
      – Некий Рихард… Рихард Недервауд… Он учинил такую драку, что поставил всю больницу Южного Креста вверх ногами. – Ян Кустерс покачал головой. – Да, учинил там форменное безобразие… Персонал был в панике, сестры громко вопили, больные рыдали… Нам с трудом удалось с ним справиться.
      Старый следователь был в растерянности.
      – Когда же это случилось?
      – Сегодня утром.
      На лбу у Де Кока обозначилась изломанная складка. «Что понадобилось Фледдеру в больнице в такую рань?»
      А Яц Кустерс тем временем продолжал:
      – Фледдер привез в больницу этого Рихарда Недервауда. Если я правильно понял, он должен был опознать кого-то из персонала. Фледдер сказал, что это ваше общее решение – провести опознание.
      Инспектор закрыл лицо руками, постоял так несколько секунд, а потом вдруг повернулся и бросился вверх по лестнице.
      Фледдер молча сидел за столом, упершись руками в подбородок. Под левым глазом у него красовалась ссадина, а на скуле – несколько кровоподтеков. Один из лацканов пиджака был оторван.
      Де Кок, по своему обыкновению, бросил шляпу на вешалку и уселся напротив своего помощника.
      – Ну что ты там натворил? – с притворным участием спросил он.
      Молодой следователь усталым жестом указал на большой желтый конверт на своем столе.
      – Сегодня утром я получил список дежурных в больнице Южного Креста. Когда просмотрел его, я заметил, что сегодня дежурят те же самые сотрудники, что и в то утро, когда исчезла Розалинда ван Эвертсоорд. – Он замолчал и широко раскинул руки в стороны, как бы в знак оправдания. – Мне показалось, что это подходящий момент, чтобы провести «сеанс», о котором мы с вами говорили… Ну, ту самую очную ставку…
      Де Кок недовольно покачал головой.
      – А ты не мог дождаться моего прихода? Фледдер пожал плечами.
      – Зачем? Вы же сказали, что придете позднее, а мне не хотелось терять время.
      Де Кок вздохнул.
      – И ты решил проявить усердие…
      – Вот именно!
      – С чего же ты начал? Фледдер показал на телефон.
      – Сначала я спросил у главного врача Ван Беммелена, согласен ли он провести в больнице следственный эксперимент сегодня утром. Он был не против и сказал, что предупредит персонал. Затем я отправился на Керкстраат, забрал Рихарда Недервауда и поехал с ним в больницу.
      – Ты хотя бы объяснил ему, в чем дело?
      – Конечно!
      – Ты, видимо, допустил какую-то ошибку… Фледдер резко отшатнулся назад.
      – Никакой ошибки! Вначале – никакой! Доктор Лестерхейз все отлично организовал. Он…
      – Лестерхейз? Невролог? Фледдер кивнул.
      – Он показался мне очень солидным господином. И довольно симпатичным. Главный врач поручил ему, не делая никаких исключений, собрать весь дежуривший в тот день персонал. «Мы сделаем все, чтобы снять с больницы позорное пятно!» – сказал он.
      – Кто «он»? Кто это сказал?
      – Доктор Лестерхейз. Он так рьяно бросился выполнять указание главное врача, словно был в этом лично заинтересован. Одним словом, мимо нас прошли все сотрудники больницы, все, до единого.
      – В чем же ты допустил ошибку? – спросил Де Кок.
      Фледдер горестно вздохнул.
      – Когда парад закончился и доктор Лестерхейз сказал, что больше не осталось никого, я спросил Рихарда Недервауда: «Вы видели сестру, что увела в то утро Розочку?» Рихард уставился в пустоту, словно не видя меня, и как-то вяло ответил: «Ее не было». А потом добавил: «И того мужчины, что стоял тогда за стойкой регистратуры, – тоже».
      – Ну и дальше?
      Фледдер осторожно потрогал кончиками пальцев ссадину под глазом.
      – Я спросил у Рихарда: может, сотрудники проходили перед ним слишком быстро, и он не успел их всех хорошенько рассмотреть? Он повернулся ко мне, и я увидел, что у него какой-то странный затуманенный взгляд, мне показалось, мои слова до него просто не доходят. Рихард вдруг направился мимо меня к доктору Лестерхейзу, он надвигался на него медленно, угрожающе… «Где она? – спросил он каким-то сдавленным голосом. – Где моя Розочка? Что с ней сделали?»
      Де Кок напряженно ловил каждое слово.
      – Что же дальше?
      Молодой следователь нервно взъерошил светлые волосы.
      – Тут только я понял свою ошибку! – сказал он. – Я же видел, что Рихард Недервауд как бы не в себе, он словно потерял рассудок! Я бросился между ними и попробовал удержать его, но парень сильный, как медведь. Доктор Лестерхейз поспешил ретироваться, а мы с Рихардом покатились по полу. Этот верзила словно спятил: он молотил меня изо всех сил. Вокруг кричали люди, кто-то помчался звонить в полицию. К счастью, ребята с Лодевейк ван Досеелстраат прибыли через пять минут, иначе мне пришлось бы туго.
      Де Кок молча потеребил кончик своего носа.
      – Где он сейчас? – поинтересовался инспектор.
      – Кто? Рихард Недервауд?
      – Да.
      Фледдер ткнул пальцем в левую стену.
      – В комнате для допросов. Пусть немного успокоится.
      Де Кок поднялся из-за стола и направился к двери. Фледдер крикнул ему вслед:
      – Комиссар звонил. Он хочет поговорить с вами. Старый сыщик устало прикрыл глаза.
      – Только этого мне сейчас не хватает!

      Неспешным широким шагом Де Кок пересек просторный коридор и подошел к кабинету комиссара полиции. Остановившись перед массивной дверью, он тихонько постучал и осторожно толкнул дверь.
      Сегодня он был совсем не расположен к беседе с начальством. Пока им с Фледдером нечего доложить комиссару, но ведь прошло всего два дня, как они приступили к расследованию, и сколько-нибудь заметных результатов оно, разумеется, еще не дало.
      В цивилизованной стране, – а Де Кок, безусловно, причислял к таковым Нидерланды – люди не исчезают просто так, без следа. Такого не могло и не должно быть! Хотя в некоторых государствах подобные вещи стали нормой жизни, в Нидерландах – Де Кок готов был в этом поклясться – такого не будет никогда!
      И все же им самим допущен какой-то просчет, где-то кроется ошибка… Невозможно логически объяснить это бесследное исчезновение двух женщин и те странные обстоятельства, при которых оно произошло.
      Среди женщин встречаются натуры очень разные: и наивные романтичные особы, и отъявленные авантюристки, которые бездумно бросаются в бурный круговорот любовных приключений, чтобы через несколько месяцев очнуться и осознавать свой полный крах. Хорошо бы узнать, к какому типу женщин принадлежали эти две: Розалинда ван Эвертсоорд и Аннетье Схеепстра… Что руководило их поступками?
      Комиссар Бейтендам поднялся ему навстречу из-за стола – высокий стройный импозантный мужчина с тонким, всегда плотно сжатым ртом и неизменно суровым, напряженным взглядом холодных серых глаз.
      Де Кок остановился посреди кабинета и, встретив так хорошо знакомый ему испытующий взгляд комиссара, мгновенно избавился от всех своих сомнений и раздумий, расправил плечи и приготовился к обороне.
      – Вы хотели видеть меня, комиссар? – В звенящем голосе Де Кока прозвучал вызов.
      Комиссар Бейтендам слегка наклонился вперед и навалился грудью на стол.
      – Вот что, Де Кок, – рявкнул он, – ответьте мне, Бога ради, чем это вы занимаетесь в последние дни?
      Старый сыщик реагировал на начальственный окрик довольно спокойно.
      – «Бога ради», – певуче протянул он, – насколько я понимаю, это формула, в которую отныне облекаются закон и право?
      Комиссар явно не оценил его иронию.
      – Именно! – Бейтендам стукнул кулаком по столу, словно припечатывая это слово.
      Де Кок благодарно кивнул ему.
      – В таком случае, я «Бога ради» веду порученное мне расследование, – парировал он реплику комиссара.
      Тот гневно сверкнул глазами.
      – Оставьте для другого случая эти ваши штучки, Де Кок! – сухо бросил комиссар. – Извольте отчитаться, как идет расследование!
      – Вам, должно быть, уже известно, комиссар, – невозмутимо начал Де Кок, – что при загадочных обстоятельствах исчезли две женщины…
      Комиссар прервал его, нетерпеливо взмахнув рукой.
      – Вы опираетесь, инспектор, на показания довольно странных, не вызывающих никакого доверия свидетелей! – заорал он, – схватив со стола какой-то листок. – «Подозрительный тип, сутенер и молодой человек, который явно не в себе», – прочел комиссар, ткнув пальцем в докладную записку. – И на основании этих показаний вы посмели обвинить администрацию и персонал амстердамской больницы, известной своей солидной репутацией, в соучастии… в похищении… в укрывательстве преступника и тому подобных деяниях, являющихся плодом вашей необузданной фантазии!
      Де Кок растерялся от неожиданности.
      – Я… никого ни в чем не обвинял…
      – На основании заявлений этих двух недоумков, – продолжал кричать комиссар, – вы переполошили всю больницу – и персонал, и больные в ужасе от ваших необдуманных действий! – Он прямо задыхался от злости. – Главный врач клиники доктор Ван Беммелен высказал мне свое крайнее неудовольствие по поводу того скандала, который вы учинили сегодня утром в его больнице. Он обратился к нашему советнику юстиции господину Схаапсу и потребовал, чтобы вы прекратили расследование. И я не смог с ним не согласиться.
      Де Кок не верил своим ушам.
      – Доктор Ван Беммелен? Но я никогда не видел этого почтенного господина и ни разу не общался с ним…
      Однако комиссар Бейтендам не желал ничего слушать.
      – Вы, очевидно, считаете, что за все происшедшее сегодня утром несет ответственность ваш помощник Фледдер? Но ведь мне известно, что он действовал по вашему указанию!
      – Так точно! – подтвердил инспектор. – И если он в подобных случаях будет действовать столь же оперативно, из него получится хороший следователь.
      Побагровевший от гнева Бейтендам, словно не слыша его, продолжал:
      – Я приказываю вам немедленно прекратить расследование! Слышите, Де Кок? Имейте в виду: доктор Ван Беммелен получил предписание Министерства здравоохранения и культуры отклонять любые попытки вторгаться на территорию клиники сыщиков, которые расследуют это вымышленное исчезновение двух женщин!
      Закончив эту длинную тираду, комиссар перевел дух, опустился в кресло и со вздохом взял со стола какой-то листок.
      – У меня в руках ваше заявление об отпуске на время проведения праздника «Сейл Амстердам». Я пошел вам навстречу и передал руководство группой по борьбе с карманниками другому сотруднику. – Он взглянул на Де Кока с нескрываемым торжеством. – С этой минуты можете считать, что вы в отпуске!
      Де Кок бросил взгляд на свое заявление, и ему показалось, что белый листок в руках у комиссара растет на глазах. Он быстро выхватил у него заявление и, разорвав его на мелкие клочки, бросил на пол, так что они разлетелись по ковру.
      – Никакого отпуска! – твердо сказал он, глядя комиссару в глаза.
      Бейтендам вскочил с места. Он был вне себя от ярости – не только лицо, даже шея у него побагровела. Вытянув дрожащую руку, он указал инспектору на дверь.
      – Вон!
      Де Кок не заставил его повторять приказание.
      Вскинув подбородок, Фледдер внимательно посмотрел на Де Кока.
      – Я вижу, у вас опять дело зашло далеко… – встревоженно произнес он.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Снова поцапались?
      Старый сыщик со вздохом опустился в кресло.
      – Намного хуже… меня отстранили от этого расследования! – Он грустно улыбнулся. – Комиссар потребовал, чтобы я немедленно ушел в отпуск, а я в ответ разорвал свое заявление у него на глазах.
      Фледдер был поражен.
      – Но ведь это невозможно!
      – Что именно?
      – Уже невозможно прекратить это расследование! Де Кок беспомощно развел руками.
      – Комиссар трус и всегда был трусом, насколько я его знаю. Стоит только в дело вмешаться высокому начальству, он сразу прячет голову под крыло. Главный врач больницы Южного Креста наябедничал на нас комиссару, а потом связался с советником юстиции. В результате Министерство здравоохранения и культуры приказало прекратить расследование.
      – Ну и комиссар, конечно, разъярился… – печально подвел итог Фледдер.
      – Да, и особенно после того, что случилось сегодня утром!
      Молодой следователь смущенно отвел глаза.
      – Это я во всем виноват. Я опять раньше времени забежал вперед. Мне следовало подождать вас и вести этот разговор с главным врачом в вашем присутствии.
      Де Кок укоризненно покачал головой.
      – Разве можно было предвидеть реакцию Рихарда Недервауда на эту неудачную очную ставку? – спокойно возразил он. – Однако как следователь ты должен всегда помнить о границах допустимых законом действий и не переступать их. Хотя, надо признаться честно, поведение людей часто совершенно непредсказуемо…
      Фледдер одарил его благодарным взглядом.
      – Я тоже никак этого не ожидал, – сказал он. – Очная ставка в больнице была проведена по всем правилам. Никаких нарушений… И с юридической точки зрения – тоже. Когда перед нами прошли все участники «парада», у меня камень с души свалился. Признаюсь, я искренне обрадовался тому, то Рихард Недервауд никого не узнал.
      Де Кок нахмурил брови.
      – Это как же понимать? Фледдер улыбнулся.
      – Я с самого начала говорил вам, что не верю в то, что больница Южного Креста имеет какое-то отношение к этому случаю с двумя женщинами, и то, что свидетель Рихард Недервауд не узнал никого, послужило тому подтверждением.
      Старый сыщик задумчиво посмотрел на него.
      – Значит, ты почувствовал облегчение, и все это поняли?
      – Что вы имеете в виду? Де Кок ухмыльнулся.
      – А вдруг рядом с тобой был кто-то, кто совсем не разделял твоего чувства облегчения?
      – Как это?
      Старый сыщик махнул рукой. Опершись локтями на стол, он опустил подбородок на раскрытые ладони. Неожиданно инспектор подался вперед и прищурившись уставился на своего молодого коллегу.
      – Ты поддерживал все эти дни постоянный контакт с Ван Беммеленом?
      Фледдер покачал головой.
      – Да нет, я говорил с ним всего два раза.
      – Первый раз, – сказал Де Кок, – когда доктор неудачно пошутил по поводу трупа, возможно, забытого в анатомичке, и заявил, что Рихард Недервауд, по всем признакам, страдает паранойей и одержим навязчивой идеей… Верно?
      – Да.
      Де Кок приставил указательный палец к груди своего помощника.
      – Во время ваших разговоров ты ни разу не упомянул об исчезновении Аннетье Схеепстра?
      – Нет.
      – А при встрече с доктором Лестерхейзом?
      – Тоже нет. Речь шла только о Розалинде ван Эвертсоорд.
      Де Кок задумчиво провел рукой по своему широкому подбородку.
      – Тогда почему доктор Ван Беммелен потребовал у советника юстиции закрыть следствие по поводу исчезновения двух женщин? И в предписании министерства тоже речь идет о двух женщинах!
      Фледдер слушал, раскрыв рот.
      – В самом деле… – пробормотал он. – Речь все время идет об исчезновении двоих…
      – Вот именно! – Де Кок почти ликовал.
      – Это означает, – глухо произнес Фледдер, – что Ван Беммелен откуда-то знает об исчезновении Аннетье Схеепстра.
      Лицо Де Кока окаменело.
      – Совершенно верно! Спрашивается: откуда? Бертус из Утрехта никому не сказал об исчезновении Аннетье Схеепстра и мы – тоже. Каким образом Ван Беммелен узнал об этом?
      Де Кок смотрел на Рихарда Недервауда, который сидел за столом, уронив на руки взлохмаченную голову, со смешанным чувством досады и жалости. На юноше был все тот же пиджак из грубой шерсти с кожаными отворотами, в котором он явился в полицию, когда пришел сообщить об исчезновении Розочки. Господи, кажется, целая вечность прошла с тех пор!
      Казалось, молодой человек был погружен в глубокий сон, он даже не заметил, как вошел Де Кок, и инспектору пришлось потрясти его за плечо. Рихард Недервауд медленно выпрямился и провел по лицу согнутыми пальцами.
      – А-а, инспектор… – Он широко зевнул. Де Кок улыбнулся.
      – Да, я, – сказал он просто.
      Рихард Недервауд встряхнулся, окончательно освобождаясь от сонной одури.
      – Где вы были сегодня утром, инспектор? Де Кок взял стул и уселся напротив.
      – Вы хотите сказать: во время вашей очной ставки в больнице?
      Рихард кивнул.
      – Мне вас там очень не хватало, – сказал он.
      – Я поздно лег накануне, около трех часов ночи, – извиняющимся тоном пояснил Де Кок. – Ну и позволил себе утром поспать на часок подольше.
      Юноша сокрушенно покачал головой.
      – Вы не должны были доверять проведение этой очной ставки молодому следователю!
      – Вы имеете в виду моего молодого коллегу Фледдера?
      – Да, я говорю о том молодом человеке, что был тогда вместе с вами в комнате, когда я пришел сообщить об исчезновении Розочки. Может быть, он и хороший следователь, не мне судить… но сегодня утром в больнице он проявил себя как человек не самый проницательный. Де Кок нахмурился.
      – В каком смысле?
      – Да это же был настоящий спектакль! – возмущенно воскликнул Рихард Недервауд.
      – Спектакль?
      – Великолепное шоу… театр… ревю… – Рихард распалялся с каждым словом. – Ваш молодой следователь позволил обвести себя вокруг пальца! Его просто ослепил этот блестяще отрепетированный парад, этот костюмированный бал! Все сотрудники больницы Южного Креста хорошо к нему подготовились, каждый был тщательно выбрит, причесан и разутюжен… ничего не скажешь, отличный спектакль! Все участники этого действа просто наслаждались: и ваш коллега, и доктор Лестерхейз… А меня они сочли сумасшедшим!

      Де Кок неслучайно оставил Рихарда Недервауда одного в комнате на некоторое время: он хотел, чтобы тот немного успокоился. Понимая, какое потрясение испытал этой молодой человек, инспектор от души сочувствовал бедняге.
      Вытащив из кармана пиджака фотографию Розалинды ван Эвертсоорд, Де Кок положил ее на стол и несколько минут разглядывал открытое улыбчивое лицо, задорную короткую стрижку, прелестные ямочки на щеках, затем перевернул фотографию и пододвинул ее Рихарду.
      – Это твоя Розочка?
      Юноша молча кивнул. Напряжение и скованность сразу исчезли, он невесело улыбнулся.
      – Да, это она…
      – Ты любишь ее?
      – Очень!
      – А она тебя?
      Рихард помедлил с ответом, потом нерешительно сказал:
      – Думаю, что тоже.
      Де Кок напряженно ловил каждую его интонацию.
      – Почему вы… э-э… все-таки не узаконили ваши отношения? Я хочу сказать: что мешало вам пожениться?
      Рихард Недервауд еще раз быстро взглянул на фотографию.
      – Она не хотела. Решила, что не выйдет замуж, пока спорт продолжает оставаться главным делом ее жизни. «Пойми, я просто не могу себе этого позволить, – говорила она, – ты все время будешь оставаться как бы на втором плане». И надо сказать, подобное положение меня тоже не устраивало. – Рихард самодовольно усмехнулся. – Должен вам сказать, Розочка никогда не отступала от своих принципов и была удивительно последовательна во всем.
      – Вероятно, вы с ней часто говорили о ее спортивных достижениях? Мне кажется, такая девушка хотела бы как можно дольше оставаться в большом спорте…
      Рихард Недервауд оживился и закивал.
      – Да, это так. А это означало, что я был вечно обречен оставаться на вторых ролях.
      – И у тебя не было никакой надежды? Молодой человек пожал плечами.
      – Я никогда не строил иллюзий на сей счет. Когда я видел, с каким увлечением Розочка занимается спортом, с какой самоотдачей целые дни проводит на тренировках, я не мог ею не восхищаться. Недавно она вернулась со своей командой из очень успешной поездки по Центральной Африке и тут же стала строить грандиозные планы: собиралась отправиться на Дальний Восток, в Китай.
      Де Кок озадаченно почесал нос.
      – И ты ни разу не заводил с ней речь о свадьбе? На лицо Рихарда набежала тень. Он несмело пододвинул фотографию поближе к Де Коку.
      – Нет… Но Розочка никогда уже не будет моей невестой…
      – Почему ты так говоришь?
      – Она же умерла… – Рихард проглотил ком в горле.
      – Откуда тебе это известно?! – поинтересовался Де Кок.
      Молодой человек потупился.
      – Интуиция мне подсказывает… – Он постучал себя кончиками пальцев по груди. – Это чувство у меня где-то здесь, внутри… Я уверен, что Розочки нет в живых.
      Де Кок искоса взглянул на него.
      – А я следователь, и верю только фактам! Такова уж моя профессия. Как ты понимаешь, мне нужны только факты и доказательства. Если я буду основываться на интуиции, на чьих-то смутных предчувствиях, я далеко не уеду…
      – Жаль.
      Де Кок заглянул в глаза молодому человеку.
      Он тщетно пытался вызвать в себе симпатию к Рихарду, но ему это плохо удавалось, что-то в поведении этого долговязого юноши настораживало инспектора и мешало относиться к нему с полным доверием.
      – Наши чувства, – вздохнул Де Кок, – часто основываются на пережитом, на том, что давно кончилось и угасло, хотя нам трудно в это поверить… и эти ничем неподкрепленные чувства мы называем «интуицией». – Он криво усмехнулся.
      – Если бы Розочка была жива, она давно дала бы о себе знать, – с горечью сказал Рихард.
      Де Кок испытующе взглянул на него.
      – А ты не допускаешь, что здесь замешан какой-то другой мужчина?
      Это замечание прозвучало жестче, чем ему хотелось бы.
      Рихард Недервауд понимающе усмехнулся.
      – Надо было знать Розочку, – сказал он. – Если б вы были с ней знакомы, вы бы никогда не задали мне этот вопрос. Если б в ее жизни появился другой мужчина, она рассказала бы мне все сама. Да, да, она сказала бы, что больше не любит меня, и объяснила бы – почему…
      Де Кок со вздохом опустился на стул. Стена непонимания, в которой ему удалось было пробить брешь, снова сомкнулась и стала между ними.
      – А ты знаешь, что вчера был найден ее автомобиль? – сказал он.
      Глаза молодого человека сузились.
      – Где?
      – В Северо-голландском канале. Возле каменной набережной, где разгружаются суда.
      – В старом Пюрмеренде?
      – Да.
      – И Розочки не было в автомобиле?
      – Нет.
      – Я так и думал, – улыбнулся Рихард.
      Де Кок удивленно посмотрел на него.
      – Почему?
      – Розочка никогда не заезжала в старую часть Пюрмеренда и, если возвращалась из Амстердама, обычно у Горслаан съезжала на Яагпад – это самый короткий путь к ее дому.
      Он замолчал, потирая затылок.
      – Я понимаю, какие выводы вы сделали, когда нашли ее автомобиль… Но Розочка не утонула в канале.
      – Господи, да откуда ты все знаешь?! – возмутился инспектор.
      Лицо Рихарда Недервауда покрыла внезапная бледность, уголки рта задрожали.
      – Я заметил: на ней давно уже была маска…
      – Что еще за маска?!
      – Маска смерти.
      Оторвав руки от баранки, Фледдер воздел их к потолку.
      – Да наш парень просто сумасшедший! Я давно это понял. Нет, он не просто сумасшедший, он очень опасный тип. Надо непременно показать его психиатру, и если доктор скажет, что Рихард Недервауд параноик и страдает болезненным воображением, тогда рухнет все наше расследование, ведь мы пока опираемся на его показания.
      – Ты отлично знаешь, что это исключено, – проворчал Де Кок. – Закон не разрешает проводить психиатрическую экспертизу свидетелей. А потом ты забываешь об одном очень важном обстоятельстве.
      – О каком?
      – У нас в руках только два реальных факта: две бесследно исчезнувшие женщины и этот автомобиль, найденный в Северо-голландском канале, – проговорил инспектор, словно не замечая, что его помощник сердито трясет головой.
      – Нужно продолжать вести расследование, – сказал Фледдер, – но при этом исключить из поля зрения больницу Южного Креста, она не имеет к делу ни малейшего отношения. – Он покосился на старого сыщика. – Рихард Недервауд решил привлечь наше внимание к больнице, для чего и затеял сегодняшний скандал. Это был заранее обдуманный план.
      Де Кок поднял брови.
      – Что еще за план?
      Фледдер похлопал ладонями по баранке.
      – Он хотел отвлечь от себя наше внимание. Заметьте, он словно не придал значение этому автомобилю, найденному в Северо-голландском канале, и, видимо, хочет, чтобы мы отнеслись к этой находке точно так же.
      Де Кок кивал головой в такт его словам.
      – Хотя сам отлично понимает, какие тут напрашиваются выводы! – сказал Де Кок.
      – Вот именно! – подхватил Фледдер.
      – А как же быть с этой «маской смерти»?
      – Я поражен, Де Кок! – Фледер не скрывал своего огорчения. – Куда девалось ваше видение, ваше умение анализировать детали…
      Седой сыщик весело взглянул на него.
      – Что ты имеешь в виду?
      Фледдер с шумом втянул в себя воздух.
      – Рихард Недервауд сказал, что Розочка в то злополучное утро очень переменилась, и это сразу бросилось ему в глаза, когда она заехала за ним на Керкстраат. Она была мрачна, лицо как-то странно натянулось, словно ей сделали пластическую операцию. Такая перемена не наводит вас ни на какие подозрения? Как вы думаете, что все это значит?
      Де Кок нахохлился и выпятил нижнюю губу.
      – Какая-нибудь болезнь?
      – Конечно! – Фледдер торжествующе посмотрел на инспектора. – А куда обычно приводит нас болезнь?
      – В больницу…
      Молодой следователь снова отпустил баранку и широко развел руками.
      – Вот и все… Мы попали точно туда, куда Рихард Недервауд и хотел нас привести.
      Де Кок вяло кивнул.
      – В больницу Южного Креста! – подытожил он. Некоторое время они ехали молча. Неожиданно для себя Де Кок подумал, что вот уже третий раз за последние дни проезжает по этим местам. Все-таки есть что-то странное в этом совпадении: обе исчезнувшие женщины жили в Пюрмеренде и лечил их один и тот же врач, направивший обеих в эту злосчастную больницу Южного Креста. Правда, во всем остальном эти две особы были полной противоположностью друг друга.
      И еще одна деталь не давала покоя старому сыщику: обе женщины перед своим визитом к врачу жаловались на вялость и упадок сил, но если у Розочки, как уверял Рихард Недервауд, в то кошмарное утро на лице была маска смерти, то по поводу Аннетье ее приятель Поль ван Флодроп сказал, что ему было трудно за ней угнаться.
      Де Кок пошлепал себя ладонью по лбу, как бы желая заставить работать мозг, который должен помочь ему сорвать туманную пелену с этой таинственной истории. До начала «Сейл Амстердам» осталось всего два дня, и на этот раз он ни за что не пропустит этот замечательный праздник.
      Фледдер прервал размышления инспектора:
      – Вы решили нарушить запрет комиссара, Де Кок?
      – Что ты имеешь в виду?
      – Он же запретил вам продолжать расследование…
      Де Кок ухмыльнулся.
      – Слава Богу, он нашел мне замену на посту руководителя группы по борьбе с карманниками, и, признаюсь откровенно, меня это очень устраивает. А пока мы постараемся избегать встреч с начальством, но дела этого не бросим!
      – Будьте осторожны, инспектор, – засмеялся Фледдер, – не то комиссар создает специально для вас новую группу по борьбе с мелкими воришками.
      – Никакие запреты, – мрачно произнес Де Кок, – не помешают мне заниматься расследованием, которое я начал. К тому же я предпринял такие шаги, что отступать уже поздно.
      – Что вы хотите этим сказать?
      Старый следователь ответил не сразу. Порывшись в карманах брюк, он вытащил стальное колечко с двумя ключами и потряс ими перед глазами у Фледдера.
      – Это значит, что мы получили доступ в квартиру Розалинды ван Эвертсоорд!
      – Откуда у вас ключи? Седой сыщик улыбнулся.
      – Мне передал их Рихард Недервауд. Я спросил, нет ли у него случайно ключей от квартиры его подруги и не заходил ли он туда после исчезновения Розочки. Этот верзила разрыдался как младенец и сказал, что в квартиру ее не заходил, и вручил мне эти ключи.
      Фледдер понимающе подмигнул.
      – А что вы надеетесь найти в ее квартире?
      – Честно говоря… – Де Кок спрятал ключи в карман, – сам не знаю… и все же нужно хорошенько осмотреть эту квартиру, может быть, удастся обнаружить какие-то детали, которые доказывают, что Розалинда ван Эвертсоорд после посещения больницы Южного Креста была еще жива.
      Молодой следователь повеселел.
      – Вот было бы здорово! Вы рассчитываете получить какие-то новые доказательства?
      – Могли остаться прощальные письма, написанные ею перед смертью…
      – Прощальные письма? – удивленно спросил Фледдер. – Но ведь подобные письма обычно пишут самоубийцы.
      – И что из этого следует?
      – Вы хотите сказать, Де Кок, что Розалинда ван Эвертсоорд покончила с собой? – Молодой следователь поежился.
      Де Кок выпятил нижнюю губу.
      – Пока в этом деле мы бредем в потемках, а значит, не исключена и такая возможность…
      – Но человек, который решил покончить с собой, вряд ли обратится за помощью в больницу…
      Де Кок провел ладонями по лицу.
      – А если решение пришло потом?
      Молодой помощник с ужасом взглянул на инспектора.
      – Эт-то, – заикаясь произнес он, – вполне возможно… В больнице Розочка узнала, что у нее какая-то страшная болезнь, и решила покончить с собой… потому и нырнула вместе со своей машиной в канал…

      Фледдер проехал в дальний угол автомобильной стоянки и поставил свой «фольксваген» в укромное место, заслоненное от посторонних глаз пышным кустарником. Выключив мотор, он выскочил из машины. Де Кок с трудом поспевал за ним.
      Задрав головы, они оглядели фасад многоквартирного дома «Пюрмер», окруженного зеленым кольцом деревьев. Веселые балкончики придавали зданию нарядный вид.
      Фледдер указал рукой на дверь.
      – Если мы получим доказательства, что Розалинда ван Эвертсоорд после посещения больницы Южного Креста еще некоторое время была жива, нам придется принести свои извинения доктору Ван Беммелену и его сотрудникам за доставленные неприятности.
      – Зато у меня свалился бы с сердца камень. Де Кок удивленно вскинул брови.
      – Это почему же?
      – Во-первых, – Фледдер принялся загибать пальцы, – подтвердится мое предположение, что больница Южного Креста не имеет к этому делу никакого отношения, во-вторых, если выяснится, что Розалинда ван Эвертсоорд не покончила с собой… мы начнем собирать улики против Рихарда Недервауда.
      Де Кок внимательно слушал его.
      – Ах, значит, ты все-таки не допускаешь версию ее самоубийства?
      Фледдер покачал головой.
      – Я хорошенько еще раз все обдумал. Если бы врачи в больнице установили, что Розалинда ван Эвертсоорд серьезно больна, нам стало бы об этом известно, и не было бы никакой необходимости устраивать очную ставку. Этот Рихард Недервауд все выдумал – от начала до конца. Розочка никогда не была в больнице Южного Креста, и этот туповатый верзила просто-напросто водил нас за нос. – Он помолчал, покусывая нижнюю губу. – Хотя сдается мне, Де Кок, вы думаете совсем иначе. Что же касается меня, то я уверен: Рихард Недервауд сначала утопил Розочку вместе с ее машиной, а потом заявился в полицию и рассказал свою сказочку о поездке в больницу.
      Де Кок, не отвечая ему, решительно захлопнул дверцу машины и направился к подъезду. Фледдер молча шагал рядом.
      Они вошли в просторный вестибюль, где царила прохлада. Справа возле стены стоял запущенный аквариум, полный скользких зеленых водорослей. На Левой стене блестела длинная металлическая табличка с черными кнопками и фамилиями жильцов.
      Де Кок осмотрелся и, бросив взгляд на закрытую дверь коморки консьержа, подошел к табличке, отыскивая номер 705.
      – Исчезла! – бросил он через плечо своему помощнику.
      – Что исчезло?
      – Пластинка… Нет пластинки с ее именем! Она должна была быть здесь! Рихард Недервауд сказал, что номер ее квартиры семьсот пять.
      – А мы случайно не перепутали дом? Возможно, у Розочки вовсе не было именной пластинки!
      Молодой следователь пожал плечами.
      Де Кок внимательно еще раз осмотрел табличку с номерами и решил, что не стоит продолжать эту тему. Он вытащил из кармана связку ключей. Один из них подошел к широкой стеклянной двери, что вела из вестибюля на лестничную площадку с двумя лифтами. Все сверкало чистотой.
      Фледдер взглянул на указатель возле лифта.
      – Квартира семьсот пять, – объявил он, – судя по всему, на втором этаже.
      Де Кок нажал кнопку, подошел лифт, и они поднялись на второй этаж. Квартира номер 705 находилась справа от лифта. Де Кок обратил внимание на то, что чуть пониже замка дверь немного поцарапана.
      – Исчезла с двери и пластинка с ее именем! – произнес он взволнованным шепотом.
      Инспектор нагнулся и, найдя второй ключ в связке, вставил его в замок, чувствуя, как внутреннее напряжение растет с каждой минутой. Осторожно, широко расставленными дрожащими пальцами повернул ключ, толкнул дверь и замер на пороге, чувствуя, как Фледдер тяжело дышит у него за спиной.
      – Квартира пуста!
      Всю дорогу, пока они ехали обратно в Амстердам, оба мрачно молчали. Итак, квартира Розалинды ван Эвертсоорд опустошена, исчезла последняя надежда отыскать какие-нибудь следы пропавшей женщины.
      Фледдер не отрывал глаз от дороги.
      – Все! Я был здесь в последний раз! – проворчал он. – Больше ни за что не поеду в этот проклятый Пюрмеренд! Мы постоянно возвращаемся из этого городишки с пустыми руками!
      Седой сыщик на своем сиденье подался вперед, на лице его застыла удивленная улыбка.
      – Надо же, очистили всю квартиру: ни стола, ни стула, ничего! Даже обои со стен содрали!
      Фледдер шумно вздохнул.
      – Но для чего?!
      – Не понимаю! – Де Кок повернулся к нему. – Ты говорил с консьержем?
      Фледдер кивнул.
      – Славный парень и очень предупредительный. Но, к сожалению, мало что знает. Три дня назад он со своей женой отправился в Амстердам – в театр, и именно в это время к дому подъехал трейлер. Меньше чем за час все погрузили в машину и куда-то увезли.
      Лоб Де Кока прорезала глубокая морщина.
      – Три дня назад… значит, это произошло как раз в тот день, когда исчезла Розочка…
      – Вот именно!
      – А как консьерж узнал об этом?
      – О чем?
      – О трейлере.
      – Жильцы рассказали. Правда, он узнал обо всем позднее, когда обнаружил, что в квартире семьсот пять никто не живет, и принялся расспрашивать жильцов.
      – Остались какие-то следы? Ну, например, название фирмы по перевозке мебели, ее адрес или хотя бы номер машины?
      Фледдер покачал головой.
      – Ничего… абсолютно ничего! Никто не обратил на трейлер особого внимания. В этом доме сто семнадцать квартир, мало ли кто куда переезжает…
      – В доме за это время появились новые жильцы?
      – Нет.
      Де Кок почесал в затылке.
      – Прежде всего необходимо узнать, – сказал он, – кто заказал машину для переезда.
      Фледдер улыбнулся.
      – Возможно, это сделала сама хозяйка квартиры…
      – Розалинда ван Эвертсоорд?
      – Я ведь уже высказывал предложение, – заметил Фледдер, – что Розочка хотела прервать отношения с этим дурачком. Видимо, она решила это окончательно, а чтобы он не стал ее разыскивать, утопила в канале свою машину, а сама скрылась в неизвестном направлении.
      Де Кок тронул пальцем свой нос.
      – И ты считаешь такую версию правдоподобной? – с сомнением спросил он.
      – Д-да… – не слишком уверенно ответил его молодой помощник.
      – А вот я – нет! – Де Кок покачал головой. Фледдер отвел взгляд.
      – Есть еще одно обстоятельство, подтверждающее мою теорию, – нерешительно начал он. – Я очень тщательно осмотрел квартиру и не нашел ни малейших следов чего-то разбитого или сломанного. По-видимому, у людей, перевозивших вещи, были ключи от квартиры…
      Де Кок с интересом взглянул на Фледдера.
      – …Которые передала им сама Розалинда? Фледдер, на секунду выпустив руль, развел руками.
      – А кто же еще?
      Де Кок не ответил и, медленно откинувшись назад, надвинул на глаза свою шляпу.
      Несколько километров они проехали молча. Наконец старый инспектор снова приподнялся на своем сиденье.
      – Послушай, ты не почувствовал никакого запаха? – обратился он к Фледдеру.
      – Где?
      – В квартире Розочки. Фледдер покачал головой.
      – А вы?
      – Там был какой-то странный запашок… очень слабый… Он все еще как бы витал в этих стенах.
      – Что за запашок?
      Старый следователь снова откинулся на спинку.
      – Похоже, что после того как из квартиры вытащили мебель, ее хорошенько продезинфицировали.
      Фледдер въехал в туннель, проложенный под рекой Ей, и по набережной Принца Хендрика направился к Дамраку.
      Приблизительно через полчаса они припарковались на деревянном помосте позади полицейского управления. Оба вышли из машины и, не спеша перейдя через Аудебрюгстейг, оказались на Вармусстраат.
      При их появлении Ян Кустерс выглянул из своей дежурки.
      – Наверху вас ждут.
      – Опять! – с досадой выдохнул Де Кок. – Ни минуты нет покоя от людей!
      Ян Кустерс рассмеялся.
      – Вот видишь, какая ты важная персона, Де Кок! Инспектор молча пожал плечами.
      – Кто там еще?
      – Бертус из Утрехта. Де Кок прищурился.
      – Бертус из Утрехта? – недоверчиво переспросил он.
      Дежурный бригадир кивнул.
      – Я предупредил его, что даже приблизительно не могу сказать, когда ты появишься, но он не пожелал уйти и заявил, что подождет тебя здесь.
      – Не знаешь, что там еще стряслось? У Яна Кустерса вытянулось лицо.
      – Какие-то типы грозятся убить его!

      Бросив на посетителя беглый взгляд, Де Кок уселся за стол и изобразил внимание.
      – Откровенно говоря, – в голосе инспектора прозвучали недоверчивые нотки, – я не думал, что ты удостоишь нас чести посетить полицейское управление.
      Бертус из Утрехта сразу уловил его иронию и, расстегнув свой голубой кожаный пиджак, плотно обтягивающий живот, уселся напротив седовласого следователя.
      – Вообще-то я в вашей помощи не нуждаюсь, – мрачно буркнул он. – Ты же знаешь, я всегда сам улаживаю свои дела, но в последнее время мне порядком надоели эти бесконечные приставания…
      – Какие приставания?
      Бертус из Утрехта раздраженно отмахнулся.
      – Мне постоянно надоедают телефонными звонками с угрозами: «Готовь завещание, старый козел… напиши завещание… позаботься о своих бумагах и закажи себе могилу… ты сдохнешь быстрее, чем думаешь…»
      – Очень мило… Бертус кивнул.
      – Мне иной раз даже не хочется снимать телефонную трубку. Конечно, я могу попросить, чтобы на телефонном узле мне поменяли номер, но я не хочу. Терпеть не могу такие вещи! Однако если это безобразие не прекратится… – Он оборвал фразу. – Сегодня утром какой-то мерзавец поинтересовался, куда я спрятал труп.
      – Какой труп?
      Бертус беспокойно заерзал на стуле.
      – Труп этой бедной девочки… Аннетье. – Сутенер поднял на Де Кока светло-голубые глаза. – Речь идет об Аннетье Схеепстра. Я думаю, это мужик из Пюрмеренда, с которым она последнее время спала… он считает, что я ее прикончил.
      Инспектор внимательно посмотрел на него.
      – А это неправда?
      Вопрос был поставлен прямо. Бертус из Утрехта расправил плечи и театральным жестом выставил вперед указующий перст.
      – Клянусь Богом, я не имею никакого отношения к исчезновению малышки!
      Де Кок смерил его ледяным взглядом.
      – Оказывается, ты веришь в Бога?
      – Ну… нет…
      – Причем тогда «клянусь Богом»?
      – Потому что я говорю чистую правду! – жалобно вскричал он. – Я же вам все как на духу рассказал. Я подвез ее в больницу Южного Креста, и на том все кончилось… я имею в виду: больше я ее не видел. Я и тому парню так сказал, только он не верит мне и угрожает натравить на меня тяжеловесов из боксерского клуба. Я уверен, это не пустая угроза: мне звонили разные люди.
      Бертус выхватил из внутреннего кармана туго набитое портмоне и потряс им.
      – Стоит мне показать этот кошелек парням в моем квартале, и они соберут такую банду, что и от этого типа, и от всего боксерского клуба даже воспоминания не останется. – Он спрятал портмоне в карман. – Однако я не сделаю этого, я не громила и никогда им не был.
      Де Кок покусал нижнюю губу.
      – А почему этот тип думает, что Аннетье Схеепстра прикончил именно ты? – негромко спросил он.
      На лбу у Бертуса выступил пот. Он принужденно засмеялся.
      – Все эти гадости начались из-за книжечки… Де Кок, не произнося ни слова, продолжал внимательно слушать.
      – Эта книжка о явлении чуда с гравюрами на дереве Якоба-Корнелиса ван Остсанена была издана в Хеерене в 1550 году.
      – Послушай, он был у тебя?
      – Кто?
      – Полный парень из Пюрмеренда… – Де Кок не спускал глаз со своего собеседника. – Он считает, что это ты стащил книгу Аннетье Схеепстра.
      Бертус из Утрехта вытащил носовой платок и вытер мокрое от пота лицо.
      – Какая чепуха! – возмутился он. – Глупость несусветная! Он что же, обвиняет меня?
      – В общем, да.
      Сутенер пододвинулся поближе к столу.
      – Однажды, – спокойно начал он, – Аннетье пришла ко мне и показала эту книжицу. Сказала, что нашла ее в старом сундуке, который получила в наследство от своего дядюшки – тот был главой Христианской школьной общины в Амстердаме.
      Он замолчал и снова откинулся на спинку стула.
      – Вот уж несколько лет я торгую антиквариатом и не только ради денег: это своего рода увлечение. Старинная книжечка очень заинтересовала меня, к тому же она была в довольно хорошем состоянии. За последние годы у меня появились кое-какие связи, и я пообещал Аннетье найти покупателя на эту вещь.
      – И что же она ответила? Бертус небрежно махнул рукой.
      – Сразу согласилась. «Ладно, позвонишь мне тогда», – сказала она.
      – Ну и как, ты нашел покупателя? Сутенер покачал головой.
      – Это не так-то просто… не то, что раньше, когда торговля шла очень бойко. Люди стали очень подозрительными. И не без причины: появилось очень много подделок и фальшивок, так что…
      Де Кок не дал ему договорить.
      – Итак, насколько я понимаю, что-то не сработало?
      – Что вы имеете в виду? – Бертус недоумевающе уставился на него.
      Де Кок сердито ткнул пальцем в его сторону.
      – Послушай-ка, Бертус, – сказал он, с трудом сдерживая ярость, – если бы твоя сделка состоялась и все шло бы без сучка без задоринки, Аннетье Схеепстра не исчезла бы, а ты не сидел бы сейчас здесь передо мной и не просил о помощи.
      – А все это из-за того парня…
      – В чем дело?
      – Он потребовал миллион! Де Кок удивился.
      – Миллион?
      – Да, миллион за старинную книжицу.
      – Аннетье знала об этом?
      – По-видимому, раз книжечка принадлежала ей. Я думаю, она с этим парнем заранее все обсудила. Люди думают, что я ужасно богат.
      – Когда у вас впервые речь зашла о миллионе? Бертус из Утрехта развел руками.
      – Книжка находилась в моем доме меньше недели. За такой короткий срок мне не удалось оценить ее.
      Де Кок почесал нос тыльной стороной ладони.
      – И ты выложил за эту книжку миллион? – спросил он.
      Сутенер ухмыльнулся.
      – Я же не сумасшедший! Я просто велел передать Аннетье: «Ты можешь выручить за свою книжку целый миллион», – и вернул девочке ее сокровище.
      – Когда это было?
      – В то самое утро, когда я доставил ее в больницу Южного Креста.
      Как только Бертус из Утрехта удалился, Де Кок снова принялся вышагивать взад-вперед по комнате. Он прямо кипел от негодования. Это таинственное исчезновение двух женщин начинало не на шутку злить его, инспектора приводила в ярость сама мысль о том, что после нескольких дней расследования они ни на шаг не продвинулись вперед.
      Инспектор остановился перед Фледдером.
      – А ты знаешь, не сходится! – громко воскликнул он. – Ни черта не сходится! – Он вскинул вверх руки. – Итак, с согласия Аннетье Схеепстра Поль ван Флодроп потребовал у Бертуса за книжку миллион. Переговоры протекали далеко не мирно, и все же Аннетье попросила именно Бертуса проводить ее в больницу. – Инспектор снова покачал головой. – Что-то тут не сходится!
      Молодой следователь ухмыльнулся.
      – Очевидно, Поль ван Флодроп после исчезновения Аннетье вместе с ее драгоценной книжечкой пришел в бешенство и стал угрожать Бертусу.
      Де Кок кивнул.
      – Он считает, что Бертус из Утрехта либо сам убил девицу, чтобы завладеть этой книжечкой, либо нанял убийцу. – Фледдер поднял вверх указательный палец. – Тем более, что Полю сказали в регистратуре больницы Южного Креста, что Аннетье Схеепстра там вообще не появлялась.
      Молодой следователь пристально посмотрел на старого сыщика.
      – Вы считаете, мы должны его арестовать?
      – Кого?
      – Бертуса из Утрехта.
      – За что?
      – За убийство… Аннетье Схеепстра. Де Кок опустил голову.
      – Он нас опозорит! Напустит на нас свору адвокатов! – Он вздохнул. – У нас ведь нет ни единого доказательства… и трупа тоже нет…
      Де Кок снова уселся за стол. Он почувствовал, как утихает его ярость и к нему возвращается его обычное самообладание. Он задумчиво посмотрел на Фледдера.
      – Бертус утверждает, что они с Аннетье добирались от Центрального вокзала до больницы на такси. Надо проверить это в таксомоторном парке. Может, кто-нибудь из водителей вспомнит этот эпизод…
      Молодой следователь был явно уязвлен.
      – Сие ничего нам не даст, Де Кок. Бертус из Утрехта нагло врет, он не ездил с ней в больницу.
      Однако Де Кок, словно не слыша его, приказал:
      – Сделай, как я сказал!
      На столе перед инспектором зазвонил телефон. Фледдер потянулся через стол, снял трубку, послушал, что-то записал на бумажке и снова повесил трубку. Он был мрачнее тучи. Де Кок внимательно следил за своим молодым коллегой.
      – Кто это был?
      – Следователь из полицейского управления на Лодевейк ван Досселстраат.
      – Что он сказал?
      – Сообщил, что исчезли еще две женщины.
      – Где?
      Молодой следователь полузакрыл глаза.
      – В больнице Южного Креста.

      Инспектор Де Кок, глубоко задумавшись, устремил взгляд в пустоту. Над его головой, еле слышно потрескивая, мерцала лампа дневного света, с улицы в открытое окно врывались громкая музыка, крики пьяных и визгливый смех девиц.
      Инспектор почти не удивился, когда получил сообщение об исчезновении еще двух женщин в больнице Южного Креста, словно давно ожидал подобного развития событий. Между всеми этими эпизодами была явная взаимосвязь, их объединял какой-то общий знаменатель.
      Де Кок взглянул на Фледдера, сидевшего с отрешенным видом. Тот даже не скрывал своего отчаяния.
      – Ну что ты загрустил? – сочувственно произнес инспектор.
      – Молодой человек в ответ лишь сокрушенно покачал головой.
      – Это невозможно! – воскликнул он. – В Нидерландах преступления не совершаются в больницах!
      – Кто тебе это сказал? – Де Кок не смог удержаться от улыбки.
      – Вы только посмотрите, к какому итогу мы пришли! – с возмущением воскликнул его молодой помощник. – Уже четыре женщины исчезли в этой проклятой больнице!
      Де Кок с иронической усмешкой покосился в его сторону.
      – А если не подводить и-то-га? – с расстановкой произнес он.
      Фледдер прерывисто вздохнул.
      – Получится то же самое, – нехотя признал он. Де Кок ехидно улыбнулся.
      – Я вижу, ты не в силах отречься от своих заблуждений.
      Фледдер с жаром прижал руки к груди.
      – Да, я никогда не верил в иную версию, – сказал он. – И сейчас не верю. И вы сами скоро убедитесь, что я прав.
      Де Кок, казалось, пропустил мимо ушей последние слова.
      – Что тебе сказали наши коллеги с Лодевейк ван Досселетраат?
      – Мне показалось, они в полном замешательстве. А всему причиной то, что они не придали значения первому сообщению Рихарда Недервауда. Между прочим, они интересовались нашими успехами.
      – И что же ты им ответил? Фледдер вздернул подбородок.
      – Я считаю, наши успехи или неудачи их не касаются.
      Де Кок посмотрел на него с наигранным возмущением.
      – Ты по крайней мере хотя бы узнал имена двух пропавших женщин?
      Молодой следователь полистал записную книжку.
      – Мария-Антуанетта ван Хет Вауд, – громко прочел он, – двадцатипятилетняя студентка факультета психологии и Шарлотта Акерслоот, двадцатитрехлетняя дочь владельца кафе из Амстердама – работала она или училась, мне не удалось выяснить.
      – Ты узнал что-нибудь об окружении или семьях обеих женщин?
      – Окружение… – Фледдер раздраженно передернул плечами. – Нет, об этом я справок не наводил.
      Де Кок понимающе закивал.
      – Наши коллеги сказали тебе, что собираются начать расследование?
      – Нет, этого они не говорили.
      Де Кок поднялся из-за стола и протянул руку к своему молодому помощнику.
      – Ты сейчас немедленно отправишься на своей машине на Лодевейк ван Досселетраат и скажешь им, что мы полностью берем на себя дело об исчезновении этих женщин. – Инспектор потеребил кончик своего носа. – Я не желаю рисковать и не хочу, чтобы они перебежали нам дорогу. Забери у них все записи, которые они сделали, и опроси всех, кто заявил в полицию об исчезновении еще двух женщин.
      – Зачем?
      Де Кок нетерпеливо застучал ногой об пол.
      – Мне нужно выяснить все связи… все знакомства… всех мужчин и женщин, с которыми эти особы общались, все клубы и общества, где они появлялись. Будешь разговаривать с нашими коллегами, упомяни имена первых двух женщин и обрати внимание на ответную реакцию.
      – А потом что?
      – Возвращайся сюда и больше ничего.
      – А вы что же?
      Де Кок молча улыбнулся в ответ и отошел к вешалке. Фледдер нехотя поднялся и поплелся за ним.
      – Так вы не поедете со мной? – настойчиво допытывался он.
      Старый сыщик покачал головой. Он посмотрел на большие часы, висевшие на стене, натянул плащ и взял в руки шляпу.
      – Мне надо кое-кого навестить, – с таинственным видом сообщил инспектор.
      Фледдер почувствовал легкое замешательство. Де Кок, не дойдя до двери, обернулся.
      – Не забывай еще об одной вещи.
      – О какой?
      – О маске смерти…
      Выйдя из дверей полицейского управления, инспектор взглянул на небо. Темные тучи застилали его сплошной пеленой, накрапывал мелкий дождь. Инспектор надвинул пониже шляпу, поднял воротник плаща и, невзирая на дождь, не ускорил шага.
      Он вышел на Нордемаркт и остановился перед маленьким домиком с широким окном, который спрятался позади реформатской церкви. Над входом красовалась вычурная надпись «Петер Карстенс», а пониже, чуть более мелким шрифтом: «художник».
      Де Кок отвернул рукав плаща и посмотрел на часы. Оказывается, уже без четверти одиннадцать. Он почесал двумя пальцами нос и тихонько хихикнул.
      – Вот уж точно неурочный час для визита добропорядочного христианина, – проворчал он себе под нос и не без удовольствия дернул начищенную до ослепительного блеска медную ручку звонка. Звонок прозвучал громко и настойчиво, что ничуть не смутило инспектора: он знал, что хозяин дома засиживается за работой до глубокой ночи.
      Минуты через три дверь отворилась, и на пороге появился мужчина со всклокоченной седеющей шевелюрой, в широких, бесформенных штанах и черной шелковой блузе, усеянной пятнами краски. Насупив брови, он хмуро взглянул на гостя, и вдруг его большие карие глаза радостно вспыхнули.
      – Де Кок! – громко завопил он. – Что случилось, старина?
      Окинув взглядом безлюдную мокрую площадь за спиной инспектора, блестевшую при желтом свете фонарей, он отрывисто бросил:
      – Сегодня не та погода и не тот час, чтобы вылезать из дома без особой надобности…
      Де Кок скроил печальную физиономию.
      – Ничего не поделаешь… Так повелевает мне долг.
      – Господи, какой еще долг?
      – Долг служения правосудию.
      Петер Карстенс презрительно потянул носом.
      – У тебя, дружище, как видно, не все дома. – Он помолчал. – Когда такие вещи произносит обыкновенный обыватель, это еще не так страшно, но если подобные речи заводит полицейский чиновник, это опасно для жизни.
      Де Кок предпочел пропустить сие ядовитое замечание мимо ушей. Он знал, что этот человек находится в постоянном конфликте с обществом – необузданный бунтарь с тонкой, легко ранимой душой художника, которому всегда было тесно в общепринятых рамках.
      Инспектор смахнул капли дождя с полей шляпы.
      – Может, ты меня все-таки пустишь в дом? – с улыбкой спросил он.
      Художник шутливо поклонился и широким жестом пригласил гости войти. Шелковая блуза с широкими рукавами подчеркивала грациозность его движений.
      – О верный страж порядка, – торжественно произнес он, – прошу посетить мою скромную хижину.
      Де Кок, не обращая внимания на его шутовские интонации, переступил порог. Он миновал прихожую и очутился в просторной комнате с высоким потолком, освещенную лишь светом уличного фонаря, проникавшего в окно и отбрасывающего длинные тени на расставленные повсюду мольберты. Побеленные известью стены также были увешаны картинами.
      Петер Карстенс пошел впереди Де Кока. Он направился к винтовой лестнице, находившейся в глубине комнаты, и начал подниматься наверх.
      На втором этаже они прошли через узкий коридор и открыли дверь в небольшую уютную комнату с низким потолком. На грубом деревянном столе горели две свечи в высоких серебряных подсвечниках. Рядом стояла бутылка вина и несколько хрустальных бокалов. Два из них были наполнены.
      Де Кок с любопытством осмотрелся и встретился глазами с женщиной, которую уже видел здесь однажды, и снова, как и в первый раз, его поразило это прекрасное лицо.
      – Это Мария, – представил свою гостью Петер Карстенс. – Ты ее, наверное, помнишь, она была у меня в прошлый раз…
      Старый сыщик кивнул и улыбнулся.
      – И все так же божественно хороша!
      Мария медленно поднялась со своей скамьи, резким движением отбросила волосы с лица и, подойдя к инспектору, протянула ему нежную теплую руку.
      – Рада снова видеть вас, – сказала она и сделала несколько шагов, слегка покачивая бедрами. Она помогла инспектору снять мокрый плащ. – Я повешу его наверху, чтобы стекла вода. – Женщина с шутливым укором посмотрела на художника. – Петер обычно не обращает внимания на подобные вещи, он весь отдается вину, искусству и любви.
      – Именно в таком порядке?
      Мария рассмеялась и вышла из комнаты, унося его плащ.
      Петер Карстенс кивнул на бутылку.
      – Выпей с нами стаканчик.
      Де Кок шумно втянул в себя воздух.
      – Как всегда, бургундское? Художник кивнул.
      – Должен сказать, оно становится все дороже и дороже. Кажется, французские виноделы, всю жизнь выжимавшие из винограда вино, решили теперь выжимать из него золото.
      Он взял бутылку и медленно наполнил бокал.
      – Чему я обязан визитом столь высокого гостя? – спросил художник. – Ведь не станешь же ты уверять, что заглянул ко мне просто ради хорошей компании?
      Де Кок сделал еще глоток и постарался уклониться от прямого ответа.
      – Мне было приятно еще раз оценить твое гостеприимство.
      Художник покачал головой.
      – Так я и поверю, что ты, несмотря на ветер и дождь, отправился ко мне на Нордемаркт без особо важной причины. Да ты и сам сказал, что явился сюда по велению долга…
      Де Кок немного помедлил.
      – Ты прав. Я разыскиваю старинную книгу… книгу о явлении чуда.
      Петер Карстенс расхохотался.
      – Послушай, как там начинается… – И он торжественно продекламировал:
      « Здесь открываются Всевышнего деянья:
       Священная книга бытия
       И таинство потусторонней жизни...»
      Де Кок прервал его:
      – Очень похоже на стиль Йоста ван ден Вондела! – удивленно воскликнул он.
      Петер Карстенс довольно потирал руки. – Точно. Приблизительно в его время эта книга и была напечатана. Первоначальный текст написан на латыни. Несколько столетий хранили люди в памяти явление чуда: историю о том, как священную просвиру не тронул огонь. С тех пор каждый год в Амстердаме празднуют этот день. – Он ухмыльнулся. – Говорят, что для проституток на Валу это очень большой праздник: не один так другой мужичок непременно отстанет от процессии и свернет в сторону…
      – Ты молодец, – похвалил Де Кок художника, – отлично помнишь старый голландский текст, слово в слово.
      Петер Карстенс махнул рукой.
      – Да уж, – сказал он, – если б я этот дурацкий текст сегодня… – Он внезапно умолк. Краска медленно сошла с его лица. – Ты же знаешь, Де Кок, – сказал он, разом протрезвев, – каким способом я иногда зарабатываю себе на жизнь…
      Де Кок кивнул.
      – Да, знаю. Ты подделываешь и старых голландских мастеров, и французских импрессионистов, и фламандских миниатюристов. Если так дальше пойдет, ты полностью перейдешь на подделки. – Де Кок глубоко втянул в себя воздух и почесал мизинцем нос. – Как я понимаю, тебе ничего не стоило скопировать старинную книгу о явлении чуда.
      Петер Карстенс отодвинулся от Марии и поставил свой бокал на стол.
      – Но у тебя нет никаких доказательств… Де Кок покачал головой.
      – Да они мне и не нужны!
      Художник наклонился и приблизил к нему свое лицо.
      – В таком случае, что тебе от меня нужно? – спросил он, глядя прямо в глаза сыщику.
      – Что мне от тебя нужно? – Де Кок добродушно рассмеялся. – Хоть я и черствый полицейский чиновник, как ты изволил выразиться, мне совсем не хочется устраивать возню вокруг тебя. Я не собираюсь предъявлять тебе никаких обвинений, мне это совсем не нужно, просто я несколько дней занимаюсь одним запутанным делом, связанным с таинственным исчезновением четырех женщин. Исчезновение одной из них совпало с исчезновением одной очень ценной, старинной книги о явлении чуда. – Он потер затылок. – Зная тебя и еще одного человека, который держал в руках эту книгу, я сопоставляю все эти факты и хочу спросить, что тебе известно об этой книге?
      Петер Карстенс понимающе подмигнул.
      – Я действительно сделал парочку экземпляров, – признался он.
      – Парочку? – удивился Де Кок. Петер Карстенс кивнул.
      – А если быть уж совсем точным, я сделал три копии. – Он наклонился, пошарил под скамейкой, на которой сидел, и выложил на деревянный стол две пожелтевшие от времени старинные книги. – За книгами должны были прийти, чтобы забрать их у меня.
      – Кто?
      – Девочка Бертуса из Утрехта. Де Кок нахмурился.
      – Как ее зовут?
      – Аннетье Схеепстра.

      На следующее утро инспектор Де Кок, бодрый и гладковыбритый, вошел в полицейское управление. Крепкий ночной сон словно воскресил его, даже мучительная ломота в суставах почти прошла.
      Вечером он долго не мог уснуть. Эти четыре исчезнувшие женщины, каким-то непонятным образом связанные со старинной книгой, причем не с фальшивой, а с настоящей, не давали ему покоя, их образы, которые он пытался воссоздать в своем воображении, сменяли друг друга, точно цветные стеклышки в калейдоскопе.
      Утром он проснулся рано и немедленно отправился в полицейское управление. Проходя мимо дежурного, Де Кок радостно приветствовал его, но дежурный Мейндерт Пост, сосредоточенно изучавший регистрационную книгу, даже не взглянул на него, что впрочем нисколько не Задело инспектора.
      В большой комнате следователей Фледдер уже восседал за пишущей машинкой. Он явно не выспался и очень плохо выглядел: бледный, с темными кругами под глазами. Завидев инспектора, он изобразил вымученную улыбку.
      – Еще парочка таких дней и ночей, и я рухну!
      – Ты что, вчера очень поздно закончил работу? – озабоченно спросил Де Кок.
      Фледдер устало опустил голову.
      – Я вернулся в управление без четверти два. Ян Кустерс передал мне, что вы звонили, а потом отправились домой.
      Де Кок шумно вздохнул и при воспоминании о вчерашнем вечере не удержался от улыбки. «После нескольких стаканчиков бургундского, выпитых в обществе порочного художника и привлекательной молодой женщины… такому, как я, старичку хочется только одного: поскорее добраться до постели».
      Фледдер подозрительно покосился на него.
      – Где вы были вчера?
      Де Кок ткнул пальцем через правое плечо.
      – На Нордемаркт, у Петера Карстенса.
      – А… этот фальсификатор… Де Кок кивнул.
      – Нет, он все-таки художник, – поправил он своего молодого помощника. – Петер Карстенс художник. Он копиист и замечательный мастер по подделкам.
      – Что вам понадобилось у него?
      Старый сыщик с укоризной покачал головой.
      – Что может понадобиться следователю у художника-копииста? – ответил он вопросом на вопрос.
      Фледдер смутился.
      – Вы решили узнать у него кое-что о подделках? – предположил он.
      Де Кок уселся в свое кресло и положил локти на стол.
      – Я тебе уже как-то рассказывал… мне приходилось расследовать немало дел, в которых так или иначе был замешан Бертус из Утрехта. Я хорошо знаю его методу: как только Бертус приобретает старую картину или какую-нибудь другую ценную старинную вещь, он тут же заказывает копию… чтобы потом продать эту подделку как настоящую.
      У Фледдера расширились глаза.
      – Книга о явлении чуда… – прошептал он. По лицу Де Кока скользнула улыбка.
      – Ну наконец-то ты проснулся!
      Фледдер пропустил колкость мимо ушей, его бледное лицо порозовело.
      – Вы хотите сказать, Де Кок, что книга о явлении чуда каким-то образом попала в руки Петера Карстенса?
      – Вот именно, – подтвердил Де Кок. – И он сделал с нее три копии.
      – Целых три?! – изумился Фледдер.
      – Да, – спокойно проговорил инспектор. – В мастерской художника ее ждали еще две подделки.
      – Кого «ее»?
      – Аннетье Схеепстра.
      Фледдер прямо оцепенел на месте. Наконец он медленно поднялся из-за пишущей машинки, схватил стул и, повернув его задом наперед, уселся перед Де Коком.
      – Я… я, кажется, понял, – запинаясь произнес он. – Бертус из Утрехта каким-то образом был связан с Петером Карстенсом?
      – Я исходил из этого предположения и очень удивился, когда Петер Карстенс рассказал, что подделки ему заказывала Аннетье Схеепстра, он называет ее «девочкой Бертуса из Утрехта». Аннетье позвонила ему, они договорились о цене, после чего она сама принесла Петеру Карстенсу книгу и заказала ему две копии. Когда работа была закончена, она забрала у художника оригинал и одну копию, а вторую оставила как образец для третьей.
      Молодой следователь внимательно слушал.
      – И сейчас у художника остался этот образец, – подхватил он рассказ инспектора, – третью копию Аннетье тоже не забрала…
      – Именно так…
      – И никто больше за ними не пришел… ну, например, Бертус из Утрехта!
      – Совершенно верно. Оба экземпляра остались у Петера.
      – Вы видели их?
      Де Кок нервно побарабанил пальцами по столу.
      – Он выложил их передо мной.
      – И вы не конфисковали у него эти книги?
      – Нет, конечно.
      – Почему?
      Старый следователь со вздохом пояснил:
      – Подделка или копирование произведения искусства или предмета старины не являются наказуемыми, если их не предлагают на выставку или не продают как оригиналы. А этого Петер Карстенс не делал.
      Однако молодой следователь был настроен не столь миролюбиво.
      – И все же, Де Кок, эти фальшивые книги – очень важное вещественное доказательство!
      – Петер Карстенс сохранит их, он обещал мне. Если кто-нибудь проявит к ним интерес, он сразу сообщит мне.
      – Неужели вы доверяете этому типу, Де Кок?
      – Полностью.
      Молодой человек с сомнением покачал головой.
      – На вашем месте я бы забрал их с собой.
      Де Кок пропустил его слова мимо ушей и снова сел на свое место.
      – Выяснилось еще одно любопытное обстоятельство…
      – Что такое?
      – Эта книга о явлении чуда… я имею в виду оригинал… оказывается, не стоит миллиона. Ей красная цена – полмиллиона, да и эту цену способен заплатить какой-нибудь ненормальный нувориш, который ничего не смыслит в антиквариате.
      – Кто вам это сказал?
      – Петер Карстенс… он ведь профессиональный художник и понимает в этом деле лучше нас.
      – И это означает?..
      Седой следователь, ничего не ответив, встал и направился к вешалке. Фледдер последовал за ним.
      – Куда мы сейчас?
      – В Пюрмеренд.
      – Опять?! – взвился Фледдер.
      – Да.
      – Что вы намереваетесь там делать?
      Де Кок остановился, добродушное выражение мигом исчезло с его лица, он стиснул зубы.
      – Надо узнать у Пауля ван Фолдропа, почему он решил, что Бертус из Утрехта готов выложить миллион за эту книгу.
      Полицейский «фольксваген» неторопливо катил через туннель под руслом реки Ей.
      – Мы так и будем в связи с этим делом без конца таскаться в Пюрмеренд? – насмешливо ухмыльнулся Фледдер. – Может, нам проще получить в отделе снабжения туристский прицеп и расположиться там на несколько ночей?
      Де Кок рассмеялся.
      – Не исключено, что мы едем туда в последний раз. Особенно если доктор Ван Акен вдруг возвратился из отпуска раньше срока.
      – Этот доктор еще интересует вас?
      – Да, некоторое время нам нужно держать его в поле зрения. – И инспектор перешел к другой теме. – Как твои вчерашние успехи? Я понял, что тебе пришлось хорошо помотаться по городу…
      Фледдер вздохнул.
      – Да. Наши друзья из управления на Лодевейк ван Досселетраат поработали неважно. Спешили и допустили массу небрежностей: и имена записали неточно, и адреса перепутали. Мне стоило немалого труда выяснить все эти вещи.
      – Ну и как результаты?
      Фледдер достал из внутреннего кармана записную книжку и молча протянул ее Де Коку, но тот, даже не раскрыв, вернул ее обратно.
      – Лучше расскажи все сам, не стану я разбирать твои каракули.
      Фледдер сунул книжку в карман.
      – Об исчезновении Марии-Антуанетты ван хет Вауд, – начал он, – в полицию сообщил ее друг Карел Бенсдорф, с которым она живет около двух лет. Об исчезновении Шарлотты Акерслоот заявил ее отец.
      – И обеих этих женщин домашний врач направил в больницу Южного Креста?
      Фледдер отрицательно помотал головой.
      – Нет, на этот раз дело обошлось без всякого направления. Этим женщинам позвонили по телефону, просто позвонили и попросили приехать в больницу Южного Креста для анализа крови.
      – А дальше?
      – Обе они не вернулись…
      – Так же, как Розалинду ван Эвертсоорд и Аннетье Схеепстра, кто-то подвез их в больницу?
      – Нет. Карел Бенсдорф был в этот день очень занят на работе, а отцу Шарлотты не на кого было оставить свое кафе. Насколько мне известно, обе женщины добрались до больницы на трамвае. Им сказали, что этот анализ займет не более получаса.
      – Кто позвонил им: мужчина или женщина?
      – Не знаю, – ответил Фледдер. – Честно говоря, я не спросил об этом.
      Де Кок помолчал, задумчиво покусывая нижнюю губу.
      – А в связи с чем потребовался этот анализ крови?
      – Дело в том, – пояснил Фледдер, – что обе молодые женщины несколько лет занимались спортом, причем так называемым большим спортом, поэтому направление в больницу не вызвало ни у одной из них подозрения, ну, как рентген легких или электрокардиограмма во время очередной диспансеризации.
      – Карел Бенсдорф и отец Шарлотты обращались с запросом в больницу?
      Фледдер отвел взгляд.
      – Да, – нехотя пробормотал он, – и им ответили, что такие пациентки в больницу не обращались и никто их туда не приглашал.
      – Этого следовало ожидать, – спокойно констатировал Де Кок.
      – А я этим больничным крысам не верю! – Фледдер с ожесточением хлопнул ладонями по баранке…
      Де Кок предостерегающе поднял руку.
      – Ты имеешь в виду все эти совпадения? – спросил он.
      Фледдер начал понемногу успокаиваться.
      – Да… И больше, пожалуй, ничего…
      – Обе женщины плохо себя чувствовали?
      – В общем, да… Жаловались на странное утомление, немного покашливали…
      Де Кок повернулся к нему.
      – А как лицо? Я имею в виду кожу на лице. Она изменилась? Была неестественно натянута?
      Молодой следователь молча смотрел перед собой, краска медленно сошла с его лица, он побелел.
      – Отец Шарлотты Акерслоот, – тихо сказал он, – ничего не заметил, а Карел Бенсдорф сказал, что лицо его подруги в последние дни приобрело какое-то странное, отсутствующее выражение.
      Де Кок полузакрыл глаза.
      – Снова маска смерти…
      Фледдер въехал на стоянку, и как всегда выбрал для своей машины самый дальний и укромный угол, со всех сторон закрытый пышно разросшимся кустарником. Они вышли из машины и медленно зашагали к дому, на котором красовалась надпись «Пюрмер». Фледдер задрал голову и указал Де Коку на веселые, выступающие вперед балкончики.
      – Мы могли бы и в прошлый раз навестить Пауля ван Флодропа, сэкономили бы одну поездку.
      – Но тогда еще не было второго разговора с Бертусом из Утрехта, – возразил ему Де Кок, – и мы еще не знали, что Пауль ван Флодроп потребовал миллион за эту книжку, хотя она не стоит и пятидесяти тысяч.
      – Откуда Паулю ван Флодропу, типичному спортсмену, который заботится только о своем теле, знать, сколько может стоить старинная вещь? Должно быть, он сам оценил эту книгу в миллион гульденов.
      – Нет, не сходится, – Де Кок покачал головой. – Когда Аннетье Схеепстра принесла художнику книгу о явлении чуда, он сказал ей, что она может рассчитывать не больше, чем на пятьдесят тысяч. По– моему, Аннетье Схеепстра и Пауль ван Флодроп – два сапога пара, как бы мы ни толковали эту пословицу.
      Фледдер не двинулся с места.
      – Я все меньше что-либо понимаю в этой запутанной истории. Какую книгу получил Бертус из рук Аннетье Схеепстра? Вряд ли ей удалось всучить старому сутенеру подделку.
      Де Кок радостно потирал руки.
      – Отличный ход мысли! – похвалил он своего помощника. – Бертус из Утрехта знает толк в старине, я сам в этом убедился. Очевидно, Аннетье Схеепстра заказала сначала две копии, а потом отправилась к Бертусу с оригиналом и попросила его найти на книгу покупателя.
      Фледдер решительно зашагал к дому.
      – Итак, если подвести итоги – задумчиво произнес он, – можно заключить, что Аннетье Схеепстра исчезла вместе с оригиналом книги, завещанной ее дядюшкой, и с одной из копий.
      Де Кок кивнул.
      – Совершенно верно. Думаю, что Пауль ван Флодроп узнал от Аннетье о Петере Карстенсе и его подделках, знал он и об истинной цене этой вещи. Поэтому мне особенно интересно, почему он после всего этого требует от Бертуса миллион за книгу.
      Молодой следователь поджал губы.
      – Может быть, – произнес он с металлом в голосе, – Пауль ван Флодроп знает о таинственном исчезновении Аннетье Схеепстра значительно больше, чем рассказал нам…
      Де Кок с улыбкой наблюдал за своим молодым помощником.
      – Давно не слышал от тебя таких мудрых речей! Фледдер смущенно умолк.
      Они вошли в вестибюль, и Де Кок сразу же направился к металлической табличке с черными кнопками и фамилиями жильцов. Найдя кнопку против надписи «П. ван Флодроп», он нажал на нее. Никакого ответа.
      Пожилая седая дама спустилась по лестнице и направилась к выходу. Инспектор, вежливо приподняв шляпу, помог ей открыть тяжелую двойную стеклянную дверь, после чего они с Фледдером подошли к лифту.
      – Вы знаете, на какой нам нужно этаж?
      – На восьмой, – ответил Де Кок. – Он живет как раз под квартирой Розалинды ван Эвертсоорд.
      – Интересно, поселился ли в ее квартире кто-нибудь?
      Старый следователь пожал плечами.
      – Потом узнаем у консьержа. Может быть, за это время появились какие-то новые сведения об этом переезде.
      – О'кей, шеф, – покорно согласился Фледдер.
      Де Кок не отреагировал на «шефа» и вошел в лифт. Молодой помощник последовал за ним. После короткого подъема они вышли из лифта и прошагали по ковру к двери Пауля ван Флодропа.
      Инспектор дал несколько настойчивых звонков. Они подождали минуты две – никто не отвечал. Де Кок нащупал в кармане приспособление, которое когда-то презентовал ему бывший его подопечный, взломщик по прозвищу Ловкий Хенки. Это был медный стержень с вставными стальными бородками от ключей.
      – Мы же не можем без разрешения на обыск вломиться в квартиру! – запротестовал Фледдер. – Это нарушение закона! Как бы нам не влипнуть в неприятную историю, как уже было однажды.
      Де Кок, не обращая на его слова внимания, продолжал подбирать ключи к замку. Наконец он нашел, кажется, нужную бородку, вставил свой «ключ» в скважину и повернул его. Раздался щелчок. Инспектор нажал на дверь, и она поддалась. В квартире громко играла музыка. Де Кок осторожно, на цыпочках, прокрался через прихожую и приблизился к двери гостиной. Она была приоткрыта. Носком ботинка он распахнул дверь и, оцепенев от ужаса, застыл на пороге.
      Рядом с низким креслом ничком лежал коренастый мужчина с короткой шеей. С левого плеча у него свешивался конец красного галстука. Де Кок подошел поближе и опустился на колени рядом с лежавшим. Галстук был затянут на шее так, что глубоко врезался в кожу. Инспектор перевернул тело и, заглянув во вздувшееся лицо, сразу узнал Пауля ван Флодропа.
      Фледдер шумно дышал ему в затылок.
      – Мертв?
      – Да. Задушен!

      Де Кок внимательно рассматривал неузнаваемо изменившееся лицо мертвеца. За долгие годы работы следователем криминальной полиции ему доводилось видеть немало трупов людей, убитых таким способом. Он медленно поднялся, и тут же дала о себе знать застарелая боль в коленках. Седой сыщик перешагнул через тело Флодропа и обошел гостиную, внимательно рассматривая каждую мелочь. За долгие годы у него выработалась почти фотографическая память и профессиональное чутье, которое помогало обнаружить малейшее нарушение или несоответствие привычной обстановки.
      Как все люди романтичного склада, он не любил такого контрастного и холодного сочетания цветов в интерьере: только черное и белое. Странно, что Пауль ван Флодроп, который сам одевался очень ярко, выбрал такую мрачную цветовую гамму для своей гостиной.
      Инспектор наклонился над телом убитого.
      – Тебе не бросилось в глаза ничего необычного? – спросил он своего помощника.
      – Вы имеете в виду концы галстука?
      – Да.
      – Я действительно обратил внимание, что концы галстука лежали у него на спине.
      – А это значит?..
      – … что убийца находится сзади.
      – Совершенно верно, – кивнул Де Кок. – Тот, кто задушил Пауля ван Флодропа, подошел к нему сзади…
      – … и задушил его собственным его галстуком… Де Кок покачал головой.
      – Не думаю. Пауль ван Флодроп был не из тех мужчин, которые носят обычные галстуки. Загляни-ка на всякий случай в его шкаф.
      Молодой следователь вышел из комнаты.
      Де Кок еще раз прошелся по гостиной, стараясь представить себе ситуацию перед тем, как совершилось это убийство. На входной двери не было никаких следов взлома или попытки каким-либо иным способом открыть дверь. Очевидно, Пауль ван Флодроп сам впустил в квартиру убийцу. Внутри также не было никаких признаков борьбы. Все говорило о том, что Пауль ван Флодроп не опасался своего посетителя, не испытывал перед ним страха и потому спокойно повернулся к нему спиной. «Это спокойствие и подвело его! – подумал Де Кок. Он прикусил губу. – Откуда у убийцы появился этот галстук? Он взял его с собой специально для этой цели или снял его с себя?»
      Вернулся Фледдер.
      – Я не нашел у него ни одного галстука. Обнаружил тот самый дурацкий пиджак в клетку, в котором он появился тогда на Вармусстраат. – Молодой следователь немного помолчал. – Мне все это кажется очень странным. Этот Пауль ван Флодроп был спортсменом, атлетически сложенным боксером… Я хочу сказать: убийца должен был обладать незаурядной физической силой, иначе ему с ним не удалось бы справиться. На лице Де Кока мелькнула улыбка.
      – Ну что ж, логически безупречный вывод, – сказал он таким тоном, что трудно было понять, что за этим скрывается: ирония или одобрение.
      Фледдер вопросительно взглянул на него.
      – Что же нам теперь делать?
      – Что ты имеешь в виду? Молодой следователь усмехнулся.
      – Мы же не можем сами начать расследование… Де Кок потер пальцем нос.
      – Нет, конечно, – лукаво улыбнулся он, – это вне нашей компетенции. Мы должны сообщить обо всем в местную полицию.
      – А как мы объясним следователям из Пюрмеренда свое появление в этой квартире? Не будем же мы признаваться, что проникли сюда с помощью отмычки, подаренной вам Ловким Хенки!
      Де Кок весело рассмеялся.
      – Сейчас мы захлопнем за собой входную дверь, спустимся вниз и с озабоченным видом обратимся к консьержу.
      – А дальше что? Де Кок хихикнул.
      – Мы вежливо объясним ему, что хотели бы посетить Пауля ван Флодропа, но хозяин квартиры не отвечает на звонки, хотя по нашему убеждению, он у себя дома, мы слышали музыку за дверью. Затем мы поинтересуемся, нет ли у консьержа запасного ключа от этой квартиры и попросим его на всякий случай позвонить в полицию Пюрмеренда. – Он скроил плутовскую физиономию. – А дальше нам придется изобразить изумление, когда наши коллеги из местной полиции войдут в квартиру и обнаружат труп.
      – Знаете какой вопрос давно не дает мне покоя? – с невозмутимым видом произнес Фледдер.
      – Какой?
      – Почему вас до сих пор ни разу не увольняли с работы.
      Они выехали из Пюрмеренда. Фледдер всю дорогу безмолвствовал, погрузившись в какие-то размышления, глубокая морщина прорезала его лоб. Низко опустившись на сиденье, Де Кок с непроницаемым лицом молча восседал рядом. Судя по всему, думал инспектор, дело принимает серьезный оборот. До сих пор они не сталкивались с убийством, речь шла лишь о странном исчезновении четырех женщин. До тех пор, пока не был убит этот боксер…
      Инспектор спрашивал себя, какие последствия повлечет за собой этот новый поворот событий… как связано убийство молодого человека с их расследованием? Играли ли какую-то роль в этом убийстве все четыре женщины или это касалось только Аннетье…
      – Ты попросил их сохранить для нас галстук? Фледдер кивнул.
      – Следователи из Пюрмеренда пообещали положить его в пластиковый пакет и сохранить для нас. Вы сможете получить его после вскрытия. Патологоанатому нужно убедиться, что именно этот галстук убийца использовал для удушения жертвы.
      – Мне не к спеху! – коротко бросил Де Кок. – Но этот галстук может нам пригодиться.
      – Что вы хотите этим сказать? – Фледдер с недоумением покосился на инспектора.
      Де Кок почесал в затылке.
      – Однажды у меня уже было дело об удушении с помощью галстука. – Он тихо засмеялся. – Не следует забывать, что трюки иногда повторяются.
      Фледдер сдвинул брови.
      – Что-то я не припомню в нашей практике такого случая.
      – Это был до того, как мы начали вместе работать.
      – И было это, – нараспев произнес Фледдер, – давным-давно.
      Де Кок шутливо отмахнулся от него.
      – Что ты еще выведал у хозяина «Пюрмера»?
      – Квартира Розалинды ван Эвертсоорд еще свободна. Занять ее желающих пока не нашлось, но, конечно, долго она пустой не останется. Если за нее в следующем месяце никто не внесет плату, хозяин сдаст квартиру.
      – Полиция Пюрмеренда действует очень грамотно, видно, они там настоящие профессионалы.
      Молодой следователь недовольно проворчал:
      – Вы могли бы сообщить им то, что нам удалось выяснить в больнице Южного Креста, хотя это и не имеет прямого отношения к убийству боксера. Де Кок покачал головой.
      – Пока рано.
      – Почему?
      Старый следователь полузакрыл глаза.
      – Нам это ничего не даст, а в больнице может снова начаться переполох…
      Фледдер уловил металлические нотки в его голосе.
      – Прошу прощения, – сказал он, – я потому так подумал, что…
      Но Де Кок не дал ему договорить.
      – Я долго думал над твоим замечанием…
      – Каким?
      – Ты сказал, что убийца должен был обладать недюжинной физической силой.
      Фледдер внимательно посмотрел на инспектора, и взгляд его просветлел. Он осторожно потрогал ссадину под левым глазом.
      – Вы думаете, Рихард Недервауд…
      Фледдер припарковался, как всегда, позади полицейского управления, и Де Кок, болезненно покряхтывая, вылез из «фольксвагена». Пока его молодой помощник закрывал машину, инспектор медленно, с трудом переставляя ноги, побрел к зданию управления.
      Фледдер вскоре нагнал его.
      – Вы заметили?
      – Что именно?
      – Бейтендам следил за нами из окна своего кабинета. Он не мог нас не видеть.
      Де Кок ухмыльнулся.
      – Значит, нам ничего другого не остается, кроме как сбежать отсюда поскорее. Пошли в кабачок к Тощему Лоутье.
      Озорно пересмеиваясь, точно сбежавшие с урока школьники, они направились через Ланге Низел к Форбургвалу, а оттуда – на Аудекенигсвег. В квартале «красных фонарей» в этот вечер было полно народа, повсюду звучала чужая гортанная речь, по-видимому, у проституток будет сегодня хороший улов.
      – В городе полно иностранных моряков! – с досадой заметил Фледдер.
      Де Кок вяло кивнул.
      – Ну, конечно, завтра же начинается «Сейл Амстердам»! – мрачно буркнул он. – Хотел я на этот раз там побывать, да только не вижу конца нашего расследования.
      – Мне очень жаль бедных участников парусной регаты, которые не увидят вас среди болельщиков! – воскликнул Фледдер с наигранным злорадством, на что Де Кок совершенно не реагировал.
      Они вошли в кафе Тощего Лоутье и, пробравшись между столиками, уселись на высокие табуреты перед стойкой бара.
      Тощий Лоутье вытер руки о свой видавший виды жилет и заулыбался. При виде дорогих гостей его мышиная мордочка просияла.
      – Выкроили все-таки пару минут для старины Лоутье! – приветствовал он инспектора с его помощником.
      Де Кок обвел рукой почти пустой зал. – Как тихо у тебя сегодня… А где же публика, которая пожаловала на «Сейл Амстердам»? Лоутье брезгливо поморщился.
      – А мне не по вкусу любители подобных празднеств. Я предпочитаю случайным посетителям своих постоянных клиентов!
      – Таких, как мы, например. Тощий хозяин кафе хитро подмигнул.
      – Все как всегда? – спросил он Де Кока и, не дожидаясь ответа, нырнул под стойку бара. Лоутье выставил на стойку бутылку «Наполеона», которую традиционно приберег для старого приятеля. Точными привычными движениями он взял с полки три круглых бокала и наполнил их. Затем плавно покачал свой бокал, поднял его и чокнулся с приятелями.
      – За всех детей жаждущих промочить глотку отцов.
      Этот тост вызвал улыбку у седого сыщика. Он тоже покачал свой бокал на ладони, затем осторожно пригубил его. От тепла, которое прошло по всему телу, казалось, даже боль в ногах прошла. Инспектор поставил бокал на стойку и наклонился к Лоутье.
      – Знаешь Блондиночку Минтье?
      Хозяин кафе внимательно посмотрел на него.
      – Ту, что работает на Бертуса из Утрехта? Де Кок кивнул.
      – Мне надо бы поговорить с ней в спокойной обстановке, так, чтобы никто не знал, понимаешь? Если я сам подойду к ней, об этом сразу же начнут болтать. Тощий Лоутье обеими руками потер лицо.
      – Ты хочешь, чтобы она пришла к тебе в полицейское управление?
      Де Кок, отвернув рукав пиджака, бросил взгляд на часы.
      – Да. Скажем, через час… – Он ухмыльнулся. – Как раз в это время наш комиссар отправится домой.
      Лоутье рассмеялся.
      – Он что же, не должен об этом знать?
      – Так мы договорились? – не отвечая ему, настаивал на своем Де Кок.
      Владелец кафе кивнул с серьезным видом.
      – Я ее пришлю к вам, – сказал он. – Через час она будет в полицейском управлении. – Он помолчал и, не сводя глаз со старого сыщика, добавил: – Блондиночка Минтье дружила с той самой Аннетье, которая пропала. Они много времени проводили вместе.
      Инспектор отпил еще глоток.
      – Я вижу, ты в курсе дела, Лоутье, – усмехнулся он.
      – А ты все еще занимаешься этим расследованием? – спросил хозяин кафе.
      – Да.
      – Ну и как?
      – Дело продвигается довольно медленно. Тощий Лоутье указал глазами на окно.
      – Ее парень здесь, на Валу, учинил грандиозный скандал.
      – Боксер?
      – Да.
      – Где именно это случилось?
      – Он остановился перед дверью дома, где жил Бертус из Утрехта, и стал орать, что Бертус все знает, да только рот держит на замке…
      – Знает о чем? Об исчезновении Аннетье Схеепстра?
      – Наверное…
      – И что же было дальше?
      – Бертус выскочил с пистолетом в руке, грозился убить парня, если тот не уберется. Ну и боксер, конечно, смылся…
      Де Кок внимательно следил за каждым словом Тощего Лоутье, за выражением его глаз, за всеми его движениями.
      – Этот парень мертв! – сказал он.
      Лаутье опустил бокал на стойку, рука его заметно дрожала.
      – Как мертв? – почти беззвучно спросил он.
      – Задушен в своей квартире.

      Де Кок почувствовал, как от усталости снова невыносимо заныли ноги. Боль растекалась от пальцев к лодыжкам, казалось, миллионы злобных чертенят миллионами крошечных иголочек терзают его мышцы. Эта боль угнетающе действовала на него. Инспектор хорошо знал, что она означает: всякий раз, когда расследование заходило в тупик, и ему казалось, что он все дальше уходит от результата, эта боль давала о себе знать.
      Болезненно морщась, Де Кок поднял ноги и осторожно положил их на низенький столик. Фледдер озабоченно посмотрел на него.
      – Опять?
      Де Кок не ответил. Он подтянул брюки до колен и ущипнул каждую икру в нескольких местах – иногда это помогало.
      – Мне показалась странной реакция Тощего Лоутье, – сказал он задумчиво. – Хотя он не произнес ни слова, у меня было такое чувство, что он знает, кто убил Пауля ван Флодропа.
      – Ну это совсем несложно установить, – пренебрежительно выпятил нижнюю губу Фледдер. – Вывод сам собой напрашивается.
      Инспектор поднял на него глаза.
      – Так ты, оказывается, твердо знаешь, кто помог Паулю ван Флодропу перебраться в мир иной! – ехидно заметил он.
      Молодой следователь пожал плечами.
      – Я не сомневаюсь, что это дело рук Бертуса из Утрехта! – Опершись на локти, он наклонился вперед и нацелил указательный палец на инспектора. – Все очень просто: Пауль ван Флодроп угрожал Бертусу… устроил скандал… обвинил его в смерти Аннетье Схеепстра, а еще раньше потребовал у него миллион гульденов. – Он ухмыльнулся. – Мне представляется, у нас вполне достаточно оснований подозревать в убийстве Бертуса из Утрехта.
      – Послушать тебя – так все на удивление просто и ясно! – рассвирепел Де Кок. – А я не верю в эти публичные заявления! Я еще не встречал убийцу, который действовал бы настолько откровенно. – Если не очень долго думать, убийца Бертус и в самом деле перед нами как на ладони. Но что лежит в основе такого заключения! – На его широком лице мелькнула насмешливая улыбка. – Факты, о которых он сам сообщил в полицейское управление… Вспомни, как он заявился к нам и сказал, что Пауль ван Флодроп угрожает ему… что он обвиняет его в убийстве… а еще раньше требовал у него миллион. Бертус из Утрехта словно решил предупредить нас, что если Пауля ван Флодропа найдут убитым, то именно у него, Бертуса из Утрехта, есть для этого все основания. Нет, тут что-то не так. Мне не верится, что Пауля ван Флодропа убил этот сутенер.
      Фледдер улыбнулся, но глаза его при этом оставались серьезными.
      – Если я правильно вас понял, – задумчиво сказал он, – получается, что Бертус из Утрехта нарочно привлекает к себе наше внимание…
      – Да, такой вывод напрашивается, – осторожно продолжал свои рассуждения Де Кок. – Но тут просматриваются еще два любопытных момента…
      – А именно?
      Де Кок приложил указательный палец к носу.
      – Заметь, Бертус постарался привлечь к себе внимание до убийства, а это значит…
      У Фледдера расширились глаза.
      – …что Бертус из Утрехта, – подхватил он, – в тот момент уже знал, что Пауль ван Флодроп вскоре будет убит, и тогда возникает вопрос…
      В дверь тихо постучали.
      – Войдите! – недовольно крикнул Фледдер. Дверь медленно отворилась, и на пороге появилась белокурая женщина. Поверх облегающего черного джемпера с весьма откровенным вырезом и короткой юбочки из красной кожи она накинула широкий бежевый плащ явно с чужого плеча – видно, одолжила его, когда ей пришлось покинуть свое привычное место перед широким окном.
      Де Кок сразу понял, кто перед ним, хотя лично не был знаком с женщиной. Широко улыбаясь, он встал ей навстречу.
      – Здравствуй, Минтье! – дружелюбно приветствовал он посетительницу. – Я рад, что ты пришла.
      – Меня прислал Тощий Лоутье, – сказала она. Де Кок предложил Минтье стул и внимательно посмотрел в ее покрасневшие глаза.
      – Ты никак плакала? – сочувственно спросил он. Женщина вынула из рукава носовой платок.
      – Лоутье мне все рассказал. – Она всхлипнула. – Они убили Пауля-Модника.
      Де Кок сел напротив нее.
      – Вы его так называли? Пауль-Модник? Белокурая Минтье кивнула.
      – Да. Он всегда одевался по последней моде. Впрочем, он был славный парень, я любила его, и Аннетье была от него без ума. Однажды даже сказала: «Если б я познакомилась с Паулем двумя годами раньше, я никогда не стала бы вести такую жизнь».
      – Весьма лестный комплимент для Пауля, – заметил Де Кок.
      – Да уж… У него были серьезные намерения в отношении Аннетье. Они собирались пожениться.
      – А Бертус из Утрехта знал об этом? Минтье пожала плечами.
      – Думаю, что да.
      Де Кок наклонился к ней.
      – Это ты отправила однажды вечером Пауля в полицейское управление и посоветовала обратиться ко мне?
      – Да.
      – Зачем?
      Минтье глубоко вздохнула.
      – Когда Аннетье исчезла, а в больнице Южного Креста ему сказали, что ее там никогда и не было, Пауль решил, что ее убил Бертус из Утрехта. Понимаете… он хотел добиться от него признания.
      – Каким образом?
      – Решил, что надо так отколошматить парня, чтобы он сам рассказал обо всем.
      Де Кок улыбнулся.
      – Ну этот метод, – заметил он, – нам запрещено применять.
      Но белокурая Минтье, словно не замечая его улыбки, нервно теребила край своего джемпера.
      – Я не хотела, чтобы у Пауля были неприятности, и сказала: «Пойди-ка лучше на Вармусстраат, к следователю Де Коку, он знает, что делать в таких случаях».
      – И он послушал тебя? Минтье покачала головой.
      – Нет. Он ни за что не хотел иметь дело с полицией. Мне пришлось долго его уговаривать, но в конце концов он все-таки отправился к вам, и я была этому очень рада. Паулю лучше бы не связываться с Бертусом из Утрехта…
      – Почему?
      – Он все равно ничего от него не добился бы. Тем более, с помощью кулаков. Этот Бертус из Утрехта очень хитрый и изворотливый тип, уж вы поверьте мне. – Она замолчала, и глаза ее наполнились слезами. – Вот видите, чем это кончилось… Пауля убили!
      Де Кок наклонил голову к плечу.
      – И ты считаешь, что в этом замешан Бертус?
      – Конечно, замешан! – рассердилась Минтье и ткнула пальцем в сторону инспектора. – Вы просто наивный ребенок, если думаете, что сможете прищемить хвост этому Бертусу.
      Де Кок внимательно наблюдал за ней. Откровенность молодой проститутки сбивала с толку.
      – А почему Пауль решил, что Бертус из Утрехта убил Аннетье?
      Минтье поджала губы.
      – Потому что Аннетье слишком много про него знала.
      Де Кок прищурил глаза. – Что именно?
      Лицо Минтье покрылось пятнами, которые не мог скрыть даже густой слой косметики.
      – Она много знала… от самого Бертуса…
      – Каким образом, – спросил инспектор, осторожно подбирая слова, – Аннетье могла многое узнать от Бертуса из Утрехта, ведь этот человек привык сам справляться со своими делами, такие субъекты обычно избегают лишних ушей и глаз.
      Минтье спустила плащ со своих округлых плеч.
      – Должно быть, так и было раньше, но в последнее время он стал все чаще перепоручать свои дела Аннетье, и она со всем справлялась. Чуть свет, она уже на ногах, и до самого вечера носится по его делам.
      – По каким делам?
      Женщина недовольно нахмурилась, а потом подняла на следователя умоляющие карие глаза.
      – Вы же не хотите завтра найти меня мертвой? Де Кок потер ладонями лицо, желая выиграть время. Он понимал, что ему будет очень трудно вытянуть из этой девицы хоть что-нибудь про темные делишки старого сутенера.
      – Аннетье была твоей подружкой? – почти ласково спросил он.
      – Можно так сказать…
      – Она тебе доверяла? – Не во всем.
      Де Кок пощипал нижнюю губу.
      – Почему так случилось… почему Бертус в последнее время стал поручать Аннетье вести его дела?
      – Я думаю, он был болен, – неуверенно произнесла Минтье.
      – Болен? – удивился Де Кок. Она кивнула.
      – Правда, по нему этого совсем не видно, он выглядит вполне здоровым, но мне кажется, с некоторых пор он боится выйти на улицу, перестал ездить на машине, за полгода ни разу не выводил ее из гаража, а если ему надо поехать куда-нибудь, он вызывает такси.
      – Аннетье что-нибудь говорила тебе об этом?
      – О его болезни?
      – Да.
      Белокурая Минтье замотала головой.
      – Нет. Это всего лишь мои собственные предположения. Я заметила, что в последнее время Бертус почти перестал появляться на людях, и мне показалось это странным.
      Де Кок поднялся со своего места. Нет смысла пытаться заставить ее говорить о вещах, о которых она не хочет рассказывать. Он дружески положил руку на ее круглое плечо.
      – Возвращайся назад, – тихо сказал он, – тебя там, наверное, заждались.
      Минтье улыбнулась.
      – Я сказала, что должна съесть гамбургер, если не хочу упасть в обморок.
      Седой сыщик накинул ей на плечи плащ.
      – Если появится что-то, чем тебе захочется со мной поделиться, зайди ко мне в управление или позвони.
      Она кивнула и торопливо засеменила к двери на своих высоких каблучках. Де Кок проводил ее взглядом, и вдруг за его спиной зазвонил на столе телефон. Фледдер снял трубку. Инспектор обернулся и увидел, как побледнело лицо его молодого помощника.
      – Кто? – коротко спросил он. Фледдер положил трубку.
      – Дежурный бригадир.
      – Что там стряслось?
      – Рихард Недервауд… захватил в заложницы какую-то женщину.

      – Какую женщину? Фледдер смешался.
      – Дежурный не сказал. Наверное, он и сам не знает. Он направил нескольких полицейских на Аудекерксплейн. Кажется, Рихард Недервауд подскочил к молодой женщине на площади Дам, возле Национального музея, приставил к ее горлу нож и пройдя таким образом через Беюрсплейн, Беюрсстраат и Патернорстерстейг, приблизился вместе с заложницей к башне Старой церкви.
      Де Кок посмотрел на своего молодого коллегу, все еще ничего не понимая.
      – К башне Старой церкви? Фледдер кивнул.
      – В такое время башня обычно закрыта, но именно в этот день ее открыли для группы экскурсантов. Когда Рихард Недервауд втолкнул женщину в помещение башни, там уже никого не было.
      Де Кок по-прежнему ничего не понимал. – От-куда, – спросил он, заикаясь, – поступило это сообщение?
      – Вероятно, кто-то из прохожих видел, как Недервауд схватил женщину, и пошел за ними.
      Де Кок с сомнением покачал головой.
      – Но откуда этому прохожему стало известно, что человека, взявшего женщину в заложницы, зовут Рихардом Недерваудом?
      – Возможно, Рихард назвался сам…
      – Назвался сам?
      – Ну да!
      Де Кок подошел к вешалке, схватил свою шляпу и махнул рукой Фледдеру.
      – Пошли скорей! – прорычал он. – Надо предотвратить беду!
      Они бросились вниз по лестнице, перескакивая через три ступеньки. В вестибюле Де Кок на бегу бросил Яну Кустерсу:
      – Есть какие-нибудь новости? Дежурный бригадир скороговоркой доложил:
      – Этот парень и женщина находятся на верхней площадке башни, у первого зубца. Он грозится столкнуть ее вниз, если кто-нибудь попытается подняться в башню.
      Де Кок испуганно взглянул на него.
      – Надеюсь, полицейские этого не сделали?
      – Нет.
      – Чего же он хочет?
      – Откуда я знаю. – Ян Кустерс пожал плечами.
      – У тебя есть мегафон? – спросил Де Кок. Дежурный повернулся к шкафу и извлек оттуда звукоусилитель на батарейках.
      – Возьми, только обращайся с ним очень осторожно, это собственность муниципалитета.
      Де Кок одарил его уничтожающим взглядом и с мегафоном в руке в сопровождении Фледдера вышел из управления. Они направились по Вармусстраат.
      На Аудекерксплейн уже собралась толпа. На лицах было написано напряженное ожидание. Зеваки, запрокинув головы, глядели вверх – на зубчатый край верхней площадки. Молодой полицейский, первым заметивший инспектора, подошел к нему.
      – Экскурсовод, – пояснил он, – намеревался показать башню группе немецких туристов, прибывших на «Сейл Амстердам». – Он указал рукой наверх. – Видно, этот молодой человек двигался по Вейде Керкстейг, увидел, что дверь в башню открыта, и…
      – Он сразу направился к башне? Молодой полицейский покачал головой.
      – Как утверждает свидетель, который следовал за ними от памятника на площади Дам, они сначала повернули с Патернорстерстейг на Вармусстраат, потом этот тип вдруг развернулся и потащил женщину в обратном направлении: через Вейде Керкстейг к башне.
      Де Кок посмотрел вверх и увидел на площадке длинную фигуру Рихарда Недервауда. Тот прижал светловолосую женщину спиной к зубчатому ограждению площадки. С такого расстояния разглядеть нож в его руке было невозможно. Инспектор поднес микрофон ко рту.
      – Рихард! – крикнул он в рупор. – Я, следователь Де Кок, сейчас поднимусь к тебе, нам надо поговорить!
      Фледдер положил ему руку на плечо.
      – Лучше это сделаю я, туда очень высоко взбираться… Не меньше сотни ступенек, а вы человек не первой молодости, Де Кок.
      У инспектора напряглись скулы, он понимал, что Фледдер прав, но слышать эти слова ему было все же неприятно.
      – Оставайся здесь! – приказал он. – Я попробую уговорить его отпустить женщину, а ты позаботься о том, чтобы она не сбежала, как только спустится.
      Он снова поднес мегафон ко рту.
      – Я поднимаюсь наверх, Рихард, я хочу выслушать твои требования.
      Ответом ему было молчание.
      Де Кок направился к башне, и люди молча уступали ему дорогу. Подойдя ко входу, он остановился, чувствуя, что его подташнивает и ноги дрожат от напряжения. Казалось, он ощущал биение собственного пульса даже в кончиках пальцев. В голове стучало только одно: а вдруг Рихард Недервауд выполнит свои угрозу и сбросит женщину вниз, тогда в ее смерти будет виноват он, инспектор Де Кок. А уж он-то знает, как скоро на расправу его начальство, эти деятели только и ищут, на ком бы отыграться и всегда находят козлов отпущения среди своих подчиненных.
      Де Кок отступил назад и снова поднял мегафон.
      – Рихард, – закричал он, – послушай, не делай глупостей, от этого не будет никакой пользы ни тебе, ни твоей Розочке…
      Убедившись, что снова не последовало никакого ответа, он глубоко вздохнул и, еще раз окинув взглядом молчаливых людей, собравшихся на площади, вошел в башню.
      Первые пятьдесят ступенек он преодолел одним махом, потом у него перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось, и он почувствовал, что ему не хватит сил поднять на такую высоту свои девяносто килограммов. Молодой Фледдер прав, подумал он с горечью, я уже стар для подобных восхождений.
      Наконец он добрался до площадки, где было очень холодно и жутко завывал ветер.
      Рихард Недервауд стоял рядом с женщиной спиной к инспектору и смотрел вниз. Де Кок подумал, что сейчас он бы мог нанести ему удар в спину, но тут же отогнал эту мысль: Фледдер уже имел возможность убедиться, что Рихард Недервауд юноша сильный и к тому же отличается непредсказуемой реакцией.
      Неожиданно женщина заметила Де Кока. Ее карие глаза округлились, она приоткрыла рот, но старый сыщик знаком приказал ей молчать. Де Коку показалось, что секунды превращаются в часы, пока он стоит тут, на верху башни, пошатываясь под порывами холодного ветра. Старый следователь чувствовал, что долго так не выдержит, у него подогнулись колени, и он медленно сполз на пол, чувствуя спиной шероховатую стену. Очевидно, Рихард Недервауд услышал что-то и обернулся. На его бледном лице застыло удивленное и какое-то смущенное выражение.
      Де Кок беспомощно развел руками и улыбнулся. При виде сидящего перед ним на полу полицейского инспектора Рихарда Недервауд растерялся, и его обычная ироническая усмешка сменилась странной смущенной, почти детской улыбкой. Дрожащей рукой он указал на женщину.
      – Это она…
      Де Кок продолжал все так же сидеть на полу.
      – Кто? – спросил он.
      – Это она… увела Розочку… – пролепетал Рихард.
      Де Кок откинулся назад в своем рабочем кресле и с интересом посмотрел на сидящую перед ним молодую особу.
      – Кто вы?
      Она сидела, смиренно сложив руки на коленях и когда подняла на него глаза, инспектор увидел, что в них стоят слезы.
      – Меня зовут Жозе… Жозе Харкема.
      – Вы ранены?
      Она дотронулась правой рукой до шеи.
      – Нет. Время от времени он просто слегка касался шеи кончиком ножа. – Она вытянула вперед левую руку и несколько раз согнула и разогнула ее. – Я еще чувствую боль: он заломил мне руку за спину, когда схватил меня.
      – Он набросился на вас на площади Дам? Женщина кивнула.
      – Да, у дверей универмага «Бейенкорф». Я как раз собиралась туда войти.
      – Вы знаете этого молодого человека? Жозе Харкема не ответила.
      Де Кок наклонился к ней поближе.
      – Я спрашиваю: вы знали этого молодого человека? – повторил он.
      Она нехотя кивнула.
      – Видела его однажды.
      – Где?
      – М-м… В больнице Южного Креста.
      – Вы там работаете?
      – Да. Медицинской сестрой.
      Де Кок удовлетворенно хмыкнул.
      – И там, в больнице, вы впервые столкнулись с этим молодым человеком?
      – Да.
      Де Кок поднял палец вверх.
      – Этот юноша приехал тогда вместе с молодой женщиной, Розалиндой ван Эвертсоорд, которая предъявила в регистратуре направление на исследование от доктора Ван Акена из Пюрмеренда, не так ли? – Инспектор помолчал и снова откинулся на спинку кресла. – А потом появились вы, Жозе Харкема, и увели ее…
      Медицинская сестра сидела неподвижно, уставившись на инспектора немигающими глазами. Де Кок с трудом подавлял в себе раздражение. Его лицо посуровело, дружелюбные морщинки вокруг рта исчезли.
      – Итак, вы увели ее с собой. Куда? – спросил он. Жозе Харкема опустила голову, и слезы закапали ей на колени.
      – Ничего не могу вам сказать… – прошептала она.
      – Почему?
      Она испуганно взглянула на него и покачала головой.
      – Никто не должен этого знать. Никто!
      Де Кок придвинулся поближе к ней вместе с креслом. Лицо его снова разгладилось, он доверительно положил руку на плечо женщины.
      – Вам приказали молчать? Я угадал?
      – Да…
      – Кроме того вам запретили появляться в больнице во время нашей «очной ставки»?
      Жозе Харкема молча кивнула и еще ниже опустила голову.
      – Меня отправили… в отпуск.
      Старый сыщик смерил женщину оценивающим взглядом.
      – Это сделало руководство больницы? Она снова покачала головой.
      – И этого я не могу вам сказать… я не должна… не должна… – она словно тихое эхо повторила это несколько раз.
      Де Кок медленно поднялся со своего места. Внутреннее чутье всегда безошибочно подсказывало ему, когда следует прекратить допрос, ибо дальнейшие его усилия ни к чему не приведут. И сейчас, несомненно, настал именно такой момент.
      Де Кок Повернулся к Фледдеру.
      – Куда ты поместил Рихарда Недервауда? Молодой следователь ткнул пальцем через плечо.
      – В камеру предварительного заключения, как и в прошлый раз.
      Де Кок прикусил губу.
      – Отпусти его домой и скажи, чтобы он явился завтра утром в половине девятого.
      Фледдер открыл рот от изумления.
      – Домой? – растерянно повторил он. – Но Рихард взял в заложницы женщину… угрожал ей…
      – Знаю, – спокойно произнес Де Кок. – Я же был при этом.
      Он не удостоил никакими объяснениями своего молодого помощника, и тот, окончательно сбитый с толку, задал только один вопрос:
      – А что будет с ней? – Фледдер указал на женщину, сидящую перед инспектором.
      – Попроси дежурного бригадира арестовать ее.
      – Арестовать? – Фледдер подскочил на стуле. – За что?
      – За соучастие в убийстве, – невозмутимо объявил Де Кок.

      На следующее утро Де Кок поднялся необычно рано, но когда он добрался до полицейского управления и вошел в комнату следователей, Фледдер уже сидел за своей электрической пишущей машинкой, и его ловкие пальцы так и порхали по клавишам. Он прекратил печатать только тогда, когда старый следователь остановился возле его стола, и поднял на него глаза.
      – Я боялся, что вы появитесь слишком поздно, – с озабоченным видом произнес он.
      – Почему?
      Фледдер постучал пальцем по раскрытой газете, лежавшей рядом с пишущей машинкой.
      – Все газеты полны сообщений о происшествии на башне Старой церкви. К счастью, они не опубликовали фотографий. Клянусь, через час сюда войдет комиссар Бейтендам, и разразится буря: он ведь еще ничего не знает, мы ему пока не сообщили о происшествии. – Он сокрушенно покачал головой. – И он будет по-своему прав, комиссар не должен узнавать из газет о том, что происходит в его районе. Потому-то я и спешу подготовить рапорт.
      – Я надеюсь, ты постарался изложить все как можно короче?
      – Только факты. Ну и конечно, имена всех причастных к этому событию.
      Де Кок бросил взгляд на часы – четверть девятого.
      – Если Рихард Недервауд явится вовремя, – а я назначил ему встречу в половине девятого, – мы успеем ускользнуть до того, как комиссар появится здесь.
      Молодой следователь нахмурился.
      – А куда вы намереваетесь отправиться сегодня?
      – В больницу Южного Креста.
      – Вместе с Рихардом Недерваудом? Де Кок кивнул.
      – Да. И с Жозе Хракема. Именно поэтому я приказал задержать ее. – Де Кок хитро подмигнул своему помощнику. – Я понял, что вчера, когда я отдавал дежурному это приказание, ты решил, что я сошел с ума. Могу тебя успокоить: я тоже не верю, что эта женщина является соучастницей в убийстве. – Инспектор широко развел руками. – Но у меня не было иного выбора: если бы я отпустил ее вчера вечером после всей этой истории с похищением, она сразу же связалась бы с людьми, которые наложили на нее обет молчания, А как раз этого-то мне и хотелось избежать.
      Фледдер, сложив губы трубочкой, втянув в себя воздух.
      – И почему вы продержали целую ночь в камере эту невинную особу? – Он укоризненно смотрел на инспектора.
      Де Кок с виноватой улыбкой прижал руки к груди.
      – Я просил дежурного предоставить ей хорошую постель и вообще… уделить ей побольше внимания. – Он помрачнел. – А вообще вина за эту ночку, проведенную в камере, лежит не на мне!
      – На ком же?
      – Ты это еще узнаешь.
      В комнату без стука вошел Рихард Недервауд, лицо у него было бледное и помятое, под глазами залегли тени. Он прямо от двери направился к Де Коку.
      – Вы с ней говорили? С этой медсестрой, я имею в виду?
      – Да.
      – Ну и… Что она вам сказала? Розочка умерла?
      – За ответом на этот вопрос нам сейчас и предстоит отправиться в больницу, – с горечью произнес инспектор.
      Де Кок вылез из машины последним, с громким стуком захлопнул за собой дверцу и посмотрел наверх. Огромное неуклюжее чудище из стекла и бетона словно нависало над улицей – больница Южного Креста показалась Де Коку похожей на пчелиный улей. При виде этого безликого угрюмого здания его охватил внезапный ужас… необъяснимый страх перед этим многоглазым чудовищем, в слепые мертвые зрачки которого почти никогда не проникал солнечный свет.
      Рихард Недервауд подошел и встал рядом, казалось, он угадал, какие чувства обуревают старого сыщика.
      – Ужасное здание, правда? Де Кок кивнул.
      – И этот главный портал… – еле слышно пробормотал он.
      – Портал жизни и смерти, верно? – подхватил его мысль Фледдер.
      – Вот именно… – вздохнул Де Кок.
      Фледдер и Жозе Харкема пошли впереди, а Де Кок и Рихард Недервауд зашагали следом за ними. Когда они подходили к дверям больницы, инспектор ускорил шаг и нагнал их – он боялся, что медицинская сестра, очутившись на своей территории, может ускользнуть от них и исчезнуть в лабиринтах больничных коридоров и переходов.
      Им никто не встретился, пока Жозе Харкема вела Рихарда Недервауда и обоих следователей к лифту. На седьмом этаже они вышли из кабины лифта и, пройдя через просторный вестибюль, из которого вели автоматические двойные двери, вошли в широкий коридор.
      Де Кок не сводил глаз с медицинской сестры: она явно нервничала, это было заметно и по ее походке, и по тому, как она поминутно оглядывалась.
      Когда они прошли половину коридора, Жозе Харкема остановилась и, многозначительно кивнув Де Коку, указала на дверь справа.
      – Это там… – прошептала она и пошла дальше. Однако седой сыщик удержал ее за руку.
      – Ну нет, мы не хотим лишаться вашего общества, – с улыбкой произнес он и, крепко сжав ее локоть, повел женщину к двери, на которую она указала. – Может быть, вам придется доложить о нас… – Он повернул ручку и открыл дверь.
      Седовласый мужчина, сидевший за широким столом, заваленным бумагами, невозмутимо, даже с каким-то веселым удивлением, наблюдал за странной компанией, неожиданно, без всякого предупреждения, ввалившейся в его кабинет.
      Наконец он спокойно отложил газету, которую держал в руках, и неторопливо поднялся навстречу посетителям.
      – Боюсь, – холодно улыбнувшись, произнес он, – наша игра закончилась…
      Де Кок шагнул к его столу.
      – Вы доктор Ван Беммелен? Седовласый господин наклонил голову.
      – Да, я главный врач больницы. – Он смерил оценивающим взглядом стоящего перед ним мужчину. – А вы, насколько я понимаю, инспектор полиции Де Кок?
      Старый сыщик поклонился.
      – Да. Честь имею представиться: следователь Де Кок.
      Доктор Ван Беммелен указал глазами на газету на своем столе.
      – Должен признаться, я ожидал вашего появления. Хотя в газетном сообщении не упоминается никаких имен, которые навели бы меня на эту мысль, я не сомневаюсь, что странное похищение заложницы как-то связано с недавним происшествием в нашей больнице.
      Он указал рукой на Жозе Харкема.
      – Я полагаю, вы можете отпустить эту женщину, она непричастна к данному делу, сестра Харкема лишь выполняла наши указания.
      – Наши? Кого вы имеете в виду? – поинтересовался Де Кок.
      Доктор жестом указал ему на свободный стул справа от своего стола.
      – Я имею в виду доктора Лестерхейза и себя.
      – Доктор сейчас в больнице?
      – Нет, он сегодня придет попозже, во второй половине дня. Лестерхейз попросил у меня ничем не занимать это утро, ему срочно нужно урегулировать какие-то личные дела.
      Доктор снова посмотрел на Жозе Харкема.
      – Может она наконец уйти? – настойчиво повторил он. – Я полагаю, сестре Харкема незачем присутствовать при нашем разговоре.
      Де Кок кивнул и, немного подумав, церемонно поклонился женщине.
      – Я очень сожалею, мадам, о тех неприятностях и неудобствах, которые я вам причинил. Искренне надеюсь, что вы не держите на меня зла. Обещаю как-нибудь поподробнее объяснить вам, что я чист перед вами…
      Жозе Харкема одарила его робкой улыбкой и поспешила покинуть комнату.
      – Восхищаюсь этой женщиной, – со вздохом заметил Ван Беммелен, – ей и в самом деле пришлось нелегко, но она неукоснительно выполняла все наши указания.
      Де Кок показал на Рихарда Недервауда.
      – …До той минуты, пока дикое похищение не заставило ее капитулировать, – сказал он. – Когда этот безумец затащил ее на башню, она чуть не умерла со страху.
      – Если кого и следует упрекать во всех этих бедах, то только меня, – заключил Ван Беммелен. – Я понимаю, вам больше всего сейчас хочется узнать, каким образом в моей больнице исчезли эти четыре женщины… – Он задумчиво покачал головой. – Ничего таинственного тут нет, это мы позаботились о том, чтобы сохранить все в тайне.
      – Но почему? – недоумевал инспектор.
      Ван Беммелен положил перед собой на стол руки и переплел тонкие пальцы.
      – Все довольно просто… Когда человек впадает в панику, он чаще всего принимает поразительно нелепые решения, которые не только не помогают сохранить тайну, а напротив, порождают неожиданные проблемы…
      – Что вы имеете в виду?
      По лицу доктора скользнула грустная усмешка он окинул инспектора меланхоличным взглядом.
      – Неужели сами не знаете? – не отвечая на его вопрос, произнес доктор.
      Де Кок почувствовал, как в нем закипает тихая злость, но вялое безразличие доктора парализующе действовало на него.
      – Ну, о ваших нелепых решениях мы поговорим потом, сказал он сухо, – а сейчас я хочу знать, где эти женщины, что с ними.
      Несколько минут Ван Беммелен безмолвствовал. Наконец он протянул дрожащую руку к бумагам на столе. Это начинало всерьез раздражать Де Кока, за спиной у себя он слышал напряженное дыхание Рихарда Недервауда и Фледдера. Стиснув зубы, инспектор наклонился к доктору Ван Беммелену, почти придвинувшись к самому его лицу. Он заметил, что доктор не выдерживает его пристального взгляда и у него начинают подергиваться веки.
      – Так где они? – с нажимом повторил свой вопрос Де Кок.
      Доктор ответил не сразу. Он перевел взгляд на Рихарда Недервауда и опустил голову.
      – На маленьком кладбище… в Эрмело-Фелдвейке.

      Рихард Недервауд беззвучно плакал. Медленные слезы текли по его впалым щекам, все его долговязое тело сотрясалось от немых рыданий. Де Кок, желая утешить беднягу, обнял его за плечи. Молодой человек понемногу начал успокаиваться.
      – Розочка умерла… она мертва… – всхлипывал он. – О Боже! Я знал это с самого начала! – Рихард горестно качал головой из стороны в сторону. – Но почему они мне об этом не сказали? – Ребром ладони он вытер слезы. – Они же могли…
      Де Кок подвел его к стулу и усадил, после чего обернулся к Ван Беммелену.
      – Итак, вы сказали: все четыре женщины?
      – Что вы имеете в виду?
      – Все четыре женщины лежат на кладбище в Эрмело-Феолдвейк?
      Доктор уселся поудобнее в своем кресле, вытащил какие-то бумаги и стал раскладывать их по столу.
      – Да, все четверо, – подтвердил он. – Розалинда ван Эвертсоорд, Аннетье Схеепстра, Шарлотта Акерслоот и Мария-Антуанетта ван хет Вауд. – Он резким движением отодвинул бумаги в сторону и поднял глаза на инспектора. – Прежде чем я стал главным врачом больницы Южного Креста, я работал главным врачом психиатрической клиники в Эрмело. Вот тогда-то я и узнал о существовании этого скромного кладбища. Когда-то там хоронили умерших в психиатрической клинике. И в данном случае я решил, что это самое подходящее место – тихое и уединенное.
      – А в чем дело, почему вам понадобилось именно тихое и уединенное кладбище? – спросил Де Кок.
      – Желая избежать гласности, мы не стали хоронить их на обычном кладбище.
      Де Кок, чувствуя, что по-прежнему ничего не понимает, начал терять терпение.
      – Что же случилось со всеми этими женщинами? Отчего они умерли?
      Ван Беммелен безнадежно махнул рукой.
      – Пейдс!
      – Что это такое?
      – Страшная болезнь! Совершенно неизлечимая, смертельная. К тому же протекает очень быстро… Иногда все происходит в течение нескольких дней… а то и нескольких часов. Симптомы этой болезни напоминают чуму… средневековую чуму, которая опустошала целые страны, только пейдс еще более заразен, особенно в конечной стадии, когда поражаются легкие… Капли слюны больного, которые вылетают во время кашля, содержат смертельный вирус в больших количествах…
      – И все четыре женщины, о которых мы ведем речь, страдали этой болезнью?
      Ван Беммелен решительно кивнул.
      – В данном случае большая заслуга принадлежит доктору Ван Акену из Пюрмеренда – это он обнаружил у Розалинды ван Эвертсоорд симптомы страшной болезни, о которой незадолго до этого писал в своей статье доктор Лестерхейз. Ван Акен прочел ее в медицинском журнале.
      Де Кок понимающе кивал в такт его речи.
      – И как только Ван Акен поставил диагноз Розалинде ван Эвертсоорд, он немедленно связался с доктором Лестерхейзом? Я правильно понял?
      – Да, так оно и было. Доктор Лестерхейз уже довольно долго работает над проблемой пейдса и считается одним из ведущих специалистов по этой болезни в нашей стране, – пояснил доктор Ван Беммелен. – Он сразу понял, что дело серьезное, и приехал ко мне.
      – И что вы предприняли?
      Ван Беммелен обеими руками провел по волосам.
      – Я уже говорил вам: в панике мы наделали массу глупостей, но вы должны понять, какой ужас охватил всех нас… мы прекрасно сознавали, какая ответственность на нас ложится. Пейдс распространяется как пожар и косит людей десятками. В Чикаго в течение нескольких недель погибли тысячи жителей, прежде чем удалось справиться с эпидемией. Мы очень боялись, что начнется паника среди населения. А тут еще «Сейл Асмтредам», город наводнили туристы…
      Де Кок задумчиво посмотрел в окно.
      – Вы считали, что сведения об этом случае заболевания пейдсом не должны были просочиться в печать?
      Ван Беммелен прерывисто вздохнул.
      – Да. И в своем усердии слишком далеко зашли, оказались на грани преступления. У нас не было никакого опыта, мы впервые столкнулись с подобной болезнью. Первое, что пришло нам в голову: об этом никто не должен знать… нужно уничтожить все следы носителей ужасной болезни. – Он немного помолчал и с озабоченным видом покосился на Рихарда Недервауда. – Розалинда ван Эвертсоорд умерла через несколько часов после того, как ее сюда доставили. Мы боялись, что она успела заразить и этого молодого человека, но анализ его крови дал отрицательную реакцию. Не знаю, сможет ли это послужить утешением, но хочу заверить вас, молодой человек, что Розалинда ван Эвертсоорд почти не страдала…
      – Где Розочка могла подцепить эту болезнь? – робко спросил Рихард. – Каким образом она заразилась?
      Ван Беммелен низко опустил голову.
      – Тут мы тоже допустили роковую ошибку. Мы не сразу установили характер болезни и поначалу заботились лишь о том, чтобы облегчить страдания этой молодой женщины. Только после смерти Розалинды ван Эвертсоорд мы спохватились: кто еще, помимо господина Недервауда, общался с больной. Мы обнаружили в сумочке Розалинды ван Эвертсоорд карточку члена баскетбольной ассоциации и любительскую фотографию, на которой она была снята вместе с двумя другими молодыми особами, на обратной стороне фотографии было написано: «Танзания». Мы осторожно навели справки и установили, что Розалинда ван Эвертсоорд побывала вместе с баскетбольной командой в нескольких странах Центральной Африки. Скорее всего эти женщины заразились именно там…
      Де Кок потер подбородок.
      – Как вы полагаете, могут ли быть еще новые случаи? Они ведь могли еще кого-то заразить…
      – Нет. Если бы это случилось, болезнь давно бы проявилась: у этого вируса очень короткий инкубационный период.
      Инспектор протянул руку к бумагам, лежащим на столе главного врача.
      – Вы не будете возражать, если я возьму эти документы с собой?
      – Пожалуйста, но только если я в случае необходимости смогу затребовать их обратно. И еще вот что: прошу вас ничего не публиковать по этому поводу, вообще не предавать эту историю огласки, во всяком случае до поры до времени. – Он болезненно поморщился. – Иначе все наши труды пойдут насмарку.
      Де Кок еще раз пристально посмотрел на него. Этот благообразный седой господин с усталым лицом не вызывал у него симпатии.
      – Слышали ли вы когда-нибудь о явлении чуда в Амстердаме? – неожиданно спросил инспектор.
      Ван Беммелен удивленно вскинул брови.
      – Что за чудо?
      Де Кок удовлетворенно потер руки.
      – Не могу скрыть, – торжествующе произнес он, – как меня радует ваша неосведомленность…
      Когда Де Кок с Фледдером снова оказались в своей комнате, молодой следователь, не скрывая своего удовольствия, хлопнул рукой по стопке бумаг на столе.
      – Теперь нам даже ад с самим сатаной не страшен. Де Кок улыбнулся.
      – Ты, я вижу, уже предвкушаешь появление комиссара Бейтендама?
      Молодой помощник лукаво подмигнул Де Коку.
      – Он нам уже ничего не может сделать! И советник юстиции – тоже. Здесь все написано черным по белому, в наших руках такие документы… Во всяком случае мы имеем неопровержимые доказательства, что наше расследование основано на реальных фактах. Теперь мы знаем, почему Рихард Недервауд похитил Жозе Харкема, а еще раньше поднял невообразимый скандал в больнице Южного Креста во время нашей «очной ставки». По-человечески этого парня можно понять… – Фледдер торжественно воздел руки к потолку. – Теперь мы преспокойно можем отвести все жалобы на наши якобы незаконные действия.
      Де Кок с усмешкой наблюдал за ним.
      – Значит у нас нет больше никаких проблем? Фледдер смутился.
      – А какие еще проблемы?! – воскликнул он. – Автомобиль Розалинды ван Эвертсоорд, как вы уже слышали, сбросил в Северо-голландский канал шофер Ван Беммелена. Теперь все стало понятно: и неожиданный отъезд Яна ван Акена, и просьба доктора Ван Беммелемена, и перевозка вещей из квартиры Розалинды ван Эвертсоорд в Пюрмеренде… – Он ненадолго умолк, а потом сказал с нескрываемым восхищение: – А этот запашок, помните… вы были правы, Де Кок… квартиру Розалинды действительно продезинфицировали…
      Фледдер уселся за свою пишущую машинку.
      – Нужно составить подробный отчет… Включить в него заявление доктора Ван Беммелена и его поручения? – Он по-мальчишески звонко рассмеялся. – А копию мы пошлем нашим коллегам на Лодевейк ван Досселетраат.
      Де Кок наклонился вперед.
      – Так, так, – проговорил он. – И больше у нас никаких проблем?
      – Что вы все ворчите по поводу каких-то проблем?
      – А если я назову тебе одно имя: Аннетье Схеепстра?..
      Фледдер пожал плечами.
      – Ну и что? В числе этих женщин действительно была и Аннетье Схеепстра! – Он снова хлопнул ладонью по бумагам. – Она тоже умерла от пейдса. Об этом же здесь ясно сказано! Чего вам еще не хватает?
      Де Кок покачал головой.
      – А ты обратил внимание, кто из этих четырех женщин играл в баскетбол?
      – Какое это имеет отношение к нашему делу?
      – Прямое и непосредственное. Розалинда ван Эвертсоорд, Шарлотта Аскерлоот и Мария-Антуанетта" ван хет Вауд действительно входили в женскую баскетбольную сборную Нидерландов, которая совершала турне по Центральной Африке, но Аннетье Схеепрстра среди них не было. Понимаешь, она не могла заразиться этой болезнью в Африке.
      Фледдер бурно запротестовал:
      – Но они все жили в одном доме. Может быть, Розалинда ван Эвертсоорд и Аннетье Схеепстра встречались где-нибудь, ну, например, в лифте… И таким путем передалась инфекция…
      – Рихард Недервауд, – спокойно пояснил Де Кок, – который имел интимные отношения с Розочкой, не заразился от нее, как показал анализ его крови, так неужели случайная встреча в лифте могла привести к инфекцированию?..
      – А почему не могла? – спросил Фледдер.
      Де Кок с задумчивым видом провел рукой по волосам.
      – Конечно, – сказал он устало, – такое возможно, да только вряд ли… – И немного помолчав, он продолжал: – И вот еще что… Помнишь, все отмечали, что лица у Розалинды ван Эвертсоорд и у Марии-Антуанетты ван хет Вауд, а возможно и у Шарлотты Акерслоот очень изменились в результате болезни? Они стали похожи, как выразился Рихард Недервауд, на маску смерти. Однако, насколько нам известно, таких изменений не было замечено у Аннетье Схеепстра. Фледдер протестующе замахал руками.
      – Нет! – закричал он. – У нее были те же самые симптомы, что и у Розалинды ван Эвертсоорд… иначе доктор Ван Акен не отослал бы ее в Амстердам, к доктору Лейстерхейзу.
      Де Кок молча, не перебивая, выслушал его.
      – Вспомни, – произнес он, подчеркивая каждое слово. – Аннетье сама рас-ска-за-ла, что у нее были похожие симптомы, и на этом основании доктор Ван Акен без предварительного осмотра отправил ее в больницу Южного Креста. – Инспектор ударил кулаком по столу. – Однако были ли на самом деле у Аннетье эти симптомы? Она должна была чувствовать вялость, сонливость, упадок сил. Вспомни, что говорил о ней ее энергичный и жизнерадостный приятель Пауль ван Флодроп: «Мне было за ней не угнаться!»
      – Да, действительно, – согласился Фледдер, – Аннетье Схеепстра как бы выпадает из этой компании. – Он с перекошенным от злости лицом постучал костяшками пальцев по бумагам. – Значит, это фальсификация – эта подробная история болезни Аннетье Схеепстра? – прошипел он. – Здесь все ложь от начала до конца!
      Де Кок, не отвечая ему, поднялся из-за своего стола и принялся неторопливо ходить из угла в угол широкими размеренными шагами.
      Где-то скрывается разгадка… истинная разгадка этой запутанной истории, полной противоречий. Инспектору хотелось заставить двигаться быстрее застопорившееся зубчатое колесо своих мыслей.
      В комнату заглянул Ян Кустерс, поманил к себе инспектора и вручил ему белый конверт.
      – Это просили передать вам.
      – Кто?
      – Какой-то мальчик принес.
      – Что за мальчик?
      – Откуда я знаю, – обиженно сказал бригадир. – С улицы вошел мальчик лет десяти, положил мне на стойку это письмо и тут же убежал.
      – И тебе не удалось его догнать?
      – Нет! Я даже и не пытался! – отрезал бригадир и покинул комнату.
      Старый следователь быстро надорвал конверт и вынул из него письмо.
      – «Дорогой Де Кок, – прочитал он вслух, – посылаю вам приглашение на прогулку вдоль гавани на „Нептуне“, великолепной яхте – в день открытия „Сейл Амстердам“.
      Ваш Лоутье.
      P. S. «Бертус из Утрехта купил билет на самолет до Нью-Йорка».
      Фледдер подошел к инспектору и, заглянув через его плечо, тоже пробежал глазами записку.
      – Тощий Лоутье подает нам знак… – заключил он.
      – Да, это призывает нас к решительным мерам.
      – Вы думаете, ему удалось узнать еще что-то? – быстро спросил Фледдер.
      – Вряд ли, – покачал головой Де Кок. – Тогда он сам пришел бы к нам в управление.
      – Что будем делать?
      Старый сыщик все еще вертел в руках приглашение. Оно было напечатано на плотной веленевой бумаге с изображением парусника «Нептун» в уголке. Лоутье явно обдумал каждое слово своего витиеватого послания.
      – Красивый кораблик!
      Фледдер шутливо пихнул его в бок и повторил свой вопрос:
      – Что будем делать?
      Де Кок повернулся к нему.
      – Помнишь, – медленно проговорил он, – что нам тогда сказала Блондиночка Минтье об этом Бертусе из Утрехта?
      – «Вы просто наивный ребенок, если думаете, что сможете прищемить хвост этому Бертусу!» – отчеканил Фледдер.
      – Точно!
      – Значит, нам ничего не следует предпринимать?
      Де Кок, не произнося ни слова, уставился в пространство. На столе у него зазвонил телефон. Инспектор машинально снял трубку, внимательно слушал несколько минут, потом коротко бросил: «Благодарю, Петер», – и положил трубку.
      Фледдер напряженно следил за ним.
      – Кто звонил?
      – Петер Карстенс.
      – Что сказал?
      Де Кок молчал, он был все еще во власти собственных мыслей. Наконец он очнулся и поднял глаза на своего помощника.
      – Едем! Захвати с собой Фреда Принса и Аппи Кайзера.
      – Куда мы едем?
      – В больницу Южного Креста.
      – Зачем?
      – Надо немедленно арестовать доктора Лестерхейза!
      Фледдер вытаращил глаза.
      – Доктора Лейстерхейза?
      – Да, – кивнул Де Кок, – арестовать по обвинению в убийстве.

      Они расположились в уютной гостиной Де Кока, сидели в низких кожаных креслах, расслабившись и вытянув на ковре ноги. Де Кок поднял вверх бутылку и постучал пальцем по этикетке.
      – Любимый коньяк «Наполеон»! – улыбнулся Фледдер.
      – Да, подарок Тощего Лоутье. Он самолично вручил мне эту бутылку сегодня утром.
      Госпожа Де Кок вышла из кухни, держа перед собой большое блюдо с закусками.
      – Этот коньяк – самая настоящая взятка, – уколола она мужа. – Как и любезное приглашение на морскую прогулку.
      Де Кок взглянул на нее исподлобья.
      – Ну, меня-то не купишь, – усмехнулся он. – Да и потом никто не знает моей настоящей цены. У Тощего Лоутье и в мыслях не было покупать меня, просто однажды он допустил крупную промашку, и с той поры печаль омрачила его грешную душу. Отсюда и эта бутылка коньяка. Что же касается приглашения на морскую прогулку, то я давным-давно получил его.
      – Да, помню, – подтвердил Фледдер. – У вас уже было это приглашение, когда вы направили нас в больницу Южного Креста. – Он наморщил лоб. – А какую промашку допустил Лоутье?
      Де Кок, как бы парируя его вопрос, поднял вверх руки.
      – Сначала пьем коньяк!
      Фледдер рассмеялся и стал наблюдать за тем, как его старший коллега разогревает круглые бокалы, держа их над голубым пламенем спиртовки. Он подумал: сколько раз за последние годы сидел он здесь вот так, в этом кресле, с бокалом конька в руке, подводя итоги очередного расследования… Он перевел взгляд с пламени спиртовки на широкое лицо инспектора: чуть приплюснутый нос, мягкие складки вокруг рта… жесткая седая шевелюра…
      – Тощий Лоутье, – заметил Фледдер, – оказал нам неоценимую помощь: он первым обратил внимание на неожиданное исчезновение Аннетье Схеепстра.
      Де Кок раздал бокалы и повернулся к Фреду Принсу, которому он очень симпатизировал – тот был одним из самых надежных работников в управлении, никогда не отказывающихся помочь в нужную минуту.
      – А разве Аппи Кайзер не придет?
      – Он сейчас занимается карманниками. Я попросил Бейтендама отпустить его с нами, но комиссар был непреклонен.
      Фледдер так резко наклонился вперед, что чуть не расплескал свой коньяк.
      – Так расскажите же нам, инспектор, какую ошибку совершил Тощий Лоутье, – снова обратился он к Де Коку.
      Инспектор, видя, что его помощник сгорает от нетерпения, улыбнулся. Излишняя горячность не раз подводила Фледдера, так что ему, как старшему по возрасту и званию, все время приходится останавливать и сдерживать его.
      – Тощий Лоутье, – неторопливо начал Де Кок, – был уверен, что Бертус из Утрехта приложил руку к убийству Пауля ван Флодропа.
      – А это не так?
      – Не совсем так. Инициатива этого убийства исходила вовсе не от Бертуса.
      – От кого же?
      Де Кок медленно смаковал коньяк.
      – Чтобы Фред Принс тоже понял все, начну по порядку. – Он поставил бокал на столик и откинулся в кресле. – Аннетье Схеепстра вовсе не была недалекой и капризной девицей легкого поведения, какой ее нам представил Бертус из Утрехта. Она была очень неглупой и весьма наблюдательной особой и имела собственный взгляд на некоторые вещи.
      – А именно? – нетерпеливо перебил его Фледдер. Де Кок укоризненно посмотрел на него и невозмутимо продолжал:
      – Бертус из Утрехта был не столько сутенером, который «пас» девиц в отлично организованном борделе, он время от времени занимался еще и подозрительными сделками: торговал антиквариатом и… кокаином. В свое оправдание могу сказать, что до определенного момента я этого просто-напросто не знал, хотя и подозревал, что Бертус замешан в каких-то темных делишках. В тот период, когда Бертус из Утрехта впервые попал в поле моего зрения, здешняя торговля наркотиками находилась в самом зародыше, и полиция еще не проявляла к этому большого интереса. Благодаря торговле антиквариатом Бертусу удалось установить кое-какие связи с местными нуворишами, или, как их теперь называют, преуспевающими бизнесменами, и если кому-нибудь из них требовался кокаин, Бертус за немалые деньги оказывал ему эту услугу. Этот сутенер обставил все очень хитроумно. – Де Кок помолчал и отпил еще один глоток. – Среди старых клиентов Бертуса – любителей антиквариата был и доктор Лестерхейз, врач, пользовавшийся международной известностью. Этому доктору принадлежала великолепная вилла в Бларикуме, и под ловким руководством Бертуса она стала служить базой для хранения и торговли наркотиками в округе.
      – Я все еще ничего не понимаю, – вмешался Фледдер. – А причем тут Аннетье Схеепстра и три другие женщины?
      – Сначала, – продолжал Де Кок, не обращая внимания на его реплику, – поставками кокаина занимался сам Бертус. Он лично доставлял его в Бларикум, а Лестерхейз, тоже иногда баловавшийся наркотиками, переправлял его дальше. И так было до тех пор, пока в борделе Бертуса не появилась новая девица, которая привлекла его особое внимание…
      – Аннетье Схеепстра?
      – Да. Бертус из Утрехта, обычно избегавший женщин, был от нее без ума. Он сразу оценил ее незаурядные способности… не только как проститутки, и когда однажды сам не смог отправиться за очередной партией кокаина, послал за ним в качестве своей представительницы именно ее, Аннетье Схеепстра. Я уже говорил: Аннетье все очень быстро схватывала. Она сразу поняла, какими делами занимается Бертус, и быстро научилась у него разбираться в произведениях искусства, насколько это позволяли его собственные познания. Бертус взял себе за правило: как только в его руки попадала старинная вещь, он тут же заказывал несколько копий с нее известному художнику.
      – Петеру Карстенсу, – подсказал Фледлер. Де Кок кивнул.
      – Когда Аннетье Схеепстра получила в наследство от своего дядюшки старинную книгу о явлении чуда, она сразу смекнула, что надо сделать.
      – Сама тайком от Бертуса отправилась к Петеру Карстенсу, – засмеялся Фледдер.
      – Когда Петер Карстенс рассказал мне про старинную книгу о явлении чуда и о новом заказе, – сказал Де Кок, – я понял, что Аннетье Схеепстра вовсе не безмозглая куколка, которую Бертус использует для своих дел. Нет, она была способна на большее… А Бертус, окончательно обленившись, стал все чаще перекладывать на Аннетье свои дела и все больше ей доверял.
      Де Кок перевел дух и поднес бокал ко рту.
      – Очевидно, кокаиновый бизнес Бертуса получил бы широкий размах, если бы Аннетье Схеепстра не влюбилась в молодого боксера.
      – Пауля ван Флодропа… – вставил Фледдер. Де Кок прикусил губу.
      – Вот тут-то и началась драма!
      Госпожа Де Кок посмотрела на мужа и внесла свою лепту:
      – Любовь и драма всегда сопутствуют друг другу, так же, как любовь и счастье…
      – Аннетье Схеепстра, – вздохнул Де Кок, – в своей короткой жизни познала не так уж много любви и счастья, возможно, они ей были вообще неведомы… Вот почему, когда судьба подарила ей встречу с Паулем ван Флодропом, она всем сердцем привязалась к нему. Аннетье впервые испытала настоящую любовь! Мы никогда уже не узнаем, не злоупотреблял ли Пауль ее преданностью, но будем надеяться, что права была белокурая Минтье, когда уверяла, что Пауль очень серьезно воспринимал их отношения и что весь план действий принадлежал Аннетье.
      Фледдер сполз на край стула.
      – Какой план?
      – План шантажа.
      – Шантажа?! – Молодой следователь прищурил глаза.
      – Да, – подтвердил Де Кок. – Пауль ван Флодроп был парень честолюбивый, он задумал одно крупное дело: построить для города спортивный комплекс. Хотел открыть там школу бокса, чтобы воспитать подростков настоящими мужчинами. Но для этого ему нужны были деньги… много денег, не меньше миллиона. Аннетье тоже была увлечена этой идеей. Она знала, что у Бертуса есть деньги, но когда рассказала ему об их затее, Бертус высмеял ее. Когда же Аннетье попыталась его шантажировать, этот пройдоха расхохотался ей в лицо. И тогда Аннетье решила пустить в ход весь свой арсенал. Выполняя поручения Бертуса, она частенько бывала в Бларикуме и знала, какие там проворачивались дела. Когда она прижала к стенке доктора Лейстерхейза, тому стало не до смеха, он почувствовал серьезную угрозу и испугался за свою репутацию. Лестерхейз немедленно связался с Бертусом и потребовал, чтобы тот убрал Аннетье. Однако сутенер и слышать об этом не желал. Он заявил, что собственная жизнь ему дороже денег и на мокрое дело он не пойдет.
      Де Кок замолчал, увидев, что его бокал пуст, и снова наполнил его.
      – Именно в эти дни, – продолжал он, – возникла угроза эпидемии пейдса – ужасной болезни, завезенной из Африки. Розалинда ван Эвертсоорд, обратившаяся в больницу Южного Креста, умерла через несколько часов. Этот случай навел Лестерхейза на интересную мысль. Он позвонил Аннетье и сказал, что готов заплатить ей миллион за молчание, он приготовит всю сумму в крупных купюрах и передаст ей их в больнице Южного Креста. А чтобы ни у кого не вызвать подозрения, Аннетье должна попасть к нему на прием в качестве пациентки. Лестерхейз описал ей симптомы болезни, по поводу которой она должна обратиться к своему домашнему врачу Ван Акену, чтобы тот выписал ей направление в больницу Южного Креста в Амстердаме.
      Фледдер прервал его:
      – И она точно описала все симптомы пейдса?
      Де Кок как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ:
      – Аннетье выполнила все, что велел доктор Лестерхейз, но из осторожности попросила Бертуса сопровождать ее в больницу. Он сразу согласился, и по дороге Аннетье объявила ему, что доктор Лестерхейз согласен заплатить ей миллион гульденов. Странно, что Бертус из Утрехта поверил ей. Когда Аннетье спустя несколько часов не вернулась, Бертус заподозрил неладное. Доктор Лестерхейз на допросе признал свою вину, не захотел только рассказать мне, каким образом он избавился от Аннетье. Возможно, он заразил ее пейдсом, а потом сообщил об этом в отчете доктору Ван Беммелену, подобно тому, как он сообщил о смерти Розалинды ван Эвертсоорд. Криминалисты потребовали произвести эксгумацию, тело Аннетье будет выкопано.
      Фледдер искоса посмотрел на него.
      – А Пауль ван Флодроп… Кто его убил?
      – Тоже доктор Лестерхейз, – твердо сказал Де Кок. – Хотя задумал план преступления и выполнил его доктор, инициатива всего этого принадлежит Бертусу из Утрехта. Сложность заключалась в том, что Бертус не знал точно, что Аннетье рассказала Паулю, и ему казалось странным, что Пауль потребовал миллион у доктора Лестерхейза, а не у него, Бертуса. Это заставило его предположить, что Паулю ничего не известно о докторе. Решив, что ему представляется отличный случай устранить Пауля, Бертус позвонил Лестерхейзу и сообщил, что идея этого шантажа принадлежит не Аннетье, а Паулю ван Флодропу.
      Фледдер даже присвистнул.
      – И тогда доктор Лестерхейз совершил второе убийство…
      – Да…
      Молодой следователь обхватил руками голову.
      – Ну и дела! – простонал он. – Теперь я понимаю, почему вы поторопились арестовать доктора Лестерхейза – вы уже поняли, что он был убийцей…
      Старый сыщик улыбнулся.
      – Да, к тому времени я уже догадался, что Аннетье не была больна пейдсом, и знал, что она зачем-то посещала больницу Южного Креста. Я исправил твое первоначальное упущение.
      – Упущение? – удивился Фледдер.
      Де Кок кивнул.
      – Я разыскал водителя такси, который в то злополучное утро вез пассажиров от Центрального вокзала до больницы Южного Креста, и оказалось, что водитель знаком с Бертусом из Утрехта, он его уже не раз подвозил. Вспомнил таксист и женщину, что ехала в то утро вместе с Бертусом в больницу Южного Креста.
      – А причем тут телефонный звонок Петера Карстенса? – Фледдер нахмурился. – Кто-нибудь спрашивал у него книгу о явлении чуда?
      Де Кок покачал головой.
      – Петер Карстенс на всех своих работах ставил собственный знак. Вчера вечером к нему заявился доктор Лестерхейз и предложил ему сделать копию книги, которую он получил.
      Фледдер вздрогнул.
      – И это была книга о явлении чуда?
      – Да. С его именным знаком!
      – Копия, которую художник сделал по заказу Аннетье Схеепстра…
      Де Кок кивнул.
      – Книгу эту Аннетье вручила своей медицинской сестре, которая приняла ее в больнице, та положила ее в сумочку и, ничего не подозревая, отдала сумку Лестерхейзу.
      Де Кок откашлялся. Длинный рассказ немного утомил его. Он поднял бокал и выпил коньяк.
      Госпожа Де Кок настороженно следила за ним.
      – Бертус из Утрехта по-прежнему на свободе? – спросил Фледдер.
      Де Кок замотал головой.
      – Наши люди из бригады по борьбе с наркотиками арестовали его в аэропорту Схипхол, когда он уже приготовился сесть в самолет и лететь в Нью-Йорк.
      В разговор вступил Фледдер.
      – Сегодня днем мне позвонил следователь из Пюрмеренда, спросил, интересует ли нас еще галстук, которым был задушен Пауль ван Флодроп.
      Де Кок покачал головой.
      – О галстуке мы поговорим позднее.
      – Когда? – выпалил Фледдер.
      Старый сыщик пощипал кончик своего носа.
      – Когда снова столкнемся, дорогой Дик, с таким ужасным проявлением человеческой низости, как убийство.
      …Был прекрасный летний вечер с теплым бризом и яркими зарницами в небе. Уступая настоятельным просьбам жены, Де Кок надел под пиджак свитер и теперь с наслаждением прогуливался по палубе «Нептуна», ощущая себя старым морским волком. Ровно в восемь часов вечера яхта снялась с якоря и вошла в устье реки Ей.
      Стремительно подкативший к причалу старенький «фольксваген» так резко затормозил, что взвизгнули шины. Из кабины выскочил молодой человек и отчаянно замахал руками. Де Кок сразу узнал Фледдера.
      – Снова исчезла молодая женщина! – прокричал помощник инспектора, сложив руки рупором.
      Де Кок застыл в нерешительности и тоскливым взглядом окинул скопление легких корабликов, покачивающихся на воде. Потом тоже сложил ладони рупором и поднес их ко рту.
      – Я ничего не понимаю! – крикнул он.
      – Исчезла еще одна молодая женщина! – снова прокричал с берега Фледдер.
      Де Кок пожал плечами и развел руки, со злорадным удовольствием наблюдая, как увеличивается полоса воды между бортом яхты и берегом. Старый моряк в шкиперской кепочке подошел к нему.
      – Молодой человек что-то кричал? Де Кок кивнул.
      – Мне тоже так показалось… Но иногда меня одолевает тот же недуг, каким страдала моя старая мать…
      Мужчина встревоженно посмотрел на инспектора.
      – Что такое?
      Де Кок широко улыбнулся.
      – В иные минуты она становилась глуха и безмолвна, словно Будда…